Старику было три тысячи лет. Были те, кто верили в это и те, кто не верил. Старику было абсолютно безразличны как первые так и вторые. За три тысячи лет он увидел и понял так много разных вещей, что его не могло удивить обычное человеческое невежество…
Старик целыми днями сидел на камне у моря. Его длинная седая борода, заплетенная в косу и украшенная крошечными серебристыми бусинами, развевалась на ветру. Его светло-голубые глаза не моргая смотрели в точку, где море сливалось с небом. Его пальцы без остановки перебирали грубые деревянные четки. Старик молчал. Он не разговаривал уже больше двух тысяч лет. Все, что могло быть сказано — было сказано раньше и любое слово ничего уже не могло изменить.
Когда кто-то из местных приносил ему еду — он ел, когда о нем забывали — он мог неделями обходился без еды. Каждый день, в хорошую погоду и в бурю, он заходил в одежде в море по шею и стоял так час или два, высокий, прямой, будто натянутая струна, неподвластный никаким природным стихиям. Те, кто видели его со стороны, не могли понять, как человек мог становиться такой неотъемлемой частью природы. Но старик знал, что нет никакой природы и никакого человека, есть только единый океан жизни, в котором ты или гибнешь, сопротивляясь или живешь как его часть.
Люди приходили к камню, на котором сидел старик, и задавали ему вопросы. Каждый думал, что именно его огромная проблема заставит старика ответить, его безутешное горе найдет отклик в сердце старика. Но старик молчал. За три тысячи лет он видел абсолютно все разновидности человеческого горя и радости, печали и бед, успехов и поражений. Он знал, что все это сиюминутно, что тот, кто рыдает сегодня, завтра забудет, о чем так безутешно плакал, тот, кто считает себя на вершине, завтра разобьется, падая с нее. Старик видел и знал, поэтому лучше, что он мог сделать для тех, кто к нему приходил — помолчать. Давать советы, хвалить или порицать было бессмысленно — те, кто сидели у его камня были будто бы замотаны в какой-то непроницаемый кокон, никому не было в нем места, кроме его жителя. И старик видел, как много этих коконов в мире, как одиноки люди, как они разрозненны.
Старик любил, когда у его камня играли дети. Им не было дела до его длинной жизни, их интересовала его длинная борода, они не хотели его слов, они хотели, чтобы он не двигался, когда они лепят замки у основания его камня. Дети всегда были заняты: мир был полон приключений и нужно было все успеть, времени на раздумья или колебания не было. Не было в них и нужды. Дети просто жили. Старик любил детей, но много тысяч раз на его глазах полные восторга и настоящего понимания мира дети превращались в скрипящих, ноющих и постоянно рыдающих взрослых.
Старику было три тысячи лет. Камень, на котором он сидит тоже однажды станет пылью, которую подхватит и унесет ветер, но старик никуда не уйдет. Он будет сидеть у моря и смотреть как мир меняет обертки и расцветки, как одни жизни приходят на смену другим…