Закрылки выпущены. Шасси выпущено. Даю вперёд правую ногу и штурвал вправо. Лайнер ложится в третий разворот. Кренится авиагоризонт, самолётик на компасе поворачивается. Сбоку горят створные огни полосы и мигает контрольная. А под самолётом — водная гладь, подсвеченная последними лучами заходящего солнца. Как кровь… Бррр! Не по себе. Особенно после того, что было неделю назад, здесь. Город до сих пор не успокоился и ещё долго не успокоится.
Аэродром здесь сложный. На подходе нужно аккуратно облететь горушки, а на посадке — не зацепить стойками высокие кипарисы. Были такие случаи. Впрочем, летать приходится и на аэродромы посложнее. Прибрежные аэродромы — такие, то туман, то гроза, то ещё что-нибудь. Плюс разгар пляжного сезона, при полной загрузке, да ещё и высокой температуре за бортом. Но этот город особенный — здесь живёт она. Когда я прилетаю, и есть время до следующего вылета, мы встречаемся и начинаем чудесить. Шатаемся по городу. Идём в порт, забираемся на волнолом, который то в ремонте, то развален. Перебираемся по бетонным глыбам и торчащей арматуре до самого конца, чтобы посмотреть на сухогрузы. Забираемся в прибрежные рощи, запасшись банкой шпротного паштета, буханкой хлеба и бутылкой минералки, и пиршествуем. Шастаем по ржавым рельсам какой-то заброшенной промышленной ветки, наблюдаем, как над горками собирается гроза. Потом у нас все ноги в мозолях, и мы, смеясь и прихрамывая, отправляемся обратно.
В прошлый раз она отлучилась из города по делам. Поэтому я торчал в здании аэропорта, наблюдая взлёт и посадку самолётов. Один из бортов проходил совсем близко, было отлично видно выпуск шасси, только закрылков не видать. Сейчас он выполнит третий-четвёртый влево на 270 по схеме, над морем, и пойдёт на посадку. Вдруг за машиной потянулся дымный след. Я напряг зрение — левый двигатель. Неприятно, но терпимо — сам два раза садился с горящим двигателем, а один раз — с двумя. Но вот сзади потянулся белый искристый след. Гидрашка? Этого ещё не хватало. У меня такое было только один раз. И без горящего двигателя. От самолёта отлетел белый кусок. Потом другой. Машина накренилась влево. Вниз потянулась горящая комета, левый двигатель оторвался. Самолёт осел на хвост и вошёл в крутое левое скольжение, устремившись к воде. Чиркнул крылом воду, на секунду в небо поднялся киль в фонтане брызг, потом всё исчезло в факеле разлившегося керосина. А говорят — недозаправляют. Я сам давно-давно с весьма приличным остатком сажусь. Потом мне расскажут — из воды вытащили двоих пассажиров, они потом умерли в больнице. Обрыв лопаток турбины левого двигателя, лопатки перебили магистраль, да ещё и вывели из строя средний двигатель. Неделю назад...
Она встречает меня на нашем старом месте. Я никак не могу её узнать. В волосах появилась седина, глаза красные от слёз.
— У тебя кто-то погиб? -
— Да… -
Мы идём на нашу дежурную точку — волнолом. Она удивляется — зачем? Разве туда можно ходить? А мы не утонем? Что-то не так. Или горе так меняет людей? Мы лезем по бетонным разломам и старой арматуре, но она — просто в тихом ужасе. Но молчит, крепится. Я трогаю её за плечи.
— Скажи мне правду. -
— Её больше нет. Я — её сестра-близняшка. Она умерла в больнице, попросив прийти на свидание с тобой. Чтобы ты не расстроился. -
Я провожаю сестру до дома. И постараюсь сюда больше не летать. Хотя нет, полечу, куда пошлют.