Жар – птица.
Глава 1.
Беседуем за чашкой чая с Леонидом Кирилловичем о сущности поэзии, к единому мнению не приходим, что, впрочем, нашей дружбе не помеха.
Он рассматривает свою лирику, как крик души, я особенно его не опровергаю, но настаиваю на том, что поэзия находит наибольший отклик в душе читателя только тогда, когда у читающего есть свой духовный опыт по теме произведения, иначе все стихи для него – пустой звук.
Тема беседы зацепила меня за живое, и я много раз возвращаюсь к ней, мысленно споря с Леней. У него так много стихов о любви и о женщине, меня потрясает его отношение к ней – трогательное и бережное. Стихи он, нисколько не лукавя, называет криком своей поэтической души. Банально, но точно! Наверное, сколько на земле поэтов, сколько и этих криков в поэзии! Скольким женщинам посвящены эти опусы, таким разным женщинам, и таким прекрасным. И по этому пунктику у меня есть свой доморощенный оппонент.
Спорим с Люсей до хрипоты, до посинения, до крика и истерик, разбегаемся в разные стороны, долго не видимся, но как сходимся, разговор неизбежно возвращается к одному и тому же – к женщине и ее судьбе. Как у пьяницы всегда один и тот же вопрос: « Ты меня уважаешь?» - так и у моей Люськи всегда одно и тоже: « А чего она? Почему у нее всегда женщина и молодая, и красивая, стройная, сильная и несчастливая. В жизни полно всяких, а у тебя все одинаковые!»- это она уже обращается ко мне, хотя чувствует поддержку компании.
Я смотрю на нее с умилением, и не знаю, как объяснить ей, что «все женщины прекрасны и красотой своею, и умом…»- и это не бред влюбленного поэта. Сама Люся просится на страницы повести, как прототип главной героини. Она похожа на солнечного зайчика, с пушистыми белокурыми волосами и ясными голубыми глазами.
Она умна и привлекательна, а несчастна только потому, что вышла замуж «за верблюда», в надежде сделать из него человека. Хреновый из верблюда получился человек. А ведь надо было только прочитать в детстве «Приключения Незнайки» Носова и проанализировать печальный опыт героя: у того ведь не получился из ослика малыш. И у Булгакова из собаки вылупился тако-о-о-й господин Шариков, обзавидуешься!
Пытаюсь втолковать это Люсе, она раздраженно машет рукой – не убедишь! Потом добреет и просит:
- Ну, давай, рассказывай про очередную правильную и красивую!
-
Сидим у меня на даче, погода и природа располагают к общению. Вечереет, от мангала еще струится сладковатый запах шашлыков. Мужчины приносят дрова, костер разгорается плохо – то ли костровые не в настроении, толи сам костер в ленивой истоме, но мужиков никто не подгоняет, костер в нашем деле, хоть и атрибут, но далеко не самый важный. Вокруг несуществующего пока огня полно гостей, в том числе и героиня моей повести.
Алина у меня впервые и немного стесняется незнакомого общества. Моим друзьям я представила ее Леной, чтобы не было нежелательных ассоциаций.
Алька с текстом знакома, так что обмороков, я надеюсь, не предвидится. Разговор заводим о студенческих годах, об институтских подругах, о том, как сложились их судьбы. Я открываю повесть и обращаюсь к Люсе, как к главному оппоненту:
Различные Женщины ходят по свету.
Буквально два слова на тему на эту.
Во-первых, есть женщины –
Рыбки и птички.
Есть зайки и пупсики. Пышки и спички.
Драконы и змеи. И тысячи кисок….
Спасибо неизвестному поэту за этот список, но мне важен немного другой аспект этого вопроса: как сложится судьба у этих рыбок и кисок? На этот счет я придерживаюсь такой классификации: жизнь женщины может сложиться как трагедия, комедия, фарс, поэма, песня или как сказка.
Что вашей душеньке угодно? Давайте возьмем сказку, настоящую сибирскую, точнее уральскую, с трагедией и хеппи эндом?
За горами, за лесами,
За широкими морями,
Не на небе - на земле
Жил старик в одном селе.
У крестьянина три сына:
Старший умный был детина,
Средний был и так и сяк,
Младший вовсе был дурак.
Братья сеяли пшеницу
Да возили в град-столицу,
Знать столица та была
Недалече он села…
Мы, конечно, не будем утверждать, что в нашей сказке все один в один, как в «Коньке – горбунке» П.П.Ершова. Сыновей, к примеру, было двое, и село было очень далеко от столицы, да и до областного центра было больше двухсот верст, так что дорога дальняя и есть время послушать нашу сказку с самого начала. Поехали?
Глава 2.
Автовокзал – это таинственный мир, полный загадок и открытий для заядлого путешественника. Стоя на верхней площадке зала ожидания, такой любитель дальних дорог с интересом рассматривает людские потоки, плывущие то в одну, то в другую сторону.
На первый взгляд кажется, что реки людских голов текут внизу хаотично и не подчиняются никаким законам. Ан, нет! Все они чутко реагируют на голос волшебного динамика. При магических словах: «Внимание, товарищи пассажиры …» людской поток на мгновение замирает, а потом раскручивается и уже несколько шумных ручейков, сливаясь в одну речку, достаточно споро текут к выходу на платформу.
Иное дело автовокзалы в райцентрах. Они не столь многолюдны, и публика там более однородная. Даже невооруженным глазом в зале ожидания оных можно выделить небольшие группки людей, держащихся рядом и ведущих общую беседу. Это односельчане ждут своего автобуса, коротая время за ничего незначащими разговорами, обсуждая последние деревенские новости. Каждый посторонний человек здесь на виду.
Эта девушка привлекла всеобщее внимание еще часа два назад. На вид ей было лет двадцать, высокая и по кукольному красивая. Большущие зеленые глаза, казалось, насмешливо рассматривали собеседника, уголки пухленьких губок чуть опущены книзу, словно девушка чем-то сильно огорчена. Особой гордостью незнакомки была копна кудрявых каштаново-рыжих волос.
К ней несколько раз подходили местные парни, видимо, желая познакомиться, но торопливо ретировались, встретив холодный прищур неприветливых глаз и надменную усмешку красивых губ. Узнали только, что ехала она до конечной остановки, до Успенки.
Девушка ни в чьем внимании явно не нуждалась, потому, что при посадке в автобус болезненно восприняла предложение кондуктора поменяться местами с детной мамашей. Теперь незнакомка сидела лицом к салону, и полста глаз с видимым удовольствием ее рассматривали.
Успокоилась она лишь тогда, когда на ближайшей остановке автобус набился под завязку, и она уступила место старушке с вместительной корзиной в руках…
Цветной платок, закрывавший корзину, прятал под своим покровом нечто живое и беспокойное. Это нечто изловчилось и высунуло в дырочку любопытную мордочку. За мордочкой показались лапки, и вскоре весь салон автобуса охотился за сбежавшим сибирским котом.
Кот был шустрый, и все время норовил устроиться на плече у нашей незнакомки. Парни устали его гонять, но он упрямо ложился горжеткой девчонке на шею, потешая весь автобус. В процессе возни попутчики познакомились с Алькой и узнали, что едет она устаиваться в школу учителем. Эта информация особенно заинтересовала четырех подростков школьного возраста, они с любопытством пытались разглядеть новую училку.
Так шумно и весело доехали до деревни, доехали неожиданно быстро.
В старых деревнях школу строили на самом хорошем и удобном месте: на пригорке, в березовой роще, или на опушке кедрового бора. Алька нашла нужное здание довольно быстро, и уже стоя у дверей кабинета с сакраментальной табличкой «Директор» неожиданно разревелась.
Это был четвертый и последний кабинет в ее сегодняшнем вояже, последняя, скорее всего, тщетная надежда обрести жилье и работу. Первым был кабинет заведующего РОНО. Пожилой джентльмен, выслушав Алькину историю, душевно по-отечески пожурив за беспечность и неосторожность, дал ей три адреса, предупредив, что в Успенке ей вряд ли захотят помочь, хотя учителя русского языка там нет уже целый год.
Алька, наивно предположила, что до Успенки очередь не дойдет, насколько положительно охарактеризовал начальник местного образования директоров первых двух школ. Но катастрофы, сопровождавшие Альку по всей ее недолгой жизни, изменять себе не торопились.
В Киреевском молодожавая директриса, подтянутая и вся из себя ухоженная, с усмешкой выслушав посетительницу, сказала, как бритвой отрезала: « У нас, милая, своих … таких в избытке». Она, воспитывающая ребенка без мужа, никогда не упускала возможности унизить зависящего от нее человека, теша тем самым свое больное самолюбие. Но совершенно неожиданно она получила от девчонки достойный отпор: « Я не собиралась, Римма Олеговна, составлять Вам конкуренцию». В глазах посетительницы было столько презрения, что директриса несколько смущенно проговорила: «У меня, правда, нет для Вас работы. Извините».
Во второй школе замшелая старушка, замещающая директора, сказала, что ставка есть, но жилья нет, а на квартиру в старообрядческой деревне с такой биографией ее не примут.
И вот Алька стоит у последней двери не в силах постучать.
Неожиданно сзади вежливый мужской голос произнес: «Вы ко мне?» Алька резко повернулась. Заколка щелкнула и упала на пол, волосы волной рассыпались по плечам.
Кириллов уловил ее всю, пока поднимал заколку: и заплаканные зеленые глаза, и шикарные волосы, и точеную фигурку и нежный румянец на щеках. Он пригласил девушку в кабинет, долго ждал, когда она представится и объяснит цель визита. А Алька, памятуя две предыдущие встречи, уже была готова отказаться от своей затеи. Потому ее речь прозвучала несколько странно:
- Я учитель русского языка и мне нужна …была нужна работа ...
- Была? А сейчас уже не нужна? – уловил подтекст муж
- Мне нужна не только работа, но и жилье, хорошее жилье, потому что…потому, что у меня скоро будет ребенок. И няня, чтобы я могла надолго не уходить в декрет.
Сан Санычу шел двадцать девятый год. Был он невысоким и коренастым, как, наверное, и все спортсмены. Карие глаза его смотрели пристально и несколько пренебрежительно, в уголках губ застыла такая же едкая насмешка. Это было лицо для ежедневного пользования, но Алька посчитала, что это реакция на ее появление.
Александр считал себя хорошим педагогом, прекрасным администратором и взрослым, мудрым мужчиной. Он понимал, что сейчас лучше даму ни о чем не расспрашивать, но, все же, вопреки логике, решил сразу расставить все точки над и.
- А отец ребенка?
- У него нет отца, – ответила гостья тихо.
- Вы помиритесь и уедете посреди года, - в голосе директора чувствовалась уверенность и предвидение ситуации.
- Мне не с кем мириться. Я могу дать любые гарантии, что меня никто искать не будет, – в голосе гостьи появились стальные нотки.
- А родители? – не унимался Кириллов.
- У меня их нет. Мне и идти со своей бедой, собственно говоря, некуда.
- Срок большой? У меня есть знакомые врачи, – сменил гнев на милость начальник.
- Для этого не надо знакомства. Я не стану делать аборт.
- Вы так его любите? – в голосе непрошено прозвучало нечто, похожее на ревность.
- Кого? – девушка явно не поняла вопроса.
- Отца ребенка, – упор был сделан на первом слове.
- Я люблю своего ребенка. Он не виноват в том, что его мать выбирает не тех мужчин, – прозвучало в ответ, как вызов.
Кириллов посмотрел на гостью более внимательно и на сей раз увидел не только шикарные волосы и красивые глаза, но и упрямый подбородок, который не смягчала и кокетливая ямочка, и волевые складочки в уголках губ, а голос, прекрасный и нежный, мог становиться холодным, как образно говаривала моя подруга - «железобетонным».
Александр решил сбавить обороты, уж очень хотелось продлить время общения с этой «королевой», он миролюбиво предложил:
- Давайте этот разговор отложим до завтра. Есть хотите? Я живу рядом. Переночуете сегодня у меня.
Алька внутренне сжалась. Ночевать в одной квартире с неженатым, здоровым мужчиной, который по всем признакам положил на нее глаз, ей не хотелось.
Глава 3.
Выручила случайность. По каким-то своим делам пришла вечером в школу завхоз Раиса Михайловна. Слово за слово и директор упросил ее приютить на несколько дней Альку у себя, пока решаются некоторые формальности. По просветлевшему лицу девушки он понял, что это был правильный шаг.
Басовы жили довольно далеко от школы, и Альку успели рассмотреть многочисленные прохожие. Они намеренно останавливали тетю Раю по пустяковым поводам, чтобы познакомиться с девушкой. Альку злило, что спутнице внимание окружающих очень льстило, и после очередной остановки она намекнула, что очень устала. Раиса Михайловна хоть и поджала губки, но засеменила быстрее.
Дом у Басовых был большой и очень ухоженный. Снаружи его обили дощечкой и покрасили в светло-зеленый цвет. За густыми зарослями рябины и калины, росшей в палисаднике, дом казался продолжением сада. Это сходство дополняли и подоконники, густо уставленные горшкам с комнатными цветами. Алька знала только названия двух из них – бегонии и герани.
Из бесконечной болтовни хозяйки, Алька узнала, что сыновья Басовых служили на флоте, но должны были вернуться к ноябрьским праздникам, так что комната пока пустует.
Прошли через прихожую в просторную кухню, из нее в спальню мальчиков вела двустворчатая дверь. Раиса Михайловна с гордостью распахнула створки – красота, лепота: везде вышитые рушники, на наволочках вышивка, на кроватях прошва.
- Ну, - сказала хозяйка, - располагайся, гостья дорогая. А я пока к свояченице сбегаю. Хозяин придет, покорми. Борщ на загнетке.
Говоря все это, Раиса Михайловна стояла за спиной Альки и ждала, какую из кроватей выберет девушка. Тетя Рая еще по дороге загадала, что ежели гостья ляжет на Санькину кровать – быть ей невестой младшего сына. Алька выбрала правую, ее было меньше видно из распахнутой двери. Это была Сашина кровать.
Здесь слово «младший», вообще-то, не совсем уместно, потому, что Леша с Сашей были близнецами. Различали их по характеру и потому, что при сильном волнении Алексей немного косил. А вот на характерах стоит остановиться поподробнее. Настолько разных близнецов нужно еще потрудиться, чтобы найти.
Леша был спокойный, выдержанный и домовитый. Он очень любил и жалел маму и был ее первым, а порой и единственным помощником. Во всех делах он был ответственный и надежный.
Санька был папиным любимчиком, шустрым и хулиганистым. На него жаловались и в школе, и соседи, и ребятишки. Учились Басята хорошо, поэтому Саньке многое сходило с рук. Родители с Санькой маялись все школьные годы, но настоящие неприятности
начались, когда Санька повзрослел.
И такой он стал пригожий,
Что не в сказке ни сказать,
Ни пером не написать!
Вот он в платье нарядился,
Царь-девице поклонился,
Осмотрелся, подбочась,
С важным видом, будто князь.
«Эко диво! – все кричали, -
мы и слыхом не слыхали,
чтобы льзя похорошеть!»
Басята и в парнишках были как картиночки, а, повзрослев, и вовсе стали писаными красавцами: широкоплечие, высокие, с карими открытыми глазами и курчавыми темными волосами.
Как раз в весну перед армией Санька стал необыкновенно популярен у девушек, причем старше его по возрасту. Конечно выглядел парень старше своих лет, но …Через месяц-другой Санька стал приходить домой с синяками. А когда однажды под утро его, избитого до беспамятства, принес на себе родной дядька, бросил на кровать, как мешок, все встало на свои места:
- Укороти сынка Филипп, это его Колька Семин отделал. Сказал, еще раз со своей бабой увидит – кастрирует.
- Что ты такое говоришь, брат?
- Твой меньшой столько девок перепортил, я до стольки считать не умею. А сколько его парни били?! Все одно – не понимает. Теперь с замужними бабами связывается. Хотя, право слово, они сами к нему липнут. Знаешь, как они его за глаза кличут? Бешеный кобель. Говорят, больше одной ночи ни одна не выдерживает. Наплачешься ты с ним, Филя, ой наплачешься.
И это была горькая правда. До ноября родители еще несколько раз отхаживали полуживого Саньку. Армия была небольшой передышкой в их огорчениях. Теперь они с некоторым страхом ждали возвращения сыновей, надеясь, что три года изменили характер младшего к лучшему.
Раиса Михайловна поступила несколько безответственно, пригласив Альку в дом. Хозяином в доме был Филипп Николаевич, и его следовало спросить непременно. Опасаясь реакции супруга, Раиса, оставив Альку одну в доме, ушла к свояченице, якобы по делам.
Алька шагов не услышала. Хозяин возник на пороге спальни совершенно неожиданно. Спиной к нему стояла незнакомая девушка. Запрокинув голову назад, она пыталась заплести на макушке косу. Волос было слишком много, они выскальзывали у нее из пальцев, ниспадая водопадом с головы. Филипп Николаевич справился с проблемой в миг, сказался многолетний опыт работы конюхом. Сколько лошадиных грив он позаплетал, готовя тройки к праздникам и свадьбам!
Девушка испуганно ойкнула, когда чьи-то сильные руки собрали ее космы в пук на затылке, но до конца процедуры терпеливо молчала, присев на корточки. Повернувшись к мужчине, обожгла вспышкой ярких зеленых глаз. Филипп Николаевич сразу окрестил ее «русалкой». Она пристально рассматривала его несколько секунд, потом серьезно спросила:
- А Вы кто?
- Я-то – хозяин. А вот ты кто? – в голосе мужчины было только любопытство.
- Тогда я – гостья. Это хорошо, что Вы – хозяин. Мне приказано Вас накормить, – она повернулась и пошла разогревать суп.
Филипп Николаевич умылся, и, вытирая руки, осведомился:
- А Рая куда делась?
- Я забыла, к кому она ушла, – девушка смутилась, она должно быть действительно не запомнила имени.
Филипп Николаевич даже забыл рассердиться на самовольство жены, девчушка ему понравилась. Наблюдая с интересом, как споро она собирает на стол, как беззаботно, болтая о пустяках, не дает хозяину скучать, он думал о том далеком времени, когда они с женой были молодыми, как Рая оживленно хлопотала на кухне, поминутно заглядывая мужу в глаза. Это означало, что Рюша по нему соскучилась, и ночь обещает быть бурной и бессонной.
Теперь он завидовал тому мужчине, который соблазнит эту красотку и будет весь век любить и баловать ее. Свои собственные сыновья в счет этих счастливчиков почему-то не попали.
Филипп Николаевич доедал борщ, когда поймал на себе насмешливый взгляд гостьи. Хозяин сердито спросил:
- Чего лыбишься-то?
Получилось довольно грубо. Гостья вскинула на него испуганные глаза, прошептав извинения, поднялась из-за стола.
Совсем некстати вернулась хозяйка. Она то ли догадалась, что случилось что-то нехорошее, то ли слышала из сеней последнюю фразу мужа. Раиса Михайловна так ловко выпроводила огорченную Альку прогуляться к речке, что девчонка только на улице оценила услугу женщины: нервы были на пределе, и ей крайне необходимо было пореветь.
Слезы не заставили себя долго ждать, но это были не благодатные слезы, после которых, как после грозы, становится легче. Альку душили слезы обиды и ненависти. Она ненавидела это место, эту грязную речку, этих черных коров, пасущихся на недостаточно зеленом, по ее мнению, заречном лугу, всех этих людей, идущих с работы через гнилой деревянный мост.
В хорошие времена эта пасторальная картина летнего деревенского вечера навеяла бы на нее какую-нибудь романтическую чушь, но в последнее время судьба жестким веником выбивала из Алькиной головенки всякую сентиментальную дребедень, доказывая, что жизнь и есть такая дрянная и несправедливая, какой Алька знала ее.
Глава 3.
Так и сидела она на импровизированном деревенском пляже битый час, пока за ней не пришли. Пришел сам хозяин, тяжело опустился рядом, глянул в заплаканное лицо, обнял за плечи, прижал к себе, проговорил тихо-тихо:
- Ты прости дочка, устал я на работе. Не до шуток мне.
- Я и не смеялась, – нехотя проговорила девушка, помолчав, добавила, - просто вы чем-то на моего отца похожи. Он умел есть так, что хотелось непременно составить ему компанию.
- Ты, наверное, голодная, а я накричал.
- Да нет, я не хочу есть. Мне просто неуютно как-то. Здесь все чужое и …немилое. Хочу домой, в пыльный, душный и любимый город. Не могу представить, что я здесь буду жить, что мне понравится это место и здешние люди. Не могу.
- Рая сказала, что учительствовать у нас будешь, – сменил тему разговора Филипп Николаевич.
- Еще ничего не решено. Жилья нет, зато в наличии неразрешимая проблема. Все будет ясно только завтра, – тоскливо прошептала Алька.
В полной тишине просидели еще минут десять, Алька тяготилась присутствием постороннего человека, она уже хотела закончить вынужденную прогулку, как сзади послышались шаги. Алька даже не повернулась – ей некого было ждать. Но посетитель был именно к ней. Сан Саныч опустился на траву рядом с ними и произнес задумчиво:
- Взять на работу, Алина Николаевна, я Вас могу, нагрузить могу до сорока часов в неделю, но квартира будет готова только к Новому году. Надо искать что-то временное.
В разговор вмешался Филипп Николаевич:
- У нас до ноября поживет, а Вы пока ищите. А еще лучше поменяйтесь со строителями. У них дом сдается к праздникам. Кравцовым однокомнатная мала, они рады будут подождать двухкомнатную и до Нового года, жить им есть где. А ей одной и одной комнаты хватит, да и со школой рядом, – он повернулся к «русалочке» ища поддержки.
- Я не одна. Но однокомнатной мне действительно хватит.
Всю дорогу до дома шли молча. Филиппу Николаевичу было интересно узнать, кто есть у этой молодой учительницы, но директор школы не спешил уходить, более того попросил Алину (имечко еще то!) поговорить с ним с глазу на глаз.
Кириллов не находил себе места все два часа, прошедшие после ухода женщины. Он воистину поверил, что любовь с первого взгляда бывает. Ситуация так его возбудила, что его трясло, как в лихорадке, ему казалось, что это - его « звездный час», его последний шанс, что надо сейчас «застолбить участок», «забить клинья», то есть пока девчонка ни с кем не знакома, окрутить ее.
Делать это надо быстро, пока она еще не справилась с ситуацией. Его даже на время покинула природная застенчивость и нерешительность в общении со слабым полом. Он стоял перед новой учительницей сильный, волевой и солидный, и предложение его было серьезным:
- Алина Николаевна, я предлагаю Вам вступить со мной в законный брак. Скажем, что были знакомы раньше, что это мой ребенок. Это избавит Вас от сплетен.
Алька подняла на него глаза полные слез, чуть слышно прошептала:
- Александр Александрович, если я не дам согласия, работы мне не будет?
- Будет. Я не шантажирую Вас. Но Вы по молодости лет не понимаете, что Вас ждет. Беременность долго скрывать невозможно!
Алька пристально посмотрела в глаза мужчины, не увидев никакой насмешки, все же с ехидцей сказала:
- Кстати, о беременности! Подскажите, кому надо сказать по секрету об этом, чтобы завтра знала вся деревня? Я хочу, чтобы все об этом знали, и еще о том, что я не собираюсь заводить здесь ни дружков, ни любовников, ни мужей. Так Вы берете меня на работу? Если нет, я поищу в другом районе.
Кириллов был ошарашен перевоплощением девчонки из «бедной, жалкой овечки» пусть не в тигрицу, но в дикую камышовую кошку – искалечить не искалечит, но подерет существенно. Может и в его опеке она вовсе не нуждается!?
Филипп Николаевич, как худой свекор, наблюдал за учителями из-за занавески. Разговор был для «русалочки» неприятным, Басова злило, что директор так давит на девчонку, а ей и без того худо. Когда Алька вошла в дом, глаза у нее были еще на мокром месте.
- Чего он к тебе вязался? – сердито спросил Басов.
- Это так, по работе, – отмахнулась Алька.
Любопытная баба Рая не вытерпела:
- А кто с тобой приедет? Ты сказала, что ты не одна? У тебя ребенок есть? – в ее круглых глазах было столько наивного детского интереса, что Алина невольно улыбнулась.
- Еще нет. Будет. В марте.
- А мужик? – и без того круглые Раины глаза стали еще круглее.
- А мужика нет.
- Куда делся? – Раису Михайловну распирало от любопытства.
- Да не было. Клялся, божился, что больше жизни любит. Оказалось, что женат. И я ему совсем не нужна. А по внешности на вашего директора чем-то похож.
Теперь вступил в разговор, молчавший ранее Филипп Николаевич:
- И что теперь делать будешь?
- Рожать да растить. Наивно полагаю, если меня кто-то полюбит, то и дочь моя лишней не будет. Вы - то не передумаете мне комнату сдать?
- Живи. Только мужиков в дом не води.
- Не переживайте, в ближайший год мне, думаю, будет совсем не до мужиков. И у меня к Вам просьба: не пишите Вашим сыновьям, что я живу здесь. Я не думаю, что это им будем важно и … приятно.
Про Алькину беременность через два – три дня знала вся деревня. Простодырая Раюшка по секрету рассказала об Алькиной беде золовке, та тоже под большим секретом паре - тройке своей родни, получилось, как в той песенке « по секрету всему свету все, что знаю, расскажу». Раюшка хватилась защищать Альку, да, как на грех, сплетню уже донесли до гаража.
Пришедшая вечером с работы Алька застала хозяев при большом скандале. Из-за дверей она слышала, как Раиса Михайловна оправдывалась:
- Филя, да я ж только Нинке и сказала.
- Нинке, Нинке, нашла, кому говорить! Как девке теперь в глаза глядеть? - судя по интонации, Филипп Николаевич был очень зол.
- Очень даже просто, - сказала вошедшая Алька,- мне это только на руку. Не хочу, чтобы мне женихов сватали, чтобы бабы ревновали. Мне никого не надо. А то, что судачат – ну, неделю-другую поговорят и перестанут
Обычно так и бывает, но Альку не оставляли в покое очень долго, сплетни ходили по кругу, не собираясь угасать. А между тем для разговоров не было никаких особых поводов.
Да и не без глаз же люди. Сплетни сплетнями, но от людских глаз не укрылось и то, что Алька очень хорошая учительница, что вежлива и уважительна со стариками, что она много работает.
Раиса Михайловна на жиличку нарадоваться не могла. Девчонка была шустрой и сноровистой, в ней было море энергии, и не бестолковой и суетливой, а рациональной и деятельной. Она многое хотела сделать, и многое успевала без видимого напряга и бестолковой суеты. И движения ее не были порывистыми и угловатыми, а округлыми и плавными, словно она танцевала по жизни, легко и непринужденно. Такая она была во всем.
Свою комнату Алька убирала сама, да и другие комнаты прихватывала, не лезла только в спальню Басовых.
Три раза в неделю готовила «царский» ужин. Царским его называл хозяин. Алька, как девка городская, к деревенской пище привыкала с трудом, а, взявшись готовить, стряпала что-нибудь свое.
Особенно часто пекла пироги. Начинка была из ничего, но вкус был необыкновенный. Даже мужики - трактористы ждали Алькиных пирогов. Вечером за ужином, хозяин, как правило, рассказывал, что мужикам ее стряпня нравится. От похвал та загоралась ярким румянцем, смеясь, поговаривала, что была бы путевая рыба, так и пирог был бы действительно царский.
Глава 4.
Готовить Алька научилась у тетки, та весь век проработала поваром в ресторане. Все четыре года учебы в свободное время девчонка пропадала у нее на работе. В поварском деле лишние руки – не помеха, да и не особенно верила тетка, что такая скандальная девчонка закончит институт, вот и старалась дать Альке в руки как можно больше специальностей.
Тетка у Альки была единственная. Родная сестра отца. Алька с самого раннего детства помнила тетю Иру, будто других родственников у родителей и не было.
А между тем родня была огромная, но разрозненная и злющая. С одними родственниками отец не общался потому, что те несправедливо поделили родительский дом, другие сами были злы на отца из-за женитьбы на Алькиной матери. Это был вообще особый пунктик в общении с родней.
Не было ни одного родственника, кому бы Галина Ивановна ни приклеила кличку, кого бы ни обидела и ни оскорбила. Родня в долгу не оставалась, кроя непутевую Галку самыми последними словами. Мать это мало огорчало, казалось, ей все эти перебранки и ругачки доставляют необыкновенное удовольствие.
Алька никогда не задумывалась хорошая у нее мать или нет, просто она была, молодая и красивая. И …злая. Алька уродилась в нее – остроязыкая и насмешливая. Парни ее и любили, и боялись.
Единственный человек, которого Алина любила по-настоящему, был ее обожаемый папочка. Ждала отца с тревогой, и ожидание его из дальних рейсов составляло суть ее детской жизни. Потому и училась Алька неровно.
В то время, когда отец был дома, весь ее дневник пестрел пятерочками, зато в его отсутствие нередко попадались и тройки. За поведение у девчонки всегда стояли «неуды», что никого, впрочем, не удивляло.
Такого злостного нарушителя дисциплины, как Алина Иванова не было больше во всей школе. Ее даже в комсомол в восьмом классе не приняли. Алька сильно не страдала. Все - и ученики, и учителя, и сама Алька знали, кто негласный лидер в классе, да и на всей параллели. Что бы там не писали в отчетах наверх комсомольские вожаки школы, но именно Алька была заводилой всех дел: и хороших, и плохих. Именно она проводила те самые маевки, субботники, митинги и шефские мероприятия у малышей. Только к девятому классу Алька учиться стала стабильно хорошо, да и с поведением наметился явный прогресс.
Беда подстерегла семью Ивановых, когда Алька училась в десятом, выпускном классе. В один из папиных рейсов мать пришла домой с мужчиной. Дядя Толя жил в квартире целых две недели. Алька в знак протеста сразу ушла к тетке. Она не знала, как разбирались между собой родители, но приехавший из командировки отец тоже переехал к сестре. Из следующей командировки Николая Ивановича привезли в цинковом гробу. Сказали, что умер он за рулем своего большегруза от сердечного приступа.
Мать выла целый месяц. Из жалости Алька вернулась жить домой. Она старалась во всем помогать матери, налегла на учебу, закончив школу с тремя четверками. Только маме было наплевать на Алькино сочувствие. Она где-то пропадала по несколько дней. Приходила молчаливая и хмурая, давать какие-либо объяснения дочери Галина Ивановна не собиралась.
Ровно через полгода мать вышла замуж. Дядя Толя оказался вдовцом с тремя детьми, младшему из которых было шесть лет. Мама всецело погрузилась в заботу о сиротках, приучая Альку к труду, то есть к обслуживанию пасынков.
Совместная жизнь Альки с отчимом закончилась довольно быстро. В один прекрасный летний день девчонка не выполнила какое-то поручение матери, и отчим замахнулся на нее ремнем. Никто не знает, что он собирался сделать, потому, что хрустальная ваза долетела быстрее. Через секунду Алька стояла под балконом, крича выглянувшей матери во всю глотку: « Ты потакай уму, потакай! Он вчера ко мне в трусы пытался залезть. Проходу от него нет, когда ты на работе!» Алька, конечно, врала. С досады и обиды можно многое наговорить.
Семнадцатилетнюю Альку тоже можно было понять. Жила себе, хорошо, по ее мнению, жила. Случилась беда – и у Альки не стало ничего – ни отца, ни матери, ни дома, ни семьи. Она чувствовала себя грязным, брошенным щенком на холодной, промозглой, осенней улице. Именно чувство ненужности угнетало Алину. Она хотела тепла, любви, и очень, очень, очень боялась предательства.
Все лето девчонка жила у тетки, кое-как через подружку забрав у матери часть одежды. Вещи, что получше и поновее Галина Ивановна оставила падчерице. В сентябре Альке дали общежитие, и жизнь потекла ровно и размеренно.
Как море обкатывает и шлифует прибрежную гальку, так и общежитие изменило характер Альки почти до неузнаваемости. Попав несколько раз в первый год общественной жизни в неловкие и унизительные положения, самолюбивая Алька в корне изменила поведение и наполовину укоротила свой длинный язык.
А первая школьная практика высветила в ней таланты настоящего педагога, что тоже заставляло ее держаться в определенных культурных рамках. Сказать по правде, от прежней недисциплинированной школьницы в Алине Ивановой остался только чуть презрительный прищур зеленых глаз, да косая усмешка в уголках губ.
С матерью она не виделась ни разу, та к ней тоже не проявляла никакого интереса. Материально Алька находилась на самообеспечении. Благо, для таких бедолаг государство предусмотрело пенсию по потере кормильца.
По совету тетки Алина научилась вязать, потом закончила курсы кройки и шитья. Руки у девчонки были золотые, изделия у нее получались очень аккуратные и красивые. По случаю окончания института тетя Ира подарила племяннице дорогую немецкую швейную машинку. За лето Алька одела и тетку, и себя. В конце семидесятых купить стильную и красивую одежду было практически невозможно. Магазины были завалены ширпотребом, который носить, по мнению Альки, было унизительно.
Драгоценное умение шить Раиса Михайловна обнаружила у Альки за три недели до ее новоселья. Квартирантка получила зарплату и съездила в город, чтобы привезти часть вещей.
Раиса Михайловна попросила Алину купить рубашки и брюки для пацанов. Алька доверие не оправдала. Сославшись на то, что ничего подходящего не нашла, девчонка села шить шторы для своей новой квартиры.
Видя, как она лихо управляется с машинкой, Филипп Николаевич принес починить старую рубашку. Презрительно осмотрев рванье, Алька заявила, что рубашка ремонту не подлежит, проще сшить новую. Дело дошло до ругани. Хозяин настаивал, что он любит эту вещь, что она
теплая и удобная. Алька вошла в раж. На глазах у ошарашенного мужчины она разорвала рубашку на клочки. Филипп Николаевич в сердцах плюнул и ушел раздетый из дома. Алька разревелась.
Через десять минут она пошла мириться. Прислонившись к палисаднику, старик курил. Алька встала рядом, взяла его за руку:
- Давайте мириться, – виновато сказала она, заглядывая ему в глаза. - Она слишком старая была. Я Вам новую сошью. Я умею.
- Она была старая. И я старый. Меня тоже надо на помойку? – в голосе была почти детская обида.
- Вы не старый. Вы пожилой и еще красивый мужчина. Я бы хотела, чтобы Вы хорошо выглядели. Своему отцу я бы тоже не разрешила ходить в таком рванье, – Алька явно подлизывалась.
- Вот своим папой и командуй, – неожиданно резко сказал старик.
- Не могу, умер он.
Алька как всегда разревелась при упоминании об отце. Филиппу Николаевичу было неловко, что он своей грубостью расстроил девочку, и грела душу догадка, что Алька к нему относится, как к отцу.
Свое обещание Алька выполнила. Через два дня на дяде Филе красовалась новая теплая байковая рубашка. Она грела его лучше прежней, должно быть потому, что была сшита с любовью и лично для него.
В следующий же вечер Алька раскроила пару брюк для хозяйских сыновей. Рая млела от умиления, наблюдая за ловкостью девичьих рук. Пришедший с работы Филипп Николаевич вкрутил лампу большей мощности, проворчав: « Зрение махом испортишь с такой работой».
Брюки и рубашка для Алексея сшились сами собой. Раиса Михайловна только посмеивалась: «Лешка у нас добрый, а вот как нашему вредине сошьется, еще посмотрим!»
Алька в приметы не верила, но обновки для Александра приходилось шить, да пороть, работа не хотела идти в руки.
Первого ноября Алька получила ордер на квартиру. Новоселье хотели отпраздновать седьмого, но неожиданно пришло письмо от близняшек. Парни шестого вечером планировали быть дома.
Басовы стали готовиться к приезду сыновей. Раиса Михайловна зная, что на встречины соберется едва ли не половина деревни, размахнулась, как на целую свадьбу. Обещавшая помочь золовка, неожиданно приболела, и Раиса Михайловна бестолково металась целый день по избе, не успевая с готовкой, работой и скотиной.
Алина приходила из клуба поздно и мало чем могла помочь старикам, она заканчивала детский спектакль «Конек – горбунок» по сказке Ершова.
Глава 5.
Об этой стороне таланта молодой учительницы мы еще не рассказывали. По приезде Алина несколько дней скучала безбожно, не зная куда себя деть - все ей было не мило, все постыло. А серые стены кабинета литературы с хмурыми лицами мировых классиков, засиженных мухами, навевали тоску и ощущение заброшенности где-то на краю цивилизации.
Алька решила подлечиться от хандры. Вместе с учителем истории и рисования в одно прекрасное утро задняя стена кабинета была размечена под панорамный рисунок по сказке Ершова. Всю следующую неделю грунтовали стену, а потом раскрашивали с помощью набежавших невесть откуда детей.
Сан Саныч, уезжавший в город на несколько дней, огорченно всплеснул руками, встретив около школы перемазанных в разноцветных красках шестиклассников. А когда очередной разноцветный шкет на его вопрос о том, что он такое делал, ответил, что он тут художником работает, у Кириллова подкосились ноги: сюрпризов он почему-то всегда боялся.
Он зря волновался. Картина получилась хорошей. Он оценил это сразу, как только увидел ее. Это был тот эпизод, когда Иван приезжает в золотой терем Солнца:
Подъезжают: у ворот
Из столбов хрустальный свод;
Все столбы те завитые
Хитро в змейки золотые;
На верхушках три звезды,
Вокруг терема сады;
На серебряных там ветках,
В раззолоченных во клетках
Птицы райские живут,
Песни царские поют….
В течение следующей недели в школу было паломничество – ребятишки приходили смотреть картину, объявилось множество самозванцев, которые взахлеб рассказывали, как они собственноручно рисовали эту красоту. Алька не спорила, детей она знала плохо, а рисовали, действительно, очень многие.
Эти Алькины художества принесли двойную пользу. В пустой школе хорошая акустика, а Алина беспрестанно что-нибудь пела. Она пела всегда, с самого раннего детства, может потому, что мама много и хорошо пела, может, это была потребность ее собственной души.
На ее пение, как мотыльки на огонь собирались дети. Сначала это были школьники, отрабатывающие на пришкольном участке, потом стали приходить те, кто отработал раньше.
В деревне не так много развлечений, а новая училка – это событие. Алина с ними пела, вернее они с Алиной. К первому сентября был готов школьный хор с несколькими номерами. Не думайте, что в нем были две-три калеки. Это был полноценный коллектив из двадцати человек, большая часть из которых была мальчишками. Причем их никто не заставлял петь, они купились на обещание Алины сходить с ними в поход с ночевкой.
Целых два дня школа кипела, как улей, ребятишки обсуждали поход, готовили снаряжение. Потом начались недоразумения, почти половину детей родители не отпустили в поход. Алина Николаевна собрала родителей, трое взрослых решили пойти вместе с отрядом, директор присоединился к туристам.
Ушли недалеко, ночевали на берегу озера в десяти километрах от деревни. Почти всю ночь сидели у костра, пели песни, рассказывали ужасные истории. А сколько печеной картошки съели! Утром мужчины и старшие мальчики наловили на уху окуньков. Малышня проснулась только к полудню.
Много ли значимых событий в жизни ребенка, посчитать можно по пальцам. Вот и для многих будущих Алькиных учеников этот поход был самым незабываемым событием за весь прошедший год.
Сама Алина участие в суматохе не принимала, она все время что-то писала, сидя на сваленном дереве, чисто «Ленин в Разливе», есть такая картина. В ее гениальной головке бродил столь же гениальный план. Нужно было срочно создать школьный театр и поставить Михалковский «Теремок» для начальных классов.
Она так и сказала, сидя у костра. Роли разобрали быстро, распределили и обслуживание мероприятия. Самое удивительное, что взрослые с жаром обсуждали все перипетии подготовки спектакля и обещали поддержку и материальную помощь. Отец Ванечки Крылова брался подключить к этому делу председателя колхоза.
Через несколько дней председатель, и, правда, заглянул в школу. Попал он на генеральную репетицию школьного хора. Пришел он, честно сказать, не за тем, чтобы помочь школьной самодеятельности, а затем, чтобы молодая училка подняла на ноги колхозную культуру, так сказать. В ноябре опять будет смотр, а колхоз «Заветы Ильича» ничего показать не сможет, впрочем, как и все предыдущие годы его правления.
Он сидел в зале и удивлялся, как слажено и гармонично подобрались голоса в хоре, как серьезно и ответственно настроены артисты. Почему-то пришло в голову, что сам он давно не певал, даже за столом, считая, что председателю как-то несолидно глотку драть.
Разговаривать с учительницей, вопреки всякой педагогической этике, пришлось при детях. Предложение возглавить колхозную самодеятельность она решительно отклонила, но нашла другой вариант, как вынудить работающее население прийти в клуб.
- Ребята, сейчас расходитесь по домам, рассказываете родителям, что вы хорошо поете в хоре и интересуетесь, умеют ли они сами петь, кто из соседок и, главное, мужчин поет.
- А если они спросят, зачем это надо? – загалдела ребятня.
- Скажите, что участники хора будут писать сочинение «Моя поющая родня».
- А сочинение и правда будет?
- Считайте, что уже есть! Срок - ровно одна неделя, то есть к четвертому сентября. Оценка будет только за содержание. Ошибки считать не буду.
Ребятишки весело разбежались по домам. Директор и председатель вопросительно смотрели на Алину, дескать, дальше – то что? Алька часто удивлялась тупости мужиков, но сейчас была склонна к снисходительности к убожеству их фантазии:
- По сочинениям составим списки поющих по разным возрастным группам, решим, кого, как вынудить ходить в хор. Старушки насиделись дома, они и добровольно пойдут. Девки тоже любят покрасоваться на сцене.
Труднее с замужними женщинами и мужиками. Тут надо так: отбираем десяток мужчин и по приказу председателя, во главе с самим председателем, обязуем ходить в хор. Отбираем тех мужиков, у которых бабы тоже поют. Эти сами прибегут. А остальное – дело техники. Репетиции два раза в неделю - это не очень и утомительно. Самое главное, Вы должны показать пример и быть образцом для подражания. А, кстати, Вы хоть поете?
- Сейчас спою! – засмеялся председатель.
И запел: « Ой, мороз, мороз …».
Сан Саныч подхватил, вступила Алька, подбирая аккомпанемент на фортепиано. С первого раза получилось достаточно прилично.
- Сейчас бы водочки холодненькой и огурец на закуску!
Видя недоуменный взгляд учительницы, пояснил:
- Песня застольная, со сцены ее не поют.
Алька понимающе кивнула. Председатель неожиданно спохватился, что довольно долго просидел в школе, стал торопливо прощаться, но был остановлен саркастическим замечанием:
- Юрий Иванович, что ж Вы так торопитесь, мы же еще самого главного не решили. А что школа за это будет иметь? Десять машинок швейных в мастерскую и десять матов в спортзал. Срок Вам - две недели. Будут машинки – будет победа на смотре, не будет матов – не будет и разговора!
- А не много?
- Как раз! Вы - люди небедные. Обсудите на правлении, скажите, что Вам самому пришла в голову такая умная мысль.
Председатель холодно попрощался. Сан Саныч недоуменно смотрел на коллегу, он был не то возмущен, не то растерян:
- Алина Николаевна! Ну почему машинки и маты? Ну почему именно они! У меня других дыр в хозяйстве полно!
- Да я не знала, что просить. Это первое, что пришло в голову.
Глава 6.
То ли председатель хотел покрасоваться перед молодой учительницей, то ли победа в смотре художественной самодеятельности была для него столь важна, только через двадцать дней обещанное оборудование было доставлено.
Алька почему-то была уверена, что председатель выполнит обещание, потому много времени проводила в клубе. Там тоже организовался из молодежи драмкружок.
«Первый блин комом»,- гласит народная пословица. Решили, что этим блином будет Ершовский «Конек - горбунок». К этому произведению русской классики Алина была неравнодушна, знала его наизусть, могла процитировать нужное место, хоть разбуди ее посередь ночи.
За те два с половиной месяца, что Алька прожила в Успенке, у нее сложились ровные и несколько официальные отношения с молодежью и родителями.
Весть о том, что приезжая училка беременная облетела деревню в один миг. Все с любопытством следили, когда у Альки «живот полезет на нос». А она к ноябрьским праздникам только немного поправилась, вернее, округлилась в талии и бедрах. Бабы единодушно решили: девку носит.
Алина и сама знала, что она родит дочь, и имечко выбрала светлое и теплое: Дашенька, Дашутка, Даренка - Подаренка. Подарочек, короче, от милого Володеньки. Но бывшего милого она старалась больше не вспоминать, да и новых привязанностей не заводила.
Парни и молодые мужики вились около нее роем, девки ревновали, их не успокаивало даже то, что Альку и упрекнуть было не в чем. Они старательно, по крупицам, собирали на нее компромат, но сведения были настоль скудные и смешные, что даже сплетню сплести было не из чего. Но это распаляло их злость еще больше – ишь, ангелочек какой!
За глаза Альку называли не иначе, как городская ****ешка. Казалось, что вся деревня – большой театр, где зрители смотрят захватывающий спектакль, с нетерпением ожидая, когда главная героиня сделает неверный шаг и упадет рожей в грязь. Они даже готовы были поспособствовать этому, чтобы им самим повалять свергнутого кумира.
Не одна баба в деревне в припадке ревности поносила перед мужем эту потаскушку, не одна оплеуха припечатывалась к женскому личику, как бы в свидетельство того, что мужик не равнодушен к приезжей шлюхе.
Возможно, страсти и не кипели бы так бурно, если бы Алька была местной - своим мало ли что простишь! Она была чужая! Чужая по своей сути! Многих раздражало то, что она всегда хорошо одета, чистенькая, подкрашенная и изумительно пахнущая. Все это было в глазах односельчанок не достоинством, а недостатком.
«Всем бы, кажется, красотка,
Да у ней, кажись, сухотка:
Ну, как спичка, слышь, тонка,
Чай, в обхват-то три вершка;
Вот, как замуж - то поспеет,
Так, небось, и потолстеет…
Бабьи сплетни - это была оборотная сторона медали, та сторона, за которую Алька заглядывать боялась, хотя чувствовала, что люди ее не принимают. Потому, наверно, и в подружки ни к кому не напрашивалась. Но как бы плохо не относились к Альке односельчане, внешне это проявлялось очень мало, в открытую конфронтацию никто не вступал.
Когда люди приходят в зоопарк, они считают, что это они пришли понаблюдать за животными. Думаю, звери бы с таким мнением не согласились. Так и в данном случае не только за Алькой наблюдала тысячеглазая деревня, сама девочка тоже многое видела и слышала. Почти обо всех имела свое мнение, доподлинно знала, что только Басовы везде и всюду за нее заступаются, что Филипп Николаевич даже поссорился с родным братом, когда тот пытался при нем пересказать какую-то бабскую сплетню про Альку.
Басовы действительно переживали за девчонку, зная, как к ней несправедливо относятся люди, но на чужой роток не накинешь платок.
В начале октября, когда темнело уже к семи часам, Филипп Николаевич попросил Альку приходить пораньше, объясняя это тем, что негоже беременной женщине по ночам ходить, ненароком оступится.
На самом деле он не мог уснуть до тех пор, пока Алька не вернется домой, боялся, что найдется в деревне пакостная бабенка, готовая из ревности соперницу чем-нибудь шарахнуть, подождав в тени забора. Такие случаи уже бывали. Но к счастью все обошлось.
Пятого ноября после генеральной репетиции спектакля Алька забежала к Басовым. Тетя Рая была очень расстроена, она не успевала закончить все приготовления к встрече сыновей.
Алька, приняв во внимание суматошность и некоторую неорганизованность хозяйки, расписала все на листочке, но получилось все равно много. Пришедший с работы хозяин снял часть груза с женщин. Только в половине четвертого они улеглись спать.
Алька уже день жила на новой квартире, предварительно перемыв комнату близняшек и застелив чистое белье. Но сегодня идти через всю деревню ей было лень, она осталась у Басовых.
Девушка потянулась под чистым бельем, промурлыкала себе «спокойной ночи» и провалилась в сон, как в глубокую яму. Проснулась от шарканья Раиных тапочек.
Утро. На душе нехороший осадок от сна, даже суть его Алька не запомнила, знала только, что сон плохой. Пословица гласит: «Плохой сон – до обеда». До обеда ничего не произошло, и Алина немного успокоилась.
До трех часов дня снова готовили, пока еще Алька стояла на ногах. Она ушла домой, дав честное слово старикам, что вечером придет. Алька, вообще-то честными словами не бросалась, но тут пришлось слукавить, рассчитывая на то, что вечером будет не до нее.
Она вздремнула днем, вечером сходила в клуб. И уже выложив на стол тесто для пирогов, Алину резануло одно воспоминание: вчера ночью укладываясь спать на Сашиной кровати, она по общежитской привычке сунула под матрац…
Оделась она мгновенно, по дороге почти бежала, молила бога, чтобы в доме была гулянка, тогда она просто заберет свою вещичку и незаметно уйдет. Но бог, как всегда, был не на ее стороне. Гулянкой в доме и не пахло. «Наверное, не приехали. Это еще лучше!»- порадовалась глупая овечка.
Под навесом хозяин прибирался у скотины, Рая, видно, доила коров.
- Ты проходи, дочка. Мальчишки приехали поздно. Поужинали мы просто по-семейному. Гулять уж завтра будем. Спят, наверное, устали с дороги.
- Ладно, я подожду вас.
Боясь скрипнуть половицей, Алька прошла на кухню. У распахнутой двери спальни постояла, прислушиваясь к сонному дыханию мужчин, шагнула внутрь. Если бы она знала, какой разговор произошел в этой комнате на четверть часа раньше, она бы оставила свою затею сразу.
Близнецы на последний автобус опоздали и приехали на попутке около половины девятого. Санька был немного подшофе, а в хорошо протопленном доме его развезло, и ужин получился короткий. Пацаны пошли спать. Леша устроился поудобнее, но никак не мог заснуть – Санька ворочался на кровати и что-то бурчал себе под нос. Алексей не выдержал:
- Спи ты, черт бешенный!
- Уснешь тут, когда бабой пахнет!
- Тебе бабы уже везде мерещатся. Спи.
Санька послушно уткнулся носом в подушку. Она пахла нежными женскими духами, запах его возбуждал. Чтобы справиться с эмоциями мужчина лег на живот и сунул руки под подушку. Он сразу почувствовал, что матрац неестественно приподнят. Достать трусики было делом трех секунд. Он, как кобель, почуявший самку, понюхал вещичку и довольно хмыкнул. Он так и начал отходить ко сну, сжав в кулаке Алькино бельишко...
Глава 7.
Алина на цыпочках подкралась к кровати и просунула руку под матрац. Ничего. Парень на кровати как-то странно хрюкнул. Алька прошептала ему в самое ухо:
- Отдай по хорошему.
Услышала насмешливый шепот:
- Не – а!
- Отдай, плохо будет!
А в ответ тот же насмешливый отказ. С огнем играть опасно, Басов это не предусмотрел.
- Значит, не отдашь? Ну, пеняй на себя!
Она выпрямилась, откинула с Александра одеяло, и мигом стянула с него трусы. Этого никто не ожидал - ни сам шутник, ни проснувшийся окончательно Алексей. Санька в бешенстве вскочил и голым стоял перед ней пару секунд, потом обмотнулся одеялом и от души влепил Альке пощечину. Она с трудом устояла на ногах. Что могло произойти дальше, одному богу известно. Но Алексей заслонил Альку от брата:
- Отдай, что ты там у нее взял, - приказал он, забирая у Альки Санькины трусы.
- Под подушкой…, - буркнул тот, бухнувшись в постель вниз лицом. Он даже не рассмотрел девку. Так паскудно получилось!
В прихожей Леша помогал Альке одеться, застегнул сапожки, поправил на голове сползший платок. Она плакала, слезы ручейками стекали из зеленых глаз, катились на багровую щеку и дальше вниз на подбородок. Ему было очень жаль девушку, он не знал, что сказать, как утешить, прошептал так, чтобы брат не слышал:
- Нельзя с мужчинами так.
- Я думала он поиграть хочет, – прошептала Алька, еле шевеля опухшей губой.
У Алексея глаза стали круглыми:
- А что, так играют?
- А что у вас так не играют? – удивилась Алинка.
Это был разговор слепого с глухим. Оба не понимали его сути.
Родители вернулись со стайки через несколько минут. Мать, думая, что детки давно спят, прикрыла двери. Отец нахмурился:
- Что это Алька не дождалась-то?
- Что ты, Филя, к ней все вяжешься? Устала, может. Она же по целым суткам работает.
- Вот то и вяжусь, что по целым суткам работает. Отдыхать ей больше надо - все же ребенка носит. Слушай, а пироги где? – дед с удивлением оглядел кухню. Он всем уже растрезвонил, что Алина свои царские пироги напекла.
- Так Алька стряпать будет …и щук фаршировать.
- Когда? Уже одиннадцать почти! Ночью? – Филипп Николаевич перешел на рык.
- Не кричи на меня, Филя. Я же ее не заставляла, она сама, – Раюшка тоже поняла, что получилось как-то не по-людски.
- Тебя жалеет, вот и взялась. Нам бы дочку такую, мать! Ты ее на встречины-то хоть пригласила? Али ее руками стол накрыла, а стряпуху не позвала? – в голосе чувствовался явный укор.
- Звала я, честь по чести звала разделить с нами радость. Сам знаешь, концерты завтра, занята она почитай до вечера.
- Ладно, после концертов сам пойду, приглашу, - нашел компромисс хозяин.
Парни весь разговор слышали. Лешка, сердитый, как сто чертей прошипел:
- Придурок!
Санька не возразил.
Надо сказать, что надежда родителей на то, что Санька поумнеет, почти оправдалась. За годы службы он переоценил свою жизнь, вернее посмотрел на нее с другой стороны. Брата ждала со службы Катя. У других парней тоже были или любимые, или подруги. Но Санька Басов получал письма только от родителей, да и то на двоих с братом.
Сначала Санька бравировал этим, потом его заело, и он написал письмо одной из своих женщин. Девка не ответила, зато ответил ее отец. Передавать, в каких выражениях было написано письмо, бессмысленно, да и суть не в этом.
Суть в том, что до Саньки дошло, что каждая из женщин, с которыми он был, вспоминает о нем примерно так же, каждая боится того, что жизнь ее снова сведет с Бешенным. Ему вдруг захотелось, чтобы его кто-нибудь любил. Ему хотелось почувствовать себя счастливым, как Лешка.
Но Александр еще не осознавал, что братишка счастлив не только Катиной любовью, а больше оттого, что любит сам. А потребности любить самому у младшего Басова не было. Пока не было.
К утру вся правая сторона лица у Альки посинела, примочки не помогли. Готовить она закончила в третьем часу, но спать не смогла. У нее болела голова, и ее подташнивало. По всем признакам - это было сотрясение мозга.
В половине девятого постучала соседке. Ирка потеряла дар речи, увидев такую красавицу. Она моментально оделась и побежала за директором.
Сан Саныч приехал как на пожар. Он, конечно, не поверил, что Алька неудачно стукнулась о столбик крыльца, но расспрашивать не стал. Доставив продукты Басовым, он по настоянию Альки уехал, а женщины принялись маскировать синяки и перекрашивать Алькины волосы.
Гости в дом Басовых потянулись с обеда. А с утра Филипп Николаевич при всех семейных предупредил Саньку:
- Мы с мамой долго думали, сынок, и решили, если ты примешься за старое, если хоть у одного человека будет повод на тебя обидеться, поедешь работать в тайгу с заготовителями, раз с людьми жить по-человечески не получается. Старые мы, чтобы за тебя стыд терпеть. Другого разговора не будет. Понял ли?
- Понял. С сегодняшнего дня закон вступает в силу, – хохотнул Санька.
- Ты вроде в шутку принял мои слова. А я серьезно.
- Я тоже, – Александр не осознал еще всей серьезности настроя родителя.
Лешка после разговора с отцом пихнул брата в бок кулачищем и съехидничал:
- Что завтра на лесосеку, братец?
- Вчерашнее не считается. Тем более что я не обязан терпеть выходки какой-то дурочки. Это ведь надо было додуматься?!
- Ты знаешь, она решила, что ты с ней заигрываешь.
- Как это?
- Я понял, что ты забрал ее трусы, она стащила твои, а потом вы просто разменяетесь…
- А то, что я голый перед ней гарцевал, это тоже милая игра?
- Думаю, тебе не обязательно было голым вставать. Она тоже не ожидала. Хотя не смутилась ничуть.
- Ладно, вечером разберемся.
- А вот об этом забудь. Подойдешь к ней, отец тебе собственноручно башку открутит. А я помогу. Да не станет она с тобой разговаривать после этого, как пить дать не станет. Да и не пей много. Она пьяниц на дух не переносит. Я это так говорю, на всякий пожарный.
Зачинается рассказ
От Ивановых проказ,
И от сивки, и от бурка,
И от вещего каурка.
Козы на море ушли;
Горы лесом поросли;
Конь с златой узды срывался,
Прямо к солнцу поднимался;
Лес стоячий под ногой,
Сбоку облак громовой;
Ходит облак и сверкает,
Гром по небу рассыпает.
Это присказка: пожди,
Сказка будет впереди.
Глава 8.
Детский спектакль дошел только до середины, когда в зал ввалилась толпа молодежи от Басовых. Ввалились шумно и смело – никто, дескать, для нас не указ. На них зашикали. В другое время Санька бы ни за что не подчинился, но, видя, что друзья замолчали, подумал, что за три года в деревне правила поменялись.
На сцене вполне приличные декорации, и костюмы, хоть и самодельные, но яркие и красочные. Они застали тот эпизод, когда Иван охотился на Жар-птицу. Чтец плавно ведет повествование:
Наш Иван, от них закрытый,
Смотрит птиц из-под корыта
И толкует сам с собой,
Разводя вот так рукой:
Вступил Иван: «Тьфу ты, дьявольская сила!
Эк их, дряней, привалило!
Чай их тут десятков с пять.
Кабы всех переимать,
То-то было бы поживы!
Неча молвить, страх красивы!
Ножки красные у всех;
А хвосты-то – сущий смех!..
Ивана играл Колька Вяткин, этого хоть гримируй, хоть не гримируй, выдавала походка и необыкновенная манера растягивать слова. А вот узнать артистку, которая изображала Жар-птицу, не представлялось возможным. Густые рыжие кудри скрывали ее лицо. На них были прицеплены глаза и клюв. Узнать исполнительницу не могли не только вновь вошедшие, но и зрители в зале. Александр как-то незаметно увлекся действием и опомнился только тогда, когда объявили антракт.
В перерыве Басов пошел искать Альку. Это было непростым делом – в лицо он ее не знал, спрашивать было неудобно, словно он не родной, не деревенский.
Уже и вторая часть спектакля началась, а он все бродил по каморкам за кулисами. Открыв наугад дверь в полутемном коридоре, он увидел, как женщина снимает костюм Жар-птицы. Настольная лампа стояла на тумбочке у входа, поэтому ей не было видно, кто вошел.
Басов не сразу понял, что это была Аля. Только, когда по силуэту он определил, что женщина беременна, он убедился, что нашел ту, которую искал. Он шагнул из тени. Не услышать это было невозможно, но она не повернулась, спросив через плечо:
- У Вас ко мне дело, Александр Филиппович?
- Я хотел … Родители прислали, сказать «спасибо» за помощь…
- Всегда рада быть им полезной, – голос бесцветный, немодулированный.
- Я хотел извиниться…
Женщина ничего не ответила, продолжая неторопливо раздеваться, пока не осталась в одной сорочке. Правда, Басову почти ничего видно не было из-за распущенных рыжих волос и тусклого освещения. Он взял ее за плечо и повернул к себе. Копна рыжих волос скрывала опущенное лицо. Приподняв густые пряди волос с правой стороны, Саша сморщился, как от боли. Лицо женщины было бардово-синим, глаз припух.
« Здесь не извинением пахнет, а скорее статьей уголовного кодекса»,- подумал Александр. Он смотрел на нее слишком долго, она глаз так и не подняла. В душе молодого человека происходило нечто неведомое доселе. Ему казалось, что комната плавно и медленно начинает вращаться вокруг них, что кончики пальцев и язык немеют, и через секунду-другую он не сумеет ничего произнести. Он отчетливо понимал, что надо действовать, иначе…
Он обнял Алину за плечи, прижал к себе, поцеловал ее волосы, задыхаясь знакомым ароматом, но в душе у него была только жалость и, огромное до безобразия, чувство вины. Ни одной похотливой мысли, хотя она была практически раздета.
«Хм! Так вот та Царь-девица!
Как же в сказке говориться, -
Рассуждает стремянной, -
Что куда красна собой
Царь – девица, так, что диво!
Эта вовсе не красива:
И бледна-то, и тонка,
Чай, в обхват - то три вершка.
Александр не оценил внешнюю привлекательность Алины, привык он к несколько другому эталону красоты, но он чувствовал магическую тягу к ней, гормоны, вероятно, диктовали свои правила игры. И фантазии эти уходили далеко за возможные реалии событий. Глядя на женщину, он подумал, что если бы не его дурацкий темперамент, он, может быть уже сегодня целовал ее пухлые губки или играл в ее странные игры.
Все эти мысли пронеслись мгновенно, парень жаждал искупления вины, поэтому сказал:
- Я сделаю все, чтобы ты меня простила. Ну, хочешь - ударь меня - и будем квиты!
Алька подняла, наконец, на него глаза. Она чуть отстранилась, протянула руку и дотронулась до его щеки:
- Боюсь, я никогда не смогу Вас ударить.
Она отодвинулась от него и уже ледяным тоном произнесла:
- Я накажу Вас по-другому, - помолчала несколько секунд, как будто выбирая кару пострашнее, - Не смейте никогда подходить ко мне ближе, чем на сто метров.
- А если я в тебя влюблен? Это жестоко, – почти шутливо произнес Саша.
А царевна молодая,
Ничего не говоря,
Отвернулась от царя.
Царь нисколько не сердился,
Но сильней еще влюбился;
На колен пред нею стал,
Ручки нежно пожимал
И балясы начал снова:
«Молви ласковое слово!
Чем тебя я огорчил?
Али тем, что полюбил?…
Жар – птица с некоторой долей сарказма ответила:
- Знаете, Александр Филиппович, я ради дочери не имею права рисковать своей жизнью и здоровьем. Вы слишком сильный мужчина, чтобы с Вами можно было общаться, не рискуя остаться инвалидом.
- Короче, дурак? – Басов обиделся.
- Я свое решение не меняю. Побудьте за дверью, мне нужно переодеться. Да, и учтите, что это будет довольно долго, - Алина разговор считала законченным.
-
Басов стоял за дверью минут двадцать, пока проходивший мимо Мишка Волков не объяснил, что Алька давно вышла через черный ход.
Чертыхнувшись, Саша пошел танцевать. Но настроение у него было довольно пасмурным – это заметили все. Уж если Басов не отреагировал, что на нем виснет Маринка Забелина, значит у мужика – проблемы.
А Саша просто злился. Злился на себя, за то, что вчера сорвался. Злился на Альку, с ее синим лицом и плачущими зелеными глазами, не собирающуюся его прощать.
Была бы она свойской деревенской девчонкой, просто бы прокричалась, прооралась, по физиономии несколько раз вмазала, ну, поцарапала бы, что ли, но назавтра можно бы было пить мировую.
Эта не пьет, не ругается, не скандалит. Как с такой помириться, один бог знает?! Не подходить? Да, бог мой, какие проблемы, нужна она Саньке, как… Что на деревне девки перевелись? Да вот Маринка, например, сама виснет!
Санька несколько раз танцевал с Маринкой. Она жалась к нему не двусмысленно, он уже хотел предложить бывшей подружке прогуляться, как увидел прямо перед собой насмешливые зеленые глаза. А Маринка ждала, преданно заглядывая в лицо:
- А не пойти ли нам …., - Маришка расцвела, - к нам домой, и не выпить ли нам, ребятки, стаканчик-другой,
Конец фразы Саша сказал довольно громко, приглашая своих гостей за праздничный стол. Большая толпа молодежи отправилась к Басовым. Маришка, еще рассчитывая на Сашино внимание, пошла с ними.
Глава 9.
Дома гулянка продолжилась с новой силой.
Алексей, пристально наблюдавший за братом, отметил, что тот жульничает, спаивает гостей, а сам только пригубляет рюмку. В доску пьяная Маринка все тянет Саньку в их спальню, и когда они вдвоем уходят, Лешка тяжело вздыхает: понеслась родимая по старой колее.
Только он не угадал. Как только Маришка бухнулась на Санькину кровать, торопливо стягивая трусы, его как током ударило. Он брезгливо сказал:
- Не здесь. Одевайся.
- У меня можно. Дома только мать, да и та пьяная спит.
- Пойдем.
Санька не знал, где живет Алька. Именно Маринка, проходя мимо ее дома, как достопримечательность деревни, о которой Басов еще не знает, сказала:
- А вот тут у нас живет одна городская ****ешка. Еще не познакомился?
- Она у тебя, что, мужика отбила?
- Да нет, она уже с пузом приехала. Не, с местными ни-ни! Только бабы ее все - равно ненавидят, потому, что мужики пялятся на нее, все для нее готовы сделать. Представь, на хор к ней человек двадцать стали ходить. Смехота!
- Значит, никому ничего плохого баба не делает, а все ее ненавидят?
- Ну, почему все. Директор ее любит, твои родители, человек пятнадцать мужиков и парней … ребятня в школе …
- А ты?
- Жалко мне ее! - расфилософствовалась пьяная Маришка. - Она, почему с утра до ночи работает? Страшно ей одной. Мне вот тоже страшно, но мне, когда страшно, выпить можно. А она дитя носит, и пить ей нельзя.
- Так ты бы замуж вышла, не одна будешь, и страшно не будет.
- Так это, смотря за кого выйдешь! За тебя, так еще страшнее жить станет, одно слово Бешенный.
Басов про себя кисло усмехнулся: даже пьющая Маринка понимает, что за Сашку Бешеного замуж идти не резон. А что говорить о девках из приличных семей!?
Дошли до Маришкиного дома. Саша попрощался, Маринка в недоумении осталась стоять на крылечке. Вот удивительное дело – Бешенный от бабы отказался! Девки и не поверят ни за что!
А Саша между тем направленно шел к Алькиному дому. Постоял на крылечке, стучать не решился. Долго глядел на воткнутую в снег лопату и наполовину расчищенную дорожку.
Посторонний шум мешал сосредоточиться. Алина уловила направление раздражителя: звук доносился с улицы. Пришлось одеваться.
В окно веранды увидела мужчину, расчищающего дорожку во дворе, и бушлат, лежащий на перилах крыльца. Сердце предательски сжалось. Если бы не ее вчерашняя выходка, сейчас можно было напоить Сашу чаем. Но, увы … все слова сказаны, все глупости сделаны.
Она вышла на крылечко в тот момент, когда Саша подошел за бушлатом. Они стояли друг перед другом, оба упрямые, со страстным и неосознанным до конца желанием сломить друг друга, а только потом построить на обломках что-то светлое и нежное. Да разве так бывает?
Неизвестно сколько времени прошло, только после Алькиного «спасибо», Саша взял бушлат и молча ушел домой, даже не сказал, зачем приходил.
Дни шли за днями, похожие один на другой и разные, как черное и белое. К Басовым Алька больше не ходила, боялась встречи с Сашей.
После выхода на пенсию Филипп Николаевич пришел работать в школу, преподавал у мальчишек столярное дело. Так что с Басовыми Алька виделась почти ежедневно и о близнецах знала все. Именно от матери Саша узнал, что Альку положили на сохранение: то ли снег покидала, то ли дрова перекладывала.
Двадцатого декабря, в субботу, Саша поехал в райцентр навестить Альку. Он даже не удосужился скрыть от родных цель своей поездки, чем несказанно разозлил отца. Филипп Николаевич показал сыночку огромный кулак и сухо сказал:
- Не вяжись к девке. Не пара она тебе. Не хочу я, чтобы она с таким … всю жизнь мучилась.
- У нее своя голова есть. Разберется.
- Уже раз разобралась, на весь век память осталась. Думаешь, не понимаю: одна и плохо ей. А тут ты такой добрый и ласковый …на одну ночь.
По лицу брата Саша видел, что он на стороне отца. Уже выходя из двери, Александр через плечо бросил:
- А я, может, тоже хочу, чтобы меня кто-нибудь любил.
- А сам-то любить и жалеть умеешь? – крикнул ему вслед отец.
Последнюю фразу Саша, конечно, слышал. Именно об этих словах он думал в автобусе и пока шел до больницы.
Алька гостей не ждала, и в фойе спустилась неохотно. Увидев Сашу, не очень обрадовалась, но, желая быть вежливой, неохотно подошла, пряча глаза, вяло поблагодарила за передачу, односложно отвечая на вопросы.
Через десять минут, когда дежурные темы для разговора были исчерпаны, сославшись на сквозняк, собралась уходить. Впервые она посмотрела ему в глаза. Укол жалости был очень силен: парень был расстроен ее отношением. Она виновато улыбнулась:
- Саш, я, правда, замерзла.
Басов распахнул полушубок, прошептал:
- Иди ко мне!
- Мы вдвоем не поместимся.
- Я подвинусь!
Алька улыбнулась и шагнула в духоту овчинного полушубка. Она обняла Басова, плотно прижалась к нему. Сашка запахнул полы шубы и от волнения замер. Он был счастлив: в его объятьях была женщина, та самая женщина, единственная.
Через несколько минут Алька согрелась и стала устраиваться поудобнее. Ей мешали руки, и она засунула их под Сашин свитер. Она чувствовала, что парень дуреет от ее прикосновений, но ей доставляло огромное удовольствие дразнить его.
- Саш, мне нужно поговорить с тобой на очень неприятную тему.
- А когда будет на приятную? – хмыкнул Басов.
- Чуть позже. Я … мне до сих пор неловко за то, что я сделала в первый день. Ты еще не готов меня простить? – в голосе Алинки было искреннее раскаяние.
- А ты меня? – с надеждой спросил парень. Он постоянно чувствовал за собой эту вину, но никак не решался подойти к девушке с извинениями.
- Я тебя давно простила. Так мне и надо. Лешка сказал, что у меня ненормальные для Успенки шутки.
- Шутки? А как я в это время выглядел?!
- Замечательно. Ты очень красивый мужчина, особенно …!
Голос Альки звучал очень искренне, но это не могло быть правдой, потому, что тогда это бы что-нибудь да значило. Саша боялся верить и потому увел разговор в сторону:
- А ты, к примеру, не могла это в другой раз забрать?
- Я вспомнила только вечером. Я боялась, что ты расскажешь парням, а то и покажешь. О тебе такое говорят! Короче, ты такое можешь запросто. А у меня своих забот - полон рот.
- Я бы не стал. Я просто захотел с тобой познакомиться.
- Познакомился. У меня голова до сих пор болит. – Алина криво улыбнулась.
- Я никогда в жизни не подниму на тебя руку. Клянусь, чем хочешь!
А вот тут, как нельзя кстати и цитата:
В глазки с нежностью глядит,
Сладки речи говорит:
Бесподобная девица,
Согласися быть царица!
Я тебя едва узрел –
Сильной страстью воскипел
Соколины твои очи
Не дадут мне спать средь ночи
И во время бела дня
Ох! Измучают меня.
Алька почувствовала прикосновение Сашиных губ к волосам, чуть приподняла голову, и его губы поцеловали сначала лоб, потом горбинку на носу. Алька вошла во вкус и подставила губы. Он озверело впился в ее рот,
Алина застонала и довольно сильно царапнула Саньку по спине. Он улыбнулся и ослабил хватку. Алька бедром чувствовала, что мужчина возбужден. Она чуточку отстранилась от него. Ласково посмотрела в глаза и сказала, судорожно переводя дыхание:
- Ты меня так больше не целуй. Я ведь и продолжения могу потребовать.
- Хоть сейчас.
Может быть, они бы и поладили, но в это время вниз спустилась Нина Николаевна, лечащий врач Альки и отправила ее в отделение, потому, что ей, видите ли, необходимо поговорить наедине с Алькиным мужем. Алина послушно ушла, успев из-за спины врачихи показать Басову язык. Вернулась врач через десяток минут, напомнив пациентке, что внизу ее ждет муж.
Алька, взволнованная, кинулась вниз и сразу начала оправдываться:
- Саш, я не виновата …
- В чем? – Александр не мог понять причину оправданий.
- Я не говорила ей, она сама почему-то решила… А что она сказала?
- Сказала, что я редко приезжаю, что ты скучаешь, что тебя надо беречь, что с тобой пока нельзя спать, но вот целовать тебя она велела как можно чаще.
Во время этого монолога Басов успел снова закутать Альку в полы полушубка. Ей было очень тепло и уютно в его объятиях. Он снова целовал ее и шептал:
- Я очень люблю тебя. Почему ты не веришь?
- У тебя между люблю и хочу стоит знак равенства.
- А как у всех? – она не почувствовала иронию в вопросе.
- У всех не спрашивала. А у меня там стоит и. Хочу, потому, что люблю. А у тебя хочу, потому, что хочу. В моем варианте после ночи наступает день, который – подготовка к следующей ночи и снова с тобой. А у тебя после каждой ночи поиск следующей партнерши, потому, что эта уже тебе неинтересна, – Алька на минуту замолчала, соображая, правильно ли сформулировала мысль.
- Все ты знаешь! Умная очень! – в голосе Александра прозвучала снисходительность большого к малышу. Смысл Алькиной тирады он до конца и не понял. А был ли он там, смысл-то?
Он поцеловал ее осторожно и нежно.
- Иди уж, чудо рыжее. Я через неделю за тобой приеду.
Алька подтянулась на цыпочках, и сама поцеловала парня.
Глава 10.
По довольному лицу сына Филипп Николаевич догадался, что у Саньки все сладилось. После ухода младшего отец долго размышлял над его словами. Ведь паразит прав, ему тоже хочется, чтобы его любили.
Как там матушка-то говаривала: « Что, мой сын в поле обсевок, что ли? Ему тоже человеческое счастье нужно!» Это она так ругалась с родителями Раи, когда он, тридцатипятилетний посватался к двадцатипятилетней единственной дочери секретаря партячейки. Тогда его спасли фронтовые награды.
В понедельник близнецов в составе бригады отправили в тайгу на целую неделю. Санька был чернее тучи. Алька приехала из больницы во вторник. В пятницу вечером немытый и небритый к ней прибежал Санька. С лету поцеловал, потискал и убежал помыться и переодеться.
Алька сразу отказалась идти в клуб, сославшись на плохое самочувствие, но пообещала приготовить вкусный ужин. Санька пришел не один, с ним были Леша с Катей. Ужинали долго, танцевали, пели под гитару.
Целоваться с Санькой при брате она отказалась, остаться тоже не предложила. Не успев уйти, Басов вернулся через несколько минут. Прильнул к девчонке с такой страстью, что та немного струсила и быстренько отправила парня домой. Санька ей определенно нравился, но за ним тянулся огромный хвост дурной славы.
Как там у П.П.Ершова?
«Ох, ты вечная гуляка
И крикун и забияка!
Все бы, дрянь, тебе гулять,
Все бы драться и кричать.
Дома – нет ведь, не сидится!…
Ну, да что с тобой рядиться …
... Этих «но» было столько, что симпатии и плюсы тонули в море минусов с головой.
В субботу Раиса Михайловна была именинница, и Санька еще с вечера предупредил подружку, что придет за ней к двенадцати часам. А пришел к одиннадцати. Дверь была не заперта,
Алька спала на диване, правда в халате. Санька сел рядом и прикоснулся холодными губами к щеке, потом поцеловал. Алька окончательно просыпаться не собиралась, обвила его шею руками, как бы предлагая продолжать в том же духе. Саньке этого было мало, его шаловливые губы искали пищу на шее, потом, отодвинув подбородком тонкую ткань сорочки, поймали сосок. Алька теребила его волосы, пока Санькины руки не стали гладить ее ноги.
Девчонка подняла его голову, посмотрела в затуманенные страстью глаза, и сказала:
- Доктор сказал, что со мной спать нельзя. Все будет, мой хороший, но не сегодня. Подождешь?
Саша кивнул и ушел на кухню. Нелегко давалось Саньке Басову воздержание, но по одному ему ведомым причинам он оставил массированные атаки на Альку и терпеливо ждал, когда она захочет выполнить свое обещание.
Перед Новым годом в клубе много хлопот и почти три дня молодые не виделись. Для Альки это были дни напряженной работы, а Санька маялся от тоски. Его маетное настроение привлекло внимание закадычных дружков. Потребовалась одна рюмка водки, чтобы узнать, кто причина любовной тоски парня.
Друзья признали положение аховым и посоветовали отступиться, дескать, дело пропащее – не видать ему Рыжую, как своих ушей. Слово за слово, дело приняло нехороший оборот. Для Альки.
Тридцатого в клубе был карнавал, потом танцы. Санька был трезв и удивительно хорош. В половине первого Алька попросила проводить ее до дома. Когда вышли на улицу, Санька за чем-то ненадолго вернулся в клуб.
До дома дошли довольно быстро. Стоя на крыльце, Саша не был уверен, что Алька пригласит его в дом. Но она пригласила, без всякого стеснения сказала, что требует от него исполнения супружеских обязанностей, а то уже десять дней замужем и не знает, какой мужчина ее Санечка.
В эту ночь Саша впервые узнал, в какие такие игры играет его рыжая киска. Вообще события той ночи Санька помнил довольно смутно. Все они слились в череду охов, вздохов, стонов, поцелуев и всех остальных составляющих сексуальных удовольствий.
В душе у обоих было состояние такого блаженства, какое бывает, когда человек засыхает в пустыне без воды, а когда вода, наконец, появляется, он пьет и не может напиться. Ему все время кажется, что это последний в его жизни глоток. Уснули под утро, измученные и донельзя довольные.
В половине девятого в дверь постучали. Алька ткнула под бок «мужа». Санька, зевая и потягиваясь, пошел открывать. Алька только тогда насторожилась, когда услышала звуки потасовки. С порога коридора она с удивлением наблюдала, как братья безмолвно охаживают друг друга кулаками. Было очевидно, что именно Леша бьет Саньку, а младший только защищается.
Увидев Алину, братья остановились, только Санька о чем-то просил брата:
- Леха, может не надо?
- Ну, почему не надо? Ты честно выиграл. Забирай. Сотня - хорошие деньги. Я специально пришел, чтобы убедиться, я ведь не поверил. Дальше разбирайся сам.
Алька уже поняла, что случилось. Она накинулась на Лешку:
- Ничего подобного, не в чем нам разбираться, забирай его с собой! А ты, милый, одевайся быстрее. Тебя дружки, наверное, заждались, девушки!
- Алечка!
- Не тяни резину, одевайся.
Александр пошел за вещами, Алина потеряно спросила:
- Леш, кто об этом знает?
Алексей опустил глаза:
- Многие. За праздники узнают почти все.
Саша вышел в коридор. Алька на минуту оставила братьев наедине. Вышла, сжав что-то в кулаке.
С полуулыбкой на бледном лице запихала полтинник в нагрудный карман Санькиной рубашки:
- Это оплата за хорошо проведенную ночь. Хочешь, отзыв напишу, что ты – классный …. – Алька добавила матерное слово, что ввергло в шок не только Лешу, но и Сашу, они были уверены, что она таких выражений просто не знает.
- Аля! – в голосе Саньке была настоящая мольба.
- Забудь. Как зовут – забудь, и дорогу сюда забудь!
Алексей вытолкал упирающегося брата, что называется взашей. За их спиной щелкнула задвижка веранды, и клацнул замок входной двери.
Глава 11.
Алька отгородилась своей бедой от мира. После ухода Басовых, она легла в теплую еще постель, закуталась в одеяло и пролежала в каком-то оцепенении почти до вечера. Кто-то дважды приходил и долго стучал, но Алька не стала заострять на этом внимание.
В голове у нее роились мысли. Вы видели, как роятся пчелы? Медленно и для постороннего взгляда, бестолково, они летают вокруг роевни, часами, долгими часами, умащиваются, ищут свое место, словно выполняют многовековой ритуал, предусмотренный матушкой - природой.
Так и мысли в Алькиной голове крутились смутными роями, казалась, что нельзя в них проследить ни логику, ни закономерность, но через определенное время высветились два направления – «Саша» и «какая я невезучая».
Она эти два направления по недомыслию разделила, но если бы она прочла книгу Роберта Кемпа «Карты любви», то поняла бы, что в ее жизни все закономерно. Дело в том, что у Альки тридцать первого декабря был день рождения. А, по определению Кемпа, этот день принадлежит карте – Покеру.
Люди этого дня всецело зависят от превратностей судьбы и очень уязвимы. Алина вспоминала прошлогодний Новый год. Именно тогда она, полная обиды и гнева, чтобы наказать Володеньку и доказать всему миру свою полноценность разделила постель с первым встречным мужиком. Судьба к ней была снисходительна, послав ей Игоря, Алина это оценила значительно позже. Майор ее жалел, наверное, любил, по крайней мере, берег, потому что она не забеременела.
А Саша? Не чувствовала пока она в Саше надежности и основательности. Саша – не Леша. Тот – та стена, за которой можно спрятаться от земных бурь. Повезло Катюшке!
Уже перед двенадцатью Алька нарезала сыр и при свете топившейся печки одна выпила за свое здоровье. А когда куранты по радио пробили полночь, у нее началась истерика. Сначала слезы катились сами собой, потом она разрыдалась, при этом в голове не было никаких мыслей, просто сердце щемило от ощущения безысходности и одиночества. Так и не загадала никакого желания. Зато уж точно не придется сожалеть, что загаданное не исполнилось.
К вечеру первого января Сан Саныч забеспокоился: Алины нигде не было, а на свежем снегу – только мужские следы. Он долго стучал, пока не вышел сосед. Николай Михайлович работал участковым и был мужчина строгий.
- Я думал, опять ребята к соседке долбятся, уж несколько раз гонял.
- А сама-то она где? Уехала, что ли?
- Дома, только видеть никого не хочет. Утром с Ириной разговаривала.
- Может, заболела?
- Здорова. Вам привет передавала, сказала, чтобы вы не беспокоились.
Санька тридцать первого несколько раз приходил к дому девушки, но так ни разу не постучал. Первого он стучал и кулаком и ногой. Вечером второго он обнаружил, что света в квартире нет, заподозрил, что хозяйки нет дома, но следов ее сапожек на снегу не было.
В голову лезли самые страшные мысли. Он обошел дом и стал стучать в окно. Ни звука. Вернулся через несколько часов сильно пьяный, снова долбился в окно. В определенный момент, не рассчитав удара, выбил большой кусок стекла. Ни звука. То ли устав, то ли испугавшись сделанного, но в этот вечер Басов ушел восвояси довольно быстро.
Алька, безусловно, знала, кто ее гость, не понимала только, чего ему еще нужно. Уже все, чего хотел, получил, все тридцать три удовольствия. Вот ежели только попенять ей, строптивой, что в деревне не появляется, а то все ждут, чтобы потешиться.
А чего ей там делать? Продукты есть, дрова – в сенях, вода и слив – в доме. А до седьмого директор объявил учителям каникулы. Алька развлекалась, как могла: смотрела телевизор, довязывала Басову пуловер. Думаете, ослышались? Ничуть не бывало. Вязать его она начала еще в больнице, а работу надо доводить до конца. Такой принцип был у девочки.
У нее по жизни было много принципов, почти все соответствовали христианским заповедям, вот с одной заповедью была проблема, с той, что « не прелюбодействуй». Кто в этом был виноват, даже и выяснить невозможно.
Известно только, что Алиным сексуальным воспитанием не занимался никто, то есть все помаленьку. Мамочка была женщиной страстной и озабоченной, Алька не однажды слышала, что твориться в родительской спальне в темноте ночи.
Многое знала от подружек во дворе. А когда перешла жить в общежитие такого наслушалась и навиделась, что у другой девчонки навек бы отбило интерес к интимной жизни, а Альку это сильно будоражило. Она много раз рисовала в воображении, как это произойдет с ней. Каким будет ее первый мужчина, что он ей будет говорить, и как он это будет делать. Но в реальной жизни Альке не попадались «ее принцы». Так продолжалось до новогодней ночи семьдесят седьмого года.
Глава 12.
Новый год последнего выпускного курса встречали весело, целой компанией ходили в гости к одногруппницам. Во втором часу завалились к Тане. У Татьяны уже были гости.
Альку поразил высокий блондин, с несколько хмурым видом. Он с первого взгляда запал на Альку, танцевал только с ней, а под конец осмелел и поцеловал ее в темном коридоре. Там же, запустив руки под юбку, гладил упругую попку и снова целовал.
Альке почему-то казалось, что именно так и должно быть, что у всех именно так и происходит. Алька чувствовала, что в брюках у мужчины ожил и напрягся главный орган его тела. И когда Володя предложил пойти к нему домой, она с готовностью согласилась.
Володя жил в соседнем доме. Они не дошли, а добежали. Дома у него никого не было. Мужчина велел ей снять только трусики, сам торопливо снимал брюки и рубашку. Вот тут черт дернул Альку за язык. Желая похвастаться, а она на самом деле читала, что этим нужно гордиться, она сказала, глядя, как мужчина раздевается:
- Володя, я тебе должна сразу сказать, что я …
- Не девушка? - засмеялся Володя. - Я это переживу!
- Ну, почему?! Ты у меня первый!
Это надо было видеть. Мужик весь напрягся, побагровел и выпалил:
- Ты девочка? А чего же ты ведешь себя так будто на тебе клейма некуда ставить? Короче одевайся и уматывай. Не люблю я эту грязь и целочек. Вали, вали, не жди, когда я тебя сам выкину!
Вам знакома эта картина? Нет? Я о таком тоже впервые узнала от Альки в минуты для нее очень непростые. Между тем у ситуации было банальное объяснение: господин Карпов находился под следствием за изнасилование несовершеннолетней, и лишние веревки ему были ни к чему. Но Алина этого не могла знать.
Ошарашенная и оскобленная она медленно брела по пустынному проспекту к институтским общагам. Она даже не плакала, но весь мир для нее как бы был и не был, ей ни до чего не было дела.
О на не заметила, что параллельно ей по другой стороне дороги крадется синяя машина. Мужик в машине демонстративно ее разглядывал, негромко сигналил и т.д. Водителю, видимо надоело, что его не замечают, и он поехал по встречной полосе и перегородил Альке дорогу.
Шофер опустил стекло и сказал:
- Садитесь, подвезу.
- Мне недалеко, - ответила она рассеянно, но в машину села.
Ехали медленно, Алька опомнилась, когда поворот на Киевскую был далеко.
- Мы куда едем? – тихо спросила она.
- Ко мне домой.
- А дома кто?
- Никого.
Алька промолчала. Игорь Сергеевич чувствовал какой-то подвох в ситуации, но не понимал, в чем он состоит. Молодая девчонка, почти трезвая, садится новогодней ночью в машину незнакомого сорокалетнего мужика и едет к нему домой. Зачем? На шлюху не похожа. Что тогда?
Майор жил в частном благоустроенном доме почти в центре города. Только включив в передней свет и помогая гостье раздеться, он понял, что вообще ничего не понимает. Девчонка была лет двадцати и настоящей красавицей.
Неловкость в ситуации чувствовал только хозяин, гостья была спокойной и несколько отрешенной. Они попили чаю и потанцевали. Во время танца Игорь на пробу прижал гостью к себе довольно сильно, но она не возразила, даже наоборот, положила руки ему на плечи и подставила губки для поцелуя.
От его поцелуев она не уклонялась, но было очевидно, что вкуса в них девочка не понимает, и никаких сексуальных фантазий его поцелуи у нее не пробуждают. Он уже понял, что будет все, но не понял почему. А это важно?
В супружескую спальню Алина идти отказалась. Сама застелила диван. Раздевалась при включенном свете, чем не мало удивила Игоря. Для него это было целым спектаклем. Когда девчонка осталась в одной сорочке он начал расстегивать пуговицы на своей рубашке. Она подошла близко-близко и, глядя ему в глаза, спросила:
- Вы меня не прогоните, если я скажу Вам одну вещь?
- Ты больна? - испугался майор.
- Пообещайте!
- Не прогоню.
- Я хочу, чтобы Вы были моим первым мужчиной!
-
У майора подкосились ноги. А девчонка с напряжением смотрела ему в глаза. Наверное, боялась отказа. Он прижал ее к себе, гладил спинку, целовал личико. Потом вытащил шпильки из ее прически. Огромная масса волос скатилась волной по спине.
Он взял Алинку на руки и унес на постель. Бог ему судья – у него самого была дочь Алькиного возраста. Он целовал ее долго, целовал везде, говорил самые нежные и самые интимные слова, пытаясь вызвать в ней максимальное желание, чтобы ослабить неприятные ощущения первой близости. Наконец выдержка майору изменила, и он вошел в нее.
Альке было не больно и тем более не противно. Ощущение мужского органа внутри себя возбуждало самим фактом, движения были до боли знакомые. Вы когда-нибудь пытались заснуть в комнате, где на соседних койках два изголодавшихся за неделю курсанта охаживают молодых жен? Заснуть было невозможно.
И теперь Алька наслаждалась самим фактом полового акта и своей востребованностью, что ли. Майор, чувствуя себя преступником, выливаться в девочку не стал. Отдыхая от возбуждения, он обнял Альку и прошептал:
- Рассказывай, что у тебя произошло.
- В благодарность за неудобства?
Вместо ответа майор снова начал целовать Алину, ее груди доставляли ему массу наслаждения. Его руки ласкали нежную кожу живота и бедер. Возможно, он бы и сдержался, если бы Алька случайно не прикоснулась к его мужскому достоинству. Игорь моментально накрыл руку девчонки своей и показал, как его надо ласкать, а чтобы лапочка не возражала, зажал ей рот поцелуем.
Лапочка не возражала, и на ласку его рук раздвинула ножки. В этот раз майор постарался растянуть удовольствие и закончил традиционно. Он все больше входил в забытый мир молодого азарта, упражнения чередовались довольно долго, он даже забыл, что ребенка надо бы и пожалеть. Он не помнил, как уснул.
Пробуждение было неприятным. Вчера он перестарался и был, что называется, как выжатый лимон. Девчонка от него сбежала, да и бог с ней. А вот записка на столе ему не понравилась. « Если забеременею, я знаю, где тебя искать». Подписи не было.
Она поняла глупость своего послания немного позже. Боясь, что майор ее найдет, она перекрасила волосы в темно-каштановый цвет. Помогло. Майор ее не узнал, хотя дежурил возле общежития два вечера. Пришлось писать письмо ему на работу и извиняться.
Королев письмо получил и был сказочно счастлив. Он искал Альку не за тем, чтобы разобраться с маленькой шантажисткой. Он хотел повторить те ощущения, что он испытал в новогоднюю ночь. Он даже имени ее не знал, называл про себя Новогодним подарком. Вам когда-нибудь дарили на Новый год девственность и чистоту? Ведь нет?! Шикарный подарок.
Майор это оценил несколько дней спустя, когда разделил супружеское ложе с вернувшейся из гостей женой. Оказалось, что он по ней совсем не соскучился. Так невольно Алька разрушила чужую жизнь.
Игорь Сергеевич Альку искал довольно долго и упорно. В конце концов он решился на простой и очень мудрый шаг. Подсказал кто или сам додумался, понять трудно. Он просто пришел в комитет комсомола и долго перебирал личные дела комсомолок, пока не сказал секретарю, что девушка рыжая:
- Ну, рыжая у нас одна была, - оживился вожак.
- Что уехала? – в голосе майора прозвучало плохо скрытое огорчение.
- Перекрасилась после Нового года. И она на другом факультете учится.
Секретарь достал личное дело. На фотографии Алине было шестнадцать, но узнать было можно. А все остальное было делом техники. Седьмого марта после занятий Алька с девчонками собралась в кафе, но возле института стояла знакомая синяя «Лада» и красивый черноглазый майор. Делать было нечего, Алька подошла. Она прекрасно видела, что Игорь был готов схватить ее в охапку и целовать при всех. И она бы не возражала.
Чужая квартира, чужая постель и страстный мужчина, готовый для тебя на все. Они почти не разговаривали, два часа пролетели, как один миг. Алька впервые получила удовольствие, была ошеломлена этим состоянием донельзя и очень счастлива.
Встречи стали регулярными, особенно часто встречались в мае – жена майора лежала в больнице. Теперь майор узнавал свою крошку с трудом. Распознав вкус сексуального удовольствия, Алька не собиралась мириться с отсутствием оного.
Для немолодого мужчины это был большой напряг, который кончился нервным срывом. Игорь намекнул Альке в довольно грубой форме, что она ему напоминает сучку в охоте. И это было, оказывается, последнее их свидание.
После него он много раз ждал Альку около института, но она ни разу не подошла. Однажды Королев просто поймал ее за руку и посадил в машину. Немного отъехав от корпуса, остановился. Игорь извинялся, предлагал разные варианты компенсации, по всему было видно, что он переживает. Но Алька не согласилась даже на последнюю ночь.
Игорь вышел из себя:
- Что ты из себя принцессу строишь? Ну, кому ты нужна?!
- Тебе, например.
Алька наклонилась и очень нежно поцеловала Королева:
- Оставь меня в покое, Игорек, иначе я позвоню твоей жене.
Игорь Альку ударил, возможно, сильнее, чем хотел. Она молча вытерла кровь, хлынувшую из носа, и вышла из машины. Игорь проговорил:
- Аль, ты куда?
- Да кобеля по себе искать.
И ушла. Майор смотрел, как уходит его любовь, последняя его любовь…
Глава 13.
Обо все этом вспоминала Алька, пока сидела в заточении. Неприятностей в ее жизни было, хоть отбавляй, так что битьем окон удивить ее было трудно. Она молча заткнула дыру в стекле мешком с ватой и продолжала жить дальше.
Пятого вечером Басов пришел опять и решил непременно добиться аудиенции. На стук вышла Ирина и сказала, что Алина его видеть не хочет и ему не надо сюда больше приходить.
Санька не мог не приходить. Ему каждую ночь снилась Алька. Вот они стоят в полутемном коридоре Алькиной квартиры. Алька иронично делает замечание:
- Сэр, где Ваше воспитание? Помогите даме снять пальто!
Саша послушный, прямо пластилиновый. Пальто и его куртка уже на вешалке. Саша нагибается, чтобы снять с Алины сапоги, плутовка резким движением стягивает с него свитер и отскакивает на шаг, спрятав добычу за спину.
Ах, опять твои чудные игры, моя рыжая! Мужчина настигает беглянку и, целуя, расстегивает бретельки широкого сарафана. Алинка, смеясь, перешагивает через упавшие к ногам вещи и начинает расстегивать на Саньке рубашку:
- Почему одну и ту же носишь? - игриво спрашивает она.
- Люблю. Ни у кого такой нет.
- У Лешки такая же. Я сама обе шила.
Санька снова поймал ее губы и что-то попытался сказать. Алинка обернулась. От самого порога до дивана выстлана дорожка из одежды. На ней осталась одна сорочка, на Саньке плавки.
- Дальше ты сам? – неуверенно спросила девчонка, помня реакцию Саши.
- У тебя хорошо получается! – почему-то прошептал он….
Это и не только это вспоминал Александр, стоя на январском холоде под окнами своей киски. Каждый день в его ушах звучали словечки, какие-то чудные или чудные. Он даже слов таких никогда не слышал, а тем более не говорил.
А сколько интимных слов знал мальчик конца семидесятых? Пару- тройку?
Однажды на выкупе невесты я присутствовала при одном казусе. Подружки невесты предложили жениху подняться по лестнице, на каждой ступеньке произнося ласковое слово. Ступенек было двадцать две. Двадцать две непреодолимые преграды. Жених лестницу не осилил даже с помощью дружков.
В предновогоднюю ночь Санька млел не только от физического удовольствия, но и оттого, что его любили и пытались выразить это невыразимое чувство словами. После неожиданного разоблачения он сожалел о потере именно последней, духовной, составляющей их отношений.
И вот сейчас он пытается заглянуть в темные окна Алькиной квартиры, все больше и больше приходя к мысли, что ее там нет. И вдруг его взгляд упирается в заткнутое мешком окно. Дома?! И не хочет открывать! Заставлю! Я тебя заставлю!
Санька взял большой комок смерзшегося снега и кинул в окно. Зазвенели стекла. В доме ни шороха, ни звука. Следующий снежок - и второе стекло тоже разлетелось вдребезги. Он еще с полчаса стоял в темноте, ждал, что Алька хотя бы поругается. Тишина. Видно, дома ее все же не было.
Алька была дома, плакала, закрывшись в ванной. Почему-то она решила, что Басов бьет окна, чтобы залезть в квартиру. Когда он ушел, Алька позвала Ирину для совета. Утеплялись до ночи, Алька не хотела, чтобы вмешивался участковый.
Утром шестого директор вызвал Филиппа Николаевича для срочной работы. Басов с неохотой поднялся, но когда узнал суть дела, заторопился. Застал Альку синюшную в насквозь продуваемой квартире.
Стеклили окна до обеда. Отобедали тут же. Когда Кириллов вез Филиппа Николаевича домой, тот расфилософствовался, дескать, пороть надо таких поганцев, моду взяли руки распускать. Кириллов на прощание и скажи ему:
- Вот Вы, Филипп Николаевич, и выпорите своего Саньку. Вам обоим наука будет.
- Да за что же Саньку?
- Да за стекла. Он ведь не первый раз на этой неделе ей окна бьет. Говорят, выгнала она его.
- Почему?
- Спроси у него сам.
Семья обедала, когда старший Басов пришел домой. Он тяжело сел на табурет, посмотрел на семейных. Сашка был хмурый, смотрел в тарелку и молчал. Откладывать разговор отец не стал:
- Рассказывай.
По тому, что все опустили глаза, было понятно, что все в курсе событий.
- За дурака меня держите? Вся деревня знает, один я хожу, улыбаюсь, с людьми раскланиваюсь. Не молчи, хуже будет!
- Поспорил он на сотню, что уговорит Альку, - начал Лешка.
- Выспорил?
- Выспорил. Сто пятьдесят.
- Почему сто пятьдесят?
- Ему Алька заплатила за хорошо проведенную ночь, а потом выгнала.
Во время разговора Санька угрюмо молчал. Отец посмотрел на него с сожалением и с укоризной сказал:
- Любит, видно, тебя, дурака, раз позвала. Вернее, любила. Уедет, как пить дать уедет.
- Никуда не пущу! – подал голос Сашка.
- И к лучшему. Пусть уезжает. Жар-птицу, сынок, поймать – не главное. Ты ее удержать попробуй. Найди себе что-нибудь попроще, какую-нибудь местную курицу и успокойся.
Утром седьмого Кириллов увез Альку. Саша узнал об этом вечером, когда пришел в клуб. О споре знали почти все, но его выходку явно не одобряли, потому, как некоторые, поздоровавшись, спешили отойти.
Пожалела его одна Маринка Забелина. Повиснув на его руке, пьяно растягивая слова, она еле выговорила:
- Да не расстраивайся ты, ну уехала и уехала. И на этих плюнь, пусть себе не уважают …
- Кто уехала?
- Рыжая твоя уехала. Ночью ей плохо стало, а утром директор ее в город увез, в больницу. А мужики сказали, что тебя пришибут, если с ней что случиться.
- Давай выпьем, Маришка, за отъезд. Есть что?
Санька всю неделю не вылезал от Маришки, и не просыхал. Один раз даже они пытались изобразить сексуальный контакт. Санька не смог. После чистенькой Альки, немытая и пьяная Маринка мгновенно погасила в нем те минимальные позывы к близости, что возникли в алкогольном бреду. Больше Басов не пытался себя стимулировать. Так ничего и не было.
А деревня уже их поженила. Маринкина мать на каждом углу хвасталась, что дочка привела в дом зятя и скоро свадьба. Все это произошло до смешного быстро, всего за одну неделю. В субботу Филипп Николаевич приехал на «Газике» и увез пьяного сына домой.
В понедельник Басов-младший уехал в тайгу. Январь и февраль прошли довольно быстро. Первые две недели Санька приезжал на выходные, потом оставался в зимовье и ходил с Колей Михалевым на охоту. Отцу внезапное увлечение Саши охотой показалось странным, но это было лучше, чем пьянка с Маринкой.
На двадцать третье февраля Санька пришел домой вместе с бригадой. Отец с тревогой ждал, что сын после бани соберется в клуб – и жди неприятностей по полной программе, но Саша, казалось, никуда не торопился.
Они сидели по-семейному за столом, когда пришел Сан Саныч. Гостя усадили за стол, напоили, накормили. Но его визит был довольно странным – директор никогда без причины к Басовым не захаживал. И сейчас была причина. Он привез мужикам подарки от Алины. Леше и Филиппу Николаевичу шарфы отдал сразу, а пакет с Санькиным подарком придержал в руках:
- Тебе, поди, ее подарки не нужны? Ты же вроде женишься!
За столом наступила нехорошая пауза. Саша грубо выхватил сверток из рук директора и ушел к себе в комнату. В пакете был уже знакомый вам пуловер и письмо. К банальным поздравлениям и пожеланиям было дописано: « Ты, говорят, женишься на Маришке. Она хорошая девчонка и ей, как любой женщине, хочется надежного и верного мужчину рядом. Желаю счастья. Я завидую Марине, потому что ты ее любишь»
Санька с трудом сдерживал слезы. Получается: без меня меня женили. Он оделся и вышел на улицу. Вернулся после десяти.
Казалось, какой труд написать письмо любимой женщине?! А вот, поди ж ты! Да и что тут скажешь, если кругом виноват, если не умеешь выразить ни делами, ни словами своих чувств, если все вокруг против тебя, даже родной отец. « Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии» - почему-то вспомнились строчки из какого-то школьного стихотворения. Конечно, к обычной жизни эти слова мало применимы, скорее «Что имеем - не храним, потерявши – плачем».
Вот такой сумбур был в голове Саньки, когда он бродил весь долгий вечер по деревне, а непослушные ноги, раз за разом, приводили его к Алькиному дому, пока он не достал из сарая лопату и не очистил дорожку от снега. В голову пришла гениальная мысль.
В понедельник Санька предупредил родителей, что едет в тайгу в последний раз. Мать торопливо собирала рюкзак, боясь что-нибудь забыть, а после ухода сына обнаружила нечто круглое, лежащее на шкафу. Решив, что Санька все же что-то забыл, она развернула платок. Вместе с отцом долго щупали красивую соболью шапку, мягкую и легкую.
Мать примерила. «Думаешь, для Маринки?» - спросила она мужа. Филипп Николаевич засмеялся и покачал головой. Оба чувствовали, что сын влюбился, и имя своей невестки они тоже знали. Звали ее не Маринка.
Через неделю Саша начал новую жизнь. Он привез из тайги хлысты, с мужиками напилили и накололи дров на два года вперед. Письмо Альке он написал. Получилось оно грубоватым, но отражало его новую суть – хозяина и мужика.
Глава 14.
«Я тебя люблю. Я это точно знаю. Я не верю, что в ту ночь ты претворялась. Я буду ждать тебя в нашем доме. Тебя и мою дочь. Целую вс обоих». И не слова о Маришке. Но это неважно, потому что письмо Алина не читала. Сан Саныч начал на нее охоту, и потому письмо Басова не отдал.
Директор хотел во что бы то ни стало заполучить Альку в жены, пока она находится в городе. Врал Альке, что у Саньки с Маришкой все сложилось, что Маришка беременна едва ли не с первого дня возвращения Басова из армии. И к Альке Саша приходил, чтобы досадить Маришке.
Для Басова у него были другие басни: Алька уехала погостить в Новосибирскую область к другой своей тетке, адреса которой Кириллов не знает. Правда, ключи от Алькиной квартиры он Саше отдал в полной уверенности, что вернувшаяся хозяйка квартиранта попрет.
А между тем Санька ждал Алину с надеждой и нетерпением. Он поминутно оглядывался на каждый голос, реагировал на каждый шум, доносящийся с улицы, словно она должна была появиться с минуты на минуту. И все же ее приезд стал для него полной неожиданностью.
Алька вернулась внезапно в середине июня. Саша вошел во двор и остолбенел: на ветру полоскались пеленки. Ноги его приросли к земле. Ему стало страшно. А вдруг Але он не нужен?
Алька ему не обрадовалась. Он это понял, едва взглянув на нее. Она с вымученной улыбкой поздоровалась и позвала ужинать. Поели молча. Разговор как-то не клеился. По всему было видно, что Алька рассчитывает, что Басов уйдет ночевать домой. Александр решился, наконец, задать интересующий его вопрос:
- Почему ты не ответила на мое письмо?
- У меня к тебе вопросов намного больше. Почему ты живешь в моем доме? Ты что с Маришкой поругался? И с кем тебя поздравлять? С сыном или дочкой?
Басов зло перебил:
- Ты от вопроса не уходи. Почему ты не ответила на мое письмо? Если я тебе не нужен, могла бы еще в марте написать. И нечего тут Маринку приплетать. Она - то тут при чем?
- Какое письмо, Саша?
- Такое. Я с директором тебе письмо посылал.
- Так кого Маришка тебе родила? Саш, ты, правда, тогда ко мне пришел, чтобы ее позлить?
Разговор происходил на крыльце, и Басову было очень уютно от теплого Алькиного бочка, прижавшегося к нему на узкой ступенечке. Он обнял ее за плечи и добросовестно выслушал все ее претензии, сочтя их неимоверными фантазиями господина директора.
В комнате пискнул ребенок и молодые ринулись туда. Дашка, можно сказать, спасла для себя и папу, и маму: Басов был на грани того, чтобы пойти начистить Сан Санычу физиономию.
Алька моментально спровадила ребеночка папочке и пошла по каким-то делам на улицу. Саша рассматривал падчерицу. Дашутке шел четвертый месяц, и удалась она в маму, только была платиновой блондинкой, что с зелеными глазами смотрелось неплохо. Алька выкупала и накормила дочь, искоса взглянув на Сашу, сказала:
- Ты можешь остаться здесь, только не думай, что я … Короче, спать будешь один.
- Это за то, что я честно ждал тебя полгода?
- Это за Маришку и мои слезы.
- Я знаю наказание получше.
- Ой, ли!
- Сорок суток каторжных работ в постели!
- Для тебя это не каторга, а удовольствие. Нет уж, спать будешь один.
Санька вопреки всякой логике согласился с ее доводами, хотя в душе считал, что незачем двум любящим людям терять драгоценные капли счастья, которые они готовы подарить друг другу. Он понимал, что Алине нужно время, чтобы освободиться от груза вранья и обид, которые она пережила в эти полгода, чтобы поверить, что счастье вот оно рядом – протяни руку – и твое.
В эту же ночь Алька сама пришла в постель к Саше, чувствуя, что он тоже не может заснуть. Железные коготки резали кожу на спине, когда Алька выгибалась под тяжелым телом мужчины, доставляя не узнанное счастье обладания самым дорогим сокровищем в мире. Ночь показалось такой короткой, но проснулся Басов отдохнувшим и счастливым.
Вот и все, что можно рассказать про последующие два года совместной жизни Алины и Александра. Со стороны казалось, что это обычная пара, живущая в гражданском браке. Явление это для деревни было отнюдь не обыденное, считалось, что молодые и вовсе не женаты, что это не настоящая семья. К тому же смею напомнить об особом к Альке отношении, оно так и не прошло. Да и как оно могло пройти?
Совсем недавно между моими коллегами возник спор о неправильном гендерном воспитании в нашем обществе. Разговор коснулся того аспекта, что общество, в подавляющем большинстве, не должным образом уважает женщин, посвятившим жизнь своим детям, ни дня нигде не работавшим.
Они – равноправные члены общества, достойные уважения и равной пенсии с работавшими женщинами. Я, понимая, гуманистическую направленность идеи, всеми фибрами души против такой уравниловки. Моя позиция такова: пенсия – это награда за работу, пусть ее получают те, кто работал, кто потерял здоровье, обслуживая тех, кто только пользовался чужим трудом.
А если эти дамы занимались только воспитанием своих детей, то пусть их дети и содержат своих не работавших мам! Я не права? Моя подруга сказала, что во мне просто говорит зависть к женщинам, устроившимся в жизни лучше меня. И вообще, я должна понимать, что они привыкли жить хорошо, как их оставить в старости без средств к существованию?
Если рассмотреть жизнь Альки именно с этой позиции, то получается, что люди никак не могли смириться с ее образом жизни. Да, она работала, но работа ее всегда была чистенькой – никакого сенокоса, навоза, скотины, физического напряжения. Они за всю жизнь даже поросюшку непутевую не вырастили, жили на шее у свекрови со свекром.
Ну, это скажем, большое преувеличение. Да, Алька к скотине никакого отношения не имела, зато Саша по первому зову летел к родителям на помощь, а Филипп Николаевич был крутой отец – запрягал сыночка по полной программе. Но это знали домашние, посторонние не особенно верили.
А как поверить, когда ты после изматывающего дня на жаре, на сенокосе, убрав скотинку, присел на крылечке, а с реки до тебя доносится смех, вопли, возня. И это не ребятня дурачится. Это Басовы резвятся в воде. Да разве после тяжелой работы, захочется тебе еще куда-то идти?!
Да и это не все! Ведь Санька по огороду сделал лесенку, почти до берега реки, а откос там очень крутой, все только для того, чтобы его краля по деревенской улице крюк не делала.
И специальные площадки со скамейками сделал, чтобы отдохнуть на крутом подъеме. Они бы еще не так злились, зная, для чего Басов сделал эти площадочки с такими непозволительно широкими и длинными скамеечками, и чем они занимались в воде, визжа и хохоча. Ну не принимала душа многих такого образа жизни.
Зато старики принимали Альку на «ура», Леша тоже относился к Альке и Дашутке, как к самым дорогим людям. Только Катюша, молодая жена Алексея, верила всем сплетням и недолюбливала Альку, что видно было невооруженным глазом.
Глава 15.
Так прошло два года. Два очень счастливых года. Алина была верна своей жизненной концепции. Она завертела всю свою семейную жизнь вокруг постели, предпочитая сексуальные удовольствия всему на свете.
Она отгородила Санечку от домашней работы, везла весь воз на себе, лишь бы у милого хватало сил на то, чтобы ее ублажить, как она того хочет. Саша считал это вполне естественным и нормальным, а так как о своих семейных отношениях Басовы не распространялись, то и понять свою несостоятельность, как хозяина в доме он не мог.
А кто станет копаться в том, какой кровью дается порядок в доме, во дворе, в огороде работающей на двух работах женщине, которая к тому же еще и вяжет и шьет на заказ? Да никто. А чего волноваться, если с работы тебя встречает улыбающаяся женщина и все уже сделано! Красота!
Только потом, несколько лет спустя, Филипп Николаевич вспомнил, как Саша с улыбкой рассказывал, что несколько раз заставал ночью жену спящей на ступеньках крыльца. Алька отшучивалась, что ей там лучше, чем спать с таким толстяком на узком диване. А это она просто стирала белье ночью в бане, и доползти до кровати уже была не в силах. Но это было ее дело. Она сама так хотела.
За эти два года Алина убедилась, что Басов ее любит, и решила сделать ему чисто женский подарок. А оно ему надо? Могла бы и поинтересоваться! Но в жизни так бывает часто, что человек быстро привыкает к хорошему и считает, что так будет всегда.
А вот тут-то и стоит вспомнить бессмертного П.Ершова:
В долгом времени,
Аль вскоре,
Приключилось с ними горе:
Кто-то в поле стал ходить
И пшеницу шевелить….
Последние два весенних месяца выдались нехорошие. Погода хлеборобов не баловала. Посевная в колхозе затянулась. Мужики приходили с работы поздно. Санька все время ремонтировал свой трактор, приходил домой затемно, недовольный и усталый. Даже любимая баня не поднимала его настроения. Кое-как помывшись, Басов ложился спать. Алька ему сочувствовала и со своими играми не приставала.
Двадцатого июня Алька стояла в очереди в магазине. Время было позднее, и магазин вот-вот должны были закрыть. Покупатели переживали, захочет ли продавщица обслужить всех. А тут еще в магазин влетает Катька Шворнева, повариха из колхозной столовой, и лезет без очереди. У прилавка затевается свара. Катюха во всю глотку кричит, что ей мужика ужином кормить надо, а хлеба нет.
Все прекрасно знают, что у Катьки этих мужиков перебывало штук сто, и сейчас она опять в свободном полете. Бабы ржут:
- Кого ты Катерина в этот раз прибрала? Поди, старичка какого?
- Да мне только тридцать, зачем мне старик? Саньку Басова пригрела, - засмеялась Шворниха.
В магазине повисла нехорошая тишина, все дружно посмотрели на Альку. На Шворниху зашикали.
Катерина и сама уже поняла, что ситуация получилась неприличная, но ее уже понесло:
- Чего вы мне шикаете, кого мне бояться? Он сам пришел, я его не звала. А ты, рыжая, на меня не смотри, я про тебя от Сашки такого наслушалась. Рассказать – уши повянут! Вы не думайте, у нас все серьезно. Он на мне жениться обещал.
Алька медленно прошла к прилавку сквозь расступившихся перед ней баб. Все с напряжением ожидали потасовки, заранее предрекая победу дородной Катерине: куда против нее устоять хрупкой училке!
Но Алька обманула ожидание толпы. Полная внутреннего достоинства, подойдя к прилавку, она попросила булку хлеба и собралась уходить, даже не взглянув на неожиданную соперницу. Катюха вышла из себя, Она дернула соперницу за руку, прокричав в лицо:
- Что, гордая? И разговаривать не хочешь?
Алька насмешливо и презрительно ответила:
- Ну, почему же? Я Сашу на привязи не держу. Любит – пусть идет. Совет вам да любовь.
И, продравшись сквозь толпу, Алька вышла из магазина, даже не оглянувшись на возню у прилавка. А там две бабы хозяйственными сумками волтузили Катерину, то ли из сочувствия к Альке, то ли предъявив Катьке свои старые счеты.
Когда Аля вернулась из магазина, Басов был уже дома. Он, конечно, заметил, что на Альке лица нет, но вопросов задавать не стал. Ночью Алька уклонилась от исполнения супружеских обязанностей, впрочем, Саша и не настаивал. «Сыт», - подумала женщина с горечью. Выяснять отношения Алина не собиралась.
Утро было самым обыкновенным, если не считать того, что за завтраком Саша предупредил, что вечером они приглашены к Басовым на Катин день рождения. Алька промолчала.
Вечером, в половине седьмого Александр ругался, завязывая у зеркала галстук: Алька его не дождалась, ушла в гости к Басовым одна. Подойдя к Лешкиному дому, он с удивлением отметил, что никакой гулянки там нет, более того ворота закрыты на большой замок. Это могло обозначать только то, что произошло нечто нехорошее.
Все Басовы были у стариков. Саша влет сообразил, что несчастье случилось с Дашуткой, потому, что ни ее, ни Алины в доме не было:
- Что с дочкой?
Филипп Николаевич устало сказал:
- Нет у тебя больше ни жены, ни дочки.
Саше стало плохо, он опустился на диван и заплакал.
- Уехала она и внучку увезла. Холостой ты теперь. Можешь на Шворнихе жениться, только в мой дом - не ногой.
В помещении повисла тягостная тишина. Видно смысл последней фразы дошел до Александра не сразу. Он весь вздернулся:
- С чего это я на ней жениться должен?
- Да она вчера в магазине Альке сообщила, что ты жену бросаешь. Да еще говорила, что ты ей рассказывал, что вы с Алькой в постели делаете, что она тебе говорит …
- Врет, тварь. Я ей сказал, что больше не приду, вот и вздурилась.
- Вольный казак ты теперь, – поставил точку отец.
Мать тихо всхлипывала, сиротливо прижавшись в уголочке:
- Теперь дитя точно изничтожит.
- Ты о чем? – насторожился Филипп Николаевич.
- Так в тягости она, на третьем месяце.
В глазах у Александра мелькнула и мгновенно погасла ослепительно-яркая картина. Огромный зеленый луг, где он с Алькой играет в футбол черно-белым мячом.
Они дурачатся и смеются. Мяч прилетает Саньке на носок ботинка, и он сильно посылает его в сторону девчонки. Алька мяч не поймала и он, угодив прямо в живот, сбил ее с ног. Саша протянул руку, чтобы поднять ее с земли и увидел заплаканные зеленые глаза с немым вопросом: «За что?»
Хорошо хоть отец догадался, куда Санька выбежал из избы. Но все равно они с Лешкой чуть не опоздали, видно меньшой знал короткую дорогу по огородам. Они с трудом вырвали полу придушенную Катьку из цепких рук Басова. Сбежалась вся деревня, Саньку скрутили, а наутро участковый увез его в райцентр.
Судили его народным выездным показательным судом. Совершенно неожиданно для судей многие выступающие отказывались осуждать Басова, некоторые даже просили судить Катерину, которая на суде почему-то отсутствовала. Саньке дали два года за нанесение телесных повреждений средней тяжести. Могли бы осудить и условно, но на вопрос судьи о раскаянии он сказал, что не сожалеет, и пусть эта тварь его боится. Саньку под конвоем увезли прямо из зала суда.
Едут близко ли далеко,
Едут низко ли, высоко
И увидели ль кого –
Я не знаю ничего.
Скоро сказка говорится,
Дело мешкотно творится…
Глава 16.
Об этих двух годах своей жизни Александр никогда никому не рассказывал. Писал оттуда редко. Об Алине не спрашивал, на информацию о ней никак не реагировал, на поздравления по поводу рождения сына тоже не ответил.
Старики отступились и про Алину с детьми писать перестали. Да и что они могли особенного написать? Только то, что все живы – здоровы, что Алька работает в городе, Дарья ходит в детский сад, Алексей сидит дома с бабой Ирой. Писала Алька редко да и очень коротко. Сами старики надоедать ей боялись, чувствовали себя виноватыми, вроде опозорил родной сынок, испортил девке жизнь окончательно, осталась с двумя – ни жена, ни вдова.
Свекры правильно рассуждали насчет Альки, именно так она себя и чувствовала - ни вдовой, ни женой, свой статус определить она и сама затруднялась, приходило на ум только одно слово – дура. И это было истинной правдой, ибо тот, кто живет не расчетом, а чувствами очень часто ошибается и раскаивается. А Алина Николаевна жила именно одними чувствами и обвиняла целый мир в том, что другие люди живут другими критериями. Ох, совсем другими.
Новое место работы, фигурально выражаясь, встретило ее непогодой. В сменно-заочной школе был спетый и дружный коллектив. Женщины после сорока, мужчины тоже. Все отношения были давно установлены, все симпатии и антипатии приведены в равновесие.
Рыжеволосая красотка, да еще незамужняя, внесла такую смуту и вызвала такое неприятие в устоявшийся коллектив, что брызги долетели до Управления образования. Причем страсти бурлили у виновницы за спиной, она же видела только настороженные лица и непроницаемо-отчужденные взгляды.
Через месяц ее работы, совершенно неожиданно для Альки, и завучей тоже, в школу нагрянула Роновская проверка. Были на уроках только у трех учителей, беседовали с обучающимися. Вы в курсе, кто учился в таких школах? Рабочая молодежь, которая по различным причинам не смогла закончить дневную школу. Представляете себе теть и дядь, которым от пятнадцати до двадцати пяти, сидящих за партами? Это Вам не детки, к этим не просто подобрать ключи, заставить учиться.
Я не стану врать, что Алина Николаевна сразу и полностью завоевала авторитет, чего греха таить, несколько раз со слезами бегала к завучу, собиралась отказаться от работы. Но мало помалу отношения с ребятами наладились, в большей степени благодаря ее мастерству рассказчика и актера.
Большой популярностью стали пользоваться ее уроки – драматизации. Ставили куски из Островского, Чехова, пытались проводить параллели между литературным и устным народным творчеством.
Земля слухом полнится, ученики разных классов делились между собой информацией об очередном спектакле, кстати, учителя эту информацию слышали, но старались никак не реагировать – дескать, глупости все.
И только тогда, когда десятый класс полностью не пришел на физику, и преподаватель пошел разыскивать ученичков, и нашел их на спектакле Алины Николаевны, в коллективе подняли вопрос о недопустимости такого поведения молодого педагога – зарабатывании дешевого авторитета среди учащихся путем дискредитации профессиональных качеств других преподавателей. Видите, какой приговор соорудили?
Алька, в порыве творческого энтузиазма, или в силу клубной привычки, даже и не сообразила, что ей вменяется в вину криминал. Она просто работала так, как работала всегда, может и плохо, может, и не очень соблюдая методики, конечно, просто не соблюдая методики, построенные от зрительного и слухового восприятия, анализа - к разуму, а она хотела от чувств – к разуму. Она сама так воспринимала мир, ей казалось так правильно.
К чести преподавателей, большинство отказалось поддерживать формулировку завуча, больше всего защищал Альку тот самый преподаватель физики, с чьих уроков чаще сбегали ученики. Оказывается, придя за ними на Алькин спектакль, он не стал отвлекать артистов и досмотрел представление до конца.
Десятиклассники оценили его благородство и, оставшись после смены, отработали материал по физике. К слову сказать, у этого класса больше ни разу не было конфликтов ни с этим предметом, ни с этим преподавателем. Он добровольно отпускал их в нужное время на спектакль, они добросовестно сдавали зачеты по его предмету. Такой вот симбиоз.
Хоть и закончился конфликт благополучно, но Алина вынесла из него надлежащий урок: твоя свобода кончается там, где начинается свобода другого, во всех смыслах. Она стала регулярно вывешивать графики театрализованных уроков, предупреждая преподавателей, если в спектакле задействованы учащиеся других классов.
Приглашения для учителей печатались типографским способом, благо несколько человек работало в типографии, и разносились лично, что значительно уменьшило количество Алькиных злопыхателей.
Иногда, долго ворочаясь в постели, Алина пыталась анализировать, почему ей все дается «через пуп», почему ничего не сыплется ей в руки само, почему только каторжным трудом?
И почему-то снова вспомнился последний день рождения, без подарков и поздравлений, тетка забыла, а сама Алька лежала на сохранении в роддоме. Что за напасть такая – это тридцать первое декабря? Как разорвать эту злосчастную цепочку неудач, как обрести равновесие? Но вскоре мысли стали менее глобальными и перескочили на серую обыденность.
Тетя Ира очень уставала с двумя ребятишками, садик находился через четыре остановки от дома, и престарелая тетка тащилась на трамвае с грудным Алешкой, чтобы забрать Дарью домой. Пробовали оставлять Дашку дома, но такого содома тетя Ира тоже не выносила.
Алина написала Басовым о своей проблеме, и дед приехал за Дарьей в конце августа. На время тема была закрыта, но только на время. Алька заскучала. Приезд Филиппа Николаевича всколыхнул нечто, что лежало на дне души, придавленное железной волей, то, что называется привязанностью, узами, любовью, если хотите.
Все четыре месяца до Нового года она маялась, без конца заглядывая в почтовый ящик, пока тетка не отругала ее и не отправила в деревню, попроведывать дочь и стариков. Алька приехала, погостила и осталась.
Родители не стали сообщать сыночку о том, что Алька вернулась в деревню. Перед вторым Новым годом они послали ему фотографию, где была снята вся семья. Саша долго рассматривал малыша на руках брата и Дашутку, сидящую у деда на коленях.
Он давно уже осознал глубину той пропасти, что по его милости возникла между ним и женой. Он понимал, что дети не помогут смягчить сердце Алины, даже если она когда-нибудь захочет вернуться в Успенку.
Вернулся Басов из заключения за несколько дней до Нового года по условно-досрочному освобождению. Приехав на попутке, проскользнул по деревне легкой тенью, почти никто его не видел, да и потом из дома Санька не выходил. Но земля слухом полнится, правда до Альки слух не успел дойти, деды принципиально с сыном об Алинке не разговаривали, да и он вопросов не задавал.
Вечером под самое Новогодье в дверь Алькиного дома постучали. Гость был нежданный и …долгожданный. Алька так и не смогла освободиться от своей привязанности к Саше. Много раз давала слово, клялась всем святым и снова после очередной ночи, когда ей снился Басов, доставала фотографии, целовала любимое лицо или целый день дефилировала в Санькиной рубашке, сохранившей, по ее мнению, запах любимого.
Вот и сейчас она всеми силами старалась не подать вида, что очень рада, и вызывающе - холодно спросила:
- Вы к нам, Александр Филиппович? Чем обязаны?
- Вот …,- Саша замялся, потом протянул две большие мягкие игрушки.
- Мать послала? Ну, сам принес, сам и дари! – сколько льда в голосе, наверное, тонна.
На голоса из комнаты выбежала Дарья, прищурившись, долго рассматривала мужчину, поняв, что это не дядя Леша, взвизгнула:
- Папа приехал. Лешка, наш папа приехал!
Леше завтра исполнялся год, он только-только начал ходить, и поэтому мама услышала сначала характерные шлепки ползущего по полу сына, Даша кинулась поднимать братишку. И вскоре Лешка уже стоял, держась за дверной косяк, разглядывая дядьку, которого обнимает сестренка. Дядька, как дядька, а вот игрушка в его руках – это интересно.
Алине не понравилась реакция дочери на Сашу. Видимо старики готовили внучку к приезду сына. Саша краем глаза видел, что Алька не в восторге от выходки Дашки. Прикусив губу, она процедила:
- Проходи, коли пришел. Ужинать будешь?
Так во время всего вечера она ни разу не улыбнулась и не поговорила с мужем. В ней боролась ее необузданная страсть и столь же сильная обида. Ей казалось, что прощать такое нельзя, но …прошло столько времени, и она очень соскучилась. Александр не знал всех переживаний жены, но был уверен, что на прощение надеяться наивно. Поэтому он общался только с детьми, пока мать не уложила их спать.
Так в тягучей обстановке вынужденного молчания и встретили Новый год. Только заметив, что в Алькин бокал с шампанским упала с ресниц прозрачная слезинка, Санька сделал первый шаг. В прямом смысле. Он обнял свое зеленоглазое чудо и очень долго не отпускал, двигаясь в ритме медленного танго.
Алька ревела, утонув в воспоминаниях, но это ничего не значило, потому, что все попытки близости она отвергала. Саша со своими эмоциями не справился. Он насильно овладел ею на полу комнаты. Алька сопротивлялась, только что не кричала. Она поцарапала Басову лицо и спину, дважды укусила. Он только иступлено шептал: « Ты моя», наслаждаясь до той поры, пока у нее не кончились силы сопротивляться. Ушел он под утро, сытый и не прощенный.
Глава 17
Много времени, аль мало
С этой ночи пробежало, -
Я про это ничего
Не слыхал ни от кого.
Ну, да что нам в том за дело,
Год ли, два ли пролетело, -
Ведь за ними не бежать…
Будем сказку продолжать.
Дни тянулись тягуче - медленно, пока Саша оформлял паспорт и прописку. К Альке он больше не ходил. Детей видел почти ежедневно, деды по-прежнему водились с ними, не разрешая отдавать в детский садик.
Несколько раз за эти два с половиной месяца приходила и сама Алина, с ним не разговаривала, только обиженно поглядывала в его сторону. А у него в ее присутствии отнимались ноги, и нападал какой-то паралич. Он только слушал ее голос, да молчал. Для себя он уже окончательно решил, что сделает Альке предложение, вот только соберется с духом.
Как говорит пословица: «Человек предполагает, а жизнь располагает». Две новости выбили Басова из колеи. К Альке посватался Николай Иванович Колесов, местный терапевт и партнер Алины по танцам. Отец с матерью с таким жаром и одобрением обсуждали за ужином эту новость, что Александр закипел.
Отец осадил:
- А ты-то что злишься? Она тебе жена? Ты за четыре года и предложения ей не сделал: ни жена, ни вдова, а так - подстилка. Долго бабе в морду этим тыкать будут? Вот послезавтра аборт сделает и – свободная женщина.
- Что сделает? – Сашка даже подскочил на стуле.
- Сказала – больше от Басова рожать не буду. Врач говорит – двойня. Жалко! Из-за тебя дурака и мы без внучат будем. У Лехи, наверное, деток не будет. Когда успели-то? – в голосе отца было только сожаление.
- В Новый год, – замялся с ответом сынок.
- Вот беспутная баба! - батя добавил и кое - что покрепче, характеризуя сноху как последнюю дрянь.
Саша вступился:
- Она не хотела, я сам.
- Снасильничал, что ли? – у деда сжались кулаки.
Санька сморщился, болью отозвалось в сердце дрянное слово. Такое же дрянное, как и сам его поступок.
- А что с Колесовым у них уже все решено? – хмуро спросил Саша.
- Вроде бы. Я сам с ней разговаривал. Знаешь, что говорит: « Мягкой травкой под ноги тому лягу, кто любить и беречь меня и моих детей будет. Через себя переступлю, все сделаю, чтобы он даже не догадался, что я другого люблю». А Николай Иванович – мужик с понятиями. У такого жена дрова по пояс в снегу таскать не будет, он сам ее на руках носить будет.
Филипп Николаевич, конечно, хотел уязвить сыночка побольнее, но, взглянув на него через несколько минут, осекся. На Саньке лица не было. Он встал и полуодетый выскочил на улицу. Отец не стал удерживать.
Саньку трясло, как паралитика, когда он стучал в двери Алькиного дома. Впускать его она не захотела, и он уселся на ступеньках крылечка и стал чего-то ждать. Алька выглянула через час – Басов все еще сидел. Ну, товарищи дорогие, на дворе начало марта, а не июль. Алька вышла, но поднять Сашу не смогла, он не реагировал на слова, по-идиотски улыбался и пожимал плечами. Пришлось звать соседа.
Уложили Саньку на диван и раздели вместе с Николаем Михайловичем, растерли спиртом спину, ноги, укутали поплотнее. Пришел Колесов, долго осматривал Басова, посоветовал пока не трогать, влив в его трясущиеся губы полстакана водки. Николай с удовольствием остался бы у Али ночевать, тем более что повод был изумительный, но в ночь он дежурил в больнице. Так что обошлись поцелуем.
Саша очнулся оттого, что Алька поцеловала его в лоб, видимо проверяла температуру. Жар прошел, унося с собой мутное состояние. Осталась только слабость. В утреннем полумраке было видно, что он по щенячьи доверчиво и выжидающе смотрит на Альку. Разговора, видимо, не избежать.
Женщина прилегла на его подушку, услышала просящий шепот:
- Аль, ты меня прогоняешь потому, что я – зэк?
- Потому, что ты меня предал. Ты меня выставил на посмешище, показал всем, что я для тебя никто, как для всех – городская шлюха. Ты за год ни разу не написал, не объяснился, не извинился. Тебе все равно как я жила, на что кормила твоего ребенка. Уезжай, Саша, мне нужна семья, нужен муж, хозяин в дом, я хочу счастья.
- И для этого надо убить моих детей?
- А ты бы хотел, чтобы я еще двух сирот на свет пустила? Нечего безотцовщину плодить! Я для себя все решила. Я приму предложение Коли.
- Но ведь ты меня любишь! Я точно знаю!
- Это не любовь! Это - сумасшествие! Я была у психиатра, с этим можно еще справиться. Я справлюсь.
- А я? Мне-то что делать?
- Найдется, Саня, еще твоя половинка. И будет у тебя все, как у людей. Будете вместе пить, гулять, в разных углах изменять друг другу, а потом мириться и дальше жить и размножаться! У тебя будет все, как у всех!
Поборов слабость Басов оделся и ушел. Весь следующий день он пролежал ничком на кровати. Отец пытался поговорить с ним, но он только смотрел в батины строгие глаза и тихо плакал. Только один раз сказал:
- Знаешь, батя, я ведь всегда думал, что в любое время можно все исправить. Я ведь знаю, что она меня любит, я думал, что всегда будет прощать. А она не хочет.
Филипп Николаевич не знал, что ответить сыну, он тоже надеялся, что Алька будет всю жизнь терпеть и прощать Сашку, уж очень он изменился рядом с ней. И потом, надо же было его поддержать после тюряги, поди, хлебнул там лиха, хотя с другой стороны по доброй воле туда и загремел.
Как сами понимаете, жаль было старику сына, какой бы то ни был, а свой, кровинушка, ведь любой родитель скажет, что убогоньких да болящих жальче втрое.
К разговору вспомнилась Филиппу Николаевичу другая пословица «С глаз долой – из сердца вон!» Только это и сказал он сыну, только это и посоветовал, хотя знал старый по опыту, что от себя никуда не уедешь, не улетишь.
То ли послушавшись отца, то ли стало совсем невмоготу видеть Алину, но Саша действительно вскоре уехал, завербовавшись на север. За десять месяцев написал всего два письма, в последнем передал привет от какой-то Любы, пообещав приехать в гости к Новому году. Отец подумал, что Санька привезет невесту на смотрины, написал такую отповедь, что любой другой и знаться с родителем бы не стал, но Санька прислал новое письмо, успокоив папу, что приедет один.
Филипп Николаевич в ответе настаивал, чтобы сын не приезжал, дескать, неудачное время для визитов, у них проблем не пересчитать, тут все неладно. Кто-кто, а отец сыночка знал хорошо. Через неделю Санька стоял на пороге родного дома. Ребятишки с визгом шуганулись от незнакомого дядьки. Потом Дашутка выглянула из-за дверного косяка и с гордостью сообщила:
- А у нас братики есть. Ма-а-ленькие!
- Телешка и Атошка, - добавил из-за ее спины Леха.
Басов от неожиданности сел на лавку. Отец нехотя поправил:
- Сережка и Антошка.
- Сколько им? – осипшим голосом проговорил Саша.
- Через неделю по полгода будет.
- Не мои? – слова комом застряли в горле.
- Твои. Семимесячных родила.
Оба чувствовали неловкость. Отец - оттого, что как вроде навяливал сыну его собственных детей, сынок - оттого, что слыхом не слыхивал, что у него растут двойнята. Ты погляди, как родители Алькину сторону держат, все против него: раз не посчитали нужным сообщить, значит и не нуждаются в нем. Тогда зачем эти разговоры, зачем душу травить?
Глава 18.
Чтобы как-то разрядить ситуацию, отец сделал вид, что куда-то торопится, засуетился, одевшись, вышел. Матушка во время всего разговора молчала, а тут спохватилась:
- Сынок, добеги, отец сумку забыл. Он в сторону магазина пошел.
В душе Александра шевельнулось сомнение: может и правда, отец куда-то планировал идти, а ему только показалось, что с ним не хотят говорить. Мужчина торопливо оделся и выскочил на улицу. С отцом они встретились у ворот, дед возвращался за сумкой.
Филипп Николаевич предложил сыну пройтись, якобы есть разговор. Только разговор не клеился. Уже пройдя магазин, Александр понял, что идут они в новый городок.
- К кому в гости идем? – осведомился Саша, не припомнив никаких знакомых в этой части деревни.
- К Альке. Ей новую квартиру дали. От школы далеко, зато от сада и магазина близко. Если не хочешь идти – вернись, – нет, не показалось, в голосе отца явно чувствовалось напряжение.
-
- Ну, почему? Я хочу увидеть моих сыновей, – как можно более мирно ответил сын, не желая конфликта.
- Ребятня у Лешки, – зло выпалил отец. – Не забыл, где брат живет?
- Почему? Отдала что ли? – опешил Басов.
- Сам забрал. Пьет она. По два – три раза в неделю берет водку и вино. Одна пьет, – отец, наконец, высказал мучившую его боль.
Некоторое время Александр шел молча. В голове не укладывалось, что Алька, его рыжая Алька, может забыть о детях, о долге и беспробудно пить. Он пытался совместить несовместимое, но против фактов куда попрешь?
- А Коля куда смотрит? – наконец произнес он.
- Похоронили мы Колю. В город уехал на какие-то курсы, и не вернулся. Убили ночью на улице – в какую-то драку влез. Алька как узнала, так и понесла. Ночью родила. Еле до больницы довезли. С тех пор и не в себе. А с ноябрьских пьет, – отец говорил медленно, то ли подбирая слова, то ли не решаясь выставить Альку в слишком неприглядном свете.
- На что пьет? – зачем-то спросил Саша, будто мог предположить, что старики субсидирую пьянство Альки.
- Что от Коли осталось – жена забрала. А за два месяца перед этим он деньги снял, машину хотел купить. Машину не купил, деньги у Альки лежали. Знаешь, никто про деньги не сказал, и я промолчал. А многие знали. Сейчас придем, ты к ней не приставай.
- Вдруг выгонит? – Саша уж и не знал, как ему себя вести.
- Да она тебя и не узнает. Решит, что Лешка пришел, – успокоил дед.
- А что делать-то будем? – спросил Басов, чтобы как-то поддержать разговор, он понимал, что отцу тяжело рассказывать о таких вещах.
- Печку истопим, дров в сени натаскаем, воды принесем, дорожку расчистим.
- Знаешь, папа, я с этим и сам справлюсь. А ты иди домой, – вдруг решил Саша.
- Я ворота не буду закрывать…
- Закрывай, и спать ложись. Я здесь переночую.
- Только не лезь к ней, сынок. Кто знает, что у нее на уме!
Света в доме не было. Когда Басовы зашли, Алька, тепло одетая, лежала в зале на диване, отвернувшись к стене. Саша, провожая отца, захватил лопату и долго чистил снег перед воротами. Потом затопил печь и ушел за водой и дровами. Когда вернулся, на плите стояла кастрюля с водой.
С дивана донеслось:
- Пельмени в сенках, в зеленой кастрюле.
Санька сварил пельмени, собрал ужин. Алька поднялась, не глядя ему в глаза села к столу, достав из-под ног початую бутылку сухого белого вина, разлила в два стакана, и подвинула Саше один. Также молча начала цедить из своего стакана, прислонившись головой к стенке и закрыв глаза.
Свет на кухне не горел, но она была наполнена отблесками огня из печи. Может, поэтому она не узнавала Сашу, а может, не хотела ни во что вникать и никого узнавать:
- Пей, хорошее вино, ты такое любишь, – интонации голоса отдаленно напомнили пьяный бред Маринки Забелиной, или же все пьяные говорят одинаково.
- Ты говорят совсем запилась, считай каждый день косая, – он старался говорить как-то помягче, поделикатнее.
- А тебе какое дело? У тебя есть моральное право меня обвинять? Не по твоей милости я по уши в этом дерьме?
Ничего подобного, Алька знала, с кем говорила. Для нее Леша с Сашей не были одинаковками. Она их различала за версту каким-то волчьим чутьем. Вот и сейчас, выпив свой стакан, она процедила:
- Я займу минутку Вашего драгоценного времени, Александр Филиппович, гость ты наш ненаглядный, праведник ты наш, а потом уматывай, туда, откуда пришел. Одевайся.
Алька раздетая выскочила на крыльцо. Басов нехотя надел кутку и вышел следом. Алина с размаху запихнула его в открытую дверь чулана. Саша споткнулся, и чуть было не перевернул ящики с водкой и с вином.
- Через неделю Коле полгода, урод! А я пью не больше твоего.
Санька взял ее руки в свои, но она вырвалась и убежала, на ходу выпалив: « Уходи, по-хорошему уходи, иначе я тебя убью!».
Санька тоже был гордый, он ушел. Правда, недалеко. Почему-то вспомнилось, что руки у его лапочки были ненормально горячими. Он вернулся, застал Альку за столом, допивающую его стакан вина:
- Будешь? – вяло спросила она, и успокоилась, когда он отрицательно кивнул.
Басов решил не ругаться, кое-как накормил Альку пельменями, уложил в постель. Она долго хныкала, что ей холодно, пока Саша не прижал ее к себе. Альку колотил озноб. Только к полуночи она согрелась и заснула в его объятиях более или менее спокойно.
Проснулся Саша под утром от какого-то предчувствия. Он чуть приоткрыл ресницы. Опершись на локоть, Алина пристально рассматривала его лицо. В предутреннем полумраке было видна очаровательно-нежная полуулыбка на ее губах. Именно это выражение лица любил Саша, именно эта улыбка обожания рождала в нем уверенность, что он для Али нечто исключительное и необыкновенное. Голова его отяжелела, когда он сильным движением подмял ее под себя и голосом, обещавшим все райские наслаждения, прошептал:
- Я в бога не верю. Но я знаю, что только он мог мне тебя подарить. Я всегда любил то место в сказке, которое про Жар-птицу. Я представлял, как я ее поймал, и как я от этого счастлив. Ты - моя Жар-птица.
- И как у любой курицы, у меня куча цыплят! – засмеялась Алька.
- Я ведь маленьких еще не видел. Пойдем забирать!
В этот день они никуда не пошли. Сначала сделали уборку, потом просто лежали на диване и разговаривали, совсем некстати смеялись, еще более некстати целовались, едва попадала на губы какая-либо часть тела: ушко, плечико, нос или палец, неосторожно прикоснувшийся к щеке.
Оба испытывали то забытое чувство растворенности в нежности партнера, которое они почувствовали в первую предновогоднюю встречу. Ни ноты фальши, недоверия или страха, только нежность, только страсть.
Глава 19.
Так началось самое замечательное десятилетие Алькиной жизни. Через два месяца она сменила фамилию, Саша усыновил всех четверых детей.
Близняшки по-прежнему много времени проводили у Алексея с Катей. Катя была на инвалидности и согласилась сидеть с крестниками, только чтобы пацанят не отдавать в детский сад. И она, и Алексей относились к Антону и Сергею, как к своим собственным детям.
Мальчишки платили им взаимностью. Звали их не иначе, как мама и папа, и только, когда семья была в полном сборе, для ясности добавляли «папа Леша и мама Катя». Даже, когда мальчишки пошли в школу папа Леша и мама Катя посещали родительские собрания и принимали самое деятельное участие в школьной жизни «сыночков».
У Алины с Сашей по-прежнему были нежные сексуальные отношения, да и в обыденной жизни они нашли золотую серединку, так что работу распределили по - честному. Алька по-прежнему работала в школе и руководила художественной самодеятельностью в клубе.
Мало помалу деревня признала ее своей. Во-первых, Алька выбрала Бешеного, что называется «бросовый кусок», на него охотниц в деревне не было. По большому счету многие были благодарны Рыжей, что сумела приручить Бешеного.
А во-вторых, Алькой гордились, как достопримечательностью деревни. На какой бы конкурс и смотр не приехала самодеятельность, везде Алька, как дорогой камень в оправе сверкает: и поет славно, и танцует, и ведущая самая лучшая. И можно этак небрежно сказать: «Наша, деревенская». А особо ретивых ухажеров предупредить: « Э, не замай! Бешеный башку-то отвертит!»
Санька, как последний ревнивец таскался за Алькой по всем поездкам, ведь видел, что никаких поводов для ревности нет, но все равно упрямо ездил и возил с собой старших ребятишек. А если выходной был свободен, зимой ходили на лыжные прогулки, летом на рыбалку или в поход. Пара была на зависть всей деревне. Ни скандалов, ни склок, ни размолвок.
Тем более громом среди ясного неба облетела деревню весть, что Басовы разошлись. Никто ничего толком понять не мог, даже родственники были в шоке.
В одно ясное летнее утро Алина увезла в город Дашку, якобы для поступления в техникум или училище, а через месяц Саша уволился и тоже уехал в город. За этот же месяц они умудрились расторгнуть брак. Так и осталось это событие для всей деревни тайной за семью печатями.
Алина с мальчиками еще два года прожила в деревне, а когда Алексей закончил восемь классов, перебралась в город, в дом, доставшийся ей по наследству от умершей тети Иры. Алексей поступил в техникум, Антон с Серегой учились в седьмом классе.
Писала она в деревню часто, была в курсе всех событий. Знала и о том, что мама Катя сильно болеет. На зимние каникулы близнецы уехали в деревню. Свояченица умерла через неделю после приезда крестников. На похороны Кати Алина не поехала, тяжело заболела. Но дело было не только в этом, она боялась расспросов стариков о Дашутке.
О дочери она знала очень мало, да и знать не хотела. В один миг она вычеркнула шестнадцатилетнюю девчонку из своей жизни. Страшно болела и переживала, но решение менять не собиралась, и разговаривать об этом не хотела. Знала, что Дашка живет у отца, здорова, сыта и одета. Ей хватало троих пацанов и двух работ, потому, что Басов алименты не платил.
А время летело синей птицею, оставляя под крылышком минуты, часы и месяцы. Жизнь Алины Николаевны протекала в заботах и хлопотах. Ее хвалили на работе, присвоили звание «Отличник просвещения», но в характере женщины наметился заметный перекос.
Стала она раздражительной и крикливой, как бы служа живым подтверждением некой теории о природе учительского крика. Суть ее в том, что больше всего на учеников ругаются, якобы, одинокие учительницы, тем самым, выплескивая через крик не реализованную сексуальную энергию.
Конечно, можно посмеяться, что у теории многие моменты, что называется, притянуты за уши, но Алина видела причину своих срывов именно в отсутствии постоянного сексуального партнера.
Мужчина у Алины был, но вводить его в дом и знакомить с детьми Аля не хотела, в глубине души осознавая, что она не хочет прийти с работы и увидеть Олега в ее доме, сидящего в ее кресле, и тем более спящего в ее постели. Она еще не осознавала, что ей нужен не просто мужчина, и даже не просто любимый мужчина, ей был нужен только Басов.
В начале июля Алина, отрыв дверь на звонок, была сильно взволнована. На пороге стоял Алексей.
- Я … знакомых дома нет, можно я у вас подожду?
- Я бы не обиделась, если бы ты к нам лично в гости приехал.
- Я и так …к вам…
Алька была рада Алексею. Она понимала, что ему плохо и тоскливо, что ему нужна родственная душа, чтобы просто поговорить, повспоминать, отогреться у родного понимающего сердца.
Мальчишки ушли на танцы и весь вечер Алина и Алексей провели вместе. Долго гуляли по набережной, предаваясь воспоминаниям. Алина, что называется, висла на Лешиной руке, крепко сжимала его пальцы или нежно гладила кисть его руки, так что Алексей терял нить разговора и замолкал на полуслове. Разговор несколько раз заходил о Саше. Алина сухо предупредила, что о Саше она разговаривать не собирается и эта тема ей неприятна.
- Ты можешь сказать, что случилось? Я уже напридумывал такие страсти, что жутко становится.
- Если жутко, то ты недалек от истины. Я об этом говорить не хочу.
Алексей Филиппович в город зачастил. Родители терялись в догадках, как к этому относиться. Альку они любили, как родную дочь, но чтобы второй раз – снохой - это уже слишком. Да пусть решают сами. Алексей и сам отчетливо понимал двусмысленность положения и тревогу родителей и однажды сам затеял разговор:
- Я знаю, что Вы злитесь на Альку. Только ее вины в разводе нет. Она ничего не говорит, только я думаю, что Санька соблазнил Дашутку. Вот она их обоих и выгнала. И на порог не пускает.
- Ты в своем уме? Она же ему как дочь!
- Это мы так думали. А он, видно, совсем по - другому решил.
Алексей в своих догадках дошел почти до истины. Однажды летним вечером Алька возвращалась из школы и замешкалась у калитки. Ей послышались голоса Дашки и Саши. Голоса доносились из предбанника:
- Мать-то где?
- В школу пошла.
- Скоро придет?
- Часа через два.
Разговор самый обычный, если бы не продолжение:
- Ты мне трусы порвешь! Ну, давай!
- Дурочка, ты еще маленькая!
- А ей делаешь, я же видела! Она вон как стонет, я тоже хочу!
Алька, прислонившись к стене сарая, битый час слушала, как муж охаживает доченьку, как Дашка смеется и стонет, явно занимается этим не первый раз. А когда услышала про попочку, то поняла, что разговорами уже не помочь.
На ватных ногах она вышла на улицу. Они даже не отреагировали. Вернулась через два часа. Саша копался в огороде, Дашка прибиралась в доме. Ночью от близости с мужем уклонилась, хотя он и настаивал.
Она теперь понимала, зачем Даша переставила кровать к смежной стенке их спальни. И сейчас, наверное, лежит и ждет звуков соития и занимается мастурбацией, не в силах подождать до утра, когда «папочка» войдет в нее по самые ножны.
Она даже не пыталась обвинить мужа в совращении несовершеннолетней падчерицы, зная, что Дашка – ее копия, и что девочка сама спровоцировала готового на сексуальные подвиги отчима. Да и иначе и быть не могло. Для Дашки папочка был самым любимым человеком, а если самый любимый человек тебя целует или гладит там, то это замечательно, это великолепно. В понимании Дашки, конечно.
После того, как Басов ушел утром на работу. Алька посадила дочку рядом и велела все рассказывать. Дашка знала, что Саша – ее отчим. Она не собиралась отдавать его маме. Ей нравится то, что он делает. Они часто делают это на маминой постели.
Продолжается это с прошлого лета, когда мама лежала в больнице. Папа предложил ее помыть в бане и там сделал это в первый раз. Сначала долго целовал ее, особенно там. Больно не было. Потом понравилось. Зимой Даша ходила к папе в мастерскую в обед. Он успевал три или четыре раза. Она уже пробовала с двумя парнями, но папа делает это лучше. Ей нравится…..
Алька собрала чемодан и на двухчасовом автобусе увезла дочь к племяннице. Вернулась на следующий день, попросив Сашу, чтобы он подал заявление на увольнение. Он будет жить с Дашкой в городе.
Из столбняка Басов вышел только через полчаса:
- Это ни к чему. Я с вами обоими справлюсь. Тебе нечего переживать!
- Кто сказал, что будет так, как ты хочешь?
- Так было больше года. Так будет и впредь.
- Дашка уже в городе. Если не хочешь, чтобы тебя посадили за совращение несовершеннолетней, очень тихо разводимся, очень тихо уезжаешь и живете как папа с дочкой. Я вам мешать не стану.
- Это я преступник? А не ты ли сама отправляла меня мыть Дашку, не ты ли разрешала ей щеголять по дому в одних трусах? Я уже тогда гладил ее везде, и она не боялась моих рук. А в двенадцать лет я несколько раз просил ее потереть мне в бане спинку. Я давал ей потрогать всего себя, показал свой возбужденный член, рассказал, как взрослые развлекаются. Помнишь несколько ночей, когда мы с тобой любились при свете? Для моей кисоньки я отодвинул шторочку. Я ее не соблазнял, дорогая. Я воспитывал из нее любовницу. И боялся только одного, что девчонка съедет с тормозов и все расскажет. Так что старушка, ты в отставке.
Глава 20.
Алька решила не спорить, но через знакомую узнала, что Басов увольняется. Кстати без сексуальных излишеств муженек обошелся только два дня. На третий день плачущую и вырывающуюся Альку насиловал всю ночь. Ребятня жила у Алексея, и Саша чувствовал себя хозяином положения. Алька дважды оставалась ночевать у стариков, он приходил, угрожал, что будет делать это при всех. Алька покорно плелась домой. Такого позора она допустить не могла.
Саша извращался, как мог: заставлял ходить голую по двору (благо двор был крытый), ночью выгонял в огород, бегал за ней по картошке, пока не ловил и не овладевал где-нибудь в борозде. Потом, намотав косу на кулак, тащил в баню, мыл ее от грязи и снова входил в нее, причем часто требовал анальный секс, до которого Алька была небольшая охотница.
Все закончилось разом. Пришла повестка на развод. Их развели на первом же заседании, без всяких сроков на примирение потому, что Алька заявила, что боится мужа, что он ее бьет и угрожает. Судья, седая мудрая женщина, предложила сразу оформить заявление на установление фактов избиения и других противоправных действий, если таковые имеются.
Басов с тревогой наблюдал за Алькой: если напишет заявление, его могут арестовать тут же в зале суда. Он предложил:
- Не пиши, пожалуйста. Я сразу перееду к родителям и поживу до отъезда у них.
Судья и Алина согласились: заявление написать никогда не поздно. А Басова будто подменили. Три ночи он честно ночевал у родителей, днем заходил, чтобы собрать вещи и решить, что Алина отдаст при разводе. Алька не спорила, Басов забирал почти все, Алька не отдала только швейную и стиральную машинки.
Последнюю неделю перед отъездом Басов провел дома. О произошедшем не говорили, понимали, что больше никогда не увидятся. И когда Басов взял ее на руки и унес на кровать, она не сопротивлялась. Только плакала и спрашивала: « Чего тебе не хватало, Саша? Она тебя скоро бросит. Вокруг столько молодых парней. А я тебя не приму».
Басов был со всем согласен, кроме последнего утверждения. Он был уверен, что Алька ему все простит и всегда примет. Саша рассчитывал, что года через два – три он вернется в этот дом, в эту постель, и удобно устроится между ног этой рыжеволосой красотки. Поэтому, когда уезжал, забрал только свои и Дашкины носильные вещи и половину денег с книжки, все остальное барахло оставил на месте.
Вот такая получилась « Лолита» в местном масштабе. И как расскажешь такое, тем более Лешке? Ему и без этого тяжело.
В сентябре Алина с детьми приехала в деревню помочь старикам выкопать картошку. За вечер всемером одолели десять соток. После бани поужинали, ребятня побежала на танцы, а Филипп Николаевич неожиданно решил выяснить мучавший его вопрос:
- Аля, вы долго, как школьники по-за углам тискаться будете? Сходитесь уж, да живите.- Лешке твои дети не чужие, а одной тебе везти такой воз тяжко.
Алька покраснела, с укором взглянув на Алексея, и сказала:
- Ну, раз вы все знаете, ночевать я буду у Леши.
Она встала , кинула что-то в маленькую сумку и кивнула Басову – поднимайся. До дома шли молча. Чувствуя неловкость, предвидя, что Алька будет ругаться, хотя он не говорил родителям ничего, он виноватым голосом протянул:
- Ну, Аль, не говорил я ничего.
- Ой, ли! Сам даже меня не целовал, а уже и жениться решил.
- Да не собирался я жениться!
Алька на секунду оторопела.
- Нет, я с удовольствием … Я всегда … Только я отцу не …
Леша был немного выше Саньки, и Альке пришлось подтянуться на цыпочках, чтобы коснуться влажных губ. Леша ответил, стиснув Алину чуть крепче, чем следовало, она ойкнула, вцепившись ногтями в его спину. Алексей выгнулся от неожиданности, потом сдавленно хохотнул, подхватил Альку на руки и закружил по комнате. Алька обхватила его за шею, шептала на ухо:
- Я не заказывала карусель. Я хотела на десерт господина Басова, желательно без одежды. Я тряпки не ем.
- А я заказывал на десерт апельсинку, такую рыжую, сочную, сладкую!
- Съешь меня, только не всю сразу. По чуть- чуть.
Леша понял: хочу много и долго. Так и было. Он очень комплексовал, сможет ли он так, как любит Алька. Они прожили с Катюшкой пятнадцать лет, и он давно сориентировался на ее минимальные потребности в постели и никогда не настаивал на большем, хотя всегда завидовал брату, когда он хвастался, сколько времени он трудится в постели ежедневно. Для Леши было непонятно и дико то, что этим можно заниматься три и четыре часа кряду. Он даже не предполагал, что при этом что-то говорят, дурачатся и шутят.
Ночь пролетела быстро. Он совсем не выспался, правда Алька не стала его тормошить, только провела маленькой теплой ладошкой по всему телу, а когда он остановил полет ее руки, прижав, где надо, она чмокнула его в щеку и прошептала:
- Спи уж, половой гигант!
Утопая в розоватой дымке сна, Алексей успел понять, что Алинка им довольна. Сквозь сон слышал голоса, прибегали мальчишки, говорили об автобусе. Проснулся расстроенный, ведь им и в самом деле надо уезжать.
Алинка стояла возле кровати нагая и в солнечном свете была удивительно красивой. Он протянул руку, она откинула одеяло и легла на него так, что ее распущенные волосы полностью закрыли их головы. Сквозь рыжие локоны пробивались лучи солнца. Алька шептала:
- Ты изумительный, ты самый сладкий, самый лучший. Я всегда чувствовала твою силу и страсть, я не понимала, как вы …с Катей. Ты такой огненный, и она такая холодная.
- У тебя нет времени на разговоры.
- Для тебя у меня всегда есть время. Я только жалею, что не соблазнила тебя три месяца назад.
- Можно, я приеду?
- Скажи: « Можно я перееду?»
- Я боюсь.
- Я тоже. Все равно приезжай, когда захочешь и на сколько захочешь.
- Я приеду на неделю, у меня скоро отпуск.
Леша прогнулся и застонал, судороги удовольствия прокатились волной по его телу. Алька засмеялась:
- Басов, забеременею, аборт делать не стану. Будешь алименты платить!
- Не бойся, это исключено, - произнес Алексей неестественно бесцветным голосом.
Алька пожалела, что затронула больную тему: у Леши с Катей детей не было, свояченица даже ни разу не забеременела.
Алексей проводил Алину с мальчиками до автобуса, ничем не выдав связывающих их отношений. Ее даже немного обидело, что он нарочито равнодушно попрощался и даже не чмокнул на прощанье. Один в один Санечка, не дать, не взять. Она уже сожалела, что оставила ему под подушкой записку с всякими интимными глупостями.
Ничего не зря! Леша нашел записку сразу, потому что, проводив гостей, не раздеваясь, бухнулся на кровать, по привычке сунув руки под подушку. Он собирался обдумать очень важное для себя обстоятельство и принять решение. Пальцы проворно ощупали гладкий лист, сердце предательски забилось в ожидании удовольствия. С трепетом, почти со страхом, он развернул послание. И когда успела!
« Милый мой, желанный мой, сладкий мой. Не сердись, что я сравниваю тебя с братом. Я счастлива, что в постели вы похожи. Не скажу «одинаковые», потому, что Саша мало заботился о том, получаю ли я удовольствие. Я тебе благодарна за такого рода внимание. Для меня это – бесценный подарок! Я буду по тебе скучать и буду тебя ждать каждый день, каждый час, каждую минуту и секунду».
Алексей плакал. Письмо пришлось, как бальзам на израненную душу, как долгожданный дождь на иссохшую почву, как прохладный ветерок в душную летнюю ночь, как …. Трудно найти сравнения для восторга и умиротворения, царивших в его душе: в понимающей, чуткой и доброй. Про таких мужчин говорят: « Редкой души человек!».
Таких мужчин один на миллион. И Алька это знала, знала и понимала с первой встречи. Потому и не отбивала Алексея у Кати, знала, что порядочность не позволит Леше предать девушку, честно ждавшую его три года.
Было еще три момента в их жизни, когда они с Алексеем стояли на краю черты, готовые разделить постель, Алька с большим сожалением отказывала деверю, понимала, что даже если никто не узнает, Лешка потом сам не простит ни себе, ни ей такого проступка. И теперь ее радовало то обстоятельство, что между ними чистые и нежные отношения.
Глава 21.
Алексей приехал через две недели, предварительно написав. Тем более его огорчил тот факт, что его приезд был воспринят как неожиданный и с первого взгляда даже нежелательный. На звонок ему открыла Алька, одетая в пальто – она куда-то уходила. За ее спиной стоял высокий красивый мужчина кавказской внешности. Алька была чем-то огорчена, посмотрев на Басова бесцветным взглядом, проговорила: «Ты проходи. Я скоро вернусь». Ни тебе улыбки, ни доброго слова.
Вернулась она через двадцать минут. Настроение у нее нисколько не изменилось. Алексей, огорченный приемом, решил поговорить, но она демонстративно уклонилась от разговора, успокоив его так:
- Есть две новости: одна другой хуже. С какой начать?
- Может с того, что за мужик только что вышел из твоей квартиры?
- Тебе лучше этого не знать. Важно, что он мне не любовник, и он никак не повлияет на нашу жизнь и отношения. Доволен?
- Мне семейная жизнь представлялась несколько иначе. Так какие плохие новости ты мне приготовила?
- Это для меня они плохие. Для тебя они, может быть, покажутся хорошими. А вот и мальчишки пришли! Поговорим позже.
Уже ночью, чувствуя за собой вину и видя обиду Алексея, Алина расплакалась на плече любимого, рассказала то, что нести дальше в одиночку ей было не по силам. Рассказала про Дашку с Сашей, впрочем, вы уже об этом знаете, о том, что дочь через полгода стала от папочки бегать, через год в открытую знакомила его со своими парнями. Саша сделать с ней ничего не мог, пацанка шантажировала его тем, что напишет заявление в милицию об их отношениях.
Через два года она сбежала совсем. В первую же неделю после переезда Алины с мальчиками в город Саша пришел проситься обратно. Было видно, что он постарел и опустился, от былой ухоженности и лоска не осталось и следа. Алька его накормила и отправила восвояси. Мальчики решение матери молчаливо поддержали.
Про Дарью было известно, что в ресторане она подцепила какого-то грузина и уехала с ним то ли в Москву, то ли в Питер. Нашлась она только через полгода, написав в деревню. Письмо привез Филипп Николаевич.
Даша еще несколько раз писала, мать письма не читала. Три месяца назад письмо вскрыли мальчишки, и Алька была вынуждена прочитать содержимое конверта. Даша писала, что вышла замуж, что у нее растет дочка Луиза, что Даша сожалеет о том, что она сделала и понимает, какое горе принесла матери, и просит ее простить, хотя бы ради внучки.
До этого места Алексей слушал достаточно равнодушно, не очень понимая, почему примирение с дочерью – плохая новость. Он, любя Альку всей душой, не мог постичь той ее сущности, которая никогда не простит дочь за измену, так же, как не простила Сашу.
Он замер от отчаяния, когда Алина наизусть спокойно – ледяным голосом декламировала нараспев свой ответ дочери, написанный через два месяца после получения Дашиного письма:
« Я рада, что жизнь твоя устроилась, что ты довольна и счастлива, что у тебя любящий муж и маленькая дочь, похожая на куколку.
Что же касается моего прощения, то я, конечно, тебя прощу, моя милая, но только после того, как ты вырастишь свою дочку лет до четырнадцати, и потом с ней случится то же, что произошло с тобой. Только тогда ты поймешь, что я чувствовала, только тогда мы будем с тобой на равных, только тогда я тебя прощу. Дай бог, чтобы этого никогда не случилось, так что живи без моего прощения и без матери. И не вздумай приезжать».
Дашка не приехала, приехал ее муж, ровесник Альки и Алексея. Он пробыл у тещи всего два часа, пытаясь узнать, что произошло у Даши с матерью. Рассказал, что после получения материного письма, у Даши случился нервный срыв, и она лежала в больнице, но причину такого волнения выдать мужу она не захотела.
Алька нехотя рассказала о случившемся, упустив некоторые пикантные детали. Зять долго переваривал информацию, до конца, видно, не поверил, с тем и уехал. Именно с ним столкнулся Басов в дверях.
Алексей рассказом был обескуражен, раздавлен, растоптан. Он с сожалением думал о тех трех годах, когда Алька мучилась одна от невысказанного горя, не имея рядом ни одной близкой души, чтобы просто выплакаться. Вот и сейчас лежит рядом холодная и безучастная, на сотый раз переживая измену дочери и мужа. О второй плохой новости Басов решил пока не спрашивать, хватит и одной.
Уже на следующий день Алина взяла себя в руки и постаралась уделить Алексею как можно больше времени. Вечерами гуляли в сквере. В один из вечеров Алексей Филиппович завел разговор о давно наболевшем вопросе:
- Аль, а почему ты тогда оставила близнят?
- Оставила и правильно сделала. Вон какие богатыри выросли. Оба на тебя похожи!
- На отца они похожи! А на мой вопрос ты ответь, не отшучивайся. Потому, что я попросил?
Алька помнила тот разговор в машине, когда Алексей повез ее на аборт. Леша - такой дотошный водитель и такой классный механик, а машина у него в то злосчастное утро несколько раз глохла. Алька сильно нервничала, ведь она могла опоздать на прием, в сердцах накричала на Лешу:
- Ты что, нарочно это делаешь? И ты против меня?
Алексей несколько смутился и с трудом выдавил из себя:
- Аля, не делай этого. Не хочешь их растить, мы с Катей заберем их прямо из роддома. Ты только их выноси.
- Мне жаль тебя, но я не смогу так сделать. Это подло.
- А убивать - не подло?
- Это честнее, чем пускать на свет детей, заведомо зная, что не можешь дать им полноценную счастливую жизнь.
По окончании этой умной фразы Алька вышла из машины и скрылась за дверью районной больницы.
Домой она вернулась через два дня. Все решили, что Алька от малышей избавилась. Вела она себя после аборта довольно странно: с Алексеем старалась не встречаться, даже Николая Ивановича избегала. А о замужестве даже не заикалась.
Доктор, озадаченный поведением подруги, при первой же возможности навел справки в абортарии. Вечером пришел к Альке в гости. Даже самый ненаблюдательный смог бы заметить, что хозяйка гостю не рада. И если несколько дней назад поведение женщины Колесова сердило, то теперь ему было необыкновенно хорошо и легко.
Он усадил Альку на колени, обнял и прошептал:
- Я рад, что ты оставила малышей. Ты мне не доверяешь, раз не захотела сразу сказать! Я бы понял.
- Это не твои дети.
- Ты моя и дети мои.
- Зато ты не совсем мой. Ты так и не развелся с женой!
- Будь милосердна. У нее недавно умер отец. Я не имею морального права ее добивать разводом. Подождем полгода?
- Вот через полгода и приходи!
- Не будь такой жестокой, я так скучаю.
Николай Иванович был мужчина, по Алькиным меркам, так себе. Она, стремясь к нормальной семейной жизни по типу «как у всех» резко снизила планку своих требований, довольствуясь минимумом и искренне недоумевая, как обычной среднестатистической женщине хватает одного-двух половых сношений и трех поцелуев в неделю….
Все это вспомнила Алька, выслушав предположение Алексея о причинах, позволивших Антону и Сереже появиться на свет.
- Да ты тут не при чем. Николай Иванович позвонил в больницу и попросил врача, чтобы мне под любым предлогом отказали.
- И какой предлог они придумали?
- Сказали лейкоцитоз большой.
- Значит, мальчики должны благодарить Колесова и лейкоцитоз за то, что они есть на свете?
- И маму, которая до одури любила их отца.
- А меня ты тоже по дурному любишь?
- Тебя я знаю, за что люблю.
- ?
- За все! Ты один такой на всем белом свете!
О второй неприятности оба как бы забыли. Алька о ней не заговаривала до конца недели гостевания Алексея в городе. Но все шло к логическому финалу. А началось все с игривого разговора в постели:
- Леш, а как у вас с Катей в первый раз было? Она у тебя первая?
- Ну и зачем тебе?
- Хочу знать, как ты это все чувствуешь!
- А сама расскажешь?
- Угу, только ты не увиливай!
Алексей был ба-а-льшой мастер рассказывать!
- Да как у всех! Обнял, сказал «давай», она кивнула и сама разделась. Дело было у нее дома, родители ушли в кино. Мы раза три до моего отъезда попробовали. Я чувствовал себя настоящим мужиком. Вот и все!
- Все? – Алька даже подскочила.
- А что еще?
- Да вы разговаривали о чем-нибудь?
- Да вроде ни о чем! Это ты болтаешь, как сорока на колу!
- Тебя раздражает? - Алина задумалась, может быть, в самом деле ненормально - разговаривать в постели?
- Ты разговор в сторону не уводи. Рассказывай, как у тебя в первый раз было.
Алька рассказала о том, как Володя в Новогоднюю ночь вышвырнул ее из постели, не желая мараться о невинную девчонку. Басов даже приподнялся на локте, пытаясь рассмотреть, не смеется ли Алька. Потом рассказала про Игоря, потом снова про Володю. Дескать, встретились, он прощенье просил, любились целый месяц, а когда узнал, что беременна, выгнал.
Глава 21.
Что касалось второй встречи с Карповым, Алька сильно лукавила. События происходили совсем не так.
Шли государственные экзамены. Алька сдавала отлично, так что после очередной пятерки большущей компанией поехали на островной пляж. Дурачились, купались, загорали, играли в волейбол.
Народу на реке было много, волейбольные команды формировались и рассыпались в мгновение ока, сменялись игроки быстро, Алька не успевала запоминать лица, не то, чтобы имена. В один момент, собираясь срезать мяч за сетку, встретилась взглядом с соперником и обомлела.
Володя Альку тоже узнал. Он прилип, приклеился, как ревнивый муж стрелял за ней глазами, как бессловесный теленок ходил следом. Было очевидно, что он боится, что Алька сбежит. А она об этом только и мечтала и, улучшив момент, уехала на пароме, пока однокурсницы отвлекали жениха.
Поболтавшись пару часов по городу, с легкой душой Алина уже подошла к общежитию, когда из густых кустов навстречу ей шагнул мужчина, схватил за руку и затянул в темноту акаций. Алька только и успевала, как рыбка, вынутая из аквариума, судорожно заглатывать воздух в перерывах между его жадными долгими поцелуями. Ему и говорить ничего не надо было, настолько возбудило девчонку его присутствие.
Кстати сказать, так она реагировала только на Володю, остальные представители мужской половины рода человеческого ей были, что называется «до фени». Даже Игорь, первый мужчина в ее жизни, был ей интересен только как исполнитель ее сексуальных фантазий. Если бы он сам не приезжал, Алька бы о нем даже не вспомнила.
Целый месяц Алька провела в постели Володи. Любовник был в отпуске и посвятил все свое время сексуальному воспитанию неопытной девчонки. Камасутра была проштудирована от корки до корки. Чувствуя в Алине заинтересованного партнера, Владимир предложил поэкспериментировать и попробовать анальный секс. Альке не понравилось, но Володя был после этого такой…!
Надо отдать должное, Карпов толк в сексуальных удовольствиях знал, нежно и настойчиво он готовил из молоденькой дурочки любовницу. Только она об этом не подозревала. Развалившись на широкой кровати, поглаживая волосы возбужденного мужчины, целовавшего ее бедра, она чувствовала себя хозяйкой положения. Она даже не поспешила сказать ему о предполагаемой беременности, рассчитывая, что времени у нее достаточно. А время истекло.
Утром Володя уехал в магазин. Через час, выскочив на звук открываемой двери, Алька нос к носу встретилась с пожилой дамой. Для вошедшей присутствие посторонней молодой женщины в квартире было не меньшим шоком. Первой опомнилась от столбняка хозяйка:
- Уходи ты! Женат он. Завтра Надя с детьми с моря приедут. Да когда ж он кобелиться перестанет!?
Альку уговаривать не пришлось. Пяти минут хватило, чтобы скидать вещи в сумку. Вернулся Володя, все понял. Зло взглянув на мать, процедил презрительно:
- Уже доложила!?
- Что жене говорить будешь?
- Жена – женой, а она для души.
- Для души поищи кого-нибудь еще! – вмешалась Алька, уходя, с силой хлопнула дверью.
О беременности Алька не думала, вернее не думала, что от нее надо было избавиться. То ли из-за неопытности, то ли из каких-то других соображений она ребенка считала частью себя, что ли, а не вселенской катастрофой. Он есть и точка! Так и должно быть!
Если бы ее попросить объяснить ее отношение к своим детям, она бы и не смогла объяснить, это была сущность, не подлежащая оречевлению. Так что Алексей услышал лишь то, что, по мнению Алины, он мог понять.
Ну, бросил и бросил. Ну, была у нее Дашка. Какая сама непутевая, такую и дочь вырастила! Да мало ли, что хотела как лучше, получилось, как хуже. И некого винить, и некому жаловаться. Сломала жизнь себе, Саше, Дашке, изгадила – мальчишкам. Почти через два года старший из сыновей сказал матери, что мальчишки все знали, не раз видели и слышали, чем занимаются Дашка с отцом. …
О второй плохой - хорошей новости в ходе ночного рассказа как-то забылось. Уже утром, собираясь на автобус, Алексей неожиданно сказал:
- Аля, а что может быть новость еще хуже, чем о Дашутке?
- Для меня может.
- Говори!
Алька как-то скособочилась и произнесла тихо:
- Нам надо расстаться!
Алексей пытался ее повернуть к себе и посмотреть в глаза, но она упорно отворачивалась и разговаривала вполоборота. Алексей взмолился:
- Зачем? Мы любим друг друга, я люблю ребятишек. Что тебе еще надо?
- Мне этого достаточно. Дело не во мне.
- Во мне? Я ничего другого не хочу.
- Не хочешь, потому, что не знаешь, что тебе не надо жить с женой брата, не надо опекать племянников, чтобы почувствовать себя отцом. Ты можешь найти молодую красивую женщину, лет так тридцати и она успеет родить тебе двоих или троих детей. Твоих собственных детей. Ты ведь этого всегда хотел, когда возился с моими?
- С чего ты взяла, что мне кто-то кого-то родит? У меня не будет своих детей!
- Будут, Леша, я забеременела, значит и ….будут. Только ты не бойся – никаких последствий для тебя не будет. Я сделаю аборт! А сейчас уезжай, мне что-то нехорошо.
В такую ярость Алексей не приходил никогда в жизни. Он с силой развернул ее и, глядя в
глаза, полные слез с болью прошептал:
- Это могло быть самым светлым событием в нашей жизни! Ты сумела все испортить. Прощай.
Алька загородила собой дверь. Пытаясь что-то сказать, она вдруг медленно поплыла, сползая по дерматину дверной обивки. Алексей не успел ее подхватить. И только уложив ее на кровати, он вдруг осознал, что эмоциональная Алька куда как более остро восприняла все события последних дней, что если ему тяжело и больно, то она на грани болезни.
Первое, что услышала Алина, приходя в себя, был тихий голос Леши. Сначала она подумала, что ей мерещится, но, прислушавшись, поняла, что отец отчитывает на кухне припозднившихся сыновей, объясняет, что мама ждет малыша и ее нельзя волновать. Слышала, как более эмоциональный Серега взвизгнул от восторга, проворковав что-то типа « Ну, вы, предки, даете. Короче, чтобы была сестра. Динка».
Глава 22.
Динка родилась здоровенькой и спокойной. От отца унаследовала красивые карие глаза, от мамы густую рыжую шевелюру. Говорят, что все счастливые семьи счастливы одинаково. Жизнь Басовых - наглядное тому подтверждение. Ничего сколько-нибудь замечательного или интересного, если не считать случая, когда маленькая Диана познакомилась с родным дядей.
Ей было около пяти лет, когда они с мамой пошли в больницу на свидание к папе. Леша впервые серьезно заболел и лежал в областной больнице почти месяц. Алина прошла в «Справку» и попросила пригласить вниз Басова. Леша долго не приходил. Алина подошла повторно. До нее еще не дошла очередь, как за спиной она услышала:
- Девушка, а кто Басова приглашал?
Вопрос был адресовал, естественно, регистраторше, но Алина невольно повернулась на голос вместе со всей очередью. И встретилась глазами … с бывшим мужем. Они долго молча рассматривали друг друга, Саша поднял за подбородок и полюбовался на рыжеволосое создание, прижавшееся к Альке.
- Ты замуж вышла?
- Как видишь.
- И кто тот счастливчик?
- А ты где все это время был, если ничего не знаешь?
- А меня позвали, а я еще подумал, что меня некому ждать. Я на севере живу. Вот сердце прихватило, подлечиться приехал.
Альке этот разговор был в тягость, но тут спустился Леша. Дианка, завизжав, бросилась к отцу, а Александра едва не хватил кондрашка. Увидеть брата он совсем не ожидал. Алексей довольно сухо поздоровался с Сашей и увел жену с дочерью в сквер.
Алька хотела немедленно забыть о встрече, но дочка расфилософствовалась, что никогда не видела одинаковых мужиков, только котят и щенков. Очень переживала, вдруг где-то есть девочка, похожая на нее и какие неприятности ее ждут, если девочка окажется плохой.
Пришлось объяснить, что дядя Саша – папин брат, только папа с ним поссорился и не разговаривает. В это время на дорожке показался Басов-младший, и девчонка серьезно заявила, слезая со скамейки:
- Пойду, поговорю с дядей. Я же с ним не ссорилась.
- Папа не хочет, чтобы ты с ним разговаривала.
- Я только скажу, чтобы он прощенья попросил.
Идти никуда не пришлось. Басов сам подошел. Настроен он был решительно, едва подойдя, приказал брату:
- Сам понимаешь, нам с ней поговорить надо. Ты бы с девчонкой погулял немного.
- А ты уверен, что она с тобой говорить будет? – Алексей повысил голос.
Боясь скандала, Алина сказала:
- Мы сами отойдем недалеко.
И вот они стоят друг напротив друга, всего в десяти метрах от ее семьи, Алька чувствует себя под защитой мужа, и ей совсем не страшно, только хочется, чтобы этот разговор скорее кончился.
Александр видимо речь не приготовил, поэтому долго рассматривал бывшую жену, потом начал:
- Знаешь, я …все время тебя вспоминаю. Я думал, что найду такую же.
- А я о тебе и думать забыла. Зачем думать о мужчине, который тебя предал!
- Это я тебя предал? - неожиданно взъярился Басов. - Это ты меня предала. Каждый человек имеет право на ошибки. С моей стороны это была просто ошибка, а ты не захотела понять и простить. Где ж было твое женское милосердие и великодушие? Где? Я ж у тебя, как последняя тварь в ногах валялся, а ты в позу встала …
Откуда-то наплыл легкий туман. Алька поежилась, ее знобило, сердце сжалось в крохотный комочек. Неожиданно она поймала себя на мысли, что почва под ногами дала трещину, и они с Сашей разъезжаются в разные стороны, как на разъемном мосту. Она видела такой в Питере. Только между ними не вода, а черная-пречерная земля. Саша что-то говорит, она видит только мимику, слов не слышит. Ей делается смешно. А бывший муж все плывет куда-то вдаль, машет руками.
Неожиданно на память пришли строчки:
Что за поле! Зелень тут
Словно камень – изумруд;
Ветерок над нею веет,
Так что искорки и сеет;
А по зелени цветы
Несказанной красоты.
Посреди же той поляны,
Словно облачные станы,
Возвышается гора
Вся из чистого сребра.
Солнце светлыми лучами
Красит летними зорями,
В сгибе золотом бежит,
На верхах свечой горит…
Земля между ней и Сашей покрывается зеленым изумрудным ковром, потом на нем распускаются какие-то диковинные цветы, разноцветные и яркие. Сердце отпустило, стало хорошо и спокойно….
Врачи сказали, что это – большое счастье, что приступ случился во дворе больницы. Только благодаря этому обстоятельству Алина Николаевна вновь смогла увидеть улыбку своей рыжеволосой дочурки.