День первый
Автоколонна движется по направлению к Гайнам. Короткие привалы. Торопливо глотаем свежий воздух, плещем водой в лицо из ручья. И снова по машинам.
Ребята отличные. Таких вижу первый раз в жизни, первый раз слышу их песни, разговоры. Оказывается, песни у ребят особые, только для них. Наши, девчоночьи песни иные, почти все протяжные, чуть грустные. У них громкие, уверенные.
Ночь
Ночь белая, прекрасная ночь на Каме, чистой и тёплой, ладони от её воды делаются мягкими. Комары. Кажется, их миллионы.
Утро
Утром поднимаемся хмурые от недосыпания и злых комаров:
- Доброе утро!
- Доброе утро!
День второй.
Второй день начался с серого неба и опять комаров. Комары облепили стены и наши тела. Ждём самоходы.
Позавтракали в сельской столовой и поехали к переправе. Переправились на небольших катерах по 20 человек. На том берегу прокладывают узкоколейку наши же братья- студенты. Жарко. Пешком дошли до какого-то посёлка. Посёлок совершенно голый, ни одного зелёного кустика.
Вышли к лиману. Ребята бросились в воду, наловили белых лилий. В этом посёлке мы были долго, погрузились в старый маленький вагон и ждали лесовоза. По дороге сильнейшая гроза. В вагоне душно. Выбрались на крышу вагона, на свежие доски, на самый верх. Ветер.
Приезд
Жители посёлка ребят знают. Приветливо здороваются. Мы проходим мимо домов, построенных студентами в прошлом году. Сразу же деловая обстановка. Разговоры о пилах, о погрузке тут же, на ходу, каких-то балок.
Девочки чистят картошку.
Ночью приехали те, кто оставался на разгрузке балок. Лесовоз толкал впереди себя платформу с людьми. Всю ночь проплясали на платформе от холода. Грелись, обхватив мотор руками.
«Гренадцы» должны построить десять домов и проложить километр железной дороги.
Здесь все и каждый чувствуют свою ответственность, свою силу.
Раскрываю книгу В. Орлова «Солёный арбуз». Эту книгу привезла Аля с мехмата. Читаю:
«Он постоянно открывал для себя то, что каждому давно известно, и знает такое, что никому, кроме него, неведомо.»
Пришёл лесовоз со строительным материалом. Мы надели большие рукавицы и отправились на стройку. Шла разгрузка. Ребята сбрасывали громаднейшие доски. Азарт, ловкость, сила.
Первый рабочий день идёт к концу. Двенадцать часов. По белому небу катится жёлтая луна. Посёлок замолк.
Тайга.
Болота, колдобины с водой. На пружинистом, прозрачно-зелёном мху стоят берёзы. Это безлистые замшелые берёзы. Одиноко лежит влажный листок шиповника. Шиповник пахнет розами. Медленно живут, умирают и падают берёзы. Стоят целые кладбища мёртвых берёз. И никто не видел, как они зеленели, как тянулись вверх. Сейчас в них рыжее муравьиное царство. Цветёт клюква, брусника – белыми колокольчиками. Ярко розовеют цветы костяники. На мху - красноголовики, бледные ландыши, неведомые сиреневые цветы.
Вчера приехал Олег Тимофеевич Артёмов, удивительно скромный, незаметный и красивый человек. В этих краях его знают как хирурга. В «Тайге-68» выполняет обязанности врача.
Покидаем «Гренаду». Разговор в штабе с командиром «Тайги – 68» Васей Демиденко, студентом истфака. Приезжает сборный отряд: ребята из политеха и университета. У отряда ещё нет имени. Остаюсь в этом отряде.
«Гравитон»
Снова ночь. Пусть всё начнётся с ночи. С ночи нашего отъезда, потому что тайга для нас не кончилась. Она не кончилась и не кончится никогда для тех, кто понял, что это такое.
Эта ночь началас,когда кто-то крикнул, что мы едем. Срочно стали считать бачки, собирать робы, рукавицы, раскладушки, книги. Потом был автобус, старый, дребезжащий автобус. И ещё было холодно. Саня достаёт штормовку, отдаёт мне. Я кутаюсь. Потом становится темно. Впереди, на дороге, качается жёлтое пятно фар. Оно качается, прыгает, падает, ползёт. Все хотят спать. Голова мотается. Закрываю глаза. Запах бензина.
На нас налетел грузовик. Он мчался без фар. Мелькнуло бессмысленное лицо пьяного шофёра. Игорь бросился вперёд: догнать!
Ребята кинулись за ним. Не удалось. Возвращаются. У автобуса разбит бок. Вылетели стёкла. Жертв нет. Снова ночь. Снова жёлтое пятно фар. В автобусе темно, угарно. Вижу согнутые спины и затылки ребят. Рядом сидит Игорь. Сидит прямо, с закрытыми глазами, и словно бредит. Нет, он поёт шёпотом, чтобы не заснуть. Нельзя спать. В его ногах спит Боря, а на колени ему положил голову Лёня Леоньтьев.
Три медведя…
Расстрелянный витязь…
За столом
Одиноко
Сидел
Капитан.
Проходите,
сказал он,
Садитесь…
Эта песня о старом капитане и о юнце, который его оскорбил. Нам особенно нравилась эта песня за её ритм и чёткость, и , возвращаясь в темноте со стройки, мы как-то настойчиво и зло, радостно выкрикивали:
А
Винтовку
Тебе!
А
Послать
Тебя
В бой!
Имя отряда - «Гравитон». Мы очень долго его придумывали. Учёные только предполагают существование гравитона.
Ещё «Гравитон» потому, что вся наша работа – это гравий и бетон.
Кто мы?
Маленький студенческий отряд. Ещё мы – авиадвигатели и ДПМ, или динамика и прочность машин. Семнадцать политехников и один филолог. Строим каменное здание.
Последние дни работали в темноте. Стоит гладкая стена, на её фоне гигантские силуэты людей. Чёрные котлы с кипящим битумом, как всплески планеты. Звёзды.
Нужно стоять на коленях и разглаживать раствор, как утюгом бельё.
Наш шофёр Сеня Мышкин включает фары:
- Комсомолия! Кончай работу!
Песня по спящему посёлку:
А
Винтовку
Тебе!
А
Послать
Тебя
В бой!
Начало было не таким. Мы молчали. Молчали долго. Молчали до тех пор, пока не стали расти, существовать, подниматься вверх.
29-е. Сегодня был первый тяжёлый день. Работали без системы, болезненно. Он был не справедлив:
- Татьяна, давай, давай, работай!
Это Трусов. Трусов кидает кирпичи так, как будто перед ним стена, а не человек. Кирпичи бьют по плечам, по пальцам. Трусов не разрешает нам смеяться и улыбаться: это отвлекает от работы.
Обварилась битумом. Он кипит у меня в ведре, чёрный, с соляркой. Замазывала кладку фундамента. Случайно мазнула по ноге. Жжёт. Смотрю на чёрную щиколотку, продолжаю работать.
Толик Адамов делает страшные глаза:
- Немедленно промой соляркой!
Сегодня переговоры с мамой. Вдруг понимаешь, что ты совсем обыкновенный и даже не очень сильный человек. Слышу мамин голос.
- Да где ты там пропала? Зачем ты осталась? Мы даже не знаем, где ты!
- Мама, я приеду потом. Всё хорошо.
Командировка
Вчера с Родиным выехали в Тимарог. Самоходка шла вниз по Каме. У берегов стояли огромные танкеры с названиями «Леночка», «Юсьва». Вечером приехали в старицу, дальше – на пассажирском мотовозе.
Тайга. Стоишь впереди машиниста, держишься за поручни. Капитанский мостик. Тайга летит на тебя, большая зелёная, с каждым грибом под рельсами, с соснами на песке, светлая, солнечная, таинственная. Солнце падает на неё горящей звездой. Тайга ловит его. Обжигает пальцы сосен.
Приехали в Лель в темноте. Деревянный посёлок, не раскорчёванные пни, деревянные тротуары. В штабе заседают. Самодельные берёзовые кресла, стульчики, эмблемы из берёсты, на стенах стихи, рисунки, портреты бородачей. Командир отряда «Квант» Миша предложил сесть. Сажусь в берёзовое кресло.
Ребята совсем молоденькие, математики. Утром командир подарил эмблему «Кванта», надо показать своим. Пришёл мотовоз, в тумане сидим на рельсах и болтах. Уплывает Лель.
Белая звезда кладёт по серебряной монете на каждый берёзовый листок. Неожиданно всё серебро вспыхивает зелёным золотом.
Едем на стрелку. Здесь должны лечь полтора километра узкоколейки. Здесь кончаются рельсы. Поперёк них лежит шпала. Стоп, мотовоз! Пошли смотреть трассу. Четыреста метров. Дальше нужно корчевать. Тайга. Ствол к стволу.
Мои девочки
На окне лежит маленький арбуз. Вася Демиденко вырезал на нём: « С днём рождения!»
Сегодня 20 августа. Люде исполнился 21 год. Вчера она где-то сорвала громадный розовый мак и красную гвоздику. Девочек четыре: Люда, Тамара. Галя, Зина. У Зины круглое мальчишеское лицо и маленькие руки, на пальце медное колечко с голубым камешком. Рукавицы были рваные, они рвались через день, гашёная известь съела ей пальцы. Каждый палец потрескался и кровоточит. Мажу ей руки стрептоцидовой мазью, перевязываю несколько раз в день, не помогает. Ловит кирпичи ребрами ладошек.
У Гали спокойные серые глаза, как совесть.
Тамара всех смешит, но сама никогда не смеётся
Ребята
Трусов – командир, с ним очень трудно. Однажды увидела, как он улыбается.
Уважаю Алёшина за умение быть справедливым, ровным с людьми. В основе – это очень правильный человек.
Самый лучший, самый хороший – это Саня. У Сани чуть грустные глаза, но он весёлый. Весь бетон, который погребён под зданием, трамбовал и разглаживал он. У него голубой берет. И ребята в шутку зовут его «туристом». Он – король по бетону – Саня Шибанов.
- О чём ты всё время думаешь и думаешь?
А что ты напишешь?
- Я напишу, что ты был король, и у тебя была голубая корона.
Производственное собрание
- Они не умеют готовить! Их не нужно было брать на стройку!- Трусов о девочках.
- Неправда! А у вас всё получается сразу? Им по 19. Смотрите, какие они у вас маленькие!
- Мне тоже 19 лет! – кричит большой Лёня.
- Ты не уважаешь людей! У каждого человека нужно найти то, за что его можно уважать.
- Если каждый умывается утром, мне и за это его уважать?!
- Да!
В день нагружали по 8 машин кирпича. В каждой машине 8 тысяч кирпичей. Поднимаешь в небо красное от пыли лицо, разбрасываешь по бортам руки, запрокидываешь голову. Десять минут отдыха.
Ритм! Где ритм? Вот он!
- Таня, там тебе неудобно! Давай я залезу!
- Ты что! С ума сошёл! - зло кричу я.
Вижу, как усмехается Трусов.
- Извини. пожалуйста.
Да, уважать за то, что человек умывается по утрам. Миша всех меньше, но умрёт, а не покажет, что ему трудно. Вы ещё спите, а он бегает по берегу, умывается в Каме. Я его уважаю.
Смотрю, как работает Игорь Шардаков. Он весь как-то вспыхивал розовым цветом, загоралось его лицо и руки, золотые ресницы. Он весь – ритм. Необыкновенно движение человеческого тела от согнутой спины до вздрагивающих ресниц. Это какая-то вершина.
Пришло первое письмо от Оли. Читаю: «…В Добрянке узнала, что умер Паустовский. Горюю. В «Книге скитаний» Паустовского есть такой эпиграф:
«Воспоминанье давит душу…
Я о земном заплачу и в раю».
Солнце, когда уходит в тайгу, тянется по ней лёгкой червонной пылью. Эта пыль золотит старую берёзу и одинокий листок шиповника.
Пусть всё закончится ночью, за которой будет утро.
Ночь – испытание.
Ночь – преодоление.
Ночь – продолжение.
« Приходит ночь, и постепенно оживают все силы души».
Мотовоз мчался через ночь. Он резко пересекал её, резал. Кромсал пласты тумана. Ветер выхватывал из глаз людей слёзы. Тайга давила чернотой. Людям нельзя спать. Мотовоз идёт из Жемчужного в Кибраты. Пермяцкий край. Север.
Едут рабочие. Они только что отплясывали топотуху и грубо шутят. Едут две девочки в ситцевых платьицах.
И вдруг в темноте, где люди не видят лиц друг друга, девчонки запели. Запели по-девичьи грустными и чистыми голосами.
Летит луна. Летит край Пермяцкий. И странно, и красиво звучат эти два голоса. Они пересекают ночь своей задумчивостью, тревогой, срогостью, неожиданной радостью и печалью.
Слушает начальник ленинградской экспедиции.
Слушают ребята из студенческого отряда. Днём они таскали балки, мешки с цементом, и не было никого сильнее их.
Слушает хирург. Он устал, закрыл глаза и стал похож на маленького мальчика.
Слушает старуха-мать, и сын кутает её в свой пиджачишко…
Прошло не одно десятилетие, большая половина жизни. Весь день я бродила по Вологде, приехала повидаться с дочкой. Очень устала. Ждала вечерней электрички, чтобы вернуться в Вожегу. На перроне было полно студентов. Электричка подошла, и лавина молодых двинулась занимать места. Я успела протиснуться вперёд в вагон. И хотя места были ещё свободны, везде кричали, что они заняты.
С грустью и горечью стояла я возле молодых девчонок и мальчишек. Им было весело, они смеялись и спорили, пили пиво и щёлкали семечки, стряхивая их на пол с наманикюренных пальчиков .
Ноги мои ныли, прихватывало сердце. И вдруг я поняла, что нахожусь в другом пространстве. Мы в параллельных мирах. Меня никто не видит.
И почему-то из памяти выплыли те далёкие строчки:
А
Винтовку
Тебе!
А
Послать
Тебя
В бой!
Нет. Я их только прошепчу. Не скажу.