- Папа, а что будет с теми, кто сверхтяжёлую воду пьёт?
- От обезвоживания умрут, скорее всего. Что сверхтяжёлая тритиевая, что тяжёлая дейтериевая вода жажду не утоляет. Так, всю обычную воду из организма вытеснит постепенно, а сама без толку плескаться в животе будет. Умрёт человечек от жажды, а его живот будет тритиевой водой залит по самое не могу и раздут, как у беременной женщины.
- ...
- Труп будет на инопланетянина похож.
- А если не помногу пить будут?
- Тогда из организма вся обычная вода не вытеснится, но зато в клетки много трития попадёт и они делиться перестанут. За месяц состарится и умрёт человечек.
- ...
- Да, труп будет так выглядеть, как будто не парень молодой, а дряхлый дед ста четырнадцати лет умер.
- А если ещё реже пить будут?
- Тогда и в клетках много трития накопиться не успеет, зато очень много сверхтяжёлой воды через почки пройдёт и посадит их. С посаженными почками человечку очень, очень нелегко живётся, и кончится всё тем, что он через пол-года чашкой чая с печенюшками насмерть отравится.
- ...
- Трупы тех, кто от почечной недостаточности и отравления умер, тоже страшные: или чёрные все, или зелёные все, или жёлтые все, или чёрно-серо-жёлто-зелёные и отёкшие все, как монстры из фильмов ужасов.
- А что будет с теми, кто совсем понемногу, но каждый день эту воду пьёт?
- Сверхтяжёлая вода ведь, в отличии от тяжёлой, ещё и радиоактивная. Через год начнут онкологии одолевать, причём несколько раков сразу.
- ...
- Труп настолько ужасен будет, что его в какой-нибудь медицинской академии в чане с формалином выставят и студентам демонстрировать будут. Когда вырастешь, Ломачинского почитай: у него как раз в одной из книг такой вот «пятираковый» труп описан, только тот не радиоактивную сверхтяжёлую воду пил, а раствор радиоактивной соли себе из шприца вколол.
- Папа, а зачем её, такую, вообще пьют?!
- От жизни, сынок, устать можно. От пыльных книг устать. От зубов гнилых. От тупости и непроходимости людской. От бабищи нашей семидесятилетней. От «ЗИЛ’а» - говновозки, у которого вакуумом цистерну изнутри сплющило, она у нас сейчас как банка от «Пепси-Колы», на которую наступили. От всей автоколонны этой проклятущей устают люди, будь проклят тот день, когда я её начальником стал! Да от нового автоколоннского диспетчера, откуда-то с северов к нам в Москву понаехавшего, как будто Москва у нас с тобой резиновая... Как его... Мечиславича Черепаныча...
* * *
Черепан Мечиславович никогда не мечтал стать начальником автоколонны: ругаться по телефону с отделом логистики, визировать бесконечные документы и ксерокопировать ксерокопии в подсобке, наскоро оборудованной из двадцатифутового грузового контейнера, прямо посреди автобазы и чуть ли не сидя на земле просовывать в вынесенный из подсобки и зловеще пощёлкивающий степлер скомканную квитанцию за квитанции, проталкивать мокрый после падения в лужу коносамент в полиэтиленовый файлик с чёрной отпечаткой чей-то грязной ручищи, сновать по раскатанной в коричневую жижу земле меж допотопных «ЗИЛ’ов» с видавшими виды «КАМАЗ’ами» и протягивать их водителям потрёпанный журнал с отметками о якобы пройденном инструктаже - не то, совсем не то, о чём можно было бы мечтать в детстве.
«Там, где я вырос, плавательный бассейн классный был!» - в порядке очереди Черепан рассказывал всем своим жёнам - «Только не в моём городе, а в соседнем, при атомной электростанции. И там у атомщиков своя автоколонна была, у одного из пацанов, с которыми я в бассейн ходил, батя водителем работал. Так мы того пацана спрашивали: «Уран или плутоний возят?» А он нам: «Не, и фига из этого не возят, возят только кирпичи, доски всякие, перчатки и галоши резиновые, мебель в кабинеты...» А мы ему: «А «ЗИЛ’ок» у вас с цистерной и оранжевыми мигалками для чего?» А он нам: «Да туда чачу какую-то масляную отработанную сливают то ли с компрессоров, то ли с воздуходувки!» Мне после этого вообще расхотелось там водителем работать!»
Но не все жёны понимали Мечиславовича и поддерживали разговор об этом, а с особым непониманием по части всего, что было связано с атомной энергетикой и радиохимией, Черепан столкнулся во втором браке.
Ну и о какой близости может идти речь, когда жена упорно считает, что «Бабинская Имандра» - грязное ругательство на каком-то заполярном диалекте, а вовсе не название залива, из которого электростанция берёт воду?! Когда не любит собаку мужа - забракованную клубами афганскую борзую с откуда-то взявшейся примесью кровей питбуля, названную Танюшей? Когда ругается на мужа из-за его низкой зарплаты и считает, что в автоколонне нужно во что бы то ни стало делать карьеру? Когда заботу о своём одиннадцатилетнем сыне Севе от предыдущего брака заключает первым делом в посещении детской поликлиники со злобным, хмурым, тяжело вздыхающим, сплёвывающим и ударяющим кулаком по толстой потрёпанной медицинской карте хирургом?
- ...Из диспетчеров в бизнес стартануть можно! - Черепан Мечиславович, сидя в кухне за обеденным столом, делал бутерброд: на краюху чёрного бородинского хлебушка сливались остатки маслица из баночки из-под шпрот, ложились порезанные вдоль солёные огурчики, купленные у бабки-торговки около входа в метро, и плюхался майонезик «Провансаль».
- Так ты возьми и стартани туда! - буркнула жена Черепана, кривой открывашкой откупоривая жестяные банки с китайской тушёнкой «Великая стена» - Если на работе у себя хоть какую-то карьеру сделать и хоть какую-то нормальную должность занять судьбой не дано, то давай, иди в бизнес, пусть там в налоговой инспекции с тебя последние трусы снимут! Эти твои... семейные, оранжевые, в зелёных петушках!
В сплющенной маленькой кастрюльке, к которой Мечиславович прикрутил длинную ручку и которая стала чем-то средним между сковородкой и туркой, варился рассол с укропом, капустой и свёклой: комфорки злой газовой плиты могли дать только слабый огонь - как бы ни выкручивались пассатижами на максимум их тугие краны без вентилей, в духовом шкафу, давным-давно не функционирующем из-за умерших запальников, теперь хранилась раздолбанная электродрель с искрящими внутренностями и пляшущими свёрлами, но зато в своё время плита успела дать немало жирной копоти на кухонную стену, отделанную бежевыми кафельными плитками с бурым орнаментом и коричневыми цыплятами. В выдвижной нижний ящик газовой плиты - к погнутым противням и обугленной крышке от вафельной печи «Чудо» - свалили все пустые консервные банки, собранные по углам кухни: помимо того, что все три мусорных ведра уже были заполнены с горкой, Черепан от коллег по работе услышал, что собака, облизывая жестянки из-под консервов, может изрезать себе всю морду, поэтому-то для жестянок и было выбрано место, куда любимая метиска афганской борзой и питбуля не смогла бы залезть.
- Шпроты рижские! - жена, громыхнув выдвижным ящиком, отправила туда звенящие банки из-под тушёнки и шпрот - Слушай, супруг законный, а как тебе в голову пришло такие бутерброды делать? И шпроты - почти что селёдка, и майонез - почти что молоко, и огурцы... Получи, что-ли, патент на свой фирменный бутерброд под названием «Чухонский засранец», может, наконец-то денег в дом принесёшь.
Собака, недавно вернувшаяся с самовыгула, бродила по кухне - то забираясь под стол, то выходя из-под него, то тыкаясь длинной чёрной мордахой в бок Мечиславовичу. В зубах афганка держала нечто мягкое и зеленоватое, и это нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшееся резиновой детской игрушкой, она уже третий или четвёртый раз хотела вручить хозяину.
- А что это мы всё про бизнес да про бизнес, всё про воду сверхтяжёлую да про уран обогащённый, который я даже не знаю, в чём да как запарафинить, чтоб в Ленинградсую область увезти, в Эстонию оттуда пронести и румынской мафии там продать? А про нашу собачулю мы совсем забыли! Ну-ка, что это там наша Танюша с прогулки домой принесла? - Мечиславович принял из пасти собаки выцветшую, искусанную, изжёванную и скользкую от собачьей слюны игрушку, найденную где-то во дворе - Танюшечка принесла нам... Лягушечку!
В искусанной и обгрызанной до дыр резиновой фигурке зеленоватого цвета угадывалась лягушка - пузатая, с жёлтой короной, со стрелой в лапах и с широко растянутой улыбкой.
- А знаешь? - Черепан, протерев кухонным полотенцем и положив на стол резиновую лягушку, обратился к жене.
- Ну что ещё тебе?! - женщина отвлеклась от консервных банок с открывашками и обернулась назад, туда, где за столом завозился с резиновой лягушкой муж.
- Чё, чё... Знаешь, какая в этой лягушенции пищалка может быть?
- Тьфу ты! Не послушаешься вот так вот маму, выйдешь замуж за дебила... - вновь повернувшись к Черепану спиной, жена вернулась к незамысловатым кухонным делам, а из тушёнки и хлебного мякиша начала лепить очередную котлету. И вдруг от страха всплеснула руками, недолепленная же котлета шмякнулась на пол.
- Йи-и-и-и-и!!! - истошный свист пронзил и кухню, и всю остальную квартиру, в одной из комнат которой вздрогнул напуганный не меньше матери Севка. А ещё больше напуганная метиска афганской борзой выскочила из-под стола, опрокинула на бегу одно из мусорных вёдер и скрылась в прихожей.
- Йи-и-и-и-и!!!
Свистела пластмассовая пищалка с жестяными пластинками внутри, которую Черепан Мечиславович уже успел выковырять вилкой из лягушки и сунуть себе в зубы.
- Больной! - жена швырнула в Черепана горсть муки, в которой чуть ранее были вываляны уже готовые котлеты: и пол-лица, и вся футболка Мечиславовича оказались в муке.
Тленны и безысходны уровни видеоигры «Червяк Джим» для шестнадцатибитной приставки «Сега Мегадрайв 2», а особенно - второй уровень, где помимо фоновой органной музыки то и дело слышатся звуки пердежа, где противно пищат деревянные колёса с приводами, открывающими шипастые решётчатые ворота, где кидаются бумажками из портфелей непонятно как оказавшиеся на этом уровне клерки в шляпах, где кто-то за кадром истерично хихикает и где вдали раскачивается из стороны в сторону чёрт.
Да и первый уровень ввергает в апатию своим жирным боссом, сбрасывающим сверху оркестровые дудки с деревянными ящиками и шумно блюющим живыми рыбами.
Откладывая игру на потом и собираясь погулять с собакой, каждый раз уходишь как будто бы в никуда - всё дальше и дальше от надоедающей съёмной квартиры на окраине, от швыряющейся мукой жены, от телевизора, без умолку бубнящего о войне в Чечне, от подводного уровня в «Червяке Джиме», где совершенно нереально совладать с хрупким стеклянным батискафом, от песни Найка Борзова «Я знаю три слова, три матерных слова, на этом словарный запас мой исчерпан!» по радио, от исчирканной красным фломастером, порванной со злости и истоптанной ногами многостраничной инструкции по эксплуатации и ремонту автомобиля «Ситроен Икс-Эм» 1993-го года, от унитаза со сломанным сливным устройством, содержимое которого смывается из ведра и под бесконечное брюзжание жены откуда-то из-за не до конца закрывающейся трухлявой двери: «Это вот у нас называется «Мужик в доме есть», всё за правду борется и мир изменить хочет, да ты сначала хотя бы туалет свой измени, бу-бу-бу-бу-бу!»
Каждый раз всё дальше и дальше за спиной оказывается многоэтажка, куда всё меньше и меньше хочется возвращаться с работы - несмотря на декабрьский холод, всё глубже и глубже проникающий под кроссовки, дублёнку и пару друг поверх друга надетых спортивных трико, всё темнее и темнее встречающиеся на пути бетонные стены, всё безлюднее и безлюднее дворы с чахлыми деревцами и поваленными железными грибами песочниц, всё прохладнее и прохладнее ветер с севера, всё грязнее и грязнее снег, всё меньше и меньше света в окнах, за которыми никто не слышал об автомобиле «Понтиак Файрбёрд» со складными фарами и не играл на «Сеге» в стрелялку от первого лица «Zero Tolerance»... Всё больше и больше ожиданий встретить на своём пути брошенные «Жигули» шестой модели с дырявым, как швейцарский сыр, багажником и вспузырившимся задним стеклом, да задуматься: что же за химеру в этой машине могли перевозить?! И ещё больше мыслей о том, что любая внутриквартальная дорога рано или поздно упрётся в забор больницы, построенной по проектам психиатрических клиник: зарешёченные и наглухо зашторенные окна ракового корпуса, где мычат в ватные кляпы и дёргаются всем телом привязанные к кроватям и лишённые обезболивающих препаратов онкобольные, тёмные и гулкие коридоры, где ходят санитары с электрошокерами, скрытые глубоко в подвалах камеры - изоляторы с обитыми просвинцованной резиной стенами, полами и потолками, где ползают, безостановочно блюя под себя, голые люди с ярко-красной воспалённой и горячей кожей, умирающие от лучевой болезни. И сначала в семь вечера, затем в пол-восьмого, а после и в двадцать минут девятого во дворе, расположенном уже более чем в двух километрах от снятого жилья и впервые в жизни посещённом, ноги сами собой разворачивают обратно - давая гарантию, что за очередным поворотом глаза не увидят высокий забор с колючей проволокой и мрачный четырёх-, пяти- или шестиэтажный корпус с решётками на каждом окне, да и метиска афганской борзой бежит уже не бодро, а как-то боязливо, пригнув книзу голову.
Прогулка в никуда всё же оканчивается возвращением домой - к жене, пасынку и пока ещё не пройденному «Червяку Джиму»: во время прогулки с собакой на выбор дано очень много дорог, ведущих прочь от дома, а узнавать, на каких же дорогах не сгоришь в безысходности и не увидишь очертания раковых корпусов на горизонте, приходится из видеоигр: тот же «Червяк Джим», та же «Zero Tolerance», третья часть «Соника», «Роад Раш», «Разрушитель», «Мортал Комбат», «Бугермэн»...
- ...Ты даже не представляешь себе, какой это был бы бизнес - уран продавать! Ты прикинь, как бы я по деньгам поднялся, если б у меня свой такой был?! - Черепан Мечиславович, зайдя в кухню, взял с плиты остывший чайник с кипячёной водопроводной водой и прямо из чайника сделал пару глотков - Или даже если бы я в мусоропроводе миллион долларов нашёл!.. Вот бы я тогда нашей Танюше кормов накупил! «Роял Канина» с витаминами, чтоб шерсть пошелковистее...
- Дядя Черепан, ты бы лучше нас с мамой на море свозил! - ответил Севка, сидя за кухонным столом и отхлёбывая из дешёвой меламиновой тарелки жидкий супчик с картошкой, капустой, свёклой и укропом - Врач уже сказал, что без витамина «Д» мне кранты, что мне тут в Москве солнца не хватает.
- Воду пей радиоактивную. Сверхтяжёлую - Мечиславович поставил чайник на место - Слей в чайничек из бомбы водородной, «Разорвётся где-то бомба водородная, ощутится голоданье кислородное!». Облучит прилично, ни под какое сочинское солнце ездить не надо будет.
- Шуточки у тебя, конечно, те ещё, пельмень уральский! - жена Черепана отвлеклась от сковороды, на которой шипели и покрывались чёрной нажористой корочкой слепленные из тушёнки и хлеба котлеты - Под стать твоему развитию,..
...всё мечтаешь на диване
Заработать на уране
А у самого в кармане
Вошь летает на аркане!
- Хи-хи-хи... - Севка, скрипуче засмеявшись, едва не подавился супом.
- А ты сначала тройку по математике исправь, чтоб смеяться над чем-то! - сделав замечание сыну, женщина взяла лопатку и попыталась отскрести котлету от жирной сковороды, чтобы перевернуть - А то вырастешь таким же. Все вокруг в университеты пойдут, а тебя выгонят, как и отчима твоего никудышного когда-то, пойдёшь на стройку в цементные растворы своим гайморитом сморкаться! Клей для обоев и сопли размажешь по всей рубашке, весь грязный и вонючий! Мужиком не станешь, добытчиком не будешь, замуж за тебя не пойдёт никто, уют тебе дома не наведёт, будет у тебя дома вместо телевизора сундук с какими-нибудь болтами и гайками, с завода украденными, будет у тебя не холодильник, а молотильник...
Патрубок от разобранного отбойного молотка, рано утром и вместе с остальными запчастями отбойника перекочевавший с подоконника в зале на комод в кухне, полетел в сторону мусорных вёдер. Черепан, небезосновательно предположив, что следующая запчасть может полететь и в него, боком покинул кухню, вслед за ним выбежала в коридор и собака Танюша. А жена продолжала:
- ...Будут у тебя не подушки, а... лягушки!
Пузатая резиновая лягуха, позабытая Танюшей на полу кухни и ещё днём лишённая пищалки, полетела - словно мяч с подачи футболиста - в самый дальний угол прихожей, где с грохотом ударилась об велосипед «Десна» без колёс, цепи, руля и седла.
- ...Да, даже подушек у нас нет, потому что твой второй папа на мозги изувечен ещё больше, чем первый, купил вот на последние гроши собаку такую же, забракованную, дефективную! Прихватку сожрала, полотенце сожрала, шапку-ушанку твою ондатровую разорвала и сгрызла ещё летом, нарочно, чтоб ты менингитом заболел в своём вязаном «петушке» и в Тушинской детской больнице окочурился, где если менингит не одолеет, то от одеяла холерной гонореей заразишься! И что б ты делал, если б тебе бабушка новую зимнюю шапку не купила, а?! Очевидно же, что всех нас уморить хочет, чтоб мы тут у неё подохли в квартире этой грязной и сраной, а она хозяину гостиную с матрасами оставила и сама в нашей спальне на нашем диване как королева валялась! Давно уже зубы точит, дядюшка из Пицунды нам когда-то на именины утятницу привёз хрустальную, думал - сберегут тут на память, но что бы вы думали - на шкафу нашла, об пол раскокошила, все нитки и катушки из утятницы по полу раскидала, размотала и запутала, усыпить её мало, гадину, потопталась по покрывалу лапами грязными, натаскала насекомых из подъезда, а там и до подушек добралась!
Остатки супа уже не лезли в глотку школьнику, оставшемуся с заводящейся матерью один на один.
- ...Бычишь тут на вас, копытишь тут на вас, ишачишь тут на вас всех, как лошадь ломовая, в командировках мужу своему на пиво зарабатываешь, спину надрываешь до грыжи, а приходишь домой, хочешь наконец-то лечь на мягонькое... А подушечка! Думочка! Спасительница моя!.. Порвана к едрене фене, в клочья! По всей квартире раскидана подушечка моя, думочка! Порвана цербером этим адовым, выпотрошена в тартарары, куда и вся эта дьявольская кухонька с чертями и котлами летит!..
Швырнув на пол мокрое белое полотенце с малиновыми пятнами и пару мельхиоровых ложек, выкрутив кран кухонной мойки до максимального напора воды и наступив на корытце из-под лапши «Доширак», заполненное подгоревшей гречневой кашей для собаки, женщина вышла из кухни, оставив в ней одного Севку, так и не доевшего свой суп.
Дверцы железных шкафчиков в предбаннике рабочего цеха, соседствующего с диспетчерской будкой Черепана Мечиславовича, загремели и повеяли отчаянием: ни склянок из зелёного флюоресцирующих уранового стекла, ни реторты с раствором кузьмы, ни легированных сурьмой дефицитных промышленных транзисторов, даже плюшевого пони, набитого шариками от подшипников и водящегося в этих шкафах по слухам, нигде не оказалось... Взору представали лишь порванные резиновые перчатки, ржавая и кривая отвёртка, половина ножниц, потрёпанная квадратная полупрозрачная полиэтиленовая пластинка с детскими песнями, вынутая из журнала «Колобок», да пыльный телефон с дисковым номеронабирателем, по которому уже никогда и никому, кто в этой жизни действительно дорог, не позвонят.
«И смысла нет чинить: моя афганская борзая всё равно не сможет на телефонные звонки отвечать... Песня, помню, была чёткая - «Разобью и растопчу свой телефон, виноват в моих проблемах только он!» А вот если бы здесь сверхтяжёлую тритиевую воду в банках-склянках держать!.. Заодно мозгами так пораскинешь: куда б ещё залить, может, в лампы керосиновые вместо керосина, может, в пистолеты водяные, может, шприцем в мойву или сельдь иваси вколоть да в коптильню «Нижегородскую», которая в «телемагазине» 999 рублей стоила, а может, и в гидромуфту «Понтиака Файрбёрда» попробовать!.. Завтра же после смены телефон этот домой на изничтожение унесу, раздербаню на резисторы и кондёры, а вот где-то тут радиола древняя валяется - она полезная, в неё бы дофига урановых топливных таблеток влезло...»
У полуоткрытой двери из предбанника в цех, на проломленном и застеленном вывороченным заячьим тулупом плетёном кресле сидела афганка Танюша: уйдя поздно вечером из дома на работу, Черепан взял с собой и собаку, боясь, что разозлившаяся жена обидит и побьёт её. Психуя из-за порванной подушечки-думочки, женщина ещё до того, как Мечиславович с Танюшей собрались и вышли в подъезд, сорвала со стены прихожей и растоптала календарь с Арнольдом Шварценеггером за 1994-й год, разбила об пол коробочку из-под кассеты с альбомом «Дай мне!» группы Хочу!, купленной Черепаном из-за песни «Раки», попыталась разбить и фаянсовую перечницу в виде улыбающегося мухомора, но перечница оказалась прочной.
«Сколько же ещё всего в доме попереломает и потом на мою Танюшу сваливать будет?!..»
За приоткрытой дверью, в цеху горел свет: там собрались два слесаря, токарь, технолог и водитель-экспедитор, тоже доведённые жёнами до белого каления и решившие переночевать на работе. Поставив на выключенные токарные станки бутылки и пластиковые стаканы с пивом, работяги позвали и Черепана с его собакой.
За пыльными окнами цеха, в тусклом свете уличных фонарей падал снег.
* * *
- А знаете ли вы, пацаны-пацанчики, почему нет никакого смысла в должности подниматься?
- ...
- Вот я в диспетчерах сижу, ты в водителях, ты в слесарях. По пять часов в сутки от жён выслушиваем, что дома жрать нечего.
- ...
- А вот если именно официально, по расчёткам у нас зарплаты уже повыше будут, мы уже не пять, а всего четыре часа в сутки будем выслушивать, что жратва дома есть, но она несъедобна. И ещё четыре часа будем выслушивать от жены, что ей вообще нечего надеть. Восемь против пяти.
- ...
- Ну, тут ещё жену закатать можно. Скажет, что ей ну прямо вообще нечего носить, а ты ей такой: «Ну прямо вообще нечего? А ты ходила голой на лестницу? А ты ходила голой на улицу? А ты хотела даже повеситься, но институт, экзамены, сессия? Нет? Ну и завали хавальник, и жуй свой «Орбит» без сахара!» А вот если помимо всяких премиальных и надбавочных за лишнюю ответственность в расчётке вас впервые в должности повысят, уже труднее будет. Вместо четырёх и четырёх часов вы будете всего три часа выслушивать, что жратва дома съедобная, но невкусная, и ещё три часа о том, что носить есть что, но оно позоровское. А ещё три часа о том, что съездить летом некуда и ещё три часа о том, что квартиру нечем обставить. Двенадцать против восьми.
- ...
- Тут, конечно, ещё можно быкануть, типа «Съездить тебе некуда? А если в табло съезжу?» А вот если ещё раз повысят, на этот раз до руководящей должности, ещё труднее станет. Всего два часа вместо трёх мозг выносится о том, что почему это мы вместо вкусных макарон и сосисонов ананасы в шампанском не жрём, ещё два часа - почему это мы модный, но не от «Версаче» шмот носим, ещё два часа - почему это мы в Турцию едем, а не в «пять звёзд» на Канарские острова, ещё два часа - почему это мы на рынке мебель покупаем, а ещё два часа - почему это мы не на «Мерседесе» ездим, ещё два часа - почему это мы сына в обычной школе, а не в Лондоне учим, ещё два часа - почему это мы живём в девятиэтажке, а не в особняке, ещё два часа - почему это в свет не выходим и ни одного политика, ни одного бандита, ни одного артиста и ни Киркорова, ни Жириновского в корефанах... Шестнадцать против двенадцати, чувствуете, шестнадцать часов! Это шестнадцать часов вам будут по ушам ездить, это значит, что на работе попытаетесь задержаться - жена туда позвонит и загрузит, что ей уже двенадцатая сумка и восемнадцатые туфли от «Версаче» нужны, в сортире засядете - в двери постучит и напомнит, что в твою ВАЗ’овскую «девятину» ей уже стыдно садиться, ночью заснуть захочешь - а она растолкает и спросит, когда же это мы на Канары поедем... Оно вам надо?
- Мечиславович, а откуда ты всё знаешь?
- Знакомый мафиози рассказал. Богатейший человек. Респектабельнейший человек.
- ...
- Я через него, наверное, уран и сверхтяжёлую воду доставать буду. И нафиг мне до начальника автоколонны расти?