Оправившись от болезни, мама безуспешно пыталась найти работу. Положение усложнилось тем, что работать по специальности машинисткой она не могла из-за больного сердца, физическая работа ей тоже была не под силу. Продавать ей было нечего. Из дома вынесено все, что можно и нельзя. Мои постоянные болячки окончательно добивали маму. Только она находила какую-то работу, заболевала я, и она вынуждена была сидеть со мной дома. Иногда она закрывала меня на ключ в холодной квартире и шла, чтобы хоть что-то продать и купить мне молоко или лекарства.
Дошло до того, что мама вынесла из дома даже нитки «мулине», которыми она когда-то вышивала, Это были копейки, но и их не было, чтобы выкупить хлеб.
Я восстанавливаю в памяти те дни, и вспоминаю маму: зимой в лютый мороз, в легоньком жакетике, в полуботинках с дырявой подошвой (подошва примерзала к снегу), она иногда возвращалась домой с пустыми руками и виновато говорила:
- «Дочечка, сегодня сильно мел снег и мои нитки никому не нужны. Прости, но кушать нечего…». Она плакала, а я пыталась ее успокоить:
- «Ма, я совсем не хочу кушать…».
Ну, а когда везло, она приносила литровую бутылку молока и белую. булочку и делила наполовину с маленьким Валькой. Лелька не работала, а Вовчик еще не вернулся из армии, поэтому забота о внуке легла на мамины плечи. Лелька, с ее непростым характером, очень осложняла жизнь.
Время шло и наш двор постепенно пополнялся новыми жильцами. Многие возвращались в свои довоенные квартиры. Наш дом, весь изрешеченный осколками, как побитый оспой, гостеприимно принимал новых ребят.
Я теперь только понимаю, сколько национальностей жило у нас во дворе: тут были украинцы, русские, армяне, греки, евреи, поляки, молдаване. Но это я теперь анализирую, а тогда были просто хорошие и плохие, независимо от национальности.
Мы все любили Вовку Чернова, белобрысого мальчугана. Мамам у него была армянка, папа – русский. Взрослые говорили, что Вовку взяли из детского дома. Мама его обшивала весь дом. Она плохо говорила по-русски, но анекдоты рассказывала уморительно, заливаясь смехом раньше всех. За анекдот о Сталине она получила десять лет. Папу его уволили, и он вскоре получил тоже десять лет. Квартиру забрали, Вовку поместили опять в детский дом. Через много лет, когда мы, его сверстники, уже разбрелись по свету, он приходил в наш двор, искал нас. Говорил: «Ищу родственников».
Кого мы ненавидели, так это толстого Германа. Толстые щеки свисали у него как у хомяка, круглая голова на короткой шее и два маленьких глаза. Откуда было столько злости у этого толстяка - не понятно. Он с мамой только вернулся из эвакуации. На ребят дворовых смотрел свысока. Драчун и задира, часто обижал слабых. Ему многое прощали пока однажды, он после очередной драки не крикнул ребятам: «Вы, румынские…. сволочи». Вот тут он получил по полной программе. Его мама даже в суд хотела подать. Но так как били его скопом, весь двор, поостыла.
Мы объявили Герману бойкот, и никто с ним не хотел даже говорить. Через полгода он с мамой выбрался с нашего двора и больше мы его не видели.