Когда в гастроном на углу Тираспольской привозили что-то дефицитное (а тогда все было дефицитным), первый, кто узнавал об этом, оповещал всех остальных:
- «В гастроном привезли крупу!».
- «Мадам Датова, привезли сахар, выходите, я займу вам очередь»!
Не спрашивали - нужен ли вам сахар?, - знали, тогда он был нужен всем.
Ну, об очередях можно рассказывать много и долго. Очередь располагалась в несколько рядов, от гастронома на углу растекалась за угол по Островидова, росла в ширину. Оно и не удивительно: в одни руки давали 0,5 кг дефицита, понятно, что помимо жильцов всего двора, ставились в очередь их дети, чтобы «обогатиться» на целый килограмм дефицита.
Заняв очередь утром, можно было получить 0,5 кг сахара, под вечер часто его не хватало - перед самым носом.
Ловкачи перехватывали детишек с только что полученным, выстраданным пакетиком крупы или сахара, уговаривая:
- «Продай мне, я тебе дам на 1 рубль больше, ты еще раз станешь и получишь еще раз, уже себе сахар».
Как-то днем после школы, постучала тетя Поля:
- «Тоня идем, я заняла очередь. Сказали, будет рис».
На мои возражения, что нет денег, ответила:
- «Я дам, потом мама отдаст».
К концу дня, потрепанная, с оторванной пуговицей, но счастливая,
с долгожданным пакетиком риса, я вырвалась из цепких объятий очереди. И тут передо мной выросла хитрая тетка, с заманчивым предложением:
- «Я тебе дам два рубля, а ты потом…» и т.д. Во мне заговорила коммерческая жилка. Я подумала, а что, так можно насобирать денег и отдать тете Поле… Продала… Но, конечно, ничего больше не получила, разве что от мамы выговор.
Как-то осенью, за хорошее поведение дядя Федор разрешил мне полить из шланга цветы, растущие на улице. Это была большая честь! Тут же крутились еще несколько претендентов, уверенные, что они тоже заслужили подобную награду.
Увлеченная поливкой, я не сразу поняла, что это за странный звук доносится со стороны Островидова. Подняв голову, я замерла: прямо на меня шла колонна немцев, а звук, поразивший меня, был звук деревянных колотушек на ногах большинства военнопленных. Когда они подошли поближе, их остановили и разрешили сесть на бордюр рядом с цветником. Несколько человек кинулись ко мне с просьбой дать попить. Я протянула шланг, и они стали жадно пить!
Мне было страшно и интересно одновременно. Вот они, те, которых мы боялись! Большинство из них были в солдатских формах, и только один – высокий, в очках, в офицерской фуражке, не садился, а гордо стоял. Я очнулась от того, что один из пленных обратился ко мне, протягивая руку:
- «Эссен, кушить»,- попросил он. Я стояла в нерешительности, не зная, радоваться мне их унижению, или посочувствовать. И вдруг, в толпе я заметила человека, похожего на того Лео, который спас маму от своего сослуживца, стрелявшего в потолок. Мне показалось, что он даже кивнул мне головой… Еще несколько минут я стояла, словно загипнотизированная, потом сорвалась и побежала домой.
На столе лежало две картофелины в мундире, которые мама оставила мне на целый день. Схватив их, я помчалась на улицу. Фрицы уже встали. «Мой» Лео стоял с краю. Подбежав, я сунула ему в руку картофелины. Он не успел ничего сказать, только кивнул головой. Я так и не знаю – был ли тот немец Лео, или кто-то другой. Самое интересное, что еще несколько прохожих сунули в протянутые руки какую-то еду. Уж очень жалкими казались эти «завоеватели», а славянская душа добрая.