«Ведь получается, что, несмотря на наш разум и свободу выбора,
которую мы так ценим, все наши действия подчинены каким-то числам»
(из научно-популярного журнала).
Звон будильника. Бесконечно назойливая трель… Дремота расползается клочьями. Подремать бы еще минуток пять… Хотя бы с пяток минуток...
Раздается натужное сопение чешущейся собаки. Просто невыносимо... Придется встать. В соседнем доме, за плоской крышей которого отступающий ночной мрак отливает бледным свечением, уже горят во множестве квадратики окон.
На циферблате семь: ноль шесть… нет, уже семь ноль семь. Пора в ванную… Нет, сначала перекур – сразу после вояжа в туалет. У меня на сборы час и двадцать три минуты. Пять минут на перекур, потом в ванную. Приготовление и последующее поглощение завтрака, прогулка с собакой – минут на тридцать… да, не забыть бы еще свежую рубашку погладить.
Светает. Остановка. Десять минут ожидания автобуса, три забитых до отказа маршрутки, проехавшие мимо. Стекло двери последней изнутри заслонено чьей-то спиной, и он не единственный, кто едет в тесном салоне стоя… «пятнадцатый, в маршрутке тринадцать сидячих мест, не считая места водителя».
От моего дома до двери офиса примерно сорок пять минут, если, конечно, нет пробки. Однако – она есть. Метров пятьсот пешком вдоль забитой машинами дороги под рокот двигателей и сизоватый чад автомобильных выхлопов. Опаздываю. Следуя правилам хорошего тона, звоню на работу – предупреждаю, что задерживаюсь на пятнадцать минут. На счету остались доллар и двадцать центов. Привычный третий вагон от конца состава. От моей станции до дверей офиса – двадцать пять минут. На одном из перегонов состав останавливается. Негромкий разговор рядом: «Ты че, сравнил жопу с пальцем. Бумер триста двадцатый купе – сто семьдесят лошадок под капотом, скорость за двести. До ста рвет за шесть секунд. - Да ладно, когда шестисот- кубовая Ямаха за четыре – это понятно, но незаряженная бэ- ха, не эмка - за шесть? Это ты чего-то гонишь». Интересно, кто-нибудь из этих двоих крутил когда-либо баранку чего-то отличного от «шахи» или «газели»?
Духота, напряженное молчание, струйка пота, текущая по спине. Сколько стоим – три минуты? четыре? десять?
Сухаревская площадь. Ставшая привычной дорога от метро до офиса – три минуты ходьбы.
Дом номер шесть, второй этаж, офис двести двенадцать. Кандидат уже дожидается в переговорной. Белесые брови, светлые глаза, бледноватая кожа лица, сквозь которую – яркие неровные пятна румянца. В переговорной жарко. Его пальцы неловко теребят переплет блокнота, лежащего перед ним на столе. Чего больше – волнения перед предстоящим разговором или раздражения от вынужденного ожидания? По первым впечатлениям – ощущение какой-то незавершенности в нем, причем – с оттенком дисгармонии.
Финальная часть беседы – «Вы в анкете указали, что желаете на испытательный не менее восьмисот долларов. Вам же могут предложить на этот период в данной компании лишь семьсот, правда, испытательный срок лишь два месяца». – «Нет, я готов встретиться с ними. Только не раньше, чем через две недели, когда вернусь – с завтрашнего дня отпуск, уезжаю». Вот с этого бы и начинал, оба сэкономили бы, по меньшей мере, минут тридцать!
Встает, направляется к вешалке, где висит его куртка. Мой взгляд падает на его ботинки. Забавно, он среднего роста – чуть выше меня, примерно метр семьдесят пять, а размер обуви – самое малое сорок четвертый.
Бегло просматриваю тестовые материалы, принимаюсь подсчитывать баллы, наложив матрицу на одну из заполненных им тестовых страничек. «Так, по А-фактору сырых баллов пятнадцать, переведенные в стены с учетом возраста и пола – девять, В-фактор… интересная многофакторная модель в основе Кеттела, но вот валидность его – слабенькая, к сожалению… Надо бы раздобыть компьютерную версию – она сама считает результаты».
Выхожу из подъезда на улицу - покурить. Винстон уан. В палатке, где я обычно покупаю сигареты - по пятнадцать рублей - продавщица их называет «онэ». Машинально разглядываю пачку. Америкен блэнд. Смола – один мг, никотин – ноль целых одна десятая мг. «Сколько я сейчас выкуриваю в день – пачку? полторы?».
Рядом - обмен валюты. «Надо не забыть поменять баксы. Так, какой там курс? Тридцать рублей двадцать четыре копейки. Во дают! у них всегда занижено, но чтобы так...» Пятьдесят метров вдоль дороги, поворот за угол. До щита с курсами валют соседнего обменника. Тридцать рублей с полтинником. «Двадцать шесть копеек разницы дают импульс на пятьдесят метров движения. Как минимум пятьдесят».
Точь-в-точь как электрон слепо скачет по проводу, понукаемый разницей потенциалов.
... И не забыть положить деньги на мобильный, рублей так с тысячу, нет, пятисот достаточно, тогда следить буду строже… Тают на счету, как снег в оттепель… вообще по экономнее – в этом месяце никак больше тысячи долларов не выйдет, и то, если ничего не сорвется. А тут еще эта стиральная машина…».
Журнальный киоск близ подъезда. Лоск глянца обложек за стеклом витрины. Какой-то женский журнал, эффектная поза фотомодели на обложке, правее – анонсы статеек. Жирный шрифт верхнего: «Десять правил…» - дальше можно не читать. Свежий номер «Ломоносова» ценою в пятьдесят два рубля. Лезу в карман рубашки – из мелких только четыре десятирублевые купюры. Видимо, придется доставать стоку. Вспоминаю о мелочи в кармане. «Сколько ее там? Хватит?». Монеты побрякивают, пока я копаюсь в кармане. Отсчитываю недостающие двенадцать рублей – пятак, три двухрублевых и рублевая монеты.
На Садовом места не найти – машины паркуются даже на тротуаре, построенная рядом платная стоянка не справляется. На тротуар выруливает черный «мерин». «Шестисотый» сарай. Белокурая девушка в меховой шубке осторожно выбирается из задней двери. Сначала, свесив ноги с сиденья, тщательно выбирает место на тротуаре, покрытом жидкой от реагентов грязью, куда бы могла поставить ножку, обутую в черную туфельку на длинном тонком каблуке. Удивление - Маша? Откуда она здесь?… Странно, но она должна была бы жить сейчас в Швейцарии… Семидесятилетний миллионер, старше ее лет на сорок с лишком, обхаживавший ее, по слухам, года два, наверное, и своего добившийся, впрочем, возможно, как раз брак – это ее достижение… она тогда работала фотомоделью в Швейцарии, полгода там, полгода на родине… Да нет, конечно, не она. Весьма похожа, но явно моложе – выглядит точь-в-точь как Маша в студенческую пору, десятилетней давности. Лестница наверх, на второй этаж. Стертые ступеньки. Сколько их? Снова не подсчитал, а под подошвами ботинок - уже линолеум коридора. Учился со мной на курсе один феномен – Леха – так тот считал все. Включая ступеньки на лестнице. Выходило это у него совершенно непредумышленно, само собой. Сколько, кстати, он насчитал ступенек в одном пролете институтский лестницы – восемь? Я ведь как-то проверял, насколько помню. Из любопытства.
Мелькнувшая перед глазами картинка – воспоминание… Маша у ниши окна, свет на белой краске, которой окрашена изнутри ниша окна – старые стены более чем метровой толщины. На Маше хорошего кроя, едва ли не идеально по фигуре, тонкое пальто… Подарок. Она с гордостью называет цену – то ли тысяча двести, то ли тысяча триста баксов. Гордость – скорее не за само пальто, а за себя саму, достойную именно такого подарка. А если все же и за пальто – то только в том смысле, что ценник этого подарка принятого в общем-то совершенно неблизкого мужчины, проведшего с ней полдня в Москве, куда приезжал по делам, указывает на ее собственную ценность.
Маша… изящная фигурка, натуральные светлые волосы, гладкая, тонкая, как у ребенка, подсвеченная изнутри, сквозь легкий загар, розовым кожа, что-то кукольное в выражении симпатичного личика, голубые мальвиновые глаза – блеск невинной порочности… И тут же из памяти всплывает лицо однокурсника - никак не могу вспомнить имени – когда-то хмуро, но отчетливо оборонившего: «да она глупенькая… к тому же бл***дь, эта Маша...». Кажется, он был знаком с нею с еще доинститутских времен. Отчего он был на нее такой сердитый – то ли не дала, жестоко обломав его в самых романтических побуждениях, то ли, наоборот, себя так легко, откровенно и беззастенчиво предложила, что вызвала у него сильнейшее смущение и замешательство – чего, собственно и добивалась? Осталось загадкой.
Насчет второго пункта его утверждения - не знаю, но вполне допускаю, согласуясь с собственными впечатлениями, что к тому времени она успела познать изрядное количество мужчин, к тому же весьма любила прилюдно провоцировать некоторых – прямо на грани фола. А вот по первому пункту возражу.
Маша все же была по-своему неглупенькой, а главное - вполне себе расчетливой, когда это ей требовалось. По-моему, она весьма неплохо знала, чего хочет в каждый конкретный момент и вообще в жизни. Просто в ее головке даже на один миг не задерживалось ни одной тяжелой, долгой, трудной мысли, а в душе – ни единого сложного, необычного, противоречивого желания. Подобные органически отторгались ею на самой ранней стадии их зарождения.
… Кофе с шорохом сыпется на дно чашки. Следом ему – светлые крупинки сахарного песка. Две ложки. С некоторых пор заметил, что выпиваю в день довольно много кофе. По пять-шесть чашек, вероятно. Многовато. Временами чувствую учащенное сердцебиение и давление в висках. Теперь прибегаю к мелким хитростям – например, теперь сыплю не целую, а примерно две трети ложки кофе на одну чашку. Только, сдается мне, компенсирую это незаметно для себя дополнительной чашкой кофе. Надо будет как-нибудь подсчитать.
… Опять же – не совсем уж бездушной была она. Помнится, однажды переживала дней пять подряд. Во всяком случае, выглядела довольно необычно для себя – несколько расстроенной, едва ли не углубленной в свою печаль. Как раз в то время она жила с крутым парнем – одним из совладельцев то ли «Метелицы», то ли какого-то еще крупного и известного казино. И было это незадолго до вручения дипломов. Здоровенный, довольно молодой мужик, бывший спортсмен, ростом под два метра и весом килограмм под сто двадцать. Скала, блики на коже черепа – как и многие из его племени, брился наголо. Был флегматично ревнив. Обсуждая как-то с нею возможность прийти на выпускной, сразу оговорился, что за себя не отвечает, и может вспылить, увидев ее в окружении однокурсников. Вспылить согласно его представлениям было – взяться за пистолет и начать палить в окружающих, насколько я понял по ее словам.
Тогда она с интересом спросила своего кавалера – что, всех почти сто двадцать человек с курса? На что он, задумавшись на некоторое время – видимо, складывал в уме потребное число обойм с учетом количества патронов в каждом, сверял с числом выпускников (а Маша то слукавила – почти сто двадцать набиралось только вместе с девчонками), перемножал на среднее время, потребное на отстрел одного выпускника, с учетом времени на перезарядку – ответил, что, пожалуй, всех сто двадцать за раз все же не перестреляет.
Даже не знаю, сколько же правды было в его шутке.
Погиб в собственном подъезде за неделю до дня вручения дипломов. Удивительно, но его убивали обрезком металлической трубы и бейсбольной битой. Помимо нескольких переломов и ушибов по всему телу – проломленный в двух местах череп. Казалось бы, такого здоровяка проще и надежнее застрелить или подорвать. Видимо, кто-то основательно имел на него зуб, если избрал подобный способ.
…Сердце… сколько там нормальный пульс? Кажется, от шестидесяти до девяноста ударов в минуту в покое. А давление – сто двадцать на восемьдесят? Забыл, когда в последний раз измерял. Скорее всего, на медкомиссии перед призывом в армию, но – не уверен.
Шелест страниц журнала. Так… «Лет сто живи без старости»… следующая страница… «Числа судьбы»… «… фрактальная форма снежинки и финансовая деятельность могут быть представлены одной и той же последовательностью чисел» - общо, однако, берут. Что имеется в виду под термином «финансовая деятельность»? Весьма не конкретно. Так… некий Эллиот, специалист по корпоративным финансам… пришел к выводу – сами по себе финансовые рынки не порождают циклов… «Эмоции человека ритмичны, они меняются волнообразно. Причем количество и направления волн четко определены. Это происходит во всех областях человеческой деятельности, будь то бизнес, политика или стремление получить удовольствие»… именно стремление? То есть, «стремление получить удовольствие» есть область человеческой деятельности? Звучит забавно, но нелогично…
Ладно, дальше… «экономический цикл Эллиота состоит из восьми волн: одна линия падения и две линии подъема, линия падения из трех подволн, а линия подъема из пяти, получается один-один-два-три-пять, то есть первые шесть чисел Фибоначчи, если учитывать нолик на первой, опущенной в числовом ряду позиции... а последовательность чисел Фибоначчи встречается повсюду, она описывает спиралевидную структуру морской раковины и ДНК, равно как количество витков в сосновых шишках… а также проявляется в виде фрактальных структур»… Ну, и что отсюда следует … «это демонстрирует прямую связь между законами природы и поведением людей»… да ну… «подъемы и падения рынка акций в точности повторяют изменение длины женских юбок» … а как быть с женскими брюками? И отчего лет семьсот назад юбки в длине не изменялись? Потому что тогда не было акций?… «главный вывод волновой теории Эллиота … в том, что стадный инстинкт в обществе управляет событиями экономики… и даже войной и миром… Если волны Эллиота описывают все общественные явления… и могут быть представлены последовательностью чисел, которая универсальна по своей природе, неужели эти числа каким-то образом управляют нашим поведением? Неужели все, что мы делаем, - всего лишь естественный процесс, такой же, как образование снежинки или морской раковины?»
Анонс следующего номера: «Экономическая теория преступлений». Обеденный перерыв закончен.
Со вздохом принимаюсь за поиск подходящих резюме в сети и просмотр почтового ящика. «… А чего он вообще прислал мне свое резюме, там же ясно было написано – до тридцати семи лет, все могу понять, но пятьдесят четвертый год рождения - это все-таки перебор… следующий… смотри какой неусидчивый – за последние четыре года пять компаний сменил, в последней едва полгода проработал, едва ли пройдет как кандидат… следующий…а вот этот – интересен… сколько – сколько? Двенадцать? Это он непосредственно руководил каждым из них? Уточнить. В принципе, любая модель управления, где человек постоянно руководит непосредственно более чем семью подчиненными, довольно неэффективна. Лишь редкие единицы способны сохранять эффективность управления, если число непосредственных подчиненных достигает хотя бы одного десятка. Так, а в армии – отделение состоит из примерно десяти человек, но…».
По статистике в среднем – из ста просмотренных резюме отбирается с десяток, из этого десятка отобранных остается два-три кандидата, которых реально можно представить работодателю. Впрочем, предпочитают круглые цифры, потому пропорцию переносят на конечный этап, все-таки ступени соотношения «сто –десять – один» выглядят безупречно, не в пример, скажем, к соотношению «девяносто восемь –четырнадцать – три».
Одно счастье – наконец-то завели «эс-ди-эс-эль», с модемом я бы, по меньшей мере, лишний час провел в ожидании загрузки нужных страниц.
Звонок потенциальному клиенту. «Мы можем обсудить возможную скидку, с учетом скидки наш гонорар составит пятнадцать процентов от годового дохода специалиста. Разумеется, если речь идет о нескольких вакансиях. Сколько? Порядка трех - четырех. Отлично, давайте встретимся завтра. Два часа дня вам подходит? Прекрасно, договорились. Да, я запомнил, офис триста пятьдесят восемь. До встречи».
В углу экрана монитора – восемнадцать ноль ноль. Конец рабочего дня. Однако, сегодня придется задержаться. Набираю номер телефона – «Привет. Как дела?... Я задерживаюсь. Давай встретимся на Никитской, в том кафе у консерватории… Да, именно… В восемь вечера… Вот и хорошо. Целую, до встречи»…
Последнее на сегодня собеседование закончено. Смотрю на часы. Еще полчаса. Успею сделать два - три звонка, есть еще окно для одного интервью. Да, завтра встреча в два, значит выезжать из офиса надо в четверть второго, да еще документы подготовить… Нет, не успею, так что на завтра хватит трех уже назначенных интервью.
Голос за спиной – Лена делится подробностями с коллегами. У кого-то там родился ребенок. Девочка. Три пятьсот семьдесят четыре и пятьдесят один и девять. Это много или мало? Судя по тону голоса – неплохо, если не сказать - хорошо.
Все, пора выходить. - «Подожди, мне нужен номер твоего ИНН» - «Сейчас… По-моему, ноль семь четыре девять… Нет, вру наверняка. Не помню. Вот если бы номер паспорта… Завтра скажу».
Вывеска у метро «Суши – бар» угловатыми буквами. «Похоже на старые арабские цифры. Большинство, наверняка, прибывает в полной уверенности, что цифры, которыми мы оперируем, и есть арабские. Что не вполне верно. Наша восьмерка имеет исключительно европейское происхождение, добрая половина цифр - не просто стилизованы, а предварительно положены на бок. Да и вообще – эти цифры не арабского, а индийского происхождения».
«Кофемания» на Никитской. «Наверняка, опоздает минут на пятнадцать. Как раз ровно одна минута за каждый день нашего знакомства. Я был знаком только с одной девушкой, которая никогда не опаздывала на свидания. Впрочем, на свидания с ней регулярно опаздывал я. Признаться, временами было стыдно и неловко».
Вот и она. Я встаю из-за столика, и, улыбаясь, делаю несколько шагов ей навстречу. Легкий поцелуй. Я помогаю ей снять пальто.
- «Что ты будешь? Горячий шоколад, чашечку эспрессо, минеральная вода «Перье»… Все? А поесть?» Отрицательно качая головой, указывает на свои бедра. «Наверняка, каждый раз высчитывает калории. Женский бзик».
Она чуть выше меня, может быть на пару сантиметров, мне нравятся ее широкие бедра и круглая попка. Почти поголовно помешаны на приближении к заветным «девяносто – шестьдесят - девяносто… У нее, скорее девяносто два – шестьдесят четыре – девяносто четыре… или девяносто пять, ну, так, примерно. Грудь… второй размер…нет, но и не третий - скорее два с половиной»…- «Хорошо, как скажешь».
Неторопливый разговор. Пора собираться. - «Счет, пожалуйста» … «восемьсот двенадцать рублей, еще оставим на чай… не могу найти пятидесяти рублевой купюры. Ладно, пусть будет сто… нет, дождемся сдачи, десять официантских процентов будет восемьдесят». Дожидаясь возвращения официантки, закуриваю сигарету, неторопливо затягиваясь – занятие на минуты три - четыре.
… - «Нет, лучше поедем ко мне. От тебя утром далеко добираться. Да и тебе от меня быстрее получится – минут двадцать сэкономишь на сон. Благо сегодня квартира исключительно в нашем распоряжении». Ловлю машину. - «Сколько? Нет, давай за сто двадцать. Договорились?»
Около сорока минут от места до подъезда под музыку на сто три и восемь ФМ, чьи позывные раздаются из магнитолы. Дорога занимает пять или шесть треков плюс один рекламный блок.
Соседская дверь – две прибитые гвоздиками медные цифры. Шестьдесят шесть.
Заходим в квартиру. «Отчего, кстати, шестерка в черную метку превратилась? шестерить, опять же… число зверя – три шестерки… кажется, что-то связанное с незаконченностью творения, семь дней без последнего?... поскольку семь – сакральное, священное… Что? А, ванна… прямо впереди тебя, в конце коридора, да, сейчас я тебе полотенце найду… впрочем, не удивлюсь, ежели у кого-то еще, кроме Блаватской, и 6 является числом священным и почитаемым, поскольку почти каждая цифра где-то да и проходит как нумер сакрального и благого… один – единственный, сущий, а еще – мировая ось… два – онтологическая диада, Инь и Ян, или дихотомия - светлое и темное, горнее и дольнее… три – троица, три кита… четыре – четыре стороны креста, четыре стороны света… пять – пять пальцев, а у кельтов – четыре стороны света плюс центральная область, их соединяющая…шесть – семь без одного, число несовершенства, но для Блаватской, например, оно символизировало свастику… семь – дней творения… восемь – восьмеричный путь… девять – мутная связь с завершенностью, три в квадрате, «число окружности»… десять – пальцы двух рук, десять заповедей, декада … одиннадцать – «двойственность в использовании силы» (Мебиус)… двенадцать – дюжина, двенадцать апостолов… тринадцать – чертова дюжина, а здесь, кстати, число нехорошее из-за избыточности, на единичку больше совершенной дюжины… расчет окончен.
Да, нынче осталось только три сакральных числа: нолик с единичкой – основы двоичной системы, шифр битов, простота мира в черно – белых тонах, да еще, пожалуй, миллион… что бы я сделал, если бы у меня был миллион баксов… мой первый миллион... »… единичка в голове цифры съезжает в бесконечность, зато перед глазами хвостище из нолей… шесть нолей.
Палец жмет на кнопку включения питания. Вслед за щелчком в недрах музыкального центра раздается назойливый треск в удлинителе. Торопливо тыкаю в провод носком тапка. Провод изгибается, треск прекращается. «Снова забыл купить новый… записать, что ли?». Пару дней назад полез руками поправлять, ударило током. Незабываемо бодрящий зуд да ощущение стягивания внутри, производимые текущим в теле под напряжением в двести двадцать вольт током. Звуки мелодии смешиваются с шумом воды в ванной. Кричу – «вернусь минут через тридцать». Кажется, услышала. Собака уже уселась у двери. Куда же я забросил цепочку с ошейником?.. «Музыка… В пифагорейской школе обязательными были алгебра, геометрия и музыка. Причем считалось естественным доказательство алгебраического уравнения геометрическим способом. Для Пифагора алгебра, геометрия и музыка по своей сути друг от друга не отличались – во всех них основой являются числа и их соотношения. Весь мир основан на числах и их соотношениях и с помощью их может быть объяснен. Интересно, а не пробовал ли он доказывать алгебраическую формулу музыкальными средствами?»
Холодный ветер в лицо. Дубит кожу. Хруст ледяной корочки под ногами - подморозило, лунный диск, один край которого окаймлен узкой, не сразу приметной, черной полоской. «Дня два до полнолуния. Если не завтра. И заморозки – как и обещали в прогнозе. Наверное, сейчас и есть минус три по Цельсию, если не холоднее».
… Собака торопливо лакает вечернюю порцию кефира из миски, звякая цепочкой. В ванной еще горит свет, но уже не слышно шума льющейся воды.
Наконец-то она появляется. Я устремляюсь к ней.
– «Подожди, а ты?», - «А, ну да, конечно… увидев тебя в этом халатике, я забыл все на свете!»
Теплая вода, льющаяся из душа. Чувствую, что разомлеваю. Собравшись, торопливо выбираюсь из ванной, и наскоро отершись, устремляюсь к постели. Взгляд навстречу, откинутое одеяло, дыхание, ставшее шумным и глубоким…
… - «Нам завтра рано вставать, я уже так спать хочу» - сладкое бормотание, - «да ты не просто спать хочешь, ты уже спишь!». Капельки пота на спине давно остыли. Взгляд на часы. Сколько – минут пятнадцать? «Помнится, было время, когда минут сорок ухитрялся не кончать, вернее, не мог кончить – возбуждение, все нарастая, все же никак не переходило в оргазм. А то, бывало, и дольше. Впрочем, было и время, когда и трех минут продержаться не мог. Как выяснилось, на то были свои, совершенно определенные причины… А потом – десять таблеток в по разу в день, каждый раз в сопровождении двух других, чтобы не загубить микрофлору кишечника».
Кладу презерватив в пустую упаковку, предварительно завязав его узлом. «Европейский размер. Минимальная длина сто семьдесят мм». «По-моему, за средний размер берут шестнадцать см. А минимальный - двенадцать. Для нормального полового акта. А в качестве максимального они какой определили?».
Стараясь не задеть ничего по пути сквозь темный коридор и громко не шлепать тапками, иду на кухню. Теперь – сигарета перед сном. Не успеваю распахнуть входную дверь, как до ушей доносится шум ссоры из соседней квартиры… – «Ты, козел, вон из моей квартиры, а то я милицию вызову. Чурка гребанный!». «Странно, что они оба еще живы. Вот ведь хватает энергии у людей почти каждый вечер закатывать скандал с мордобитием на добрых три часа». Хороша парочка – дебелая баба килограмм за восемьдесят весом, при ее среднем то росте, с непреодолимой - в силу своей неосознанности, - тягой в душе к подзаборной драме, да маленький - метр с кепкой ростом, - и худенький таджик, которому оказалось некуда больше приткнутся.
Пора спать. Экая досада - завтра, как обычно, рано вставать. Чуть больше шести часов осталось.
Осторожно укладываюсь в кровать. Ровное дыхание рядом. «От нее прямо жаром пышет. Словно у нее не тридцать шесть и шесть, а все тридцать восемь … тридцать восемь …и восемь». Тихонько наплывает тишина.
«Кажется, успокоились. Н-да, одним словом, квартира шестьдесят шесть. Несовершенное несовершенство».
«Завтра пятница... да нет, уже сегодня…» …
Эх, придется дойти до холодильника, иначе незаморенный червячок примется недовольно ворочаться в брюхе, мешая уснуть. Счет цифр мне никогда не помогал - досчитав до десяти, я непременно останавливался.
Сороковая неделя… Вторая неделя десятого месяца … очередного года… и бег цифр на табло календаря… куда-то туда, что зовется «будущее»… где этот чертов сыр?... однако ж время заключено в круг – циферблата, окружности земной орбиты, круговращения вселенной… все, не могу, зевота не отпускает. Пора идти баиньки…
***
… перед глазами – отступающий туман сна, который я преследую – не дать растворится бесследно!, в ушах – шум собственного, учащенного, дыхания, пот... нет, никакого холодного пота не было, лишь сердце тягуче скакало в груди, увлекая за собой дыхание…Простыня с шорохом отброшена прочь… где эти тапки?... сонный вздох, рука, выпроставшаяся было из под одеяла, да тут же, не распрямляясь, медленно опустившаяся ничком на подушку… я не хочу смотреть на ее лицо.
…тянет холодком из открытой форточки, кремовый цвет обоев обращается в серый, покуда тускнеют параболы света, отбрасываемые настенной лампой, а сами стены уплывают в серую мглу, по мере того, как я погружаюсь в сумрак сновидения, пойманного в садок осознания. Словно ухватившись за шуршащий шлейф, я схожу в сумрачное подземелье…
… лестничный пролет серого подъезда, обветшалый серый свет, равномерно разлитый в пространстве… она стоит рядом, безмолвно, и ток тоски, истекающей изнутри – меня или ее?... и только цифры на двери квартиры… странно, номера квартир этажом ниже поголовно начинаются на двойку, эта же – сразу тридцать восемь, и она моя, но я по какой-то причине не могу в нее войти… или же – не хочу?... странный смрадный запашок, едва уловимый, словно кто-то на лестничной клетке несколькими этажами ниже нагадил… двор, мелкоячеистая металлическая сетка, отгораживающая участочек, где идет какая-то стройка, я иду к длинному зданию, где я теперь буду жить, серый воздух – не сумеречный, но такой, что бывает по утру, светлый оттенок, точно такой же, каким пахнет смутная надежда… и вклинившееся чувство – когда был тот момент, когда я был готов преодолеть препятствия, нас разделяющие?… чуть ранее, но когда именно?... и жизнь распахнутым простором дышала впереди, и сделай я один лишь шаг, не отпуская ее руки… номер на двери квартиры – неотчетливо, но одновременно - определенно либо двести семнадцать, либо двести восемнадцать, и никак иначе… окно выходит во двор, образованный тыльными сторонами домов, и здание – такое же длинное, как и то, в котором нахожусь я, перед глазами… но мне же обещали вид на море… нужно немедленно позвонить ей, позвать сюда... телефон… телефон в соседней комнате… номер квартиры назову, ну а номер дома?… жетон в руке, наподобие гардеробного номерка, а на нем цифры «сто двадцать»… номер дома… средняя цифра странно всплывает вверх и превращается в «пятерку»… ага, пятый корпус, так она найдет… а что это за шорох в прихожей?.. нужно всунуть ключ в замок, чтобы не отперли снаружи…
Я опоздал. В комнате справа кто-то копался в разбросанных вещах, а впереди, сквозь приоткрытую дверь в прихожую, я видел широкое мясистое лицо второго. На крупной и крепкой голове был водружен головной убор, странная помесь кепки и форменной фуражки, на лице написана растерянность… я упустил ту секунду, когда мог застать его врасплох, поскольку оказался в еще более затяжной растерянности… вот они волокут меня к кожаному дивану и опрокидывают на него спиной, держа меня за руки… какая слабость в моих руках, я не в силах их отшвырнуть… пальцы одного из них хватают меня за плечо, у ключицы, рядом с шеей… я оборачиваю голову к его руке и вытягиваю шею, вцепляясь зубами в его пальцы…
Именно в этот момент я тогда и проснулся. Сколько я пробыл в вневременьи вспоминания, почти неотличимого от самого сновидения? С равным успехом - как пятнадцать минут, так и целые полчаса. Впрочем, мысль о времени задержалась лишь на одну секунду. Я принялся наспех раскладывать пасьянс из цифр, пытаясь сходу открыть их смысл.
…квартира номер тридцать восемь… тридцать восемь … а ведь уже и совсем забыл об этом, будто это событие начисто стерло из моей памяти, словно и не было вовсе того умопомрачения… да, и на номерке цифры сто двадцать, нет, «сто двадцать» ничего не говорит, но вот эта всплывшая из середины цифры пятерка… а пятерка ведь – это перевернутая сначала вверх ногами, а затем повернутая вдоль оси, проходящей сверху вниз на плоскости листа через центр цифры на триста шестьдесят градусов двойка, а двойка как раз в середине цифры «сто двадцать»… пять… пять лет – как раз отделяют тот день… тогда мне было тридцать три, удачный возраст для подобных зароков, но какой именно был тот день?... в каком-то приступе остервенелого отчаяния я едва ли не поклялся, да нет, именно поклялся, что через пять лет, если я не добьюсь чего-то, чего я сам не вполне понимаю, то через пять лет уйду из жизни, скорее всего, прыжок с балкона, благо восьмой этаж… отчего-то мысленно выбрал один из самых пугающих способов – с детства панически боюсь высоты… глупость, конечно, но эти пять лет истекут, когда мне исполнится тридцать восемь… а я ведь совсем забыл, поразительно, не осталось ровно никакого воспоминания… а как определить, достиг я или нет того, чего я словами выразить то не могу?... впрочем, что значит «исполнится»… даты я не помню, и тогда это может быть любой день из тех триста шестьдесят четыре, что разделяют соседние дни рождения… а если год високосный, то и все триста шестьдесят пять… пять!... а ведь ровно столько лет длилось наше знакомство!... желанно и безнадежно… ровно пять лет… а я думал, что даже тоска эта, что всегда отливала зыбкой, но неистребимой надеждой, даже эта тоска предрассветная во мне умерла… все, забыл окончательно и бесповоротно – то ли к радости, то ли к печали… зря, что ли, так старательно замуровывал - ведь все уже ясно, можно просто забыть, поскольку не имеет никакого смысла помнить… ан нет, просто спряталась, чтобы жалить исподтишка… из этих пяти лет мы жили вместе только один год – самый первый… с тех пор я ни с кем больше двух месяцев подряд и не встречался… а с ней - раз в четыре месяца, странный у нее был график встреч, словно по записям в ее органайзере… удостоился производства в чин «друга»… только примерно с полгода назад, в течение одного месяца, верно – мы виделись чаще, гораздо чаще, по нескольку раз в неделю… она даже приехала как то раз ко мне в гости – с ночевкой, поразив меня несказанно… но этот день, да и следующее утро лучше не вспоминать, одни спешные поиски валидола для нее чего стоят… отчего именно с ней так нелепо… с ней, а не с какой-то другой, о ком бы я не стал беспокоиться дольше минуты?... собственно, как оказалось, это как раз и было завершением - но ни я, ни она этого тогда не знали… вернее, не знал я, это совершенно точно, а она… может быть, в то утро она окончательно все для себя и решила, не обмолвившись ни словом об этом своем решении… да, двести восемнадцать – это два, один и восемь, суммируем первые две цифры – выходят те же тридцать восемь… отчего такое раннее напоминание – до тридцати восьми еще порядком времени?... словно кто-то часы во мне завел – или часовой взрыватель?... да не я ли сам?... да, конечно, но такое чувство, что кто-то невидимый, где-то за моей спиной, присутствовал при той минуте, и своим молчаливым присутствием превратил это, в сущности, недоразумение в нечто большее, в какой-то обет, который просто так, отмахнувшись от того, что вырвалось тогда, не отменить и не нарушить… словно заклятие…
Чушь. Мнительность. С какой стати складывать двойку с единицей. Почему бы не сложить две последние цифры – получится двадцать девять. Говорят о чем-либо эти «двадцать девять»? Не говорят ни о чем. Давай начнем в каждом тягостном сне видеть вещее предсказание, так и до помешательства дойти будет недолго.
Я встал, пытаясь стряхнуть рой холодных мурашек, скачущих по спине. Это - от холода, тянущего из форточки. И никак иначе. Вдохнуть полную грудь воздуха – впереди еще целая жизнь. Или, по крайней мере – добрая ее половина. Сердцу – стучись ровно. Как там – от шестидесяти до девяносто ударов в минуту? Пойти отключить будильник. А что в сухом остатке?.. В кровать я уже не прилягу. Как раз появилось время заполнить квитки – квартплата, газ, электричество. В общем, прочь наваждения. Сухой остаток... остаток – неделимая далее часть дроби, то, что остается после всех манипуляций при делении одного числа на другое... Так, и это - «... в сухом остатке...» - туда же, в мусор.
…Проснувшаяся со скулением собака - дурной сон приснился? - принялась шумно чесаться.
В соседнем доме, за плоской крышей которого отступающий ночной мрак отливает бледным свечением, уже горят во множестве квадратики окон.
На циферблате семь ноль шесть… нет, уже семь ноль семь. Пора в ванную… Нет, сначала перекур – немедля после вояжа в туалет. Что в сухом остатке? Сборы, путь до работы, рабочий день. Какой-то вечер.
На сборы у меня есть один час двадцать три минуты. Пять минут на перекур, потом в ванную. После – разбудить ее. Приготовление нехитрого завтрака с его последующим поглощением, прогулка с собакой – минут на тридцать… да, не забыть бы еще свежую рубашку погладить.
Светает. Остановка. Десять минут ожидания автобуса, три забитых до отказа маршрутки. От моего дома до двери офиса примерно сорок пять минут, если, конечно, нет пробки...