Озябшие пальцы уличного музыканта распутывают шнурки, дёргают за «бегунок» молнии, исчезают в рукавах куртки, наконец, освобождаются для мытья в тёплой воде. Акустическая гитара со своими шестью струнами и парой десятков «порожков» остаётся в тонком чехле.
Неожиданно гриф начинает клониться в сторону. Инструмент вот-вот окажется на полу. А там – крошки, пыль, следы чьих-то ног… Спустя мгновение гитара снова замирает, будто прислушивается… Издалека долетают звуки: плеск, звяканье, шаги, ругань… Голос один и тот же… Злой. Хриплый.
Вымыв руки, уличный музыкант тщательно вытирает их застиранным полотенцем. Ставит чайник на плиту. Очередь доходит до гитары. Он появляется на пороге комнаты и замирает при виде постороннего человека – девушки. Ни дать ни взять встреча Кельвина и Хэри. Разница в том, что уличный музыкант не знает её, в том, что оба – и он, и она – на Земле, а не на Солярисе, и в том, что недавно за окнами стоял белый день, но никак не красный или голубой.
- Ты кто? – не выдерживает хозяин квартиры.
- Джулия, - представляется гостья.
- Да мне плевать, как тебя зовут! – едва не кричит он. – Что ты здесь делаешь?
Джулия заливается мелодичным смехом. Она не красива: завитки редких волос, смуглая кожа, чересчур длинная, чтобы называться изящной, шея. На ней – простое тёмное платье.
- Ты воровка, да? – бесится уличный музыкант.
- Не узнаёшь меня?
- Чего? Слушай, Робертс, вали подобру-поздорову!
Она молчит; лишь отрицательно качает головой.
- Иностранка, что ли? – проявляет любопытство гитарист.
- У меня испанские корни… - уклончиво отвечает гостья.
- Выметайся…
- Сегодня был непростой день…
- Да, - соглашается он. - Следила за мной?
Джулия облокачивается на спинку кресла и продолжает:
- Ты устроился на своём обычном месте… Не изменился и репертуар: песни «Машины времени», «Воскресенья», «Кино»… Однако редкий прохожий вознаграждал тебя медяком или взглядом…
- Слушай… Я действительно устал и, будь ты хоть феей, хоть воровкой, моё терпение на пределе…
- Мимо проходили знакомые и незнакомые люди, составлявшие единое целое – толпу. Намётанным глазом уличного музыканта ты с ходу определял широту души и платёжеспособность каждого из прохожих… Однако ни треугольная дамочка, чья фигура катастрофически заужена книзу, ни старушка в инвалидном кресле с неотлучным супругом за спиной, ни девица в ажурных перчатках и коротком плаще, из-под которого на четверть метра торчала юбка, ни паренёк с рыжим котом на полусогнутой руке – никто не обращал на тебя внимания… Очевидно, они думали, говорили о ком-то другом…
- Да, о мальчишке-виолончелисте… Он расположился поодаль от меня, подключил свою «дылду» к усилителю и… Это было в диковинку… Но… Не будь у меня глаз, подумал бы, что колонки вынесены из какого-нибудь магазина или кафе. В общем, моя гитара, обладающая живым, но не слишком сильным голосом явно проигрывала.
- Ты клял себя на пару с ней!.. Остервенело зажимал струны, бил по ним, горланил нелюбимые песни… А потом швырнул виолончелисту свой скудный доход…
Лицо уличного музыканта багровеет. Взгляд затуманивается. Оживает. Снова устремляется куда-то внутрь. Тряхнув головой, хозяин квартиры подскакивает к девушке, хватает её под мышки и тащит в прихожую…
Только через несколько минут к нему возвращается самообладание. Дверь уже закрыта на оба замка и цепочку. Ему хочется прильнуть к дверному «глазку» и убедиться в том, что с другой стороны никого нет… Уличный музыкант возвращается в комнату, с ощущением, что его обманули… Куда запропастилась гитара? Он помнит, что оставил её на этом месте…
- «Джулия», где ты… - произносит он нараспев и осекается.