Поезд качает, когда он отрывается от земли, под уклоном и слегка завалившись на бок, начинает подниматься в небо, к полной луне. Меня тоже качает, ноги запинаются о ковровую дорожку и я ударяюсь плечом об оконную раму.
Это хорошо, это меня будит. Потому что и вокзал, с бронзовыми, резными колоннами, холодным светом, гулкими объявлениями и почти безликими проводниками в красном я плохо помню. Как и купе потом, пустое, со скатанными под потолком матрацами и одеялами, бархатом темно-бордовой обивки сидений, раздвинутыми шторками и закатом за окном, на который я так жадно смотрел. Сейчас солнце давно село, мы выехали за все возможные посты и границы, теперь нам лететь по небу всю ночь и приземлится в утреннем тумане одного открытого для въезда города. Отрываюсь от сказочного вида за окном коридора - залив и порт, огни, мосты, пришвартованные суда, работающие ночью грузчики. Иду по залитой белыми лунными бликами дорожке ковра, качаясь и взмахивая руками, цепляясь за холодную, тяжелую ручку двери. Тоже бронза? Один из самых хороших проводников, недаром какой-то умник догадался лить из нее статуи, а потом выставлять их на страже. Прохожу тамбур, чувствую что сбоку стоит оборотень, прозрачный, почти не ощутимый, в маске и плаще, чтобы его могли заметить, попасться на свое же любопытство. Здесь вообще многие в масках, белых или лисьих, мохнатых, расписных, покрытых лаком или воском, просто вырезанных из газеты с дырками для глаз. Я даже сначала думаю, что надо прикрыть лицо, а потом отметаю эту идею. Всё равно здесь все - потусторонние твари, им-то что. Еще один оживший миф, выглядящий как человек. Хотя только вот на днях был чем то средним между вороном и собой. Мелкие и крупные, острые перья торчащие из белой кожи - какие нибудь майя были бы в восторге и сварили для меня особый наркотический суп. Но те, кому досталось меня лицезреть - красоты не оценили. Так что суп мне не перепал, поужинал просто ими, называющими меня демоном. Упуская из виду то, что все демоны это забытые боги прошлого.
А остальные же- как обычно- увидят меня таким, каким захотят.
Опускаю вторую ручку, оказавшись в плацкарте. На разложенных постелях сидят полурыбы и полузвери. Пьют кровь из высоких банок, играют костями на клетчатых досках, смотрят в окна и провожают меня желтыми, горящими в темноте глазами. Апрель месяц пограничный, с конца марта и по май этот поезд - самый частый. Потом он будет ходить раз в июне и раз в мае, часто - в августе. По разу в каждый осенний месяц и постоянно-в декабре. Мне кивает проводник, похожий на щелкунчика, открывает застекленные матовым с резьбой стеклом двери в шумный вагон-ресторан. Тут музыка, хриплая и одноглазая певица сидит на стойке, подогнув под себя ногу в восточных шароварах. Вторая ее нога касается унизанными кольцами пальцами плеча карлика, играющего на скрипке и стоящего у стойки. Бус на ней столько, что они почти прикрывают голую и темную грудь. По мотиву похоже на балканскую музыку. Певица чуть качается в такт со всем вагоном, всхлипывает, заканчивая песню и смотрит на меня, прищурившись, внимательно. Интересно, что она видит? Вдруг думаю, что устал от этого - быть настолько пластичным, хоть и неуловимо, оставаясь собой, но меняться под каждым взглядом. Здесь ладно, пускай уже. А вот по прибытии надо будет попробовать задержаться именно в себе, без изменений лица, жестов, акцента и характера.
Я прохожу дальше, мимо стойки и столов, за которыми между блюдами с ароматной едой идет игра межу такими соперниками, которых сложно даже предположить. Пробираюсь дальше, к угловым диванам. За одним упитанный демон с жабьей головой держит на коленях заигрывающе смеющуюся девушку с отпечатком от виселицы на шее, напротив них какой-то старик и мальчик. А вот за другим угловым местом только один посетитель в чалме. Мне даже чудится, что от него пахнет рыбой и медом, а в голове сразу звучит призыв минарета, я даже примерно представляю, каким он видит меня. Здороваюсь согласно восточному обычаю и подсаживаюсь к нему.
Поезд перестает трясти. Мы выровнялись и теперь идем прямо, я пью горячее вино, ближе к рассвету почти все разошлись. Открыли форточки и в ресторане стало свежо, тихо, только приглушенные разговоры, звон посуды, редкий смех из купе. Скоро мы с тихим стуком опустимся на обычные рельсы, вагоны застучат колесами на стыках и поезд понесется дополнительным маршрутом мимо пробуждающихся лесов и просыпающихся деревень. Мы остановимся на паре станций, где сойдут демон с жабьей головой, какие-нибудь рыхлобедрые девки - утопленницы, самые коренастые тролли и не любящие города бабки. Вспорхнут птицы в сторону своего горного города. А на конечной все выйдут в образах людей. Иногда не слишком умелых, но вполне человеческих. Я зайду в купе с так и не разложенной постелью, с удивлением обнаружу резной медный ключ на своем месте, прихвачу подарок и шагну из изумрудного, железного, стеклянного и бархатного тела состава на перрон, начиная что-то новое.