Они продавали родину: "Куда нам такая плять",
"Налейте, корнет..." "К ордену..." "Шмалять..."
"Я сказал: шмалять" Арлекин кокаиновый корчился
У белых колен Мельпомены: "Россия, господа, кончилась,
Царю не простив измены". В хрустальных брызгах шампани
Хрустел ресторанный паркет. "Полк отвели к Рязани,
Чтоб лучше глядеть в лорнет - и видеть Берлин.
Сволочи... Кузьма Петрович, венгерского на мой счет"
"Теперь говорят: товарищ. Иль может - приятель - ищо"
Офицеры пропивали Россию, что в окна глядела мореной.
И честь и полки в бессилье пред роком склонив колена.
Полки развратив, агитаторы оставили их пустышками,
Что совести поздней укоры: "У России запах подмышками,
Как у обозной лошади." "Не обижайте животное... вы-камень.
Чем виновата кобыла, что надо тащить орудье?"
"Бордо за российскую вьючную - никак не погрязшую в блуде"
И, вдруг, перед ними воочию: тень самого Петра.
Мокрый стриженый ежик. "Атую! Ко мне юнкера!"
Лишь арлекин скривился: "Пожалуйте, Маяковский"
И вновь истерично забился про черный снежок московский.
В дверях стояла поэзия, вращая зрачками залу.
"Ну что ж...для разнообразия... налейте ему для началу!"
И, вдруг, как пружина, сорвавшись, поэт от безумья гаркунул:
"Мол-чать!" и кто-то уже не сдержавшись наган напряженно вскинул
"Сейчас пристрелю шелкопера!"
Но эхом врубилась "Аврора"...