Полемические заметки
Всё тайное становится явным… Как по команде. Раз – и все газеты страны, радио и телевидение России и даже мира вдруг во весь голос повели беседу о том, что нам, жителям Тоцкого района Оренбургской области, было известно всегда, с той самой незабываемой даты: 14 сентября 1954 года. Как невыносимо больно было читать о том, что давно и навсегда задело нас за живое! Порою было очень и очень смешно, когда некие специалисты по новомодным измышлениям и словоблудию, вовсе ничего из нашего не испытавшие, никогда даже не показавшиеся в Тоцком районе, не имевшие к армии никакого отношения, учили нас жизни, рассказывая нам о нашей болячке.
Но всё тайное становится явным. Истина должна придти в мир. Должна! Вот я и предлагаю еще раз окинуть взглядом историческое событие сорокапятилетней давности, всё взвесить, поспорить и сделать правильные выводы. Во имя истины. Во имя лучших людей России. Во имя самой России.
Люди рассказывают…
Самые первые воспоминания моего детства начинаются именно с этой даты: 14 сентября 1954 года. Хотя лет мне было мало, однако события, связанные с этим днем, навсегда врезались в память. И до сих пор ворошат душу, заставляют припоминать детали, размышлять и ставить вопросы, на которые трудно отыскать ответы.
…Помню югослава, который щедро угощает меня шоколадными конфетами из буфета и, сбиваясь, говорит, что на родине у него такой же сын.
Помню выступление китайского цирка, их «летающие» тарелки. А еще – выступление уморительных кукол театра Сергея Образцова. И как проводил артистов армейского ансамбля к Самарке за ландышами.
Помню глубокую щель, вырытую в низине неподалёку от нашего дома. Отрыл её мой отец, бывалый фронтовик. И на одной из тренировок наша семья, как и соседи, укрывается в этой щели, прикрывшись сверху брезентом.
В те же дни один из офицеров даёт мне впервые заглянуть в настоящий бинокль, чтобы рассмотреть серебристый самолет, который «будет бросать атом».
Перед глазами и такая картинка: женщина на высоком крыльце пытается надеть противогаз, но у неё ничего не получается. Стоящий рядом офицер посмеивается, показывает, как легко эта задача выполнима.
А потом началась эвакуация. Множество рук помогает мне влезть в кузов машины. Мы с мамой на грузовике уезжаем в соседний город Сорочинск к родственникам, подальше от предстоящих учений и эпицентра.
Отец остается.
В незнакомом доме среди многих людей тягостное ожидание необыкновенного взрыва теряет свою остроту. Поэтому «решающий день» застал нас врасплох. Мы, дети, были одни со старенькой бабушкой, когда вдруг померк свет и затрещали, как разрываемая прочнейшая материя, но в тысячу раз страшнее, небеса. Нормальному грому, даже если молния бьёт рядом, далеко до этого звука. Дрогнула земля, и подпрыгнул дом. Распахнулось окно, печь пошла трещинами. С полок посыпался фарфор. Бабушка охнула, уронила что-то из рук.
Я испугался, что дом рухнет, и почти мгновенно выскочил в окно. За мною с криками помчалась старшая девочка. А еще вижу, как несколько богомольных старушек в черном упали на землю. Они приподнимаются, крестятся, плачут и причитают: «Свету конец, свету конец!»
…Мы вернулись в свой городок. На улице везде много пыли. Наше жильё почти в полном порядке, только вылетели стекла из рам (почему-то с противоположной стороны от взрыва). Мама извлекает из погребка и подвала посуду, продукты, вещи. Никаких вроде бы особых перемен. Но в воздухе есть что-то гнетущее…
Мы, пацаны, обследуем местность. В кленовых посадках вокруг городка находим буквально всё, и всё – очень ценное: тёмные стекла для противогазов, сами противогазы и шланги с банками к ним, защитные накидки и бахилы, патроны, гильзы, целые горы гранита, из которого высекаем искры…
Из досужих разговоров взрослых узнал как-то, что некоторые мужчины после учений решили разжиться деталями мотоциклов и автомобилей, побывавших под взрывом. Разжились, но затем заболели, и, кажется, умерли. А кое-кто «погорел» на дровах, что заготавливались рядом с эпицентром. Из этих же разговоров позднее узнал, что в городке и соседних селах многие люди начали болеть. Слово «белокровие» я услышал раньше других медицинских терминов.
Из воспоминаний отца:
– Подготовка к учениям с применением атомного оружия проводилась долго, тщательно и основательно. С весны прибывали войска, боевая техника, автомобили, животные. Строились блиндажи, отрывались траншеи, окопы, щели и так далее. Отрабатывались действия войск и населения по сигналам тревоги, имитировались взрывы. Ну, а когда практически всё было готово, ждали подходящей погоды. Была сушь, жара, и нужен был ветер определенной силы и направления.
Довольно близко к эпицентру в специальных блиндажах укрывались солдаты, которые после взрыва должны были выполнить учебно-боевые задачи тактического учения.
Эвакуация меня не коснулась. Мне предложили остаться на территории местного Дома офицеров, где я работал в ту пору. Но по сигналу сирены пришлось скрыться в щели, которую я сам же и отрыл неподалеку.
И вот – взрыв! Почти сразу же я выскочил из щели. Было интересно взглянуть на облако – на «гриб», который должен был появиться, на это «новое атомное оружие» в действии. О последствиях взрыва мы тогда толком ничего не знали и о них не думали.
Я поднялся по склону оврага и увидел яркое белое облако, втягивающее в себя темную «ножку» дыма.
Сначала облако вроде бы двинулось на северо-запад, но вдруг появился сильный ветер, и оно пошло на восток, в сторону Оренбурга.
Что творилось в это время в эпицентре, трудно сказать. Ясно одно: после мощнейшего взрыва там всё горело – земля, трава, деревья, кустарники, дымом заволокло окрестности. Я снова спрятался в щели до отбоя тревоги.
Тем временем в селе Тоцкое (районный центр) оставались в своем доме мои бабушка, мать и младший брат. Как и другим жителям близлежащих сел, не подлежащим эвакуации, им дали примерно такой инструктаж: «Услышите гром, увидите облако – выбегайте сразу в огород и ложитесь головой к взрыву, а руки кладите на голову…» Так они и сделали, хотя теперь ясно, что более надежно можно было укрыться, например, в погребе.
Никогда серьезно не болела моя бабушка Агриппина Леонтьевна, а тут захворала, слегла. Пожила еще пять лет и умерла. О взрыве она рассказывала: «Что-то теплое прошло по спине, Коля…» А врачи, помню, говорили, что не от старости умерла она – от рака.
Преждевременно и трагично закончила свою жизнь и моя мама Анна Сергеевна. В последние годы она утратила память и разум. В результате взрыва или нет – не мне судить, конечно. Но уж больно много всяких случайностей и совпадений.
Не блещет здоровьем мой средний брат Алексей Петрович, которому в качестве сверхсрочнослужащего пришлось в памятном сентябре принимать непосредственное участие в атомных учениях.
Не повезло и младшему брату Владимиру. С детских лет он хорошо учился, талантливо рисовал и играл на гитаре. После взрыва у него постоянно болела голова, что, в конце концов, испортило ему всю жизнь. Он умер в 54 года, ослабленный болезнями.
Из воспоминаний мамы:
¬– Еще в мае 1954 года в наши места начали прибывать войска и техника. На июль готовили взрыв, всё окрестное население знало об этом. Пока готовились, несколько раз имитировали «Атомный удар»: в районе будущего эпицентра поджигали бочки с мазутом.
Хорошо помню эвакуацию в город Сорочинск, что в 25 километрах от городка Тоцкое- 2. Наших жителей разместили в здании школы механизации, а мы поселились у родственников.
Утром 14 сентября пошли мы, женщины, на базар, а дома детей на бабушку оставили. Когда взрыв грохнул, мы на открытое место вышли и смотрели. Страшно! А потом буря занялась сильная.
В городок вернулись на машинах через несколько часов после взрыва. Здание поликлиники осталось без стекол, и в бараке, где была наша квартира, половину окон втянуло внутрь. Нам, видимо, повезло, что городок на склоне оврага размещался – серьёзно ни одно здание не пострадало.
В ту пору маршал Жуков к нам приезжал, маршалы Баграмян, Конев и другие начальники. Курчатов был (об этом мы потом по фотографиям догадались). Булганин и Маленков были, делегация китайцев, югославы… От вокзала вдоль железной дороги правительственную трассу проложили к высотке, с которой руководители страны, испытаний и учений за всей обстановкой наблюдали.
Снабжение в городке было как в раю: яблоки и виноград, напитки десяти сортов, колбасы и рыбные консервы, конфеты и шоколад, папиросы и сигареты, икра черная и красная, и все, что душе угодно.
А после взрыва и учений военные долго в обратную дорогу грузились – увозили покалеченную технику.
Многие с той поры болеть начали. Валя Погорельских сильно облучилась, больше года страдала: замерзала, в валенках всегда ходила, яркого света боялась. Возили её в областной мединститут, да ничего не помогло, умерла она.
В военторге работал Григорий Плаксин, так он тоже заболел и умер.
А Сергей Фатьянов и Николай Белоусов после взрыва на испытательной площадке побывали. Белоусова потом похоронили, а Фатьянову ничего, долгое время жив-здоров был, хотя ушел из жизни явно до срока.
Многие заготовкой поваленного леса занимались, а потом болели. Иван Ильин тоже на месте взрыва был. Облучился, видимо. Возили его на излечение в Харьков, да без толку – умер он.
Из моих родственников в Кирсановке от рака умерли Маруся Донцова и Коля Баклыков. А сколько еще людей заболело после «атома» да умерло, один Бог знает, ведь никто этих сведений никогда не раскрывал.
Самой мне тоже не повезло. Заболела щитовидная железа, начал «зоб» расти. Оперировали несколько раз, но напрасно. И сейчас хоть снова на операцию.
Из воспоминаний А.П.Филатова:
– До и после взрыва как делопроизводитель секретной части бывал на полигоне, ездил к эпицентру. Когда произошел атомный взрыв, я как раз ехал из расположения инженерно-саперного полка в оперативный отдел, что располагался в пойме реки Самары. От поражения световым излучением и проникающей радиации в первый момент удачно спасли складки местности, откуда до эпицентра было всего несколько километров. Не напугали меня, побывавшего в переделках командира танка, и удар воздушной волны, и сотрясение почвы. Однако любопытно было взглянуть на картину после взрыва: яркое облако вверху, и разгорающийся большой пожар внизу, и ветер.
А спустя некоторое время почувствовал себя неважно. Кто же знал об этих самых рентгенах? На мне и средств защиты никаких не было… Но – выжил.
Из воспоминаний учительницы В.К.Плюско:
– Уже с весны шла подготовка к учениям. Летом было огромное количество воинских частей, которые заняли окрестности на десятки километров. К месту испытания свозили технику и животных. Готовились долго… Время испытания откладывалось. Нужна была определенная метеосводка.
С населением велась подготовительная работа. По десятидворкам офицерами проводились разъяснительные беседы. Сигналом тревоги была сирена. В обязательном порядке из военного городка в Сорочинск должны были выехать семьи с детьми. Остальным по желанию можно было остаться, но подготовить укрытие – щель. Место было указано: в лесу у реки Самары. Здесь же размещалась воинская часть, ведущая наблюдения за рекой.
По первому сигналу мы должны были бежать в укрытие… Так как нам нечем было прикрыть свой окоп, то нас пригласили к себе военные. Их убежище сверху было прикрыто палаткой.
Вдруг – сильный взрыв! Земля вздрогнула, края окопа осыпались…
По второму сигналу сирены мы вышли из окопа, поднялись на гору и увидели грибовидное облако. В этот момент надо было быстро возвратиться домой, закрыть плотно окна и двери и сидеть там до шести часов вечера, ждать сообщения по радио.
Наконец сообщили, что опасности для населения нет. Можно заниматься своими делами…
После испытания я дважды слышала, что кто-то приезжал (видимо, ученые) и брал для анализа землю, соскобы с деревьев и заборов. Такой был слух. О результатах нас не было известно.
Населению запрещалось бывать в эпицентре, но некоторые, несмотря на это, ездили туда за запчастями, дровами и поплатились жизнью.
По-моему, испытание атомной бомбы в густонаселенном районе сказалось на здоровье населения. Не буду говорить о других, скажу о себе. Отец мой умер от белокровия, да и сама я постоянно болею.
Из воспоминаний В.И.Нихаёва,
жителя села Богдановка Тоцкого района:
– 1954 год? Конечно, помню. Летом 54-го, а именно 15 июня, меня призвали на военно-полевые сборы. На трёхмесячные. Служил во взводе химиков-разведчиков. Взвод входил в состав химроты, но лишь формально. С ребятами из других взводов мы почти не виделись. Они занимались своими делами, мы своими. В начале июля на общем построении один из командиров сказал: «До сегодняшнего дня вы были молодыми, то есть новыми солдатами, но в старом обмундировании. Теперь вы будете старыми солдатами в новом обмундировании». Слова эти были произнесены подчёркнуто бодрым голосом. Так, что «старые солдаты» начали внутренне готовить себя к встрече с чайканшистами, захватившими танкер «Туапсе»…
Но встретиться пришлось с другим. День за днем, до самого сентября командир взвода югослав Маркович, старший лейтенант, обучал нас приемам химзащиты, знакомил с дозиметрическими приборами. А примерно 10 сентября нас с батальоном курсантов-танкистов направили на эвакуацию жителей сёл Елшанка, Орловка, Маховка. Эвакуированных в Каменной Сарме размещали. Вывозили имущество граждан, а со скотных дворов – фураж.
Запомнилась встреча с колхозным бригадиром из Елшанки. Он был очень взволнован и довольно сбивчиво объяснил, что его семью и ещё несколько семей колхозников-передовиков «попросили» рыть погреба, делать накатники и, после эвакуации всех остальных жителей, остаться в этих укрытиях.
…Вернувшись в расположение части, мы увидели множество окопов и укреплений, большое количество коров, овец, лошадей.
Потом была последняя ночь моего пребывания в части. Три месяца сборов заканчивались… А в ту ночь я увидел-таки тех, кому выдали новое обмундирование, как перед отправкой на фронт. Этим «фронтовикам» оставалось два-три месяца до демобилизации. Ребята плакались: «Нам известно, куда нас направляют…» На другой день я был в Богдановке. А там, где я был ещё совсем недавно, состоялось испытание.
Мне повезло. Да не повезло тем «фронтовикам». Облучение плюс «психическая атака» горящими животными сделали своё дело… Не повезло и тем гражданским, кого позднее приманили в эпицентр неохраняемые дрова, уцелевшие запчасти от искорёженной техники. Может, кто-то прихватил «на память» какой-нибудь блестящий прибор из хозяйства Марковича? Как знать… Вот и всё, что я знаю и помню не понаслышке. Помню, конечно, как «ахнуло» и вспыхнуло. Такое – на всю жизнь.
Из воспоминаний учительницы А.Г.Заевой:
– Ночью стали вывозить на грузовых машинах население в Сорочинск. Я в своей десятидворке должна была всех собрать к машинам, особенно семьи с детьми,.
В час следующего дня всех привезли обратно. Среди нас пострадавших не было. После испытания вскоре заболела дочь у И.П.Погорельских. Жена его с дочкой лежали на полу у окна. Женщина почувствовала на бедре выше колена что-то похожее на разрыв кожи. Она жила долго, а дочь рано умерла. Родители добивались, чтобы её лечили от облучения, но этого не признавали. Доказывали, что у девушки порок сердца – признаки схожие.
Семья моей сестры пряталась в картофельной ботве на огороде, прикрывшись одеялом. С ними пряталась и сноха, приехавшая в райцентр на консультацию в больницу. Она тогда почувствовала, что обожгло пятку. Потом постоянно жаловалась на боль в ноге и по-женски. В 33 года умерла от рака.
У сестры начали сильно болеть ноги, а потом сердце, желудок, кишечник, почки, придатки, мочевой пузырь, руки. Всё болело! А дочке её во время испытаний всего три недели было. Теперь она взрослая, ей всегда нездоровится. Не в лучшем положении и дочери ее. Видимо, облучение подействовало на все поколение.
Сама я – инвалид первой группы, а причина моего заболевания неизвестна.
Из воспоминаний Ф.Петракова,
жителя Сорочинска, участника учений:
– Я хочу рассказать вот о чем. После демобилизации, через год, начали у меня выпадать волосы. И через несколько лет стал лысым. Из троих детей один – инвалид с детства. Я катастрофически теряю зрение, часто обращаюсь к окулисту. Кроме очков ничего не предлагают…
Пятнадцатого октября 1989 года в газете «Известия» неожиданно для читателей появилась статья Д.Ефремова из Ленинграда под названием «Сентябрь 1954-го: учения под атомным грибом». Она – первая в моем архиве, она зачитана моими земляками до дыр, она шокировала многих небывалой откровенностью. Корреспондент берёт интервью у заместителя генерального директора ленинградского ПО «Севзапмебель» В.Д.Бенцианова, в прошлом – участника войсковых учений с применением атомного оружия.
По словам Бенцианова, солдат перед учениями заставили сбрить волосы, и до такой степени тренировали защите от химического нападения, что приказывали даже спать в противогазах. Не совсем было понятно читателям утверждение о том, что за день до взрыва солдат заставили надеть поверх маек и трусов ещё и тёплое бельё (при тридцатиградусной жаре!) – зачем? В нашей местности нет больших естественных камней, но сослуживцы Бенцианова «взяли камень пудов под двадцать» и положили его на укрытие, а после взрыва он исчез. Настораживало и описание неба после взрыва: «…всё в каких-то рваных тучах, совершенно фантастических цветов». Земляки, наблюдавшие радиоактивное облако, такого не помнили. Было жаль, что автор статьи ни словом не обмолвился о гражданских участниках учений и о населении, пострадавшем от них. Показалось странным и признание Бенцианова о том, что ему 25 лет не разрешалось разглашать тайну атомных испытаний на Тоцком полигоне, однако он впервые рассказал обо всём в военно-медицинской академии уже через семь лет, в 1961 году. Нарушил, выходит, подписку и воинскую присягу? Там рассказал, а в «Известиях» выступил лишь спустя десять лет со дня начала законного разговора о том памятном событии? Почему так долго молчал?
Люди отзывались об этом материале просто: «Нового ничего Бенцианов нам не сказал. Военные только о себе заботятся… В защитных костюмах и в противогазах после взрыва рядом с эпицентром прошли и ушли навсегда подальше, а мы (вольнонаёмные, служащие Советской Армии, гражданские представители от местного населения, охранники, само население и т.д.) и взрыв без особой защиты встретили, да и после него здесь почти сорок лет живем… А сколько неточностей в деталях! Сколько вопросов! Когда подумают о людях простых? Многие поумирали уже…»
А мне кажется: есть за что благодарить Бенцианова – за начатый разговор, за постановку большой государственной проблемы, за приближение к истине. Вспомним «бритые головы». В 50-х годах солдатам срочной службы не разрешалось иметь длинные волосы и стрижка «под ноль» была обычным делом. Поэтому необходимости брить голову перед учениями не возникало.* Зато предпринимались другие серьёзные меры безопасности, о которых в статье практически ни слова.
«Известия», однако, решили «застолбить» тему. Через два с половиной месяца своеобразным подарком к Рождеству Христову в ней появляется статья под названием «Он тоже был под «атомным снежком» (возвращаясь к напечатанному)». Автор материала Н.Бурбыга повёл на этот раз разговор с представителем ряда зарубежных торговых фирм в Москве М.Ж.Марковичем (не тот ли это бывший старший лейтенант, командир взвода химиков, о котором вспоминает житель Богдановки В.И.Нихаёв?).
Тон этого повествования уже более спокойный. Обозначена высота взрыва: 300 метров. Сообщается, что во время наступления Марковичу было приказано измерять уровень радиационной обстановки, и он помнит, что «уровень… был невысок». Есть и такое замечание: «Мы (наступающие – А.Ф.) нигде не останавливались, так как предполагалось, что «противник» уничтожен». Марковичу запомнились безлиственные деревья, «а ближе к эпицентру деревьев и вовсе не осталось – голая земля и стаи слепых ворон».
На учениях герой публикации почувствовал себя плохо, но свои недомогания с последствиями взрыва он не связывает: «Как чувствую себя сейчас? Причины для беспокойства есть, но имеют ли они какое-либо отношение к тем учениям, не знаю. Вообще я считаю, что нас всех надо приравнивать к участникам боевых действий. Думаю, в этом вопросе нужно подходить индивидуально…» Трудно с этим не согласиться.
В этом же материале приводятся воспоминания других участников учений. Водитель А.Глухов из Челябинска сообщает, что он «трижды побывал под ядерным грибом». И далее никаких пояснений на этот счет. Ясно одно: водитель связывает свои заболевания с атомными испытаниями. Бывший командир саперной роты П. Симперович из Бреста сразу после учений попал в госпиталь, трижды лечился, комиссован из армии и потом «десятки раз лежал в больницах».
В интересную плоскость переводит разговор подполковник Я.Соловьёв, он задаётся вопросом: «Что стало с той почвой, которая с помощью атомного гриба поднялась в небо и возвратилась снова на землю? А с людьми, живущими на ней? А звери, птицы? Что с ними? Где наша наука?» Действительно, где? Наверняка наши ученые принимали самое активное участие в подготовке и проведении взрыва (под руководством академика И.Курчатова), но, думается, занимались и последствиями, вот только результаты их работы никогда не раскрывались народу.
К сожалению, оппоненты многочисленных газетных споров по поводу атомных учений и их последствий как-то не заметили интересной публикации в газете «Военный железнодорожник» (№ 8, февраль 1990 г.), осуществлённой членом Союза писателей СССР, подполковником в отставке С. Шмерлингом. Тон его воспоминаний – ровный, спокойный, деловой, язык статьи образный, точный, писательский, в публикации много верных, даже занимательных подробностей, есть и шутки… В каждое слово автора хочется верить, хотя вопросы, поднятые в «Известиях» Я.Соловьёвым, и тут остались без ответа. Однако Шмерлинг говорил не только о военных участниках учений, вспомнил он (спасибо ему!) и об учёных, готовивших взрыв. Думается, на полигоне в то время их было немало, и страдали они, если страдали, так же, как и военнослужащие. Почему-то о них большинство пишущих не вспоминает… Молчит наука – и о ней молчат.
А как всё было?
Четырнадцатое сентября 1954 года, 9 часов 33 минуты 45 секунд – взрыв на высоте 285 метров.
Специальная группа прибыла в эпицентр через 40 минут.
Через час в эпицентре было 50 р/час, в радиусе 300 метров- 25 р/час, в 500 метров – 0,5 р/час, в 850 метров – 0,1 р/час.
Граница радиоактивной зоны была обозначена специальными знаками через полтора часа, то есть до выхода войск.
Около 12 часов в район взрыва вышел первый эшелон 41-го мотополка. Командир полка полковник Федчик с одной из рот 1-гомотострелкового батальона прошёл вблизи эпицентра.
Личный состав роты после прохождения эпицентра был проверен специальными подразделениями. Следов загрязнения радиоактивными веществами не обнаружено. И не могло быть обнаружено, так как этот батальон прошел по местности, где было всего 0,1 р/час, или 100 миллирентген в час.
39-й танковый полк под командованием полковника Суздалева и с представителем Генштаба генерал-майором Шапошниковым должен был пройти через эпицентр, но фактически обошёл его стороной.
Через полтора часа после взрыва на удалении 400 метров от эпицентра войсковая разведка зафиксировала уровень радиации в 0,1 р/час.
Продуктов деления атомного заряда на местности не обнаружили.
Воздух был чист. Радиактивность воды – значительно меньше нормы.
В эпицентре
В первые 12-15 минут – 100 р/ч, через час – 50 р/ч, через 6 часов – 26 р/ч, через 21 час – 10 р/ч, через 33 часа – 6 р/ч, через двое суток – 3 р/ч, через трое суток – 0,85 р/ч.
Проверялись атмосфера и местность в секторе от эпицентра шириной 10 км и далее на глубину 200 км шириной в 28 км. Результаты: 0,02 млр/ч, или 20 мкр/ч, на местности. В 4-5 км от района взрыва загрязнения атмосферы не обнаружено. Радиоактивная пыль поднята на большую высоту раскалённой массой воздуха при сильном ветре.
На расстоянии 10 км через 30 минут было 0,005 р/ч, через 50 минут на расстоянии 25 км было 0,1 рентгена, а через 1,5 часа на удалении 70 км было тоже 0,1 р/ч. И через два часа на расстоянии 120-130 км – 0,05 р/ч.
Уровень загрязнения местности в этом секторе не требовал защиты.
Меры безопасности до и после учений
Прежде всего, выбиралось направление ветра, обеспечивающее наиболее оптимальный вариант времени сброса и взрыва бомбы с целью абсолютно обезопасить военных и гражданских людей.
Сброс бомбы планировался со второго захода самолета, чтобы еще раз проверить все расчеты в реальных условиях.
Маршрут полёта пролегал в стороне от крупных населенных пунктов и в удалении от войск на 5 км.
Самолёт-носитель сопровождали два бомбардировщика Ил-28.
По всему маршруту полета зажигались дымовые шашки оранжевого цвета – для визуального контроля.
Точкой прицеливания для сброса бомбы являлся квадрат с крестом в центре, высыпанный на земле мелом.
Видимость на высоте предполагалась не менее 900 метров, а по дальности – 50-60 км.
Личный состав, расположенный ближе 7,5 км от эпицентра, находился в долговременных укрытиях, дальше 7,5 км - на дне траншей (лёжа и сидя).
Нормы допустимого загрязнения местности для действующих войск предусматривались в четыре раза ниже, чем в направлении противоатомной защиты войск.
Участки местности, загрязнённые свыше 25 р/ч, были запретными, в ходе наступления их предписывалось обходить.
Территория полигона была разбита на зоны, подконтрольные ответственному командиру. Зоны делились на районы, подконтрольные комендантам из числа командиров частей, расположенных в них. Старший зоны отвечал за соблюдение мер безопасности, за знание людьми сигналов атомной тревоги.
Граница запретной зоны, где никто не имел права находиться, пролегала в 8 км от эпицентра, а для наступающей стороны – в 5 км.
На границы зон ещё за несколько суток до начала учений была выставлена специальная охрана, с выходом войск накануне учений охрана усиливалась, каждый пост имел дозиметрические приборы.
Лица, не принимавшие участия в учениях до взрыва, выводились из зданий и размещались в щелях и укрытиях, они имели противогазы и защитные очки.
Здания военных городков готовились особо: двери снимались с петель, оконные рамы выставлялись.
(В случае наземного взрыва учение отменялось, население подлежало эвакуации со всей территории возможного выпадения радиоактивных осадков).
Из зоны радиусом 8 км от центра цели всё население, скот и движимое имущество вывозились в населенные пункты, расположенные не ближе 15 км от эпицентра.
По рассчитанному направлению движения радиоактивного облака в секторе шириной от 10 до 20 км и на глубину 50 км были за двое суток выставлены офицерские дозиметрические посты.
Были созданы эвакуационные отряды, обмывочные пункты, усилены врачебные и фельдшерские участки для обеспечения гражданского населения.
Ограждением зоны опасного загрязнения занимались специальные подразделения, начавшие работу через час после взрыва.
Связь и оповещение – вплоть до командиров взводов – осуществлялись по радио.
Питание было усиленным. Каждый военнослужащий получил дополнительно 50 г. мяса. Завтрак проводился перед учением, обед – после. Во фляги солдатам наливали крепкий чай, в подразделениях имелись термосы с водой.
Папиросы, махорка и спички изымались: курение во время учения запрещалось.
После взрыва приём пищи был задержан до особого разрешения. Запасы воды находились в закрытых ёмкостях, хлеб, мясо и другие продукты хранились в специальных ящиках, кузова машин укрывались брезентом. Случаев загрязнения продуктов и воды радиоактивными веществами не отмечено.
Каждому военнослужащему выдавались индивидуальные противохимические и перевязочные пакеты, а также накидки, чулки, перчатки и защитная одежда. На «очки» противогазов выдавалась защитная плёнка.
На всякий случай, имелись запасы верхней одежды для населения.
Были развёрнуты два военных госпиталя.
И, наконец, весь личный состав наступающей стороны из первой траншеи отводился перед взрывом во вторую, где размещался в убежищах и укрытиях…
Да простит меня читатель за обилие цифр и подробностей, но в серьёзном деле, думается, каждая мелочь важна. Маршал Г.К.Жуков после проверки готовности войск на разборе высказал замечание: «Вы слишком запугали людей мерами безопасности. Придётся теперь вам их «отпугивать».
Но жизнь показала главное: ни один участник учений сразу не пострадал, а значит, забота о безопасности людей была на должном уровне.
А теперь вернёмся к газетным и иным публикациям. Как же всё было по рассказам некоторых участников учений?
В.Я.Бенцианов сообщает: «По окопам, вырытым в двух с половиной километрах от эпицентра, прошёл академик И.Курчатов, посоветовал солдатам замазать всё деревянное глиной…» Совет хорош, но не могло этого происходить в такой близости от эпицентра: на таком расстоянии ни окопов, ни солдат не было, окопы отрывались не ближе 5 км. Опять досадная неточность.
Далее. «Только легли отдыхать после плотного ужина – боевая тревога. Надели поверх маек и трусов кальсоны и рубашки – это в 30 градусов жары…» Совсем непонятно: зачем это? Жара, помнится, была, но не такая, чтобы и ночью было тридцать. Может быть, как раз потому и выдавалось бельё, чтобы уберечь солдат от прохлады?
Четырнадцатого сентября Бенцианову приказали бежать на передовой пост: «Тяжело. Жара под 40 градусов…» Действительно, по свидетельствам других очевидцев, 13 и 14 сентября было очень тепло, но сравнения с июльской жарой в наших местах та, сентябрьская, не выдерживает. То ли автор статьи Д.Ефремов, то ли герой публикации вольно или невольно почти на каждом шагу драматизируют и искажают события.
Вот слова Бенцианова об эпицентре и связи: «Мне приказали бежать на передовой пост, что недалеко от эпицентра… помочь ребятам смотать кабели на катушку». Вот другая цитата из него же: «… дали команду на боевое построение и каждому поставили боевую задачу: кому связь мотать, что почти от самого эпицентра тянется…»
Никакой связи у действующих войск, чтобы она тянулась от эпицентра, не было, и быть не могло. В запретную зону вход запрещался всем.
Ещё Бенцианов сообщает: «Над нами – снаряды, ракеты несутся, а где-то совсем недалеко впереди всё это разрывается. А ты бегом к эпицентру…»
Не мог он бежать к эпицентру в такой обстановке, потому что атака началась только после окончания артиллерийской подготовки. Кстати, и в эпицентр из войск никто не попал. Полковник А.В.Куптиль, например, был в составе спецгруппы и наблюдал поход наступающих войск, он свидетельствует, что ближе 500-600 м от эпицентра никто не проходил. Новая – какая уже по счёту? - неточность…
Подобными неточностями и ошибками грешат и другие публикации. Вот, к примеру, статья «Репетиция апокалипсиса» из «Комсомольской правды» от 14 сентября 1990 г. Уже заголовок убийственный, якобы раскрывающий чей-то «дьявольски коварный замысел по уничтожению чуть ли не всего белого света». И если это – репетиция, то что тогда Хиросима и Нагасаки в 1945 году?
А что в самом тексте?
Воздушный взрыв превратился в надземный. Ни один военный человек не слыхал о таком… Но подобная «ошибочка» многое меняет в представлениях читателя.
Характерная цитата: «Очевидцы утверждают, что после взрыва прошло года четыре, прежде чем природа стала залечивать страшную язву на своём теле – нанесло ветром семян, затянуло травкой».
Какие очевидцы, кто они? Мы, местные жители, знаем, что уже через год-два в районе эпицентра и на территории вокруг него буйно разрослась растительность, причём дубовые листочки на обожжённых пеньках были величиной с солдатскую портянку. Мы косили там высоченную траву на сено, заготавливали дрова, собирали обильные урожаи грибов и ягод. Какая крупная попадалась клубника – даже с огородной «викторией» не сравнить!
Кстати, вся жизнь на Земле, все её биологические объекты возникли, развивались и совершенствовались на достаточно высоком радиационном, беспрерывно действующем фоне. Поэтому человеческий организм умеет сопротивляться радиации. Учёные США высказали представление о гормезисе, под которым понимают полезное, благотворное влияние на человека радиации в малых дозах. Но что такое «малые дозы»? Это принятые во всём мире как безопасные даже для профессионалов, работающих с радиоактивными материалами, - 5 бэр/год.
В связи с гормезисом следует сказать и следующее: плодовитость, темпы роста и средняя продолжительность жизни ниже, если уровень радиации меньше естественного фона.
Но вернёмся к статье в «Комсомольской правде». Есть в ней слова о «строгой секретности». Людей отселили, часть эвакуировали, составили опись недвижимого имущества каждой семьи для возмещения ущерба. Система безопасности была хорошо продумана, меры по защите войск, людей и животных соблюдались. Для местного населения, по крайней мере, об атомном испытании практически всё было известно, какая уж тут «строгая секретность»?
Не знаешь правды, лучше помолчи… Однако автор статьи задаётся риторическими вопросами: «Можно ли жить в сёлах, над которыми проплыло радиоактивное облако? Почему стали болеть и умирать люди?» Отвечу. Можно жить, если мы до сих пор живы. И ни один из нас не умер от «неизвестной» болезни. У каждого умершего был посмертный диагноз. Другое дело, были ли изучение, обобщение и анализ смертности людей, переживших атомное испытание?
Смешно и больно, когда журналист – по закону подлости – для важного интервью, как специально, подбирает не тех людей. А может быть, специально? И вот мы читаем воспоминания бывшего председателя Тоцкого райисполкома Ф.И.Колесова: «…видим – огненный столб стоит огромный, страшный. По нему били из орудий, летали в него тройками самолеты, бросали бомбы – им желательно было его разорвать. Ныряли в него и вылетали чёрные…» Что это, старческий маразм или сознательная подмена реальности? Готов простить слабую память малограмотного администратора, но журналист-то должен был подвергнуть сомнению получаемую информацию? Артналёт был, но был после атомного взрыва; огонь вёлся по наземным целям. Авиация начала свою работу после артподготовки через 21-22 минуты. Вести огонь «по столбу» запрещалось, а облако к началу полётов авиации стало белым, неотличимым от обычных облаков, а потом и рассеялось.
Но фантазиям людей нет предела. И вот мы читаем уже более подробные воспоминания другого очевидца – участника войны и офицера Н.Б.Курапова: «В ушах свист, звук со скрежетом… Гриб был – ножка чёрная, а шляпка красная. Как из трубы в морозный день – всё перемешалось в ней – клубы дыма, пыли, обломки. Температура была огромная». И ещё: «Взрыв был надземный, с поверхности поднялась радиоактивная пыль и из образовавшегося облака по его ходу выпадала на сёла, поля, леса. Никто до сих пор точно не знает, каким путём шло облако и до какой точки…»
А вот контрсвидетельство другого очевидца – генерал-полковника Б.П.Иванова, участника учений, занимавшего в то время должность заместителя командира 12-й механизированной дивизии: «На высоте около 300-400 м белое облако, которое какое-то время, не более полминуты, пронизывали языки желтого пламени. Облако имело форму выпуклой шляпки гриба, а снизу по направлению к земле вытягивалась ножка чисто белого цвета. Навстречу ножке от гриба с земли поднимался светло-серый вытянутый конус, похожий на перевёрнутый, на 180 градусов, смерч. Через некоторое время образовался столб. Нижняя половина его серого цвета, а верхняя белого. Общая форма его точь-в-точь как на рисунках с изображением ядерного гриба»;
Вот этому описанию хочется верить безоговорочно, ибо оно полностью совпадает с кадрами из секретного документального кинофильма, сделанного во время тоцких учений.
Кстати, несколько слов об этом кинодокументе. Мама моя в пору учений работала киномонтажницей при местном Доме офицеров. А я часто был при маме и, конечно же, вхож в киноаппаратную. Поэтому отдельные кадры этого фильма мне увидеть удалось еще тогда. Хорошо помню картину местности до взрыва: лес, раскидистые кроны могучих деревьев, дома, построенные специально, деревянные и кирпичные. И – после: от домов ничего не осталось, только обломки, перевёрнутые танки, оплавленный металл. И леса не осталось, на месте взрыва – пустыня.
Фильм этот демонстрировали часто: для высшего командования, офицерам, солдатам разных лет призыва. Настиг меня этот фильм и через 15 лет, когда вдали от дома служил срочную. Мне думается, он никогда не пылился на архивных полках, как это утверждает генерал от партполитработы и бывший депутат бывшего РСФСР Д.А.Волкогонов.
Но вернёмся к статье в «Комсомолке». Взрыв был воздушный, а не «надземный» или наземный. С поверхности земля поднялись радиоактивные частицы в результате наведённой активности потоками нейтронов в момент атомного взрыва. Основными продуктами активизации почвы в этом случае были натрий-24 с периодом полураспада 14,9 часа, кремний-31 с периодом полураспада 2,6 часа, марганец-56 с периодом полураспада 2,6 часа; остальные продукты распались в течение минут. Причём, мощности их излучений невелики. Выходит, то, что поднялось с земли, можно вообще не учитывать как фактор загрязнения.
В «Защите от ядерного оружия» (М., Воениздат, 1964) сказано: «Восходящие потоки воздуха поднимают столб пыли, который может соединяться с радиоактивным облаком. В течение нескольких минут облако взрыва, видоизменяясь, превращается в своеобразное кучевое облако, достигая высоты 10-20 км, а в последующем рассеивается. Однако и к этому времени оно остаётся ещё сильно насыщенным радиоактивными веществами. Излучение, испускаемое из облака, не оказывает поражающего действия на объекты». Если этому верить, а другой возможности нет, то заражением от радиоактивного облака можно пренебречь. Однако, как известно, контроль за движением Тоцкого облака вёлся войсками и специальными подразделениями, периодически делались замеры радиоактивности и на земле, и в воздухе, из которых следовало, что поражающего действия на население оно не оказало.
Н.Б.Курапов сообщает далее: «Жители близлежащих сёл в радиусе 20 км заблаговременно были эвакуированы». Но старожилы райцентра Тоцкое хорошо помнят, что никуда они не выезжали. Эвакуация людей, скота и фуража производилась из зоны до 8 км от эпицентра в районы не ближе 15 км, а в зоне между 8 и 12 км население оставалось на месте. Значит, и читателям «Комсомольской правды» подали, мягко говоря, непроверенные факты.
В этой же статье говорится, что жители с разрешения начальства вернулись в свои заражённые дома. Но вспомним: самые близкие к эпицентру сёла почти полностью сгорели. Отселённые люди размещались во вновь отстроенных домах. Вся территория была проверена, противопоказаний для жизни не было. Поэтому не могли люди вдыхать радиоактивную пыль, есть «грязные» овощи со своих огородов, пить молоко коров, поедавших «грязную траву».
И ещё о статье. Вот цитата: «Подробности о Тоцком взрыве я услышал впервые от нашего учителя начальной военной подготовки полковника Николая Ивановича Пастухова. В 54-м он был ещё молодым офицером. Его подразделение накануне 14 сентября получило задачу выдвинуться к эпицентру и занять позицию километрах в 15-17 от него. После взрыва наш будущий учитель и его солдаты проследовали через заражённую местность». И риторический вопрос автора: «Кому и зачем это было нужно?» А на него есть вполне определенный ответ: вся дивизия находилась в районе 5-12 км от эпицентра, не ближе и не дальше. Где же был Пастухов?
Досталось в статье И.Е.Кушайкову, правда, его называют здесь Кутайковым. Но это полбеды, беда в тех фантазиях, что попали на страницы центральной газеты: «Сосед наш, 14 лет ему было, на крыше сидел во время взрыва, одеялом накрылся. А после вылез из-под одеяла: «Ой, голова! Не вижу ничего! – шумит. Вяжите меня, голова рассыпается!» Брали длинное полотенце, обматывали ему вокруг головы и закручивали палкой. Через три месяца умер…».
Это описание выглядит таким курьёзом, что дискредитирует любые благородные усилия, направленные на поиск истины об атомном взрыве… Зачем паренёк попал на крышу? Почему его надо было «спасать» таким образом? От чего же он умер: от радиации или от варварских усилий «спасателей»? Это ещё вопрос.
Фантастикой выглядит и легенда о горении «атомных» дров неестественным цветом. Во-первых, в радиусе 1,2 км от эпицентра вообще всё сгорело, на земле осталась только спёкшаяся песчаная корка. А во-вторых, через час после взрыва на расстоянии 850 м было только 0,1 рентгена. Отсюда следует, что радиоактивных дров далее 1200 м и быть не могло. Опытные люди нашей страны, особенно военные, много раз побывавшие на обильно загрязнённых радиоактивных территориях, никогда и нигде не отмечали неестественного горения «поражённых» дров.
Но этого мало. Автор упомянутой статьи «Репетиция апокалипсиса» В.Моисеев, выступая на всю страну и её окрестности, ни с того, ни с сего вдруг уменьшил мощность ядерного заряда с 20 до 10 килотонн. Откуда взялась сия цифра? Уже одним этим, сам того не желая, он и гипотетические последствия снизил в два раза, а вроде бы хотел как-то взять под защиту тех, кто пережил учения.
Многое в рассуждениях В.Моисеева верно. Чтобы снять вопрос о последствиях ядерного взрыва навсегда, надо бы, во-первых, рассекретить данные о нём, во-вторых, сохранить и проанализировать научные и медицинские исследования, честно сказать людям, была ли реальная опасность, были ли «поражающие» последствия. На худой конец, показать сравнительную картину онкологических заболеваний, рассказать, с чем именно они связаны и т.д. И, главное, взять под особый медицинский контроль всех людей, переживших учения, при необходимости помочь им. Последнее, конечно, не под силу журналисту.
Медицинских документов тех лет нет. Однако кое-что можно сделать и без них. Надо просто взять данные о смертности местных жителей.
Но в чём я категорически не согласен с В.Моисеевым, так это с его утверждением о том, что «день 14 сентября 1954 года рано или поздно будет вписан в историю в одном ряду с 6 и 9 августа 1945 года, 26 апреля 1986 года – датами атомных трагедий Хиросимы, Нагасаки, Чернобыля».
Ну, всё смешалось в доме, всё… Американцы сбросили свои бомбы на гражданское население Японии для устрашения врага и всего мира, никого не предупреждая об этом; Чернобыль, как недавно выяснилось, получился в результате землетрясения с эпицентром под атомной станцией (и по вине тех, кто некачественно провёл геологические и изыскательские работы, предваряющие строительство). По своим истокам, негативным результатам и последствиям, по направленности все эти «атомные дела» ну никак не сопоставимы с Тоцким взрывом. Американцам было важно «застолбить» ядерный приоритет, испытать атомное оружие на живых людях. Чернобыль вообще мог не состояться, или же состояться в другом месте, тут всё – как Бог решит. А правительство СССР, наши учёные и наши военные проводили учение в интересах государства, во имя народа, в ответ на агрессивные планы и действия Америки. Какие они, мы убеждаемся на примере Югославии, Ирака… Проводили ответственно, с соблюдением всех мер безопасности, с компенсацией ущерба местному населению. Другое дело, что и вправду был риск, ведь не все тайны атома были известны… Нет, я думаю, права у нынешнего поколения, полвека прожившего в мире, судить своих отцов и дедов, к тому же перевернув факты с ног на голову. Но есть право на объективный поиск истины и извлечение правильных уроков.
Что такое вообще 50-е годы? Это разгар «холодной войны». Для СССР уже не секрет планы США о превентивном применении ядерного оружия против нашей страны. По одному из них – «Дропшот» - намечалось сбросить 300 атомных бомб на 100 советских городов. Американская авиация могла поднять в воздух более 700 таких бомб. Технологию применения атомного оружия к тому времени они уже отработали и на японцах, и на войсковых учениях… СССР в этом отношении отставал от США. Хотя и у нас атомное оружие было разработано и испытано, однако без войсковых учений с максимальным приближением к боевой обстановке не было уверенности в достоверности и эффективности рекомендаций теоретической науки.
Оренбуржье, наша местность для учений была выбрана не случайно. Её рельеф был сходен с тем, на котором пришлось бы (а может, ещё и придётся) воевать. Но почему именно тоцкий полигон? Вероятно, потому, что на тот момент это был самый подготовленные учебно-боевой центр, имеющий полувековой опыт военной работы. Проведение такого серьёзного учения – вынужденная, но необходимая мера, исключающая любые повторения. И надо было подготовиться так, чтобы в один приём извлечь наибольшую пользу для обороны страны.
Искренне написано письмо в газету гвардии майора в отставке М.Слободяна из города Каменец-Подольска Хмельницкой области. Но и его подводит память, отсюда неточности: «Прошли эпицентр». Как известно, в ходе наступления в эпицентр взрыва вообще никто не попал. «Нам же на заражённой земле пришлось находиться больше месяца». Уже через сутки на территории, где проводились учения, радиационный фон был почти в норме, и уменьшался с каждым днём. Зная об этом, очень странным (или неточным) кажется следующий разговор: «Нас начхим всё успокаивал: «Ничего, ребята, страшного, подумаешь, всего каких-то десяток-другой рентген, не смертельно…» Когда же мы демобилизовались, сказал мне по секрету: «Было больше, но мне приказали никому не говорить…».
Именно с атомным взрывом связывает свои недуги уважаемый фронтовик. К сожалению, бездоказательно, ведь диагноза нет. И смерти товарищей-сослуживцев тоже связывает со взрывом. Возможно, он и прав, возможно… Но где, кто изучал продолжительность жизни военных участников учений? Их было около 10 тысяч. Им было в среднем по 20-30 лет. Когда началось гласное обсуждение Тоцкого учения, солдатам перевалило за 56, офицерам – за 60-65. Известно, какая в нашей стране продолжительность жизни мужчин. Что говорить о фронтовиках, тем более неоднократно раненных, как М.Слободян?
Некий солдат в конце 50-х заявил автору воспоминаний, что «в тех местах (в Тоцком районе. – А.Ф.) жизни нет – земля заражена, люди оттуда бегут, кто ещё остался жив…» Ну уж, это явно хватили через край: жизнь была и есть, местные жители не разбегаются, как было нас около тридцати тысяч, так и есть. И ни одна исследовательская комиссия, кстати, не обнаружила до сих пор радиоактивно «заражённой земли».
А вот ещё один интересный факт. На этом же газетном развороте главный государственный санитарный врач области Н.Верещагин сообщает, что «санэпидстанцией проводились замеры гамма-радиации в 1969, 1988 и 1989 годах. Уровень радиации не превышен». Читают ли свои материалы газетчики? И главное, кто же прав?
Удивительное всегда рядом. Газета «Южный Урал» демонстрирует фотографии своих корреспондентов с такой показательной припиской: «…оказалось в зоне эпицентра ещё кое-что – боевая техника, прошедшая сквозь солдатские учения». Какие учения, ещё неясно. Однако читатель вынужден думать в нужном направлении, ведь на полосе материалы об атомных учениях. И читатель смотрит на фотоизображения, ужасается искорёженному металлу и думает, что эта та самая, прошедшая атомные испытания… Ну, не было тогда на вооружении подобных самолетов и танков, это подтвердит любой военный человек с большим стажем службы. Однако надо ведь «подать товар» в соответствующей упаковке.
Удивительное – вот оно… Газета «Новое поколение», как говорится, застолбила тему: завела досье со знакомым уже названием «Репетиция апокалипсиса» знакомого уже автора Вячеслава Моисеева. Всё в том же приблизительно тоне, с теми же грубыми неточностями напечатан ряд объёмистых материалов. А зачем? Оказывается, наша боль и память понадобились редакции лишь для увеличения тиража. Об этом прямо говорится на страницах «Нового поколения» в рекламном обращении… И, грешным делом, вдруг приходят мысли: «А не используют ли нашу горькую долю в своекорыстных целях отдельные журналисты?»
Из воспоминаний участника событий полковника в отставке В.В.Волчанинова:
– Нещадно палило солнце, куда ни кинь взгляд – накалённая летняя степь. Ни воды, ни деревца, ни кустика. Построили из железнодорожных шпал эстакаду для разгрузки орудий, тягачей и автомашин, к ночи разгрузились. И уже в прохладной, но очень пыльной и тёмной степи батарея в составе дивизиона совершила марш в указанный район.
По всем правилам полевой жизни был разбит палаточный лагерь, артиллерийский и автотракторные парки. Здесь было «посвежее», протекал даже ручеёк, вдоль которого в кустах мы поставили палатки для офицеров…
Однажды утром, когда мы после физзарядки на ручье умывались, неожиданно на другом берегу увидели женщин в белых халатах. Познакомились. Оказалось, что прибыли несколько военных госпиталей из Москвы, Ленинграда и Куйбышева, однако для чего, точно никто сказать не мог. Это вселяло тревогу.
Между тем началась обычная напряженная лагерная учеба. Кстати, войска всё прибывали и прибывали, палаточные городки и полевые парки разрастались. Слухи ходили самые невероятные.
Наша тяжёло-гаубичная артбригада вошла в состав сформированной из других артбригад артиллерийской дивизии. Командиром её стал Герой Советского Союза полковник И.С.Сидоренко. Интересно, что в дивизию входила артбригада 130-мм пушек, командовал которой полковник И.В.Чапаев – сын легендарного героя гражданской войны. Отец его в своё время сражался с белыми в этих краях. По всему было заметно, что Чапаев-младший сознавал свою исключительность, но, видимо, чтобы ещё больше подчеркнуть это, ходил в тридцатиградусную жару в кожаных перчатках.
Но вот обстановка прояснилась, пересуды развеялись. В один из дней нам популярно, с ответами на вопросы объяснили нашу задачу. Она состояла в том, что мы будем впервые участвовать в учениях войск с применением ядерной бомбы.
Как отнеслись мы к этому известию? С одной стороны, были горды за доверие к нам. А с другой стороны, помимо воли возникало чувство беспокойства за исход. И тому были причины. Сама неизвестность последствий, прежде всего. А тут ещё медики поговаривали о том, что они прибыли с госпиталями для оказания медицинской помощи и лечения тех, кто может быть поражён световым излучением или получит определённые дозы радиоактивного заражения. Солдат и сержантов от этих домыслов, конечно, оберегали. Но, забегая вперед, замечу, что госпитали, действительно, пригодились, но исключительно лишь для лечения массовых кишечных заболеваний и то только в начальный период пребывания войск в полевых условиях.
Тем временем началась инженерная подготовка исходного района атакующей стороны. Хочу особо подчеркнуть, что при подготовке ничего не делалось на «авось» - всё в строгом соответствии с наставлениями. Учесть старались каждую мелочь.
А в глубине наших боевых порядков, в 7-8 км от намеченного эпицентра, сапёрными частями строился на возвышенности углублённый в земле многоэтажный командный пункт для руководства и гостей. Кстати, гостей было много. Не берусь утверждать, но в учениях тогда впервые приняли участие все министры обороны тогдашних «стран народной демократии». Ведь на тех учениях многое было внове: не только само учение войск с применением атомной бомбы. Именно здесь появились танки Т-54, новенькие автомашины ГАЗ-69. Плюс к тому для офицеров была введена шерстяная полевая форма одежды, плащ-накидка.
Наиболее напряжёнными для всех стали дни учёбы, когда руководителем учений был назначен Маршал Советского Союза Г.К.Жуков. Без всяких оговорок замечу, что известие это привнесло в войска свежий дух уверенности в успех дела. Главное, что изменилось с назначением Жукова, - это (опять же впервые!) был внедрён принцип внезапного применения атомного удара и последующее стремительное использование его результатов для развития успеха наступательного боя (операции).
Важно отметить, что в основные положения общего стратегического замысла учений к моменту их начала были посвящены все офицеры, а каждый солдат знал «свой маневр». Поэтому все были сознательными участниками, а не «подопытным стадом», не «тупыми исполнителями», как теперь пытаются изображать это некоторые журналисты…
После учений мы считали себя совершенно особенными воинами, которые выполнили большую государственную задачу. И вряд ли мы в этом ошиблись. Потому как чёткая, отлаженная организация учений способствовала тому, что части и подразделения не понесли ни одной жертвы. Не ликования ради подчёркиваю этот факт. Он сам по себе впечатляющ! Но потом многие из нас побывали и в эпицентре взрыва, где загодя были собраны в различных земляных защитных сооружениях боевая техника и домашние животные. Картина здесь представилась настолько безысходно-удручающей, что руководство приняло решение солдат и сержантов в эпицентр на осмотр не возить, ничего им не показывать и ни о чём не рассказывать… Но, думаю, моим достаточно было и того, что мы вместе видели, когда проходили в восьмистах метрах от эпицентра уже через 40 минут после взрыва. Всё это без эмоций передать невозможно… В те дни мы жили единым порывом, желанием как можно лучше выполнить задачу ради того, чтобы поставить заслон войне, защитить мир на земле, а людей – от массового истребления. Этим стремлением, уверен, были объединены все – от рядового до маршала Жукова.
Само учение было оценено на разборе как военно-историческое событие…
Но ради чего я вспомнил всё это? А сопоставим-ка всё сделанное нами в те месяцы, недели и «день Икс», наш внутренний благородный тогдашний душевный порыв с днем сегодняшним.
Начисто – да, именно так! – забыты те офицеры и солдаты, над которыми проводился эксперимент. Да, мы не были «стадом», мы действовали тогда осознанно, зная каждый свою задачу. Но задача каждого и была как раз в рамках того самого эксперимента. Я знаю и знал многих офицеров, кто прошёл через «Тоцкий эпицентр». Кто-то безвременно умер от заболевания крови, другие сейчас на инвалидности. Я могу понять, что отмечать по-особенному участников Тоцких учений сейчас нет никакой возможности, ибо в наше смутное время прожить даже один день – это тоже героизм. Но помнить об этих людях общество обязано в любое время! Так, может быть, приравнять их к участникам Великой Отечественной войны? Тем более, что их, видимо, тоже осталось немного».
Намеренно сократил часть воспоминаний В.В.Волчанинова, опубликованных в журнале «Армия» (№ 15, 1992 г.), ибо во многом подобные описания учений естественно напоминают друг друга. Как всегда, есть в них и неточности. Мне известно также содержание рецензии на его статью-воспоминание, её написал участник учений (в исследовательской группе руководства) генерал-лейтенант С.Зеленцов. Рецензент посчитал, что статью В.В.Волчанинова печатать вредно, однако редакция журнала имела другое мнение. И слава Богу! Мы теперь имеем один из достовернейших рассказов о том событии. С чем был не согласен рецензент? Он считает тоцкие учения рядовым событием, что войскам только издали показывали взрыв, что никакого подвига и риска не было, что выполнение «без потерь» ответственной задачи было запланировано и иначе быть не могло, что никаких экспериментов над офицерами и солдатами не проводилось и приравнивать их к участникам Великой Отечественной войны нет никаких оснований… Видите, даже участники одного и того же учения противоречат друг другу. Это нормально: думается, они оба и правы и не правы в чём-то, и даже дополняют друг друга. А наша общая задача – найти истину.
Были и небылицы
Ещё в детстве я слышал от односельчан легенду о том, что на учениях с испытанием атомного оружия кроме животных в качестве «подопытных кроликов» использовали и человека – уголовника, приговорённого к высшей мере наказания. Никаких фактов на этот счет в моём архиве не имеется. Однако в самарской газете «Время ИКС» (май 1994г, № 19) опубликовано воспоминание военнослужащего В.Ф.Бондарева, служившего в автотранспортном батальоне старшим сержантом технической службы в 204-м автобатальоне штаба ПриВО, он был завскладом ГСМ. В.Ф.Бондарев свидетельствует: «Через полтора часа, после артподготовки, мы выехали собирать «трофеи». Были и погибшие. Лично я видел пять человек погибших». В официальных, уже рассекреченных отчетах таких фактов нет. Кому верить?
А вот ещё любопытное свидетельство.
Вспоминает Елена Семёновна, жительница сгоревшего села Маховка:
– Рядом с эпицентром находилась зацементированная шахта глубиной 30-35 метров. В ней во время взрыва находился кто-то из добровольцев. После испытания бомбы этого человека подняли из шахты, и он оказался весь седой. Об этом нам говорила учительница, которая потом нам показывала шахту.
В сёлах во время взрыва оставались дежурные, сейчас они все уже умерли. Ещё в тот день погибли солдаты-курсанты в селе Маховка, стоявшие в момент взрыва у пруда. Моя старшая сестра дружила с одним из этих курсантов.
Ещё мы видели, как в момент взрыва из соседнего леса к людям вышел лось. Животное сгорело живьем. Ребятишки, которые увидели это, со страху полезли на деревья.
Жители села Ивановка говорили, что двое жителей их села погибли во время взрыва. Они пасли скот в тот момент, когда сбросили атомную бомбу…
Эти воспоминания идут вразрез с очевидными фактами. Как известно, жители и скотина из Маховки и близлежащих сёл были эвакуированы. Какие «солдаты-курсанты» могли стоять у пруда, какие ребятишки могли остаться в Маховке, какие пастухи погибли? Никаких других свидетельств на эту тему нет. Зато есть иное мнение: «Появились и упрямо распространяли слухи о якобы предполагаемом испытании бомбы на людях, как на подопытных животных. Это вымысел, граничащий с провокацией. Думается, такой идеи никто не вынашивал, и вынашивать не мог. Иначе как можно объяснить присутствие на учениях выдающихся деятелей науки, военных деятелей и военачальников (Генерального Штаба, командующих округами и группами войск за границей), а также министров обороны стран Варшавского договора, находящихся в непосредственной близости от эпицентра?» Такой вопрос задает П.Половинкин, очевидец событий из Оренбурга (газета «Оренбуржье» от 9 июля 1993 г.).
Думается, несказанно поразило читателей фантастическое воспоминание инвалида Великой Отечественной войны, майора в отставке Г.Пересадина, оно опубликовано в том же «Оренбуржье», но год спустя, 19 июля 1994 года: «…И вдруг миллион солнц внезапно осветил нас и всё вокруг. Я взглянул на своего спутника и… о, Боже мой, что я увидел… Я увидел все его внутренности и пульсирующее сердце, а он, окаймленный плёнкой из прозрачной одежды, сидел на красном с переливами световых оттенков светящемся изнутри комле дуба. На мгновение лес и вся поросль у озера исчезли, и мой взор зафиксировал черноту водной глади озера и силуэты рыбаков, погружённых в воду, кто по пояс, кто до плеч. Непогружённые части их тел напоминали белые каменные изваяния в каком-то фантастическом, волшебном мире».
Здорово! Иметь такое воображение – сущий клад для романиста, писателя-фантаста или художника-сюрреалиста. Если учесть, что автор этих воспоминаний был в должности «снабженца живой рыбой высшего эшелона военной иерархии Тоцких военных учений» и лично для маршала Жукова ловил в тот день карасей, находясь в «75-ти километрах от эпицентра взрыва», то снова возникает вопрос: как можно было увидеть нечто подобное на таком огромном удалении от эпицентра?... Не знаю, но под впечатлением других «откровений» того же сорта можно поверить, пожалуй, во всё.
Что ещё бросается в глаза при изучении газетных публикаций, так это обилие недостоверных, противоречащих одна другой цифр: высота взрыва – от 250 до 300 метров, мощность бомбы – 20,10, 40 и даже 60 килотонн, и так далее, и тому подобное. Доверять подобным сведениям всевозможных «очевидцев» ни в коем случае нельзя. Надо довериться компетентным учёным специалистам и навести полный порядок во всех сообщениях о взрыве.
Необходимые личные дополнения
После 1954 года в окрестностях городка часто птицы-альбиносы попадались: воробьи, синицы, галки. Мы с братом в осиннике рядом с эпицентром громадную змею необычной окраски видели, потом ни в одном справочнике её описания так и не нашли… Лично у меня появилось необычное ощущение: где бы я в районе не находился, чувствую, в какой стороне по отношению ко мне находится эпицентр… Считаю, что природа не забыла и никогда не забудет нанесённый удар и каким-то таинственным образом пометила это место.
Послесловие с вопросами
Все мы – и те, кто принимал участие в подготовке и самих учениях с применением атомного оружия, и кто вольно или невольно находился рядом с эпицентром взрыва, и кто много лет жил в районе испытаний – хорошо понимаем сложную обстановку того времени и обстоятельства, сложившиеся вокруг взрыва. Стране после Хиросимы и Нагасаки необходимо было иметь оружие, противостоящее американскому. Талантливый руководитель учений маршал Жуков организовал и провёл испытания вместе с талантливым Курчатовым так, что ни одной человеческой жертвы в результате взрыва не было. Но когда нас устно или печатно стараются уверить, что бомбочка была маленькой, что радиация на третьей минуте была «в пределах нормы», что после взрыва никто не заболел и не умер из-за него, становится невыносимо смешно и печально. До каких же пор мы будем лгать сами себе, своему народу и, самое главное, обходить стороной вопросы спасения пострадавших и помощи этому народу?
Сейчас, вроде бы, почти всё, что связано с Тоцким атомным взрывом, рассекречено. Создана организация ветеранов подразделений особого риска, которая занимается социальной защитой военных участников учений. Учёные комиссии, эпизодически наведывающиеся в наш край, трагических последствий взрыва не наблюдают, однако что-то всё-таки признаётся, и помощь области, некоторым районам и отдельным категориям граждан оказывается.
Давно и в полном объеме надо бы помочь тем прекрасным парням, что когда-то нежданно-негаданно попали в «атомные солдаты» и с честью прошли сквозь невиданные испытания, грамотно и чётко выполняя учебно-боевые задачи, а потом намаялись по госпиталям и больницам, не смея сказать причину заболеваний, дабы не раскрыть военную и государственную тайну.
Давно и в полном объёме надо бы заняться гражданским населением. Ведь многие после взрыва так и не сменили прописки, и тоже болели, и преждевременно умирали, имея напоследок онкологический или очень туманный диагноз.
Надо отметить, что и учёные, и руководители, и организаторы тех войсковых учений не до конца знали и понимали всю глубину опасности, ибо зачем тогда испытывать новейшую бомбу в таком густонаселенном районе? Или всё же была цель испытать «атом» на «солдатах и людях»?
О малых денежных компенсациях пострадавшему населению теперь почти никто не помнит. Но известно, что военные отстроили новые добротные дома сельчанам нескольких сгоревших сёл на новых местах… Однако коренные жители вернулись на обжитые земли (кто же уйдет от родных могил?). А ведь уровень радиации тогда наверняка был хоть и в пределах нормы, но достаточно высоким, чтобы вызвать различные заболевания. Но кто людям сказал об этом? Да и кто в ту пору из сельского населения знал и понимал это слово: радиация?
Много воды утекло с того дня из нашей Самары в Волгу. Но и сейчас последствия атомных испытаний дают о себе знать. Скажу только о близких мне людях. Старшая дочь у меня родилась с разным пигментом зрачков. А родители мои ещё до назначения пенсии стали инвалидами II группы. Мама прооперирована после взрыва по разным поводам (и в том числе по удалению «зоба») семь раз. Несколько операций перенёс и отец, причём самая первая – удаление «жировиков» или какой-то опухоли на голове. Моя младшая сестра с детства теряет зрение, роды у неё были с осложнениями, а её сын и дочь имеют крайне слабое здоровье.
В соседней Кирсановке двое наших родственников молодыми ещё умерли от раковых заболеваний, а в другом селе умер от злокачественной опухоли мозга мой двоюродный брат. Да и сам я с 16 лет чем-то болел, а чем – на это не смогли в своё время ответить и врачи областной больницы. Подобная история и у моего родного брата. Явно до срока скончались и мои бабушки (деды погибли на войне), испытывая до последнего сильные боли в голове… И это только в одной семье.
Кто возьмётся решить наши проблемы? Налетела сюда в июне 1990 года комиссия Совмина РСФСР. Без предупреждения (могла, между прочим, на очередное учение с боевой стрельбой нарваться или под бомбометание попасть, ведь бывший эпицентр до сих пор остаётся учебно-боевым полигоном для войск). Ни командование, ни власти местные к приёму комиссии не готовились. Она замерила уровень радиации в эпицентре и вокруг него. Уровень, конечно, за тридцать с лишним лет упал до нормы. С местной властью комиссия так и не встретилась. А с какими очевидцами беседовала, из нас не знает никто. Какой анализ заболеваемости она могла провести, если, как писали в газетах, медицинские документы той поры давно уничтожены?.. И всё-таки вывод был сделан: «…Прямых и теоретических последствий взрыва нет».
Слышал, нашей области прилично сумму денег выделяли на поправку здоровья населения. Но, во-первых, любых денег сейчас всегда мало, а во-вторых, мои земляки – не из числа ветеранов подразделений особого риска (хотя в полной мере испытали на себе и сам атомный взрыв, и его последствия), и никакие денежные компенсации им вроде бы не светят. А ведь, кажется, так просто вычислить район поражения 14 сентября 1954 года, построить спецполиклинику в нашем городке, выявить тех, кто имел и имеет отношение к взрыву, выдать им спецмедкарты, обследовать и лечить.
Мне, начавшему жизнь с необыкновенной бомбёжки, уже почти пятьдесят. Лет через десять-пятнадцать, думаю, уже никакое лечение не поможет. Но о детях-то подумать надо?
Как я уже говорил, военные участники событий сентября 1954 года объединились в особый комитет, получают социальную помощь. Думаю, давно пришло время в целях восстановления социальной справедливости по отношению к гражданским участникам того испытания объединиться и нам – бывшим рабочим и крестьянам, вольнонаёмным служащим, учителям и медикам, взрослым и детям, случайным и неслучайным гостям того военного городка – Тоцких военных лагерей, всему окрестному населению эпицентра и той полосы оренбургских степей, где радиоактивное облако выпадало в осадок. Объединиться, чтобы знать всю правду об атомных испытаниях, чтобы снизить вредные их последствия, чтобы подобное никогда и нигде больше не повторилось.
1999 г.