Михаил Погорелов. Умник, отрывок из повести

Алые Паруса Любви
Михаил Погорелов

   "Умник" (Отрывок из повести "Красный цыганский платок") - произведение,    
    завоевавшее Приз симпатий членов жюри в конкурсе Алые Паруса Любви МФ ВСМ    по теме: "Российская деревня - оплот и боль души моей" в номинации ПРОЗА
               
               
 Умник стоял,  как обычно, не трогаясь, смотря на деда умными глазами, как  бы спрашивая: - «Серьёзны ли, дед,  твои намерения или это так, очередная  прихоть?» Дед добавлял строгости в голосе.
 – Ишь ты,  знаю тебя.

           Дед нарочито лез за кнутом, Воронок трогался, а Егорке казалось, что это не дед знал Воронка, а Воронок знал деда и намного больше, чем дед об этом догадывался. Егорка любил Воронка, Воронок Егорку. Оставаясь ночевать у деда с бабой, Егорка первым делом бежал к Воронку и шептал ему на ухо:« С ночёвкой я ».

Утром, едва заслышав Егорку, жеребец коротко требовательно ржал, зовя его. Егорка подбегал  к стойлу,  кричал:
 - Здоров,  в школу иду, смотри без меня, не балуй.
            Воронок прял ушами, глубоко ноздрями втягивал в себя воздух.
   - Смотри ещё,  скоро на каникулы пойду, купать на Куре буду.

            Давал ему сухой кусочек хлеба, забегал в хату и,  пока дед  в базу на вилах, а баба на летней кухне, пересчитывал дедовы военные медали,  ордена и,  нюхнув дедова  табака в  шкафу, где всегда пахло нафталином,  бежал в школу.

     Воронок хотя и стоял на полном  колхозном довольствии, но,  благодаря дедовым заслугам, да председателю – фронтовику, воевавшему с  ним,  да по негласному согласию хуторян, ночевал все  тёплые ночи  на  дедовом подворье,  в стойле,  специально  отстроенном для него.  На холодное время года Воронка забирали.

 Дед что-то шептал ему на ухо и,   шлёпнув  слегка по крупу,  отпускал Воронка на колхозное подворье. Воронок первое время грустил, стоял один в  базу  ближе к хутору, затем, попривыкнув,  вливался в табун.   Егорка, хотя дед и запрещал ему  строго - настрого,  всё    же  втихаря,  украдкой  бегал к нему  с хлебом  миловаться.

      Днями  Егорка с дедом в бричке, ночами у деда за спиной на дедовой кровати в летней кухне. Каждое утро, собирая «тормозок»,  бабуля  напутствует деда с Егоркой:   
– Ох, знаю, шлындать   по воде будет, ох, знаю, ты уж смотри, дед, ох смотри, чтобы не застудился.
   – Бабуля, смотрите какие у меня сапоги, как у деда.
 – Да вижу, так снять за раз ты их  можешь, весь в отца, весь.

      Монотонно причитая, осматривает его в который раз, подправляет рубаху, одёргивает пиджачок, лезет даже  в сапоги. От калитки машет, таясь,  крестит, кричит уже вдогонку:
   - Смотрите же, на обед не опаздывайте.
 -  Не  опоздаем, да, деда, суп с грибами будет, батя  вчера с мамкой  на  Куре  насобирали?
    - Не опоздаем, внучок.  Не опоздаем, за раз будем.

      Егорка кричит на всю улицу об этом. Петух, взлетев важно на штакет, захлопав крыльями, собравшись громко  петь, напуганный Егоркой, не пропел, а  тявкнул и удивлённый этим – обиделся. А Егорке плевать на петуха. Он едет на полив. Дед у него поливальщик.
 
       Сегодня они едут на дальнее поле.  Раньше дальше лесополосы за каналом Егорка носа не совал, а   сейчас, отъехав от неё,  он оробел. Незнакомые лесополосы, чередуясь, друг с другом, пугают его, как и оросительные каналы, заросшие травой. Даже птица  кажется не той, которую он привык видеть в хуторах да  в  хуторской  лесополосе  за  каналом.
 
 – Оробел, Егорка?
    - Нет, деда,   не  оробел, но мне страшно.
 – Не бойся, внучок, впервые со всеми так. Возьми нашего Воронка, конь умный и линию гнёт нужную, а пусти по незнакомому полю, в раз серьёзным станет. Так и с тобой, робеешь ты не от испуга, а от неизвестности, да по малому  твоему ещё  разумению. Вот так- то, Егорка!

   – И вы, деда, боялись так? 
 - И я  маленьким боялся  хутора  бросать. 
 -   А на войне как, деда,  страшно?
           Дед молчит, молчит долго, не любит он вспоминать  о войне.

 Смотрит в одну точку, как дитя. Осиротел, как будто разом, ослаб, как-то скособочился, крепкие ещё руки с кулаками с Егоркину голову висят плетью, как не живые.

 Редко такое с дедом, но бывает. Бабушка тогда не трогает его словом, молчит, тайком смахивает слёзы. Не вернулись с войны младшие братья дедовы, как и у председателя двое, так и по всему хутору редко кого миновала беда. Для Егорки война по-малолетству  игра интересная, а для деда воспоминание о ней горькое, досадное, тяжёлое.
 
Ищет взглядом в небе что-то, а что - Егорка не понимает, как будто нет деда, растворился в облаках. Один в поле остался. Один. Страх от этого тягучий, животный сковывает тело. Егорка чуть не  взахлёб кричит:      
   - Дедушка, дедушка, что с вами? Не буду больше о войне, не буду, вот посмотрите!
   
               Раз в год  ко  дню Победы дед начищает ордена. Медали, выданные в мирное время по случаю, дед не признаёт, они все Егоркины. У него уже их три.  Последняя,  юбилейная,  20 лет по окончанию войны,  в его  кармане, он пока с ней не расстаётся, трёт.
 
       На день Победы  дед прихорашивается, Егорка тоже, отец в галстуке поверх белой рубашки  ждет председателя. Отец у него агроном и  парторг  по совместительству, большой человек в колхозе, второй после председателя. Нарядные  мать с Ольгой, бабуля в чистом, Егорка при двух медалях дедовых, мыкается по двору.

 Ему хочется за двор поблестеть медальками, но отец не пускает, а ему хочется. Витька Щербина-друг через штакет трогает медальки, их две. Сегодня их дедам вручат ещё по  одной на колхозном собрании……

       На собрании душно. Уставший председатель, отец в президиуме, дед  перед ними в гимнастерке, ордена  его блестят от солнечного света, переливаются. Егорка с Витькой  у  трибуны к стене жмутся, народу много, пол – хутора в клубе, остальные в парке, да в коридоре маются. Деда награждают, председатель жмёт руку, отец в президиуме стоит, улыбается.
 
      Дед поворачивается к людям. Рука его  как бы  снять хочет  шапку с непокрытой головы, но нет её, нет и пилотки, ушла война, осталась боль, да всхлип вдовий, который над их головами плавает.

 Дед говорит о чести хуторской, дома он скажет бате о чести казачьей. Говорит о чистой, светлой памяти,  о тех, кто не вернулся с фронта, об уважении к тем, кто в нелёгкие времена оставался дома. Дедовы глаза влажнеют. Мужики сопят, покашливают.
 
        Душно в клубе, а на дворе весна, май – месяц. Хорошая пора для степного хутора. Отцвело всё, теперь зреет. Наливаются плоды от быстрых майских ливней. Черешня уже  краснеет  сочными мясистыми боками, и виноград уже виден бусинками сквозь зелёную листву, а потом пойдут бахчевые, а потом будет лето, будет  жара,  будут суховеи с чёрных земель сушить землю до трещин с Егоркину руку. Будет, всё будет. ЗНАКОВ  6358