Ты спрашиваешь меня, как поживает отец? Ничего, справляется со своим горем, привыкает жить один, хотя почти каждый день ходит на кладбище к матери и сам придумывает дела всякие. То ему могилку подправить нужно, то памятник подкрасить, то цветы высадить. Они с мамой тридцать пять лет прожили вместе. Любили друг друга, заботились обо всех нас, а теперь он один остался. Мы с сестрой еще добавили ему печали. Забрали всю скотину со двора из лучших побуждений. Мы здраво решили, ну зачем ему корова? С ней столько хлопот! Ольга увела ее к себе, а он и не возражал, он с нами согласился. Мелкую живность распродали, оставили ему одних кур. Я его каждый день проведывал. Еду мимо двора и обязательно загляну.
- Ну, как ты, отец?
- Ничего, - отвечает, - только заняться нечем. Слоняюсь по двору без дела. Утром проснусь и не знаю, куда день деть. Ищу себе работу, придумываю дело, перекладываю все с места на место, вроде бы и занят.
Говорит он мне все это, а у самого такая тоска в глазах.
Стал я думать, чем его поддержать? Он не может жить без работы. Может вернуть на подворье скотину? Да не справится он, силы уже не те. Думал я, думал и ничего умного придумать не смог. Однажды вечером мы с ним сидели на кухне, чаевничали.
- Сынок, ты по деревням ездишь, не знаешь, там жеребят не продают? Я бы купил и вырастил одного. Какое подспорье было бы нам всем. Вспахать огород можно, проборонить, окучить картошку. Сейчас горючка вон как подорожала, не накупишься. Как ты на это смотришь?
- Да я только «за»! Давай купим!
Буквально через три дня после этого разговора я купил ему лошадку-двухлеточку.
- Принимай отец гостью, устраивай!
Он прямо засиял от радости, но все-таки спросил:
- А почему не жеребца купил?
- Лошадь она поспокойнее будет. А жеребец может и лягнуть. А эта смирная такая, вы договоритесь, - пошутил я.
Он ее в хлев поставил, где коровка прежде была, и стал ухаживать за ней. Да с таким терпением, с такой лаской, что она за ним без всякой привязи везде ходила. Кличку ей дали - Быстрая. А какая она Быстрая? Скорее Медленная. Приучил он ее к повозке, к саням, к окучнику, к плугу. Все ей сам смастерил. Заеду к нему, а у него и разговор только о своей лошадке. Он разговаривал с ней, как с человеком, и утверждал, что она все понимает. Я только улыбался снисходительно, слушая его речи.
- Какое славное занятие появилось у нашего дедушки, - думал я.
Двор отца сразу ожил с появлением Быстрой. Мальчишки мои стали за дедом ходить, как привязанные, а помогали ему с таким усердием, что он даже жаловался.
- Костя, придержи ребятишек чуток, прямо доняли меня, чуть свет, а они уже на пороге, боятся прокараулить время, когда я с Быстрой заниматься буду.
Я мальчишек поругал, а сам доволен был тем, что пацаны мои при деле. Отец их всему научил. Они и сбрую ему мастерить и чинить помогали, и весь инвентарь для Быстрой с отцом моим делали. Самое главное было в том, что они ухаживали за Быстрой, любили ее, чувствовали ответственность свою за любимую лошадку. Я сам считаю, что конь - самое умное домашнее животное и самое чистое. Воду он пьет только свежую. Попробуй, напои коня из грязного ведра. Он только фыркнет, отвернется, и ни за что пить не будет. Корм тоже не всякий поедать будет. Если собаки на сене повалялись, конь к такому сену не притронется. Он чувствует и человека. Подойди попробуй к нему не в настроении, зафыркает, зауросит и ничем его с места не сдвинешь. Веками он был для человека настоящий друг: и поилец, и кормилец. Не зря лошадиного мяса прежде не ели. Доживал конь до старости и работал часто до последнего своего часа. Расспросите старых людей о лошадях, на которых они работали в колхозное и доколхозное время. Они вам такого понарасскажут! Клички вспомнят, повадки и привычки своих любимцев. Вспомнят тысячу и одну историю, связанную с лошадками. Только слушай!
Стоял душный летний день, в полдень я поехал доярок собирать по селу к обеденной дойке, только отъехал от своего двора, слышу шум какой-то, свист. Я - по тормозам. Смотрю - пацаны бегут и машут мне. Старший крепится, а младший ревет страшным голосом на всю округу. У меня сердце так и обмерло, а в голове мысли нехорошие замелькали.
- Беда! Отец! - пронеслось в сознании.
Я из кабины выскочил и мальчишкам навстречу побежал. Не сообразил даже, что на машине быстрей подъехать можно было.
- Что случилось? Что?
- Лошадка, Быстрая… - задыхаясь от бега, выговорил мой старший сын, а потом и он не выдержал и тоже заревел. А ведь ему уже двенадцать лет. Не положено мужику реветь в таком возрасте. А младший слезами заливается и ничего не говорит.
Тут у меня на сердце полегче стало. Беда, конечно, но не самая страшная. Я к машине вернулся, мальчишек в кабину посадил и поехали мы к дому отца. Смотрю - он за двором, как маятник, ходит из стороны в сторону, руками разводит.
- Где она? - спрашиваю.
- За огородом, на поляне, где обычно пасется.
Я бегом через калитки, через огород, на поляну. Они все - за мной. Мальчишки быстро бегут, а отец отстает, за сердце рукой держится. Прибежали, глянул я и сразу команды стал отдавать.
- Сейчас все решим: ты, Женя, беги за ветеринаром, ты, Славочка, за дядей Васей.
Они вихрем помчались, а я отцу ласково говорю:
- А ты, старый, домой иди. Нечего тебе на беду эту смотреть, сердце себе рвать. Ветеринар глянет, может быть, спасет, а если нет, то мы с Василием не дадим ей зря страдать.
Отец вздохнул, ничего не сказал, повернулся и не пошел домой, а поплелся, еле ноги передвигая, и сразу сник, голову ниже плеч повесил.
Не удалось спасти нам Быструю, погибла лошадка. Паслась она на полянке, а тут шалопаи какие-то нездешние на речку купаться средь бела дня приехали. Работы у них, видите ли, нет! Лето в разгаре, а им работы нет! Увидели лошадку, решили прокатиться, стали за ней гоняться. А она испугалась, рванулась домой, да через изгородь стала перепрыгивать и поранилась.
Так и не стало у нас Быстрой. Что делать? Как быть? Вечером домой пришел, а сыновья мои в печали. Младший ревет, не переставая, а у старшего тоже глаза заплаканные. Вижу – он сдерживает слезы из последних сил. К отцу заглянул, а там тоже траур. Сидит мой отец на кухне возле печки на низенькой скамеечке, ноги вытянул и смотрит в одну точку.
- Ну, - думаю, - нет! Не дам я вам долго печалиться. Поправлю дело, как могу.
Собрал я деньги дома, какие были, у друзей занял немного и поехал на своем «Жигуленке» в соседнее село к тому же хозяину, у которого я Быструю покупал. А ехать-то целых семнадцать километров по грунтовой дороге, а лучше сказать по бездорожью. Дорога построена-то была еще в колхозное время и с того времени почти не обновлялась. Мосты провалились, насыпи с землей сравнялись. От дороги одно название осталось.
Доехал все-таки благополучно. К нему, к мужичку этому, у которого я лошадку для отца покупал. И что вы думаете? У него опять лошадка молоденькая на продажу была. Я ему, не торгуясь, деньги отдал, лошадку забрал.
Уже смеркалось, когда из деревни выехал. Хозяин меня проводил далеко–далеко за деревню. Километра два прошагал он со мною, историю грустную мою выслушал с большим пониманием, лошадку сам в поводу вел, а я рядом ехал на самой малой скорости. Коняжка не уросила, шла легко.
- Ну, все. Дальше вам одним нужно добираться.
Взял я поводья, лошадка послушалась и охотно пошла за мной. А мне же и машину гнать нужно было. Решил я ее в поводу вести и ехать на самой малой скорости. Размечтался! Ничего у меня не вышло! Лошадка шума мотора почему-то так стала бояться, что заметалась из стороны в сторону. Пришлось мне, бедному, ее под уздцы вести. Пройду с ней немного, привяжу к придорожному деревцу и к машине возвращаюсь. Подгоню машину, опять лошадку вперед веду. Как челнок: туда-сюда. Устал я сильно. Уже ночь сгустила сумерки, уже звезды ясные на небе ярко засияли и луна взошла на небосклоне и скрылась за тучами, а я все посреди полей неоглядных гоню лошадку к отцовскому дому. Уже я стал покачиваться от усталости. Вскоре небо сереть начало, предвещая ранний летний рассвет, когда на пригорочке наше село показалось.
Тут уж я машину бросил, а лошадку веселее повел за собой. Пришли мы. Я подарок к столбику возле калитки привязал и в окошечко постучал, отец сразу дверь мне открыл.
- Костя, это ты? – спросил он, вглядываясь в предрассветные сумерки.
- А кто же еще тебя в такую рань потревожит. Принимай подарок от меня! Или откажешься?
Он только вышел за калитку, а тут лошадка ему прямо в лицо теплым дыханием дыхнула.
- Быстрая! – воскликнул он удивленно. Потом вгляделся и с сожалением сказал, - нет, не она! Но как похожа!
- Это родственница ее, - пошутил я, - сестра младшая. Хлопот тебе, конечно, будет немало, но радости она тебе тоже много принесет. Жаль Быструю, но ничего не поделаешь! Веди ее на место, мы всю ночь шли.
- А на машине завтра за ней ты съездить не мог?
- Это было бы только завтра, то есть сегодня к обеду, а так она уже в твоих руках.
Отец отвязал поводья, взял лошадку под уздцы и повел в сарай. Он ничем не выдал свою радость, но лицо у него было такое, какое было у моего младшего, когда я ему велосипед подарил. Я заметил это и крикнул ему вдогонку:
- Ну, ты доволен, отец?
- Еще бы! – откликнулся он из предрассветных сумерек, - спасибо за подарок, сынок!
Днем на работе мой друг Василий долго расспрашивал меня о поездке в соседнее село и о покупке лошади.
- Не понимаю я тебя! Зачем ты гнал лошадку всю ночь? До утра дотерпеть не мог?
Ну, что я ему мог сказать, если он ничего не понимает! А вы меня понимаете?