(Рассказ)
В небольшой комнатке одной из бесчисленных малогабаритных квартир «хрущевок» подмосковного города Подлипки спала супружеская пара. Женщине было лет двадцать пять. Небольшая, худенькая, как девочка, черноволосая, с миловидным, слегка удлиненным лицом, большим ртом и крупными, словно бы припухшими от недавних поцелуев, яркими сочными губами, она лежала на боку, уютно свернувшись калачиком, положив ладонь под голову и чему-то улыбаясь во сне.
Мужчина выглядел значительно старше. Плотный, широкоплечий, с резкими чертами худого, костистого лица и большими залысинами на выпуклом, бугристом лбу, он лежал на спине, закинув руки за голову, сердито нахмурив брови и плотно сжав губы. Спал он беспокойно, ворочаясь, невнятно бормоча сквозь зубы, временами вскрикивая и постанывая. Голова его беспорядочно моталась по подушке, оставляя на ткани наволочки мокрые пятна от пота.
Стояла поздняя осень. Город спал, погрузившись во тьму глубокой ночи. Банальная фраза, до тошноты знакомая по страницам бесчисленных детективов. Но, что ж поделать, если это было действительно так. Город спал и темнота покрывала его непроницаемой завесой черноты, словно бы низвергающейся сверху. Ни луны, ни звезд. Темнота окутывала улицы города плотной, вязкой, чуть ли не осязаемой физически пеленой, скапливаясь на контурах зданий, деревьев, кустов, заборов, превращая их в бесформенные сгустки неправдоподобно черных пятен, словно бы источающих из себя черноту. Невольно казалось, что все пространство чем-то заполнено, и стоит протянуть руку, пальцы ощутят холодное и липкое. И с внезапным страхом замечаешь, что вокруг ничего нет. Пустота. Странная, пугающая.. И тишина. Мертвая, гнетущая, неестественная. Она, как предостережение, как предчувствие чего-то неожиданного. Редкие огоньки тусклых уличных фонарей не развевали тягостного ощущения, а, наоборот, еще более усиливая его, добавляя чувство тревоги и настороженности.
Город спал, укрывшись темнотой, словно одеялом. Город отдыхал, уйдя на короткий миг от забот реальной действительности в призрачный мир сновидений и замысловатых фантазий. Под покровом ночи эти смутные, едва оформившиеся в сознании спящих образы, принимающие порой настолько яркие, естественные и правдоподобные формы , что проснувшимся становилось не по себе. Потому что невозможно было сразу определить, что из увиденного относилось к настоящей жизни, а что являлось продуктом нашего, разыгравшегося в ночи воображения.
Спящий мужчин вдруг замер, напрягся, словно прислушивался к чему-то невнятному, но настораживающему его сознание, затем лицо его исказила мучительная гримаса, перекошенный рот широко раскрылся и вязкую тишину ночи вдруг прорезал отчаянный, полный жуткого страха вопль:
-- А-а-а-а-а-а!
Крик мужчины был наполнен яростью, ужасом и какой-то невероятнейшей безысходностью. Крик звучал громко, пронзительно и страшно в тесном пространстве маленькой комнатки, заполненной непроницаемой чернотой.
Женщина вздрогнула от крика и проснулась. Она подняла голову, испуганно глянула на лежащего рядом мужа, торопливо вскочила, нагнулась к нему, схватила за плечи и принялась лихорадочно трясти:
-- Андрюша! Милый! Что с тобой!?
Прикосновение ее рук подействовало на мужчину, как удар током. Он мгновенно вздыбился, рванулся с кровати, но тут же сник, будто наскочил на невидимую преграду, обмяк и рухнул обратно на кровать, разом оборвав крик. Затем он открыл глаза, взглянул на жену, «недоумевающе» вскинул брови, тряхнул головой, как бы отгоняя от себя неожиданное видение и сел. Лицо его было мертвенно белым и мокрым от пота. Пот струйками стекал по щекам, каплями собираясь на подбородке лбу и кончике носа.
Мужчина глубоко вздохнул, приходя в себя, озадаченно крякнул поднял к лицу руки и обеими ладонями провел по своему лицу, то ли снимая с него чего-то, то ли вытирая пот, после чего глухо выругался:
-- Фу-у-ты,, ч-ч-ч-е-е-р-т!
Женщина протянула руку к мужчине, мягко коснулась его лба и быстрым движением ладони провела по волосам.
-- Андрюша, что с тобой?! Приснилось что-нибудь, да?
Мужчина еще раз тряхнул головой и криво, невесело усмехнулся:
-- Из концлагеря бежал…Опять…И опять меня поймали…Гестаповцы…В овраг куда-то загнали, а там тупик…И спрятаться негде…Конец полный…
Мужчина помолчал немного, затем сокрушенно вздохнул и тихо добавил, покачивая лохматой со сна головой:
-- Надо же, привязалось…Чертовщина какая-то…Мистика…Скажи кому – не поверят…
Женщина обняла мужчину и прижала его голову к своей груди. Так они сидели долго. Потом мужчина шевельнулся, высвободился из ее рук, поцеловал ее в губы и сказал:
-- Ты ложись спать. А я пойду покурю. Какой уж теперь у меня сон.
Уж много лет подряд Андрея преследовал один и тот же кошмарный сон. В разных вариантах, с разными героями и действующими лицами, но сюжетно всегда одинаков. Он, Андрей, военнопленный сидит в фашистском концлагере с товарищами и готовит побег. Побег удается. Они убегают из концлагеря. Бегут долго. Лесами, полями, болотами, а то и по улицам незнакомых городов. Бегут, теряя своих товарищей. Их становится все меньше и меньше. И вот он уже совсем один. А за ним погоня. С собаками. На машинах, на лошадях, на мотоциклах. Он – в страхе, в ужасе. Бежит, задыхаясь, падая и поднимаясь вновь. Бежит, куда глаза глядят, мчится в панике по каким-то темным бесконечным, переходам, длинным гулким коридорам, блуждает по запутанным лабиринтам, постоянно натыкаясь на какие-то закрытые двери, на внезапно появляющиеся откуда-то глухие стены и непроницаемые перегородки.
А погоня все ближе и ближе. Вот-вот настигнет его. В отчаянии, ничего уже не соображая и не сознавая он кидается стремглав в какую-то боковую щель и торопливо лезет, лезет куда-то вперед, в темноту. Только бы вперед, только бы не останавливаться. И вот там, где-то впереди, в кромешном мраке вдруг начинает что-то брезжить или просвечиваться. Еле заметно вначале, а затем все сильнее и сильнее. Собрав остатками гаснувшей воли все свои последние силы, он ползет навстречу неизвестности, с трудом протискиваясь между суживающимися стенками лаза. И вот наконец-то выход! Вот он, рядом, здесь! Андрей рвется вперед и выскакивает на поверхность. Сердце бешено стучит, готовое разорваться в груди. Что там?! Свобода?! Спасение?! О, боже – не-е-е-т! Там они, его преследователи! Стоят, ждут его, готовые к встрече. Стоят стеной, черной, монолитной, непробиваемой, окружая и тесня его.
И тут слепая бешеная ярость кидается ему в голову. Ярость обреченного, перемешанная с ненавистью и отчаянием. Он прижимается спиной к стене и нечто мутное, звериное, нечеловеческое, волной вскипает в нем, и он начинает кричать, даже не кричать, а реветь, как ревет затравленный, смертельно раненый зверь, почуявший приближение своего конца. Реветь и отбиваться от нападавших. .Руками, ногам, головой и всем своим телом. И в этот момент он обычно просыпался. задыхающийся, весь мокрый от пота и пережитого ужаса, с бешено колотящимся сердцем.
Откуда этот сон? Почему? Андрей не знал, но сон всегда был настолько ярким, настолько убедительным и правдоподобным, что Андрею порой начинало всерьез казаться, будто все эти события действительно с ним происходили.
Хотя он и был настоящим «дитем войны», результатом одного недельного отпуска отца в сорок четвертом году, но появился на свет уже после окончания войны. И, естественно, что для подобных событий в его жизни места никак не могло найтись. Но бывали в его жизни периоды, когда этот сон его преследовал по нескольку ночей подряд. Бывало, что сон появлялся редко, один, два, три раза в год, не больше. Но бывало так, что сон уходил от него, пропадая надолго, на целые годы и Андрей начинал уже забывать о нем. Но напрасно. Сон всегда возвращался.
Почему? Отчего? Зачем?
Естественно, что война не обошла его память. Не могла обойти. Хотя о ней он и не мог помнить. Помнил он лишь свое послевоенное время. Но вся атмосфера жизни той поры у Советских людей была пронизана и пропитана войной. И он, крошеный кусочек человеческой плоти Советского ребенка, родившегося сразу же после войны на разрушенной земле Советской России, был неотъемлемой частью этой, пропитанной кровью земли. И сны, которые он начинал тогда смотреть, были по настоящему военными снами. В них была настоящая война, настоящие убитые и раненые, настоящие военнопленные, многие из которых бежали из плена к своим. Как его отец, в сорок втором попавший в плен под Харьковом, но сумевшим вырваться с группой бойцов из фашистского ада.
Он не видел отца никогда. Но в своих снах отец всегда был с ним. Самый лучший, самый отважный и самый смелый человек на свете, провоевавший все войну с первого дня до последнего, начавшего ее политруком на границе и закончивший подполковником в самом Берлине. Подполковник Советской Армии, кавалер одиннадцати боевых наград, трижды раненый и дважды бывший в окружении и один раз даже попавший в плен. Вот его последняя фотография, сделанная на ступеньках Рейхстага в день Победы. Высокий, стройный широкоплечий, офицер в гимнастерке с круглолицым, добродушным лицом открытого русского человека, насмешливо смотрящим в объектив.
В сорок шестом году он должен был приехать домой и забрать свою семью в Германию, где его оставили в рядах оккупационных Советских войск. Но их поезд, поезд демобилизованных солдат и офицеров Советской Армии, в Польше ночью был взорван и атакован местными националистами. Ехавшие в поезде Советские солдаты и офицеры приняли бой и отбили нападение. Но среди погибших в этом ночном бою оказался и его отец.
Пройти всю войну и остаться живым, но быть убитым после войны в бою с бандитами, что может быть нелепее и несправедливее?
Поэтому, как тут не крути, но эта Великая Война была в нем всегда, сколько он себя помнил и сколько не помнил. Она была постоянно с ним и в нем. Она была в фильмах, которые он смотрел, в книгах, которые он читал, в играх, которые он играл, в воздухе, которым он дышал. Она была его генах, в его крови. в его теле, в его думах, в его мыслях и во всей жизни. И он, зачатый во время войны, продолжал до сих пор воевать с фашистскими захватчиками.
И этот кошмарный сон, который преследует его до сих пор, является обязательнейшей и неотъемлемой частью его жизни, жизни Советского мальчика, Советского человека, пережившей Великую Войну и от влияния которой ему вряд ли когда удастся избавится.
***
Андрей прошел на кухню, закрыл за собой дверь, сел у окна, закурил. Свет зажигать не стал. Чувствовал он себя совершенно разбитым и подавленным.
Сколько так просидел Андрей,, не шевелясь, дымя сигаретами одна за другой, словно в каком-то забытьи, уставившись невидящим взглядом в черноту бездонной ночи, он не знал. Время как бы остановилось для него и совсем перестало существовать.
Но вот город начал медленно пробуждаться, постепенно приходя в себя. Еще висела над городом зыбкая тишина, и ничто не пыталось нарушить его сонного забвения, но кое-где уже начали зажигаться окна, белыми, размытыми пятнами вспарывая мрак ночи. Россыпь этих пятен была настолько реденькой и робкой, выглядела так сиротливо и беспомощно на фоне океана черноты, низвергающегося сверху, что Андрей ощутила в сердце тихую, щемящую душу грусть. Однако со временем светлых пятен от зажегшихся окон становилось все больше и больше. Они «кучнели», уплотнялись, росли, сливались друг с другом, образовывая целые участки осветленного пространства, решительно вытесняющие темноту из пространства города. И вот уже победные фанфары ревущих моторов городского транспорта разорвали застоявшуюся тишину ночи. Город проснулся, наступало новое утро нового рабочего дня.
Андрей поднялся, смял в пепельнице очередную сигарету и пошел в ванную приводить себя в порядок. Ведь жизнь продолжалась.
КОНЕЦ