Глупо верить во что-то. Верить в безрассудное, любить это всем сердцем. В любом случае, так или иначе, можно лишиться всего. Но если ты веришь, горечь познания становится терпкой. В ней есть что-то такое необъяснимое. Вера подобна очень крепкому виски. Есть приятный, пьющийся с легкостью, на одном дыхании, а есть истинный терпкий, после которого только самые волевые не морщат нос. Да, именно такой вкус и у веры, именно такой вкус у правды, следующей после веры. Они не имеют никакого смысла, если применяются отдельно друг от друга. Если убрать веру из правды, то останется лишь сухой факт. Кому нужен сухой факт? Никому, разве что слепцу, невидящему дальше своего носа.
Джон вглядывался в тишину, надеясь услышать ответ на свой вопрос. Она не отвечала ему никак. «Странно», - подумал тогда Джон. Он воспринимал все как должное, понимал, что находился во сне, что что-то его держало. Может быть осознание нереальности вовсе. Джон взял ручку, висевшую всё время посреди комнаты, оборвал тоненькую нитку, связывавшую его с неконструктивной действительностью. Бумага. «Да будет бумага!», - воскликнуло воспалённое сознание. Он открыл ящик стола и вытащил целую кипу бумаг. «Слова? Да кому нужны слова, если есть правда».
Он принялся писать. Едва ручка написала слово "слово" как чернила кончились. Джон посмотрел на стержень. Странно, тот был еще полон чернил. Джон заменил его. Рука с легкостью коснулась и вывела слово "слово", однако чернила как и впредь не оставили следа на бумаге. Джон швырнул ручку в сторону.
Он вдруг вспомнил, что в столе лежал ещё десяток ручек. Он взял первую и коснулся бумаги. Ничего. Вторую - ничего. Третью - ничего. Терпение, наконец, лопнуло. Джон схватил целую пачку ручек. Рука надавила всем усилием, с которым могла, даже пошевелить ей стало сложно, а потому он просто двигал бумагой, под натиском стержней.
Ни один из них не оставил и следа.
Джон швырнул пачку в сторону. Раздался характерный стук, словно барабанщик отбил тихо по хэту самый тихий прием. Джону вдруг вспомнилось, что в ванной лежала бритва отца, которой тот брился еще с незапамятных времен. Он быстро забежал в туда, открыл шкафчик и вынул бритву.
Джон вернулся к стопке бумаг, нарочито взял их из другой пачки, открыл бритву и порезал себе указательный палец. Брызнула кровь. «Все контракты подписываются кровью, тем более художественные». Палец коснулся бумаги. Джон медленно и верно вывел слово "слово". Он даже закрыл глаза, в страхе, что и здесь ничего не останется. Так и было.
Кому нужна твоя правда, когда есть сухие факты?
Его губы пересохли. Кровь на пальцах запеклась и больше не бежала. Джон посмотрел на свою старенькую куртку. В его голову вдруг прилетело томное воспоминание, теряющееся постепенно в глубине прежних чувств. «Быть может её запах всё еще сохранился?», - внутренний голос всё ещё принадлежал ей.
Он даже не помнил, когда в последний раз разговаривал с ней. Она уже не та. Не та, в которую он верил, которую любил. Теперь она другая. Единственное, что осталось от неё - запах. Запах духов, не самых приятных, дешевых, но когда-то их аромат сливался с её истинным женским запахом. Все становилось иначе. От одной лишь мысли у Джона потеплело в душе.
Он снял куртку с вешалки и нетерпеливо с головой окунулся туда, в надежде, что это перенесет его из той действительности, где он оказался туда, куда ему хотелось. Но нет, ничего. Её запах сменился ароматом жженого кофе смешанного с запахом застоялого пота, от чего стало еще хуже. Джон швырнул в сторону куртку и сел на пол. С этой самой секунды у него ничего не было.
Он тяжело выдохнул и опрокинулся на спину. Что он хотел написать, зачем? Казалось, и сам забыл. Перед ним теперь был лишь белый потолок. Странная комната без люстр. «Почему здесь нет источника света, однако свет есть?» - задался логичным вопросом Джон.
Во рту скопилась слюна. Он смочил губы, повернул голову направо. Куртка всё так же лежала на полу рядом. Джон подтянул её к себе, пошарил по карманам. «Да, то, что так необходимо - именно здесь». Он вытащил маленькую металлическую коробочку, затем встал и подошел к столу. Джон оторвал небольшой кусок бумаги и высыпал табак из коробки. В его кармане всегда находилось место для зажигалки. Он скрутил бумагу в трубочку и облизал её, чтобы табак не высыпался наружу, затем лег обратно на пол. Тонкий свинцовый дымок потянулся вверх. Дыхание возвращалось к обычному.
Лицо Джона постепенно растворилось в дыме, подобно огромному солевому камню в горной речке. В смутном сознании явилось истинная мысль, вылетевшая из его головы вместе с пачкой ручек.
-Кому нужна правда, если есть сухие факты? – Его голос прорезал пространство, тишина нарушена. - Мне.
Джон потушил сигарету, сел за стол и принялся писать карандашом письмо своей жене.
«Глупо верить во что-то. Верить в безрассудное, любить это всем сердцем. В любом случае, так или иначе, можно лишиться всего…»