Я просыпаюсь посреди ночи, ворочаюсь, отодвигаю подушку в сторону, ложу голову просто на матрас. Обычно это всегда помогает уснуть быстрее. Мне все ещё дремлется, я думаю, что это скоро пройдет, и я вновь провалюсь в сон. Я пытаюсь принять какую-то позу, дабы почувствовать себя комфортнее, но это не помогает, мне становиться жарко, я откидываю одеяло. Ощущаю духоту, мне как будто не хватает воздуха. Не знаю, сколько ещё времени прошло, прежде чем я понимаю бессмысленность своих попыток. Сон проходит. Это неизбежность, с которой требуется примериться. Надо бы посмотреть на часы, но я тут же оставляю эту затею, мне от чего-то не хочется знать который сейчас час ночи.
Мне вдруг вспоминается, совсем недавно по поручению, по очень большой просьбе, меня пригласили в Центральную библиотеку города, там проходило одно массовое мероприятие посвященное творчеству детей инвалидов. Запомнилось пожелание ведущей вечера, женщины чрезвычайно обаятельной, которой так шло ее светло-зеленное платье. А сказала она, следующее, обращаясь к присутствующим в зале детям: “Дорогие мой, а ещё я хочу пожелать вам бессонницы, потому что именно ночью нам приходят мысли о главном, нас посещает вдохновение. Днем, нас одолевают хлопоты, заботы, нам некогда подумать о главном. А вот ночью …..” Эта фраза показалась мне тогда кощунственной. Что может быть хуже бессонницы? Вы только вдумайтесь, и кому она это желает детям, и не просто детям ещё и инвалидам. Но, в отношении вдохновения, она немного права. Бывало и меня порою озаряло именно ночью. Но, это так пустое, в голову начинают лезть самые разные мысли, тараканы выползают из всех щелей.
Я все ещё лежу на кровати, хоть и привстал, какое-то время меня окружает поразительная тишина. Но, это продолжается недолго.
Откуда-то сверху доноситься шум, а может он идет из коридора, я не могу определить. Видно соседи снова ссорятся. У меня тут же перед глазами возникает он такой среднего роста, жилистый, с татуировкой на правом плече, спросил у меня сигарет недавно. Неприятный тип. И глаза у него какие-то водянисто серые. Ее я даже не видел, зато слышал, полное ощущение истерической бабы. Ругаются чаще по поводу ревности, хотя это только мое предположение. Мне плевать, даже если он ее стукнет, мне все равно. Просто противно. Боже как же я ненавижу этот дом! Здесь уже давно нет постоянных жильцов сплошь одни квартиранты. И почему я до сих пор здесь? Я знаю это состояние, сейчас начнется! Я стану прислушиваться к тишине, к звукам, шумам, фразам, и снова ко мне неспешно и не заметно придет мой страх. А дальше в голову начнут лезть самые разные каверзные мысли, вопросы. Мысли о главном – как сказала бы та женщина.
Я встаю, мне дурно лежать на кровати. Не хочу пока включать свет, слоняюсь по комнате, мне хочется выпить воды. Иду на кухню беру первую попавшуюся кружку и наливаю себе из пятилитровой бутыли воды, подмечая, что ее запас снова иссякает. Подхожу к окну, лишь в единичных окнах соседних домов горит свет, глубокая ночь. Кто-то также как и я не спит. Надо выпить какую нибудь таблетку, пока у меня ещё остались. Эти действуют, что-то гораздо медленнее, чем те, что я покупал недели три назад. Видно производители разные. Жадный платит дважды, я купил те, что нашего производства, а надо было импортные. Как хорошо было тогда в больнице, в такие моменты как сейчас, я всегда вспоминаю этот замечательный, чудесный укол, одна больная инъекция в мягкое место, и ты тут же проваливаешься, не проходит и пяти минут. Главное, что сразу ощущаешь, как расслабляется нервно-мышечная мускулатура. Relax.
Просыпаться потом, правда, было порою не очень, пробуждение всегда было неожиданным, слишком быстрым. И вставал я тогда весь вспотевший, как будто во сне у меня была температура, жар, и меня лихорадило. Но, все равно, как вспомню действие той понамешанной бурды, что там кеторал, демидрол, и что-то ещё. Это называлось у врачей литическая смесь. Почему такую нельзя намешать дома? Хотя кто мне продаст демидрол без рецепта, и кто выпишет мне, что нибудь посильнее тех заветных таблеток. А, глупости все это, тебе надо меньше думать перед сном.
И тут мне хочется узнать, сколько же все-таки времени? Я припоминаю, что мобильный у меня всегда лежит на средней полке старой стенки. Кошмар, лучше бы я не смотрел на часы, три часа ночи. Меня охватывает чувство злости на самого себя. Я лег в одиннадцать, перечитывая себя, и уснул, ещё даже усмехнулся мой же собственный текст, подействовал на меня как снотворное. Зачем-то просматриваю список входящих и исходящих звонков. Я звоню мало, мне звонят только по работе, по необходимости. Как же это? Это ужасно, что редко кто может позвонить просто так. Звонок для меня почти всегда неожиданность, от него я могу резко вскочить, испугаться, меня перетряхивает порою. И звонящие иногда спрашивают, может что-то случилось, у тебя такой испуганный голос. У меня прямо таки рефлекс собачки Павлова. Это что-то вроде удара током.
Мой телефон практически всегда напоминает мне о моем одиночестве. Последний раз мне звонил Старик. Это один мой друг, пожалуй, единственный. Не знаю, почему я называю его старик? Он вовсе не старый, просто так повелось уже давно. У него есть многое, чего я не достиг. Есть жена, она себе на уме, когда-то он выбрал ее за фигуру и объем груди. И да естественно за взаимопонимание. Подрастает дочь, есть работа, приносящая гораздо более серьезный доход, нежели мое ремесло. Помню, он спрашивал меня, когда звонил недели три назад. Он спросил, как у тебя с той, ну та журналисточка, блондиночка? Он так сочно изрек это Блондиночка. Забавно, а ведь мне никогда не нравились блондинки, это ему, он ведь и женат на натуральной блондинке. Так ведь пропала, скрылась милая Лена. Вспомнив, это я начинаю рыться в памяти своего телефона, где-то ты у меня есть блондиночка. А, вот ну вот это ты фото из твоей страницы в социальных сетях. Ты здесь такая независимая, гордая, кареглазая. И тебе так идет этот светлый деловой костюм и коричневая сумочка. А в жизни, ты, то дерзкая, то робкая, мы встретились с тобою по работе. И ещё потом….
- Олег, мне бы, да и не только мне, а прежде всего читателям нашего журнала, хотелось бы узнать, как создаются ваши произведения?
В тот момент мне понравился ее хорошо поставленный голос. А вот вопрос её уже давно набил оскомину. Как ты тогда сказал Володь, счастливый обладатель семьи – ячейки общества, опоры государства. Ах, да ты сразу сказал действовать, атаковать, брать, предложить и руку, и сердце. Я же все смотрел на нее как на что-то красивое. И вот, она! Значит, в будущем она украсит мою жизнь. Станет моей … Женой? Мы распишемся … У нас что-то там будет. Нет, нет, подождите. Что это я?
Ты же ведь знаешь, ты все про меня давно знаешь. И всю эту мою канитель, эту мороку, мучение, историю взаимоотношений с Лизой на восемнадцать томов полного собрания сочинений. Том первый, в котором читатель знакомиться с главными героями повести, наблюдение главного героя за объектом исподтишка. Том второй, в котором мы, наконец осчастливленные наблюдаем за завязывающимися отношениями главных героев. Тома с одиннадцатого по последний полное собрание взаимных оскорблений, упреков, выяснения отношений, попыток начать заново, хроника растянутой агонии.
И вот блондинка, а Лиза была то рыженькой, то темненькой. Нет, не хочу я вспоминать все это собрание сочинений, пять лет, однако, пять лет батенька. Она не выносила многое во мне. И почему-то была со мною все это время? Мы-то расставались, то сходились, а потом она просто ушла. Я стал бояться отношений, да мне не хватает женщины. Но, чувство покоя остается для меня сейчас таким блаженством, что пока я не готов его нарушить.
- А почему вы затворник? – спросила как-то все та же ненатуральная.
Я стал что-то нести про работу, про творческие муки, про отбор материала, про свое ремесло, персонажей и прочее. Нет, все это определенно отговорки, мне не хотелось говорить с ней о главном. Я думаю, она поняла, что я что-то скрываю. Но, уж нет, тебе о своем детстве я рассказывать не собираюсь.
Но, надо, же как-то жить, не всю жизнь мучиться воспоминаниями о Лизе.
Мысли не способствовали засыпанию. Но, начав, я все ни как не мог себя остановить. Чёрт бы тебя побрал, с твоими вопросами Старик, самому тошно от всего этого. Горько. Может быть, я тоже хочу семью, где-то в глубине души. Закопано во мне это желание. Ещё не умерло.
- А жена у тебя будет как на цепи, и дети, и забором ты все огородишь, может ещё вышки как в концентрационном лагере и ток под проволокой.
Это сказала Лиза, я хорошо помню, как она говорила, про мои призраки.
- Что же ты делаешь, ты же на улицу лишний раз не выходишь, там уже давно нет человека с камнем.
Да, пошла ты, огрызаюсь я на нее, обладательница счастливого, безоблачного детства. Детства с хорошенькими подружками, отличной успеваемостью, успехом у мальчиков, и отцом который каждое лето снабжал свою семью санаторно-курортными путевками в Геленджик. Тебе так часто везло, тебе ли меня понимать. Ты баловень судьбы, я все ни как понять не могу, за что ты меня любила.
Злость поднимается во мне, надо все это прекращать остановиться. Продолжаю исследовать свой телефон, хочу отвлечься. Просматриваю входящие дальше. Звонил главный вредитель, тьфу ты, главный редактор, Виктор Алексеевич. Ему уж пятьдесят. Он хорошо чувствует себя в комфортабельном кресле. Каждый раз, входя к нему в офис, я думаю, что неплохо было бы как нибудь обзавестись таким же креслом. Мне вспоминается его внешность. Уже седые, но по-прежнему аристократические волосы, козлиная бородка, он иногда ее сбривает, заменяя оную на бакены. Ему вообще-то не идет борода, или это только мне так кажется. У него въедливый взгляд, глаза холодные, голубые, уже потускневшие. Они даже немного больные. Порою взгляд его мне неприятен. Он, то любезный, то требовательный, а хитрющий то какой. Я немного побаиваюсь его, у него внушительные кулаки. Не то что бы я когда-либо видел его в гневе, ярости, совсем нет, но вот его кулаки, да. Последний раз он звонил и сказал что доволен написанным, что бы я продолжал в том же духе и все таки постарался отойти от практики своих финалов. Ну, да эти финалы, каюсь, я в этом отношений стал ленивым.
Вот он похвалил меня, и я расслабился, перечитав, написанное я проникся гордостью, но позже меня стало что-то гложить. Некий внутренний червь сомнения проснулся и набирал силу. Я хотел было переделать, но плюнул. Я бездельничал, на меня напала хандра, я искал вдохновения. Искры, взгляда, звука, сюжета, что-то западающего. Импульса дающего движение вперед. Как тогда, я часто вспоминаю, как ко мне пришло вдохновение. Желание написать впервые. Это было давно. Мне было тогда лет семнадцать, я и не помышлял о сочинительстве. Я читал много, но, то была пустая мура, впрочем, я и сам далеко не классик. Мой русский язык на предмет различных правил был просто ужасен, учителя щадили меня и ставили натянутые тройки. Они любили меня за послушание. Зато по литературе у меня было твердое пять. Меня считали начитанным мальчиком, гладили по головке, и лишь делали замечания, что читаю я книжки однодневки. Ну, да ладно. Вернемся к главному.
Это было вечером, на дворе конец апреля, мне как нормальному подрастающему старшекласснику, уже практически выпускнику СОШ № 118, выйти на воздух, на волю, да побегать, да в футбольца с местной шпаной. А я вопреки увещеваниям maman, жду выпуск любимой передачи. Но, хватит иронии, будем серьезными.
Я смотрел один сюжет из криминальной хроники, он меня поразил, хотя я уже не первый раз смотрел все эти леденящие кровь истории. Да, не о сюжете речь, дело было в одной из его героинь. Это была девочка подросток. Звали ее Татьяна. Ее взгляд, вот с него для меня все и началось. Жуткий сюжет, до сих пор пробирает, про воспитанников первого и последнего, частного дома интерната, и их жесткого Учителя.
Но, вернусь к ней, с нее для меня все началось. Имя, конечно, изменили, да и не только имя, позднее я выяснил, что многое было не совсем не так. Хотя суть в общих чертах в сюжете была отражена. Но, так ли уж это важно. Именно в тот день, в тот момент, я впервые взял чистый белый лист и написал всего один длинный абзац текста. Это было описание ее внешности, силы ее взгляда, то, какое впечатление она производила. На тот момент, всего лишь зарисовка, в этом ничего не было. Но, это стало поворотной точкой.
И так пошло, поехало, сюжет крутился, я самозабвенно погружался в специализированную литературу о трудных подростках, я и сам мог бы назвать себя таким, взгляды некоторых из них были мне близки.
Я читал про секты, про криминалистику, я был одержим. Я даже к ужасу и удивлению родственников после окончания школы никуда не поступил. Мое окружение мешало мне, все думали, в какой дурдом я залез. Я и сам порою думал, зачем мне все это?
И вот, наконец, основная работа была завершена. С каким страхом я помню, отнес это однокласснику, он как раз учился на филологическом и подрабатывал в газете. Единственный человек, с которым у меня со школы остались дружеские отношения. Как жаль что его уже нет. Так нелепо, жертва поножовщины и из-за чего? Дурак. Носил свои чертов Rolex стоивший ему жизни. Но, именно он своим отзывом дал мне путевку в жизнь, он свел меня с нужным мне издателем.
Такой успех, полтора года, одержимости идей и вот результат. У меня вышел подростковый триллер, роман взросления.
Хотя без критики, естественно не обошлось, да и новичок как ни как. Мне же важнее было узнать, как бы отреагировала та самая Таня. Если бы прочла написанное. Но, ее реакцию я боюсь, не узнаю. Мне иногда, приходила в голову мысль, что-то была не настоящая Татьяна, а актриса, не знаю, кто-то из массовки, позднее я догадывался, что сюжет хоть и реален, но во многом съемки, то были постановочные.
Мой главред хотел, что бы я строчил и дальше в том же духе. Я пробовал, но в одну и ту же реку дважды не входят, хотя я его понимаю. Следующая вещь мне не нравилась, она до сих пор для меня проходная, набор клише, приемов, нелепый детектив про маньяка. Сюжет для канала НТВ, не более, такой мусор пишут пачками. Хотя книга имела некоторый читательский успех. Все равно я ее презираю, мне хочется от нее отмыться. Потом я не писал и вовсе долго, работал каким-то рабочим, перебивался. А дальше, дальше была Лиза. И снова вдохновенье. Как все это было давно.
Сейчас я чувствую усталость, вымотанность, острое одиночество. Я разучился разговаривать с людьми. Дошло даже до того, что незнакомые мне люди стали говорить мне как я омерзителен. Или вернее, как там одна выразилась, от нее ещё несло хорошими духами, и счастливым настроением, она сказала, что я напоминаю ей больного душой человека и что ей даже противно сидеть рядом со мною. Такое вот вольное высказывание. Это ещё в формате тренинга, спасибо вам главред, что вытащили меня из конуры, в которой я пребываю. На тренинге вроде, как и обижаться не стоит. Это мне сказали в глаза, а что думают за глаза? Впрочем, тогда я был сам себе противен.
У меня был вид опустившего человека, я пришел туда из уважения к главреду, и некоторой скуки. Стоило мне слегка только приоткрыть свою жизнь, как на меня напали фурии, и удавы, зверинец будущих покорителей вершин. Да, пошло оно, все вы будете мне рассказывать о достижений успеха.
Все так же блуждая по темной комнате, ощущаю под ногами листы бумаги, я стою на собственных распечатанных сочинениях. Поднимаю первый попавшийся по руку лист, включаю лампу и подношу его к свету. Первое время глаза не могут привыкнуть, от света болит голова, может, лучше было включить фонарик как вору. Привыкнув, читаю первые фразы, мне нравиться, а дальше, Боже, что я несу феерическая ахинея. За такой текст мне надо дать премию Маразм Года. А я поблагодарю Академию.
И главреду это понравилось, вы теряете нюх Виктор Алексеевич. А может, я не знаю читателей? Хотя не часто я думаю о своей публике. Я писал про Таню, про Обитель и ее учеников и их Учителя, не ради того что бы заработать себе бабла. А вот дальше эта мерзость про маньяка, это уже было да. Ради денежек.
- Перестань, слышишь, перестань, изводишь себя, ноешь, сидишь и ноешь. Видеть тебя не могу.
А через какое-то время.
- Ну, прости, сорвалась, но ты тоже, ну не будь ты таким обидчивым, я же не хотела.
Это все Лиза, как не хватает теплоты ее рук сейчас. Последняя ее фраза Я ухожу. Вот так. И ничего уже не вернешь назад. У тебя все хорошо, слышал счастливо, вышла замуж. Ты бы могла быть моей женой когда-то, а сейчас уже все прошло.
Мне надо успокоиться и выпить лекарство, привычно уже я беру со стола пластинку с таблетками. Выпиваю больше предписанного, беру с полки классика, признанного подлинного гения, сейчас это Чехов и начинаю перечитывать его Ариадну. Постепенно ко мне приходит успокоение, я выключаю свет и засыпаю.
Конец.