– Тебе сумку собрать?! Давай, так и скажи! Ну?! Что молчишь?! – мать стояла надо мной и уже десять минут кричала без остановки. Я очень хотел, чтобы соседи услышали все эти крики, вызвали милицию и спасли меня от нее.
Сейчас, по прошествии почти семнадцати лет, я понимаю, что соседи не стали бы никого вызывать, но тогда я очень этого хотел. Я сдерживал слезы и смотрел на мать. В то время я не понимал, почему она так реагирует на мою просьбу отвезти меня к ее родителям, к моим бабушке и дедушке. Да, теперь я взрослый и все понимаю, не то что раньше. Тогда я все-таки не смог сдержать слез и заплакал. Это взбесило ее еще больше, и она начала метаться по квартире с моей сумкой, хватая и пихая в нее все, что попадалось под руку.
– Ну вот и все, все! Вот твои вещи, я тебя никуда не повезу, на вот тебе денег, давай! Езжай!
Она схватила меня за руку и потащила к двери, хотя я сам и не сопротивлялся, сунула мне деньги и выставила за дверь.
В подъезде было темно, автоматический выключатель почему-то не сработал, и я остался стоять в темноте. Тут я уже не выдержал и разревелся. Мне было десять лет. Когда я немного успокоился, я спустился и сел на лавочку у подъезда. Не у своего, соседнего. Я сидел, казалось, вечность в ожидании того, что скоро она выйдет и отправится меня искать.
В доме напротив жил мой одноклассник, Леша, мы с ним вместе ходили в школу и гуляли, если я был у матери, а не у бабушки с дедушкой. Я поискал глазами его окно, там горел свет. Почему-то мне не хотелось сейчас увидеть его в окне, и я отвернулся.
Мысленно я оказался в первом классе на линейке, мы все стояли с цветами и ранцами, такие нарядные, и впервые смотрели друг на друга. Интересно ведь было: новые люди, новые знакомства. Многие стояли вместе с мамами и папами, а этот самый Лешка был вообще со всей семьей: с братом, который старше нас на четыре года, мамой, папой, бабушкой, дедушкой и еще какими-то двумя дяденьками. Как сказала тогда бабушка, всю «домовую книжку» привели, хотя оно и понятно, ведь не каждый день ребенок в первый класс идет.
Как вы уже поняли, я был с бабушкой и дедом. Мать тогда не смогла прийти, были какие-то проблемы на работе или где-то еще, сейчас уже не вспомню, да оно и неважно. Потом нас завели в класс. Даже сейчас я четко помню этот момент. Мы стояли возле класса, и дед мне, как обычно, мягко, но, тем не менее, твердо говорил:
– Коля, это учебное заведение, сюда игрушки нельзя. Мы сейчас с бабушкой заберем твоего слоненка, а как все закончится, вернем его тебе. И теперь он всегда будет ждать дома, когда ты не вернешься из школы.
Он протянул руку и ждал, когда я сам отдам ему слоненка.
Мне кажется, так мы могли бы стоять долго и дед не попытался бы отобрать у меня игрушку. Я любил деда и понимал, что он слоненка не выбросит, не потеряет, и все равно мне очень не хотелось отдавать игрушку, но я все-таки сделал это.
– Молодец, ну все, беги уже, – сказала бабушка, поцеловала меня в щеку, и я зашел в класс.
Я до сих пор помню все, что увидел и услышал в тот день. Вечером я рассказывал матери о пережитых мною за день событиях. Она была уставшей, и я, не став ей сильно досаждать своими рассказами, пошел спать, решив, что все расскажу ей на выходных. Взял слона и уснул.
Ноги затекли, мать все не появлялась, и я решил походить по двору. Так как он у нас был небольшой, я решил, что она меня точно не пропустит, когда пойдет искать. Чего я не знаю, так это откуда взялся мой слоненок. Мать говорила, что это был подарок от отца, только я не знаю, от какого. На моей памяти было два мужчины, которые жили с матерью. Одного я вообще плохо помню, они с мамой расстались, когда мне было лет пять, со вторым она разошлась, когда мне стукнуло пятнадцать. Я больше верю в версию бабушки. Она говорила, что, когда мне исполнился год, дед пришел под хмельком, как выразилась бабушка, и притащил этого самого слоненка.
Тогда он мне казался огромным: гигантские уши, длинный нос, массивные лапы. Когда ты сам маленький, все вещи вокруг большие. Правда, эта версия тоже не очень правдоподобна, потому что деда под хмельком я никогда не видел.
Однажды я потерял слоненка, вернее, мне так казалось.
– Свет, ну нет его, мы все уже с отцом обыскали, ну сами поищите, может, в машину стиральную засунули, ее сейчас ведь не открыть, пока белье стирается.
Я сидел у порога на стульчике и смотрел, как бабушка ходит по комнате и ищет мою игрушку. Мать стояла рядом и пыталась застегнуть сапоги. Потом она резко встала и сказала:
– Да черт с ней, потом найдем или другую купим. Все, мне некогда. Мы ушли. Пока!
Она взяла меня за руку, и мы быстро начали спускаться. Мне было года четыре. На мне был зимний костюмчик, и спускаться было очень тяжело. Помню, как просил вернуться и еще поискать слоненка, мать в итоге не выдержала, взяла меня на руки, и мы чуть ли не бегом спустились. Она посадила меня в детское кресло в машине, пыталась пристегнуть, но я все вырывался, чтобы вернуться и самому поискать игрушку. Мать меня дернула за руку и крикнула, чтобы я спокойно сидел. «Папа», который сидел впереди за рулем, даже вздрогнул от неожиданности, как мне тогда показалось. В тот момент мне стало очень страшно, и я перестал сопротивляться. Мать меня пристегнула, села на переднее сиденье, и мы поехали домой. «Папа» спросил у нее, пока мы ехали:
– Чего такая суровая? Чего так долго собирались-то?
– Да слона своего потерял, засунул куда-то, а мы с матерью ищи его. Да не суровая я, мужик ведь растет, вот и нечего реветь сидеть, не маленький уже… – чуть подумала и добавила: – Хотя ты, наверно, прав, не надо было кричать, девчонки говорят, что дети крика не понимают. Надо, наверно, все-таки почитать эти журналы, про которые они говорят.
Потом они еще о чем-то говорили, но я уже не помню, о чем именно. Я не уверен, что даже то, что я описал, происходило именно так. А через год они разошлись.
Прошло, наверно, часа два, стало совсем темно, телефона у меня тогда не было, потому что дед сказал, что мне еще рано такую штуку иметь. Я решил спросить у прохожего, сколько времени:
– Дяденька, а не подскажете, который час?
Дед мне всегда говорил, чтобы я не разговаривал с незнакомыми людьми или, если уж есть необходимость заговорить, не подходил к ним слишком близко. Я на всякий случай стоял метрах в двух от дяденьки.
Мужчина остановился, посмотрел на часы и сказал:
– Без десяти десять, – и пошел дальше.
В тот момент я понял, что дядя, оказывается, вполне знакомый. Потом мать просила меня называть этого дядю отцом, и шел он к нам домой. Я понял, что она не пойдет меня искать, снова захотелось плакать, я сел на качели и попытался успокоиться.
Минут через десять я собрался и пошел на остановку, чтобы уехать к бабушке с дедушкой. Маршрутка подошла довольно быстро, я сел в нее, оплатил проезд и поехал. Как я ехал и о чем думал, сейчас уже не вспомню. Помню только, что дед встретил меня на остановке, мать им, оказывается, позвонила и сказала, что я поехал к ним. Дед все это время стоял на остановке и ждал, когда я приеду. Сейчас мне его очень жалко: он стоял и ждал меня больше полутора часов. Сколько нервов он потратил, смотря в закрывающиеся двери автобусов и маршруток в ожидании меня, я даже не представляю. Он был очень уставшим и старым в тот момент, когда я его увидел. А через два года его не стало. Ему было семьдесят лет. После его смерти мы остались втроем.
С тех пор, как мы поругались с матерью, прошло около семи лет. Я тогда уже закончил школу, поступил в институт на бюджетное отделение – мать постаралась, как я узнал позже. Жил то у нее, то у бабушки. В основном у бабушки: ей, хотя она и была моложе деда почти на пятнадцать лет, все равно нужна была помощь по дому, и я как мог, так и помогал. Мать, как могла, помогала мне. Деньгами, прогулками по выходным и в свободное время.
Я ее простил, конечно, за тот день, когда она меня выгнала, но все равно обида оставалась. Я старался о том дне вспоминать как можно реже и вскоре почти забыл.
Однажды я спросил бабушку, где мой отец и был ли он вообще. Бабушка начала, как мне тогда показалось, очень-очень издалека:
– Света у нас с отцом всегда была на первом месте, все самое лучшее мы покупали ей, все, что хотела, она тут же получала. Любую игрушку, платье, да все, в общем. Потом, когда она выросла, мы купили ей квартиру, со временем помогли купить машину. Она тогда работала помощником директора, уж не помню, по какой части, ну да ладно. Все свободное время проводила то в клубах, то на дискотеке, это еще со школы началось у нее. У нее было много поклонников, всегда были модные вещи, телефоны, украшения. Ну, в общем, как у любой девушки, наверно. Потом, в один прекрасный день, она позвала нас с твоим дедом к себе. Мы купили торт и приехали к ней. Она нам сказала, что скоро мы станем бабушкой и дедушкой. – В этот момент лицо у бабушки как-то изменилось, было непонятно, радостно ей это вспоминать или, наоборот, больно вспоминать про деда. – Твой дед тогда спросил у нее, кто отец, когда свадьба, кого она ждет – мальчика или девочку. Она сказала, что с отцом будущего ребенка нас познакомить пока не может, свадьбу они устраивать, видимо, не будут, просто распишутся и все. Кто будет – внук или внучка, – врачи сказать пока не могут. Мы еще посидели, потом приехали ее подруги с работы и еще откуда-то. Все поздравляли ее, гладили живот, ну и вообще видно было, что они рады за нее. Мы поздравили ее тоже и уехали к себе. – Бабушка прервала рассказ, что-то пытаясь вспомнить, и продолжила. – Не вспомню уже, как зовут, была у нее подруга, вот она мне и деду не понравилась. Особенно деду. Она спросила у Светы, как же она теперь будет дальше жить – ни развлечься, ни сходить куда-нибудь. Света тогда ответила, что у нее очень хорошие мама и папа, то есть мы, и если что, мы сможем посидеть с ребенком.
Я в тот день многое узнал о жизни своей матери. Слова о том, что родители будут сидеть с ребенком, оказались очень верными. Бабушка мне рассказала, как пару-тройку раз мать просила приехать и забрать меня из какого-нибудь кафе, где она отдыхала с подругами, потому что они собиралась ехать куда-то дальше, а сама мать не могла сесть за руль. И я прекрасно понимаю, почему. В тот день, когда бабушка мне все это рассказывала, я почему-то представлял себя моим игрушечным слоненком.
Большую часть своей жизни я провел не с матерью, а с ее родителями, которые мне стали намного ближе и роднее, чем она. На похоронах деда я хотел вернуть ему его подарок – слоненка, который был со мной все эти годы. Бабушка была очень подавлена и часто плакала. Она сказала, чтобы я никуда не девал этот подарок, а оставил своим детям как память о дедушке.
Теперь я живу в квартире бабушки и дедушки. В кабинете деда я ничего не стал менять, там все осталось так, как было при нем. Теперь это мой кабинет.
У меня жена, и скоро я стану отцом. Не буду загадывать, каким я стану папой, но знаю, какую игрушку мой ребенок получит в первую очередь.