Куртки
-Семеныч, обносился ты дальше некуда. Все в одном и том же пиджаке-а ты-все же власть – замглавы поселковой администрации… - Григорий Иванченко говорил без привычной подначки, почти совсем по-приятельски.
-Да и ты, Федорыч, замдиректора совхоза, не с иголки одет, вон штаны лоснятся…- ответил Семенюк.
-А что поделаешь, на нашу зарплату хиба оденешься,- для большей значимости своим словам главный агроном крупнейшего на Юге России совхоза сдвинул на затылок фуражку.
-А давайте выпишим на сельсовет и совхоз куртки кожаные…- Федорыч лукаво прищурил глаза.
–Я видел в магазине какой-то там кооперации в городе вполне симпатичные.-Включился в разговор второй замдиректора совхоза Василий Стрекалов.
-Та-а… Нам неположено. А узнает кто, - Иван Семенович ткнул пальцем вверх,- беды не миновать.
-Тю-ю, какой беды… Какой беды! Выписываем на зоотехников и овощеводов куртки, им они как козе баян, даем новые фуфайки – пусть радуются, а распишутся за куртки. Ну так все делают! -подытожил Иванченко.
-Ну а что, может так и зробем? – Стрекалов озорно глянул в лицо Ивану Семеновичу Семенюку, явно радуясь сговору с поселковым начальством.
-Та не знаю… А-а, можно попробовать.
-А че там пробовать, надо брать быка за рога, где ты там, Василь, видел куртки? - Бравой походкой Иванченко подошел к столу и стал что-то писать на листе бумаги.
Все прошло гладко, как по нотам; зоотехники стали щеголять на ферме в новых синих фуфайках, а Иванченко, Семенюк и Стрекалов через неделю пожимали друг другу руки на крыльце Дома культуры в черных с матовым отливом кожаных куртках. Народ волнами вливался в большой зал, гудел в фойе у буфета. Общепоселковое профсоюзное собрание решили провести открыто и совместить со сходом граждан, пригласив всех жителей. А что, на дворе девяностые годы, ветры перемен требуют гласности. Пусть народ радуется успехам и свершениям, ну а если кто и укажет на какой недостаток в работе- невелика беда.
***
Пенсионерка Любовь Ивановна Кисиль, а по-простому Любка Кисилиха характером была своенравна и строптива, дух противоречия в нее вселился с рождения, что никак не влияло на ее совхозную карьеру доярки, телятницы, а с некоторого времени уборщицы поселковой школы. Став уборщицей, Кисилиха особое почитание стали вызывать порядок и чистота, чем не отличалась школа. Грязь, бумага и лужи мочи в туалете вызывали необыкновенный прилив энергии у Любки, порой доводившие ее до истерики.
Прочитав в пятницу на школьной двери объявление о собрании-сходе жителей поселка в ДК, решила пойти, что не только показать себя людям, но и при случае призвать односельчан приучать детей к чистоплотности и порядку. Одела парадное пальто, клетчатую косынку и натерев до зеркального блеска туфли, вышла из хаты, и тут же впоралась в калюжу, появившуюся на днях после ремонта водопроводной сети. Как ни старалась обойти ее, но втюхалась в грязь, а как не втюхаться, когда она, та клятая калюжа, от забора до забора, включая старый латаный-перелатаный тротуар.
«И ты глянь,- бурчала Кисилиха про себя,-не где-то там, на Свинячем Хуторе, а прям возле больницы, рядом с сельсоветом, меньше квартала будет от администрации. И тут тебе – напротив сельсовета - грязища», - распаляла она себя, проходя мимо подобия клумбы, растоптанной в багно детворой и собаками. Конечно, не все пространство перед администрацией было грязным, справа от входа с вывеской имелась приличная асфальтированная площадка, там обычно парковали свои машины глава Тимофей Тихоныч Кузьменко, его замы, заведующие отделами, депутаты. Посреди «клумбы»-багнюки в конце декабря наскоро наряженая елка красовалась посреди лужи, взывая к юным поколениям поселян: «Радуйтесь дети, водите хоровод!» Недостроенная баня с зияющими глазницами оконных проемов вполне гармонировала с новогодней административной елкой.
Кисилиха пришла в Дом культуры, и несмотря на железные корыта с фонтанчиками воды, мыть обувь не стала, а направилась в здание. «Так даже лучше,- решила она про себя,- при случае покажу этому Кузменко.» Она мысленно составляла пламенную речь о школьных безобразиях, о необходимости привития детям любви к чистоте и порядку, но завидя начальство в новых куртках, невольно вспомнила о муже-зоотехнике, дежурившем на ферме, и в душе змеей прокинулась злобная мысль: «Ну почему им все, а нам одна грязь и нищета…»
***
Собрание шло как всегда гладко. За огромным председательским столом на сцене вольготно сидело руководство совхоза, станичная администрация, профсоюзные деятели-они же и депутаты поселкового Совета. Поочередно выходили к трибуне, докладывали об успехах и планах по телефонизации, газификации, о надоях и уборочных победах. Народ внимал и лениво аплодировал. Глава администрации с оптимизмом нарочито бодро вещал о грядущих победах.
-Скоро наш поселок преобразится… Будут построены – стадион, новая поликлиника, расширен детский садик, универсам… Да-да, универсам! Трехэтажный! И не надо будет ездить в город за товарами. Все это, поверьте, нелегко… Экономим, клянчим у района, но все для народа, все для вас, родные земляки! Если честно, у меня мечта,- глава администрации поселка доверительно понизил голос,-я мечтаю, чтобы по поселку забегал троллейбус. Да! А почему бы и нет. Поселок у нас большой, вытянулся вдоль трассы на несколько километров. Нужен нам троллейбус? – По-ленински выпростав в зал руку, обтянутую черной кожей, он замер у трибуны.
-Да-а! – выдохнул разом увлеченный речью зал.
-Я рад видеть в вас своих единомышленников,-заключил свою речь глава.
Затем выступали профсоюзные деятели, говорили одни и те же слова, повторяли цифры. Председатель совхозного профкома окончательно нагнал на всех сон рассказами о большой работе, казалось еще минута-другая и разнесется над рядами храп. Наконец, он сделал предупредительную паузу, затем назвал суммы прихода и расхода, удивил всех числом оздоровленных и премированных и смолк. Тут же поднялся ведущий собрания Семенюк и произнес долгожданную фразу:
- Есть какие замечания, предложения, пожелания?..
-Та хватит уже… Давай концерт!- раздались голоса из зала.
Но тут неожиданно для всех прозвучало:
- Есть!- С места вскочила Киселиха. – Я хочу выступить. Дайте слово!
-У-у…-заныл было зал, но Киселиха тигрицей метнулась к сцене и нарочито громко постучала по деревянным ступеням лестницы каблуками.
-Та хай скаже, може, шо толкове, - прозвучал мужской голос.
-А я ось че хочу сказать вам, Любовь Лукинична поправляя платок, сбила его назад. – Вы тут нам хорошо сказки рассказывали про универмаг…
-Универсам…
-…Ну ладно, универсам… трехэтажный, про троллейбус и прочее, а вы как-нибудь перед тем как в машину сесть, отойдите от администрации и вашей конторы, -она повернулась с вытянутой рукой к главе и директору совхоза,- хотя бы на полквартала, и вы утоните в грязи. Вы на машинах, на своих «Нивах» летаете по поселку, а вы пройдитесь по нему пешком,-от тогда про универсам поговорим. Отты, - обратилась она к главе администрации,- кажешь, мечтаешь за троллейбус, а ты б поинтересовался як в город транспорт ходит. Нас же в автобус как тюльку в банку запихивают.
-Ну это уже бред!- пробурчал в микрофон ведущий Григорий Семенович. – Это не по теме. Все хватит!
-Хватит, говоришь! Не по теме…Мой муж зоотехник сейчас гавно лопатой закидывает на трактор, на ветру, на холоде и получает в месяц 600 рублей, а вы тут сидите надушенные, расфуфыренные… По полторы-две тыщи получаете. Зоотехникам положены куртки кожаные, а вы их у них поотбирали и сидите тут. Тьфу на вас ! Ни стыда ни совести!
А тебе, Григорий, так скажу – надел куртку зоотехника – иди в баз, бери лопату и греби гавно, а нечего здесь сказки рассказывать и лапшу на уши вешать!
Под шквал аплодисментов Киселиха спускалась в зал, а изумленные красные и потные глава, директор и депутаты перешептывались между собой, не зная, как выйти из ситуации.
Наконец поднялся Семенюк и объявил о закрытии собрания и о грядущем концерте художественной самодеятельности. Но речь Киселихи лучше любого концерта увенчала собрание и многие в приподнятом настроении направились домой.