24 октября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. День. « Не ошибусь, если начну уточнять, насколько меняется человек, когда им овладевает одна мысль. Мало того, что он находит ее во всем, как сказано в одной известной цитате, так он еще и пытается гнаться за ней, удерживаясь всеми силами. Часто даже забывает взяться за руку близкого человека, что так хочет направить в верную сторону. Сначала этот человек очень благодарен за верный толчок, а потом, пристрастившись к этой мысли, он исключает из памяти еще непотерянное сокровище. Именно сокровище!»- Аринка быстро подошла к библиотеке, но приближаясь к двери, когда оставалась около пяти шагов, она перешла на легкую походку. Опустила руки, как часто делаю я, но все же она по-своему наклонила голову в левую сторону. Она не хотела, чтобы ты подумала об ее спешке сюда. Она зашла развязано, дотрагиваясь до каждого столика загорелой ладошкой. Заметя стоявшую возле тебя Ольгу, которая тихо и неуверенно что-то говорила, Аринка взялась за спинку одного стульчика, лёгким движением руки отодвинув его, присела. Флюгер начала мяться в словах, путая определения, что не могла ответить ранее, точнее выучить, а все из-за частого посещения Архимея Петровича. А старик, верно, думает, что каждый день вкладывает в эту головку умные термины. Ведь, когда она так глядит на него, то он непременно целует ее в лоб, думая, как же быстро усваивает Оленька новый материал. Но, все это не так! Ведь зеленоватый взгляд Оленьки всегда означает не то, что хочется видеть любой преподаватель.
Аринка не концентрировалась на правильности фраз Ольги, что теребила запястья. Она почти не глядела на не, потому что знала, что та и словом с ней обмолвится. Такое поведение Ольги, что еще дни назад разочаровало ее, потеряло всякий интерес в глазах черноволосой девушки.
Наконец закончив, Ольга выдохнула, начав вглядываться в то, что ты отмечаешь в своем темном тонком блокнотике, на обложке которого какие-то часики. Ты помотала головой взад вперед, вырисовав слабый плюс, рядом с которым красовался длинный минус. Одним словом: « Неудовлетворительно» .
- Арин, ты что-то хотела?- ты посмотрела на девушку, закрыв блокнотик, отодвинула, обратила внимание на стрелку часов, что почти дошла до двух.
Та ответила не сразу, ждала, пока выйдет Ольга. Она не дружелюбно провожала ее черными глазами, какими когда-то глядела на меня.
- Я хотела узнать про рукопись Виктории, вчера не получилось зайти, а я ей обещала.- Аринка оценивающе глядела на тебя. Твой новый образ слегка понравился ей, такой простой, на мой взгляд - красивый. Девушка разглядела серую кофточку с воротничком и рукавчиками, ожидая ответа.
- А, что она сама не может подойти?- поинтересовалась ты, обняв локти рук.
- Дело в том, что вчера прихватив пять стекляшек, оправилась туда, к ним, к героям!- выкрикнула Арина. – А до этого наша Виктория украла их из какой-то лаборатории, совершенно спокойно. Решила помочь им! Ну, а сейчас она обедает! Что скажите?- Аринка снова наклонила голову.
- Я дочитала вчера рукопись. Честно, потом так голова болела. Все так объёмно у нее там!- ты показала руками.- Но мне понравилось!- добавила ты.
- Ну, так, пойдем те, обрадуем ее!- Аринка снова выкрикнула, да так, что ты немного удивилась такой резвости своей ученицы.- Пойдемте!- поторопила девушка, уже задвинув обратно стул.
Тебе не оставалось ничего, кроме того, чтобы согласиться с предложением. А предложение это было уж очень настойчивое. Да, мы все, прекрасно зная характер Аринки, не возражали ей почти никогда. К тому же предлагала она всегда не всякую ерунду, а что-либо конкретное. И еще она очень полюбила радовать людей, каждого человека, что прибывал в Евпаторском Заведении! Например, ей стало нравиться вечером врываться в библиотеку, садиться рядом с тобой и заставлять тебя отвлекаться от книжки. А все потому, что кто-то отдалялся от нее около девяти вечера, и этот кто-то ни кто иной, как я. Конечно, я очень жалела о том, что не могу проводить время с тобой и Аринкой этакими вечерами, когда черноволосая девушка начинает много говорить, наслаждаясь тем, как ты слушаешь ее. Именно наслаждаясь! Она заметила, заметила кое - что и теперь ты стала для нее тоже Женщиной с Загадкой…
***
1980 год. 21 июля. Квартира на Малой Грузинской улице. День близится к вечеру. Когда-то я говорила о значении имени, об улыбке, о погоде, с которой любила общаться. И вот сейчас, разговор завести решила с чистым небом. Я обвинять его начала в том, как оно может быть таким ясным, хранящим в себе спокойствие, когда за дверцей этого балкона творятся совершенно противоречивые ему вещи. Первые секунды, когда я только облокотилась на тёплую каменную стенку открытого балкона, то не заметила ничего совершенно, держась за карманы жёлтенького платьица с обвисшими карманами. Я прикрыла их ладонями, чтобы ни одна ветвь дерева, что почти не достала до восьмого этажа, не смогла разглядеть своим любопытным взглядом те стекляшки, концы которых выглядывали из маленьких карманов. Да, и листочки, что из всех сил пытались вытянуться, оторваться от ветвей ввысь, тоже хотели взглянуть на то, что прячет эта маленькая девочка, стоящая босиком. Они разглядели во мне ту самую двенадцатилетнюю Викторию, которую тогда все называли Викой, кроме героев, конечно. Это еще раз доказывало то, что спустя все эти годы в их глазах я совсем не поменялась, а это было сложно осознать, тем более, когда даже природа не признает меня взрослой, вполне разумной девушкой. Что хочет помочь своему любимому времени. Но, что если само время отвергает от себя помощь? Думаете, такого быть не может? Я отвечу обратное!»
Начитавшись множества статей именно про этот день в разных источниках, я прекрасно понимала, как ошибались те люди, что писали про нее. Я лишний раз убедилась, что не стоит верить каждым предложениям, ведь они не досказывают половину. Например, на одной странице, которую я бросила читать, отправившись сюда, не было сказано одного, что так разочаровало меня. Никто не написал, какой была в тот час Оксана. А я сразу обратила внимание, как перестали блестеть ее золотые волосы, как теплые карие глаза больше не были наполнены какой-то забавой, что заводила желание гнаться за радостями. Она переступила порог комнаты в белых брюках и оранжевых туфельках, что сделали ее совершенно не похожей на себя, но как только мне попалась на глаза ее голубенькая рубашечка с загнутыми рукавами, я сразу узнала в ней мою потерянную героиню. Помните раньше, замечая меня, стоящей сзади, она поворачивалась и говорила взглядом, а теперь этого нельзя было увидеть. Сделав второй шаг, она подошла к краю балкона, узко взглянула куда-то вниз, а еще два года назад она глядела шире всех, пытаясь не пропустить не одной детали, что вовсе не содержала в себе ничего примечательного.
- Что ты делаешь здесь?- она слабо спросила, не поворачивая головы в левую сторону, где и стояла я, наконец, отодвинувшись от стены.- Пришла проведать героев? Ну, какие же мы герои? Мы…- она не договорила, положив руки на голубые перилла.
- Вы всегда были и будете моими героями. – тихо ответила я, оторвавшись глазами о красной, весившей в комнате шторы, что была плотно задвинута. Я встала рядом с тобой, заметив, как тишина прямо смотрела, что творится внутри комнаты, ее соблазну зайти не было придела. Но мне никуда не хотелось, потому что, кого я хотела увидеть, уже увидела. – Возьми, я знаю, как они нужны!- я протянула холодные руки, держа с прозрачной жидкостью стекляшки.
Ксюша безразлично кинула на них взгляд, на секунду поглядев в мою сторону. Через секунду она опять посмотрела вниз.
- Таким образом, ты хочешь нам помочь?- она спросила, так и не протянув руки.
- Другой мне не известен!- я не шелохнувшись, продолжала.
- Допустим, я возьму, а завтра? Завтра мне судорожно ждать тебя, считая секунды? Бессмыслица! Тебе лучше всех нас известно, что будет завтра, однако ты пытаешь это исправить.
Я медленно положила ампулы в карманы, убрав руки за спину. Тут стало сразу все понятно, внутри я погасла, как спичка, что долго горела только потому, что знала, что кто-то также не хочет гаснуть. А теперь она, моя любимая героиня, моя Оксана, в которой невозможно сомневаться, уже сдалась судьбе. Сама тишина не одобрила это, она не повисла у нее на плечах, погладив потемневшие волосы.
- Я знаю, я знаю!- сказала громко так, что она вмиг повернулась, показав мне оживлёнными глазами в сторону двери. Уж не хотела она, чтобы сюда вошел, может быть, Сева или Толик, который продолжает думать, откуда бы достать хоть одну стекляшку. Но он хотя бы думает, а думать это означает, не терять самую маленькую надежду. – Про завтра, про послезавтра, про двадцать третье, про двадцать четвёртое, про двадцать пятое и двадцать шестое и все же так не отталкиваю явно от себя надежду. Скорее всего, и смотрю на это время по детски…
Договорив, я сделала еще шаг назад. Снова обратилась к небу, что не переставало полить, так презрительно смотря на нас всех.
- Ну, скажи! Скажи что-либо.- я отвлеченно глядела на нее, в это время все-таки достав стекляшки обратно, положила около перилл, заслонив спиной.
- Жарко сегодня…- быстро обронила она, с грустью выйдя с балкона.
После я спустила на корточки, облокотившись рукой об стену, села, вытянув босые ноги. Тишина с пониманием протянула мне руку. В тайне она хотела проникнуть в комнату, обратить на себя внимание, сказать кому-нибудь разумному, чтобы тот забрал стекляшки, стоящие на балконе. Но я спокойно закрыла глаза, уже зная, что один из моих разумных героев следивший за нашей беседой с Оксаной, уже был готов взять ампулы, как только я исчезну. Он смотрел, придерживая рукой красную штору, но выйти так и не решился. Хотя о чем тут говорить? По-моему все и так ясно.
Я просидела так еще минут десять, не спеша проводила ладонью по стене. Представляла, что как только я решу покинуть это место, то она отдалится от моих ладоней, и я перестану ощущать что-нибудь. Потом я проводила пальцами по полу, общая внимание на то, какой чистый пол. Не было не одной пылинки, пока не подул первый за весь день тоненький ветерок, принеся сюда песчинки песка. Одна из них, попала мне в глаз и я не смогла разглядеть появившийся в сие секунды закат. Так и пропала из этого дня, уже предчувствуя, как в еще один раз откроется дверь и войдет Толик, еще не потерявший до конца надежду герой!
***
24 октября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. Вечер. « Потерявшая надежду героиня так и не выходила у меня из головы. Все переплетенные мысли друг с другом, не могли пройти мимо нее. Периодически в глазах всплывали ее эмоции, разные выражения лица, а как доходило до последнего, увиденного мной ее взгляда, я не выдерживала и закрывала голову обеими руками, прикрывая уши.» - пытаясь отвлечься, я смотрела на тебя, сидя в бардовом креслице, что стояло напротив твоего столика.
Не испытывая ничего кроме еще одной грусти, я пыталась наглядеться на тебя, что сбивало очень тебя с толку. И ты всячески поворачивала голову в мою сторону, бросала уложенные вещи, и садилась напротив, прижимая к себе. Тогда я чувствовала сладкий запах твоих духов, что моментально врезался в мою память еще при первом дне нашего знакомства. Я просила тебя не говорить ни слова, только находится вот так вот рядом, и смотреть, смотреть этими небесными глазами, которые я пыталась запомнить всеми силами. Но я прекрасно понимала, что спустя два дня после твоего отъезда я просто-напросто забуду их. Да, я давно свыклась с тем, что ты, моя Женщина с загадкой, никуда никогда не исчезнешь из этого места, где я и нашла тебя. Но оказывается, все приятное когда-либо кончается! Ах, это нельзя назвать «кончается»! Ведь ты просто уезжаешь на несколько дней в Москву.
- Расскажите мне потом, как повидали своего мальчика.- я сказала тебе это с некой лаской. Как раз, представляя себе этого милого ребенка, который, скорее всего, имеет такие же глаза, как и у тебя.
- Хорошо.- согласилась ты, взглянув на висевшие на черной вешалке серое платье с синей брошкой в виде цветка, то самое, что безумно нравилось мне. В мыслях ты решала, что с ним делать, ближе ссылаясь на то, что все-таки оставишь его здесь, чтобы одеть снова в первый же после каникул. А будет это где-то через недели две.
- А ты не собираешься навестить родной год?- спросила ты после некой паузы, застегивая расстегнувшуюся темную пуговичку от зеленой вязаной безрукавки, под низ которой ты предпочла одеть фиолетовую блузку с горлом. Ты дотронулась до загнувшихся рукавов этой самой блузки, еще раз перевернув голову в мою сторону.
- Еще не обдумывала этот вопрос! Если прямо совсем станет невыносимо, чувствовать буду, что все больше тут не могу, то поеду одна, поеду, безусловно, без Ольги!- я приподнялась, перешагнула через одну светленькую сумку, уже готова была идти на ужин. Хотя именно сейчас поняла, что не нужен мне никакой прием пищи, ведь я всегда думала, что ужины нужны лишь для разговора с тобой. Но теперь-то мы в любое время можем так легко поговорить руг с другом и не надо при этом куда-то идти. Я облокотилась на входную дверь, опустила руки.- Знаете, я предполагала, что когда наступит тот самый день, двадцать пятое число будет крупным на календаре, то я, вернувшись сюда, сразу обращусь к вам. Кому-то хочется сказать, как была такая девочка, что потеряла своего любимого героя.
- Ну, у тебя же все-таки остались, как никакие дни! Используй их, тебе никто не мешает!- ты громко сказала, пытаясь убедить, что та самая последняя надежда, за которую я так вцепилась, обдирая запястья, не может ничего не изменить. – Нельзя же с этим смериться, но решать тебе, только тебе! -ты остановилась, поставив одну из сумок на бардовую полку.
- Мешает…- я протянула, ощутив теплое прикосновение. Я не заметила, как ты, взяв меня за руку, усадила на застеленную тёплым пледом кровать, продолжила внимательно слушать.- Только представьте, множество лет знаешь одну героиню, каждый ее шаг может угадать, прекрасно различаешь цвета ее любимой ткани, что практически одинаковы на первый вид. И это еще не все, имеешь большое представление о том, чем она живет, как рассуждает, а потом все, оказывается, отчасти лишь правдой. Скажите, разве можно по-прежнему относиться к человеку, который потерял самое неотъемлемое, что нужно всегда держать при себе, а не откидывать, как только устал…
- Ты считаешь так прямо, что потерю надежды нельзя простить, даже будь, если расстался с ней твой близкий человек?- ты уточнила, опустив на секунду голову.
- Да, да! Все, что угодно, но не надежду, не ее! – я сказала так твердо, что немного испугалась в смысле собственной фразе.
Тогда ты сразу поняла, что главное, для такой запутавшейся семнадцатилетней девушки. Нет, конечно, ты не сразу разобралась, что мысль шла именно о надежде, вернее будет сказать, о вере. Но мы быстро перескочили с этого разговора, совершенно забыв, отправится на ужин, на котором ты хотела выпить кружку горячего чая. А эта идея, выскочившая из наших голов, не так сильно огорчила нас, ведь чай можно было попить и здесь, сидя на балкончики, считая звезды.
« Каждый раз, когда ты глядела не темное небо, усеянное этими горящими, но с виду холодными точками, ты улыбалась, улыбалась. А я сидела, имея все ту же тоску в глазах, которая вскоре сменилась безумным спокойствием. Его принесла сюда моя подруга, моя тишина, что вошла на балкон босыми ногами, дотронувшись до спинки твоего стула, она спокойно взглянула на твои румяные щечки, после спустилась на колени. Не удержавшись, она дотронулась прозрачными, очень аккуратными пальцами до твоих темных густых волос. Если смотреть не с моей стороны, то было ясно видно, как это вовсе не проказница-тишина, а обыкновенный ветерок, что пронёсся мимо тебя. Я тут же задумалась, неужели, когда мы находимся наедине с кем-то, то она всегда прибывает рядом. И в то время нам кажется, как что-то посторонние не сводит с нас глаз, но нет, это вовсе очень родное наблюдает, как бы, кто не прогнал наше спокойствие вдаль к морскому берегу»
***
25 октября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. Утро. Оконца комнаты Архимея Петровича выходили не на красивый сад, не на соседний корпус или библиотеку, а на внешнею улицу, оторванную от нашего Евпаторского Заведения. Но это вовсе не беспокоило его, в отличие от Оленьки, что вскочив с кровати, одевала его широкие тряпочные тапки, выходя на залитую солнцем сторону балкона. Она встала сейчас на мыски, как и вчера, вытянув шею, она слегка придерживалась за белые перилла, смотря на все, что только можно было заметить. Старик всячески говорил ей, что не стоит так явно всем показывать, что она находится в чужой комнате, к тому же у своего преподавателя. Но беззаботная Ольга не придавала этому значения, к тому же не хотела, чтобы ее утро не началось без встречи с солнцем, которое сильно выжигало ее глаза. После они становились бледно-зелеными и сильно болели, но ее все равно тянуло к тому месту, там она ощущала себя свободной. Да, свободной! И даже не испытывала на себе внимание никакого постороннего, но очень родного взгляда. Тишина всегда отказывалась объяснять мне причину, по которой никогда не приходит к Ольге.
Девушка перевела взгляд с ясного неба на черный забор, что открывал один юноша. Он крепко ухватился своими худыми ручками, пытаясь, как можно быстрее дать проехать автобусу. В голове у Ольги сразу пробежало его странноватое имя. « Мифодлий» - так назвал он себя, когда в первый день нашего приезда, предложил Ольге помощь, сразу ухватившись за ее желтый чемодан. Она вспоминала все с улыбкой на лице, все четче всматриваясь в радостные лица людей. Тогда она поняла, что теперь ни за что не уедет, даже если сама мама потребует ее вернуться домой. Она оглянулась назад, пытаясь разглядеть, что делает ее Архимей Петрович, сидевший на кресле. Но солнце так и пыталось пробраться внутрь комнаты, не давая Ольге долго смотреть внутрь.
- Татьяна уезжает!- произнесла она громко, устремившись на тебя в розоватом пальтишке, пояс которого ты не успела завязать. Не услышав ответ из комнаты, она нахмурив брови произнесла, -Татьяна уезжает, знаете, что это значит?- переведя взгляд , она вошла внутрь, раздвинув занавески рукой.
- Неужели вам совсем неинтересно, о чем я хочу сказать?- она осторожно подошла к старику, застегнув ему мелкую пуговичку на белой рубашке, что постоянно расстёгивалась.
- А какое это имеет отношение к нам?- он серьезно посмотрел на нее, будто не понимал.
- Вы же хотите, чтобы Виктория дописала свой роман? Он, ведь, нравится вам, не так ли?- она проговорила так быстро, что Архимей Петрович не сразу сообразил, что к чему. – Если ее Женщина с загадкой уедет, то она не напишет ни слова. Вы совсем не знаете ее, мой друг!- она, слегка оттолкнув его, бросила на балкон, чуть не споткнувшись об сбившийся ковер.
Проследовавший за ней, Архимей Петрович, накинул на плечи вязанную серую кофтёнку:
- Не беспокойтесь, Оленька! Не отвлекайтесь на подобное! И все-таки вы мне объясните, как она видит ее?
- Она как-то сказала мне, что есть загадка у каждой живой и забытой столетиями души. У некоторых, например, у нас с вами, эта загадка открыта, и мы не представляем ничего особенного, это можно сказать проще - нет загадки, даже самой маленькой. Ее не приобретают с годами, с ней рождаются. А заметить, способны лишь единицы, разгадать практически невозможно. Да, именно так она и говорила! - после этих слов Ольга замолчала, опустив голову.
- А что на счет посещения двадцатого столетия? Как часто она появляется там?- положил руку на ей на плечо Архимей Петрович, сильно прижав себе, что у Ольги немного перехватило дыхание. Этот голос был вовсе не тем, каким встретил ее на пороге своей жизни старик, увлекающийся медициной.
Тишина появилась тогда, стоя на соседнем открытом балконе. Она первый раз находилась так рядом с этой девушкой, которую по неизвестной причине недолюбливала. Но сейчас с ней произошел какой-то переворот, она словно видевшая намерения фанатика насквозь, пыталась предупредить, еще не до конца испортившуюся, мою подругу. Тишина протянула воздушную руку в сторону, куда и глядела Ольга, думавшая, что же ответить. Она согнула прозрачные кончики пальцев, тяжело закрыв блестевшие на солнце веки. Она пожалела впервые об одном, об том, что ей не дано молвить слово! А то бы непременно вылетели из нее все фразы, предложения, которые она построила в своей голове. Ах, и как бы широко она открыла свой рот, выкрикнув изо всех сил, а потом бы рассыпалась на хрустальные кусочки…
- Послушайте, вы!- Ольга, мысленно перехватив предупреждения неизвестной ей на этот час тишины, отстранилась от него резко. – Вы, если хотите помочь Виктории с романом, то это замечательно, но не нужно так глубоко проникать в ее жизнь, что пока остается за гранью произведения! – она немедленно направилась в комнату, из которой выскочила через секунду.
« Эх, вы, Архимей Петрович… Эх, вы» - пронеслось у нее в голове, когда старик даже не попробовал взять ее за руку, остановить, сказать что-либо.
« Будет совсем точно, если я скажу вам, каким уверенным внутри был этот старик. Да, уверенность, что Ольга обязательно прибежит к нему ночью, сядет в креслице и трепетно начнет говорить о чем-либо, хоть о своей младшей сестре, была настолько сильной, что разрывала на части его грудь, что всячески болела по вечерам, когда на небе вырисовывались те самые ненавистные ему точки, горящие белые точки. Он ни разу в жизни не смел назвать их звездами, как обычно говорят люди, любящие небеса больше всего. Из-за этого его не утешала даже тишина, что все время пыталась развести мне с ним дорогу. Она, ведь могла избавить его от всего, даже от непонятной ненависти к звездам. Нет, она была понятна только для него, и закрыта для тишины, что могла проникнуть почти в любое сознание. Ольга, конечно же, узнает что связано с ночным небом, какие эмоции живут внутри старика, когда он плотно задвигает шторы, лишь бы не видеть мелких точек, которые иногда собираются рядами, показывая различные рисунки. Скорее всего, они хотят показать ему то, что потерял он одной ночью, когда так понадеялся на помощь звезд.»