Тусовочка проходила в загородном доме Алки. Они подъехали к их особняку и теперь разглядывали огромное строение, которое занимало многие тысячи квадратных метров на зеленой лужайке у кромки леса, на самом берегу реки. – Квадратных метров, - подумал Леонидов, - почему говорят именно квадратных, почему не кубических? Словно все должно находиться в пространстве двух измерений, в плоскости, но этот дом поднимался высоко наверх. Он словно пронзал маленькое облачко, зависшее в небе над головой, и невозможно было сосчитать, сколько в нем этажей. У Гали… у его Геллы, засветились глаза. О таком можно было только мечтать. Теперь в ее воображении возникало и строилось нечто невообразимое. Уже отделывались самые верхние этажи шикарного загородного дома, вокруг били фонтаны, причудливые деревья скрывали ее от надоедливого летнего солнца, в прудах плавали золотые рыбки, а по дорожкам бегали заморские зверушки…
Они вошли в этот просторный дом, где у дверей их встретила Алла. На ней был какой-то потрясающий наряд, на человеке рядом с ней тоже. Они познакомились. Муж ее был достаточно молод и лыс. На нем был белый пиджак и черная рубашка. Галстука не было, его мощную шею обвивала золотая цепочка и никаких крестов. Одет он был, как и подобает известному издателю известного крупного издательства страны. В просторном зале, где уже собрались какие-то гости, не было кресел, не было столов, только широкие стены, фонтанчики, какие-то статуэтки, а по краям на маленьких столиках крошечные бутерброды и выпивка. - Здесь и состоится фуршет, - подумал он. Алка воскликнула: - Леон, дружище! Гелла! Рада вас видеть! Пойдемте, покажу вам все!
- Привет, Алла, - выдохнул он. Они не виделись двадцать лет, но он не ожидал, что встретит такую молодую и красивую женщину. Как будто не было этих двадцати. Время ей пошло на пользу. Вернее, время это прошло мимо нее…
- Какая, Алла!!! - зашептала она. - Эллен! Запомните и не проговоритесь. Давно уже Эллен!
- Хорошо, Эллен, - согласился он, подумав, что Алка ей шло намного больше.
Алка…, вернее Эллен, провела их по залу, познакомив со своими гостями. Лица многих из них он уже где-то видел, люди были известными, люди были публичными. Галя и Эллен ушли вперед, разговаривая о чем-то, а он немного отстал, обратив внимание на какого-то пожилого человека, человечка, пытаясь вспомнить, где он мог видеть его раньше? Старичок тоже смотрел на него, потом подошел и воскликнул: - А ведь мы знакомы с вами! Помните?
- Да-да! Помню, - почему-то обрадовался Леонидов.
- Вы прекрасно смотритесь в этом костюме, вам все это очень к лицу!
Это был тот самый незнакомец из магазина. Из того самого магазина, откуда они с Галей начинали свое восхождение. И старичок тоже был очень рад ему. Они теперь разговаривали как старые знакомые. И вообще, все эти люди в зале тоже были знакомы друг с другом. Они здоровались, обнимались. Подходили к ним. Жали руки! Господин, Леон! Господин Идов! Все его знали, и все хотели с ним поговорить. Обстановка теплого дружеского банкета, вечеринки, где собрались только близкие люди. Добрые друзья!
- Вас уже знакомили с Мадам? – спросил старичок.
- Мадам? - переспросил он. - Нет, я не знаю никакой Мадам.
- О, вы не знаете Мадам? - воскликнул его собеседник. - Сегодня у вас большой день, сегодня вы вступаете в этот Клуб!
- Клуб? – удивился он.
- Да, Клуб, а вы ничего не знаете? – рассмеялся старичок. – Узнаю Эллен! Она любительница сюрпризов!
Старичок не стал развивать эту тему и снова посмотрел на Леонидова. – А вам не кажется, что вы уже давно в Клубе? Помните, я как-то вам рассказывал об этой одежде? Она вам очень идет. Впрочем, как и всем остальным, - почему-то устало пробормотал он себе под нос, потом встрепенулся: - Так какие ощущения? Вы себя чувствуете другим человеком? Человеком новой формации, новой касты? Вы способны теперь носить другую одежду, черт возьми?
Он посмеялся и промолчал, глядя на этого чудаковатого старичка, а тот продолжал:
- Вы не слышали новость дня?
- Нет, - произнес Леонидов.
- Вы не знаете, что нет больше великого художника, великого мастера Медильяне?
- Как нет? – удивился он.
- Его убили, - прошептал старичок.
- Как убили?
Старичок теперь говорил совсем тихо заговорщицким тоном:
- Да-да, его убили. Господин Медильяне отказался шить свои костюмы и платья. Он отказался делать то, что делал всю свою жизнь и начал ваять… шорты и майки. Вот так.
- Зачем? – изумился Леонидов.
Старичок задумался, потом произнес:
- Наверное, ему надоело одевать всю эту толпу. Ведь имеет же право человек на старости лет своей длинной жизни хотя бы единственный раз сделать то, что ХОЧЕТ???
Помолчал немного и продолжил:
- Всю свою жизнь он одевал этих господ, они уже не могут жить без его одежды, его костюмов, платьев, аксессуаров, и теперь у него родилась гениальная идея! Теперь он будет не одевать этих людей, а… раздевать! Это же великолепно! Это гениально!
- Да, здорово! – согласился Леонидов.
- Здорово, еще как здорово! КИТЧ!
- Да-да, китч! – повторил он.
- Замечательно, когда хотя бы один единственный раз в жизни ты позволяешь себе сделать то, что ХОЧЕШЬ!!! За это можно отдать все, - шептал безумным голосом старичок, потом грустно добавил: - За это его и убили, - он посмотрел куда-то вдаль.
- А что за Мадам? - спросил он старичка.
- Увидите сами, - ответил тот, - запомните одно - никто не должен быть красивее ее, талантливее, остроумнее и умнее. Такое правило. А в общем, милейшая женщина.
- Даже так? – удивился Леонидов, - образ Богини.
- Да-да, Богини, - задумчиво пробормотал старичок.
- Ваша жена просто восхитительна в этом наряде, - произнес он, спустя какое-то время, – жалко, что для нее больше не найдется такого великолепного платья. Ей это очень шло.
К ним подошла Галя.
- Мы только что говорили о тебе, - сказал Леонидов, желая познакомить ее с этим удивительным человеком, хотя, пока сам не знал его имени.
- С кем ты тут разговаривал? – весело спросила Галя. Глаза ее блестели от выпитого бокала шампанского, на ней потрясающе сидело это платье, она была очень красива.
- Познакомься, - произнес он...
- Но здесь никого нет! – улыбаясь, воскликнула она. Он обернулся и не нашел своего собеседника. Старичок исчез, растворился! Как тогда! А был ли он, вообще, этот старичок? – подумал он.
- Сейчас начнется самое интересное! - воскликнула Галя.
- А разве еще не началось? – спросил он, оглядывая собравшихся. Они размеренно ходили, общались, пили шампанское, и звонкий шум голосов отражался от стен гостеприимного дома.
- Нет, основные гости еще не приехали, ты представляешь, кого еще ждут? – и, не дождавшись ответа, продолжила в восхищении: - Маммонну!
- Кого? – недоуменно переспросил он, заслышав такое имя.
- Ты не знаешь, кто такая Маммонна? – Гелла посмотрела на него презрительно и добавила: - Только никому об этом не говори. Ты просто серость, Леонидов… Прости, ты гениальная серость, господин Леон. Маммонна! Я и не знала, что у Эллен бывают такие люди! Здесь собирается весь Бомонд!
По залу пронеслось оживление, и все подошли к огромным окнам, выходящим на лужайку перед домом. Люди заворожено смотрели вдаль и произносили это волшебное имя: – Маммонна. Он тоже взглянул в ту сторону.
Если вспоминать почетные выходы президентов или генеральных секретарей, членов правительственных делегаций, сошествие Папы Римского в Ватикане с высоты своего балкона или английской королевы в дни торжеств и праздников - все могло показаться нелепой забавой младенцев, играющих в своей песочнице, по сравнению с этим зрелищем. Зрелище завораживало и потрясало. Река, доселе так невинно струящаяся в своем неспешном течении, забурлила в тесном соитии берегов, закипела и начала выплескиваться наружу. Ей тесно стало в постылом русле. Теперь ее рассекали своими мощными моторами огромные катера и даже яхты. Они толкались, они не помещались в этом бурлящем водовороте, неслись по волнующейся поверхности воды. Они стремились сюда, к Эллен, к маленькому пирсу, который теперь напоминал огромный портовый причал. Дорога вдалеке заклубилась торнадо из пыли и вечернего зноя, по ней в стремительном полете мчались десятки машин, земля сотрясалась от грохота моторов и громких сигналов. Облачко, так спокойно висевшее на своей высоте, цепляясь за верхние этажи дома, разорвало в клочья, и сквозь него уже летела на своих разноцветных парашютах целая стая гостей. Все это зрелище напоминало военную операцию, а эти люди – группу захвата, только никто не стрелял, не взрывались снаряды, но грохот, тем не менее, стоял невероятный. Этот летящий, плывущий, несущейся по дороге десант уже почти достиг зеленой лужайки, и люди в красивых нарядах – костюмах и вечерних платьях - вываливались из своих стремительных колесниц, заполоняя все пространство вокруг. Они выстроились большой шумной толпой, встречая какую-то длинную машину, которая неспешно, по-хозяйски, въезжала в самый центр зеленой лужайки, безжалостно приминая траву. Кто-то кинулся открывать двери машины. Дверей оказалось много – очень много. Напоминало аттракцион – кто угадает, кто встретит главного гостя, или гостью, и проводит в зал “тусовочки”? Кто будет первым? Наконец, один счастливчик открыл свою дверцу и оттуда появилась рука… Рука была, скорее всего, женская. Пальцы ее были увешаны огромными перстнями, камни их ярко блестели на солнце, переливаясь. Рука была огромной, она шевелила пальцами, готовясь вцепиться в своего “встречателя”, в свою жертву. Потом поймала его за воротник, и из темноты салона явилось нечто:
- Маммонна! Маммонна! - закричали люди со всех сторон. Нечто вылезло, выползло из машины и строго оглядело людей вокруг. – Ну, что, засранцы, не ждали? – воскликнуло оно и засмеялось низким смехом. – А вот и я! Встречайте! Думали не приеду? Ха-ха! Приеду! Еще как приеду! Куда вы без меня?! Давайте, ведите меня, встречайте…
Это была огромная черная жаба. Вернее, женщина, похожая на нее. Черная, потому что была она задрапирована черной одеждой. Именно задрапирована, а не одета. Одевать такое тело было бы невозможно, только покрывать его какими-то лоскутами, скрывая то безобразное содержимое, которое тряслось складками и шевелило толстыми пальчиками в перстнях. Голова плавно перетекала в плечи, минуя шею. Шеи не было, зато был здоровенный подбородок, который покоился на самой груди. Волнистые волосы черным водопадом стекали с головы на плечи и мощную грудь. Изо рта раздавалось какое-то шипение. Руки тряслись, все это черное желе вибрировало, колыхалось, и, цепляясь за руку своего кавалера, устремилось вперед.
- Маммонна,… Маммонна…, - продолжали повторять люди в праздничных нарядах. Ее завели в зал, и все столпились вокруг, ожидая от нее чего-то еще. “Чего-то” не заставило себя долго ждать.
- Вам подарочек от вашей Маммоннки! – воскликнула Маммоннка, и с высоты потолка или откуда-то еще свалился в самый центр зала огромный белый торт. Он подпрыгнул на месте и замер, как вкопанный. Он был метра три в диаметре, высотой с человеческий рост, и крем полетел во все стороны, забрызгав кое-кого своими белыми розочками.
- Небольшой тортик честной компании! – воскликнула она. Люди засмеялись, зааплодировали. Люди с радостью снимали капли крема со своих нарядов, совсем не обижаясь на нее. Это была восхитительная шутка, это был подарок, без которого она, видимо, никогда не приезжала. И теперь счастливчики, на которых попал этот крем, слизывали его со своих рук, смеясь и радуясь такому везению, словно выиграли в лотерее.
- Эллка, привет! – махнула Маммонна своей короткой рукой хозяйке дома. Та покраснела, расцвела в улыбке и поздоровалась.
Тусовочка началась. Люди в праздничных нарядах весело разливали шампанское и прочие напитки, закусывали это маленькими канопе, общались, обнимались, шумели. Здесь были все знаменитости, весь бомонд: пожилые мужчины и молодые девчонки рядом с ними, совсем юные мальчики под руку со своими мамочками, знаменитыми, всем известными, отпиаренными и любимыми. Леонидов увидел вдалеке своего издателя, потом Силаева, увидел маленького менеджера Агентства “22 и 2”, здесь были всем знакомые журналисты и ведущие различных шоу и передач, режиссеры и актеры. Были продюсеры и их модели-певицы. Полуголые, но изумительно раздетые, полутрезвые и навеселе, разгоряченные этой жарой и праздником, молодые женщины. Здесь были все! Политики и бизнесмены, племянники и племянницы, светские дивы и светские львы. Все напоминало большой веселый вольер, в котором по случайности собрались люди разных пород, возрастов и званий, разных регалий и чинов. Словом, весь Бомонд!
- Там решаются все дела, - вспомнил он слова Петрова.
Пока он разглядывал вновь прибывших гостей и эту Мадам (по-видимому, это и была она), Маммонна продолжала о чем-то темпераментно говорить, а все эти люди понимающе ей кивали. Он услышал имя Медильяне и подошел поближе. Маммонна продолжала свою гневную речь:
- …каков мерзавец! Оставить меня без тряпок, без моих нарядов! Позволить себя убить! В чем теперь я должна ходить? У кого я буду одеваться? Кто, вообще, меня сможет одеть? Он знал каждый мой сантиметр, каждую клеточку моего тела! Его убить мало за такое!
- Но, его уже убили! Застрелили! – воскликнул кто-то в толпе.
- Мало! Мало! – продолжала Маммонна, - и поделом ему! Каков наглец! Надеть на нас майки! Шорты! Наглец и извращенец! Извращенец!...
Последнее слово она произнесла как-то трогательно, с любовью и подняла с вершины торта картинку, вылепленную из крема и шоколада. На ней был портрет какого-то человека. Маммонна воткнула его, как праздничную свечку, в торт и поднесла зажигалку. На этой картине действительно была расположена маленькая свечка, которая осветила лицо человека. Леонидов вздрогнул и огляделся по сторонам. Человек этот был ему знаком! Он ему напоминал старичка, с которым он только что разговаривал. Это точно был тот самый старик! Как такое могло произойти - он не понимал!? Он сошел с ума! А люди вокруг зашептали: - Медильяне, Медильяне.
- Мой хороший! – трогательно продолжала Маммонна, - мой Ангел! Мой любимый папочка!
Люди затихли, она пустила слезу и отломила кусочек шоколадки с его головы, съела его, громко чавкая, потом произнесла: - Сегодня мы празднуем твою кончину! – помолчав мгновение, резко обернулась по сторонам и неожиданно заорала: - Празднуем, я сказала, празднуем, веселимся, нечего сопли жевать! Торррт! Рррежеммм торррт! Офффицианттт!
К ней подбежал человек с подносом, на котором лежали маленькие ножи и вилочки для канопе. Она взяла двумя пальцами одну такую крошечную вилку и воткнула ее, как булавку, в огромный торт. Потом снова и снова, оглядываясь по сторонам.
- Ты, что издеваешься? – гневно воскликнула она. – Пшел вон, скотина! - топнула она своей ногой на официанта, - садовника! Зовите садовника! Пусть принесет свои прибамбасы! Да побыстрей! Маммоннка ничего не ела с самого утра! – и она грохнула этот поднос оземь. А к ней уже несся человек, в руках которого была большая совковая лопата и вилы. Появились люди с огромными подносами в руках, на которых можно было уложить целого жареного поросенка или барашка. По-видимому, Маммоннка не признавала фуршетов и тяготела к гигантомании и средневековым оргиям. Очень скоро в ее руках оказался огромный поднос с куском торта величиной с ее голову, который она разрезала большим садовым кинжалом и ела прямо с этого ножа. Остальные тоже получили свои куски, положенные совковой лопатой. Праздник продолжался…
Спустя немного времени, какой-то человек подвел к Маммонне трех разодетых… или раздетых, высоких девиц и молодого парня: – Вот, Маммонна, посмотри на моих ребят! Мой новый проект! – гордо произнес он. Маммонна стояла с куском торта, широко расставив ноги, громко чавкала и теперь критически, прищуренными глазками, смотрела на этих людей.
- Какие сюськи! – наконец, воскликнула она.
Капелька пота потекла по лицу этого человека, по-видимому, продюсера новой группы. Он заметно волновался. Он как-то заискивающе смотрел на нее, пытаясь скрыть волнение. Маммонна подошла к одной из девиц. Та была выше ее на голову. Маммонна засунула свой нос в шикарный бюст девицы, потом оторвалась от него и спросила басом: - Настоящий?
- Настоящий, - робко улыбнулась девица.
Люди вокруг радостно засмеялись. Маммонна проделала то же самое с остальными девицами, троекратно получив овации за свою шутку, - и проворчала: - Ну да, ну да, настоящие, так я и поверила. Потом подошла к молодому парню, солисту этой группы, и снова произнесла, чавкая тортом: - У тебя тоже настоящий?
Парень покраснел, но сразу же ответил: - А то! Иначе стоял бы я здесь перед вами!
- Стоял! Стоял! – покровительственно закивала Маммонна, - при виде такой женщины можно только стоять! – и она лукаво на него посмотрела: - Ладно, потом, позже познакомимся. Пупсик!
- Вам нравятся мои ребятки? – спросил продюсер, улыбаясь.
Маммонна снова оглядела девиц, потом паренька: - Не многовато для одного? Ладно, пойте… или что они там у тебя делают?
- Поют, еще как поют! – воскликнул продюсер.
- Ну, и ладно! Пусть поют, пока я добрая.
Потом к ней снова и снова подходили какие-то люди. Знакомились, показывались, представлялись. “Решали дела”!
Вскоре Леонидов потерял Маммонну из виду, заметив одного своего старого друга. Того самого, который его как-то “выручил” деньгами. Тот очень обрадовался и отвел его в сторонку: - Рад видеть тебя, старина! – воскликнул он, - наконец-то ты с нами!
- С кем – “с нами”? - Леонидов не понял, но переспрашивать не стал. Они говорили какое-то время, потом его друг произнес: - Как тебя теперь называть, Леонидов? Господин Леон? – и засмеялся.
- Да, хоть Леонардо, называй. Можешь Васей, можешь Петей, Майклом - кем угодно. Не имеет значения! – проворчал он.
- Ну, это ты напрасно! – воскликнул друг: - Тебя классно отпиарили, так что держись этого курса. Теперь ты, как разведчик, будешь лежать на операционном столе под наркозом, да, хоть при родах, не имеешь права вспоминать свое настоящее имя.
- А, было ли оно когда-нибудь, имя это? - мрачно пошутил Леонидов. Друг шутки не понял и добавил: - Вот это правильно! Не было этого имени! Вот это по-нашему!
- Тебя-то как теперь называют? - спросил Леон. Тот ответил:
– Я, старик, не публичная личность, поэтому остался тем же, кем и был. Все по-прежнему, - и, посмотрев на него, сказал: - А ведь ты, Леонидов,… прости Леон, должен мне кучу денег.
- Серьезно? – удивился он.
- Ты знаешь, что я подумал? Помнишь тот случай несколько месяцев назад, - продолжал его друг. - Если бы я тогда дал тебе эти несчастные деньги, эти гнилые, порочные деньги, сейчас бы ты не стоял в этом замечательном зале, и мы не разговаривали бы с тобой.
Леонидов уставился на него и не нашелся, что ответить.
- Да-да, - убедительно продолжал друг, - если бы ты просто взял тогда в долг у меня и промотал все это, потом снова взял и так далее, у тебя не появился бы азарт, вкус к жизни, к борьбе! На это я и рассчитывал! Я ждал, когда ты начнешь бороться и прорвешься, это и был мой гениальный план! Я тебе тогда “конкретно” помог. Как видишь, у меня все получилось!... У нас! – поправился он и добавил еще: - Так что, с тебя причитается!
Его друг говорил на полном серьезе, он не шутил, он был уверен в правоте своих слов! Он был просто убежден в этом!
- Сколько? – пошутил Леонидов.
- Не сейчас, - почему-то серьезно ответил тот.
- Не хочу быть обязанным, - настаивал Леонидов.
- Потом, потом, сочтемся. Я подожду, не к спеху, - ответил друг и воскликнул, глядя куда-то вдаль. – Ты посмотри, какие люди! Узнаешь?
Теперь Леонидов смотрел на какого-то человека, пытаясь вспомнить его.
- Художник!? Это же его старый друг, Художник! Как он мог не узнать его сразу?
Они протиснулись сквозь толпу людей, поздоровались, обнялись.
- Ну, как твоя Луна? – спросил он.
- Сияет в ночи! – ответил тот. – Закончил, теперь могу выполнить твою просьбу.
- Какую просьбу? – спросил Леонидов, делая вид, что не помнит.
- Ну, как же, а твои обложки! Пора рисовать, пора творить! Буду рад поставить твою фамилию рядом со своей. Представляешь? На обороте титульной страницы крупно: - “Иллюстрации к книге выполнены известным господином Художником”! – воскликнул он, - моя фамилия,… а потом и твоя фамилия… тоже!... Ну,… или наоборот, - покраснел он и поправился: - Как раньше, помнишь в театральной программке – режиссер Ты, художник – Я.
- А как же твой Сатурн? - воскликнул Леонидов, - Сатурн домазал?
- Сатурн подождет! – воскликнул Художник, - сначала твои дела! Мы же одна компания, какой может быть Сатурн, сначала книги. Ты просто обязан отдать мне заказ на эти обложки, ты должен…
- Должен? – снова прозвучало в его голове.
Алка…, вернее Эллен, со своим мужем подошли к их компании.
- Господин, Леон! – воскликнула она, - я выполнила твою просьбу! – гордо заявила она.
- Какую просьбу? – спросил он.
- Ну, Леон… Идов! Не придуривайся! Ты же хотел печататься в нашем издательстве! Мой папочка прочитал твои книги, ну…, то есть, просмотрел их…, пролистал, короче, мы согласны!
- Без понтов! – подтвердил папочка, потом добавил: - С твоим издателем разберусь сам, короче, можем работать, влегкую.
Алка посмотрела на своего мужа и перевела: - Короче, все юридические тонкости мой муж берет на себя.
- Не твоя печаль, - добавил папочка.
- Ну да,… ну,… я это самое и говорю, - сказала Алка, - подписывайте договор и вперед! Вперед? – посмотрела она на мужа.
- Влегкую, - снова повторил папочка, поправил пиджак на широких плечах и осклабился.
- Я подумаю, - произнес Леонидов.
- Подумаю? – удивился папочка.
- Леонидов,… прости, Леончик! – поправилась Эллен. - Ты же сам нас просил? В конце концов, ты обещал! Теперь ты просто должен! Ты наш!
- Должен, - снова мелькнуло в его голове, - когда он оказался всем должен?
- Он хотел сказать, что не отказывается, - возникла его Гелла, теперь она всегда появлялась в нужное время, - просто Леон пока не готов к таким резким движениям, - мягко и мудро произнесла она. - Завтра поговорим. Мы ни от чего не отказываемся. Завтра, хорошо? Да, Леон? Да?
Он стоял и смотрел на этих троих – на друга-бизнесмена и Художника, на Алку. Ему было очень приятно встретить старых друзей в этом доме. Друзей, которые ради него готовы были на все. А иначе и быть не могло! Ведь это была одна компания, все, как и прежде…
- Ты кто такой? – внезапно услышал он резкий утробный голос прямо за своей спиной. От неожиданности он застыл на месте, потом повернулся. Перед ним стояла сама Маммонна и своим коротким толстым пальчиком тыкала в него.
- Это Леон! Леон Идов! – быстро заговорила Эллен. - Я не успела вам его представить! Это тот самый Идов, писатель…
- Я не тебя спрашиваю, Эллка.
Маммонна не удостоила ее своим взглядом и уставилась на него. В этих глазах застыл дьявольский блеск, который выдавал удовольствие от такой встречи. Блеск глаз голодного человека, или не человека вовсе, который, не насытившись огромным куском торта, желал теперь чего-то еще, чего-то посолонее. Она пожирала его глазами, проникая ему в голову, в его сознание, в самую душу. На мгновение Леонидов почувствовал себя жертвой перед хищником. Он чувствовал себя раздетым, совершенно голым, беззащитным, он стоял, как школьник в гимназии, ожидая наказания. Правда, пока не знал, за что.
- Я тебя спрашиваю, кто ты такой?… Леон… Идов. Ну, кто ты такой? Почему не идешь ко мне? Не “проставляешься”? Ты кем себя возомнил?
Люди вокруг притихли и с замиранием сердца наблюдали за этой сценой. Они привыкли к дурачествам своей Маммоннки, хотя, по-видимому, она имела на это право, и поэтому теперь с уважением, трусливо смотрели в их сторону, ощущая себя на месте этого Леона. Тигра, который оказался в клетке.
- Не жрет мой торт?! – продолжала она. - Не идет знакомиться! Никакого уважения! Дать ему торта! Принести ему моего торта! Быстро! – прокричала она.
Прямо у его носа оказалось большое блюдо, на которое плюхнулся огромный кусок торта, соскочившего с лопаты. Он стоял и молча держал его в руках.
- Ну, Леон Идов, ты кто такой? И чего ты можешь в этой жизни? Писссатель.
- Скажи ей что-нибудь, - зашептала Алка ему на ухо. – Давай, чего ты молчишь? Ну, скажи что-нибудь! Ты должен ей понравиться!
А он все стоял и смотрел на нее.
- Он что у тебя немой… или просто тупой?
Маммонна с удовольствием рассматривала его, прищурив глаза. Она готовилась съесть это блюдо целиком, но пока не решила с какой стороны начать. А этот писссатель не понимал, что просто нужно было сказать комплимент этой хозяйке вечеринки. Просто, в знак уважения, немножко унизиться перед ней, показать свое место. А этот стоит и тупо молчит! Какой скандальчик! Какая прелесть! Писссатель – придурок!
- Ну, сделай ей комплимент, Леонидов! – продолжала шептать Алка, позабыв его новое имя. Ей было не по себе. Такой конфуз! В ее доме! Леонидов, как медведь, упирается и не может подкатить к Мадам! Какой ужас!
- Она лишит тебя всех контрактов! – шептала Алка, - я не шучу, она может все! Ты должен ей понравиться! Давай!
- Должен! Снова должен! – подумал он.
А Маммонна все продолжала смотреть на него, сверля глазами. Теперь это не был взгляд тупой самодовольной жабы, в ее глазах застыло острие, которое пронзало его насквозь.
- Конечно, должен! – мягко прошептала она. Леонидов был поражен. Она читала его мысли. – А ты как думал? - продолжала она. Это больше не была шумная, взбалмошная бабенка. Это была женщина, которая умными всепонимающими глазами смотрела на него и улыбалась. Это была улыбка человека, который знал про него все. Ему даже показалось, что выглядит она теперь совсем по-другому. Он не мог понять, как, но весь этот наряд на ней, килограммы краски и жира были просто бутафорией, фикцией. Под всем этим скрывалась умнейшая, красивая женщина, которая сейчас смотрела на него и ждала. Этот взгляд он уже видел когда-то, она ему точно кого-то напоминала. Он посмотрел вокруг, словно ища поддержки. Вокруг никого не оказалось. Исчезли люди, исчез яркий свет праздничного зала, и только они вдвоем – он и эта женщина. И полумрак вокруг.
- Темный затхлый могильник, – подумал он.
- Что вам нужно? - спросил он.
- Чтобы ты любил меня, свою Богиню Маммонну, - ответила она. - Чтобы вступить в мой Клуб, нужно выполнить некоторые правила. Ты должен искренне полюбить меня и молиться этой молитвой. Или ты с нами, или… совсем один – третьего не дано. Ты никто! Ты ничтожество, Леонидов, - ответила она, смеясь.
Он точно видел эти глаза, этот взгляд, и видел не один раз. Видел его у многих людей, у разных людей. Только, не мог сейчас вспомнить - у каких. Вдруг рядом в этом сумраке появился некто. Ангел! Его Ангел! Слава Богу – он не один!
- Ты должен понравиться ей! – прошептал ему Ангел, - такое правило, ты должен полюбить ее, и тогда у тебя будет все.
- Снова, должен? – промелькнуло в голове.
- А ты как думал? – прочитала его мысли Маммонна. - Писссатель, гений… Мне не нужны гении, - улыбнулась она теперь совсем не доброй улыбкой. - Их время прошло. Это я тебя так, на всякий случай предупреждаю, на будущее, а каким будет это будущее, решать теперь мне. А за тобой я давно присматриваю. Ты никто и ничто без меня. Ты меня понял? Ты ничтожество.
Он тупо молчал, словно перед детектором лжи, боясь подумать о чем-либо, и Маммонна, наконец, оторвала от него свой пронзительный взгляд. Снова яркий свет, снова люди кругом, они смотрят, ждут. И еще один человек на него пристально смотрит. Нет, смотрели все, но этот взгляд выделялся из толпы. Или ему показалось? Тот самый человечек – тот старичок. Он смотрел на него и тоже ждал чего-то, хитро улыбаясь.
- Так, ты соизволишь сказать мне что-нибудь? – уже не выдержала Маммонна. Ей надоело это пассивное созерцание, и она желала развязки, финального аккорда.
И снова глаза старичка…, снова Маммонны.
- Я не даю интервью, - неожиданно для себя громко произнес он и галантно улыбнулся.
- Да, ну-у-у-у? – изумилась Маммонна и на мгновение застыла, прищурив глаза, - какие люди у нас сегодня! – и она широким жестом пригласила всех лицезреть это зрелище. Гул удивленных людских голосов пронесся по залу. Теперь говорила она медленно, с удовольствием, как только что разрезала свой торт на части.
- Мы не даем интервью? Какая прелесть! И тортик мой тоже есть не собираемся!
А он теперь стоял, смотрел на нее и тоже почему-то улыбался. Маммонна погрузила в торт свой палец, вынула его оттуда и провела белым кремом по его костюму.
- Ах, какой конфуз! – воскликнула она, - какая жалость! Последний костюмчик от Медильяне, видел бы он сейчас! Бедный Медильяне! Душка Медильяне!
А он видел. Он смотрел на него, и в памяти Леонидова воскресла фраза этого человека: - Единственный раз в жизни сделай то, что ты хочешь. А что он сейчас хотел? Очень хотел!?... Он обезумел? Он сошел с ума?
Но остановить его уже было невозможно. Он спокойно посмотрел в глаза Маммонне. Галя в ужасе отшатнулась, заметив этот взгляд. Она хорошо его знала. Она еще помнила “того” Леонидова. Дальше все происходило, словно в замедленной съемке. Леонидов спокойно поднял блюдо с тортом кверху, плавно перевернул его и надел огромный белый кусок крема прямо на голову Маммонне. Люди в зале выдохнули и застыли в оцепенении, мертвая тишина повисла в этом просторном помещении. Люди не знали, что им делать. Они хотели отвести глаза, сделать вид, что не видели, не заметили ничего, хотели исчезнуть, раствориться.
- Что он хочет еще? – стучало в его голове, - что он хочет? – и оглядел всю эту разодетую, пеструю толпу. А глаза старичка продолжали сверлить его и улыбаться. Старичок подбадривал его, он был с ним! Леонидов медленно снял с себя замазанный кремом пиджак, отшвырнув его в сторону, и полез на торт. Он хватался за его края, скользил, наконец, взгромоздившись на самую его вершину, взял в руки лопату. И тут произошло невероятное. Маммонна наконец сняла с себя этот огромный кусок торта, голова ее куда-то исчезла, и теперь на всех смотрело незнакомое лицо то ли зверушки, то ли кого-то еще. Леонидов тем временем воткнул лопату на полметра в торт. Потом поднял большой кусок крема и теста и метнул это угощение в толпу людей. Вой пронесся по залу, а он снова и снова копал этот торт и швырялся им по сторонам. Потом стащил надоевший галстук, снял с себя грязную рубашку и отбросил все это в сторону. Он остался в одной майке. Майке Медильяне! А глаза из толпы того самого старичка все продолжали следить за ним. Следить и улыбаться. “Сделай то, что ты хочешь! Не одевать, а раздевать!”
И тут пронзительный крик сорвался с губ Маммонны без головы:
- Ах ты, мерзкий пиарщик, ах ты, паразит! Ай да, молодец!!! А он мне нравится, ублюдок эдакий! Безобразник! Отпиарился, гаденыш, оторвался!?
Теперь она тоже стаскивала с себя одежду из лоскутков, покрытых кремом. Она бросала их в разные стороны, и перед изумленной публикой возник образ незнакомого человека… Мужчины! Похожего то ли на зверушку, то ли на человека из мультика. Человек-Мультик! Леонидов узнал его! Это снова был он! Тысячи сережек блестели в его ушах и ноздрях, все тело было покрыто татуировками, и он издавал радостные нечленораздельные звуки.
- Мультик! Тот самый!!!
А Мультик тем временем закричал: - Ну, что, засранцы, уставились, а ну, раззздевайййсь! Ну-ка быстро стряхивайте с себя грязное шмутье! Что смотрите – забыли, кто в доме хозяин? Быстррро!!!
А сам, раздевшись до нижнего белья, оказался в шортах и майке. Самой настоящей майке от настоящего Медильяне!
Люди в зале тоже начали спешно раздеваться, стягивая с себя наряды – пиджаки и вечерние платья. Теперь они оставались в одних шортах и майках. А Мультик все продолжал кричать: - Ну, Леон…Идов, ну, пиарщик – сделал всех. Гений пиара! Умница! Вот это ЭКШЕН! Вот это КИТЧ!
Женщины сбросили с себя наряды, оставшись почти безо всего. Под этими восхитительными платьями у них ничего и не было. И только белый крем скрывал теперь их загорелые красивые тела и пышные формы. Бомонд утопал в креме.
Маммонна…, нет, Человек-Мультик теперь скакал рядом с Леонидовым. Он ловко запрыгнул на торт и тоже швырялся его кусками. На мгновение повернул к нему своё лицо и бросил жестко, но беззлобно: - Поговорим ишшо, успеется.
Потом снова обернулся к толпе и продолжил свой нечеловеческий танец. А рядом Леонидов увидел еще одного человека. Тот танцевал, кривлялся, строил дикие рожицы. Нет, не человека – Ангела. Своего доброго Ангела! Тот снова был рядом с ним. Он находился на вершине торта, а Леонидов на самой вершине карьеры и славы, потому что выше подняться было невозможно. Просто некуда. Сегодня его признала сама Маммонна – Богиня всех основных инстинктов, Богиня ЭКШЕН! Богиня мультика под названием - КИТЧ! Наконец, его Ангел был счастлив! Его добрый справедливый Ангел. Наконец, ему все удалось! Он сделал ЭТО!!!