Так и не смирилась я, что герои Виктора Астафьева расстались. Вот, решила по-своему, как уж могу, воссоединить их.
Эльвира
- Эля, о чем ты там опять думаешь?
Да, не думаю я, мама, я сплю. Сплю и вижу сон о Белых горах. Издали они кажутся легкими и добрыми, взбегай раз за разом и скатывайся с веселым смехом. А попробуй подойти поближе и ступи ногой к подножию, поймешь, что они только издали и во сне белые, пушистые и сказочно добрые. Взгромождения отвесных скальных выступов и гигантских камней с деревенский дом величиной, крутые снежные и ледовые обрывы, бесконечные распады и щели, через которые выбираться да выбираться. А выбравшись, оглянешься вокруг и такими горы совсем не белыми покажутся, что дальше никуда не захочешь, разве в аэропорт или на вокзал, скорее взять билет до дома и в цивилизацию, в цивилизацию! Пешком чтоб до трамвайной остановки и по парку по большим праздникам. А в горах этих, которые нахально лезут в сны и грезится ими наяву, пусть другие живут, из не того теста слепленные. Такие как Акимка.
Акимка, Акимка! Как забыть-то тебя, как жить-то без тебя? От пневмонии я вылечилась, чахотку не подцепила и худобы той не стало, увидишь – не узнаешь. « Как-то не признаю я вас, мадам, - скажешь, – нет среди моих знакомых толстух таких, у меня все знакомые стройненькие, вроде меня самого». «Да, Элька, я, Элька! - чуть не заплачу, - что ж ты бессовестный-то такой!» « Да была одна Элька...» - взгрустнет «паря». Ведь грустишь же, помнишь же... или нет? А я вот душой и телом к тебе прикипела, понимаешь? Скучаю безбожно и жить без тебя не могу. Ноет сердце, томится грешная плоть, не хватает мне тебя, Акимка! Не могу я без тебя, Акимка! Приеду, ей Богу, приеду, вот получу диплом, выклянчу свободное распределение и примчусь. Небось дадут, если расскажу о тебе и о себе, всю эту историю недлинную, но долгую, поплачусь. « Люди вы или не люди!» - взвою по-бабьи. Вдобавок наобещаю романтической писанины на злобу дня, из самой гущи событий, с берегов сибирских рек. В библиотеку пойду работать вместо сбежавшей Люды. Небось другая какая дура гуманитарная не пробегала?
Не пробегала и не проплывала. Даже не проезжала по причине отсутствия дорог. Библиотека встретила меня с распахнутыми объятиями с целым ворохом проблем, планов на счет молодой специалистки. Детишки, весьма уловимо пропахшие псиной, начинали стекаться сюда до открытия и уходили вместе со мной, помогая запереть скособоченную дверь на плохо проворачивающийся амбарный ключ. А навстречу уже бабка Агафья ковыляет, палочкой грозит ребятне: «Когда же вы отстанете от бедолаги, сами-то небось дома набузгались, а избачку голодом морите, мать ейняя приедет, предъявит: пошто девку-то не кормила, непутевая?».
Агафья Степановна - это отдельная история. Она встретила меня по приезду прямо на пристани. Как будто сто лет знала, сто лет ждала, только имя мое подзабыла, спросила: «Звать-то тебя как?». « Так вот, Элевира, будешь жить со мной. Нечего девке одной ночевать. Ухажеров у нас хватает, вон выстроились, не успеешь порог переступить, в гости проситься начнут». Погрозила местным кавалерам кулаком и чемоданы мои приказала до дома донести. Подскочили как миленькие, самый прыткий баулы мои потащил, остальные с хиханьками-хаханьками следом двинулись. До покрашенных желтой краской ворот с парой синих лебедей так гурьбой и шли, а там: «До свиданья, хлопцы, до понедельника». Взяла меня под свое крыло бабка Агафья, депутатка вечная, и ближе чем на полметра ни одного представителя мужской половины человечества не подпускает, за исключением младших школьников и дедушек далеко за семьдесят. « Хватит с нас сраму с этой Люськой непутевой!».
Славно мы с ней живем-поживаем. Чаи вместе распиваем, о жизни толкуем, письма сочиняем. Я – матери, друзьям, она своим сыну со снохой, которые так далеко забрались, что в отпуск через год приезжают. Забрался-то сын, Григорий, невестка с тех мест и зовут её как-то чудно, по выражению моей хозяйки. Заглядывают соседки, вопросы задают, сильно любопытных Агафья Степановна шустро урезонывает: «Ты как, проведать зашла или допросы устраивать? Иди-ка, милая, другой раз придешь, квантиранке моей некогда пустую болтовню нести, у ней писанины вон сколько». Акимку вместе с ней поругаем, который ведь давно знает, что невеста к нему нагрянула, да в тайге прячется. То ли шишкует, то ли ягодничает. «Это какого транспорту надо, чтоб столько добра из тайги допереть, небось все заимки свои до потолка набил». Прячется он, прячется, бродяга, мы-то с бабушкой знаем. Ох и достанется ему от нас, ох и достанется!
Акимка
Как сообщили браконьеры эти, проплывая мимо, что невеста ко мне приехала, так и хожу будто лесиной вдоль хребта саданутый. Тяну, тяну, оттягиваю и не знаю, что бы еще придумать, какую причину, чтоб в тайге прятаться. Вот ты выдала, Элька, крутым кипятком да по опаленному сердцу! Ну припрусь, ну предстану своей немытой рожей перед кралей столичной и как картина называться будет? А люди-то, люди, до чего культурные стали и с каких пор? «Невеста к тебе там приехала!». Не краля, не баба, не зазноба... Это уже тетка Агафья их выражениям культурным обучила, она может!
А клюквы по болотам нынче сколько! Кочки сплошь усыпаны. Пайву сегодня с верхом набрал, а пайва-то у меня трехведерная. Вернулся к избушке, хариузов половил, ухи сварил, чайку попил с клюковкой. Лежу, в небо гляжу. Хорошо... Но выбираться надо. Вон уже гольцы от макушки до пояса белые стоят, золото с берез почти осыпалось. Непогода - она разом нагрянет, очухаться не успеешь. Давно бы домой поплыл, если бы не боялся встречи с десантницей этой бесшабашной. В баньке бы попарился, спирту попил, попел-поплясал, в «трезвиловке» отметился по обычаю. А тут облом! Только что же так радостно у меня на душе, будто свет с небес снизошел и все мои горе-печали омыло, все потери и черные дни из жизни вычеркнуло и объявлено мне принародно: Живи, Аким, рай тебе земной прописан на роду. Рай ли, ад ли, но собираться надо, чтоб без приключений урожай до дому довести. Пригодятся припасы, небось кормить москвичку надо будет, на довольствие определить. А аппетит у неё хороший, знаем, знаем, не проболтаемся. Все-то мы про вас знаем, мадам, до единой косточки вашей благородной, до жилочек родимых, по которым кровь ваша голубая течет. Вспомнил, как билось сердечко беззащитно и ломко, как хрипели лопаточки твои и так захотелось дотронуться рукой, прижаться, а там хоть век не рассветай! Ёкаламене! Что же я здесь сижу-то. Чего выпендриваюсь? А если сорвётся, обратно уедет моя... Кто моя? Моя и все тут, раз рядом, прямо рукой подать. То есть доплыть. Соскочил как юродивый и давай плеваться, чтоб не спугнуть счастье-то, которое на меня нежданно-негаданно свалилось, сон свой наяву, мечту свою бессонную. Попрыгал на месте, побегал вокруг, пар излишний выпустил, взорвется ещё самовар в беспутой башке. Песню поорал, не матершиную какую, а политическую, «Интернационал» называется. Бойе снисходительно так за мной наблюдает, опечалился паря, как с таким дураком дальше жить, размышляет. Так-так, значит, собрали все с вечера, на заре и тронемся, псина моя бестолковая, чтобы ты там понимал в делах сердешных?
Агафья Степановна
Стоит моя квартирантка на высоком на берегу, ждет, пока Акимка лодку пристроит. Не спеша так, толково, как следует. Все, пошел, пошел на ее светлую улыбку, а та навстречу шагнула, весело, беззаботно, будто и не расставались надолго и встреча эта давно решенный вопрос. Ой. детки мои, детки, совет вам да любовь. Да что же слезы эти прямо ручьем текут, весь обзор заполонили, язви их в душу!