Начинающий литератор Сеня Ляпин в «наливайке» пил горькую.
Вчера он поставил жирную точку в опусе, над которым корпел (с перерывами) весь последний год, а сегодня с утра пораньше уже предстал пред светлые очи редактора Ромы Букина.
— Вот, — выдохнул Ляпин и скромно выложил выстраданное на стол.
— Ну-ка, ну-ка, что там у вас? — живо поинтересовался Рома. — Автобиография? Хм! «Родился. Живу. Обязательно умру». Мдааа… И это все?
— “Sapienti sat”, — вежливо молвил Сеня, — в смысле «разумному достаточно».
— Кхе! — изрек Рома. — Вы хотите ЭТО напечатать у нас? Но тут литературой и не пахнет. Такое любой написать может!
— Но ведь не написал никто, — мягко возразил Сеня. — За два тысячелетия с хвостиком от Рождества Христова. Это же сродни «Черному квадрату», не находите? Вроде тоже нефиг делать, а только Казимир сообразил изобразить. Гениальное все просто! А то, что кратко, так ведь всем известно, чья сестра краткость!
Однако не убедил Сеня упрямого редактора. И ретировался восвояси пить горькую.
* * *
Живой классик Семен Семеныч Ляпин смаковал абсент, размышляя о своей отнюдь не кислой жизни. "Зеленая ведьма" помогала ощущать себя немного Э.Хэмингуэем.
Намедни Ляпин наткнулся в своем "загашнике" на милую вещицу периода первоначального накопления писательского капитала. "Автобиография" занозила его писательское сердце, защемила душу и еще больше, чем когда-либо показалась пригодной для публикации именно сейчас, когда автор заматерел, частично забронзовел даже. Вот уже и "Букер" мечтает о том, когда Ляпин снизойдет. Однако классик смотрел вдаль… на Нобелевку! А всякие "букеры-шмукеры" его не интересировали. Главное, что "пипл хавал" и упивался всем, что вышло из-под его пера за последнюю четверть века. Многие произведения Ляпина попросту разобрали на цитаты. А фраза "Не смешите мои кирзачи!" поистине стала народной.
Сегодня Ляпин заехал в "свое", такое "родное и близкое" (за долгие годы успешного сотрудничества) издательство, главный редактор коего Беня Финкельштейн постоянно и недвусмысленно намекал на созревшую своевременность полного собрания сочинений, несмотря на кризис и прочие "глобаные" неприятности.
— Чем порадуете, Семен Семеныч? — главред встал поприветствовать "чуток Хэмингуэя".
— Да вот. "Автобиография". Подытожил, как бы, свой жизненный путь. Изложил метко и кратко.
— Хм! — главред прочитал и задумался. Потом перечитал еще раз — Ну что сказать? Как всегда талантливо, черт Вас задирай! Да Вы ведь иначе уже и не можете. У меня нет слов. Омар Хайям нервно курит "Беломор" в сторонке. — главред зашелся хрипловатыми звуками похожими на смех мексиканского глазоуха.
Было наблюдаемо, что Беня не на шутку взволнован. "Родился. Живу" — снова и снова цитировал он своего визави. — Главное, что все ненужное отсекли, Микеланджело Вы наш! И ведь как заиграло! Ни убавить, ни прибавить. Филигранно отточено, мастерски отшлифовано. "Обязательно умру". Да! Все мы ТАМ будем! Всем кирдык, кому раньше, а кому позже, но у вас так оптимистично это преподается. Без тени сомнения. И люди Вас поймут, ибо написано душой. Написал Мастер! Мэтр!!! Читатель нутром прочувствует, что вам не стыдно за бесцельно прожитые годы, за протертый в креслах десяток штанов. Вы воистину живописали смерть как квинтэссенцию жизни, всего нашего бытия. Вы нашли именно те, самые нужные слова. Впрочем, как всегда.
— Ну что? Еще по рюмашечке?