А ещё был случай…
В Новой Маячке бывал Маяковский!
- Еду, без колебаний! – заявил я на комиссии по распределению выпускников и получил направление в участковую больницу на Херсонщине, степная глушь которой никого не манила…
Несмотря на мой трёхлетний стаж, сегодня я дежурный по больнице. Моя первая трудность – я должен снять пробу и подписать меню. Я в этом ничего не понимаю, но главный врач пояснил: «Не бойся, иди на кухню, съешь что подадут девчата, если идёть легко и вкусно – подпиши, и… та ничего с тобой не будет, иди…»
На кухне в горло ничего не лезет… Приехали цыгане на трёх подводах, привезли роженицу – седьмые роды, говорят! За окнами удушающая духота июля, вентилятор гонит от плиты воздух – горячий, как лапша с молоком в моей тарелке… Кое-как проглотив две-три ложки, подписываю меню и лечу в акушерское отделение.
- Доктор, всё хорошо! Хлопчик, 3.750!
- А как родильница – не кровит? Седьмые же ро…
- А вон она стоит у окна, курит уже…
- Красножан, Вам же лежать надо, нельзя Вам ку…
А в окне чернеют разнокалиберные кудлатые головы цыганчат.
- Докторчик, мальчик дорогесенький, мне всё как есть можно. Мы ж на свадьбу в Каховку едим, а тут меня прихватило…
- Доктор, Вы сегодня дежурный по больнице? – спрашивает меня водитель.
- Я, Николай Егорович, смущаясь, отвечаю, - ведь он, бывалый человек, фронтовик, так почтительно ко мне обращается.
- Вот вызов, старшая из поликлиники передала. Надо срочно ехать сказала. Я Вам, доктор, всё счас поясню: там старуха есть, её паралич разбил, года три лежит, только мычит, жрёт и… всё, как есть, под себя. Так дочка с невесткой ждут, когда же её Господь приберёт. А она, вишь, живучая такая приключилась!
Мчим по широкой деревенской улице, как в коконе, в пыльном облаке, вой сирен срывает всех собак, которые лающим клубком катятся за машиной.
…Приехали! Во дворе толпа женщин – голосят, плачут, бросаются навстречу, торопят, грозят, кричат: «Спасите! Ещё пульс бьётся! Воздуху не хватает! Она тёплая! Дайте кислорода с подушки…» А на топчане лежит седая старуха, в чистом платье, руки вытянуты вдоль туловища, холодные натруженные кисти безжизненно застыли.
…Пульса, конечно, нет, сердечные тоны не прослушиваются, зрачок – как копейка. Объясняю, что смерть наступила час-полтора назад.
- Вас пока дождёшься, пока приедете… Она ещё ртом воздух ловила, когда Танька в школу звонить побёгла! Живая она была! Если б сразу укол дать!!!
…Надо ж справку дать скорее, телеграмму в Куйбышев дать, там же сын живёт!
Взяли с собой бойкую тётку, которая так усердно рыдала и размазывала слёзы, что решил – неутешные слёзы дочери.
- Ты-то, Танька, чего ревёшь, она ж вам руки развязала, да и добро поделите, там есть чего делить, усе знають, - резюмирует Сидякин.
- Креста на тебе нет, супостат! Партиец ты этакий, - парирует, как оказалось, невестка покойной.
В больнице, выяснив, как выдают справку о смерти, пролистав амбулаторную карту Хлыстовой М.И. 1891 г.р., выписал свидетельство о смерти…
Зовут в терапию – привезли старика с острой задержкой мочи. Встречаю главного врача – идёт с хоздвора.
- Удружил ты со своей цыганкой, коллега!
- Что? Кровотечение!!!
- Уехали они уже, на свадьбу спешат… Пусть бы ехали! Так они ещё и калитку сняли, и крышку от колодца, твою дивизию!
Мочу выпустил. Ещё два вызова было. Ночью роды. Под утро привезли мужика – рваные раны голени и ягодиц: собака покусала. Обработал раны, швы наложил, а потом до самой пятиминутке читал о бешенстве…
- Скажу тебе, коллега, магнитный ты на всякие приключения, ещё и каталку упёрли… Из Днепрян нам дедушку везут, похоже, прободная язва. Такие дежурства не просто так, как говорит наш профессор Овнатанян, продолжение следует!
…И оно было, это продолжение!
Через сутки Иван Александрович вызвал меня.
- Ты видел когда-нибудь эксгумацию?
- Нет.
- Сегодня увидишь. Это когда покойника из могилы извлекают, - понял кого?
- Нет.
- То-то, что нет! Хлыстову твою, вот кого, голубчик! Прокурор звонил – убили твою Хлыстову. Сейчас придёт следователь, и хромой Рабинович – патанатом из Каховки.
Эксгумация не для слабонервных! Труп уложили на прозекторский стол, и патанатом, по предложению следователя, вскрыл черепную коробку…
- Диктую, - голосом Левитана изрекал Наум Павлович: «…В затылочной области, у края волосистой части головы точечное ранение кожных покровов, звёздчатой формы… В полости черепа сквозь большое затылочное отверстие проникло шиловидное металлическое тело длинной 7,5 см., диаметром 0,3 см., разрушившее область турецкого седла, образовавшее гематому, без чётких границ, диаметром 3,2 см… Хватит! Сейчас приведу всё в порядок, зароют могилу, оформим всё начисто, - резюмировал громкоговорящий «Левитан».
Следователь Расщипилов допрашивал меня почти два часа, начав с анкетных вопросов, почему-то интересуясь девичьей фамилией и местом рождения моей мамы… Когда мы вышли из кабинета главного врача, где меня раскалывал следователь, Иван Александрович сказал ему:
- Что ты, Егор Александрович, от него хочешь? У него стажу на сегодня ещё и недели не набежало…
- Да я так, для порядку, пусть знает: не в пионерскую зорьку играем, с уголовным кодексом имеем дело.
Эти-то – дочка с невесткой – знали, что у старушенции золотишко имеется. Невестка ей швайку и ткнула сзади, а потом из подушки пятнадцать 50-франковых монет 1858 года и вытащили… А пятнадцать на два не делится… Тогда дочка и принесла ручку от швайки в милицию, начальнику Хоминцу. Ну, а дальше – дело техники, плюс эксгумация.