Шурочка

Гарри Зубрис
Случай из практики

- Доктор, я хочу Вам сказать, что удивлена отношением к себе. Вчера я поступила, меня осмотрела вот эта девочка, - кивок в сторону ординатора, - перед сном меня не спросили о самочувствии!
- Александра Дмитриевна, дважды в неделю общий обход – всё, что Вас волнует, завотделением и старшая медицинская сестра от Вас узнает..
- А если вечером мне плохо, или ночью – ждать общего обхода?
- В таком случае есть дежурный врач.
- Это что же, - мне девочки уже сказали, - ушник или зубник может дежурить?
- Не так. Дежурный врач определит тяжесть общего состояния, пригласит дежурного терапевта или хирурга, а уж там, если надо, вызовут специалиста по графику ургентности…
- Доктор, я бы не госпитализировалась к вам, но меня Катя – я имею в виду Екатерину Михайловну, Вашу начальницу – уверила, что Вы – профессионал, знаете нынешние медицинские технологии… Поэтому я Вам доверилась…
В дверь заглянула санитарка: «Вадим Петрович, тута Шурочку из пятой палаты срочно к трубке требуют, - извините, ради Бога».
- Доктор, Вы тут продолжайте, это меня зовут. Я пойду, делайте своё дело.
Она встала и, набросив на плечи радугу халата, вышла в коридор. Лицо её дышало здоровьем. Обычная крашенная блондинка, отмакияженная на уровне городских стандартов. Женщин такого возраста наш патанатом характеризовал кратко: «бальзанка», что считалось – бальзаковского возраста.
- Доктор, - она вошла в кабинет, - только что я принимала пищу… и поразилась! О каких таких технологиях говорить! Тарелки у вас на пищеблоке – разрозненные, в трещинах! Вилки…
- Девочки! Срочно Шурочку из 5-ой, до телефона облфинотдел зовёт.
Она выпорхнула из кабинета, не закончив фразы о вилках.
…Я осмотрел больную – ничего страшного, банальное осложнение воспалительного процесса. Лабораторные данные не внушали опасений. Уточнили назначения. Решили добавить несколько сеансов гипербарической оксигенации, затем провести плазмафорез, но не отказываться от приятных схем использования антибиотиков.
Телефон работал в основном на нашу Шурочку, как её стали называть все в отделении, несмотря на близившийся финиш бальзаковского возраста.
Её часто навещали какие-то женщины с букетами и кульками передач. Она охотно поясняла: «Это мама Даши Атомась, жена банкира… Это бабушка Кати Бузинской, мама главного гаишника… Это дедушка Миши…, – и шёпотом процеживала сквозь зубы должность и фамилию папы Миши, словно сообщала важную государственную тайну.
Все знали, что Шурочка заведует детским садиком Арбузинской железной дороги, что это элитный детсад, что без ведома Шурочки и начдора Петра Петровича Тутункевича в этот садик не попадёшь, будь ты хоть самым-самым умным…
Претензии Шурочки становились день ото дня надоедливыми: то кто-то храпел ночью в соседней палате, под окнами на лавочке опять какая-то парочка почти до утра прощалась и целовалась, то скрип каталки не давал сразу уснуть, а потом сон как украли... После дежурного дня Шурочка лежала, обвязав голову полотенцем, держась за пузырь со льдом, который она укладывала на самое сердце, чтобы его остудить и не было слышно, как оно, бедное, бьётся, переживая, чтобы никто не умер во время операции…
- Вадим Петрович, её просто надо в психичку отправить, мучает ведь персонал, - жаловалась санитарка Кондратовна.
- Вадим Петрович! – радостно улыбаясь и тряся какой-то белой бумажкой, в кабинет впорхнула старшая медицинская сестра, - у Шурочки в мазке от 5 марта ГН/+/! Можно будет её перевести на Пугачёвскую.
- Хорошо, Таня, - ответил я, - обдумаем.
- Чего там думать, Вадим Петрович!
- Пригласи её, Таня, ко мне, эту Шурочку.
- Садитесь, Александра Дмитриевна.
Она села на стул, монументально забросив ногу на ногу, дыша уверенностью и покоем.
- Тут вот Ваш анализ пришёл, не совсем приятный.
- От вас приятного не жди, чего уж там, небось уже рак подозреваете, вам бы только резать…
- Нет, рака у Вас, к счастью, нет, это точно, – и УЗИ, и МРТ подтвердили. Хуже.
- Что? Эта… рачица! Саркома?
- Нет, Александра Дмитриевна. Я Вам скажу, только Вы никому в палате не говорите, хорошо?
- Не скажу.
- У Вас хроническая гонорея.
- Не может быть! Это ошибка! Я проверяюсь! У меня муж есть! Я пять лет заведую садиком Арбузинской  ж/д! Это лучший, это элитный садик! Я вам такие неприятности ус…
- Не нервничайте, Шурочка! Будете кричать и грозить, мы пошлём экстренное извещение в кожвен – и пусть там разбираются.
Она вдруг сникла, лицо смяла гримаса. Она заплакала неподдельными слезами, размазывая их чёрные потёки с багровой примесью губной помады… Мне профессионально и по-человечески было её жалко.
- Идите в палату. Только никому, ни-ни. Хорошо? Поняли?
- Поняла, доктор. Только ж и Вы никому.
- Врачебная тайна, Александра Дмитриевна.
Позвонил в вендиспансер.
- Владимир Давидович, тут такое дело. У одной дамы бальзаковского возраста в мазке найден одинокий гонококк. РВ, анамнез – всё благополучно. Муж был на контроле у вас в диспансере – здоров, мазки – как у призывника, который ещё даже не целовался. Как быть?
- А никак! У нас аншлаг, к нам не переводи, лечи как хроника, а потом пусть к нам на контроль – три раза, в её, как говорят телевизионщики, критические дни.
Шурочка лежала у нас и лечилась как всё больные, её не было слышно и почти не видно: ничто ей не мешало. Всё у нас было хорошо – и тарелки, и вилки… Сердце и голова не болели… Ей перестали звонить, она тоже никому не звонила о своём тяжёлом состоянии… Персонал не узнавал Шурочку – она стала покладистой и отзывчивой. Выписали её здоровой. Мазки были отрицательны серийно, но экстренное послали в КВД, учитывая место её работы. Владимир Давидович трижды приглашал её на мазки – всё было благополучно. Однако, изредка встречая меня на улице, Шурочка прячет глаза…