Русский кад годдо

Галина Батуро
                Я видел, как бились деревья…
            И слово Господне сошло
    С небесных высот на землю
            Чтоб не смогли враги
            Твой край предать разоренью
            Пусть войском твоим
            Деревья и травы лесные станут..


       Странные они, деревья. Вроде не мертвые, но и живыми их не назовешь. Не говорите мне про биологию, клетки и другую научную дребедень. Я  смотрю на мир глазами наших далеких предков, с точки зрения не рационального, а мифологического сознания. В конце концов, науке не более чем пятьсот лет, а мифология уходит во тьму веков, родившись вместе с человеком, и неизвестно еще, что есть истина.
Китайцы относили дерево к одной из первостихий, наряду с землей, металлом, огнем и водой. Стало быть, дерево для них – первичный элемент, скорее объект, нежели субъект. Первичные стихии перетекают друг в друга, находясь в вечном цикле взаимопорождения и взаимопреодоления, но первичные стихии – на то они и стихии, что лишены свободы воли, они безличны и в этом смысле – мертвы. Для китайца, дерево – это энергия, она порождается  водой и в  свою очередь рождает огонь. Металл рубит дерево, а дерево истощает землю. Вечный круговорот мертвых безличных стихий. К стихии невозможно обратиться с личной просьбой, она не слышит мольбы, она равнодушна к страстям. Вселенская механика, законы которой можно познать и использовать к человеческому благу. Дерево – бесконечный ресурс, который можно черпать и черпать так же равнодушно, как вычерпывается глина из карьера.
Вы согласны с этим? С тем, что дерево мертво? Что оно не кричит от боли, когда острый топор пронзает его тело? Что оно не радуется солнцу и теплу, раскрывая весной свои почки и покрываясь цветами, и не грустит осенью, сбрасывая листья и готовясь к долгому зимнему сну? Дерево мертво? Но почему же оно растет, пробиваясь сквозь землю, и вот уже его руки-ветви протянуты к небу, и листья поворачивают вслед за солнцем свои зеленые ладошки. Дерево живет, и оно умирает, сломленное бурей или старостью, когда его тело изъедают жуки-короеды, подтачивают грибы-трутовики, и оно медленно сохнет на корню. Наши предки – арийцы, не сомневались в том, что деревья обладают душой, такой же как у человека. Более того, они считали деревья своими предками. Люди произошли от деревьев. Это так естественно. Ведь у дерева есть свои ноги – корни, свое тело – ствол, свои руки – ветви. Первая женщина – Ива. Первый мужчина – Ясень. Уподобление человека дереву закреплено в скандинавских стихах: ясень сражения – воин, ива запястья – женщина, а еще клен лезвия или калина злата. Перечень бесконечен. В русских сказках бездетная пара кладет в колыбель березовый чурбан, и он превращается в мальчика.
Деревья – наши предки. Отсюда берутся поверья о священных дубах и рощах. Мы связаны с деревьями родственными узами. Умирая, мы завещаем посадить на могиле дерево, чтобы присоединиться к пращурам.
У нас, русских, потомков ариев,  общее происхождение  с деревьями, пусть в мистическом, архетипическом, ментальном плане, это не имеет значения. Пусть в нас, обдолбанных атеистической и всякой другой пропагандой этот голос крови звучит слабо, он почти не слышен, но деревья знают, что мы – слабые, никчемные, растерявшие все родственные связи, не помнящие себя, живущие скотской жизнью на уровне примитивных инстинктов – жрать и спать,  замученные работой, превратившей нас в тягловый скот, а потому с усохшими и отравленными алкоголем мозгами – мы все равно их потомки, их дети.
Деревья связаны с землей гораздо крепче нас. Пустившие корни в землю, которая их поит и кормит, они не могут бросить ее и отправиться искать лучшую долю. Кочевникам, «гражданам мира», правящим сейчас, не понять этой привязанности к какому-нибудь богом забытому клочку суши, который не приносит никакой прибыли, потому что прибыль в их глазах – это выкачанный и проданный  ресурс, за который гарантирован комфорт здесь и сейчас. Ресурс может быть любой, в том числе и память об убитых.
       Двадцать тысяч поляков были расстреляны под Катынью, что в Смоленской земле. Это конечно, печально, возможно, для Польши даже трагично. Только что делали эти поляки на Русской земле? Их захватили в плен при присоединении Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939 г. Польша отторгла эти земли от России в 1922 и проводила там натуральный этноцид русского населения. Впрочем, Польша занималась этим и раньше, начиная с 1385 года, когда в результате Польско-Литовской Унии к ней отошли исконно русские земли, находившиеся в вассальной зависимости от Литовского Великого Князя. Шестьсот лет Польша точит зубы на эти земли, шестьсот лет она не может угомониться и признать право русского народа жить в едином государстве со своими братьями. Вот нам все суют в нос пресловутый пакт Молотова – Рибентроппа и обвиняют Сталина в развязывании второй мировой войны, потому что он не дал гитлеровским войскам оккупировать часть русских земель, присвоенных себе Польшей. Что касается польских оккупационных сил, то их, естественно, интернировали. А что с ними еще делать? Не отдавать же местному населению на растерзание, как случилось в далеком 17 веке, когда из всех поляков на Малороссии осталось лишь 500 человек. Что касается меня, русского человека, то забивать себе голову судьбой оккупантов, по меньшей мере, глупо. Меня как-то совершенно не расстраивает, например, судьба дивизий Паулюса под Сталинградом. А им там тоже не сладко пришлось. Может, нам еще перед немцами извиняться, что загубили 10 миллионов – цвет немецкой нации?!
      Только дело в том, что мы этих поляков не убивали. А на кой? Патроны на них тратить. Немецкие, покупные. Кочевники во власти видят только сиюминутный барыш, который они могут извлечь из этой власти, баш – на – баш, мы вам покаяние, вы нам – вступление в ВТО. Там спрямили границу с Китаем, зато – экономическое сотрудничество! Вдесятеро больше китайского барахла на наших прилавках!  Все продается, все покупается. Им, живущим одним днем, нет дела до шестиста лет польской экспансии. Подумаешь, побьем себя кулаком в грудь, посыплем голову пеплом – и настанет всеобщий мир и благоденствие! Не настанет! Не затем они вцепились в наше горло волчьей хваткой – кайтесь! кайтесь! – чтобы простить. Им нужно наше признание и покаяние, чтобы в очередной раз легитимизировать свои притязания на наши земли. Свое право на месть.
       Когда люди на своей земле превращены в рабов. Когда потомки не могут защитить предков, предки встают на защиту потомков.
«Было время, когда небо воевало с землей». Вы не помните этого времени? Конечно, куда нам с нашей короткой памятью. А наши предки помнят. И рассказывают об этом сказки. Сейчас мы называем эти истории сказками. Но эта война идет сейчас, перед нашими глазами. Только надо открыть их и  посмотреть на события с точки зрения высокой эпики.
       Лех Качиньский, президент Польши, летит к Смоленску. Летит, чтобы проливать крокодиловы слезы над своими убиенными соотечественниками, распираемый ненавистью к земле, которая так и не стала польской. Смоленск – передовой рубеж  борьбы с польскими захватчиками. Что Катынь! Там  вся земля полита польской кровью и удобрена польскими костями, которые так и остались лежать напоминанием вечной истины: кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет.
      Летит самолет. Железная птица, что оставляет в небе черные полосы. Вновь небо ополчилось на землю. Посылает огнедышащего дракона высматривать, где можно поживиться русской человечиной. Вы признайте, признайте, что расстреляли 20 000 поляков, а там уже в Гааге лежит дело о геноциде польского народа, и уже не мы – оккупанты, а вы - чужие на собственной земле.
      Земля готовится к обороне. Она, как щитом, закрывается туманом. Мать – сыра земля. Она – женщина, дающая жизнь, ей чужда агрессия, ее первое желание при встрече с врагом – спрятаться, скрыться, укрыть себя и своих детей. Может, пронесет? Может, не заметит? Но нет. Огнедышащий дракон снижается, выпускает шасси-когти. Земля плачет, умывается росой, как слезами. Те, кто должны встать на ее защиту, продали ее и предали. Уже скоро произойдет кощунственное действие: покаяние за легших в эту землю оккупантов. Все наши предки, с оружием в руках отстоявшие Смоленск от поляков и легшие там, встают на дыбы, их война не закончилась, пусть они пали в той войне. Война продолжается. Только мы, потомки некогда героических предков, не в состоянии ее продолжать. Мы слабы, и телом, и духом.  Мы дезориентированы в пространстве и времени. Наши пастыри – волки в овечьей шкуре. Они сами накликали дракона на свои головы. И нам ли, рабам, идти против воли господ?
       И тогда на защиту своей земли вышли деревья.
       Откуда взялась эта лесопосадка вокруг аэродрома? СМИ так и не осветили, кто, когда и почему засадил это место. Может быть, потому что военный аэродром должен был быть засекречен? И посадка верно сторожила защитников земли русской. Но когда к ней прорвался враг, деревья вышли на битву.
Небо против Земли. Дерево против железа. Вечное противостояние Вселенских Энергий. И в центре этой борьбы – Русь.
       Первый удар приняли на себя тополя. Мы привыкли относиться к ним с презрением. Тополь – мусорное дерево, растущее на помойках. Неприхотливый, быстрорастущий, впитывающий в себя всю грязь и отходы цивилизации, непригодная древесина, гнилая сердцевина.  Однако тополь непостижимым образом связан с царством мертвых. Тополиная роща растет у входа в Аид. В тополя превратились сестры Фаэтона, вечно оплакивающие брата, не справившегося с управлением небесной колесницы. Тополь отбирает силы, здоровье, но он же справляется с магией и колдовством. Тополь канализует энергию, направляя ее из мира яви в мир нави. Кто придумал засаживать наши города тополями? Перекачивать нашу жизнь в небытие? Но связанные с миром мертвых, именно тополя восприняли их приказ, как руководство к действию. Они пошли в бой с железным драконом.
       Магия железа против магии дерева. Тонкие тополиные ветки хватали за крылья и корпус самолета.  Энергия огня и железа крушила и рвала их слабую плоть, но они из последних сил цеплялись за гладкие бока металлического зверя, высасывали из него волю к сопротивлению, тащили  к земле, из которой черпали свои силы. Это была настоящая битва, не на жизнь, а на смерть. Железный зверь рубил их руки-ветви, ломал их торсы-стволы, но на место павших вставали новые и новые воины.
Самолет уходил. Но он уходил, чтобы вернуться, обретя в небесах силы, растраченные в битве с тополями, они могли ослабить железного зверя, но они не могли победить.
      Победить в схватке дракона может лишь богатырь Земли Русский. Встать, как встарь на его пути, схватиться не с оружием в руках, врукопашную. На копьях бились, копья преломились, на мечах сражались, мечи изломались. Ударил богатырь Чудо-Юдо, по шею его в землю вогнал. Не  богатырь – удалая девица-полянница. Имя ей – Береза. Береза – берегиня. 
      Издавна русские люди сажали березу у порога дома, что бы она защищала человека от злых демонов. И она же провожала души в вечность, белым маячком светит она в потустороннем мраке, показывая путь к возрождению. Здесь, в тополиной посадке ее никто не сажал, она выросла самосевом, ведь береза – вольное дерево. Ветер далеко разносит ее семена-крылатки, и она встает там, где захочет, не зависимо от людского позволения и хотения, лишь бы было в достатке света и солнца.  Береза – плоть от плоти русской земли, кому, как ни ей было встретиться в последнем бою с польским драконом?!
     Удар самолета о ствол был страшен. Березу перерубило пополам, как косым ударом меча, сокрушающим ребра и позвоночник. Только и дракон перевернулся вверх брюхом и врезался в землю. Ту самую, которую хотел закогтить, и которая приняла его, не расстелившись мягким пухом, а прихлопнувши крышкой гроба. Перегрузки были таковы, что головы рассыпались, смялись, сплющились, как шляпки грибов из брошенного оземь лукошка. Выживших не было. Деревья выиграли битву. Как и встарь, враг русской земли окропил ее свой кровью и удобрил костями.
Лех Качиньский со всей своей камарильей был призван на суд. Тот Суд известен своей беспристрастностью, его не запугать, ни купить, ни задобрить. И тот Суд вынес решение: Русской земле быть.
     Деревья стоят на страже русских рубежей. Предки смотрят на нас, своих потомков из дали веков. Они не предадут нас, они все еще верят в нас. Будем же и мы достойны их памяти. Деревья показывают нам, как надо жить на своей земле, и как надо умирать, чтобы жизнь не кончалась.  Сломанные тополя дадут отростки, на месте сломанной березы вырастет молодая. Жизнь не заканчивается смертью, пока ты живешь на своей земле, которую в неприкосновенности передашь своим детям.