Глава 1, в которой Чёрт учтив
Стешка Голубцев, хлопец хоть и не молодой, но бравый, особо после пары стакашек, распитых на пару со старым другом детства Иваном, медленно плёлся домой, подспудно размышляя, что с ним сделает его собственная жена, учуяв стойкий запах чудесного самогону. Выводы были неутешительными, отчего он предпринял попытку ускорить шаг, но наткнулся на проблему в виде ненадёжно покачивающегося мира. Оный не проникся глубиной Стешкиных переживаний, с каждым шагом, будто назло, раскачиваясь всё сильнее.
Вдруг как чёрт из табакерки из тени стены выскочил самый что ни на есть натуральный чёрт. Юркий мужичонка, с весьма очаровательными рогами, кокетливо выглядывающими из-под густой шевелюры ярко-красного колеру, длинным хвостом, похожим на крысиный (Стешка невольно вздрогнул, вспомнив животное, живущее у него в амбаре, тварь отвратительную и всеядную), правда, всё того же алого окраса, аккуратного вида копытцами, золотыми, тщательно натёртыми, учтиво поклонился припозднившемуся Степану.
- Ваше-с человечество-с, не соблаговолите-с ли вы-с уделить-с мне всего-то-с несколько-с минут-с вашего драгоценнейшего-с времени? – эта привычка «эскать», которая осталась у него с тех давних пор, как довелось служить ему при дворце государя (чем он жутко гордился, несмотря на всего лишь неделю, проведённую в сим чудном месте), казалась ему преочаровательной, добавляющей его образу недостающего шарма. Мнение окружающих, вынужденных вдумчиво прислушиваться даже к его пустой болтовне, однако, расходилось с мнением самого чёрта.
- Чаво? – мысли Степана, приправленные изрядной долей спиртного, сопротивлялись попыткам привести их в порядок, так что речь должного впечатление не произвела.
- Ваше-с человечество-с, не соблаговолите-с ли вы-с уделить-с… - Чёрт, будучи существом крайней наивности, попытался повторить свою тираду, не учитывая, впрочем, тот факт, что Стешка – человек простой, к галантности государева двора не привыкший.
- Ты эт… Чё надоть? – красочность речи и ранее несвойственная хлопцу тут окончательно покинула его.
Чёрт начал нервничать. Он не предполагал, что его работа связана с такими трудностями.
- Со мной, говорю, пошли, - придя к выводу, что великосветские привычки определённым образом мешают, он банально рявкнул на ошалевшего от такого поворота событий Стешки.
- Не-е-ет, меня дома жена ждёт, Кла-а-ава, - задумчиво почесав в затылке, он мечтательно улыбнулся, вспоминая немаленькие формы оной. Однако с каждой секундой улыбка блекла под напором воображения, старательным образом пририсовывающего женщине грозно поблескивающую сковороду, которую мужчина сам же по глупости и подарил ей на праздник. – А куды?
- На Кудыкину Гору! – гость из Преисподней, потерявший всякое терпенье, схватил за руку слабо сопротивляющегося Степана, который не мог сопротивляться ввиду особливо раскачивающегося мирозданья.
Чёрт ни много ни мало потащил мужичка к стене, тонувшей в слишком уж густой темноте. Не успев опомниться, Стешка был втащен куда-то вглубь тьмы, клубящейся на фоне некогда белой хаты бабы Зины.
Последним, что услышал хлопец, был чей-то злорадный смех. Он заподозрил Мир, так и не прекративший раскачивать Степана, тем самым мешая всякому сопротивлению.
Глава 2, русский тореодор
Первым, что он увидел, был самого мрачного вида холм. На самом деле, это была ничем не примечательная возвышенность, но Степану, пребывающему в крайне подавленном состоянии, он казался олицетворением самого зла, запрятанного вглубь русской тайги.
Чёрт, всё ещё крепко держащий Стешку за руку, вздохнул, то ли печально, то ли мечтательно, чем вызвал ярое недоумение русского мужика.
- Ну, пошли, что ли? – дёрнув за рукав успокоившегося уже Степана, Чёрт нехотя поцокал в сторону Корня Зла. С чем был связан звонкий перестук копыт было неизвестно, ибо дорога, ранее тщательно изученная Стешкой, не подразумевала наличие асфальта и явно не отличалась от обыкновенных лесных тропок. По крайне мере, на неприхотливый взгляд Степана, ибо откуда он, выросший в степном крае и никогда доселе не бывавший в лесах, знал, как выглядят оные?
Из размышлений о том, такова ли в реальности тропа или это лишь происки Врагов, Степана вывели телодвижения Чёрта, которые, если прикрыть левый глаз и вообще склонить голову набок, желательно вправо, будут отдалённо напоминать танец. Любой, кто изволил бы взглянуть на живописную картину из дёргающегося Чёрта и заинтересованно вращающего головой мужика, непременно бы удивился, но, на счастье участников сего мероприятия, глухая чащоба, коя окружала их, не располагала к ночному променаду: комары были безжалостны, а противные кущи то и дело норовили ткнуть веткой в глаз, стоит только зазеваться.
Тем временем, Чертяга исполнил очередной кульбит и коротко тявнул, отчего обнаружилось, что холм – строение крайне ненадёжное: часть земли с него банальнейшим образом исчезла. На сей счёт у Степана было две теории: либо Чёрт прыгал слишком энергично, либо это всё, опять же, происки врагов, отчаянно мешающих возвращению Степана домой, к, несомненно, разозлённой жене.
Из образовавшегося отверстия на, видимо, незваных гостей, уставилась пара внимательных глаз.
- Шо надоть? – остальное тело, если оно и было, осталось где-то вне досягаемости прибывших.
- Открывай, Тпрешка, Лаврентий пришёл! – только сейчас Стешке в голову забрела шальная мысль о том, что у Его Чёрта тоже должно быть имя, как и у любого разумного (или не очень) человека (опять же, необязательно).
Тут появился сам хозяин голоса и глаз, существо в крайней мере забавное: длинные ноги, покрытые серой шерстью, в количестве четырёх штук, украшенные звенящими при каждом шаге браслетами, покрывающими ноги его до своеобразных колен, человеческий корпус, отличающийся пепельной шерстью повышенной курчавости. На чересчур маленьком для его тела лице красовались огромные глазищи неприятной мутности да нос, залихватски поднятый кончиком вверх; рот его «сполз» куда-то в район, где у людей находится подбородок. Степан, к тому моменту считающий себя человеком бывалым, к виду тварей диковинных устойчивым, лишь мимолётом взглянул на тарантула-переростка и вновь уткнулся взглядом в таинственно темнеющеий вход.
Тпрешку столь наглое невнимание со стороны стороннего наблюдателя крайне задело, отчего тот, будучи от природы не слишком миролюбивым, подобно коню загрёб землю и понёсся на обалдевшего от такого поворота событий Стешку. Отпрыгнув в сторону от чудовища, Степан оглядел собственное одеяние: белая рубаха, густо разрисованная красными узорами, ярко-алые же брюки, - всё это усиливало сходство его с романтическим образом тореадора, о котором он некогда слышал от деда Вани, местного пьяницы, ранее служившего на флоте.
Он принял горделивую, по его мнению, позу: расставленные ноги, отведённые в сторону руки в картинном жесте, обозначающим наличие в них атласной (сам Степан подивился собственной в этом уверенности) тряпки алого колеру, глаза широко раскрыты от ужаса, хоть это и не входило в изначальные планы героя. Не ожидавшее такого поворота событий чудище стремительно стало тормозить, вполне закономерно предполагая наличие какого-то хитроумного плана у его оппонента. Степан, не готовый так быстро отступать от намеченной цели стать доблестным тореодором, угрожающе двинулся на своего «быка». Тот попятился, впечатлившись ныне грозно нахмуренными бровями и решительным взглядом хлопца. Степан ускорился. Тпрешка развернулся и, презабавно подкидывая конечности, предпринял попытку тактического отсупления. Стешка позиций не сдавал, упрямо гоняясь за нервно озирающимся чудищем.
Неизвестно, сколько бы продолжался этот балаган, ибо сдаваться не желал ни один из них, если бы не коварно стоящий на пути Лаврентий, банальнейшим образом не успевший отскочить с пути несущихся. Судьба явно не благоволила героям: за их спинами коварно притаился позабытый всеми вход в Обитель Зла.
И вновь, прежде чем полететь в неизвестность, Степан услышал коварный смех Мирозданья, отчего и заподозрил, что дыра вовсе не случайно оказалось за спиной несчастного сметённого Чёрта.
Глава 3, камни и особенности национальностей
Лаврентий старательно отряхивался, косясь нервно дёргающимся глазом на виновников сего безобразия, Тпрешка, будучи обладателем неисчислимого числа браслетов внимательно их собирал, а Степан, на которого каким-то мистическим образом упали все, вдохновенно ругался – вошли они триумфально.
Пара существ, облачённых в некое подобие военной формы, больше напоминающую удлинённый барабан, попросту прорванный и натянутый голову (был у них на деревне когда-то такой случай: один барабан был, и тот в драке порвали!), удивлённо таращились на вновь прибывших, явно не зная, стоит ли покидать пост. Кого они охраняли было решительным образом непонятно: то ли Холм от вторжения, то ли обитателей оного от побега. Только собравшегося уточнить этот момент Степана прервало раздражённое бормотание Чёрта:
- Да чтобы я ещё хоть раз с русскими связался! Катастрофа! Как я в таком виде-то теперь начальству покажусь? А ты куда полез? – это было адресовано уже Тпрешке, мгновенно растерявшегося от почти несправедливых обвинений. – Я душу привёл, значит, надо так!
- Ну, ты эт, извиняй, - тот растерянно развёл руками с зажатыми в них браслетами. – Я ж не могу, чтоб на меня и без почтения…
Стешка, внимательно прислушивавшийся, вмешался, дабы уточнить пару моментов, крайне для него непонятных, но заранее неприятных:
- Какую, чёрт побери, извиняй рогатый, душу?! Я - нормальный живой мужик, не душа! И вообще, меня жена, Клавка ждёт! – его возмущению не было предела.
- Поймите-с, друг-с мой, - вспомнив, что он – Человек (читай, чёрт) при исполнении, оковами долга скованный. – Вы-с… умерли-с. Понимаете-с, там-с птиц летел-с. Ворон-с, неся в когтях-с, крайне-с ненадёжном-с приспособленьице, как-с оказалось, но это-с я отклёкся… Так вот-с. Летел птица-с и нёс камешек. Неведомо-с, зачем-с понадобился-с, но упал-с он вам-с на голову-с. На темечко прямо-с.
Степан обалдело покачал головой, не готовый к столь прозаично-нелепой смерти от камня птицы. Ему мгновенно сделалось грустно, воспоминания, никогда не терзавшие простого человека, внезапно повылазили изо всех извилин его мозга, оставшегося где-то там.
- Ты эт, парниш, не серчай больно уж, - жалостливый Тпрешка ободряюще потрепал новоумершего по плечу. - Счаз тебя начальству представим, распределим, а там, глядишь, и привыкнешь.
- Не хочу привыкать! Как же там Клава одна, - грудь затопило волной щемящей тоски по жене, грозной, но любимой. – А вот возьму и вернусь домой!
- Ах, как так-с… что это-с… Тфу ты, русские, даже умереть нормально не могут! – Чёрт, сначала попытался схватиться за сердце, однако, столкнувшись с полным незнанием собой же анатомии чертей, в сердцах сплюнул, нечаянно попал на Тпрешку, в ответ на что тот лишь мученически закатил глаза. – Все люди как люди: поплакали, на судьбу пожаловались, о родных пострадали и на том со спокойной совестью на ковёр к начальству нашему явились на распределение. А с вами всё не так! То помирать не хочу, то «я должен проконтролировать» и не возвращаются, то в котёл не хочу… А у нас, между прочим, отчётность страдает! Ну что за люди!
Где-то на периферии сознания Степана мелькнула мысль о том, что-де непорядочно, отчётность – штука серьёзная, но волевым усилием хлопец отринул пораженческие мысли.
- Ну что, пошлите, братцы? – Тпрешка, кряхтя, поднялся с земли: не хватало ещё что-нибудь застудить!
- Кудой? – Стешка подозрительно сощурился, вполне обоснованно ожидая от нежити… нечисти… чёрт их разберёт, этих нелюдей, подвоха.
- К начальству, гость дорогой, к начальству! – четырёхногий непреклонно потащил за руку упирающегося Степана, по дороге прикрикнув на стражников-в-барабане. – И чтобы глаз не спускали!
- А, может, не надо? – решительность в душе Стешки боролась с нежеланием предпринимать столь радикальные действия с переменным успехом.
- Мы нелюди подневольные, от господ зависящие. Так что надо, Федя, надо!