Река Оккервиль, Московский, 8

Алиса Кэрроловна
М 96! — Галактика в созвездии Льва (звёздная величина 9,2):
Подарите им экстравагантный и в то же время озорной флакончик светло-желтого или небесно-голубого цвета, чем доставите Близнецу огромное удовольствие.

Ленинский проспект - река Оккервилль, берет свое начало у здания Педагогики. Он покоится на трех кольцах, я стою у второго, где начинается наш кусочек: Наташкин Дом.

То, что он высокий, красивый, стоит на своем месте, я уже говорила. Но вы сразу узнаете: дом с присоединившейся аркой; это я прохожу под ней в стиснутом воздухе, прорезая арочный пролет. Так и торжественно я делаю поворот направо к темному парадному: мужчине в шляпе, не знающем на своей половине о наших рыжеволосых, многочисленных женщинах.

Свет загорается не сразу, приходя в сознание только ко вторым и третьим этажам, и там теряется, подавленный каменной высотой, уступая лифту беззаботное первенство.
Запах корицы улучшает слух. Это у нас дома все напоказ. Из разреза выпечки выглядывает пикантный изюм без запаха, толчется мак-сахар в рулет, который потом обнаружит румяную плоть, посаженную на противень. Нет, а пирожки с капустой Вы помните? То-то.

Мы вдыхаем булки с корицей. Теперь я знаю как должна пахнуть кухня. Еще я знаю, что яблоки посыпают корицей: сочетание.
Я захожу в квартиру, в которой младшая дочь катается в коридоре на велосипеде, врываюсь в комнату старшей сестры: посмотреть попугайчиков. Что меня сюда так тянет? Нежное оперение неразлучников, пастельных тонов. Ангел, разговаривающий на птичьем языке: совесть?
Попугайчиков двое и я успокаиваюсь, теперь один не умрет от тоски. Можно уходить, но вид ауры через клеточку завораживает во мне ребенка; пусть бы они улетели или спрятались за углом.

Но материя притягивает сознание, и мы уже сидим за столом в большой комнате, едим булки с корицей, которые все не уменьшаются, проживая каждый миг на медно-серебряном блюде с гравировкой.

Наша быстрючесть (быстрая честь) несет нас домой, и, проходя в обратную арочную сторону, не можем не вспомнить о почте: благодаря ей, Наташка проживает в доме с индексом, словосочетание.

Индекс педагогики - 6, почти все, все учителя - женщины. Там, далеко пенится Оккервиль, натягивается Нарвская леска, пуская стрелу электричек, сгорает в маленьких огоньках другая ее половина - древко.

Живет один из семи Симеонов и любит Веру Васильевну, а ее не существует: есть только черная пластинка, антрацитовый диск или круг.
Так идти или не идти ему смотреть на Веру Васильевну, навсегда прикованную к набережной его воображением? Ох, Симеонов, пожалеешь. Поэтому Симеонов идет (вопреки), ищет ее адрес, где за закрытой дверью В. В. улыбается всем зашедшим, отбрасывая тень над небрежной стопкой рассыпающихся изумрудов. Изумруд - это песня, которую теперь никто не слышал. И что будет теперь?

А будет вот что. Симеонов, придя домой, усядется на кухне и, смотря как бы сквозь Тамару, негативную аниму, злого колдуна, попивая чай в желтом свете, вдруг скажет: сейчас ворвется Вера Васильевна. Может быть, он чувствовал, что она стоит у дверей.

И Вера Васильевна, конечно же, победит Симеонова, посмевшего сбежать от ее детской любви.
Какие чувства испытывал Симеонов? Восторг влюбленного юноши, усталось окольцованного мужа.

Работа над ошибками*
Я врываюсь в комнату старшей сестры, чтобы увидеть новых почтовых попугайчиков: Клару и Рыцаря. Я дарю Наташе яйцо, настоящее Пасхальное яйцо, и читаю ей поздравление. На яйце имеется индекс: 1962. Я понимаю, что теперь-то все на своих местах: попугайчики и гнездо, пристань и кораллы, огонь и земля.