В какую историю я вляпался недавно, вспоминать страшно. Прихожу утром домой, а соседка моя, Ленка, из двери выглядывает и спрашивает:
– Ваня, на даче вишни поспели, лопаются уже, не поможешь собрать ли, мне к концу работы вернуться надо.
– К делу такому я всегда готов, – отвечаю, – бери ведро, да поехали.
Добрались мы до дачи, о жизни поговорили, потом я на дерево залез. Обдираю с одной стороны, сок по мне почти до локтя затекает, выливаю его из рукава и с другой стороны рву, так ведро и набралось. Слез, руки красные, вокруг рта всё вишнями вымазано, в сторонке присел, отдохнуть решил. Тут Ленка к дереву подошла, ногу на ветку поставила, приподнялась на ней, снизу обрывать начала. В ладошки кучку собрала, отойти хочет, а вытащить ногу не может, стоит, как лошадь на привязи, одна нога вверх поднята, на другой скачет – туфля её модная между ветками застряла.
– Ой, Ваня, – просит, – помоги, ногу опустить никак не могу.
Подбежал я к ней сзади, руки подмышки сунул, прижал слегка к себе и приподнял. Освободилась она, на землю встала, к ведру склонилась, вишни высыпает, что сорвала. В этот момент к забору «Волга» служебная подлетела, Ленкин муженёк из неё вылез, а за ним ноги длинные его секретарши высунулись. Приблизился он и Ленкину спину заметил. Испугался, шофёру руками замахал, тот нажал на газ и смылся, чуть секретаршу на дорогу не вывалил.
Муженёк Ленкин, как ни в чём не бывало, к калитке подходит:
– Эй, там, на даче, помощь не требуется?
– Очень даже требуется! – кричит Ленка, к нему поворачиваясь. – Сюда, скорее, скорее давай!
Вдруг он остановился, на Ленку вытаращился и речи лишился, глазами только моргает. Я к Ленке обернулся, смотрю, у неё на белой кофточке, на местах самых интимных, моя пятерня соком вишнёвым с обеих сторон отпечатана. Она удивлённо голову опустила, заметила это и тоже речи лишилась. Пришлось мне их выручать.
– Вы, – обращаюсь к мужу Ленкиному, – ничего плохого не думайте, я только сзади находился.
– Вижу, здорово это у тебя получилось, – произносит он угрожающе.
– Нога у неё поднятая в ветках застряла, как привязанная она была, – объясняю, – спереди дерево мешало.
Отступаю к Ленке и прошу:
– Ну, встань туда, Ленок, покажи ему, чтобы сомнений не возникало.
Она на меня по-дикому смотрит и шипит:
– Вот дурак, как я в таком виде домой пойду...
– Ленок, – говорю, – да если бы не я, ты бы домой вообще не попала, грех тебе, – говорю, – обижаться.
Муж Ленкин ко мне приближается, разные гадости произносит, с угрозами глупыми. Долго пришлось объяснять всё и показывать, пока дошло до него наконец. Повеселел он, заулыбался сразу:
– Значит, она привязанная была, ногу высоко подняла, а ты даже не воспользовался этим?
– Как воспользоваться-то? – спрашиваю. – Если бы я вишни забрал и дёру дал, нашли бы вы меня, она же всё видела.
Подмигнул он как-то странно Ленке, она ему тоже и захохотали они неприлично. Когда успокоились, снял я рубашку свою, ей отдал, она кофточку мне бросила, переоделись мы да по домам направились. Я ведро с Ленкой тяжеленное тащу, он сзади идёт, следит, чтобы глупостей с моей стороны не было, прохожие удивлённо на нас оглядываются, а возле церкви старушки шепчут:
– Счастливый папаша какой, наконец-то доченьку свою замуж выдал, свет да любовь им, – и крестят нас с Ленкой.
От слов этих на душе у меня так приятно стало, но муженёк её хитрый зыркнул на них со злостью, по тысяче каждой сунул, они испугались и замолчали. Вернулись мы домой, Ленка переоделась, на работе ещё отметиться успела, а мне с той поры угрозы его страшные всё время вспоминаются.