В 10 часов утра Александр Иванович, заместитель декана, вошёл в кабинет. Кабинет был узкий и длинный, возле единственного окна стоял большой полированный стол декана, а вдоль стены – три стола поменьше, для заместителей.
Устроившись поудобнее на своём месте, он начал разбирать почту, принесённую машинисткой. К каждому письму прилагалась жёлтая карточка с датой получения, сроком ответа и несколькими визами внизу. Разложив письма, Александр Иванович обнаружил, что к нему они попали, как минимум, с двадцатидневным опозданием, выдержать требуемые сроки уже невозможно, значит, придётся опять ждать обвинений в неоперативной работе на заседании ректората. Там никакие оправдания не принимались, обычно всё заканчивалось нервными выкриками ректора:
– Не хотите работать? Я вас всех поразгоню, но научу, как это надо делать!
После такой разрядки он успокаивался и все расходились по своим местам.
Осторожно взяв первую бумагу, на которой красовалась надпись «Декану факультета: подготовить ответ в 10-ти дневный срок», Александр Иванович вдруг услышал за спиной:
– А, Саша, привет! Всё пишешь? – в кабинет вошёл Василий Михайлович, заместитель декана по быту, высокий полный мужчина с красным лицом и военной выправкой.
По традиции на эту должность принимали отставных полковников или подполковников, нуждавшихся в небольшой добавке к пенсии «на масло», как они говорили. За это они должны руководить студентами и преподавателями во время различных мероприятий, посещать общежития, а также поддерживать постоянные контакты со знакомыми работниками милиции для предотвращения появления документов, свидетельствующих о недостатках в воспитательной работе.
Василий Михайлович запер дверь кабинета изнутри, подошёл к стоявшему в углу сейфу, открыл его своим ключом, достал бутылку армянского коньяка и засаленный гранёный стакан, поставил их на свой стол. Осторожно открыв бутылку, он с наслаждением втянул в нос аромат из горлышка, внимательно рассмотрел этикетку, издал непонятный звук не то радости, не то удивления, и снова поставил её на стол. Потом наполнил стакан до половины.
– Слышь, Саш, может, выпьешь со мной? Ах, я совсем забыл, ты же не пьёшь, – сказал Василий Михайлович разочарованно, – ну, ничего, нам больше будет. А может, попробуешь? Нет?
Он поднял стакан, залпом выпил содержимое, икнул, улыбнулся, достал из ящика стола конфетку с золотым верблюдом на грязно-серой обёртке, развернул её и положил конфетку в рот. Закрыл бутылку пластмассовой пробкой, накрыл стаканом, поставил в сейф, запер его, потом открыл дверь кабинета.
– Почему ты грустный сидишь? Не успеваешь ответ в срок написать? На письме какое число стоит? Третье марта? Так сегодня уже двадцать седьмое! А кто заставляет сегодняшнее число указывать? Поставь на ответе пятое марта и в папку на подпись руководству положи. Там подпишут не глядя, а кому надо, пусть разбирается, где это письмо гуляло! Так правильно будет... Да, жалко, что ты не пьёшь. Я вот сейчас тебе скажу кое-что – со стула свалишься! Но ты только никому, понимаешь, никому... Таким, как ты, доверять можно. Скоро декан вернётся, он с утра на совещании, сам, что надо, расскажет. Я там утром тоже был. Мне передали под большим секретом, так что ты – никому! Из органов следователь приехал. Завелась у нас одна сволочь. На математике. Ассистентом работает. Третий год. В столице университет кончил и раньше там был. Ну, связался с академиками ихними, диссидентами значит... В общем, в тюрьму сразу не попал, но его оттуда убрали и послали в нашу область, в университет тоже, вместе с друзьями такими же, а потом дальше почему-то перевели – в наш институт. На математику. Так вот, он ничего не понял и дело это не бросил. У нас, как положено, занятия проводил, со студентами встречался, а после ездил к тем, что с ним из Москвы высланы. Читали какие-то книги, Солженицына небось, письма Сахарова и всей этой бражки. Теперь их накрыли. Вот. Жалко, что ты не пьёшь... Их судить скоро будут, лет по пять каждому обеспечено. Но ты меня не выдавай! Я уже раз попадал в такое. До того, как сюда прийти, мне пришлось в хозчасти инженером работать. Делать ничего не надо, а платили хорошо. Так эти сволочи додумались – зарплату всем повысили! Но мне нельзя ж больше получать, пенсию теряю, пришлось уйти. Гады! Ну да ничего, тут мы тоже не засохнем, лишь бы студенты не мешали... Жалко, что ты не пьёшь. Вот. У нас на факультете тоже есть один сознательный больно, ты его знаешь, на теоретической механике. Представляешь, к нему сам сын начальника милиции пришёл, а он ему двойку на экзамене поставил! Но я его предупреждал! Ну, как с такими чудаками работать? Мне всё дело испортил, теперь письма всякие пойдут, и ему на своих «Жигулях» не ездить, это точно! Попадись он мне в Мурманске, я бы его строевым погонял, быстро бы вся дурь из головы вышла. А ещё говорит, что на фронте был, награды имеет. Да... Жалко, что ты не пьёшь. Может, попробуешь?
Ответить Александр Иванович не успел, так как в кабинет вошёл декан.
– Это же надо, – медленно растягивая слова, произнёс он, – есть же такие, время находят, книжки какие-то читают, которые нигде купить нельзя. Я вот уже несколько лет кроме «Правды» ничего в руках не держу, и то времени не хватает, чтобы её до конца просматривать. Ну и люди! – Подойдя к своему столу, он продолжил: – Александр Иванович и Василий Михайлович! Это дело надо срочно решать. Сегодня в 16-00 провести собрание. Только что мы на парткоме всё обсудили. Ах, да! Вы же ещё не в курсе! На кафедре математики был один ассистент, который занимался недозволенной деятельностью. Какой – не важно, просто недозволенной. Да. Мы должны все его осудить. Да. Ему нельзя доверять воспитательную работу. Надо принять решение: «Выразить недоверие и уволить». Профсоюз уже дал согласие. Нам только поддержать. На собрании должны присутствовать все, сейчас обзвоните кафедры. Запишите, кто принял телефонограмму, скажите, что за явку отвечает заведующий лично. Пусть собирает людей сам, как хочет и откуда хочет! Вызывает такси и всех привозит сюда за свой счёт. В рабочее время люди должны быть на работе! Это дело политическое.
– Он что, на нашем факультете занятия вёл? – спросил с тревогой Александр Иванович.
– Нет, к счастью у нас его не было, нам в этот раз повезло. Работал он у ректора, там все самые лучшие собраны. Вот проглядели-то! Но это ничего не значит. Можем ли мы быть уверены, что у нас такого не произойдёт? То-то и оно. Во-от как!
– Как же мы его осудим, его же у нас почти никто не знает! – снова попытался вставить слово Александр Иванович.
– И не надо знать! Дело в принципе! – быстро сказал декан. – А ведь говорят, хорошим специалистом был. И студенты его любили, и на кафедре уважали, в колхоз вне очереди посылали, картошку на базе доверяли перебирать, даже куратором в группу назначили... Вот проглядели-то! А-ах!
– Да вы не расстраивайтесь, – стал его успокаивать Василий Михайлович, – сейчас всех соберем и осудим! Люди поймут, мало ли что он у нас не работал, дело-то ясное... Письмо следователя зачитаем, кто против будет?
– Да. И ещё второе, – продолжал с беспокойством декан, уловов подозрительный запах и глядя осуждающе на Александра Ивановича, сидевшего к нему ближе. – Все уже сделали, а мы – нет. Надо избрать председателя общества по борьбе с пьянством и алкоголизмом. Без освобождения от основной работы. Обязательно члена партии. Есть такое мнение, рекомендовать на эту должность вас, Василий Михайлович. Вы у нас по быту как раз. Справитесь? Доверие оправдаете?
– А почему не справиться? – ответил бодро Василий Михайлович. – Раз надо, значит надо. Если действительно никому больше поручить нельзя... Я ведь в этом деле кое-что понимаю!
Собрание началось в назначенный срок. Зал был полон, все говорили между собой об антисоветской деятельности группы преподавателей университета, к которой присоединился один из работников института. Откуда это стало известно, определить было невозможно, да и никому не нужно. Президиум не выбирали, а начали сразу с письма следователя, его с выражением и расстановкой зачитал секретарь партбюро. Затем выступил декан и сказал, что таким людям не место в нашем коллективе. Тут же проголосовали, воздержавшихся и против не было. Выборы председателя антиалкогольного общества также прошли единогласно. Немного пошумев в коридоре, все разошлись с чувством исполненного долга.
Время летело быстро. После летней сессии работы в деканате прибавилось. Надо было составлять отчёты об успеваемости, назначать стипендию, отправлять студентов и преподавателей на сельхозработы. В 10 часов утра в кабинете декана, как всегда, находились Александр Иванович и Василий Михайлович.
– Ну что, Саша, – начал Василий Михайлович, – может, выпьешь? Всё ещё нет? Так... А знаешь, я вчера здесь того математика встретил, что вы уволили. Суд его оправдал. Невиновным оказался и книжек никаких не читал! Это ему отомстить решили. За то, что взяток не брал и оценки по спискам парткомовским не ставил. Ну, всё равно, ему тут теперь не работать, мнение коллектива суду не подчиняется, а вы ему недоверие высказали. Вот. И профсоюз тоже. На чёрта он такой нужен?
Он открыл сейф, достал очередную бутылку и гранёный стакан со следами губной помады на краях, налил его до половины, посмотрел вопросительно на Александра Ивановича, вздохнул, выпил, накрыл бутылку стаканом и спрятал в сейф.
– Жаль его, говорят, хороший парень был. И Солженицын к нам опять возвращается, и Сахарова простили. Ничего понять невозможно. Делай, что говорят, и не спрашивай. Вот. А начальника милиции сняли. В Сочи послали, директором санатория. Повезло человеку! Теперь он там всех лечить будет, может и нас вспомнит. Мне ведь скоро отпуск положен, путёвка и бесплатный проезд в оба конца. Только эта сволочь по теормеху его сыну двойку до сих пор не исправила. Ну да посмотрим, там уже руководство начало работать. Найдём управу и на него. Жалко, что ты совсем не пьёшь... Вот.
Он посидел, несколько минут тихонько посапывая, а потом заговорил снова:
– Слышишь, тут кто-то слух пустил, что меня пьяным в рабочее время выдели. Это от коньяка-то! Никогда такого не было. Да я бочку могу выпить, и не опьянею! Ну, может вып-пивши чуть буду! Придумают же, пьяный! Да разве ты меня видел пьяным? От коньяка? Ты думаешь, оно мне нужно, сидеть тут? Сын у меня на заочном учится. Помочь ему надо. Вот получит диплом, и тю-тю... В столицу уеду, у меня там мать пятикомнатную квартиру стережёт... Вот. А в этом минеральном обществе я все взносы собрал и сдал. Ничего не осталось, даже бутылку купить не на что. Обидно. Не пьёшь, а платишь! Вот.