Дети Урала. Часть 3. Трудные годы. Разное

 
               

   Отгремела война. Уже третий раз обновлялась листва на деревьях. Страна с неимоверными трудностями поднималась из руин. Война разбросала людей по всей планете.  Они как слабенькие ручейки стекались в одну полноводную реку. Оставшиеся в живых искали потерявшиеся семьи. Вдовы, вынужденные мириться со своей горькой участью, сполна отдавались труду и детям. А сироты и без отцовские дети, принимая удары судьбы, учились жить.

   В стране долгожданный праздник – отменена карточная система. Народ ликовал. Наконец-то свершилось, теперь мы отведем душу! Хлеб будоражил наши сны. Каким он только не был для нас за эти прошедшие годы: горьким, холодным и очень тяжелым, но бесконечно желанным.
               
   В руки отпускалось два килограмма хлеба. Это две буханки и маленький довесок. В магазин шли семьями. Дома, активно набрасывались на эту еще теплую добычу.  Ели в сухомятку, с горчицей посыпая солью, а если была возможность- с подсолнечным маслом и солью, запивая водой или чаем. А как здорово- сорвав в огороде перо зеленого лука, съесть его с солью и куском черного хлеба.
   
   Голодные дети не уступая родителям, съедали по целой буханке, попадая в больницу. Были летальные случаи...   К обеду полки магазинов пустовали. Хлеба                горожанам не хватало. Это была трагедия для тех кто работал в утреннюю смену.

   Люди с вечера занимали очередь, в течении ночи неоднократно пересчитываясь. Ночью, возле магазина и по улице вдоль заборов, в ожидании его открытия лежали сотни людей. Не выдержав ночных бдений мы, пацаны, засыпали под забором, пропуская пересчет. А утром?..

   При открытии магазина, очередь забыта. Все хотели быть первыми. Толпа напирала на дверь. Продавцы с помощниками пытались открыть ее изнутри. Но толпа, своей дикой силой, безжалостно давила снаружи. Милиционер, следивший за порядком, бессилен что-либо изменить.
               
   Но вот, каким-то образом, двери приоткрывались, еще чуть, еще! Наконец они распахнуты, зачастую их срывали с петель, а в дверном проеме застрял ком мужских и женских тел. Самых сильных, самых нахальных, потных, растрепанных. Крик, шум, ругань, стоны сопровождали голодных людей. С большим усилием толпа своей плотной массой продавливала этот живой ком. Спотыкаясь, падая под ноги напиравших, люди врывались в магазин, спеша к прилавку.

   А что делать нам – десятилетним? Без хлеба домой идти нельзя, все домочадцы на работе, надежда только на нас и выход найден. Подсаживая друг друга, мы бежим по плечам и головам этой многоликой плотной массы, проваливаясь в забитый до отказа магазин. Голод не тетка. Здесь неимоверная духота, потные растерзанные люди, безжалостно давили друг друга. Случались трагические исходы.
          
   Высокий прилавок располагался на уровне живота, если придавят, мало не покажется. Толкаясь и карабкаясь, с большим трудом поднимаясь повыше, мы подставляли прилавку свое бедро. Толпа несла нас на весу, прямо к продавцу. Наконец этот волшебный, еще горячий продукт в наших руках. А как выбраться?   
Магазин забит людьми до отказа. Все рвутся к прилавку. Духота, спертый запах потных тел, трудно дышать и нет сил сопротивляться этой не пробиваемой живой стене... Бережно прижимая к груди драгоценную ношу, пятясь, работая локтями, плечами, задом, с большим трудом я выбирался из магазина, за мной мои друзья.

    Наши хлебные буханки приобретали форму галтели, их словно душили. Потные, растрепанные, но счастливые, мы шли домой, жадно поедая на ходу душистый хрустящий, ни с чем несравнимый хлебный довесок.

   А дни текли как вода, один похожий на другой. Мы добытчики. Каждый день, в любую погоду, очередь не отменялась. К концу года хлебный вопрос в городе был как то решен.
 
   Было у меня два друга. Стаська и Славка. Отец Стаськи – машинист паровоза,  на брони. Мать домохозяйка, воспитывала четверых детей. Появилась эта семья на нашей улице в году сорок втором или третьем. Умирающая от голода хозяйка дома, получившая «похоронку» на мужа, продала его. Новая семья жила неплохо в походах за лебедой не участвовала. У Стаськи был дефект зрения. Его правый глаз смотрел вправо, левый – влево. Не сосредоточившись и не повернув слегка склоненную голову ему трудно было смотреть прямо. Кличка «Косой» закрепилась за ним. Славка из большой многодетной семьи. Это семейство мне было ближе по духу. Здесь я находил понимание и поддержку. Отец больной человек, работал на заводе, мать шести детей – героиня, домохозяйка.

   А напротив, в уютном доме жила моя ровесница по имени Римма, до семи лет мы были дружны. Ее отец, крепкий предприимчивый мужик, работал на заводе. Имея ружье, ходил на охоту, приносил добычу. Жили они хорошо и к концу войны приобрели корову. Шестилетним пацаном я лазил к ним во двор, через собачий лаз подворотни. Встречали меня добродушно, шутливо называя «женихом», но к столу не приглашали. Как-то мы играли в доме. Мать, поставив на стол стакан молока с куском хлеба, позвала Римму. В это время, в открытое окно влетела большая, зеленая муха. Кружась, она опустилась на стол, ползая по скатерти, собирала мелкие крошки. Римка махнула рукой, прогоняя надоедливое насекомое. Муха закружилась над ее головой и вдруг неожиданно упала в стакан с молоком. Девчонка брезгливо схватила стакан и выплеснула содержимое через окно. У меня потемнело в глазах. Я готов был лететь за содержимым стакана. За годы войны, я забыл не только вкус молока, но и его цвет. А она…  Такая обида взяла, я перестал дружить с этой избалованной девчонкой.

   Тихий вечер, темнеет. В открытое окно нашего старенького дома влетает ночная бабочка. Она настойчиво бьется об электрическую лампочку, прикрытую шелковым абажуром, словно проверяя крепость своих нежных крылышек. По комнате разливался ярко настоянный электрический свет. Я любил сидеть у раскрытого окна, слушая шорохи сада.
               
   Наблюдая за темным звездным небом, я вспоминал: как будучи учеником третьего класса, со Славкой и Стаськой, вместо уроков в школе, убегал в лес под могучие кроны деревьев. На снегу мы изучали причудливые следы таинственных обитателей леса. Погода стояла тихая. Где-то высоко висело холодное светило. Под его слабыми лучами искрился белоснежный покров.
               
   Вдруг, где-то рядом, что-то затрещало, зашумело. От появившегося порыва ветра, ломая сучья с вершины деревьев, обвалилась большая шапка снега. Перепуганные, возбужденные, мы долго бежали по глубокому снегу, поклявшись друг другу, что никто не узнает о наших лесных приключениях. Но тайное становится явным. Через пару дней, секрет выдал Стаська. Дома меня ожидали неприятности. Получив пару подзатыльников, я вынужден был давать объяснение о своих «героических походах». Под строгим  взглядом мамы, заикаясь и путаясь, я пытался превратить разговор в какую-то шутку, грозный взор мамы смягчался.

   Прошли годы, со Стаськой я встретился через пятнадцать лет. Радость встречи была омрачена. За эти годы он очень изменился. Закончив университет, работал в районной газете. Его самомнение не позволяло слушать воспоминания о безобидных детских проделках. Это был другой человек. От прежнего Стаськи сохранились, только бегающие глаза, да привлекательная ямочка на подбородке. Такова жизнь, все мы с возрастом в чем-то меняемся, и все-таки грустно….

   В начальной школе я подружился  с Владькой Татариновым из Таганрога. С первого  класса мы сидели за одной партой, свободное время проводили вместе. Его добродушные родители часто приглашали меня в столу, делясь скромной пищей. Отец запекал на сковороде сахар, слегка подливая воду. Остывшую коричневую лепешку резал на дольки, подавая к столу в качестве деликатеса. Вечерами он занимался ремонтом обуви, вырезая из старья какие-то кусочки, пристраивая их к запятникам валенок или подошвам. Мы готовили дратву, протягивая ее через вар, из проволоки делали длинные иглы. Позже, когда у меня раскисали валенки, используя мало-мальски приобретенный опыт, я самостоятельно пытался продлить их жизнеспособность.

   Как-то мы познакомились с Юркой Юсуповым, живущим с мамой в старенькой избушке на нашей улице. Мы учились в четвертом классе. Юрка был старше нас, в школе не учился, был мелким воришкой. Прохаживаясь возле своей избушки он весело напевал:

                Я мать свою зарезал,
                отец в сырой земле,
                сестренка гимназистка
                купается в воде…»

    Однажды под вечер, он предложил сходить в школу, мы не возражали. Там шла уборка. Следуя за Юркой, мы проникли на второй этаж и юркнули в учительскую комнату. На стенах были развешаны наглядные пособия. Юрка хватал их сматывая в рулон. Мы следовали его примеру и вскоре выскочили из школы не замеченными.
      
    В избушке у Юрки мы рассматривали свои трофеи. При дележке мне досталась картина «Битва на Куликовом поле». Повесив ее возле кровати, я со стыдом и испугом, ожидал родительского вопроса?.. Через пару дней, Юрка вновь предложил посетить школу. Я отказался, а Владьке было интересно, так и расстроилась наша четырехлетняя дружба. Вскоре мой товарищ с родителями вернулся в родной Таганрог.

   А колесо времени катилось. Мы учились, помогали дома по хозяйству, а ночи напролет - читали художественную литературу. Она как-то скрадывала повседневную нужду. Познавая жизнь, мы с упоением читали Пушкина, Лермонтова, Толстого, Данилевского, а Купер, Д.Лондон, М. Твен и В.Скотт – были нашими учителями. С трепетом читали Катаева, Войнич, Шолохова. Б.Полевого. Учились мужеству у Павки Корчагина и Николая Кузнецова.
               
   Поразительно, как меняется отношение к истории страны и ее героям. Николай Кузнецов, инженер из Свердловска, ушел на фронт, был разведчиком партизанского отряда. В городе Ровно совершал свои дерзкие подвиги, вместе с немцами отступал. Разоблаченный, шел через леса на соединение с нашими войсками, был убит украинскими националистами.

   Страна высоко оценила подвиг разведчика, наградив героя «Золотой звездой» - посмертно. В городе Ровно воздвигнут памятник герою, который в лихие 90е годы оказался не угодным горожанам… Парадокс? В чем же вина героя? Памятник перевезен в Свердловск.

   В после военные годы ширилось тимуровское движение. Подражая литературным героям мы, как могли помогали: старикам, инвалидам, одиноким пожилым людям...      
 
   Пышное, теплое утро. С пайвами за плечами, корзинами в руках мы шли среди высоких посевов по пыльной дороге.  Стаська шел с братом Генкой и двумя сестричками, семи и шести летнего возраста. Славка со своей младшей сестрой Линой.
               
   Голубая высь без единого облачка. Утренние лучи восходящего солнца нежно обнимали нас. Высоко в небе разливалась, как волшебная мелодия, удивительная трель жаворонка.
               
   А вот и лес. В молодом березняке, мы напали на грибное место. Девочки бойко помогали своим братьям. А грибы, только по понятным для них признакам, появлялись где-то впереди, увлекая нас все дальше и дальше в глухие дебри леса. Увлеченные, мы не заметили, как далеко зашли... Наши пайвы и корзины  наполнены до краев упакованы, пора и домой. Но куда идти?

   Нас окружал мрачный дремучий лес. Видя мою растерянность, девочки начали хныкать. У Славки разболелся живот. Он с Генкой скрылся в кустах. Время шло. Надоедливые комары не давали покоя. Вдруг, меня зовет Генка. Что-то случилось.

      
   Иду. Славка выглядел перепуганным. Его лицо было бледное. Он стоял за кустом, слегка согнувшись, держа рукой  опущенные штаны. Из его заднего прохода, как гофрированный шланг, свисала вывалившаяся прямая кишка. Ну и дела! Что же делать?
 
   А делать что-то надо. В лесу быстро темнеет да и комары не дают покоя. Найдя сухую, крепкую ветку, очистив ее от коры, замотав конец какой-то подвернувшейся тряпкой, не думая о последствиях, я толкал кишку на место. Славка терпеливо воспринимал эту процедуру и она увенчалась успехом.
               
    После короткого отдыха, мы в пути. Выбравшись на какую-то поляну, пытались осмотреться. На небе ни звездочки. Сквозь дремучие дебри изредка выглядывал малиновый диск для того, чтобы снова спрятаться Небо было затянуто тяжелыми черными тучами. Дремучий лес недовольно шумел. Где то далеко ухал филин. Казалось, в наступившей темноте из кустов, за нами  следит  какой-то страшный зверь.
   
    Ребятишки  сгрудились, притихли. Дальше, чтобы не потеряться, мы шли плотно друг за другом, держа девочек за руки. Ветви деревьев хлестали нас по лицу, цепляясь за одежду словно невидимые руки великанов пытались задержать своих пленников. В темноте забрели в какой-то бурелом. Шли напрямик обдирая руки и ноги, защищая лица, от цепких ветвей деревьев и кустарника. Чем настойчивее мы пробирались сквозь чащу, тем плотнее становился не ласковый лес. Мы долго блуждали. А время летело, оно торопило нас.
               
     С большим трудом выбрались на какую-то поляну. Темнота. Прислушались.  Казалось, тайга как-то притихла, словно боясь окончательно испугать своих пленников. Где-то далеко прозвучал крик паровоза. Мы замерли. Не ослышались ли? Крик повторился. Ободренные, спешим навстречу паровозному гудку. Вот он прозвучал ближе. Спешим не обращая внимания на падения и царапины.
               
    Наконец выходим к полотну железной дороги. Впереди, в ночной темноте, виднелись станционные огни. Напрягая оставшиеся силы спешим и вот мы у цели. Несмотря на трудности перехода, урожай сохранен, только плечи ныли от тяжести и лямок пайв. От комариных укусов горели лица и уши, чесались руки и ноги.  Одолевала жажда. Удивленные появлением ватаги ребятишек, работники станции «Замарайка», напоили нас холодной водичкой, а через пару часов посадили на проходивший пассажирский поезд.

   Багровый диск солнца поднимался из-за леса и с каждой минутой становился все более ослепительным. Уставшие, но счастливые, мы предстали перед родителями... А там … переполох. Родители и соседи собирались на поиски. Но, видя нас живыми и здоровыми, успокоились.