А по бульвару шествует Весна
Крымский бульвар, излюбленное место прогулок всей нашей округи, дышал Весной и практически утопал в искристых золотых лучах. Солнце, это величественное Светило, с каждым днём просыпалось всё раньше, поднималось всё выше, грело всё жарче, пробуждая и возрождая к жизни растительность бульвара.
Самой стойкой, самой бесстрашной оказалась трава. Даже при лютых морозах, даже под толщей снежного покрова она сохраняла жизнь своих тончайших нежных листочков-травинок. Едва сошли-уплыли весенними ручейками остатки зимы (уже не белоснежной), как трава зазеленела, светло и молодо, радуя взоры и сердца. Присмотревшись, можно было отметить, что на разных участках бульвара трава, оставаясь в общем зелёной, имела свои специфические оттенки – аквамариновый, бирюзовый, изумрудный или муаровый.
А вот деревья продолжали стоять в безмолвной задумчивости, не спеша примерять весенние обновки. Гордые и неприступные тополя фанатически тянулись вверх, устремляя свои ветви-руки к лазоревым небесам; невозмутимо взирали на суетливую возню неугомонных воробьёв разложистые и мужественные платаны, каштаны, клёны... Они готовы были явить миру свои весенние «фраки» и «смокинги» лишь после многочисленных «просьб и аплодисментов зрителей».
И только наивные и бесхитростные ивушки радовали и умиляли. Они, как всегда, старались первыми показать новую весеннюю причёску, неустанно расчёсывая свои нежные девические косы и любуясь ими сами…
Вся правая сторона одной из центральных аллей бульвара была засажена акациями, которые почему-то до сих пор не сбросили свой прошлогодний наряд. Они стояли в коричневато-бежевых кудряшках-стрючках, с солнечными крапинками, искрами, окаймлениями по их краям.
Я замедлила шаг и остановилась, как мне показалось, у самой стройной, кудрявой и очаровательной акации. Она тоже, как и остальные, сберегла свои «кудряшки». Мне подумалась: или акации КОКЕТКИ, хранящие свой летний имидж, не желающие даже в трескучий мороз остаться без причёски «к лицу». Или целомудренные СКРОМНИЦЫ, стыдящиеся выставить на всеобщее обозрение свою беззащитную наготу.
Вдруг мне захотелось прикоснуться к стволу деревца. Прикосновение напомнило мне о моей «подоконной» акации, тоже обаятельной и юной. Вспомнились мои строчки, посвящённые ей в пору прошлогоднего цветения:
Акация душистая, акация в цвету,
Ты, юная и нежная, похожа на мечту.
Что в небо загляделась? Иль ждёшь из тьмы веков
Его, дивного принца, в челне из облаков?
Иль кружит тебе голову задира-ветерок?
Непостоянен больно он, летит на сто дорог!
А сердце – нараспашку, кто люб – сама не знаешь…
Сорву тебе ромашку, на ней и погадаешь.
Я так и стояла у понравившейся акации. Вдруг рядом освободилась скамья. Удобно устроившись на ней я продолжила свои наблюдения. Сзади соседями акаций были неприступные, молчаливые, гордые в своём величии тополя.
Подумалось: в ретро-песне тонкая рябина пленилась дубом. Моей же красавице-акации не суждено познакомиться с дубом. Она может отдать своё сердце только тому, кого видит – одному из тополей. Я пригляделась к соседствующим великанам, прикидывая, какой же из них наиболее достоин такой красавицы. Наконец выбрала. Тополь был вправду самым красивым и стройным, а ещё, как мне показалось, он уже был к моей "подружке" неравнодушен – будто слегка заигрывал, периодически склоняя-простирая к ней свои могучие ветви-руки…
Представила, что бы могла сказать юная акация избраннику, если бы Фея-Весна вдруг одарила её голосом. Вероятно, что-то такого плана:
Тополь мой прекрасный, подойди поближе.
Я ведь тебе нравлюсь – чувствую и вижу.
Протяни мне руки и укрой листвою,
И прижмись устами – я навек с тобою…
Но тополь, вероятно, устыдившись, что на нём не было листвы, что он стоял в «неглиже», совершенно обнажённый, отвернулся и смущённо затих…
Я, стараясь не вспугнуть зарождающуюся между ними нежность, поднялась как можно тише. Весна тут же повлекла меня за собой, обещая скоро, очень скоро порадовать ярким мажорным апофеозом ликования Жизни, Радости, Любви в феерическом освещении каштановых свечей…