Отто Браун не спеша разгладил ладонью бруствер, сделав выемку для своей винтовки. Маузер, обильно смазанный, блестел вороненым стволом на ярком солнце. Увидев, что несколько комков сухой земли прилипли к цевью винтовки, Отто, достав из кармана носовой платок, расстелил его, ограждая ложе винтовки от надоедливых земляных комков.
Земля здесь очень сухая, но это уже его не беспокоило. Рейхсляйтер Геббельс обещал, что земли под фермы будут раздавать на юге, и она там гораздо плодороднее. Возможно, его мечта о небольшой ферме в Крыму и осуществится, хотя теперь уже не скоро. Обещанный блицкриг по захвату России за год не удался, а постоянное выравнивание фронта с отходом назад в сторону Фатерлянда отодвигает мечту все дальше.
Прищурив глаза, он всмотрелся вдаль, пытаясь определить, что за темная полоса возникла на той стороне фронта.
Темная полоса стала увеличиваться и, словно волна в забурлившем темном море, начала накатываться на окопы с оживившимися солдатами, так же как и Отто, тревожно вглядывающихся вперед, пытаясь рассмотреть, что это за природное явление.
Рассмотрев точно и осознав, наконец, что эта за волна, Отто открыл рот, словно в беззвучном крике, и растерянно огляделся вокруг, будто призывая окружающих смотреть туда же, куда смотрит и он.
Все взгляды сосредоточенных солдат также были устремлены на эту приближающуюся к окопам темную волну.
Чем ближе волна приближалась, тем в больший ужас и смятение приходили мысли Отто. Уже были слышны гикающие крики подбадривающих друг друга всадников и гулкий топот тысяч конских копыт, сотрясающих своим слаженным гулом всю округу. Волосы под каской зашевелились, словно живя своей жизнью, кожа под шинелью покрылась мурашками, и вдруг обильный пот потек по лбу, накапливаясь над бровями.
Отто оглянулся на ближайшую пулеметную точку. Лицевые мышцы будто сами собой растянули рот в стороны, изобразив на лице растерянную и почти заискивающую улыбку.
Пулеметчик уже прильнул к толстому перфорированному стволу, а его помощник-подаватель, словно взывая к небесам, бережно держал в открытых ладонях бесконечную пулеметную ленту. По всему фронту все пулеметчики уже приготовились к жатве.
Отто втянул голову в плечи так сильно, что края каски уперлись в плечи. Вой всадников и гул копыт порождали животный ужас, приводя в смятение все мысли.
Дробная очередь из пулемета, сотрясающегося от града пуль, торопящихся покинуть пока еще холодный ствол, подобно гигантской косе выкосила первые ряды надвигающейся волны темной массы конницы. Все смешалось в одну кровавую массу. Люди и кони мгновенно перемешались в адское месиво. Крупнокалиберные пули, словно вороньи клювы, вырывали из плоти коней куски мяса и дробили кости в труху, заставляя обломанные концы выходить наружу, прорывая горячую плоть. Всадники при попадании пуль, будто остановленные невидимой преградой, вылетали из седел, умирая уже в полете. Всадники, чудом избежавшие вездесущих пуль, умирали тяжелее, так как потеряв своих коней, они мгновенно попадали под несущиеся за ними конские копыта или налетавшие на них со скоростью железнодорожного состава искореженные конские тела, забивавшие их своей массой в сухую землю.
Отто трясущимися руками прижал свою винтовку к плечу и уже рефлекторно, совсем не целясь, посылал пулю за пулей в клубившуюся перед ним пыль.
Когда густая серая пыль улеглась перед окопами, солдаты смогли разглядеть эту искореженную массу бившихся в агонии тел. В этом кровавом месиве уже сложно было разобрать, где лежат люди, а где кони.
Вытирая вспотевшие ладони о шинель, Отто, словно не веря тому, что он выжил в этом страшном бою, снова и снова окидывал взглядом фронт. Конная лава была повержена. Его мозг не мог осознать факт, что сам он живой, а сотни и даже может тысячи людей за несколько мгновений прекратили свое существование в этой яростной атаке.
Отто стал различать раздающиеся, словно из потустороннего мира, голоса окружавших его солдат. Все они были потрясены видом такой быстрой смерти множества людей.
Немного успокоившись и вертя во все стороны головой, оглядывая окопы, Отто опять встревоженно застыл, услышав знакомый звук. Все тело охватила предательская мелкая дрожь. Ожившие волосы опять в панике зашевелились на голове, приводя в смятение все чувства.
Пулеметчик дико закричал на помощника и, обжигая руки, быстро снял перегревшийся ствол пулемета. Подавальщик, истерически взвизгивая, тыкал пулеметную ленту в еще не собранную пулеметную коробку, не отрывая своего взгляда от несущейся на него второй волны неудержимой конницы.
Отто выронил из рук винтовку, понимая, что если пулеметчик не успеет заменить ствол, то эта конская масса втопчет всех окружающих его солдат, а также и лично его, Отто Брауна, в эту негостеприимную землю вышибая мозги из немецких голов.
Но старательный пулеметчик, к облегчению окружавших его солдат, успел сменить ствол на запасной, как и прочие пулеметчики, равномерно расположенные по всему периметру окопов.
Опять эта смертельная и невидимая человеческому глазу гигантская коса, состоящая из сотен свинцовых пуль, устремилась в сторону яростно несущейся на окопы отважной до сумасшествия конницы.
Все также стреляя в это кровавое месиво, Отто судорожно перезаряжал затвор винтовки, спасая свою жизнь в этой смертельной для всех солдат вермахта схватке.
Вал из конских и людских трупов перед окопами заметно увеличился. Эта атака завершилась также как и первая без потерь со стороны обороняющихся.
Отложив винтовку и вытирая холодный пот, заливавший глаза, Отто трясущимися от напряжения пальцами пытался разгладить вконец испачканный в земле платок.
Оглядывая выросший перед окопами вал искореженных мертвых тел, Отто задумался и, как практичный бюргер, попытался посчитать, а сколько средств нужно затратить, чтобы вырастить такое количество павших коней, а также, сколько времени должно было бы пройти, чтобы выросли чьи-то дети, ставшие солдатами и умершие на этом поле. Содрогнувшись от ужаса и осознав масштаб катастрофы, Отто закрыл глаза, сдавив пальцами виски. Его рациональный немецкий мозг отказывался воспринимать сумасшедший итог всех его вычислений. На грани срыва его всегда такой уравновешенный мозг предлагал своему хозяину перенести все происшедшие события в другую реальность, как будто это был сон.
Всегда такой рассудительный разум Отто Брауна не мог осознать всю полноту увиденной человеческой трагедии и в смятении порождал массу вопросов, на которые солдат не мог ответить.
Ради чего они умерли? Что теперь будут делать родители этих детей? Зачем мы пришли сюда, оставив так далеко позади родной Фатерлянд?
Да Отто конечно понимал, что слова рейхсляйтера о постепенном полном вытеснений местного населения с захваченных территорий на самом деле подразумевает их уничтожение, но это представлялась как-то по-другому, не так жестоко, а более цивилизованно. Разумеется, Отто Браун не мальчик и все прекрасно понимал, служа в вермахте не первый год. В Европе все было по-другому, и покоряемые народы не так отчаянно и ожесточенно сопротивлялось как эти русские. Одно дело говорить об уничтожении целой нации, и совсем другое участвовать в этом. Отто был глубоко верующим человеком, и его богобоязненный разум отказывался воспринимать весь ужас от содеянного, приводя всегда такие рациональные рассуждения немца в полный хаос. Разве это по-христиански вот так в одно мгновение превратить сотни мыслящих людей в кровавую и бесполезную кучу? А кони, эти бессловесные божьи создания, верой и правдой служившие тысячи лет людям, они в чем виноваты? Зачем умерли они? Отто, обхватил обеими ладонями свою голову и плотно закрыл свои глаза, отгораживаясь от страшной действительности.
Стонущего, словно от зубной боли солдата в окопе, заставил застыть знакомый звук. Разлепив сомкнутые веки, Отто, широко раскрыл глаза, и уже не видя открытыми, словно остекленевшими глазами, замычал от ужаса. Из открытого рта с пересохшими губами полилась слюна. На замерших в ужасе солдат вермахта неслась третья волна конницы, серая масса которой надвигалась на окопы неумолимо, словно темная бурлящая морская волна, откуда раздавался гулкий топот тысяч копыт и гикающие дикие выкрики всадников в мохнатых шапках.
Солдаты вермахта, оставшиеся в живых, были уверены, что их атаковала невесть откуда набранная советами дикая и ужасная монгольская конница, не зная, что такой никогда не существовало.
Пулеметчик выронил из скрюченных и застывших от долгого напряжения пальцев сменный ствол, вдруг поняв, что он уже не успевает вставить его в пулеметную коробку. Подавальщик, тыкая пулеметную ленту в несобранную коробку, тихо выл, словно волк, не отрывая взгляда от стремительно надвигающейся темной массы конницы, с каждой секундой уменьшающей расстояние между его жизнью и смертью.
Разрозненные выстрелы из винтовок на этом участке с умолкнувшим пулеметом уже не могли остановить эту темную массу, озаряемую тысячами сверкающих бликов на обнаженных клинках. Осуществив прорыв, конная лава растекалась в обе стороны вдоль окопов и, зайдя в тыл немецким солдатам, оставшаяся треть сто двенадцатой Башкирской кавалерийской дивизии в этом жестоком и изнуряющем кровопролитном бою все-таки смогла подавить сопротивление врага.
Отто Браун, добропорядочный бюргер католического вероисповедания, исправно прослуживший в вермахте почти три года, так и не пришел в себя от шока и был втоптан в эту негостеприимную сухую землю десятками тяжелых копыт, выбивших его мозг из рассудительной немецкой головы, потерявшей в одночасье и разум и жизнь.