Октавиус. часть первая

               
О, синь морей, О лес архипелага!
Со школьных лет привык я слушать вас.
Стучит чубук. На стол ложится шпага.
Дымясь как грог запенился рассказ.
В. Рождественский


                ЛИВЕРПУЛЬ  ИЮЛЬ 1761  ГОДА.


Принесите бумагу и чернила- сказал Уильямс, откидываясь на спинку стула. Глядя на меня своими тусклыми, серыми глазами с тёмного, покрытого морщинами лица, он рассмеялся, обнажая  коричневые мелкие зубы. Длинные, седые волосы его выбиваясь из-под длиннополой, старой шляпы, прилипали к мокрому, вспотевшему лбу. В свои сорок семь лет он выглядел на все шестьдесят и в эту минуту его возраст, казалось, увеличился ещё больше, не смотря на распиравшую его изнутри злобную радость. Ещё минуту назад он мог лишиться целой тысячи фунтов стерлингов, проиграв её мне в вист. Однако в этот раз удача была не на моей стороне. Чёрт меня дёрнул сесть играть с этим проклятым контрабандистом по которому уже давно плакала виселица. С ним я познакомился неделю назад в дешевом пред портовом трактире «Искристый кремень», куда иногда заглядывал, когда сидел практически на мели, и надо сказать, опять же за карточным столом. Это был владелец брига, занимавшегося контрабандой опиума сначала в Китай, но потом по каким-то причинам переключившегося на Константинополь, куда он совершал регулярные рейсы. Там по видимому у него всё было на мази, так как он даже здесь, в Ливерпуле, он ходил в сопровождении двух громадных, бородатых османов, неотступно следовавших за ним, и готовых по первому же его приказанию отрезать голову любому, кто дерзнёт  их хозяину. Знакомство наше началось с того, что он первый заговорил со мной у барной стойки о необычайно холодной погоде, стоящей на улице. Я охотно поддержал беседу и мы в итоге быстро подружились, после чего он словно невзначай предложил мне совершенно по- дружески сыграть на пустячную сумму…
После этого дня с Уильямсом я играл довольно часто и постоянно был в выигрыше. Будучи из рук вон плохим игроком (так я был уверен до сегодняшнего вечера) он постоянно проигрывал мне, но по мелочам. Сначала ставки были по шиллингам, потом постепенно поднялись до соверенов, а потом дошли уже и до фунтов. Денег по всей видимости у Уилямса было ни мало, так как он сразу же выплачивал мне свои постоянные проигрыши. Я стал считать его честным человеком и совсем осмелел после того как он приграл мне аж десять фунтов сразу, и сегодня смело откликнулся на его предложение поставить целую тысячу.  Теперь же я не мог поверить своим глазам как от внезапного его умения мастерски играть, так и от перемен в один миг произошедших с ним. И куда только исчезло всё его дружелюбие?! Передо мной уже был совершенно другой человек- враждебно настроенный и коварный. Начисто проигнорировав мою обиду по поводу отказа поверить мне на слово, он приказал писать расписку, откровенно намекнув, что не привык церемониться с должниками. Стоявшие за его спиной слуги ни на миг не заставляли сомневаться в серьёзности его намерения. Один из них принёс бумагу и я  написал расписку в двух экземплярах, где по его требованию отметил число в которое обязался погасить задолженность. Один Уильямс толкнул по столу мне, другой, свернув, убрал в карман, и издевательски козырнув на прощанье, удалился вместе со своими людьми. Всё ещё находясь в состоянии лёгкого шока, я сидел за столом в «Искристом кремне», задумчиво перебирая руками карты и никак не мог поверить в происходящее, казавшееся мне дурным сном или каким-то дурацким розыгрышем…
За свои двадцать пять лет я впервые попал в такую переделку, которая произошла со мной неделю назад и уже через три недели должен был в условленном месте и условленное время отдать тысячу фунтов этому прохвосту. Связался я только с ним! Нет, ноги моей больше не будет в «Искристом кремне»- в этом месте предназначенном для сбора разнообразной портовой шушеры. В «Летучую Рыбу» правда ходить довольно не из дешёвых удовольствий, зато это заведение и рядом не стояло с подобным свинарником…
Такие мысли бродили у меня в голове этим ненастным июльским вечером в полумраке своей комнаты. И в очередной раз вся эта история с Уильямсом промелькнула передо мной. С отвращением посмотрев на собственный экземпляр расписки, я бросил его в ящик стола и щелкнул ключом...
 Отец мой был далеко не бедным человеком, являясь владельцем небольшой, но потихоньку развивающейся торговой конторы- посредника, занимающейся продажей чая, специй и пряностей из Индии, которые закупал через некие свои каналы по оптовым ценам. Набирая много сразу заказов от сети своих постоянных клиентов, он подписывал с ними договор, получал предоплату и  в свою очередь делал заказ поставщику. Выигрывал он только в быстроте: по его каналам товар приходил существеннее быстрее чем через руки Ост-Индских купцов, так как попросту избегал целой горы разных сопутствующих бумаг и связанной с этим волокитой. По сути дела эта быстрота и была его основным залогом, а разработанная им стратегия так же позволяла ему, не выходя за рамки закона, избавиться от уплаты некой части таможенных пошлин на импорт, поистине вздутых в последнее время до небес. Но с другой стороны дело было связано с постоянным риском, так как товар мог быть застрахованным только когда оказывался в арендованных им складах на Пир- Хэде.  Мы постоянно рисковали, так как приходилось вкладывать в каждое дело практически все средства и любая осечка могла обернуться для нас сущей катастрофой. Однако счёт моего отца в банке медленно но верно пополнялся с каждой сделкой и скоро он уже должен был стать преуспевающим дельцом. Мы недавно купили собственный дом, где жили всей семьёй- добротное деревянное строение, внешне ничем особым не примечательное, зато в два этажа и недалеко от центра в весьма престижном квартале. Отец всеми силами старался зарабатывать деньги и хотел, что бы я с младшим братом Дэнисом унаследовали и продолжали начатое им дело. Особые надежды отец возлагал на меня: денег у нас было всё ещё не достаточно, дабы купить собственный корабль, однако он мечтал об этом и загодя отправил меня в учится в престижную морскую академию, целиком взяв на себя все расходы. По его планам в недалёком будущем я должен был стать капитаном первого в нашей компании корабля и самостоятельно возить товары из Индии или Китая, дабы не зависеть больше от негоциантов, поставлявших ему эти товары. По его словам- он уже сам хорошо прощупал почву и только отсутствие собственного судна заставляло его продолжать работать с ними. Однако он воплощал свою мечту в жизнь, напрочь  забыв согласовать это решение со мной самим. Точнее он даже и не спрашивал меня, просто засунув в эту академию, предварительно не забыв подробно расписать мне то, что ожидало меня в случае ослушания. Своими коммерческими делами он занимался сугубо сам, но при этом постоянно пытался контролировать меня. Так мне пришлось, скрепя сердце, не только грызть гранит этой ненавистной науки в аудиториях, но и проходить практику на судостроительных верфях в Беркинхэде, за жалкие пенсы забивая гвозди и скобы наравне с простым мужичьём. Вечерами же я вынужден был кроптеть над судовыми чертежами, математическими справочниками, ненавистными трактатами  Монсона и Бугера. И это было в то время как пятеро моих лучших  друзей со времён школы проводили бурное время своей холостяцкой молодости во всех ярких красках. Пару раз (а то и чаще) в неделю я, Додсон, Стентон, Рингольд, Дрейк и Батт собирались в стенах «Летучей Рыбы», где по полной придавались соблазнам всяческих искушений, стремясь забрать от жизни большее и сразу. Все мои товарищи были детьми очень состоятельных людей, весьма уважаемых в Ливерпуле а так же за его пределами, которые мало в чём отказывали своим любимым чадам. Пожалуй, исключением из нас всех был один Стентон, который недавно стал счастливым наследником своего Лондонского дяди, завещавшего единственному племяннику целый пакет ценных бумаг. Мне же отец выделял на карманные расходы жалкие крохи, немногим больше, чем я зарабатывал учеником на ненавистной верфи- и то этим я обязан был больше вмешательству мамы. Я являлся самым бедным из них и постоянно чувствовал это, когда приходилось лезть в карман за деньгами. В открытую товарищи не смеялись, но спиной я постоянно ощущал их колкие взгляды и хихиканье -они прекрасно знали в каких ежовых рукавицах держал меня отец и это только добавляло им веселья. И хотя от них никогда не следовало ни злобных шуток, ни оскорбительных выходок, всё же они не упускали случая подколоть меня на этот счёт, особенно когда рядом были дамы. Это очень уязвляло меня, так как мне приходилось отказывать себе во многом, и каждый раз я падал в их глазах (и прежде всего в своих собственных) на неимоверную глубину стыда и собственного бессилия.
Однако отказать себе во встречах с ними-  этом единственном удовольствии в беспросветном высыхании над ненавистной учёбой и грязной работой, было свыше моих сил. Каждый поход в стены «Летучей Рыбы» мне приходилось тщательно скрывать от отца( не говоря уж о новомодной игре в карты,  или мимолётный роман с какой-либо из местных красавиц). Он терпеть не мог когда по его словам «используют деньги как уголь прожигания жизни» и считал лучшим уделом в мои двадцать пять лет- одиноким коконом сохнуть над различными заученными книгами. Мне же отец, в ответ на мои притязания и обиды по поводу сравнения меня с известными ему моими товарищами, постоянно советовал по умерить свои амбиции, приправляя это неимоверным количеством нотаций и нравоучений. Он хотел сделать из меня тот идеал своего мышления, которым не сумел стать сам в жизни сам. И меня с каждым днём всё больше и больше тошнило от его глупой уверенности в собственном разумении. Я часто ссорился с ним, но в итоге вынужден был проглатывать все обиды и действовать по его велению. Особенно нашим ссорам и скандалам радовался Дэнис- он обожал когда при нём отчитывали меня и я потом при каждом удобном случае надирал уши этому десятилетнему недоумку. На счастье мама словно понимала все мои печали, и втайне постоянно подкидывала мне гинею, другую, что хоть как-то подслащало моё безрадостное существование…
Невесело усмехнувшись своим мыслям, я убрал ключ от стола во внутренний карман, так будет надёжнее, и несколько секунд смотрел на тусклый огонёк лампы. Тысяча фунтов стерлингов!  Шутки с Уильямсом были плохи- он как нельзя лучше дал мне это понять. Товарищам я ничего не стал говорить о своём проигрыше (с этого бы ничего хорошего не вышло), просто пробовал пере занять у них эту сумму. Однако никто из них не смог помочь мне- такие деньги ради меня умоляюще выклянчивать у своих родителей, по понятным причинам, никто бы не стал. Единственно кто без труда располагал такой суммой- был Стентон. Однако, к моему невероятному изумлению, он внезапно отказал мне, но истинную причину этому я узнал несколько позже…
 Вмешивать же в это дело своего отца означало посадить самого себя на цепь подобно собаке- если бы старик узнал о моём проигрыше, то разорвал бы меня на мелкие кусочки. Тут уж не помогла бы ни мать, ни кто другой, вступись за меня хоть сам дьявол. Во всяком случае он точно выгнал бы меня из дома на эту самую верфь, предоставив самому себе искать дорогу в жизни.  Ссуды в банке мне было не видать как своих ушей- ибо частной собственности у меня до сих пор не наблюдалось. Можно было, конечно выгодно жениться- такая возможность у меня уже давно была, только я по понятным причинам не спешил ей воспользоваться. Так что я решил использовать самый простой вариант из всех возможных. Ибо мой отец располагал достаточными средствами, что бы, как обычно поскрипев,  выделить мне эту тысячу фунтов стерлингов- нужно было только выманить у него их. А для этого нужна была очень веская причина, которую я и должен был придумать, так, что бы он без колебания проглотил эту наживку. Ведь до сих пор же мне удавалось удачно скрывать от него все прогулы и задолженности по учёбе…
Эту-то самую причину я и решил придумать на сегодняшней встрече в стенах «Летучей Рыбы», а Додсон, Стентон, Рингольд, Дрейк и Бат должны были помочь мне в этой задаче своими свежими идеями...
 Надев шляпу и взяв со стола трость, я решительно вышел из комнаты и спустился вниз по лестнице в гостиную. Отец, сидя в кресле перед пылающим камином, курил длинную трубку. Мать, сидя в другом кресле напротив, вязала, накрывшись тёплым клетчатым пледом. Кошка, перевернувшись на спину играла с лежащим возле её ног клубком.
Ричард, ты это куда опять собрался?- спросил отец, кинув на меня неодобрительный взгляд. Я скрипнул зубами и приготовился к его долгому и нудному брюзжанию.
В кофейню- ответил я лениво поигрывая тростью: Пригласил Элизабет на чашечку горячего шоколада- она так любит его.
Ты опять собрался в кабак!- оборвал меня отец: Мало того, что ты практически не уделяешь времени учёбе, за которую я плачу такие деньги; мало того, что ты без стыда спускаешь целыми фунтами наши семейные сбережения; так ты ещё позоришь честное имя своего рода и прежде всего моё! Да моё имя- честного коммерсанта, знающего что такое слово и дело.
Джордж…- мягко вступилась было за меня мать, и отец сразу же сбавил тон.
Я уже скоро шестьдесят лет буду как Джордж.- вздохнул он с неимоверной горечью: А наш старший сын, тот самый, который должен быть надеждой отца, опорой матери и примером для младшего брата только и проводит большую часть времени в дурной компании портовых кабаков, постоянно является домой нетрезвым и требует всё больше и больше денег! По всему Ливерпулю скоро поползут россказни о том, что он только не вытворяет там!
Ты очень любишь слушать сплетни всяких выживших из ума стариков- ответил я: Они прожили своё и теперь страшно завидуют молодым…
Завидуют молодым, говоришь!- снова начал закипать отец: Да в твои годя я…
Минут пятнадцать я ещё слушал его ворчание, после чего сказал: Папа, с тростью в кабак не ходят (именно для этого эффекта я и прихватил этот предмет). Я иду с Элизабет, я же сказал…
Отец недоверчиво помотал головой, и вновь сунув в рот мунштук, начал мрачно пускать дым. По видимому он нехотя поверил мне в этот раз и я, не став дожидаться рождения новой фразы с его стороны, быстренько выскочил в прихожую…
На улице было темно, с неба хлестал мелкий, холодный дождь. Я поплотнее запахнул плащ, чуть ли не на глаза надвинул поля шляпы и, пригнув голову, вышел на мостовую. Почти тут же возле меня словно возникнув из ниоткуда, резко осадила крытая пролётка. Кучер, перегнувшись с козел, на ходу откинул полог. Я, приподняв трость, ловко вскочил вовнутрь и произнёс: Набережная Пир-Хэда к «Летучей Рыбе».
Трясясь на холодном кожаном сиденье, я слушал как дождь стучит по клеёнчатому верху и нехорошие мысли подобно чёрным пчёлам роились в моей голове. «Летучая Рыба» находилась не на самой набережной, а несколько в  стороне и была отделена от неё целым рядом домов. Однако с фасада этого заведения открывался вид на гавань и вывеска  с названием и изображением скалящую хищную пасть шарообразную, шипастую рыбу, раскинувшую крылья как у альбатроса, была видна издали.  Так что найти её среди других зданий было проще простого. Она имела два входа: парадный, обращённый к Пир-Хэд;  и чёрным для прислуги и привоза, выходивший на одну из многочисленных кривых и узких пред портовых улочек. Кинув извозчику шиллинг, я двинулся к парадному входу и два негра- привратника сразу же распахнули обе створки дверей передо мной. Я оказался в громадном, жарко натопленном зале с решетчатыми окнами от пола до потолка. От множества свечей и ламп здесь было светло как в солнечный день в тропиках. Большую часть залы занимал ресторан с изящными столиками, покрытыми белоснежными скатертями и сервированные серебром и фарфором.  Меньшую занимал бар с длинными скамейками и тянущейся вдоль всей задней стены живописной стойкой, где можно было найти напитки со всего света: от русской водки до мексиканской текиллы. Оба помещения были разделены между собой лишь условно и имели общую сцену на которой в данный момент играл какую-то быструю мелодию целый оркестр. Заведение было полно народу, как всегда в эти часы, и я сразу же направился в бар, где мгновенно узрел своих пятерых друзей за одним из столиков. Они разом привстали, приветствуя меня и я подсел к ним. Естественно, сразу же начать с обсуждения своей проблемы я не хотел, а немного позже, когда атмосфера станет совсем тёплой, поэтому для начала мы подняли первый тост как всегда за нашу маленькую компанию и начали партию в вист. Возможно, что в тот вечер мы в самом деле сообща нашли бы какой нибудь предлог для выемки у моего папаши такого куша, однако развернувшиеся вскоре события напрочь перевернули все мои планы  с ног на голову…
Вот, что- сказал я, вновь приподнимаясь: Пойду, поздороваюсь с Роджером, а то совсем невежливо получается как-то. Вы пока сдавайте, я сейчас.
И встав, двинулся к барной стойке над которой висело громадное чучело акулы с приделанными к нему крыльями, и где среди целой армии разнообразных бутылок, штофов, графинов и бочонков, на своём излюбленном месте стоял хозяин этого заведения.





                «ЛЕТУЧАЯ  РЫБА»


Это был высокий, грузный, тяжёлый человек с чёрной как сажа кожей- по всей видимости какая-то смесь негра и араба, обладающей меж тем удивительным проворством для его внешнего вида. Сколько лет на внешний вид сказать ему было трудно, где-то около пятидесяти, так как седых волос в его чёрных, жестких кудрях не было. Лицо его,  на удивление всегда чисто выбритое, с толстым носом и выпирающими вперёд губами, характерное для негра, было надвое персечено от лба до подбородка старым, зарубцевавшимся, продольным шрамом, оставленным скорее всего абордажной саблей. Причём порез этот проходил по самой переносице, отчего создавалось полное впечатление что у него две совершенно разных половинки лица. Его левое мясистое ухо спаивала громадная золотая серьга, а у правого отсутствовала добрая половина- это только усиливало контраст и словно подчёркивало двуличность его характера. В самом деле со всеми, а в особенности с теми, кто был гораздо моложе его, он общался с удивительной, даже какой-то материнской лаской. Он мог приобнять, потрепать по плечу, а любимыми словами было: «Солнышко, детка, ласточка, мальчик мой…». При этом тёмные глаза его играли хитрыми искорками, что придавало его облику не притягательный, а наоборот зловещий и настораживающий вид.  Своими повадками он напоминал медведя, ибо был так же непредсказуемо опасен как этот зверь и от него можно было ожидать чего угодно. Личность его была так же туманна как и его прошлое- никто не мог сказать о нём ничего конкретного. Про него ходили слухи, что в своём недавнем прошлом он был флибустьером, и не просто капитаном, а чуть ли не адмиралом- одним из самых отъявленных головорезов Карибского моря. Теперь же он по каким-то причинам отошёл от дел, но по всей видимости оставался человеком с большим авторитетом среди берегового братства. Вполне возможно, что звали его вовсе не Роджер Галлахер, как именовали его тут, и за его голову где- нибудь была назначена хорошая награда. Однако здесь он судя по всему был в законе и имел большие связи, а потому совать нос в его дела желающих не было. Весь Ливерпуль просто кишел подобными личностями и особо любопытных или болтливых здесь ждала плачевная участь. Во всяком случае Галлахер прекрасно говорил по- испански и арабски, вместе с тем являясь непревзойдённым сквернословом; показывал хорошие познания в математике и географии, но постоянным его спутником была короткая трубка в зубах и стакан джина. Жены у него не было, поговаривали что у него их когда-то было аж  три и все их он, подобно Синей Бороде, прикончил по разным причинам. Когда он был пьян в доску(это было как минимум раза три в неделю) тот тут то наружу выплывал его истинный нрав. Стентон божился что прямо в его присутствии Галлахер в припадке пьяной ярости до смерти забил вызвавшего его гнев невольника, труп которого потом выкинули ночью прямо в гавань. Поэтому мы все очень осторожно общались с ним, но отношения наши были почти дружескими и «Летучая Рыба» была нашим культовым заведением. Галахер всегда с особой теплотой встречал нас, отпускал в долг и являлся для нас неким непререкаемым авторитетом одновременно пугающим своей непредсказуемостью и притягивающим какой-то внутренней силой, дикой силой. У него для нас всегда была приготовлена свободная комната (зачастую и не одна), где мы могли с полной свободой проводить время, если зацепляли где-то девок или пожилых матрон- всё зависит от того на кого пал в тот раз наш взгляд. Так же он всегда мог прикрыть меня от какой-либо нежелательной встречи, к примеру вдруг с какого-то перепугу сюда неожиданно нагрянул бы мой отец…
«Летучая Рыба» хоть и имела статус таверны, но вполне могла составить конкуренцию многим Кофейным домам не только Ливерпуля, но даже Лондона. И хотя здесь невозможно было встретить лорда из парламента или графа, но простым матросам, мастеровым или грузчикам вход сюда был так же заказан. Сюда ходили капитаны кораблей, купцы, владельцы контор и другие состоятельные люди. Самого Галлахера частенько можно было видеть в компании различных подозрительных личностей, обсуждающих с ними по всей вероятности какие-то тёмные делишки. Разумеется, что в такое время мы старались ничем не привлекать его внимание, просто сидя своей компанией, но зачастую он сам любил присесть к нам, дабы поболтать о всяких мелочах. Вот и сейчас, ещё издали увидев меня, он приветственно приподнял свою огомную пятерню...
По вечерам в «Летучей Рыбе» собиралось огромное количество народа- на импровизированной сцене выступали танцовщицы. В те часы  можно с уверенностью сказать, что помещение трещало по швам и внутри невозможно было протолкнуться, так как тем, кому не хватало сидячих мест, толпились в проходе. Виной тому была особая популярность одной из танцовщиц, на которой я уже давно заострил своё внимание. Это была молодая китаянка- чуть старше семнадцати лет на вид, она была самой юной из всех семи танцовщиц, этого заведения (три из которых были негритянскими невольницами). Маленького роста, коротко стриженная, тонкая, гибкая- издали похожая на мальчика, но именно благодаря ей публика валом шла в «Летучую Рыбу».  Я частенько видел эту девушку на улицах Ливерпуля: то она то шла куда-то по набережной, то издали видел её на городском рынке, то стояла у окна на втором этаже «Летучей Рыбы», там, где жила прислуга, и долго смотрела на высокие мачты и реи кораблей в гавани. Вечно одетая в какие-то нелепые, безразмерные балахоны с капюшонами, в которые она словно старалась спрятаться от всего мира, Мулан- так было её имя, словно прокажённая сторонилась людей, избегая всяких знакомства. С первого же взгляда на неё было ясно, что мужчины у неё никогда ещё не было и похоже, что она до смерти боялась их. И я ни разу не видел, что бы она разговаривала с кем-то, исключая самого Галлахера или лысого музыканта, играющего в «Летучей Рыбе»на фисгармонии. Она даже избегала лишней встречи со своими же танцовщицами и являла собой полного отшельника, редко покидающего пределы своей комнаты. Человек, впервые увидевший её на улице, равнодушно прошёл бы мимо неё и в памяти его даже не отпечатался момент встречи с этим совершенно безликим существом. По всему было видно, что она не была невольницей, но и свободным человеком её тоже назвать было нельзя- место такому человеку явно было в монастыре и совершенно непонятно, что она делала в мирской жизни. Но совершенно другое дело было, когда Мулан выходила на сцену…
О, боже! Как она танцевала! Исполняла она чисто китайские танцы в основном с двумя веерами и реже с большим зонтиком в руках. Она не танцевала, она словно рассказывала языком своих телодвижений какую-то дивную сказку о своей далёкой родине, и смотрящие не могли не очаровываться ей. Она неторопливо показывала неприступные горы- и перед глазами зрителя действительно появлялись заснеженные горы. Она стремительно показывала бурный поток- и все словно видели перед собой быстро несущуюся реку. В каждом танце я словно оказывался в далёкой Поднебесной, видя как наяву то изогнутую лодку, плавно идущую по морю, то летящих по небу журавлей, то колышущийся под ветром бамбук. Словами невозможно было описать это искусство рассказывать танцами, и она владела им в совершенстве. Одетая в длинные национальные платья Мулан неслышно и плавно скользила над полом, поражая зрителей своей грациозностью. Или же, облачённая в плотно облегающее её точёную фигурку цветное трико,  демонстрировала в стремительных па чудеса гибкости и растяжки…
Ещё долго все были под впечатлениями после её выступлений и разражались таким рёвом оваций, что здание ходило ходуном, когда либо объявляли её номер, либо она покидала сцену. Танцевала она немного- не больше двух танцев, но только ради них вечерами «Летучая Рыба» напоминала бочку, набитую сельдью. Все требования повторить или выйти на «Бис», она всегда игнорировала и Галлахер даже не пытался как-то повлиять на неё- иной раз складывалось впечатление, что он сам втайне побаивается её. Во всяком случае он, никогда не церемонящийся с прислугой, с ней разговаривал всегда очень тихо и вообще при её появлении прекращал даже самую яростную брань. Но разговоров о этой таинственной китаянке было чрезвычайно много: в основном все  откровенно смеялись над ней как над нелепым чучелом очень пугливым, тёмным  и глупым, несомненно приехавшим в Англию из какой-то дикой деревни, расположенной в самой глухой Китайской провинции. Однако многие открыто опасались её, считая ведьмой или каким-то меченым человеком; некоторые уверены были, что она душевно больная (с другими недугами Галлахер не подпустил бы к своему заведению и на пушечный выстрел) и лишь совсем немногие сочувствовали, думая, что Мулан скрывает какую-то страшную тайну. Ещё никогда никто не видел улыбки на её лице. Она всегда танцевала с холодным, неподвижным лицом и плотно сжатыми губами…
Мы сами обожали ходить на её выступления, хотя животы надрывали над её странностями и долго любили размалёвывать её причуды. Мы то представляли её обнажённой, то обсуждали какая она была бы в постели, то бились о заклад сколько лет она ещё будет девственницей и какой будет её первый мужчина. Мы пробовали всячески обратить на себя её внимание, когда она иной раз во время танца спускалась со сцены и проходила между рядов столиков, присылали ей записки, пробовали познакомиться- всё было тщетно. Как я понял- подарков она ни от кого не принимала и никто не видел, что бы она хоть на секунду присела к кому за столик, игнорируя самые доброжелательные приглашения. Слишком ярых ухажёров, пытавшихся познакомится с ней ближе дозволенного, без слов выставляли два громадных чернокожих невольника, следившие за порядком в баре. Двух откровенных (но вероятно не слишком знатных) нахалов осадил лично Галлахер, познакомив при всём честном народе голову одного с рукояткой пистолета, а другого с барной стойкой. Было видно, что он присматривает за девчонкой, так что её хорошо знали в порту и никто не рискнул бы выкинуть ей какую-нибудь обидную штучку. Однако родственных чувств к ней, или какого другого вида привязанности Роджер так же не испытывал. Откуда она появилась, тут и когда, никто не знал, Галлахер говорил, что около года назад, однако о причинах её появления откровенно отмалчивался, хотя сам при этом посмеивался над её странностями.
Так было и в этот вечер. Оставив Галлахера, я вернулся к своим товарищам и начал первый кон игры. Но как только объявили выход «несравненной, юной азиатской жемчужины»- как обычно именовали Мулан, мы разом замерли, бросив карты, трубки и стаканы, как по команде уставившись на сцену. Ибо в этот день мы, вопреки обычаю, сидели в самом первом ряду. Мулан всякий раз выходила в разном платье, отчего у меня было впечатление, что гардероб её был необъятен. Изредка она надевала либо трико, либо сверкающие шаровары с расшитым орнаментом топом- в любом своём обличье танцевала она бесподобно. Именно в таком костюме она вышла сегодня и, спустившись со сцены, начала делать па между столиками. Иной раз она своим взором обводила сидящих за столами, чего никто из них не мог оставить равнодушно. Это был взгляд повелительницы страсти, глаза обладавшие поистине магической силой: они пленяли, заставляли сердце метаться в груди как сумасшедшее и дыхание останавливалось само собой. Скорее всего это была одна из многочисленных уловок, за которую рука сама собой лезла в карман за золотом...
Но танец заканчивался, она уходила со сцены и глаза её вновь становились тёмными и недвижимыми. 
 Нутром я почувствовал, что сегодня мне вновь предстоит испытать её взор, и приготовился снова испытать это волнующее чувство, которое невозможно было описать словами- ибо мне казалось, что она именно на мне задерживает свой взгляд дольше всего. Мулан медленно приближалась к нам- никогда мы не видели её так близко и что-то так и хрястнуло у меня внутри, а по всему телу словно прошла струя кипятка. Я смотрел только на неё, но чувствовал, что у всех моих товарищей разом перехватило дыхание… Она совсем близко. Мулан, плавно выгибаясь в движениях, махнула веерами и начала по очереди обводить нас всех, начиная со Стентона, который сидел ближе всех к ней. Мы встретились с ней глазами и я, глядя прямо к её зрачки, мысленно обхватил её руками и жадно прильнул губами к её устам. Я словно почувствовал жар её тела и даже на миг ощутил вкус поцелуя. Мгновенно я метнул в неё взглядом молнию, вложив в неё всю свою страсть и силу желания могучего самца, прошившую её насквозь до самой глубины её души. И вдруг… О, Боже! Узкие глаза девушки в момент дрогнули, расширились, она запнулась, сфальшивила движение, и краска залила её лицо. Смущённо она посмотрела на меня как бы снизу, так как моментально опустила взгляд, и неожиданно в первый раз робко улыбнулась в ответ. Но тут же она резко развернулась,  и быстро поднявшись назад на сцену, завершила танец. У меня было полное впечатление, что она оборвала его, не закончив. Во всяком случае больше, к великому неудовольствию публики, в тот вечер она не вышла…
Стентон как всегда первый из всей нашей компании заметил это.
О, старина Ричи!- со смехом он поднял свой стакан: Тебе, я погляжу, наконец-то улыбнулась удача…
Поняв его намёк, я победоносно усмехнулся. По части покорённых Стентоном женщин (равно как и разбитых сердец) ему среди нас не было равных. Если взгляд его падал на какую-то молоденькую и привлекательную особу, то она уже через некоторое время полностью оказывалась во власти этого опытного ловеласа. Однако именно Мулан была той самой первой особой сразу давшей ему «от ворот поворот», и последнему не помогло ни всё его умение прельщать, ни одна из его многочисленных уловок. Для него это было поражение невиданной силы, и единственное, что могло хоть как-то утешить его, было то, что все и Додсон и  так же пробовали подкатить к ней и все получили тот же результат.  С тех пор они как могли издевались в разговорах над ней, считая ёё законченным недочеловеком. И теперь они ни на пенни не верили в мою удачу, просто реакция Мулан вызвала у них бурный приступ веселья, вероятно под влиянием всех моих былых неудач.
Да повезло!- сказал я, махом опрокину в себя стакан: И я пересплю с ней!
В ответ они разразились таким хохотом, что даже безучастный ко всему Галлахер сердито поднял на нас голову из-за стойки.
Ты?! Ребята- представьте только себе эту картину…- Стентон не сдержался и расхохотался так, что чуть не упал из-за стола. Остальные подхватили его смех и надрывались просто до слёз. Наперебой они стали размалёвывать подробности, не скрупясь на выражения и в итоге не могли уже смеяться- так их развеселила одна мысль о том как я буду подкатывать к ней. В ответ я рассвирипел окончательно и обозвал их идиотами. Это напрочь выбило их из колеи и, возможно только боязнь Галлахера не позволило наполнить всё помещение диким хохотом. Немножко придя в себя, они сразу же наполнили стаканы и разом подняли оскорбительный тост. Все они были уже пьяные в доску, и я мало чем отличался от них. Поэтому кровь бросилась мне в голову и я окончательно потерял контроль над собой.
Пари!- сказал я и все мгновенно замолчали: Я пересплю с ней через месяц! Ровно через месяц я заполучу её в постель. И утру вам всем ваши сопливые носы!
Мои слова вызвали только новый приступ веселья...
Готов поставить пять тысяч- трясясь от раздиравшего его хохота проговорил Стентон. Ясное дело это он произнёс словно в шутку, но я моментально пожал ему руку: Ставка принята!
Все замерли как громом поражённые. Стентон оторопело посмотрел на свою руку, зажатую в моей и произнёс уже с испугом: Ты серьёзно?!
Струсил?!- я уставился ему прямо в глаза с вызовом: Или слабо?
Принимаю!- грянул он и посмотрел на остальных: Пусть старина Ричард ответит за свои слова!
Ром, затуманивший им мозги, сделал своё дело. Всё пять рук разом легли на мою.
Галлахер!- крикнул Стентон: Чернильницу и бумагу! Будешь свидетелем!
Когда мы рассказали ему о задуманном нами пари, то сначала он обвёл нас всех таким взглядом, что душа у меня ушла в пятки. Но когда мы детально объяснили ему все условия, то он мотнул головой и, хлопнув по столу ладонью, хрипло расхохотался. Он очень дорожил своей лучшей танцовщицей, приносящей ему такой доход, но сумма, причитающаяся ему по окончанию пари, видимо решила всё в момент.
В конце концов- сказал он: Я дал слово лишь приглядывать за ней, но не сидеть нянькой или блюсти её девственность…
Девственность?- не удержался Стентон, как всегда самый порывистый из нас всех: Ты уверен?!
Разрази меня Азраил, если это не так!- ответил Галлахер: Однако запомните- с той минуты, когда тут появиться моя подпись, если кто из вас рискнёт нарушить хоть один запрет, то, клянусь громом, сильно пожалеет о дне когда появился на свет…
Через полчаса передо мной лежал лист бумаги, на котором чётким, почти каллиграфическим почерком Галлахера были написаны следующие строки:
« Мы, нижеподписавшиеся Оливер Стенон,  Стивен Дрейк, Вирджен Батт, Георг Рингольд и Пауль Додсон, находясь в здравом уме и свободном выборе, заключаем пари с господином Ричардом Ониллом в присутствии последнего и при свидетельствовании Роджера Галлахера- человека много старше нас всех и пользующимся непререкаемым авторитетом и доверием. По условиям пари господин Ричард Онилл в месячный срок обязан иметь интимную близость с китайской танцовщицей таверны «Летучая Рыба» по имени Мулан. Близость должна произойти на чисто добровольном согласии, без применения алкоголя, насилия и любого вида принуждения. Так же запрещено использование денежных и других материальных средств. Доказательства близости должны быть предъявлены прямые не позднее 29 августа 1761 года. Роджер Галлахер, согласно данной им клятве обязуется быть наблюдающем за исполнением условий пари без права влияния. Никто из нас нижеподписавшихся так же не имеет права вмешиваться, равно как мешать Ричарду Ониллу ни словом, ни делом, ни каким либо иным образом. Месячный срок имеет начало со дня подписания всеми сторонами условий пари. В случае несоблюдения хоть одного оговоренного выше пункта пари считается проигранным нарушителем. Болезни, отъезды и другие неординарные случаи не являются основанием изменений условий пари. Инкогнито пари должно сохраниться не только во время его действия, но так же  после его завершения.
В случае выигрыша пари каждый из подписавшихся ниже выплачивает господину Ричарду Ониллу сумму равную пяти тысячам фунтов стерлингов в трёхдневный срок. В случае проигрыша пари господин Ричард Онилл в трёхдневный срок обязан выплатить каждому из нижеподписавшийся  сумму равную пяти тысячам фунтов стерлингов. Назначенный смотрителем Роджер Галлахер получает от победителя сумму, равную десятой доли выигрыша.
С условиями пари согласны и ставим свои подписи:
Оливер Стенон,  Стивен Дрейк, Вирджен Батт, Георг Рингольд, Пауль Додсон, Ричард Онилл, Роджер Галлахер.
                29 июля 1761 года.»

Такой же точно лист лежал перед каждым из нас, включая самого Галлахера. Последний принёс перед нами клятву берегового братства (он скорее бы соврал при исповеди, нежели посмел стать клятвопреступником в своих рядах), после чего я собственноручно  завизировал все пять экземпляров, что точно так же сделали все его участники. Каждый забрал свой экземпляр, поле чего Галлахер приказал принести лучшего бренди и мы чокнулись за удачу.
Через час «Летучая Рыба» практически опустела,  хотя таверна закрывалась на пару часов лишь под самое утро, сейчас посетителей осталось удивительно мало. Додсон, Батт, Рингольд и Дрейк ушли один за другим, пожелав мне удачи. Последним ушёл Стентон. На прощание он горячо пожал мне руку, и по его ужимкам было видно, что он уже заранее предвкушал выигранные от меня деньги. Я остался один. Длинноносый, пожилой слуга с короткой седой косичкой невозмутимо протирал полотенцем стаканы на стойке, остальные посетители мирно занимались своими делами. 
В голове у меня бродили разные мысли, становившиеся всё более и более мрачными по мере покидания меня алкогольных паров. Не слишком ли я погорячился в своём рвении- кто знает, может это будет вовсе и не таким легким делом как представлялось вначале.
Ход моих мыслей нарушил, длинноносый слуга, начавший убирать с моего столика. Я встал и направился прямиком к выходу из ресторана, когда увидел как появившейся в дверях входа для прислуги Галлахер издали поднял, обращаясь ко мне, стакан виски. Недоуменно я подошёл к нему.
За вас, сэр- сказал он, протягивая  мне второй стакан. Я взял его, и хотел было чокнуться с ним, но он проворно отстранил руку.
За это не чокаются- проговорил он. Только тут я заметил, что этот субъект уже набрался так, что еле держался на ногах, поэтому лишь усмехнулся в ответ: На что это ты намекаешь, Роджер?
Вместо ответа он притянул меня к себе, аккуратно взяв за лацкан и, обдавая потом и перегаром тихонько прошептал: Жаль мне тебя, сынок. Не хорошее это дело. Эта девка погубит тебя. Я сам побаиваюсь даже в мыслях сделать то, что решил сделать ты наяву…
Тут он ткнулся головой в дверной косяк, и более от него не возможно было выведать ни слова. Сейчас лучше к нему было не приставать. Галлахер был большой любитель чёрных острот, особенно в пьяном состоянии, поэтому я лишь усмехнулся на его очередной пафос, и, толкнув тяжёлые створки дверей, вышел на улицу…











                БЕТА

Дождь прекратился, но ветер не только не ослаб, а даже наоборот словно набрал ещё большую силу. Со стороны порта над городом в ночном небе стояло колеблющееся далёкое красное зарево. Похоже, что где-то был довольно сильный пожар- в воздухе явно ощущался запах гари. Я поймал извозчика и тот подтвердил мою догадку.
Горит несколько складов в доках- сказал он: Придется ехать в обход. Вся Портовая Дорога и прилегающие улицы забиты пожарными поводами и водовозными бочками. Бояться, что огонь может перекинуться на жилые дома, на ногах все портовые и военные отряды…
Вернулся домой я незадолго до полуночи. Ветреный июльский вечер, царивший за стенами дома, быстро выветрил у меня из головы остатки алкоголя. Я никого не застал внизу- отец обычно всегда сидел в это время в любимом кресле у камина, но сегодня камин был погашен и только лишь горело несколько свечей в канделябрах на пустом столе посреди гостиной. Я нимало был удивлён этому- обычно в это время мы всегда ужинали и я частенько приходил к середине трапезы, сразу садясь за стол. Но было похоже, что ужин в моё отсутствие даже не начинался. Это ни мало озадачило меня и я несколько секунд постоял на месте, оглядываясь и прислушиваясь, потом пожал плечами в недоумении и двинулся наверх. Поднявшись по крутой, деревянной лестнице на второй этаж, я вошёл в свою комнату и запер за собой дверь на ключ. Внутри стоял тяжкий и спёртый воздух, я зажёг светильник и приподнял раму. Прохладный воздух, ворвавшийся в помещение, заколыхал штору, неприятно шевеля волосы на моей голове. Присев к столу, я развернул вытащенную из кармана бумагу с распиской и, положив на стол, неподвижно уставился на собственную подпись. Пари. Сейчас я уже и сам жалел, что с пьяного пылу заключил его, однако в случае проигрыша у меня ещё оставался шанс на спасение- женитьба. В случае выигрыша я не только рассчитался бы с этим мерзавцем Уильямсом, но и…
В дверь негромко постучали.
Да- сказал я, оторвавшись на миг от неподвижного созерцания  бумаги.
Сэр- сказала Бета с той стороны своим обыкновенным, глуховатым голосом, как всегда лишённым всяких эмоций: Спускайтесь ужинать. Вас ждут…
С этими словами она не дожидаясь моего ответа, развернулась и, подобрав юбку, начала аккуратно спускаться вниз. Мой отец нанял её года три тому назад и она была у нас единственной прислугой, взявшей на себя все обязанности по дому. Отец мой всегда очень щепетильно относился к выбору прислуги, поэтому у нас в доме никогда не было молоденьких девчушек. По всей вероятности он выбрал эту необычайно странную особу по чьей-то рекомендации. В её внешности не было ровным счётом ничего экстравагантного или особенного. Это была грузная, мешковато- неуклюжая женщина лет пятидесяти с лишним, с широким чуть рябоватым лицом, толстым носом и невыразительными серыми глазами. У неё были широкие бёдра и массивная, тяжело колыхающаяся при ходьбе грудь- это было пожалуй и всё, что можно было в ней отметить. В остальном же она, облачённая в за всегдашнюю длинную юбку мышиного цвета из – под которой виднелись толстые, кривоватые ноги с синими прожилками вен, и бесформенным капором на голове выражала собой полную безликость. Бета усердно убиралась по дому, чистила платье, неплохо стряпала на кухне, однако была чрезвычайно молчалива и за весь день могла произнести всего несколько слов, да и то отвечая на обращённые к ней вопросы. К ней никто никогда не приходил, она ни с кем не общалась и я не разу не только не слышал, что бы она засмеялась, но и не видел даже улыбки на её лице. По устоявшимся издавна в нашей семье традициям, она обедала за одним столом с нами, но потом она всячески старалась удалиться на кухню, или в кладовую-  словом мне казалось, что она всячески старается избегать общения с кем либо, живя в неком своём непонятном никому мире. При всём этом никаких вычурных достоинств, могущих отчасти объяснить такое больше чем странное поведение, за ней не наблюдалось. Наоборот её повадки оставляли желать лучшего и создавали впечатление неотесанной и недалёкой деревенщины. Возможно, что чем-то в своём поведении она напоминала Мулан, но разница между ними  была настолько огромная, что параллель между ними не возможно было провести даже условную- эти две особы в корне отличались друг на друга. Скрытность китаянки никак не вязалась с каким-то серым, безжизненным равнодушием Беты, которое больше было присуще животным.
Так что я и сам не знаю что конкретно подвинуло меня на исполнение того озорства, которое как-то раз пришло мне в голову. В тот вечер я увидел Бету, склонившуюся над корытом в котором она стирала бельё и стоявшую ко мне спиной, и тогда неожиданно отметил про себя что наряду с явными недостатками в этой более чем заурядной внешностью может скрываться и впрямь стоящее. Тем более что я никогда раньше не имел дело с женщинами её возраста и неожиданно вспыхнувшее желание испытать новое и неведомое ранее ощущение засело во мне подобно острому гвоздю. И лучше чем Бета я не нашёл объекта на её воплощение, не спорю- возможно она показалась мне ближе и доступнее всего. Некоторое время я даже не знал как к ней подступиться, словно чего-то боясь и эти мысли покалывали меня сотней иголочек, пьяняще дурманя. И наконец-то, оказавшись с ней с глазу на глаз, я недвусмысленно намекнул ей на близость. В ответ она тупо и недоуменно уставилась на меня, а потом, пожав плечами, будто вопрос был адресован вовсе не ей, снова принялась подметать пол. Тогда я предложил ей двухмесячное жалование. Она не удостоила меня даже взглядом, тупо продолжая своё дело- как будто мой вопрос никак не мог дойти до неё. Если бы она сразу ответила категорическим отказом, то возможно я сразу оставил свои притязания. Я тогда отошел от неё, но буквально через день подловил её снова и сделал ей новое предложение, увеличив названную сумму вдвое. В ответ она что-то невнятно пробурчала, махнула рукой и удалилась прочь, оставив меня в глупейшим для себя положении. У неё явно были проблемы с головой, ибо только ненормальный человек, судя по всему не обременённый никакими обязательствами, мог отказаться от чуть ли не полугодовой суммы заработка. Но это нисколько не охладило, а наоборот только распалило мой пыл. После этого разговора Бета нисколько не изменилась- можно было подумать будто я разговаривал вовсе не с ней- она по прежнему молчаливо выполняла свои обязанности, будто ничего не произошло. Пару раз я ещё пробовал подкатить к ней. Однако всякий раз она игнорировала мой вопрос, словно не замечая, что я говорю с ней.
Тогда я и решил попробовать старое проверенное опытом средство, которое уже не без успеха использовал много раз. Однажды я застал её в у себя в комнате- она по обыкновению с отрешенным от всего мира видом, наклонившись, мыла пол. Я зашёл в комнату и, видя что она совершенно не смотрит в мою сторону, зашёл к ней сзади и резким движение запустил руку прямо под юбку. Возможно, что я сделал ей несколько больно, так как она рванулась, и, хотя я не отпускал её, выпрямившись, вырвалась. Вопреки моим ожиданием она не ударила меня и даже не закричала. Только бросила тряпку и с удивительным для неё проворством, выскочила из комнаты, даже не обернувшись. Слушая как она, топоча, спускается вниз, я остановился посреди комнаты, чувствуя как ещё секунду назад обжигавший меня огонь сменяется чувством неимоверной досады к которому примешивались неловкость и разочарование.  Нет, она явно обманула мои ожидания, даже в такую минуту, которую она наверняка испытывала (если такая вообще была когда либо в её жизни) очень давно,  оставшись верной своему серому естеству.
Мне даже стало несколько обидно и я подошёл к окну, задумчиво набивая табаком свою длинную фарфоровую трубку. На улице с самого утра шёл мелкий, промозглый дождик как нельзя лучше соответствующий моему теперешнему настроению. Я высек огниво, но не успел поднести огонь к горловине, как в комнату, распахнув дверь, крупными шагами вошёл мой отец. Это всегда было с ним, когда он был сильно раздражён, что с ним было крайне редко, но теперь, судя по его побледневшему, перекошенному лицу, он пребывал в сильной ярости. Подойдя ко мне, он выхватил у меня из рук трубку и с размаху швырнул её о каминную решётку с такой силой, что осколки брызнули в разные стороны…
Ты что себе позволяешь…- прошипел он мне прямо в лицо.
Эта старая дура не нашла ничего лучше как нажаловаться ему на меня.
Ничего особенного- ответил я как можно мягче: Просто  Бета старая одинокая женщина и я подумал что…
Ты решил что пред тобой очередная кабацкая шлюха?!- прокричал отец: Мало того, что ты погряз в мотовстве и разврате, спуская на ветер деньги, которые достаются мне с таким большим трудом, так ты ещё смеешь тащить свои замашки сюда в своё родовое гнездо! Запомни раз и навсегда- пока я жив, я не потерплю в своём доме Содома и Гоморры и не позволю устраивать здесь притона! Ты оскорбил своим поведением человека раза в два старше тебя самого и я еле уговорил её остаться у нас…
Ещё долго он кричал на меня, а потом, когда несколько успокоился, произнёс: Сейчас ты принесёшь свои искренние извинения мисс Бете Аткинсон  и берегись если она вновь пожалуется на тебя. Запомни раз и навсегда- если ты хоть ещё раз попробуешь повторить подобный отвратительный поступок- то тебя ждёт давно уже заслуженное наказание!
Он резко развернулся и ушёл, захлопнув с размаху дверью. Я закусил губу- мне стало по настоящему обидно, что я столько потерпел столько из-за какой-то полоумного совершенно никчёмного существа, которую назвать женщиной у меня теперь даже язык не поворачивался. Старик был настроен решительно и мне пришлось перед всеми домашними попросить у неё прощение. Мать была полностью на стороне отца, а Дэнис едва сдерживал глумливую улыбку, дабы не схлопотать от меня потом по шее. Однако Бета отнеслась к моим пылким речам со своим обычным безразличным
Ну уж…Что уж…- только и пробормотала она в ответ своим глухим голосом, даже смотря куда-то мимо меня. На том всё и закончилось. Однако с этих пор она стала стараться как можно реже попадаться мне на глаза и никогда не оставалась более со мной один на один. Я же сохранял к ней полную нейтральность, относясь как к лошади, корове, только не как к человеку, а тем паче женщине…
Вся эта история моментом мелькала у меня перед глазами, когда Бета по каким либо вопросам обращалась ко мне, делая преимущественно это на расстоянии или как в этом случае из-за закрытой двери. По видимому моя выходка серьёзно напугала её, но не лишив её при этом и доли безжизненности. Вот и опять я презрительно усмехнулся и, погасив светильник, чадивший на столе, вышел, плотно прихлопнув за собой дверь.
 

                ОТЕЦ

Спустившись вниз, я вышел в холл, где мы всегда обедали. Все молча сидели на своих местах, ожидая меня. На столе стояли три хрустальных канделябра, сверкающая латка в виде плывущей утки, тёмная бутылка вина, серебряные столовые приборы, разложенные вокруг тарелок, блюдо с фруктами. Во главе стола на массивном кресле из чёрного дерева восседал мой отец, облачённый в камзол. Напротив него сидела мать в вечернем кринолине, а между ними восседал Дэнис с большим белым бантом на шее. Лицо отца было необычайно бледным, с заострившимися скулами и ввалившимися глазами; мать выглядела чрезвычайно усталой; брат был явно чем-то взволнован и, уставившись в стол нервно теребил край скатерти…
Я поздоровался со всеми и присел на своё место- напротив Дэниса. Мы сложив руки, произнесли короткую молитву, после чего приступили к трапезе. Бета открыла крышку латки и по зале поплыл щекочущий аромат жареного гуся и печёных яблок. По собственному обыкновению ни на кого не глядя, она ловко разрезала птицу и разложила по тарелкам, после чего наполнив каждому бокал, уселась на своё место. Некоторое время повисло тягостное молчание и в предчувствии чего-то нехорошего, что должно было произойти вот-вот, я медленно поднёс край своего бокала к губам, и медленно отпил глоток, ощутив кисловатый привкус. Отец положил вилку, которую держал в руках на край тарелки и, откинувшись на спинку кресла, медленно, но достаточно громко и чётко произнёс: Сегодня у нас произошла катастрофа. В десять часов вечера в доках вспыхнул пожар, охвативший наш склады, куда только сегодня утром привезли товар, в который я вложил практически всю наличность. Страховой договор с компанией «Рука в руке» я не успел подписать и весь товар погиб в огне. Там остался только пепел- всё чем теперь владеет моя компания. Сегодняшний пожар уничтожил всё наше будущее и мы полностью разорены…
С этими словами он поочерёдно обвёл потускневшим взглядом нас всех по очереди, после чего продолжил: По условиям заключённых договоров, за срыв сделки я обязан заплатить неустойку. Причём никого не волнуют ни экономические, ни политические, ни природные катаклизмы. И что бы на старости лет мне не попасть в долговую тюрьму, нам придётся не только выложить все наши сбережения, с адским трудом накопленные мной за все эти годы, но и избавиться от всего движимого и недвижимого имущества. Мы даже должны будем продать этот дом, в котором мы сейчас сидим.  И за это спасибо мы скажем тебе, Ричард Онилл - моему родному сыну, на которого я возлагал столько надежд…
Я спокойно смотрел в свою тарелку, равнодушно пережёвывая мясо- оно был явно жестковато.
Да –да, я говорю про тебя Ричард Онилл! - почти крикнул отец и хлопнул ладонью по столу так, что зазвенели стоящие на нём приборы и даже невозмутимая Бета вздрогнула и, казалось, в первый раз осмысленно посмотрела на него.
Если бы ты не валял дурака все эти годы, то уже давно получил бы капитанский диплом как все  твои товарищи с которыми ты вместе учился, и которые уже давно плавают и ведут свободную торговлю. – отец всё более расходясь, начал махать в воздухе ножом, описывая им фантастические зигзаги: С моим делом я всегда ходил по лезвию ножа- только так я смог получать прибыль,  и всячески пытался предупредить этот день, который сегодня настал. Да, я не скопил достаточно денег, что бы купить собственное судно, но я сделал всё, что бы получил прекрасное морское образование.  Если бы ты сейчас был бы капитаном торгового судна, то, поверь- положение наше было бы не столь катастрофическое. Да нам пришлось бы несладко, но благодаря твоему капитанскому диплому мы смогли бы сами уже вывозить товар из-за моря, не завися ни от каких чёртовых негоциантов! И в итоге мы бы не только вновь поднялись, но и разбогатели бы ещё больше и потом смогли купить бы собственное судно! Я устроил тебя в престижную академию, не жалея сил оплачивал твоё обучение, и что же делал ты?! Вместо того что бы взяться за ум, ты погряз в пьянстве и разврате, проматывая столь тяжело зарабатываемые мной деньги с кабацкими шлюхами, что и продолжал делать до сегодняшнего дня! Но теперь всё кончено, Ричард  Онилл! Через месяц мы вынуждены будем ютиться в жалкой лачуге посреди грязных трущоб среди нищих и воров! Твоя мать вынуждена будет стать прачкой и до гробовой доски стирать грязное бельё, твой родной брат Дэнис будет чистить башмаки на улицах, а я до конца своих дней буду латать дырявые вёдра при свете дешёвой свечи. А сам ты, Ричард  Онилл завтра будешь взашей вытолкан с чёртовой верфи!
 Да именно  оттуда где ты практиковался всё это время на постройке - так как тебя за твою успеваемость не допустили даже до плавательной практики, и мне пришлось платить только за то что бы тебя не вышвырнули вон. Но за твоё проявленное за это время плотницкое мастерство с тобой именно это и сделают- бездари не нужны им даже в качестве подсобных рабочих! И выбрось из головы эту мысль, что тебя возьмут приказчиком даже в самую захудалую лавку! Ты пойдёшь грязным носильщиком в порт- там из тебя быстро выбьют эту кабацкую дурь и весь твой гонор… Или же ещё вернее- станешь водоносом и до конца жизни будешь таскать на горбу мокрый бочонок по Ливерпульским улицам! Да, это будет вполне достойной платой тебе за всё твоё наплевательское разгильдяйство...
Задыхаясь от переполнявшего его гнева, отец весь пунцовый бросил нож на стол и он, звякнув о столешницу, сверкнул и упал на пол. Молчаливая Бета сразу же сорвалась с места, что бы поднять его. Я молчал, дабы понял куда отец ведёт русло разговора и не мешал ему в этом занятии. До этого момента он должен был в итоге дойти сам.
Тут в разговор вмешалась мать- она никогда не имела привычки лезть в мужские разговоры и только лишь когда обстановка накалялась до такого момента, что  грозила разразиться бурей, тогда она позволяла себе вмешаться, да и то только для того что бы развести враждующие стороны.
Джордж- сказала она мягко, обращаясь к отцу: Ведь мы же можем сами зафрахтовать судно и тогда сами возить товары не в зависимости ни от кого…
Даже в минуты самого горячей ярости, в которую он впадал крайне редко, отец никогда не набрасывался на мать, даже если она и была виновата. Так было и на этот раз, хотя по промелькнувшей у него на лице тени было видно, насколько бесполезное было предложение человека мало сведущего в его делах- это  вызвало у него только усиление раздражения.
Джил - грустно вздохнул он в ответ: Сумма неустоек по моим подсчётам вышла такая, что даже продав всё что  у нас есть, мы всё равно выйдем хоть почти по нулям, но всё равно должниками. Кто на таких условиях согласится даже просто дать нам взаймы, не говоря уж о том, что бы взять ссуду? Этот вариант мог бы пройти даже при  самом худом раскладе, но при одном условии:  если бы твой дорогой сын, которого ты так ревностно защищала все эти годы, вероятно надеясь что на него снизойдет вдруг озарение, был сейчас пусть даже и не капитаном,  а хотя бы квартирмейстером, но не болтающимся по портовым кабакам беспутным повесой…
По видимому голос матери подействовал на него успокаивающе, так как тон его постепенно стал тише и он почти уже спокойным голосом произнёс: Да больше всех виноват я сам, что в своё время  дал ему спуску и не взял в шоры как следует. Да посмотрите только на него- сидит себе как ни в чём не бывало и с лицом праведника жуёт свою пищу, как будто у него в банке храниться не менее тридцати тысяч фунтов стерлингов. Ему и сейчас глубоко плевать на то что происходит с нами… Или может ты собрался делать фальшивые деньги, а может быть завёлся связями в адмиралтействе или Вест-Индской компании? Ответь нам, Ричард…
Я сделаю предложение Элизабет- ответил я: Она давно уже ждёт его и мне осталось только сказать ей об этом. Я долго колебался, но сейчас понял что час пришёл.
В ответ отец презрительно усмехнулся, но по разом изменившейся его интонации я понял, что попал в цель. За столом установилась мгновенная тишина. Мать с каким-то удивлением бросила на меня взгляд- для неё это было явной неожиданностью. Дэнис с идиотской ухмылкой уставился к себе в тарелку. Безучастная ко всему Бета вновь встала, что бы вновь наполнить наши опустевшие бокалы.
И как ты собираешься это сделать?- спросил отец: Да, ещё до недавнего времени для старика ты был вполне допустимым кандидатом на руку его дочери. Но теперь, когда все наслышаны о моём банкротстве в не меньшей степени чем о твоих «подвигах», он скорее закроет перед тобой дверь, точно так же как раньше готов был закрыть глаза на всё что ты вытворял.
Я сделаю предложение Элизабет, а не её отцу- ответил я: И секрета тут нет никакого, что стоит только ей топнуть ножкой, как он полезет доставать луну с неба для единственной своей отрады.
Тон отца стал ровным и я понял, что он несколько успокоился, когда осознал что разговор перешёл в нужное русло. Когда мой отец узнал о моем знакомстве с Элизабет, то очень положительно отнёсся к этому факту и в дальнейшем всячески старался поддержать мои начинания. В самом деле такое знакомство было бы весьма выгодно нашей семье и теперь превращалось в единственный шанс нашего, и прежде всего его, спасения от надвигающейся нищеты. Его годы давали уже знать о своём, а моё положение было ещё более безнадёжным, чем мы могли рассчитывать на свои дальнейшие силы.
Старику Блайк далеко ещё до маразма- ответил отец: А раз так, то неужели ты думаешь что его дворянские корни позволят ему, что бы с помощью любви к его дочери, его самого слепо вели  как барана?! Да старик согласиться что бы его вздёрнули на виселице, нежели переступит хоть через один свой принцип, которые для него выше всяких законов.
Ты предлагаешь мне отказаться от этого- спросил я, хотя прекрасно знал, что отец уже удовлетворился, сделав из меня то, что было нужно и теперь занимался лишь отшлифовываем.
Вовсе нет- ответил он, отправляя в рот первый кусок уже давно остывшего гуся: Я даже рад, что ты наконец то войдёшь хоть в какие-то рамки и наконец то принял первое правильное в своей жизни решение. Просто теперь это будет всё не так легко, как представлялось тебе раньше…
Он залпом опрокинул  свой бокал вина, словно поднял сам с собой тост и, утерев салфеткой усы, продолжил: Завтра Блайк даёт у себя званный вечер на который приглашены сливки общества, и судя по всему ты в числе приглашённых…
Здесь он мог и впрямь гордиться собственной проницательностью- не далее как позавчера я получил от Элизабет письмо в котором она жаждала видеть меня на вышеупомянутом мероприятии..
Ты должен произвести на старика впечатление, дабы понравиться ему- продолжил отец: А это будет очень непросто, если учесть какую память ты оставил о себе и то, что ты теперь больше не из обеспеченной семьи.
Я уверен в Элизабет- ответил я: А это уже полпути- она доконает старика. Что же касается всяких слухов- то кто держал надо мной свечку, пусть сам явится и расскажет обо всём ему.
Больше всего на свете ценятся сплетни- ответил отец: Ими можно измазать как заправским дёгтем. И отмыться от них тяжелее чем от чего либо другого. Блайк всегда очень внимательно прислушивается к сплетням, другое дело что он всегда пытается с их помощью отыскать истину на того, про кого их плетут. И зачастую его ожидания были с лихвой оправданы.
Твоя задача предстать перед ним в сияющем свете, рассеивающем все тёмные пятна твоей и без того подмоченной донельзя репутации.
Мрачная атмосфера безнадёжности, возможно под влиянием уже изрядного количества значительно разрядилась и все, даже включая Бету, разом почувствовали облегчение.  Возможно, что отец и не до конца был полон оптимизма в успехе предстоящего предприятия, но появившаяся у него надежда подействовала на него живительным свойством.
Для меня же это было единственным шансом отыграться как от пари так и от своего долга, если с Мулан я потерплю полное фиаско. В последнем я сомневался самым сильным образом, но не учитывать такой вариант тоже было бы глупо и моя свадьба с Элизабет послужила бы надёжной защитой против всяких невзгод...
Дальнейший обед прошёл в почти непринуждённой обстановке. Мать, которая просто симпатизировала Элизабет, была неимоверно довольна, что я наконец то решил стать серьёзным и повзрослел, отец же, менее далёкий от оптимизма больше молчал, лишь время от времени подводя итог убыткам и сетуя на лихие времена. Я не испытывал особого желания долго засиживаться за столом и вскоре покинул их, вновь поднявшись в свою комнату. Сел в кресло у камина и набив табаком трубку, задумчиво закурил. Дело предстояло не шуточное. Элизабет влюбилась в меня с первого же взгляда, когда мы совершенно случайно познакомились с ней на одной из вечеринок. А когда выяснилось, что наши отцы давние знакомые, от удивления нашему предела не было. Мы уже несколько лет были помолвлены с ней, но вот старик Блайк был действительно очень серьёзной помехой для нас. Да, Элизабет была его единственной наследницей, но настоящим хозяином положения был он и мог выдать замуж свою дочь за кого только не пожелал бы, даже не спрашивая согласия последней. Другое дело что он то ли не хотел навязывать Элизабет свою волю, то ли просто не нашёл ещё достойного по своему усмотрению жениха, но пока не торопился с этим делом. А вот попробовать найти того человека, который смог бы войти в доверие к этому старому дьяволу вряд ли кто ни будь мог решиться. Я ещё не слышал, дабы старик отозвался хоть о ком то с положительной стороны. И хотя лично сам не был знаком с этим господином, но хорошо представлял себе эту личность. Много неприятных минут предстоит мне завтра испытать…

                РОНАЛЬД  БЛАЙК.

Утром я встал довольно поздно- гораздо позже обычного. Голова всё ещё потрескивала от вчерашнего. Я спустился вниз, ополоснул лицо и руки ледяной водой и более или менее пришёл в себя. За завтраком все были необыкновенно молчаливые и проронили всего лишь пару-тройку слов. Каждый был погружён в какие-то свои думы и бесконечно проворачивал в своей голове предстоящее знакомство со стариком Блайком. Безусловно меня ему представит Элизабет, однако это вряд ли особо расположит ко мне этого старого сухаря. Я долго возился в шкафу, выбирая себе туалет и не меньшее время провертелся возле зеркала, прикидывая то так, то эдак. В итоге выбрал дымчатый фрак с перламутровыми пуговицами, колюты и плоские лакированные туфли с былыми чулками. Это было скромно, не броско, но выразительно, модно и, самое главное в чисто английском стиле. Во всяком случае я точно знал фанатическую приверженность Блейка исконно английским традициям: он ненавидел французское, испанское, а так же германское вместе взятое. Однако в то же время предпочитал во всём строгость и отсутствие всяческих излишек, так что первый взгляд, брошенный на меня должен если уж не вызвать расположения ко мне, то во всяком случае и не произвести отрицательного результата. Любовь с первого взгляда вызвать трудно, но вот неприязнь можно запросто, и в отличии от первой вторая проходит за гораздо больший срок. И как от любви, до ненависти её точно так же отделяет лишь один шаг. Я вновь посмотрелся в зеркало и, не найдя в своём облике больше изъянов, вышел из комнаты, прихватив со стола шляпу. Внизу Бета подала мне камзол и последний писк нынешней моды- тонкую тросточку с серебряным набалдашником. Облачившись в дорожное, я в последний раз взглянул на провожавших меня домашних, сгрудившихся возле входа на лестницу. Было полное впечатление, что они провожают меня если не на каторгу, то уж точно на войну.  Мать, подойдя ко мне, молча перекрестила меня и поцеловала на прощанье. Отец окинул меня довольно хмурым взглядом из которого следовало, что он так же поддержал мой наряд и пожелал удачи. Даже Денис держался с какой-то необычайной для него выправкой и впервые в жизни был застёгнут на все пуговицы. Слов было сказано крайне мало- все прекрасно понимали что от исхода сегодняшнего вечера зависит наше будущее. Я посмотрел на часы, молча кивнул головой и вышел на улицу…
Через полчаса я уже неуклюже вылез из колымаги и, кинув извозчику шиллинг сверх положенного, направился к Блайкли- Холлу. Это был большой трёхэтажный особняк, стоявший на большой парковой территории, окружённый изящной чугунной оградой был построен в стиле барокко, однако без всяких архитектурных излишеств. Остановившись перед воротами я назвался привратнику и немедленно был пропущен через калитку на гравиевую дорожку, ведущую к парадному входу. Элизабет уже нетерпеливо ждала меня там и, увидев, просияла улыбкой. Подобрав свой кринолин, она подлетела ко мне и, обвив руками шею, приникла в жадном поцелуе. Взяв под руку, она потянула меня в большой зал, где уже было большое количество народа. Высокие мраморные стены, огромные окна от пола до потолка, тяжёлые хрустальные люстры, паркет из дорогих пород дерева на полу, лепной потолок- этот дом мог вполне претендовать на звание дворца,  словно лишний раз подчёркивая статус своего хозяина. Этот человек так же присутствовал в зале и хотя ничем особым не выделялся на фоне окружающих, но сразу же обращал на себя внимание своим положением.
Стариком- как называли его за глаза  практически все его с первого взгляда нельзя даже было назвать. В свои семьдесят с лишним он выглядел на все пятьдесят и только присмотревшись повнимательнее можно было определить истинный его возраст. Высокая, худощавая словно кость фигура, прямая осанка, ледяная походка, вздёрнутый вверх подбородок- всё выражало собой непоколебимую приверженность старым порядкам. Однако облачён он был в чёрный приталенный  фрак с белым галстуком, что говорило о том, что он отнюдь не является сторонником устаревших вещей и взглядов и старается идти в ногу со временем. Его широкое, открытое лицо имело на удивление мало морщин, но молодым так же не казалось. Глубокие, грубые складки, практически полное отсутствие переносицы и нависшие густые брови придавали его лицу весьма отталкивающее впечатление. А его маленькие, злые глазки, подозрительно пронизывающие собеседника говорили о том что даже среди близких друзей у него не было человека, которому он мог бы всецело доверять, и являлись прямым зеркалом отражавшим характер. Таков был отец Элизабет- Рональд Блайк, богатый вдовец и промышленник, о котором мне иной раз приходилось слышать на верфи. Выходец из захудалого и обедневшего дворянского рода, он уже на склоне лет сумел поставить своё лесопильное производство на одной из верфей, которое развивалось с потрясающей скоростью. Когда-то в юности мой отец служил с ним на одном и том же торговом корабле. Они ходили в страны Океании и как-то раз даже попали в плен к малайским пиратам. Мой отец спас ему жизнь, когда при побеге от них их лодка перевернулась, попав в бушующий шторм. Они стали близкими друзьями, но потом их дороги почему-то разошлись и они почти не встречались. Вот почему не смотря на помолвку с его дочерью, я до сих пор не имел чести лично быть знакомым с этим джентльменом. Блайк стоял в компании четырёх довольно известных персон, одной из которых был граф Эдуард Глайд по всей видимости с супругой, а другой бывший член парламента, находящийся ныне в отставке- лорд Гуго Хьюз, бывший так же с дамой. Оба они были так же глубокими стариками как и Блайк, но по сравнению с ним выглядели сущими развалинами. А их почти отмершие по нынешнему времени кафтаны с золотой вышивкой, кружевные воротнички и более чем нелепые старомодные парики только усиливали это впечатление, словно подчёркивая отчуждённость этих людей от новой эпохи.
Господа- коротко присела в реверансе Элизабет, как только мы подошли к ним: Позвольте представить вам моего давнего знакомого, о котором я вам столько рассказывала. Ричард Онилл.
Все пятеро с любопытством уставились на меня. Прежде всего я проследил за реакцией самого Блайка и понял, что первый шаг был сделан верно. По одёжке я был встречен хорошо. Блайк протянул мне руку и я почувствовал насколько крепкое было у него пожатие. Остальные ответили мне только пустыми улыбками, после чего все вновь вернулись к своим разговорам, практически полностью забыв о моём существовании. Впрочем  в следующую же секунду и Элизабет совершенно забыла о них, так как объявили первый танец- вальс, и она потащила меня на середину залы. Кружась в танце, она счастливо улыбаясь, прижималась ко мне. Я, время от времени наклоняясь к её ушку, шептал ей всякую дребедень, но за всё время танца успел увидеть всё что мне нужно было. Блайк со своими товарищами предпочли танцам отменный коньяк, дамы покинули их по каким то неизвестным делам и они оказались полностью предоставлены сами себе. Вопреки моим ожиданиям ни Блайк, ни оба его высоких друга даже не думали как-то изолироваться от всех. Наоборот, каждый из гостей мог свободно присесть к ним и совершенно непринуждённо поддержать их разговор. По всей вероятности они просто чесали языками, что существенно облегчало мою задачу, так как не нужно было уже искать особого предлога, дабы подсесть к ним. Но буквально через несколько секунд я сделал ещё одно открытие, которое существенно мне не понравилось. Среди гостей присутствовал Стентон, которого я сначала не разглядел в общей толпе. Он так же был в кругу друзей Элизабет и так же имел на неё виды. Однако до сих пор на первом месте для неё был я, но теперь из нас двоих сыном богача являлся он и это могло оказаться сильным препятствием, когда дело коснётся решения со стороны Блайка. Не знаю как Блайк относился к нему, но я весьма насторожился этим. К счастью он так же узнал меня и судя по всему так же был очень недоволен моим присутствием. Стоило только мне отвлечься во время перерыва, как он ловко увёл Элизабет, вытащив её на следующий танец- менуэт, чем только сыграл на руку мне. Я словно невзначай присел к компании Блайка и прислушался к их разговору, который они вели довольно громко. Между ними разгорелся безусловно дружеский, но очень пылкий спор- они обсуждали причины Портсмутской катастрофы «Роял-Джорджа».
Раскрасневшийся от дебатов Блайк ( он никогда не позволял себе перебирать алкоголя) яростно доказывал своим двум оппонентам какую-то свою точку зрения относительно причин гибели Корабля Адмиралов, унёсшую жизни более чем 900 человек. Но никак не мог одержать победы, что судя по всему было для него очень досадно. Я хорошо знал тему этой трагедии на Спитхедском рейде и, выждав момент умело ввинтился в разговор, сразу же приняв сторону Блайка. В довольно дерзких нотках я выразил свою точку зрения и немедленно обосновал её, выдвинув парочку тезисов Бугера из его «Теории Корабля». Спустя несколько секунд я уже был своим в их споре и мы с Блайком наголову разгромили их обоих. Разумеется что ни о каких обидах не смотря на явный пыл и речи не могло быть, но надувшийся индюком лорд Хьюз чванливо отошёл в сторону и заговорил с какими-то пожилыми дамами. Глайд  так же отлучился куда-то и мы остались с Блайком один на один. Он явно был удовлетворён победой- тщеславия не смотря ни на что ему не занимать.
Отличная победа, молодой человек!- сказал он, обращаясь ко мне: Ловко мы их разделали! Теперь они надолго запомнят как связываться со старым морским волком Рональдом Блайком!
Я подмигнул оказавшемуся как ни кстати поблизости слуге, разносившем шампанское и сказал, обращаясь к Блайку: Тогда предлагаю поднять тост за такое событие.
И то верно- ответил он, беря с подноса два бокала и протягивая один мне: Это хорошая идея. Удивительно, и в то же время приятно видеть такого молодого человека, так хорошо просвещённого в истории родной страны. Сейчас не часто встретишь подобное.
Каждый истинный патриот своей страны должен знать и гордиться историей её славных побед.- ответил я: За Старую Англию. За короля Георга.
Мы чокнулись  я немного отпил из своего бокала. Ещё один шаг был сделан- разговор завязался, и я скосил глаза на Стентона. Он по прежнему с головой был увлечён Элизабет, но я мало был взволнован этим событием, так как знал что условия нашего пари он помнил назубок и побоится даже бросить намёк на что либо подобное. Сейчас я чувствовал, что старик заинтересовался мною и начнёт прощупывать в своей самой прескверной манере- тогда горе будет, если ему удастся найти во мне хоть какое то слабое звено.
Вот теперь каким стал сын почтенного Джорджа Онилла! Давненько уже не видел вас, ох давненько! Эх годы наши- иной раз просто завидую вам молодым… Как вам моя дочь, не разочаровала ещё?
Разумеется, что на счёт Элизабет мне волноваться не приходилось- я как мог расписал её красоту, изысканные манеры и удивительно воспитание. Это весьма польстило старику и настроен он стал ко мне совсем дружески, что правда, ещё не значило абсолютно ничего.
Вижу что и вы неравнодушны к Элизабет- сказал он, прекрасно зная, что именно я и есть главный претендент на руку его дочери, так как ещё совсем недавно не был против нашей помолвки.
Сомневаюсь, что есть на свете мужчина, который был бы равнодушен к такой леди- ответил я: Если конечно он только в здравом рассудке.
У моей дочери огромная масса поклонников- ответил Блайк: Однако подле неё займёт место только действительно достойный человек.
Полагаю, что недостойных людей в вашем доме просто не может находится- я показал рукой на публику в зале: Подобным личностям вход сюда просто не реален.
Это верно. В моём доме бывает много известных, много   людей- Блайк допил свой бокал и поставил его обратно на стол: И достойный человек это не только тот, кто хорош собой, обладает галантными манерами и умеет танцевать менуэт…
Последнее было сказано с явным намёком, это было вполне в  духе Блайка, однако я и ухом не повёл на его провокацию, и просто равнодушно допил своё шампанское.
А дочь моя ещё слишком юна, дабы руководствоваться пока чем-то другим, кроме пылкости собственных чувств- продолжил он: И я как человек для которого юношеские порывы души остались уже в далёком прошлом, как всякий любящий отец желаю ей только добра, и поэтому приложу все усилия по помощи в выборе действительно достойного её мужа.
Это верно- теперь в свою очередь сделал выпад я: Среди дворянского рода тоже попадаются отъявленные проходимцы. Тут надо быть крайне осторожным. Достойный же человек состоит из многих качеств. И одно из главных из них это его независимость или её приобретение.
Это вы правильно заметили- ответил Блайк: Если кто либо зависит от кого либо или  чего либо, то он и принадлежит кому либо или чему либо, только не самому себе. А участь такого человека крайне незавидна. Во всяком случае такому человеку точно не место возле Элизабет.
Абсолютно с вами согласен- ответил я, но тут к нам подлетела раскрасневшаяся от негодования сама Элизабет и довольно нелестно ухватила меня за руку.
Ричард!- воскликнула она, сверкая от гнева глазами: Ты совсем оставил меня и вероятно  успел  забыть о моём существовании. Значит ты сегодня пришёл только для того, чтобы вдоволь наговориться?! Хорошо, значит можешь тогда…
О, простите, простите!- я мгновенно встал с места и аккуратно взяв Элизабет за пальчики правой руки, повел на танец, кивнув Блайку.
Когда нам вновь удалось вернуться, он уже был не один. Рядом с ним снова сидел лорд Гуго Хьюз, сэр Глайд, их жёны и что самое неприятное-  к ним присоединился Стентон. По всей вероятности он тоже сообразил куда дует ветер и теперь сам навязался в их общество. Однако нескольких минут было достаточно, что бы понять что карта его бита. По всей вероятности он весьма неудачно попытался блеснуть умом, а потом начал открыто льстить Блайку, чем окончательно отбросил себя прочь. Даже невозмутимый Глайд поглядывал на него с нескрываемым раздражением. Пылкая Элизабет скоро соскучилась от наших разговоров и вскоре исчезла в общем водовороте, пожилые дамы так же покинули нас. Выдержка было так же не свойственна Стентону и как я предполагал, долго он усидеть на одном месте не смог: в течении всего последующего вечера он то подсаживался к нам, то убегал вновь. Остальные гости так же время от времени так же садились к нам, но довольно скоро так же уходили, так что можно с уверенностью сказать что оставшийся вечер мы провели вчетвером. Я уже упоминал, что никаких серьёзных разговоров они не вели, просто говоря обо всём, что не витало только в воздухе и надо сказать что нет ничего ужаснее чем сидеть, слушая старческую болтовню о болячках и разных политических глупостях. Скоро уши у меня начали просто вянуть, однако я сидел, внимательно слушая нити разговора и предпочитал молчать, но довольно часто ненадолго вмешивался в беседу.  В итоге и мне начали задавать некоторые вопросы, на которые я так же осторожно давал ответы. К концу вечера голова у меня просто опухла от всего того, что я услышал за всё это время, но зато я был полноправным участником их диспутов. Гости потихоньку стали разъезжаться, и я наконец то отдал себя в полноправное распоряжение Элизабет. Она была неимоверно обижена на меня за более чем явное обделение вниманием в такой вечер, который она рассчитывала провести сугубо с моей персоной, однако высказанные мной опасения по поводу её отца быстро поставило всё на свои места. Элизабет вопреки устоявшемуся мнению Рональда была весьма смышлёной для своих лет и быстро поняла ситуацию- разумеется она так же хорошо знала о банкротстве моего отца и о своей невозможности идти поперёк слова своего отца. Зато теперь нам никто не мог остаться хоть на короткое время наедине, чем мы прекрасно и решили воспользоваться, быстро поднявшись на второй этаж.  Мы уже проскользнули в коридор, ведущий к комнате Элизабет, когда именно там натолкнулись на Рональда Блайка. Он сидел собственной персоной в одном из кресел и курил короткую американскую трубку.  При виде нас у него в глазах мелькнула усмешка, он вытащил трубку изо рта и произнёс: А вы и впрямь прыткий, молодой человек. Значит Элизабет не преувеличивала, рассказывая про вас столь интересные истории. Да, узнаю в вас вашего отца, по молодости мы с ним попадали в разные приключения.
Элизабет покраснела до корней волос, необычайно смутившись, а я, даже глазом не моргнув, нарочно приобнял её за талию. 
Оливер Стенсон так же поведал про вас много интересного. Да и не только он один.- продолжил Блайк: И по всей видимости теперь я убеждаюсь что это тоже истина.
Я ожидал от Стенсона какой-нибудь пакости и ожидания меня не обманули.
Он сказал что я карточный шулер?- удивился я.
Вы игрок- сказал Блайк: Причём заядлый. И проводите очень много времени за карточным столом в компании сынков богатых отцов, сорящих чужими деньгами направо и налево.
Не сорящих, а проигрывающих- ответил я: И хороший куш из них осел в моих карманах. Безусловно Стенсон отомстил мне за свой проигрыш неделю назад, когда наголову проиграл мне партию в покер. Надо же было ему хоть как-то потешить себя после этого.
Я слышал, что вы сами недавно поставили на кон крупную сумму- продолжил Блайк.
Мелочёвка не мой стиль- ответил я: Я либо играю на деньги ( я особо выделил это слово) либо не играю вообще.
А не хотите ли сыграть со мной в покер- спросил вдруг Рональд: В покер- скверную игру для шулеров, вполне справедливо считающуюся в высшем обществе проявлением самого дурного вкуса. И в которую, надо заметить напропалую втайне дуется большая часть этого самого общества.
Вызов принят- ответил я: Берегитесь, сэр Рональд, ибо я знаю что давно хочет Элизабет. Так что, опасаюсь, что мне а не вам выпадет честь купить ей эту вещицу…
В субботу в двенадцать часов я буду ожидать вас в своём кабинете- Рональд встал и протянул мне руку: До свидания, сэр Ричард Львиное Сердце. Боюсь что в воскресенье ваш отец будет очень недоволен вами…


                ГАЛЛАХЕР

Вернувшись домой, я первым делом успокоил домашних и прежде всего отца.
Сэр Блайк пригласил меня на карточный реванш- сказал я: В эту субботу.
Рональд Блайк отменный игрок- сказал отец: Будь осторожен. Но это хорошо…
От переживаний, по всей видимости разыгравшихся сразу же после моего отъезда, он имел совсем больной вид: лицо его было белое как бумага, под глазами круги, щёки ввалились- казалось он постарел лет на двадцать. Но теперь он видно успокоился и отправился наверх спать. Мама так и осталась сидеть за столом, вышивая какой-то узор на платке. Так она всегда делала, когда за что-то переживала. Я подошёл и, нагнувшись, поцеловал её.
Ах, Ричард- сказала он грустно сказала она с тихим упрёком: Бедный отец совсем изнервничался. Он так переживает за наше будущее. Может тебе всё таки следовало бы послушать его и закончить учиться. Был бы сейчас капитаном какого ни будь корабля. А так эти все игры до добра не доведут…
Всё будет в порядке, мама- ответил я: Меня ещё не отчислили, благо папа заплатил задолго. Я продолжу вскоре обучение. А Элизабет славная девушка и у нас будет всё что мы только не захотим.
В ответ мама лишь устало улыбнулась- по видимому в успех моего предприятия она, зная не по наслышке характер сэра Рональда, верила с трудом.
Я поднялся наверх и зашёл в свою жарко натопленную комнату. Там было тихо и темно, лишь грудой углей тлели дрова в камине, озаряя всё зловеще- багровым, колеблющимся светом. Я зажёг свечи в канделябре и, не раздеваясь, присел за стол. Элизабет отнюдь не была такой простушкой, как хотела казаться. Несомненно, что она, прожужжав все уши своему отцу про меня, специально организовала мне очную ставку с ним, во время которой я, может, и не показал себя блестяще, но во всяком случае точно не ударил в грязь лицом. Я достал свою трубку, и примяв пальцем табак в ней, прикурил прямо от свечи…
Несомненно, что из всех друзей Элизабет, приглашённых на этот вечер, Рональд Блайк ждал именно мою персону- это я понял сразу же как только увидел его. Теперь не нужно было иметь семь пядей во лбу, дабы понять что пригласил он меня в субботу отнюдь не для того, что бы лично оценить уровень моего мастерства в азартных играх. Разговор будет непосредственно об Элизабет и будет очень серьёзный…
Выпуская изо рта и ноздрей табачный дым, я начал взад и вперёд мерить шагами комнату. Как верно тогда подметил мой отец- репутация моя не была идеально чистой, но вместе с тем в ней не было ничего вопиющего. О самом Рональде злые языки тоже всякое поговаривали, однако до сих пор он был в обществе очень уважаемым человеком. Но то сэр Рональд Блайк- человек пускай из захудалого, но дворянского рода;  довольно успешный делец; владелец крупного деревообрабатывающего производства , а то я- безвестный молодой человек из семьи разорившегося торговца- посредника. Интересно, что ему ещё могла наговорить эта свинья Стентон? Зная его характер, я ожидал от него всякого. Ну, ничего, суббота всё покажет…
Вечером следующего дня, я, возвращаясь домой, нес с собой несколько рулонов чертежей рангоута. Скоро должен был быть экзамен по Теориии корабля, первый раз который я провалил и теперь подходил второй срок, а познания мои в этом вопросе весьма прихрамывал. Одно хорошо, что хоть по математике шёл вполне прилично и по всем остальным дисциплинам всё вроде было ничего, исключая Науку морскую, которая так же держала меня до сих пор на берегу. Года как полтора я должен был закончить эту проклятую академию, куда чуть ли не силой засунул меня отец. Ну ничего, женюсь на Элизабет и прощай эта каторга. Пока же придётся подналечь на учёбу, дабы не вылететь прочь - негоже портить в глазах сэра Рональда свою и так не слишком блестящую репутацию.
Неожиданно я натолкнулся на Стентона, он вылетел на меня практически из-за угла.
О, сэр Ричард- покоритель женских сердец- поприветствовал он меня: Зайдём в «Корону», пропустим по кружке…
Угощаешь- ехидно спросил я, мысленно врезая ему кулаком в глаз. Ничего, это за мной не заржавеет, а пока пускай думает, что на коне. Так будет лучше.
Через минуту мы уже сидели за грубым деревянным столом, а высокая, дородная Элис тяжко бухнула перед нами на стол две огромные кружки тёмного пива. Кокетливо улыбнувшись нам, она повернулась и пошла обратно к стойке. Это была моя давняя знакомая, полную обнажённую грудь которой я столько раз тискал в крохотной каморке прямо на чердаке этого заведения. И сейчас я не удержался и, ласково ущипнул из-под стола её упругий зад, она чуть дёрнулась, и полуобернувшись, шутливо замахнулась на меня пухлой рукой.
Парни уже начинают беспокоиться. - сказал он, отхлебнув из своей кружки: Ты помнишь, что у твой срок уже идёт?!
Им то что до этого?- спросил я: И  тебе, кстати тоже.
К ней вчера приходил какой-то китаец. Молодой весьма. Они долго стояли и болтали, а потом ушли к ней в комнатушку. Вышли не скоро- около часа были там вдвоём. Она улыбалась ему так сердечно, а на прощание поцеловала его.- сказал Стентон : Так что думай. Я бы на твоём месте поторопился. Теперь друг, у тебя слишком мало денег, дабы быстро очаровать её…
Я почувствовал как внутри меня что-то сжалось. Стентон всегда обожал приносить всякие гадости и теперь он с удовольствием рассказывал мне это.
А Галлахер что говорит?- спросил я, метнув взгляд в стол.
Галлахер видел этого парня в первый раз. – ответил Стентон: Но вообще ему по большому счёту дела особого нет до всех её связей. Ему главное, что девчонка ведёт себя тихо, приносит ему хороший доход. Но вообще интересно откуда он такой взялся- к ней ведь вообще никто не наведывается, окромя самого Галлахера да пары тройки людей из прислуги его кабака- да и то только по делам.  Сам знаешь- она никого к себе не подпускает и тут такой вот случай…
Мы покалякали ещё с полчаса о том и сём, после чего он покинул меня, оставив сидеть в одиночестве. Элис несколько раз лукаво поглядывала на меня со стойки, но я не обращал на неё никакого внимания, уставившись в кружку. Да, дело дрянь. Всё в один момент свалилось. Я ведь думал что с девчонкой будет раз плюнуть, и тут такая новость. Завтра надо идти к Блайку, значит на Мулан у меня останется совсем мало времени. О, чёрт! Банкротство моего отца перепутало мне все планы и теперь я и сам не знал что будет дальше. Ладно, надо незамедлительно действовать.
Быстро зайдя домой, я свалил чертежи на стол и, развернув проекцию бизань- мачты, начал смотреть элементы конструкции. Однако ничего не лезло в мою голову- все мои мысли так и возвращались к Мулан и её таинственному кавалеру.
В дверь моей комнаты постучал Дэнис.
Иди ужинать, Ричард- произнёс он необычайно спокойным тоном, что было только в тех случаях, когда он был чем-то сильно удручен. С удивлением посмотрел я на дверь, слыша как удаляются по коридору его шаги и привычно скрипят ступени лестницы. Только тут я сообразил, что за весь день ни разу не видел Беты, чего за всё время её пребывания в нашем доме ни разу не было. Бывало, что я не встречался с ней лицом к лицу, но обязательно хоть на секунду засекал её мышиное платье где- ни будь в конце коридора или в кладовой. Ни мало смущённый этим обстоятельством, я спустился вниз и когда увидел сидящую вокруг стола семью, то сначала даже остановился в недоумении. Отец сидел возле стола сгорбившись, как будто из него вытащили все кости, бессильно подпирая рукой взлохмаченную голову и неподвижно уставившись в стол. Никогда я ещё не видел его в таком ужаснейшем виде- он был весь разбит и казалось тронь его и он рассыплется на части. Мать устало посмотрела на меня покрасневшими глазами- очевидно она недавно плакала и была вся словно выцветшая. Мне показалось даже что она поседела. Дэнис выглядел совершенно растерянным и был необычайно молчалив. Сервировка сола была необычайно скромная: стояли простые тарелки и оловянные кружки. Не было привычного хрусталя, серебра и канделябров.
Мы сегодня рассчитали Бету- сказал наконец отец, оторвав голову от руки и я поразился насколько старым было его лицо: Сумма убытков просто чудовищная. Сегодня один из заказчиков потребовал неустойку немедленно и прямо наличными. Из-за меня он сам понёс существенные убытки и не желал слушать ничего. Мне пришлось сдать всё столовое серебро а так же мамины драгоценности, что я подарил ей на свадьбу. У нас осталось денег на два дня, да и то потому что я заложил имущество и его уже завтра вывезут. Завтра же приедут смотреть наш дом- я уже выставил его на продажу. Господь наказал нас- меня поставили на проценты, которые тикают с каждым днём. Надеюсь, что продав дом, мы сумеем погасить почти всё…
Я тяжко приземлился на стул возле стола. Новость поразила меня как гром- в кармане у меня было лишь несколько центов. Этого хватит максимум на бутылку джина и я рассчитывал перехватить у отца хотя бы пару соверенов. На ужин сегодня была овсянка и небольшая буханка хлеба. Это оказалось всё, что мы могли теперь себе позволить, но даже это не лезло мне в горло. На чаепитие я не остался и, сказавшись на какие-то неотложные дела, поднялся в свою комнату. Пари. Да, я должен был выиграть его- и я сделаю это... В темноте передо мной вновь замаячил пёстрый веер Мулан. Её стройная фигурка, облачённая в традиционное одеяние, вновь начала гибко извиваться в диковинном танце…
Быстро одев плащ и шляпу, я вышел из дома в ненастную, тёмную ночь. До начала выступления Мулан осталось не более часа и мне пришлось припустить почти бегом, так как даже на извозчика денег у меня не было. Очень возможно что Мулан придётся усадить за стол рядом с собой, а старый бандит Галлахер в помощь моему пари вряд ли одолжит мне хотя бы полпенни. Минут через сорок, я весь промокший и взлохмаченный появился в дверях Летучей Рыбы. Галлахер, стоя у стойки и облокотившись о неё, встретил меня полупрезрительным взглядом. Его красная рубаха была наполовину расстёгнута, обнажая волосатую грудь  с неприличной татуировкой, в зубах дымилась короткая трубка. Слух о банкротстве моего отца пронёсся по всему городу со скоростью урагана. Не смотря на давнее знакомство и то, что я не раз оставался должен ему и всегда в срок приносил долг, Галлахер не только ни капли не сочувствовал мне, но даже наоборот злорадствовал моему положению, о чём свидетельствовала его наглая улыбка, словно выравнивающая скривлённое шрамом лицо.
О, сэр Ричард пожаловал к нашему очагу- сказал он с издевательской любезностью: Прошу вас!
Он поднял в мою сторону кружку с ромом и одним дыханием осушил её до дна. Народу в его баре было уже полно и люди продолжали стекаться- все ждали очередного выступления Мулан.
Мулан сегодня выходит?- спросил я.
Как всегда- ответил тот: Сейчас готовится. Осталось минут пять.
Мне нужно место поближе к сцене.- сказал я шёпотом: Что бы она остановилась возле меня. Устроим- ответил Галлахер: Садись вот за тот столик. Он специально не занят, так как я держу его для особых гостей. Она всегда задерживается там. Что закажешь?
Видно будет по ходу дела - ответил я: Ты сможешь всё достать?
Я хорошо знаю что она сама не своя от персиков. И специально для тебя они у меня по хорошей цене. Давай, парень!- с этими словами он плеснул мне стакан рома- Это за счёт заведения!
Сочтёмся потом! - процедил сквозь зубы и одним махом втянул в себя огненную жидкость.
Цветной занавес дёрнулся и разъехался в разные стороны. Одноногий плешивый заиграл в своём углу на клавесине. Я горящими глазами уставился на ярко освещённую сцену, сердце у меня молотило как сумасшедшее. Ни на одном свидании у меня не перехватывало ещё так дыхание как в эти секунды, и я весь покрылся испариной. Вот появилась точёная фигурка Мулан с целой охапкой разноцветных вееров в руках и я вдруг успокоился, принявшись терпеливо ждать. Изгибаясь в танцевальных па, она подходила всё ближе и ближе ко мне, внимательно рассматривая попутно каждого сидящего- такова была одна из особенностей её танца. Вот она уже совсем близко. Я плавно приподнял голову и, посмотрев ей прямо в глаза, несмело улыбнулся. Она, встретившись со мной взглядом на секунду потупилась и, скрывая улыбку посмотрела на меня в ответ. Она очень обрадовалась увидев меня и моя улыбка смутила её она даже ошиблась в движении, потом запуталась вновь и быстро отошла дальше. Закончив танец, она вновь оказалась на сцене, провожаемая дикими аплодисментами и воем восторга от которых всё здание заходило ходуном. Тут я схватил стоящий у стола цветок розы и, прижав к губам, бросил ей. Она поймала его и, не спуская с меня глаз, прижала к груди, сложив державшие его руки. Затем вдруг покраснела, смутилась и легко убежала за кулисы. Я не сдержал победоносную улыбку- мой жест чрезвычайно взволновал её и она даже немного испугалась его. Этим она сказала многое- приходивший к ней со слов Стенона молодчик мог быть ей кем угодно: братом, родственником или просто другом, но никак не мог быть для неё чем-то большим. Такие девочки как она просто неспособны были даже на моральную измену- это я знал точно. И решил немедленно проверить свою догадку, на которую мне лучше Галлахера никто не даст ответ, и я знал как нужно спросить его об этом.
Роджер- сказал я, подойдя опять к стойке: Ты говорил что у девчонки здесь нет никаких знакомых, а меж тем к ней в среду наведывался какой-то китаец.
Это был малаец, и к тому же это было в  четверг- буркнул Галлахер: И  с чего ты взял что он состоит в знакомстве с ней?
Если так, то тогда зачем он приходил к ней- ответил я: Так кто он такой, чёрт его подери?
Матрос с торгового корабля, что пришёл с Китая- ответил Галлахер: Они всегда швартуются у Южной  пристани Старых Доков, так как регулярно делают рейсы. Она говорила что кто-то из родственников живёт у неё в Кантоне и она регулярно поддерживает связь с ним. Это был почтальон так сказать и он передал ей письмо оттуда. По всей видимости он привёз какую то очень важную весточку- я ещё никогда не видел девчонку в такой радости. Она вчера отправила ответ с тем же гонцом- этот корабль  отплыл сегодня.
- И часто эти гонцы к ней приезжают?
Этого в первый раз вижу- ответил Роджер: А так примерно раз в полгода появляются и всегда разные. Странно почему связь со своими она может поддерживать только таким способом, а не через почтовые лихтеры. Так, что будь спокоен- я знаю о чём говорю.
Я еле сдержал вздох облегчения- первоначальная фраза Галлахера ошпарила меня как кипяток.
Мне нужна комната в твоём заведении и срочно- произнёс я, глядя на сцену.
Найдём- равнодушным тоном ответил он, хотя было видно что он так же заметил реакцию Мулан: На втором этаже тебя устроит?
Вполне- ответил я: Но расчёт по окончанию пари. По любому ты в прогаре не останешься.
Галлахер с секунду подумал, а потом презрительно усмехнулся в ответ: Ладно! Да будет так!
Мулан, если спросит, скажешь что я Виктор Стоун- торговец из Глазго.- я указал ему в грудь пальцем: Остальное уже моё дело. Только дай мне обязательно знать.
Сомнения в том, что этот вопрос последует сразу же после появления моей персоны в баре как постояльца, у меня даже не возникали. Наоборот я знал, что она будет осторожно, но самым настойчивым образом выпытывать у Галлахера обо мне. Её замкнутость и изолированность от окружающего мира играла мне только на руку- если она и слышала о каком-то Ричарде Онилле, то, естественно, что интереса у неё это не вызвало никакого, и сама возможность случайного разоблачения равнялась шансу появления в баре Галлахера самой Элизабет.
Галлахер собственной персоной проводил меня в комнату. Она располагалась весьма удачно- комната Мулан находилась чуть ли не напротив моей. Однако свет у неё был потушен- по словам Галлахера спать она уже легла, поэтому мне ничего не оставалось делать, как вернуться в родительский дом. Мне не нужны были лишние подозрения.

               
                ИГРА

Домой я пришёл далеко за полночь. Все уже спали и я, стараясь не шуметь, тихонько поднялся наверх, держа перед собой медный подсвечник с горящей свечой. Я зашёл в свою комнату и увидел висящий на вешалке мой давнишний фрак, любовно выглаженный матерью, и от него словно исходило тепло её женских рук. Несколько секунд я смотрел на него в задумчивости, потом отворил платяной шкаф, вытащив из него весь свой гардероб и разложив на кровати, выбрал всё что мне было нужно. После чего убрал всё остальное, задул свечу и лёг в кровать…
Утром за завтраком отец словно невзначай  рассказал всем историю о том как спас Рональда Блайка. Этим он явно хотел подбодрить меня перед предстоящей встречей.
Почему тебе бы не поехать вместе с Ричардом- спросила мать: Ты уже давно не виделся с Рональдом, так что я думаю он рад будет встрече с тобой.
Давно ли сэр Блайк был собственной персоной у нас в гостях?- ответил отец: Или может он очень часто приглашал меня к себе сам? Нет уж, пусть не думает, что я прошу его милости. Кроме того приглашён был Ричард. Вот пусть он сам и просит его благословения…
Поднявшись в свою комнату, я стал торопливо деваться- Блайк терпеть не мог опоздания хоть на минуту. Стоя возле зеркала я наводил последние штрихи: теперь на мне была белоснежная рубаха с кружевным воротником, чёрные, плотно облегающие ноги брюки и чёрный, искрящийся жилет. Я не был чисто выбрит и расстегнул рубаху у ворота, придав себе вид лёгкой небрежности. На ноги я одел невысокие, ездовые сапоги с расширяющимися кверху голенищами. Теперь, когда я был приглашён самим Рональдом Блайком,  идеально выутюженный вид с иголочки выглядел бы более чем заискивающе. Поэтому даже походку я избрал себе уже не чинную с прямой спиной, будто привязанный к палке, а лёгкую и непринуждённую. Таким образом я был уже  не ветреным  юным гулякой, а твёрдым, уверенным в себе человеком, хорошо знающим свою цену. Быстро спустившись на конюшню, я быстро и умело оседлал Данаю- чёрную как смола лошадь, единственную (раньше их у нас было две) оставшуюся у нас, но уже заложенную, и её ещё не забрали только по просьбе моего отца об небольшой отсрочке. Накинув дорожный плащ, и глубоко надвинув на глаза шляпу, я выехал за ворота в ненастный, поливающий холодным ливнем дорогу, день. Через пятнадцать минут я, сильно продрогший в своей довольно лёгкой одежде, подскакал к воротам особняка.
Ваше имя, сэр?- густым басом спросил из-за чугунной калитки привратник.
Ричард Онилл- ответил я с неимоверным высокомерием, гордо подбоченись в седле.
Сэр Рональд Блайк вас ждёт- с этими словами въездные ворота с тихим скрипом распахнулись, пропуская меня вовнутрь…
Быстрым шагом я вошёл в фойе, кинул взгляд на дубовые двери, за которыми скрывалась зала, где недавно проходил вечер и в сопровождении дворецкого, начал подниматься по старинной лестнице с ажурными перилами, любуясь висевшими на стенах картинами эпохи возрождения. Поднявшись на второй этаж, я быстрым взором стрельнул по двери комнаты Элизабет, но они были плотно заперты. Я знал, что она сейчас в отъезде, однако не мог лишний раз не взглянуть на них. Слуга прошёл вперёд и открыл передо мной двери, ведущие в личные апартаменты хозяина. Блайк сидел в огромном, мягком кресле у камина и курил трубку. Перед ним на роскошном золочёном столике эпохи Тюдоров стоял графин с вином и ваза с фруктами.
Кабинет выглядел несколько мрачновато из-за огромных до потолка книжных шкафов из-за стёкол которых виднелись тёмные переплёты громоздких книг. Массивная хрустальная люстра, свешивающаяся с потолка, только добавляла тяжести в окружающую обстановку.
А, сэр Ричард Онилл!- полушутливым тоном поприветствовал он меня, вставая из кресла: Садитесь.
Он показал мне на точно такое же кресло напротив себя. Рональд был без парика и одет так же совершенно непринуждённо, соответственно домашней обстановке: на нём был плотно запахнутый китайский халат, перевязанный широким желтым поясом, шёлковые панталоны и золотистые бухарские туфли с острыми носами. Он налил мне и себе по бокалу вина, и мы трижды выпили за Англию, короля Георга и несравненную Элизабет Блайк.
У вас ещё не пропало желание играть?- с усмешкой спросил он меня, положив ладонь на лежащую возле него колоду.
Я к вашим услугам- ответил я: Начнём.
Сдавайте- сказал я, видя как он протянул колоду мне.
Не перестаю вам удивляться- Блайк метал карты с профессиональной ловкостью в движениях: Вы молодой, очень азартный человек. У вас пылкая душа и вам характерны некоторая бесшабашность, неосмотрительность и частое проявление неудержимости.
Вы хотите сказать, что я проявляю наклонности к разного вида авантюрам?- спросил я.
Вовсе нет- ответил Блайк: Игра в покер можно назвать авантюрой для меня, но не для вас. То что в порядке вещей для молодости- есть порок для стариков. Но меня удивляет другое. В тот день, когда я имел честь вплотную познакомиться с вами, вы, обладающие всеми выше перечисленными качествами, вместо того что бы проводить время с обществом молодых людей и лиц вашего возраста, предпочли сидеть со стариками, слушая их брюзжание. А ведь Элизабет ждала вас и очень надеялась, что вы посветите все это время ей.
Понимаете, сэр- ответил я, принимая свои карты: Компанию Стенона и подобных им я могу лицезреть каждый божий день, не говоря о том, что из их общества я могу не вылезать сутками. А вот в общество таких людей как лорд Хьюз, сэр Глайд и сэр Блайд шанс попасть представляется далеко не каждый день, так что глупо было бы терять его. И кроме того в обществе таких как Стенон никогда даже не касаются тех вопросов на которые я услышал ответ в том обществе, где председательствовали в тот день вы.  И только благодаря бесконечной доброте души Элизабет, я провёл этот вечер в вашей компании. Ваша дочь девушка умная и быстро поняла насколько мне было нужно это общение. Поэтому великодушно  разрешила мне это.
Вы говорите так, как будто не просто неравнодушны к Элизабет, а словно без ума от моей дочери- сказал Блайк, принимая свои.
Я потерял гораздо больше чем разум- ответил я, приготовляясь к торгу: Я потерял сердце. Оно теперь полностью принадлежит Элизабет.
Ваша ставка- спросил Блайк
Соверен- ответил я.
Ставка принята- сказал Блайк, положив так же деньги на стол.
Игра продолжалась. Мы произвели обмен и вышли ко второму кругу.
Я с полуулыбкой уставился на Рональда: Удвоим ставки?
Вместо ответа тот выложил на стол два соверена, и мы продолжили.
Значит вы решили просить руки моей дочери?- Рональд не мигая уставился на меня, продолжая 
Да- твёрдо посмотрев в глаза Блайку ответил я: Я хочу стать для вашей дочери твёрдой опорой, разделить с ней радости и горести судьбы, быть верной защитой жизни и чести, стать примерным отцом её детей- продолжателей наших родословных.
Ва- банк- сказал я, положив ладонь на свои деньги: На всё!
Принято! -ответил Рональд. За всё время следующую партию, он не проронил больше ни слова. Сердце у меня яростно билось в груди, но я ни чем не выдал своего волнения.
Пришло время открыть карты. Я открыл свою комбинацию.
 Рональд с секунду промолчал и на его тонких губах заиграла змеиная улыбка: Сэр Ричард. Вы достойный игрок во всём. Браво, молодой человек! Ваш отец многое вложил в вас и я вижу, что это пошло вам впрок. Джордж Онилл - мой давний знакомый и, хотя в последнее время у нас много разногласий, я всё же обязан ему жизнью. Моя дочь безумно любит вас и я вижу что вы так же настроены решительно. И я согласен дать своё разрешение на ваш брак с Элизабет, не взирая на всяческие легенды, которые крутятся возле вас. Однако…
Он вновь посмотрел на меня, но на этот раз уже с каменным лицом читающего приговор судьи: Что бы получить вышеупомянутое согласие окончательно, вы должны  предоставить ваш банковский счёт, на котором должно быть не менее десяти тысяч фунтов стерлингов. Я знаю- ваш отец, ещё в недавнем преуспевающий коммерсант, обанкротился в минус и поэтому не горю желанием поправлять ваши дела за свой счёт. Моя дочь не должна выйти замуж за человека, не имеющего в кармане ни пенни. Таково моё последнее условие! Однако сразу предупреждаю-мошенников, а тем паче всякого рода преступников я обхожу на милю…
С этими словами он открыл свои карты: Ацер, кинг, квин , джек. royal flush. Вы проиграли, сэр Ричард Онилл! Однако можем считать, что сегодняшняя игра закончена вничью!
С этими словами он сгрёб к себе все деньги, лежавшие на столе и положил на них ладонь.
Ещё партию?- спросил он с усмешкой глядя на меня.
Благодарю- ответил я: Сегодня мы действительно сыграли вничью! Ваше слово против моего! Ровно через месяц в этот же самый день и час мы продолжим нашу партию! Берегитесь тогда сэр Рональд Блайк. Вы можете проиграть мне всё ваше состояние!
Рональд расхохотался: У вас отменный юмор! Браво! Он встал и протянул мне руку: До встречи! Жду с нетерпением. Честно скажу, что никто ещё не выигрывал у Рональда Блайка. Приятно было с вами играть! Поклон вашему многоуважаемому отцу! Даниэль!- крикнул он: Проводите сэра Ричарда!
В дверях появился двухметровый субъект в длиннополом красном камзоле и старомодном парике с косичкой - тот самый, что привёл меня к покоям Рональда.
Прошу вас, сэр- сказал он мне, с поклоном открыв передо мной дверь. В самом мрачном расположении духа я спустился вниз. Старый дьявол мог упиться своим сарказмом- не желая выглядеть в глазах моего отца последним мерзавцем, плюнувшим на былые заслуги отца только за то , что тот стал банкротом, он специально поставил передо мной непосильную с его точки зрения задачу.
На улице скользко, сэр- с чудовищной вежливостью сказал Даниэль: Будьте осторожны!
Благодарю- сухо ответил я: До свидания, Даниэль.
До свидания, сэр!- ответил тот, закрывая за мной двери…
В смешанных чувствах отчаяния, злости и обиды, я понёсся сквозь ненастную мглу домой. Дождь прошёл, уступив место густому туману, выползавшего на дорогу из всех окрестных низин. Даная, фыркая, несла меня вперёд по скользкой дороге и холодный воздух, пробираясь под неплотно запахнутый плащ, пробирал меня до костей.
Продрогший, усталый и весь опустошённый, я вернулся домой.
На вопрос отца, я пробурчал нечто успокаивающее, но весьма далёкое от истины, и отказавшись от ужина, поднялся к себе. На столе лежало письмо, по всей вероятности принесённое  в моё отсутствие. Я разорвал конверт.
«Сумма вашего долга на сегодняшний день составляет 1000 фунтов стерлингов.  Напоминает что последний срок выплаты…». Не докончив читать, я скомкал его и швырнул в тлеющие угли  камина. Оно ярко вспыхнуло на миг осветив комнату. Проклятье! Зная о моём положении, Уильямс специально решил по глумиться надо мной этими напоминаниями! Где, где мне сейчас взять столько денег, когда проклятый Блайк выгреб у меня последние пенсы! Я закурил трубку и начал нервно ходить по комнате. На днях продадут наш несчастный дом и отец понесёт все деньги на уплату долгов. Перезанять такую сумму возможности нет никакой, да и кто бы мне дал взаймы?! Ни один даже самый заядлый ростовщик не будет иметь со мной дело.У меня остаётся только два выхода- немедленно бежать в ненастную мглу, без денег, без имущества, неизвестно куда и как. Либо броситься с набережной головой в воды Мерси. Правда был ещё один призрачный вариант- Мулан. Если мне удастся воплотить  задуманное, то моё дело будет самое выигрышное. Но как, как теперь это сделать при отсутствии вообще каких либо средств к существованию?! Сказать отцу о моём пари, дабы он мне дал хоть пару соверенов?! Ни за что, это будет всё равно, что сказать ему о моём долге. Сейчас мы экономим каждый пенс не можем позволить себе потратить даже полпенни.
В расстроенных чувствах я завалился спать и на удивление быстро провалимся в небытие…