ДРУЗЬЯ
Наши дома были почти рядом: их разделяли два соседних двора, да магазин потребительской кооперации. Но не только в этом была ценность их дома, а в том, что он был всегда полон детворы: у братьев Киреевых, -дяди Василия и дяди Семена,- только своих детей перед Войной было шесть человек. Если учесть, что в нашем доме до 1945 года, кроме меня, детей не было, то говорить о том, как меня тянуло в соседний двор, наверное, было бы и излишне.
Вообще-то Киреевых у нас в селе много. Часть из них наши родственники, часть,- просто однофамильцы. Братья Василий и Семен из тех, из однофамильцев.
Сыновей дяди Семена,- Валентина и Николая,- я помню столько, сколько помню себя. Они всегда были рядом,- немногословные, ненавязчивые, немного стеснительные и какие- то деликатные от природы.
Нам было по четыре-пять лет, шел второй год Войны. Рядом с нашим степным селом буквально за одну зиму была проложена железнодорожная ветка Гудермес- Астрахань, которой воюющая Родина в предвидении наступления германских войск на Сталинград соединила кавказское и заволжское направления, и теперь немцы ежедневно и почти в одно и то же время старательно бомбили нашу станцию, стремясь затруднить подвоз горючего из бакинско- грозненского нефтяного района на Сталинградский и Центральный фронты.
Понимание значимости задач, решенных тогда страной с помощью этого сравнительно небольшого отрезка железной дороги, придет к нам позднее, а тогда для нас самым важным было забраться на самую высшую точку во дворе (наиболее доступной в этом случае была обычно крыша сарая), чтобы хоть что- нибудь увидеть из того, что творилось на станции. Задача же кого либо из старших, кто был свидетелем наших действий, была прямо противоположной: при первых же признаках предстоящей бомбежки «загнать» нас в вырытую во дворе перекрытую щель, которую почему- то называли окопом. Так как «старшими» по отношению к нам были все родственники и соседи, кому было больше лет, чем нам, то их возможности по пресечению нашей деятельности, конечно же, значительно превышали наши.
Тетя Шура, мать Валентина и Николая, практически круглые сутки пропадала на работе, и поэтому в заботах по их дому находилась ее сестра,- Клавдия. Девочка- подросток, лет тринадцать- четырнадцать, не больше. Но это было еще то «гестапо». Ни одна наша шалость, ни один случай баловства с нашей стороны не прошли мимо ее глаз и не окончился для нас без последствий. Так что посопеть в тесноте сыроватого «окопа» нам с Валентином и Николаем довелось довольно много времени.
Неожиданно, на фоне непрерывной череды похоронок, которые регулярно носили то в одну, то в другую соседскую семью почтальоны, пришел в краткосрочный отпуск по ранению отец моих друзей,- уже упомянутый дядя Семен.
Через некоторое время после его отъезда их семья получила известие о том, что он пропал без вести. Так что, когда в следующем году у моих друзей появился маленький брат, проблем с его именем не было: Семен Семенович или Сенечка, как его все называли.
Прошла тревожная осень, и слухи о возможном прорыве немцев по оси Минеральные Воды- Каясула- Кизляр постепенно сошли на нет: где-то на рубеже последних станиц густонаселенной части восточного Ставрополья фронт стабилизировался.
А к Новому Году народ заговорил про «Сталинградское Кольцо» и у фронтовой авиации немцев появились, видимо, другие задачи: бомбежки нашей станции прекратились.
Мы к этому времени «заболели» новым делом: в помещениях школы и клуба расквартировали учебный пункт воинской части, готовящейся уйти на фронт, и солдаты почти ежедневно вели практические стрельбы на оборудованном недалеко от села стрельбище. Конечно, нам строжайше было запрещено даже смотреть в ту сторону, но стреляные гильзы, как свидетельство состоявшегося похода на стрельбище, у нас в карманах погромыхивали.
Пролетел сорок второй, а за ним и сорок третий годы. Наступил сорок четвертый год.
Война отодвинулась, ушла на запад. Школу и клуб отремонтировали, а нас с Валентином записали в первый класс.
Начало функционировать понятие «огород», в связи с чем у нас появилась новая страсть,- речка. Первая удочка, первая поклевка, первая выловленная рыбешка, первое купание! Какой восторг!! Какое наслаждение!!!
О купании особо. Надо сказать, что воду в нашу, как мы ее называем, речку, подают из Терека, чаще всего, после первого мая, а высадки огородов производятся в конце апреля, поэтому для обеспечения высадок в понижениях русла роются ямы для сбора почвенной воды, так называемые «копанки». Так вот когда приходит терская вода, эти копанки для нас, как правило, еще не умеющих плавать, представляют при купании немалую опасность. Случаев утопания со смертельным исходом я не помню, но пускать пузыри, и неоднократно, довелось почти всем, в том числе и мне.
Первое сентября началось с курьеза: я прибыл в школу сразу после восхода солнца (терпежа никакого не было ждать восьми часов) и к моменту официального построения уже так вымазался, что меня не только на торжественную линейку ставить было нельзя,- вообще на территорию школы запускать не стоило!
Первый год обучения запомнился праздником Победы и возвращением с Войны всех на ней уцелевших. Какие они были! Потом, через несколько лет, они начнут болеть, стареть и потихоньку уходить из жизни, а тогда, летом сорок пятого, все в орденах и медалях, они собирались с утра у магазина потребкооперации и начинались боевые воспоминания...
Конечно, мы, по силе возможности, старались быть тут же, чтобы все это слышать, но удавалось это далеко не всегда: то в школу надо идти, а то и просто погонят: мал еще.
С началом обучения в школе круг приятелей и знакомых значительно расширился: мы стали составной частью большого коллектива наших товарищей по школе, проживающих в двух ближайших к нам переулках- Клубном и Почтовом.
Понятное дело, тон в этих коллективах задавали лидеры и выдумщики: такие, как Миша Мосеев и Коля Басин, а уж остальные группировались вокруг них.
Среди них были: импульсивный Коля Какулия (смешанные браки в зоне отгонного животноводства, где пасут свой скот и грузины, и осетины и дагестанцы,- не редкость), немного себе на уме братья Мамоновы (у нас в селе очень распространены так называемые уличные фамилии, и я до сих пор не уверен,- настоящую ли их фамилию называю), целая куча родных и двоюродных братьев Голубевых (они все жили в одном большом дворе и, видимо, только сами знали, кем они друг другу доводятся).
Большим авторитетом у нашей ребятни пользовался двор Абливанцевых: там проживала многодетная семья, состоявшая в большинстве своем из девчонок, которые мало в чем уступали мальчишкам по боевитости и участию во всех наших делах.
К ним примыкали Капустины, более младшие по возрасту, но тоже многочисленные и дружные, а также целый выводок (погодки,- один за другим), все одинаково смуглые и от этого еще более похожие друг на друга Кулички (в миру Куликовы: со старшим из них,- Николаем, я даже вместе учился в 5- 7 классах).
Всеми оберегаемый и всеми любимый, существовал среди нас редкостно одаренный от природы Рудик Сумбатов. Мальчишка никогда не учил уроков в привычном для всех понимании: письменные задания делал на перемене сразу же после урока, по устным предметам,- не открывал учебника вовсе. За все десять лет учебы он не получил ни одной четверки и серебряную медаль вместо золотой ему вручили только за то, что сочинение на выпускном экзамене сдал, не переписывая начисто,- с помарками и исправлениями.
«И было ему предназначенье высокое», как сказал классик, да забили до смерти в 1959 году принципиального и неуступчивого выпускника Грозненского нефтяного института уголовники, верховодившие на затерянном в сибирской тайге нефтяном промысле.
Немало «славных» дел было задумано и осуществлено в этом «переулочном» братстве: одна только, к счастью нереализованная, попытка выехать на помощь к братскому корейскому народу в его справедливой борьбе с американским империализмом чего стоит!
В соответствии с очередным увлечением в этом большом коллективе постоянно возникали и распадались кратковременные союзы, а моя романтическая натура постоянно подталкивала меня к участию в большинстве из них.
При этом Валентин и Николай каждый раз терпеливо ждали (и, в конце концов, дожидались!) моего очередного «возвращения».
На пятый день после Победы родился мой младший брат Павлик. Вообще-то он никакой ни Павлик: официально при рождении был записан Андреем, в честь деда по линии отца. Но, по семейной договоренности, решили в домашнем кругу звать маленького и болезненного мальчика нежным, как говорила мама, именем,- Павлик. К слову, так и прожил свою жизнь мой брат: для своих,- Павлик, а по паспорту,- Андрей.
Наличие братьев уточнило наши основные внешкольные обязанности: обеспечение за ними надзора. Где только они с нами не были?! На речке они у нас тонули, на пронзительном ветру во время наших походов в степь простужались. А сколько раз за лето от беспрерывного нахождения на нашем беспощадном солнце облезали их носы?! А сколько интереснейших задумок остались нереализованными по вине этих малолеток, кандалами висящих у нас на руках и ногах?!
Летним утром 1948 года с утреннего поезда совершенно неожиданно сошел дядя Семен, давно оплаканный тетей Шурой. Без орденов и медалей, в застиранной робе и грубых рабочих ботинках. При расспросах все больше отмачивался, нажимал на работу по дому (чего-чего, а ее у жителя села всегда навалом), а потом и вовсе влился в состав неводной, то есть работающей с неводом рыболовецкой бригады, и мы вообще стали редко его видеть. Тем не менее, потихоньку- полегоньку «одиссея» отца моих друзей стала известна: раненым попал в плен, а освобождали их из лагеря американцы. В соответствии с существовавшим тогда порядком Родина определила его в так называемый фильтрационный лагерь. Вот там и восстанавливал до сорок восьмого года донецкие шахты дядя Семен.
В конце этого же года умер мой отец, и мы с братом, как говорила мама, «совсем переселились» в шумный, постоянно набитый ребятней двор моих друзей.
К этому времени в нашей компании сформировалось уже два приятельских круга: нашего возраста и возраста подросших младших братьев. Особенно были дружны Сенечка и Павлик, к тому же светлые волосы, выбеленные до сметанной белизны купанием и солнцем, делали их похожими на братьев.
Но не успели мы насладиться относительной свободой, как у моих друзей появилась сестра Женечка, и мы снова оказались связанными по рукам и ногам (с маленькой девочкой на руках далеко не уйдешь).
В 1951 году я окончил седьмой класс. Отсутствие в нашем селе средней школы поставило меня перед необходимостью учиться «на выезде», например, в недалеком от нас Кизляре. Жить и учиться в чужом городе в этом году как-то не заладилось и, возвратившись в Черный Рынок, я с большим удовольствием до самой весны трудился на местной стройке, в то время, как Валентин, отставший от меня на два класса, и Николай, вообще ковырявшийся где-то чуть ли не в четвертом классе, продолжали посещать нашу семилетнюю школу.
С начала нового учебного года я уже учился в восьмом классе средней школы нашего районного села Тарумовка, а Валентин спустя еще один год пошел в восьмой класс одной из средних школ в уже упомянутом Кизляре.
Николай окончательно расстался с мыслью окончить хотя бы семилетку и учился на курсах механизаторов: осваивал материальную часть трактора «Универсал - М».
По сельским меркам мы уже были большими ребятами, да и сама обстановка тех лет диктовала, особенно в летнее время, посильное участие в различных работах, которых на селе всегда невпроворот, так что к окончанию мною девятого класса мы с Валентином уже готовы были в межшкольный период работать «куда пошлют».
Ложная готовность, помноженная на легкомыслие, сыграли со мной злую шутку: летом 1954 года, когда мы трудились на сенозаготовке, я попал под грузовик. Восьмидесятикилометровый рывок грузовика напрямик через степь со мною и плачущим Валентином в кузове я помню плохо, а вот последующее полуторамесячное излечение и практически постоянно торчащие в больничном окне головы моих друзей запомнил на всю жизнь.
На следующий год я расстался с Валентином и Николаем на более значительное, чем обычно, время, так как поступил учиться в военное училище.
Валентин, окончивший к тому времени девять классов средней школы, был призван на срочную военную службу.
Через полгода на одной из тренировок по практическому вождению танка он получил, как поначалу показалось врачам, травму, несовместимую с жизнью. Но надо знать Валентина! Списанный по состоянию здоровья из армии, он, работая в артели инвалидов, одновременно учится в вечерней школе, заканчивает ее и поступает в медицинский институт.
Чтобы исключить по отношению к себе какое либо проявление жалости, Валентин становится чемпионом института по бегу на длинные дистанции, а когда ему осторожно намекают (так как он не видит одним глазом) на отсутствие у него функции измерения расстояния до предмета, он становится членом сборной института по баскетболу!
Тем временем женился и переехал на постоянное место жительства в Ставропольский край Николай. Закончив учебу в военном училище, повел обычную для молодого офицера «кочевую» жизнь я. Завершал учебу в институте Валентин.
Встречи наши стали редкими, но по-прежнему каждый мой приезд в родной Кочубей (так теперь в честь сорокалетия Октябрьской
революции стало называться наше село) срывал моих друзей с места, и они мчались на встречу со мной, потому что это была встреча с юностью, встреча с детством, встреча с давно пережитыми ощущениями.
Немало оживления в «протокол встречи» вносило на второй- третий день после приезда Николая появление в нашей компании его супруги Лизы в окружении, как минимум, двух детишек. От нее мы и узнавали, что «бросил все,- и огород, и забор недоделанный, и крышу незаконченную» и т.д.
Кстати, пройдут годы, многое изменится в нашей жизни, но преданность идеалам дружбы так и останется главной и определяющей чертой характера Николая.
Как бы компенсируя наше длительное отсутствие, еще сильнее сблизились наши родители. Теперь уже ни одно мало- мальски значимое мероприятие не обходилось без традиционного «Шуру с Семеном не забыть предупредить» или, соответственно, «Тосеньку позвать».
Они ведь очень много работали, наши родители, и праздной жизни не знали. Но зато, если выпадала минута веселья, то как самозабвенно и непринужденно они это делали! Чего стоили наряжания тети Шуры в мою форменную одежду: разыгрывались целые представления на тему «вот тут у нас приехал военный, «холостой- неженатый»,- народ хохотал до икоты!!
Тем временем Валентин закончил медицинский институт, женился на славной девушке Вере и поехал лечить народ в астраханскую «глубинку». Человек, не умеющий работать в полсилы, он в короткое время влюбил в себя население обширного степного района, и нет ничего особенного в том, что через несколько лет депутат областного Совета депутатов трудящихся Киреев Валентин Семенович обогнал меня, военного человека, по числу правительственных наград!
Закончил среднюю школу и пошел в медицину Сенечка, поступил на факультет журналистики уже печатающийся в местной газете Павлик. Пройдут годы и в музее нашей старой школы Киреевым будет посвящен целый стенд, где будут представлены и известный журналист Киреев Андрей Васильевич и доктор медицины, профессор Киреев Семен Семенович.
Валентин тем временем переехал в Подмосковье и здесь тоже зарекомендовал себя как специалист высокого класса. Тогда же необходимость учебы в военной академии привела в столицу и меня. Это было в начале семидесятых двадцатого века, когда все Подмосковье ездило в Москву за колбасой. Не избежал этой участи и Валентин. Но вот о чем хочется сказать: имея возможность остановиться у меня, он, несмотря на мои неоднократные просьбы, ни разу этой возможностью не воспользовался: звонил, что он в Москве только тогда, когда уже был взят билет на электричку, и до ее отхода оставались считанные минуты.
Через несколько лет он опять вернется в Астрахань, и много лет будет возглавлять приемное отделение самой крупной больницы города.
И однажды добрый человек привезет в приемное отделение больного, подобранного глухой ночью с острым приступом боли далеко в области.
И сработает магия слова «Киреев» и Валентин лично займется оказанием помощи поступившему. А утром окажется, что это не просто заболевший на ночной дороге, а уроженец Черного Рынка, уже давно житель столицы, приехавший на Нижнюю Волгу порыбачить. И снова будут воспоминания и бесконечные разговоры о малой родине, как еще одно возвращение в прошлое.
С возрастом мы станем реже встречаться, но от этого наши встречи не станут беднее, у нас по-прежнему есть, что сказать друг другу, есть о чем спросить друг друга, и есть на кого равняться.
Примером здесь нам служат наши родители, прожившие в большой и искренней дружбе всю жизнь.
Мне вспоминаются уже очень пожилые и, конечно, не очень здоровые дядя Семен и тетя Шура с их знаменитым огородом, побывать на котором в свой очередной отпуск я считал своей первейшей обязанностью. А каких неповторимых впечатлений набирались от походов «на огород к дедушке Сене» наши городские дети?!
Прошли годы, наши дети давно стали взрослыми, подрастают внуки. Казалось бы, можно было бы и передохнуть. Но почти каждый день в дачный сезон крутит педали велосипеда по дороге в один из пригородных астраханских садовых кооперативов пожилой сухощавый мужчина в темных очках,- у Валентина, как всегда, дел невпроворот.
Будь здоров, Валя! Не болей!
2004 год