КУМИР
Мы были ровесниками, но нас разделяла вселенная.
Заканчивалась первая половина пятидесятых прошлого века. Я жил в глубокой провинции, учился в старших классах средней школы и немного занимался спортом в пределах возможностей, которые тогда могла предоставить сельская школа. Новости большого спорта обычно приходили к нам вместе с очередным номером «Советского спорта». Реже мы узнавали о них из газеты «Комсомольская правда».
И вот именно на страницах этих изданий чаще всего печатались фотографии рослого юноши примерно моих лет, сопровождаемые текстом, от которого просто захватывало дух: мастер спорта, чемпион СССР, член сборной страны по футболу.
Большинство из нас были тогда худыми и малорослыми (сказывалось несытое послевоенное детство), а тут фигура атлета с запоминающейся прической: блондинистые волосы, уложенные в высокий, красивый чуб, который знающие люди называли немного странным словом «кок». В общем, завидовать было чему.
В сентябре 1955 года я стал курсантом Московского пограничного военного училища, и, узнав, что наше учебное заведение, наряду с другими частями гарнизона привлекается для обеспечения общественного порядка на массовых мероприятиях, в том числе и футбольных матчах, начал ждать шанса увидеть своего кумира вживую и вблизи.
Но время шло, а на матчи с участием московского «Торпедо», где играл Эдуард Стрельцов (читатель, я полагаю, уже догадался, что речь идет именно о нем), к тому времени, кстати, уже олимпийский чемпион, попасть как- то не удавалось.
Пришлось довольствоваться просмотром нескольких игр с участием Стрельцова по телевизору, да разговорами о нем с москвичами,- моими товарищами по учебе в училище.
Как раз в это время Москва начала готовиться проведению Всемирного фестиваля молодежи и студентов, и на нас волна за волной покатились мероприятия, связанные с предстоящим форумом. (Кстати, как только появилась возможность,- на втором курсе нами командовал более лояльный к прическам старший лейтенант К. Савчук,- я тут же постригся «под Стрельцова»).
Пришел и ушел в прошлое фестиваль (привлекали нас для его обеспечения на удивление мало), а по окончании фестиваля и вовсе отправили в отпуск, обязав на третий курс приехать уже в Багратионовск,- маленький городок на границе с тогдашней социалистической Польшей: здесь нам и предстояло завершить учебу в училище.
Эдуарда начали поругивать в прессе: типа ленится, зазнался и т.п.
И правда, телевизионные кадры чаще показывали Стрельцова перемещающимся по футбольному полю небыстрой трусцой, а то и просто стоящим в центре поля.
Громадной и гневной статьей о нарушителях спортивного режима В. Иванове и Э. Стрельцове разразилась «Комсомольская Правда».
Слухи о том, что часть игроков сборной страны по футболу, готовящейся к чемпионату мира, отчислена из команды и находится под следствием, к сожалению, подтвердились, а по истечению короткого времени и вовсе материзовались для нескольких ведущих игроков команды во главе со Стрельцовым в весьма длительные сроки заключения.
Тема эта за последние полвека исследовалась несколькими авторами под разными соусами, и касаться ее еще раз мне бы не хотелось, но одну заметочку все же надо сделать: не будь этой страницы в жизни Эдуарда Стрельцова, наш футбол, возможно, имел бы в своей истории игрока уровня Пеле. А так исчез на несколько лет из спортивной жизни страны двадцатилетний талантливый футболист, как будто его и вовсе не было.
Кстати, поездка на тот чемпионат футбольной сборной, в срочном порядке пополненной игроками резерва, закончилась бесславно, и это было особенно обидно, если учесть, что двумя годами ранее мы привезли из Мельбурна олимпийское золото.
В 1958 году я закончил училище.
Подавляющее большинство из нас к этому времени было отменно подготовлено физически, и, разумеется, никто не мыслил себя в ближайшие годы вне спорта. К тому же я был распределен во внутренние войска МВД СССР, да еще и не куда- нибудь, а в южную часть европейской зоны страны. Сначала это был Ростов- на- Дону, следом за ним Каменск- Шахтинский, потом Волгоград.
Все это были места с привычным для меня сухим и теплым климатом, что значительно упрощает организацию и проведение в условиях воинской части такого нехитрого развлечения, как, например, волейбол. Вот им я, совмещая обязанности игрока и представителя сборной команды полка, в свободное от службы время и занимался.
Не стал исключением и город Краснодар, куда я был переведен в 1963 году.
Более того, в обществе «Динамо» этого города функционировала мужская волейбольная команда, за которую пригласили играть и меня, тем самым как бы признав во мне мастеровитого (возьмем это слово в кавычки) игрока.
Короче, я искренне считал себя спортсменом, и всякие околоспортивные новости не могли пройти мимо меня, оставив равнодушным.
Так было и в апреле 1966 года.
По существовавшей тогда традиции, большинство футбольных команд класса «А» (прообраза нынешней высшей лиги) каждую весну выезжали на сборы на Черноморское побережье Кавказа. Часть из них не считала зазорным «по дороге» сыграть товарищеский матч с командой «Кубань»,- крепким «середнячком» класса «Б». Не пренебрегло этой возможностью и ехавшее на юг московское «Торпедо».
Разумеется, я с удовольствием шел на эту игру: все же «Торпедо»,- некогда команда Эдика Стрельцова!
Когда я прошел на свое место в первом ряду (офицеры внутренних войск, как известно, дальше первого ряда не сидят!), игроки «Торпедо» уже разминались на поле.
Ближе к центру своей половины поля вальяжно раскатывала мяч очень известная в то время пара полузащитников,- игроков сборной,- Воронин и Маношин. Ближе к воротам мельтешила группа менее известных игроков. В воротах «хозяйничал» колоритный и надежный Анзор Кавазашвили. А вот на разминавшего его, на вид толстоватого и, как мне показалось, немолодого, к тому же лысоватого дядьку я вначале внимания не обратил. Мельком вспомнилось, что где-то я уже видел эту манеру слегка, по бычьи, наклонять при ударе голову и эти точные и мощные удары с обеих ног, да тут же и забылось.
Меж тем диктор начал объявлять номера, спортивные звания и фамилии заявленных на сегодняшнюю игру футболистов. «Мастер спорта СССР, …Заслуженный мастер спорта СССР»,- привычно ловило ухо.
Как вдруг мне показалось, что я ослышался. -«Номер девять- Эдуард Стрельцов!»,- разнеслось по стадиону. Я попытался разглядеть на поле хорошо знакомую мне фигуру, но среди разминающихся никто, как говорится, и близко не походил на моего кумира. И только когда дядька у ворот медленно стянул с себя куртку, я увидел у него на спине цифру девять. –«Это ты, Эдик!?»,- мысленно воскликнул я, и с этого момента и до конца матча я уже никого, кроме этого человека, довольно медлительного и тяжеловатого, особенно в сравнении с подтянутыми и быстрыми его коллегами, не видел.
Конечно, никто не отнял у него его фирменных движений и финтов,- того же переброса мяча пяткой, как выражаются профессионалы, «себе на ход», или умения, с места ускорившись, на мгновение «высунуться» из-за спины защитника, чтобы ткнуть мяч головой, но «маячил» рядом с ним долговязый и проворный «персональщик» кубанской команды Леня (к сожалению, уже не помню его фамилии) и ничего уже у Эдуарда не получалось.
Прошел футбольный сезон. Стрельцов закрепился в основном составе «Торпедо», но игр с его участием в этом году мне посмотреть более не удалось, а газетным публикациям о его триумфальном возвращении в футбол я особенно не верил, искренне полагая, что такие же поклонники его таланта, как и я сам, пишут не то, что видят, а что хотели бы видеть.
Весной следующего, 1967 года, я учился на курсах повышения квалификации при Военно- инженерной академии имени В.В. Куйбышева.
Загруженность учебой предельной не была и мы, жители провинции, с удовольствием принимали участие в зрелищных мероприятиях, которые только могла представить столица.
Одним из таких мероприятий оказался товарищеский матч по футболу между сборными СССР и Австрии. Разумеется, допустить, чтобы он прошел без меня, я не мог, и на пятнадцатой минуте матча я уже стоял в плотной толпе милиционеров на одной из площадок выхода на трибуны, что белыми прямоугольными воротничками врезаны в глазницу «Лужников». Счет уже был открыт (юное приобретение сборной,- семнадцатилетний А. Бышовец, в падении через себя забил прекрасный гол прямо на моих глазах).
Но не это поразило меня: на поле царил Стрельцов!
Куда девалась прошлогодняя медлительность? Куда исчезла заметная даже на расстоянии излишняя полнота?! И как прибавил Эдуард в общефизической готовности: теперь на всем пространстве от центра поля до штрафной площади противника непрестанно барражировал мощный атлетичный человек, находящийся в постоянной готовности пасовать, совершать рывки, финтить, «продавливать» защитников и бить, бить по воротам соперника. Только теперь это был не рабочий паренек с московского завода «Фрезер», еще не осознающий меру своего футбольного таланта, а зрелый воин, пахарь, твердо знающий свою меру ответственности за все, что происходит на поле. А заметные залысины на аккуратно подстриженной голове только напоминали нам обоим, что прошедшие десять лет не были приятным и легким времяпровождением.
Кстати, теряли свои прически мы с ним примерно одинаково, и если бы не преждевременная смерть Эдуарда, то встреча нас, сегодняшних (а почему бы ей было и не случиться?) могла бы немало нас позабавить:-«Это надо же? Жизнь такая разная, а прически одинаковые!».
Матч тот закончился так, как и должен закончиться концерт, где солист оркестра на голову выше своих товарищей по мастерству: при счете три один наши защитники успокоились и пропустили две результативные атаки австрийцев.
Дело катилось к ничьей, когда неугомонный Игорь Численко с фланга навесил мяч в район одиннадцатиметровой отметки, где Стрельцов своим фирменным движением, на мгновение оторвавшись от защитника, грудью переправил его в сетку. Судья яростно засвистел:-«В движении участвовала рука!».
Спорить,- себе дороже. Через пару минут Численко повторил навес, а Эдуард, предварительно посмотрев на судью и удостоверившись, что последний контролирует его действия, легко «раздвинул» в стороны жестко опекавших его австрийцев (а между ними, поверьте, слабеньких не было) и переправил мяч в ворота,- на этот раз головой!
Игра закончилась, мы победили.
Кстати, как- то вдруг мне открылось то, что было темой для нападок на раннего (да и на не раннего тоже!) Стрельцова,- его кажущаяся инертность, пассивность, малый объем движения.
А ларчик открывался просто: оказывается, он не бегал зря! Ему от бога дано было просчитывать все наперед, и он, находясь как бы в гуще чужих защитников и как бы под их бдительной опекой, вдруг совершал мгновенный рывок в ту точку, где, по его расчетам должен был оказаться мяч. И почти всегда не ошибался. А техника позволяла, моментально обработав мяч, нанести удар. Да такой, что стонали штанги ворот!
Следующие три года мы провели далеко друг от друга: Стрельцов доигрывал в «Торпедо», я служил в Иркутске. А потом была академия имени В.В.Куйбышева, должность спорторганизатора курса (на общественных началах), какие- никакие знакомства на кафедре физвоспитания, где работало несколько выдающихся в прошлом спортсменов, в том числе известный армейский футболист Виктор Дородных. Вот от них я и узнавал, как живется недавним легендам.
После академии меня оставили служить в Москве, а потом и вовсе дали квартиру в Перовском районе столицы. И вот, возвращаясь домой из центра на электричке (станции метро «Новогиреево» еще не существовало, и добираться на крайний восток Москвы приходилось автобусом от нынешней станции «Выхино», я услышал название следующей остановки:-«Фрезер!». Сойти на остановке и побродить среди домов, возведенных на месте бараков, в которых в свое время и жили заводчане послевоенной поры, заглянуть на заводской стадион и постоять у местной пивной, оказалось делом несложным.
Тут же нашлись и якобы соседи по бараку, в котором жили Эдуард с мамой и чуть ли не партнеры Стрельцова по играм за цеховую команду. Верить следовало не всем, но вот атмосфера заводского поселка с ее курением в младших классах школы, дворовой дружбой и псевдопатриотизмом («Кто не наш,- порвем!») присутствовала в полной мере.
Я стоял и слушал. Мне были понятны эти люди, их мир, круг их интересов, их бесхитростное бахвальство, их искреннее желание хотя бы немного погреться в лучах чужой славы.
И думалось: Россия- матушка! Только у тебя инвалид, просидев тридцать лет на печи в селе Карачарово, вдруг становится непобедимым богатырем, и только у тебя на неровном, кочковатом поле убогого заводского стадиона может вырасти футболист, от одного паса пяткой которого будут рвать на себе волосы лучшие защитники державы!
Тем временем жизнь не стояла на месте.
В футболе появлялись и исчезали новые кумиры. Фотографии постаревшего Эдуарда (типа «Стрельцов занимается с юными футболистами») появлялись все реже и реже.
Известие о смерти, возможно, самого талантливого русского футболиста, прошло почти незамеченным,- наступили девяностые, и героями стали Березовские и Абрамовичи.
Может ты, Эдик, ушел вовремя?
...А мне вспоминается поздняя осень то ли 1967, то ли 1968 года. В Москве играется финал Кубка СССР между ЦСКА и «Торпедо».
В самом конце вяло проходящей игры в штрафной армейцев кто- то из защитников якобы касается мяча рукой. Как всегда, при явно запоздавшей реакции судей, возникает сцена яростного отстаивания прямо противоположных мнений: было,- не было.
И тогда безучастно стоявший до этого неподалеку Стрельцов, берет в руки мяч и решительно направляется к одиннадцатиметровой отметке.
Судья, видимо, поддавшись гипнозу действий Эдуарда, следует за ним, проверяет правильность установки мяча и дает свисток.
Вратарь ЦСКА Юрий Пшеничников, до этого тоже принимавший участие в споре, нехотя идет в ворота и занимает свое место. Он не торопится, потому что еще никто не готовится разбежаться и ударить по мячу, а Стрельцов и вовсе просто стоит рядом с мячом и закрывает его от возможного исполнителя пенальти.
И вдруг Эдуард ступней, как рукой, охватывает мяч и швыряет (именно швыряет, а не бьет!) его в левый верхний угол ворот. Пшеничников (между прочим, на те поры вратарь сборной СССР) понял, что мяч уже в воротах только тогда, когда тот перестал подпрыгивать. Некоторое время недоумевал и судья:-«Засчитывать или нет?!». А Стрельцов, привычно ссутулившись, уже брел к центру поля.
Мавр сделал свое дело,- мавр может уходить.
2011 год