Кольцо п р орока

От автора
Об одной детской встрече с таинственной женщиной до сегодняшнего дня не знал никто из его родственников, друзей и знакомых. Чтоб не выглядеть смешным и ненормальным, он никогда и никому не говорил о том, что произошло в обычный, ясный летний день его детства, когда босые ноги смуглого мальчугана несли полуобнажённое тело подальше от родительского дома. Несли туда, где можно в унисон с красноножкой петь её протяжное: «тю-ли, тю-ли, те-лиее», где бдительная сойка узнавала его и своим дружелюбным стрекотанием не предупреждала обитателей леса о возможной опасности. Там он был своим. Своим он был везде, где не было людей, домов или машин. Вряд ли стоило об этом говорить, но плетение сюжета книги требует такого описания.
Персонаж истории родился и вырос в сельской местности, в большой и не очень дружной семье, шестым по счёту. Отец был неплохим плотником и каменщиком, а мать подрабатывала разнорабочей в колхозе. Каждый занимался своим делом, и никто не приучал младшего сына к каким-нибудь трудовым навыкам. Старший брат и сёстры откровенно не любили его. К тому же над ним часто подшучивали, что он ни на кого из них не похож, выродок, не их поля «ягода», и вообще, незаконнорожденный. В младенческом и раннем детском возрасте он не понимал их и не слушал их глупую болтовню.
Любили ли его отец с матерью? Думаю, будет правильней сказать: больше нет, чем да. Но мальчик не страдал из-за этого – ведь и он не очень-то льнул к ним. Его устраивала жизнь одинокого человека, до которого никому не было дела, кому не мешали с утра до ночи ходить по лугам и полям, самому себе рассказывать самим же придуманные сказки, петь песни или просто часами молча сидеть на толстом пне. За такое бродяжничество его дома часто закрывали на ключ, но он всегда выбирался оттуда, разбивая оконное стекло голыми руками или каким-либо предметом. Часто, с окровавленными руками, его можно было видеть крадущимся по пустынным улицам большого села, стоящим по колено в снегу возле небольшой рощи, боящегося возвращаться домой, где его ждала порка отца или матери за разбитое стекло.
Так было не раз, но он панически боялся находиться один в закрытом помещении и всегда рвался на свободу. Нет, не к людям, не к ним! Он не мог жить без того, что приносило ему радость и ожидание чуда – без Природы. Только она понимала и успокаивала его – юнца, затюканного родственниками и сверстниками. Кроме этого, он, как живительную влагу, дающую силу и бодрость, ждал, когда придёт время, чтобы пойти в школу. Он часто провожал своих старших родственников от дома до порога сельской школы, встречал их обратно и откровенно завидовал им белой завистью.
– Дурак, – говорили ему брат и сестры, сами никогда не любившие учиться. – Думаешь, это хорошо: каждый день ходить в школу и терпеть издевательства учителей, которые заставляют делать то, чего ты не хочешь делать? Не спеши: когда придёт время, ты ещё вспомнишь нас и наплачешься над уроками!
Совсем скоро стало ясно: родственники оказались неправы. Их младший брат прилежно учился, и никогда не плакал от того, от чего хныкали они.
Но не их совсем не родственные взаимоотношения воспитывали и закаляли его, не желание доказать всем, что он действительно не такой, как они. Мальчику совершенно не нужна была их компания и опека. Истинное удовлетворение ему приносило единение с родной матушкой Природой. Как можно не любить её с красочным разнообразием смены времён года, с чудесным множеством красок, с жучками, паучками, деревьями, речками, всегда по-разному пахнущей травой, снегом, дождём, оврагами, полями и цветами? Ему нравилось жить только потому, что он рос среди всего этого чуда. Разговаривать с деревом, травой или птицей было гораздо приятней и интересней, чем с людьми, которые, кроме себя и своих проблем, никого и ничего вокруг не замечают. 
Он не страдал из-за отсутствия в своём детстве шаловливой ребятни, никому не навязывался в друзья, но уже тогда с интересом заглядывался на соседских девочек,  не понимая, зачем он это делает.
Первая его душевная привязанность к женщине возникла случайно и неожиданно. Это произошло тогда, когда незнакомая, молодая и красивая девушка встретилась ему на безлюдной улице родного села. Мальчику не было ещё и семи лет, но он хорошо запомнил её доброе, светлое лицо, едва уловимую улыбку, длинное цветастое платье и приятный, бархатный голос. Тогда она присела перед ним на корточки и спросила, как его зовут.
– Неужели? – услышав, что его зовут Сергеем, удивилась незнакомка.
– А что, разве у меня должно быть другое имя? – собираясь уходить, недовольно спросил он.
– Нет, что ты. Я не об этом. Мне просто стало интересно: неужели у такого красивого мальчика, как ты, нет друзей или хороших знакомых? Почему ты один? Я уже давно наблюдаю за тобой, и всё время вижу тебя в гордом одиночестве. У тебя родители-то есть?
Наверное, тогда он ещё не знал, что такое одиночество и не понял её.  Буркнув, что у него родители имеются, он собрался уйти восвояси, когда снова услышал её голос:
– Хочешь: я буду гулять с тобой каждый день?
Темноглазый мальчуган почему-то испугался и, не ответив, убежал по тропинке на своё любимое озеро.
Вскоре они снова «случайно» встретились в небольшой берёзовой роще. Тогда он, думая, что его никто не слышит, вслух рассказывал сам себе историю о том, что бы он делал, если бы можно было «оседлать» облако.
– И что бы ты стал там делать? – вдруг послышался её вопрос, и он снова так  испугался, что не смог двинуться с места.
В том же самом цветастом платье она присела возле него и стала просить рассказать ей всё, что он придумал.
– За это, – подзадоривала она, – я расскажу тебе об одном интересном мальчике, который жил  очень-очень давно и так же, как ты, в одиночестве, разговаривал с цветами, птицами и виноградником, потому что его тоже не любили родственники и местная ребятня.
Слова незнакомки так заинтересовали его, что он сразу же попросил рассказать эту историю. Когда она строго повторила своё условие, ему пришлось на ходу придумывать, что бы он делал, если бы попал на облако.
 В тот летний день стояла жара, но, слава Богу, «наглядное пособие» в виде небольшого облачка присутствовало. Ему вдруг привиделось, что на облаке вместе с ним, прыгает, как на батуте, какой-то незнакомый русый мальчик. Он подлетал гораздо выше его, манил за собой, но земной юнец, хоть и сильней отталкивался от облака, оставался стоять почти что на прежнем месте. Вскоре воображаемый «ангел» подлетел в небо так высоко, что назад больше не вернулся. А он, земной и совсем не небесный, утопая в облаке почти с головой, лепил из него белые шарики и бросал их на сухие колхозные поля.
– Я знала, что ты добрый ребёнок и поступишь с облаком именно так, – странно отозвалась она. – А теперь послушай, что я расскажу тебе о другом мальчике…
С того дня они подружились и, как заговорщики или страстные любовники, стали тайно встречаться в безлюдных местах, строго следя за тем, чтобы никто их не увидел и не услышал. Он никому не рассказывал об их отношениях, да никому и не было дела, где он бывает, когда и с кем. И она так же не афишировала их дружбу.
Как его захватывали древние красивые истории! В них переплетались судьбы незнакомых ему людей, которые так же были одиноки, любили уединения с Природой, наслаждались свободой и тяготились связывающими путами будничной жизни. «Случайная» знакомая старалась говорить понятным для него языком, но он многого не понимал, зато пытался всё запомнить.
– Твоя мама верит в Бога? – как-то спросила она.
Он ответил, что верит, а отец, кажется, нет.
– А ты? Сам ты молишься?
Ему было непонятно, почему её интересует этот вопрос, и тогда он не ответил ей.
В другой раз «подруга» вновь вернулась к прежней теме. На этот раз мальчик сказал, что не верит в Бога, потому что картинка, висящая в углу комнаты их дома, неживая и на ней нарисованы незнакомые ему люди. Она открыто улыбнулась, видимо, довольная ответом.
Потом были рассказы о странных женщинах, которые, почему-то втайне от всех, помогали тому мальчугану познавать грамоту, обучали его разным наукам, что, в конце концов, привело уже взрослого мужчину к славе, смерти и чудесному воскрешению.
Серёже было искренне жаль его. Не понимая, что такое «воскрешение», он с тех пор почему-то невзлюбил всех тёть на свете. Юнец подозрительно косился на сидящую рядом красавицу, а она просто следила за его реакцией на её слова и еле заметно улыбалась.
– Я угостила тебя сливой, – вдруг сменила тему рассказчица, – почему ты не ешь её? И вообще: что за странная привычка у таких, как ты, прятаться от людей, чтобы поесть или сходить в кустики?
Был бы он постарше, то обязательно спросил бы: «У каких это таких, как я?» И обязательно отметил бы: «Вы, тётенька, гуляя со мной полдня, тоже никогда ничего не едите и не отходите в сторону по своим «надобностям»». Но тогда он не обратил на это внимание, сжимая большую сливу в своём маленьком кулачке.
– А что было после «воскрешения?» – сгорая от любопытства, спросил он.
Она не ответила, предложив встретиться на следующий день, после обеда, на том же месте.
Когда нужное время наступило, любопытный мальчик, несмотря на проливной дождь, набросил на себя старую дырявую клеёнку и побежал в сторону небольшого озера, почти не надеясь, что в такую погоду его будут там ждать.
Она стояла под высоким дубом, держа над головой наполовину мокрый платок.
– Иди ко мне, – призывным голосом обратилась к нему она, – и поделись своим непромокаемым богатством!
Не успел он моргнуть глазом, как оказался в её тесных объятиях. Она прижала его к себе так, что раскрытой клеёнки вполне хватило на двоих. По-родственному прильнув друг к другу, они молчали до тех пор, пока не прекратился дождь, и на полнеба не упала удивительно широкая радуга. Пока мальчуган широко раскрытыми глазами любовался разноцветной дугой, она тихо сказала:
– Вот по ней я и пришла к тебе! По ней же, скоро и уйду!
Не успел он открыть рот от удивления, как она выскользнула из-под клеёнки и, взяв его за руку, побежала к озеру. Недавний «гость» облака, на этот раз, не противился её воле. У самого берега он задрал выше колен брюки и вошёл в воду, стараясь подойти поближе к тому месту, где находился край радуги.
– Осторожно, мальчик! – крикнула она, сама оставаясь стоять на берегу. – В воде полно пиявок! Ты не боишься, что они могут присосаться к тебе?
– Нет, я не боюсь их, – смело соврал он и затрясся от страха.
– И правильно: нас не нужно бояться! – странно заявила девица и поманила его к себе…            
Эта удивительная особа так и не назвала своего имени, не ответила на некоторые его вопросы, видимо, понимая, что он всё равно ничего не поймёт. И всё же она продолжила рассказ о мужчине, которого казнили за любовь к женщине, и немного о том, что произошло после казни.
– Если хочешь больше узнать о воскрешении или бессмертии, хорошо учись и, главное, помни то, что по секрету рассказываю тебе я. Если со временем ты не состаришься, как тот мальчик, мы обязательно встретимся снова и продолжим наш разговор об этом и о многом другом, купаясь в твоём пушистом облаке. 
После этих сказочных слов она снова присела возле него и поцеловала в губы. Вернее, это был не поцелуй, а довольно длительное прикосновение её губ к его губам. Он так растерялся, что не мог не то чтобы испугаться и убежать, а даже пошевелиться. Впрочем, видимо, он этого и не хотел.
Тогда она погладила его по голове, поднялась и, повернувшись к нему спиной, на прощание сказала:
– Ты немного похож на него!
Мальчик растерянно смотрел, как эта странная девушка уходит. Ему вдруг захотелось бежать следом за ней, закричать, чтоб она остановилась. Хотелось предупредить, что её радуги давно уже нет!.. «Постой! Если ты уйдёшь, мне будет очень скучно! Не уходи: я хочу дружить с тобой всегда!» Но какая-то неведомая сила сдавливала ему горло, делала ноги ватными и безжизненными. В тот миг ему показалось, что её никогда и не было, что она, пришедшая из сказки, уходит туда же, потому, что всё это его выдумка. Но доверчивые детские глаза, пока ещё не залитые слезами и не затуманенные обманом, долго и ясно видели воздушную фигуру девы, медленно уходящую в небо.
Давно это было, очень давно. Но он, спустя много лет, помнил запах её сливовых губ с привкусом пьянящих трав. Он помнил одно-единственное прикосновение к своим губам самых вкусных и сладких губ. Уста незнакомки до сих пор  снятся ему по ночам, и он до сих пор ищет их – но не находит.
Может быть, с тех пор у него и зародилось странное желание постоянно льнуть к губам каждой хорошенькой женщины? Будучи более или менее взрослым, он часто делал это – в надежде узнать вкус и запах той, которая ходит по радуге и рассказывает удивительные истории об истине, красоте и бессмертии. Может быть, он и бросал «не тех» девиц, понимая, что их губы совсем другие, совсем не те, которые он до сих пор помнит, ищет и не находит? Может быть, поэтому, после первых страстных поцелуев, ему больше не хотелось целовать женщин, даже если они ему очень нравились? Почти всегда из-за этого его бросали, от него бежали, а он злился и страдал, но ничего с собой поделать не мог.
Конечно, всё это глупо и смешно! Он на сто процентов неправ, что до сих пор надеется найти только её!
Ах, как жаль, что он не догадался тогда попросить у неё что-либо на память! Какую-нибудь вещь, которая напоминала бы ему о тех удивительных днях совместного времяпровождения и доказывала бы сейчас реальность тех тайно прошедших дней! Наверное, такая оплошность происходит со всеми теми, кто вдруг однажды увидел чудо. Видимо, в такие моменты любой человек думает только о том, что он видит и слышит, и у него не возникает даже мысли, чтобы как-то запечатлеть это! 
Появись она снова, уже в это время, тогда многое можно было бы объяснить по сюжету романа, ссылаясь на её несомненный авторитет. Ведь делали же такие ссылки некоторые праведники, уверяя людей в своём личном общении с давно умершими святыми и вознесённым Иисусом? 
Теперь, при всех его мечтаниях, волнениях и колебаниях, можно легко согласиться с мнениями гениев в вопросах изготовления женской парфюмерии. Их уникальная продукция не вызывает никакого сомнения, а французская губная помада – несомненно, лучшая в мире. Благодаря своим детским воспоминаниям, позже он уверенно доказывал, что достоинство любой женской косметики не в её качестве, цвете и запахе, а в большей степени в том, кто ее применяет, любимые ли губы украшает яркая ароматная мазь, желанные ли глаза сверху обрамлены подкрашенными бровями и скрыты веерообразными ресницами.
* * *
С тех пор прошло много лет. И я, по его просьбе, делаю осознанный шаг навстречу его мечте – в надежде, что она услышит нас.
Мне хочется верить в то, что рассказанная им история происходила на самом деле. И что она была в его детской жизни такой, какой он её запомнил. Вдруг всё это действительно было, и было не зря?
Я тоже хочу увидеть её, чтобы о многом спросить. Уж сегодня, да от меня, она так просто не ушла бы!
Если б это случилось, я сказал бы, что время для спасения её мальчика уже пришло. Что его губы до сих пор любят только её губы, что он несчастный человек, потому что она, уходя, не оставила ему никаких шансов на любовь.
Помоги ему, о, ушедшая на небеса!
Помоги же и мне правдиво написать этот роман!
О, диво, когда-то пришедшее по радуге! Дай нам знать, что ты есть!
Прикоснись к своему уже седоватому мальчику невидимым летним дождём, подуй в лицо еле слышным утренним ветром, обними его, спящего, душистой луговой травой, урони в его руку сочную сладкую сливу, впейся в него ненасытной пиявицей – и тогда мы будем уверены: всё, что изложено в романе -  истинная правда!
Но ты вряд ли придёшь! Ни к нему, ни, тем более, ко мне!
Ты же говорила ему тогда, что встреча ваша будет возможной, если он не постареет. Но этого не произошло. Остаётся загадкой: что ты имела в виду, говоря ему о воскрешении и бессмертии? Кого ты видела в нём, гуляя по пустынным улицам села и его окрестностям? Зачем ты поцеловала его в губы и не увлекла за собой в безоблачное небо?
Но остаются без ответа мои запоздалые вопросы. Остаётся только память и вот этот странный роман.
Роман, написанный специально для тебя!!!

ПРЕДИСЛОВИЕ
Рождение романа связано с детскими воспоминаниями одного мальчика, вкратце изложенными в главе «От автора».
Если сравнить рассказы таинственной девушки с мнениями авторитетных теологов-авторов, то можно решиться воссоздать образ человека, который мог когда-то жить, верить в своё божественное рождение, нести веру людям и умереть, так и не узнав правду: за что же его казнили?
Из многих источников достоверно известно, что до рождения Иисуса и после его смерти по благодатной земле ходил не один бедный праведник. Все они несли людям прекрасные проповеди, излечивали больных и предрекали конец света.
В то время и в той, любимой Богом, местности природа была особо щедра к человеку. Ни у кого из людей не было недостатка в пище и одежде, поскольку даже несколько часов ненапряжённой работы вполне хватало на то, чтобы жить в полном обеспечении. За не очень сухое лето и сносно дождливую зиму труженики тех мест собирали неплохие урожаи пшеницы, ячменя, фасоли, проса и чечевицы, которых хватало и на пропитание, и на продажу заезжим купцам. В вечнозелёных долинах паслись сытые яки, овцы, козы, крупный рогатый скот и лошади. Они снабжали население мясом, жиром, молочными продуктами. Из звериных шкур шилась обувь и одежда. Среди многочисленных фруктовых деревьев свободно разгуливали дикие лоси, лисы и шакалы; в дубовых и кедровых лесах вольготно жилось львам и пантерам. Несмотря на их истребление, численность животного мира не уменьшалась. В пресноводных озёрах благодатного края водилась уйма рыб и другая живность. А на водных гладях вольготно чувствовали себя жирные водоплавающие птицы.
У самого ленивого и не приспособленного к труду человека было всё необходимое для того, чтобы не пребывать в нищете. В свободное от работы время жители селений от тоски переделывали по своему разумению известные библейские притчи и высказывания пророков. Они запросто проводили эксперименты по лечению друг друга одними и теми же средствами, что в те годы позволялось делать любому желающему. Некоторые романтики одинаково предсказывали будущее, о чём часто велись разговоры в местных домах молитвы и синагогах.
Духовенство и светская власть лояльно относились к таким увлечениям людских масс. В то же время они твёрдо держались за основы старых Заветов, ритуалов и Законов. 
Власть имущие не понимали своей выгоды от зарождающейся волны новой веры, хотя она не очень вязалась с установившимися канонами. Тогда сильные мира того и не предполагали, что совсем скоро на смену одной придёт другая религия, которая приведёт человеческое общество в состояние боязни и унизительной покорности перед скорым концом света. Впрочем, их неведение будет очень кратким, и совсем скоро верхушка власти умело воспользуется христианской «радостью» народа.
А тогда, пользуясь древней традицией восточного гостеприимства, разговорчивые праведники во время своих проповедей пользовались большим авторитетом: радушные хозяева щедро кормили и поили гостей, пока те находились в их домах. Такие отношения благотворно влияли на количество бродячих «пророков», состоявших, в основном, из бедных, ленивых и неграмотных мужчин.
Среди многочисленных борцов за новую веру, конечно, были и истинно достойные люди, с которых и начиналось зарождение религии «сердца и души».
Далеко не всем им выпала честь остаться замеченными в истории человечества. Но те немногие, кто, путём подлога и обмана, используя незримую помощь влиятельных и властных людей, всё-таки сумели возвысить себя, впоследствии стали образцами для одного великого человека, названного Божьим Сыном и Сыном Человеческим.
Так могло быть. Это вполне могло иметь место, потому, что на этот счёт до сих пор ни у кого нет единого мнения. Если Иисуса (имя, очень распространённое в тех местах в то время) по-разному называют: сыном Давида (которым мог быть любой человек), сыном Марии (тоже очень распространённое женское имя), сыном Иосифа (такое же ходовое имя, как в России Иван), назаретянином (по названию местности, где он, возможно, родился) и при этом доподлинно ничего не известно о его детстве, юности и даже зрелом возрасте, как можно говорить о реальности его существования вообще?
Зато через некоторое время после его казни кто-то догадался выделить его одно-единственное имя - и с тех пор всех последующих Иисусов переименовали в Язонов, а Иосифов в Гегезиппов.
Но это было позже. А тогда образ Иисуса мог вполне быть слеплен из реальных представителей лучших людей того времени, которые своим умом и обаянием проникали в души экзальтированного народа и с радостью принимали смерть, не в силах доказать своё родство с Богом.
Скорей всего были такие праведники, которым помогали подняться к вершине популярности, завоевать доверие и любовь простого народа, чтобы потом быть низвергнутыми, казнёнными и воскресшими – во имя единой веры и свободы духа. А может быть, во имя чего-то или кого-то другого…      
Об одном таком человеке и пойдёт речь в романе. О том, как по велению свыше главный герой по имени Элл научился разным наукам, осмыслил теорию новой религию и понёс её в люди так, что превзошёл в своей деятельности всех известных пророков, лекарей и чудотворцев.
Когда я говорю «решено свыше» – это не значит, что так решил никем не видимый Бог, или дух с красивым названием – Ангел. В данном случае так решило тайное сообщество женщин, которые были гораздо выше всех тогда живущих на земле людей. Именно они придумали и дали жизнь главным героям романа, которые искренне верили, что живут, ведомые небом и тайной Божественного Провидения. Только такие пророки – воодушевлённые идеей искусной женщины – могли достучаться к сердцам «заблудших», вывернуть наизнанку их душевный «мусор» и заставить жить только по указанным ими законам.
Время для таких экспериментов благодатно наступало.
Всё более пренебрежительное отношение к женщинам, которых власть имущие называли бичом человечества, копилкой пороков, мешком всевозможных хитростей, глупостей, легкомысленными болтушками, не умеющими хранить верность своему мужу, вызывало конфликт во всём обществе. Поощряемое духовенством, состоящее преимущественно из никчемных стариков-импотентов, здоровое мужское население, не имея личных претензий к слабому полу, сделало жизнь женщин безотрадной и унизительной. А это, в конце концов, повлекло за собой ответную реакцию - всё чаще и чаще стали появляться организаторы женского движения за красивые идеи и ослепительные мечты.
Лелея своё достоинство и несомненную силу, мужи забыли, кому обязаны жизнью на этой земле. Всё! В этой связи появилась необходимость в новой религии - красивой, с настоящей верой, благодаря которой женщина снова могла стать верной помощницей мужчины, а не рабой его плотской похоти.
Рождение Сына Божьего из чрева обычной девы положило начало обожествлению женщины. Через непорочную Марию, зачавшую от Ангела, создавался культ Вечной Женственности, культ Девы, рождающей от Духа!.. Или от ангела, или от кого-то совсем другого.
В достойном соединении судьбы Сына Божьего и девушки по имени Арита возрождалась вера в существование женского смирения и величия. В дальнейшем это обстоятельство дало возможность девственницам и вдовам стоять у истоков зарождения христианства и стать неутомимыми миссионерками новой религии. 
Вложить в уста праведника нужные слова и снарядить его необходимыми знаниями, было мало для того, чтобы мир понял, что необходимо сделать для создания единой веры всего человечества. Когда речь заходила об этом, пророки Ветхого Завета справедливо утверждали: «Рай человечества наступит тогда, когда все уверовавшие будут понимать, что у них одно сердце, одна душа и единые потребности».
Но, в таком случае, они явно забыли сказать, что их рай возможен только при несомненном бессмертии человека!
Древние мудрецы должны были уточнить, что рай на земле до тех пор не будет возможен, пока все люди не станут не только единоверцами, но и одинаковыми по иным, жизненно-важными признаками. Но ведь известно же, что такой гармонии быть не может. Потому, что старому человеку не понятны и неприемлемы потребности молодого, здоровому – никогда не ощутить на себе боли больного, глупому – трудно признать первенство умного! По этой же схеме мужчины не могут жить без видимой и невидимой власти женщины, а женщины не могут усмирить мужчин, не дав им возможности сначала возвыситься самим. Всё это так! Ведь неразрывное единство возможно только при личном бессмертии! Так как жизнь устроена иначе, неудивительно, что рождение человека одновременно порождает и его смерть…         
Герои романа не задумывались над подобной философией. У них были иные дела и заботы.  И не важно, в каком городе или посёлке, когда именно и с кем. Главное – было организовано такое деяние, которое обожествляло человека и оставляло в забвении его тленное тело, которое мудрецы всегда считали ошибкой природы.
Не потому ли церковь до сих пор скрывает половую жизнь Христа, создавая образ целомудренного праведника?
Ведь и тогда было известно, что душа и воля человека несовместимы с его телом. Одухотворённым молодым парам запрещалось совершать плотские действия, в то время, когда их тела говорили: «Хочу!»
Видимо, дело было действительно так: когда первый библейский человек не захотел повиноваться Богу и согрешил, Создатель обиделся и сделал так, что с тех пор тело человека перестало повиноваться его обладателю. Мол, знай, падший человек, как перечить Богу! Теперь мучайся и страдай! Ты хотел любить тело – пожалуйста, люби, если такой глупый и смешной! Потому что оно является не чем иным, как могилой для твоей чистой души и лакомством для мерзких, ненасытных трупных червей!
Главный герой не любил своё тело даже тогда, когда его полюбила женщина. Он не хотел слушать о плотской близости мужчины с женщиной. Всем сердцем любя одиночество, Элл выше всего ценил свободу духа, не порабощенную телом. Но его бегство от людей не было бегством зверя или обиженного на мир человека. Его одиночество не было блажью и  происходило не из личного удовольствия побыть одному. Излюбленное стремление к уединению было необходимым условием для более возвышенного образа жизни. Он шёл на это ради своей идеи: изменить мир к лучшему. И ради неосознанной цели - стать бессмертным!
Но великие дела не вершатся только желаниями, мечтами, даже если они подтверждаются конкретными действиями. В этом деле всегда нужны помощники, будь они специально под рукой, приобретенные по заказу или найдены совершенно случайно.
Как бы то ни было, но трудно поверить в то, что сын плотника, во времена, когда пророками была заселена почти половина всей земли, действительно мог учить жизни массы людей. Кто б его стал слушать? Если б он и был, то обязательно растворился среди сверстников в своём живописном селении, оставаясь, в лучшем случае, неплохим плотником или средним праведником. 
Так оно и было бы, если б рядом с ним находились только неграмотные ученики-мужчины и любящие его красочные проповеди молодые, ничего не понимающие в науках спутницы.
Но могло быть всё по-другому. Всё могло быть совсем не так.
Арита, ведомая невидимой рукой женского сообщества, нарушила единение Элла, утвердив давно придуманную догму, что цифра «2» – есть число женщин, которое разрушает единство и гармонию жизни. Их воссоединение было придумано и продумано как раз ради великого начала, умаляющего власть Тела, утверждающего силу Духа. И хотя преобладающая роль Тела и Духа в веках часто менялась местами, главная цель была достигнута: люди поверили в существование Святого Духа не только внутри Бога, но и в сердце Человека.
Для этого приходилось прибегать к обману, потому что показ чудес был обязательным доказательством божественности и знаком пророческого призвания.
Поэтому после того, как проповеди Элла откровенно стали надоедать людям, его спутница и тайная советница Арита поставила условие: нужно или отказаться от своей миссии стать Мессией, или сделаться чудотворцем.
Поскольку народ верил в чудодеяния, например, Моисея и Илии, которые повелевали стихиями и исцеляли безнадежно больных, то этого же он требовал и от нового Мессии, если сын плотника им был на самом деле или претендовал на это звание. Элл пошёл на такой обман, хотя боялся этого и упрекал Ариту в том, что именно она вынудила его лгать.
Но что поделаешь, если люди хотели и жаждали чуда? Как быть, если они смотрели на реальный мир сквозь пелену своих предрассудков и страстей? Ему нужно было подчиниться общественному требованию – творить чудеса, хотя бы потому, что их ему уже приписывали.
Элл подчинился всему этому, так и не поняв, что он сделал и кем станет для всего человечества на все века. 
* * *
В романе использованы рассказы-воспоминания таинственной девушки из прошлого, личные догадки автора, многочисленные документальные материалы и художественная литература на эту тему, мнения, утверждения и прочие наработки авторитетных людей разных времён и эпох, а также обыкновенная фантазия и, надеюсь, человеческий здравый смысл. 
Все возможные сравнения полностью исключены.

ГЛАВА 1
В одном подвальном помещении вечернего города неизвестно откуда появилась странная обстановка, состоящая из круглого дубового стола, вокруг которого спинками к столу стояли пять довольно широких крепких стульев и толстого, застилающего весь пол, цветного ковра. На столе, накрытом белоснежной льняной скатертью, вытканной изящными  узорами, напротив стульев стояли пять стеклянных фужеров, наполненные ароматным сливовым (ли?) вином. В неглубоких тарелках были аккуратно разложены разнообразные фрукты. Повсюду горели ароматизированные свечи самых немыслимых размеров и форм.
Невдалеке от неприметного входа в подвал стояла крытая карета с двумя запряженными белыми кобылицами. Кучера там не было, а на месте, где он должен был сидеть, с белой кошкой игралась девочка лет двенадцати.
Вскоре сюда одновременно вошли четыре женщины. Некоторое время они, молча, рассматривали друг друга. Одеты дамы были в одинаковые длинные до пола платья. Выделялась существенная деталь: левая сторона одеяния была белого цвета, правая – чёрного. Узкие рукава не закрывали запястья изящных рук и так же имели противоположный цвет: левые – чёрный, правые – белый. Такой контраст придавал его обладательницам  магический ореол и таинственный знак противоположностей - как день и ночь, свет и мрак, тепло и холод, расцвет и увядание, как вечное противостояние правды и лжи, радости и горя, улыбок и слёз. На невидимых ножках, если б немного приподнять край платья, можно было увидеть  белые туфельки с небольшими каблучками красного цвета.
Женщины сбросили с голов белоснежные шелковые платочки. Вокруг высокой, открытой шеи каждой из них заблестели жемчужные ожерелья, которые плотным кольцом сжимались тонкой, едва видимой золотой нитью. В мочки ушей внешне одинаковых дам были вставлены миниатюрные золотые кольца. А на каждых их пальцах сверкали колечки из такого же металла, но разной толщины и формы. Светлые волосы на головах были уложены в букеты, издали похожие на розы, от которых исходил тонкий, приятный, специфический запах. Процесс дозированного выпаривания «стебелька розы» был им известен, и умело использовался в данном случае.
Возраст присутствующих был настолько неопределённым, что можно смело дать каждой из них от двадцати пяти до пятидесяти и старше лет. Трудно было определить: природа ли так постаралась, или секрет состоял в тщательно подобранной косметике. Но факт оставался быть фактом - все они были прекрасны, свежи и блистательны, как звёзды на безоблачном небе.
Осмотревшись, дамы подошли каждая к своему стулу и стали  ждать, когда придёт та, которая их собрала.
Через миг она действительно показалась в проёме двери, и женщины с почтением опустили головы. 
Вошедшая хозяйка своим внешним видом почти ничем не отличалась от своих подопечных, за исключением того, что её светлые волосы украшала бирюзовая диадема, обвитая золотой урией в виде кобры с поднятой головой и соединённая на затылке двумя золотыми шнурками с крохотными кисточками. Женщина с такой изумительной внешностью была поистине роковой, ибо ни один человек не мог оторвать взгляда от земного совершенства - завидуя ей, или любя. Мужчины, ради одного только желания овладеть ею, готовы были идти на любые подлости или подвиги. Но Лона сама выбирала себе героев, ибо она была единственной царицей во всём живом мире, совершенной женщиной, владеющей не только своим вечно молодым телом, но и судьбою любого человека. Никто на этой земле никогда не мог отказать ей, перечить или делать что-то не так, как желала того она.
Лона руководила почти всеми процессами в мире и редко когда бралась за дело сама. Для исполнения её воли существовала большая армия всесторонне обученных девушек, которые, если поступала такая команда, могли быстро построить «рай» на земле или что называется «порвать» Планету на куски. 
Сегодняшнее её прибытие в это селение означало то, что наступает какой-то важный момент не только в их жизни, но и в жизни человечества.
После того, как хозяйка скрылась за непрозрачной с внешней стороны шторкой и прошла в отведённое для неё место,  женщины по кругу стали усаживаться на свои стулья, но… спиной к столу.
Такое странное расположение издавна определялось правилом при проведении подобных встреч. Никто и никогда не возмущался по этому поводу, понимая: глаза женщин с их невозмутимо-лукавыми взглядами нужно использовать только как всепобеждающее оружие массового обольщения мужчин.
Лона неустанно учила, что у тех женщин, которые попусту теряют свои силы на завистливые взгляды, всегда существуют проблемы с мужчинами.
«Женщина, – не раз повторяла она, – должна уметь совершенно по-другому смотреть на мужчину, чем на женщину. И если у неё это получится, тогда можно начинать мечтать о своём личном счастье!»
Подобных условностей в их обществе было много. Так, например, никто никого не называл по именам – по той причине, что они просто не знали, как кого зовут. Исключением была сама хозяйка. Только её имя разрешалось называть, да и то лишь между собой.
Такой однообразный порядок в одеянии, внешности и незнании имён был заведён в глубокой древности для того, чтобы исключить зависть, оскорбления друг друга и избавить от возможных интриг и предательств. 
В такой элитный состав входило немного достойных. А вот помощниц и кандидатов на звание «посвящённых» среди молодых девушек было предостаточно. Последние никого из старших по рангу не знали в лицо, зато у каждой из них было своё имя, часто такое, какое давалось им с рождения.
Идеально обученные девушки были повсюду в обществе – среди мудрецов и жрецов, вблизи государственных мужей и полководцев, рядом возле религиозных деятелей и руководителей других обществ и там, где так или иначе можно было влиять на обустройство земной цивилизации.
Своеобразным девизом их деятельности были четыре основных умения – молчать, знать, уметь и делать!
 Отбирались красивые, грамотные и привлекательные девушки, которые в состоянии были освоить немыслимые для обывателя колдовские премудрости. На их обучение и дальнейшую практику не жалели никаких средств. А средств у верхушки сообщества было несметное множество.
Конечно же, никто из посвящённых никогда и ни в чём не нуждался. Но если кто-либо не выполнял задание или разглашал некоторые тайны, те навсегда исчезали неизвестно куда.
В истории сообщества бывали случаи, когда правители-мужчины нападали на их след и вели с ними жестокую борьбу, но дойти до главных виновников «торжества» не получалось ни разу. Мудрые и великие мужи паниковали, делали немыслимые попытки внедрить к ним своих агентов-женщин, но всегда терпели неудачи, наивно веря в свою скорую победу.
Лона сидела в кресле и долго молчала, рассматривая собравшихся дам. Такая мизансцена называлась «проверкой на молчание и терпение». Каждая из них должна с лёгкостью обладать искусством долгого молчания и уметь стойко ожидать своей участи.
Выделенное место, где находилась хозяйка, было уникальным по своему расположению. В то время, как сидевшие спиной к столу женщины расположились так, что им не было видно ни стола, ни друг друга, ни Лоны, она видела всех их через специальную ширму, которая пропускала свет только с её стороны.   
Наконец хозяйка подняла свою белокурую голову и мягким голосом проговорила:
–  То, что раньше придумали немощные мужчины-пророки по поводу скорого пришествия Спасителя, пусть вскоре исполнится. Но так, как сказала я. Время для этого «чуда» вполне подходящее, да и действующие лица уже ждут моего приказа. Поэтому я вас всех здесь и собрала.
Хозяйка вдруг закрыла глаза и как бы самой себе стала нашептывать:
– Сначала глупец Иосиф, потом местные жители в округе, а после все должны узнать, что мальчик, которому после рождения дадут имя Элл, был зачат его женой Марией не от мужчины, а от ангела.  Их соседка Симона немного раньше Марии родит, опять-таки от ангела, девочку – Ариту. Если кто из людей будет высказывать недоверие по этому поводу, пусть авторитетное лицо напомнит им о подобной беременности Исиды, жены Осириса.
– Указанным женщинам нужно произвести на свет красивую пару детишек от идеально подобранных двух мужчин-«ангелов». Рождение Элла, несмотря на девственность его матери Марии, необходимо тщательно организовать и выполнить. После чего, по воле пророков Ветхого Завета, мальчика должны будут прилюдно признать за Сына Божьего. Эллу с самого рождения нужно внушать о его божественном происхождении: в дальнейшем так проще будет организовать его бессмертие. И простушка Симона, несмотря на внезапную неспособность её мужа к оплодотворению, пусть родит прелестную дочь, в которую тоже с рождения нужно заложить, что Элл – Божий посланник, а она – его вторая половина. От этой чистокровной «ангельской» пары – Арита плюс Элл – должна родиться «вечная» девочка, которая через некоторое время придёт на смену всесильной и совершенной Лоне.
Четыре женщины впитывали в себя каждое слово, сказанное хозяйкой, точно зная свою конкретную роль в этом мероприятии. Такое негласное разделение обязанностей было оговорено ещё во время специальных занятий, когда они сдавали своего рода многопрофильный экзамен для получения высокого звания – «посвящённая».
Первая уже обдумывала план: как связать в один «узел» ещё не рожденных малышей. Вторая  возбуждённо мечтала о том, как её подручная няня будет учить будущих любовников тому, что он – соль жизни на земле, а она – сладкий мёд на его губах. Третья хладнокровно размышляла о женской науке и тайной медицине, которую надо будет преподать Арите еще с раннего возраста. А последняя уже видела, как Арита вооружает своего Элла необходимыми знаниями, чтобы он стал тем, кем, в нужное время должен будет стать.
Лона понимала, что сейчас происходит в головах её подопечных, и удовлетворённо улыбнулась.
– Каждой из вас, – провозгласила она, – будет позволено применять все возможности для достижения цели, которую я ставлю в центр всей жизни человечества. Ошибки быть не должно и это обязательное моё требование! Хотя…Сатана (ударение на второе «а»). Нам может помешать только она. Но, я думаю, что смогу сделать так, чтобы её вмешательство в наши дела обернулось нам в помощь. И ещё…
Тут Лона повысила голос и отрывисто сказала:
– Пора заканчивать многовековую беготню вдов из «долины слёз!»
Хозяйка слегка волновалась, и её густые веерообразные ресницы начинали вздрагивать, ритмично опускаясь и поднимаясь после каждой законченной фразы. Она всегда так делала, когда речь заходила о самом главном или неизменно вечном.
– Нужно утешить их и помочь найти нашу бывшую подругу Сатану. Но сделать это так, чтобы они через неё  не смогли добраться до нашего мужчины-«ангела». Пусть вдовы займутся настоящим женским делом и выбросят из голов любые попытки обрести бессмертие! Это наше дело! И мы к этому подходим уже вплотную!
– А сейчас, мои хорошие, – вдруг переменила тему хозяйка, – по нашей доброй традиции нам нужно настроиться на ритуал божественного пития.      
Присутствующие поняли, что время их короткого собрания подходит к концу. Все они разрумянились, оживились, мысленно смакуя волшебный напиток, изготовленный самой Лоной.
Рецепта изготовления этого вина никто не знал, за исключением того, что его основой была слива, запах которой легко узнаваем. Ещё знали, что для предупреждения закисания напитка его много раз переливали в чистую посуду и некоторое время подвергали специальной тепловой обработке.
Пили такое «чудо» только во время подобных собраний. Говорят, что в том вине имелась магическая сила, которая надолго омолаживала организм человека и не позволяла даже изношенному сердцу давать сбои или совсем перестать биться.
Было известно, что те, кто по разным причинам не могли прибыть на сборы, болели гораздо чаще и умирали намного раньше тех, кому доводилось испить божественный напиток, который имел символическое название: «холодный огонь».
Поговаривали, что когда-то давно кто-то из «посвящённых», якобы узнав о секрете, попытался самостоятельно приготовить такое вино. Видимо, что-то перепутав или чего-то недолив, выпившие его медленно умирали мучительной смертью.  Их болезнь начиналась с покалывания в пальцах, полного отмирания поверхности тела, судорог в мускулах и заканчивалась параличом, помутнением сознания и, наконец, смертью. С тех пор никто уже не имел желания получить самостоятельно этот напиток.
– Перед тем, как мы выпьем это чудодейственное вино, я хочу напомнить вам о его сути, – как всегда перед ритуалом, проговорила Лона.  – «Холодный огонь» – это один из символов нашего общества.  И вам, как никому, известно, что холодный огонь существует на самом деле, и что мы иногда используем его в наших целях. Не секрет, что все поступки людей издавна заимствованы у нашей разнообразной и разносторонней природы. Древние женщины, узнав о существовании холодного огня, стали единолично и тайно пользоваться им. Тогда мужчины перестали относиться к ним только как к самкам, ибо с тех пор они уже могли быть разными и желанными, в зависимости от того, как вели себя «самцы». «Если привычный для нас горячий огонь не вызывает такого восторга и радости, как вызывает у тех, кто с ним не знаком, – думали древние женщины, – то, имея холодный, пусть ни к чему не пригодный огонь, можно тоже добиться восторга от того, кто первый раз видит его! И если мы сможем быть и горячими, и холодными, и ласковыми, и нет, то мужчины, выбирая для себя лучшее, ласковей станет относиться к нам!»
– Вот так, познакомившись с этим чудом природы, – продолжила Лона, – такие, как мы, впервые стали осознавать свои неограниченные возможности. Это произошло тогда, когда  мужчины и женщины начали соединяться не только для продолжения рода, а ещё и для удовольствия. Когда-то женщины жили абсолютными затворницами в своих покоях, словно в таинственном святилище, и являлись единственным священным объектом влечения и поклонения. Когда жизни мужчин не заполняли другие занятия, типа охоты или войн, они только и делали, что завоёвывали более недоступные крепости – женщин. С тех пор холодный огонь стал неизменным спутником в поведении женщины - одновременно зажигающим и охлаждающим дикие страсти мужчин! Ведь часто бывает так, что только холод женщины может зажечь в сердце дикаря горячую страсть – и, наоборот, бушующий в груди женщины огонь способен затушить самые заветные их желания!
– И сейчас, поднимая бокалы, мы выпьем «холодный огонь» за тех, кто открыл его и научил нас быть истинными женщинами, первыми из первых, как бы мужчины ни пытались доказать своё верховенство! А ведь это они, во время наших мучительных родов, плача, появляются на белый свет и, выходя из женского лона, где им было так уютно и беззаботно, снова и снова стремятся войти в нас обратно. А почему? Потому что уют, теплота и вообще всё прекрасное в мире таится только в женском теле. Потому что только мы предоставляет мужчинам нежность и буйство своего плодотворного тела! Только на теле женщины у них есть единственный простор для того, чтобы забрать себе всё изобилие нашей силы. Только на наших «территориях» есть единственные и желанные места, где они могут доказать свои мужские пригодности. Но ничего нельзя позволять делать мужчинам без мук! Пусть же наши «повелители» постараются и отблагодарят нас за те чудесные минуты, которые называются плотскими утехами! Конечно, если они по-прежнему хотят попасть к нам вовнутрь, где изначально им было так хорошо! Ведь пока другой альтернативы у них, увы, нет! 
– Так что же, позволим им беспрепятственно входить в нас – или пусть заслуживают такое проникновение своим непосильным трудом? – с улыбкой спросила она.
Но, зная, что никто не проронит ни слова, хозяйка не стала больше мучить послушниц. Она  разрешила всем развернуть стулья и повернуться лицом к столу.
 После частичного исполнения долгожданной команды женщины привстали, и стали покорно ожидать появления за столом самой хозяйки. Когда Лона, наконец, вышла из-за перегородки и присоединилась к ним, каждая заняла своё место.
– Так мы выпьем за сказанное самой прекрасной и могущественной из всех женщин? – спросила самая нетерпеливая из них, и все разом подняли  наполненные бокалы.
«Холодный огонь» все пили очень маленькими глотками, наслаждаясь его специфическим запахом и терпко-сладко-горьким привкусом. Закусывать его не хотелось, но, видя, как Лона положила в рот кусочек хурмы, все последовали её примеру.
Ели молча, не торопясь, смакуя изысканное угощение и последние слова хозяйки.
Больше за этим столом не было сказано ни слова. И после того, как ушла Лона, все четыре женщины покинули уютную комнату подвала.
Кареты с белыми кобылицами на улице уже не было.


ГЛАВА 2
В селении никто не знал, отчего внезапно умер отец Элла. Этой ночью у него вдруг остановилось сердце. Безутешная вдова Мария не скрывала своего удивления и рыдала от горя. Она не могла поверить в случившееся, поскольку Иосиф никогда не жаловался на здоровье. Подражая плачущей матери, дети тоже рыдали у могилы отца и прощали ему все свои детские обиды и слёзы. Немногочисленные жители близлежащих селений, пришедшие на погребение, стояли немного в стороне и шепотом обсуждали происшедшее. Одни намекали, будто бы Мария сама подсыпала яд в еду мужу, другие болтали о том, что незадолго до смерти Иосиф вдруг стал больше обычного пить вино и часто уходить из дому. И, конечно же, поговаривали о тайне рождения в их семье мальчика Элла, из-за которого, мол, и произошел разлад.
Во время беременности целомудренной Марии, у её мужа были сомнения на этот счёт. О том, что произошло после рождения мальчика, можно лишь догадываться. Но главным в этом деле были слова старого богослова Симеона. В то время, когда Мария выполняла в городском храме очистительные обряды и посвящала Богу своего первенца, он вдруг прилюдно заявил:
– Благодарю Тебя, Господи, что теперь я могу умереть спокойно, ибо вижу в этом мальчике Твоего Сына и Спасителя своего народа!
Изумлённая женщина, под насмешливые взгляды многочисленных очевидцев, покинула храм, но слухи об этом разнеслись повсюду. Надоедливые вопросы и пошлые намёки людей заставили её признаться, что этого ребёнка она зачала не от Иосифа, а от пришедшего к ней ночью ангела. При этом она, якобы, всё ещё оставалась быть девственной. В этом лично убедился её жених, который вскоре публично признал этот странный факт и смело женился на ней.
Но, на самом деле, сразу после рождения мальчика Иосиф стал выпытывать у немногословной повитухи, каким способом произошло рождение, и был ли у ребёнка, рождённого от ангела, пупочек. Услышав короткий ответ, что всё произошло так, как со всеми и всегда, взбешенный глава семейства обрушил свой гнев на роженицу:
– Никогда бы не подумал, что Божьи дети выходят на свет таким же мерзким способом, как и все остальные. Где же Божья печать или любое другое доказательство того, что твой сын именно тот, за кого ты его выдаешь? Кто может подтвердить твои бредни о непорочном зачатии? Кто он, твой любовник по имени «небесный ангел?»
Мария затрепетала, не ожидая от неграмотного плотника такой прыти. Ссылаясь на плохое самочувствие, она попросила мужа на время оставить её. А вскоре к ней пришла надёжная защита, к которой приложила руку её знакомая, Елизавета – жена известного в округе человека.
– Каждый мужчина, – учила мудрая заступница Марию – даже самый безнадежно тупой и глупый, если задевается его достоинство, имеет способность к прозрению. Поэтому будь осторожна, дорогая, и помни об этом всегда. Слепец! – вдруг засмеялась она. – Твой муж ищет Божью печать на теле младенца – и не видит её! А ведь она есть, и её невозможно не заметить. Терпи, Мария, и не забывай всегда прикрывать грудь своему мальчику!..
Прошло совсем немного времени после этого разговора, как Елизавета прибыла к ним в селение вместе со своим никчемным мужем. Подобрав момент, она прилюдно, на площади, авторитетно заявила, что сама, до почтенного возраста не познавшая материнства, с помощью ангела сумела зачать и родить сына.
– Подобные чудеса происходили и сегодня нередко происходят с достойными женщинами, – убедительно говорила она каждому, кто находился рядом. – Возьмём, к примеру, забытую историю красавицы Исиды, которая сумела воскресить дух своего покойного мужа Осириса и зачать от него. Родившийся таким чудесным образом сын, по имени Хор, когда вырос, отомстил врагам за смерть своего отца!
Зеваки внимательно слушали удивительные истории, многие утвердительно кивали головами, и, кажется, верили и ей, и Марии. «Если женщине можно зачать от духа, – думали они, – то от ангела – нет ничего проще!»
Когда вроде бы все успокоились и насмешливые слухи, наконец, прекратились, случилась новая оказия: вдруг умерла еще не старая повитуха, принимавшая роды у Марии. Преждевременная и скоропостижная смерть свидетельницы рождения Сына Божьего вызвала новую волну слухов и страхов. Но эти волнения продолжались недолго, и закончились также быстро, как и начались.
И ещё: люди стали в открытую поговаривать, что ангел, зачавший Елизавету, так запугал её старого мужа, что тот ещё до рождения ребёнка вдруг потерял дар речи. Видимо, опасаясь того же всесильного ангела, Иосиф до поры до времени делал вид, что верил Марии. И только с недавних пор он сильно изменился и из заботливого, работящего мужа превратился в подозрительного, пьянствующего мужика. 
Новоявленный отец семейства с самого рождения недолюбливал тихого и молчаливого малыша, который никогда не протягивал к нему свои ручки и не говорил: «папа». Иосифу хотелось слышать писклявый голос первенца и видеть его желания насытить молоком свой, с кулачок, животик. Но Элл с первого дня своего рождения был не таким, какими обычно бывают младенцы. Он редко когда плакал, почти не улыбался, ему нравилось находиться одному в кроватке; мальчик часто недовольно морщился и отворачивал свою маленькую головку, когда мать или отец брали его на руки. Но самым странным было то, что он с самого рождения во время сосания материнской груди, как бы стеснялся делать это и прикрывал свои глаза обеими ручками. Мария делала вид, что всего этого не замечает и чуть ли не насильно кормила его. Удивительным был и тот факт, как она меняла под ним мокрые пеленки. Сделав своё дело, младенец ничем не выдавал «неудобства», и мужественно прикрывал своим тельцем характерное для новорождённого естественное недержание.
Подозрительность по поводу зачатия и рождения мальчика сопровождала Иосифа всюду. На людях он делал вид, что он верит Марии, а сам скрытно собирал факты, указывающие на откровенную ложь благоверной. Так, помимо того, что было уже на слуху у всех, ему стало известно о странной записи в Доме жизни. Местный писец во время регистрации новорожденного вписал в Книгу имя Элла и то, что он – сын Марии, домохозяйки. Каких-либо сведений об Иосифе, как отце и муже его матери, не было. Оскорблённый мужчина злился, но вынужден был молчать до поры до времени.   
 А с тех пор, как Элл научился ходить и разговаривать, его появление на свет стало раздражать не только Иосифа, но и всех родственников. Одно то обстоятельство, что он не называл отца отцом, а мать матерью, вынуждало его пороть ремнём упрямого малыша. Мария, как могла, защищала ребёнка от нападок отца, любила его и часто тихо плакала, когда он спал рядом с ней. Она в очередной раз втайне от всех делала небольшую обработку на груди сына и прекрасно понимала: все придирки мужа и родственников – это ерунда. Всё интересное, необычное и, может быть, трагическое только начиналось… 
Разное говорили люди во время похорон. А спокойный мальчик с грустными и умными глазами стоял у гроба, не уронив ни слезинки. Он медленно переводил свой взгляд с тела усопшего на родственников и собравшихся людей и не понимал: к чему все эти слёзы?
Дождавшись, когда последний человек отойдёт от гроба, Элл подошел к изголовью и тихо произнёс:
– Вставай, хватит тебе там лежать, пошли домой!
Все, кто услышал эти слова, застыли на месте. Мария осторожно подошла к сыну и положила руку на его голову:
– Отец никогда уже не встанет, сынок, и домой не придёт.
Элл покачал головой и уверенно сказал:
–  Но ты говорила, что мой отец всегда будет жить и никогда не умрёт! Ты обещала, что он всегда будет со мной и со всеми нами!
– Что ты говоришь, мальчик мой? – заволновалась Мария, с опаскою поглядывая вокруг себя. – Разве не твой отец лежит здесь мёртвый? Разве не его мы сейчас хороним?
«Сын» ангела неожиданно замолчал и вдруг вырвался из материнских рук и побежал в сторону долины.
Он не слышал язвительных насмешек со стороны своих братьев и двоюродных сестёр, не видел удивлённых лиц взрослых – он был уже далеко, и ему было всё равно, что недавно происходило на кладбище.
«Ничего, – думал Элл, взбираясь на вершину огромного валуна, – уже скоро придёт время, когда сам Бог заступится за меня и укажет всем людям, что я и есть его законный Сын!»
Но проходили месяцы и годы, и никакие знамения не указывали на то, что рядом с людьми живёт тот, кто достоин был называться Сыном Божьим. Шло время, но, кроме детской фантазии Элла и красивого воображения Ариты, ничто не предвещало не только великих событий, но и вообще каких-либо поворотов в их однообразной жизни.      
В свои детские годы босоногий мальчик, подпоясанный просторной и длинной набедренной повязкой, прячась от солнца в густых зарослях ароматного орешника, занимался выпасом чужих коз и овец. Он, в отличие от своих двух младших братьев, по-взрослому относился к обязанностям пастуха. Помимо выпаса и своевременного водопоя он неустанно отгонял от овец настырных попугаев, которые то и дело садились на их спины и безжалостно лакомились кусочками оторванного ими мяса. Раньше он думал, что птицы, таким образом, просто чешут свои клювы. Но когда во время расчёсывания шерсти он стал замечать кровоточащие ранки, понял, с какой целью птички «дружат» с животными.
Вообще процедуру ухаживания за «подопечными» Элл любил больше всего. Когда овцы, насытившись, стояли как бы в дрёме, он ловил их за конечности специальным овчарным посохом с герлыгой на конце. Прямо в поле он вычесывал их специально для этого приготовленным приспособлением, сделанным из сушеной шкуры взрослого ежа, которая была натянута на простую дощечку. За такую усердную заботу обеспеченные хозяева дополнительно приплачивали ему, а сердобольные женщины, находящиеся поблизости, не скупились на похвалу и часто угощали его сладостями и другими продуктами.
Теперь, потеряв кормильца и главу семьи, Мария нуждалась в дополнительной материальной помощи – и она получала её благодаря работе Элла. Кроме этого небольшого заработка, мальчик подрабатывал, выполняя обязанности помощника каменщика и плотника. С недавних пор он многому научился от чужих мастеров. Жаль, что в свою бытность Иосиф принципиально не обучал его  ремеслам.
Часто, то ли всерьёз, то ли с насмешкой он говорил жене:
– Негоже Сыну Божьему натруживать свои руки. 
Украдкой мальчик ходил к соседским мастерам и запоминал нехитрые приёмы кладки шлифованных камней. Там же он узнал секрет, как добиться плотного соединения гладко оттёсанных деревянных стропил. Вскоре Элл, под одобряющие возгласы взрослых работников, совсем неплохо для своего возраста справлялся с обязанностями подручного. Его труд оказывал весомую финансовую поддержку матери.
Когда не было подходящей ремесленной работы, он с удовольствием помогал виноградарям подвязывать и обрезать лозу, очищать её от камней, вскапывать и очищать от зарослей тёрна и волчца, обносить территорию деревянной оградой. Элл ходил по весенним полям следом за сеятелями пшеницы, ячменя или проса. Он любил наблюдать за таинством посадки семян, а позже, во время уборки урожая, брал у уставших жнецов серп и аккуратно, со знанием дела, срезал спелые колосья злаков и слаживал их в снопы. Вместе с работниками он пел знакомые псалмы, слушал их разговоры на религиозные и бытовые темы, ел с ними мочёное сочиво* и мечтал о том времени, когда не только люди, но и сам Бог увидит его и поговорит с ним.
Но самым любимым его состоянием было тогда, когда он часами мог свободно бродить по цветущей долине или сидеть  на большом валуне, петь песни, вслух пересказывать ранее запомнившиеся или самим сочинённые притчи или рассказы. Часто наедине с собою Элл оттачивал интонацию своего тихого невыразительного голоса, тренировал детскую память и вырабатывал артистизм перед верным, надёжным, понимающим и самым достойным свидетелем его дарования – Природой.
Кроме любимой Природы, у него был ещё один неотступный друг – местная девочка из богатой семьи по имени Арита. Зеленоглазая прыткая красавица, которая,  несмотря на насмешки одногодков из их селения, при любом удобном случае всегда старалась протиснуться в его общество,
Никто не знал, что их дружба была заранее предопределена их родителями, вернее, матерями. Втайне от няни, которая обучала девочку общеобразовательным наукам, Симона, мать Ариты, часто внушала дочке:
– Ты, моя сладкая девочка, есть мёд жизни, а соседский мальчик Элл – её соль. Как мёд не растворяет соль, так и ты не растворишься в его жизни. Вы всегда будете вместе и порознь, один в другом. Ваша связь никогда не оборвётся, потому что каждый из вас – есть целое, которое нельзя будет ни разорвать, ни разделить!
Долгое время эти слова были непонятны для детского восприятия. Но их магическая сила притягивала двух красивых детей, отстраняя от себя любого, кто посмел бы вторгнуться в их дружбу.
Мария тоже внушала Эллу, что Арита послана ему Богом: мол, об этом ей сказал ангел. Но дети и без её слов всегда симпатизировали друг другу, не догадываясь, что за каждым их шагом наблюдают тени невидимых людей.
Сейчас, сбежав от лукавого плача людей, он забрался в долину виноградников,  и стал вспоминать различные притчи и поговорки, недавно рассказанные приезжими книжниками. Ему нравились пока что не совсем понятные, таинственные  истории, и он тогда уже завидовал всем, кого внимательно слушали, за кем шли, кому верили. Элл старался подражать богословам в их красноречии, и переделывал на свой лад ранее услышанные, на его взгляд, скучные притчи.
Но ещё долгое время он будет рассказывать их самому себе, птицам и молчаливым вершинам отвесных скал…

ГЛАВА 3
 
Так, в обыкновенном однообразии прошёл не один год.
Элл  рос худощавым, маленького роста мальчиком, совсем тихим, замкнутым и не по годам смышленым.   
Знакомая история его рождения продолжала вызывать у местной ребятни особые отношения, преимущественно в виде постоянных подколок и насмешек.
– Эй, ты, папенькин сынок, расскажи нам, смертным, что будет с тобой и со всеми нами через сто лет! – «серьёзно» шутили одни.
– Полети в небо, наш бескрылый ангелок, – до слёз оскорбляли его другие, – и подтяни ближе к нашему селению вон ту тучку, чтобы на наши поля пролился дождик.
Такое обращение не раз заставляло Элла прятаться в густых зарослях виноградника и плакать в объятиях величавых гор. Часто, сторонясь местной детворы, он посещал синагогу во время субботних молитв и чтений священных текстов. Там же прилежный ученик научился известным в то время способом читать книги.
Обучение чтению происходило так: чтец произносил славословия, ученики брали в руки тот же текст и, водя пальцами по ещё незнакомым буквам, вслед повторяли наизусть знакомый текст. От частого повторения одних и тех же слов запоминались буквы, которые складывались в слова и целые предложения.
Примерное усердие Элла должно было радовать верующих родственников. Но все они, кроме матери, видели в нём только странности. Например, то, что он жил в каком-то своём придуманном мире и часто, когда не было работы, где-то уединялся и домой возвращался только поздно вечером. 
Как-то, пребывая с матерью наедине, Элл спросил:
– Почему Бог – мой Отец – не любит своего сына?
Мария испугалась:
– С чего ты это взял, сынок? Господь всем сердцем любит тебя и оберегает от злых людей.
– Да, я вижу, как Он любит меня и оберегает! Посмотри: ведь меня ненавидят и не понимают не только чужие люди, но даже родные братья и сёстры!
Взволнованная женщина не стала больше говорить с ним на эту тему. Она понимала, что все её слова будут неубедительными, раз он сам ещё не почувствовал «помощь свыше». Как ему объяснить, что, прежде всего, он сам не должен обижать свою семью. Некрасиво - гулять с соседской ребятнёй, и открыто сторониться родственников. Такое отчуждение лишний раз порождало слухи о его странном рождении. Поэтому Марии в очередной раз приходилось повторять легенды о ночном посещении ангела и пророчествах по этому поводу. Странно, но никто из окружения не верил, что Элл - Божий Сын. Наверное, потому, что люди каждый день видели его вполне земную мать и прожорливых братьев и сестёр.
Повзрослевший сын Марии смиренно относился к частым насмешкам родственников и со временем становился любимцем для местных девочек и мальчиков.  Он мало-помалу стал раскрывать свой талант оратора, часто пересказывая религиозные притчи и старинные легенды. Конечно, Элл не забывал заканчивать уроки «байками» про своего Небесного Отца. Обретённые друзья хоть и посмеивались над мнимой тайной его рождением, но дружбой с ним дорожили. Они любили слушать умело переделанные им скучные, всем знакомые библейские истории. После «обработки» Элла любая догма становилась интересной и увлекательной.
Так, без особых изменений и знамений, проходили годы - ничем не привлекательные и не выходящие за свои пределы.   
Не успел у голубоглазого стройного юноши с правильными чертами смуглого лица появиться пушок над верхней губой, как громко заявили о своём уважении его постоянные и благодарные слушатели. Ими, в первую очередь, были вполне повзрослевшая девочка Арита и её соседка-подружка Дария. Они смело, не стесняясь людской молвы, стали втроём проводить свободное время –   как в самом селении, так и за его пределами. Длинноногая худенькая Дария дружила с Аритой с самого детства. Подруга из богатой семьи часто подкармливала Дарию, дарила ей, пусть не новые, юбки, платьица и сандалии. Таким простым способом она привлекала девушку к себе и, главное, к дружбе с Эллом. Уже тогда Арита понимала, что такая привязанность и даже верность может сыграть в их жизни важную роль.
Уже совсем скоро к их своеобразной троице стали присоединяться другие ребята, заинтригованные таинственностью молодого праведника и чистой красотой его спутниц.
– Что они в нём нашли? – ворчали на улицах его ревнивые братья, подбивая против него, в общем-то, пока ещё равнодушную к дружбе ребятню.
– Ничего особенного в нём нет, – хохотал один из них. – Просто девочкам захотелось узнать: правда ли, что наш братец не ходит по нужде и не употребляет, как все мы, пищу и воду?
– Что тут удивительного, брат, – поддержал его родственник. – Ведь если Элл – Сын Бога, то ему не положено хотеть того, чего хотят обыкновенные люди. Правда, я помню, как отец, когда был живой, не раз обзывал его «крылатым засранцем», не зря же? 
– А ещё было бы интересно посмотреть на его голое тело, – вступил в разговор другой мальчуган, по возрасту немного старше их всех. – Говорят, у него нет пупка, а может даже и чего-то другого!
– Так что в этих россказнях есть правда, а что ложь? – тут же находились новые желающие посмеяться, и вокруг собравшейся ребятни разгорались жгучие споры…
А, между тем, годы неустанно шли и даже бежали по своей траектории, без каких-либо новшеств и неожиданностей.
Арита продолжала часто видеться  и общаться с Эллом. Поощряемая матерью, она осторожно стала претендовать на роль его невесты. Для осуществления своих желаний ей необходимо было быть чаще с ним наедине. Но, как только юноша замечал притязания на свою свободу,  он откровенно избегал её. Он нервничал, хандрил и не знал, куда себя деть.
Как-то, пробравшись в дом к Эллу, девушка увидела его спящим на полу. Несмотря на жаркую погоду, он был прикрыт тонкой непрозрачной материей. Осмотрев скудную обстановку, где, кроме двух глиняных кувшинов, подушек и старого, покрашенного в зелёный цвет сундука, ничего не было, она, вспомнив богатое убранство родительского дома, недовольно покачала головой. Решив обязательно помочь его семье, Арита не заметила, как опустилась перед ним на колени. Впервые, рассматривая Элла в таком положении, у неё возникло страстное желание погладить его русые волосы, беспорядочно спадающие на худые голые плечи, поцеловать острый носик и тонкие губы, крепко сжатые вместе. Ей вдруг захотелось лечь рядом с ним.
Недолго думая, она тихонько умостилась возле него и от страха закрыла глаза. Ей вдруг показалось, что Элл не тот, за кого себя выдаёт, что сейчас он проснётся и воспользуется её слабостью. Прикрывая краем платья свои оголённые ноги, она вдруг вспомнила, как недавно она с ребятами прогуливалась в горах. Тогда один парень указал на чудную форму одной горы. Её контуры издали напоминали женскую грудь. Никто не стал высказываться по этому поводу, только Элл как-то странно посмотрел на неё, вернее на то место, куда чаще всего засматриваются мужчины. «Это удивительно, хоть вполне естественно, – немного успокоившись, подумала она. – Странно только, что он избегает не только других девушек, но и меня. И это несмотря на наши дружеские отношения и детские поцелуи, к которым я его всё-таки приучила».
Вдруг на улице послышался какой-то шум, и в дом вбежала целая ватага его братьев и двоюродных сестёр. Увидев рядом с «ангелом» Ариту, они застыли на месте. Сонный Элл приподнялся с места и с недоумением посмотрел на родственников. У себя за спиной он не видел дрожащую от стыда и волнения девушку, поэтому не сразу понял, в чём дело.
– Что же вы не проходите в дом? – спросил он, поправляя на себе хитон. – Или я вам снова мешаю?
– По-моему, на этот раз мы помешали тебе, наш небесный старший брат, – заверил один из братьев.
– Ничего, мы не станем мешать тебе: пойдёмте отсюда, ребята! Пусть они ещё порезвятся, – хохотнула старшая сестра, выталкивая всех их на улицу.
И только тогда юноша повернулся в ту сторону, где на корточках сидела смущённая соседка. Удивление и страх вспыхнули в его глазах.
– Что ты тут делаешь? – дрожащим голосом спросил он. – Зачем ты здесь?
Арита как-то странно улыбнулась:
– А где же мне ещё быть, как не рядом с тобой? Разве мы можем жить друг без друга? Наши мамы хотят нашего союза. Они и родили нас специально друг для друга. Привыкай, мой друг, ко мне! И пусть все люди привыкают, что мы с тобой – одно целое и неделимое ядро!
– Скоро об этом узнает твой папа и, не дай Бог, твой всесильный дядя, и тогда нам вообще запретят даже видеться! А может быть, меня убьют, и я никогда больше не увижу тебя на этом свете, – отрешенно добавил Элл.
Девушка не разделила его волнение. «Значит, он действительно дорожит мною, раз боится потерять меня», – с нежностью подумала она, а вслух сказала:
– А что, собственно, произошло? Я просто зашла в ваш дом, чтобы предложить твоей матери некоторые вещи, которые нам не нужны, а вам в хозяйстве могут пригодиться. И потом, – смело продолжила она, – тебе ли, Сыну Божьему, бояться смерти, а тем более разлуки со мной? Разве Бог допустит, чтобы его родное дитя страдало? Разве для смерти нас соединили ангелы?
Элл с нежностью посмотрел на свою подругу и первый раз сам поцеловал её в щёчку.
После короткого поцелуя, в то время, как юноша медленно завязывал на себе хитон, появилась мама Мария. Она дружелюбно кивнула гостье и стала взбивать мятые подушки на полу. Элл смутился и пулей выскочил на улицу.
Забегая в густые заросли виноградника, он многое отдал бы, чтобы узнать, о чём сейчас разговаривает его мать с Аритой.
А говорили они о том, что очень скоро взволнует его трепетную душу, и навсегда свяжет сознание с грешным желанием, которое не только погубит его, но и навеки воскресит.      
   
Знаковые события начались тогда, когда Элл с небольшой группой друзей купался в озере. В то время к ним захотели присоединиться парень с девушкой не из их круга общения.
– Смотри-ка, Мария, – кивнул в сторону Элла подросток по имени Исаак. – Похоже, неземному мальчику нравятся наши земные развлечения! Давай присоединимся к ним.
– А как же, – тут же отозвалась она. – Ему и озеро нравится, и песчаный пляж, и даже земные девочки. Интересно, они, кроме разговоров, занимаются ещё чем-нибудь?
И только тогда, когда несколько парней из окружения Элла облили пару невежд озерной водой, те обиделись и ушли купаться в другое место.
Позже, проходя вдоль берега, они остановились, чтобы подслушать разговор уединившихся ребят. Они сидели по кругу на песке, а в центре полулежал Элл. Странным было то, что все парни были по пояс раздеты, а на плечи молодого праведника, как всегда, несмотря на жаркую погоду, был наброшен короткий, лёгкий халат. Странно. Что же он прячет  за одеждой?
– Расскажи нам о том, что находится там, на небе, – наперебой просили его. – Почему ты уединяешься в зарослях виноградника или в горах и часто смотришь на небо?
Элл улыбнулся своим друзьям и поучительно сказал:
– Не повторяйте часто слово: «небо», потому что небо и Бог – одно и то же. А на небе, в окружении ангелов, живёт мой Отец – Бог. Я сам ещё мало знаю о нём, поэтому и ухожу высоко в горы, чтобы поговорить с ним наедине. Кроме меня, Он ни с кем не разговаривает, а к людям присылает своих ангелов только тогда, когда они спят.
 Элл говорил об этом с уверенностью и свято верил в свои чудесные выдумки. А как же иначе? Кому постоянно мерещится небо, тот часто склонен переносить туда самого себя!
–  А о чём ты говоришь с Богом? –  спросила его улыбающаяся Арита.
Элл немного смутился и покачал головой.
– Это пока секрет, но придёт время, когда вы узнаете об этом и тогда навсегда останетесь моими верными учениками.
Среди ребят послышался добродушный смех. Некоторые из них были старше Элла, и разговор о том, что он может стать их учителем, вызвал такую реакцию. Тогда Арита подвинулась ближе к центру круга и уверенно заявила:
– А можно я уже сейчас стану твоей ученицей?
Так, с лёгкой руки смышленой девочки, у восемнадцатилетнего юноши появились первые ученики и первая пара крадущихся за кустами людей, затаивших недетскую злобу на ещё детскую мечту будущего Спасителя.
В тот же вечер, провожая Дарию домой, Арита вдруг призналась:
–  Что ни говори, а Элл не такой простой, как обычные люди. И мне он очень нравится.
Подруга не удивилась: уже тогда загадочный и не любимый родственниками Элл вызывал к себе жалость, интерес и влечение одновременно. Ей он нравился тоже, как и каждому из круга их общения. Дария не поняла, о каких чувствах говорила подруга. Она просто кивнула головой и как будто задумалась.
Арита некоторое время тоже молчала и только на прощание уверенно сказала:
– Он один пропадёт, точно пропадёт! Только я могу помочь ему, но пока не знаю как.
Дария заглянула ей в глаза:
– Ты что, правда веришь в то, что он говорит? Разве его родители и родные братья знают о нём меньше нас? Ведь они насмехаются над ним! Кому, как не родственникам, знать правду о его рождении? Ты думала об этом?
Арита вдруг обняла её и крепко прижала к себе:
– Тем более ему нужно помочь! К тому же, дорогая моя, только мать, родившая Элла, может открыть тайну его появления на свет! И только Мария имеет право сказать, что он не Сын Божий, а простой человек! А она этого почему-то не делает!
После такого откровенного разговора Дария изменила своё отношение к Эллу в лучшую сторону. А окончательно она полюбила его тогда, когда местное население пёстрой вереницей потянулось в город на очередной религиозный праздник.
В тот день повсюду над долиной звучало многоголосое пение мизморов (псалмов). Мизморы усердно исполняли мужчины и женщины в сопровождении лютни. Их однообразные песни, больше похожие на вопли, воспроизводились быстро вибрирующими носовыми звуками, похожими на стон. До не поющей молодой пары – Элла и Дарии – отчётливо донеслись слова одной из них:
Блажен муж, боящийся Яхве
И крепко любящий заповеди его…
Обилие и богатство в доме его,
И правда его пребывает вовек.
Весёлой девушке такие напевы явно не нравились и не подходили к  её хорошему настроению. 
  Намеренно отстав от певцов и своих родителей, они шли по тропе цветущей долины. Дария безудержно щебетала про хорошую погоду. Потом она сменила тему и вслух стала мечтать о предстоящей вечерней трапезе. Краем уха, слушая её, Элл про себя повторял одну историю. Услышав от одного старца скучную легенду о жителях «долины слёз», он недавно её приукрасил. Теперь молодой рассказчик с нетерпением ждал, когда они приблизятся к подножью высокой горы, чтобы начать свой чудесный рассказ.
Когда нужное место было рядом, он вдруг остановился и преградил ей путь.   
– А ты знаешь, как называется эта долина, по которой мы сейчас идём?
Девочка покачала головой, удивлённо разглядывая панораму вокруг себя.
– «Долина слёз» – так люди называют это место.
– А почему? – без особого интереса спросила она. – Сколько раз здесь хожу, но ничего такого не слышала.
– А ты хочешь узнать тайну древней притчи?
Дария, молча, кивнула. 
Тогда Элл отбежал от неё в сторону высокой горы и забрался наверх небольшой каменной платформы. 
– Видишь вон те могилы? По ним стекает тёмная вода! – указывая рукой на острые отвесные скалы, серьёзно спросил он.
Присмотревшись, девочка действительно увидела высоко в горах множество каких-то блестящих на солнце дощечек и ведущую вниз золотистую дорожку.
– Вроде бы вижу. Но, по-моему, вода в речке течёт не тёмная, а белая.
– Белая она только внизу, – уверенно заявил Элл. – А там, наверху, она чёрная.
– Почему? – напрягая зрение и всматриваясь вдаль, заинтересовалась Дария.
– А ты не побоишься услышать страшную историю, которую знаю только я?
Подруга Ариты заколебалась и с опаской посмотрела в сторону высоких деревянных дощечек. Она никогда не слышала душераздирающих историй, но ей вдруг захотелось познать что-то для себя неожиданное и, может быть, страшное.
– Ладно, рассказывай, только пообещай: если мне станет плохо, ты сразу замолчишь.
Он пообещал и начал рассказывать длинную «байку».
– Когда-то, очень давно, в этой долине одной дружной семьёй жили люди. Говорят, что все мужчины были сильными и смелыми, а женщины – красивыми и верными. Жили они в мире и согласии, каждый занимался своим делом: мужья добывали пищу и строили жилища, жёны – хранили тепло домашнего очага могущественного рода.
Во время рассказа вдруг подул сильный ветер, который принёс с собой мелкий моросящий дождик. Юноша увидел поблизости вполне надёжное укрытие и предложил Дарии переждать непогоду в расщелине скалы. Они оба были худощавые, поэтому спокойно протиснулись в небольшой грот, высеченный в скале древними предками.
– Однообразная жизнь в «долине слёз» продолжалось бы и по сей день, – усаживаясь на плоский камень и увлекая её за собой, снова заговорил он, – если бы однажды к ним не забрела странная чужестранка без имени и какого-либо рода занятий. Она назвалась дочерью лекаря, от проливного дождя была мокрая до нитки и удивила всех тем, что у неё были разного цвета брови: одна белая, другая рыжая.
Хозяева долины встретили незнакомку недружелюбно, но её жалкий вид заставил их отступиться от своих правил – не идти на контакт с незнакомыми людьми. Женщины обогрели и накормили её. А она, в знак благодарности, рассказала о том, что в их местности имеется одна скала, прыгнув с которой, человек сразу обретает бессмертие. В подтверждение своих слов она пальцем показала в ту сторону, где возвышалась одиноко стоящая высокая скала.
 – Но прыгать в пропасть нужно не просто так, – загадочно говорила девушка. – Надо обязательно прочитать специальную молитву, которая известна только мне.
– Но зачем это нужно нашим здоровым и сильным мужьям? – насторожились жёны, предчувствуя приближение беды.
– Такими красивыми и здоровыми они будут не всегда: совсем скоро без специальной молитвы их тела превратятся в скрюченные, гнилые палки. Было бы глупо с вашей стороны не воспользоваться моей добротой и тайными знаниями о вечной молодости. 
Говорят, что женщины долины не поверили ей, а их мужчины, не послушав жён, за большие деньги купили текст этой молитвы.
После того как чужестранка внезапно исчезла, мужья поддались соблазну и один за другим стали уходить на вершину скалы, чтобы никогда  оттуда не вернуться. 
– Неужели они поверили в эту сказку? – кулачком вытирая стекающиеся по щекам слёзы, спросила Дария. – Как они могли поверить странной незнакомке?   
Элл замолчал. Он чувствовал, как дрожащая девушка всё теснее и теснее прижимается к нему. Он сделал движение, чтобы встать и выйти из их укрытия, но Дария остановила его:
– Почему же ты не рассказываешь, что было дальше?
– Но ведь тебе страшно, и ты боишься, правда? А я обещал сразу прекратить свой рассказ, если…
– Ничего мне не страшно, не выдумывай. Мне просто жалко тех людей, очень жалко.
Он неожиданно для себя с нежностью погладил её по голове и продолжил:
– Понимаешь, обычно сильные люди не думают о смерти, особенно когда не знают, что рядом может находиться бессмертие. Коварная девушка поведала им о том, что можно быть всегда молодым и здоровым, не боясь старости. Устоять против соблазна они уже не смогли.
– А зачем она так сделала?
– Потому что она не любила мужчин, за что-то мстила им, больше всего на свете любила деньги и, что самое страшное – владела древней магией и, кажется, была посвящённой. Короче, она была ведьмой.
– А как это - быть посвящённой? Расскажи мне об этом!
– Тебе нельзя знать это, иначе ты сама можешь стать такой, как та чужестранка. Лучше дослушай притчу до конца, и побежим догонять родственников.
Дария выглянула из расщелины и протянула руку, которая тотчас же покрылась капельками дождя. Она вернулась обратно и вновь села рядом с ним.    
– Ты знаешь, что было дальше?
– Знаю, но об этом я расскажу тебе в другой раз, хорошо?
Он быстро встал и, взяв её за руку, вышел из укрытия.
На удивление девочки, дождь сразу же прекратился и даже появились яркие лучи солнца. Элл как будто не обратил на это внимание, и, как так и надо, быстро пошёл вниз по тропе.
– А я отсюда никуда не уйду! – вдогонку ему крикнула Дария. – Здесь эта долина, эта скала и этот странный ручей! Зачем нужно идти в другое место? Заканчивай свою историю здесь!
Он повернулся, призывно помахал рукой и, несмотря на то, что девочка не сошла с места, снова продолжил свой путь.
Видя, что он не слушает её, она догнала его и забежала наперёд:
– Если не расскажешь всё до конца, я скажу Арите, что ты меня  поцеловал. Она тебе этого никогда не простит!
Сказала и присела сбоку от него.
Конечно, в селении все видели и знали, что Арите очень нравится сын Марии. Сам Элл, никого не любя, кроме своего Небесного Отца и своих уже недетских идей, относился к Арите как к любому человеку из его окружения. Он одинаково дружил со всеми, кто слушал его странные притчи, кто не насмехался над ним и верил его выдуманным историям.
Сейчас же, услышав коварные слова Дарии, он испугался: ещё чего не хватало, чтоб его друзья стали думать о нём плохо!
– Ты неблагодарная девочка, – с натянутой улыбкой сказал он. – Разве можно наговаривать на человека небылицы? О подобном плохом поступке у меня тоже есть притча, но рассказывать тебе её бесполезно.    
  – Если я такая плохая, значит, я медьва?
Элл весело рассмеялся и присел рядом с ней.
– Надо же, запомнила! Только не медьва, а ведьма, понятно? Но тебе ею лучше не быть, если хочешь быть моей сестрой. А сейчас, так уж и быть, слушай, маленькая ведьмушка, что было дальше, не перебивай и пообещай, что больше никогда не будешь обманывать ни меня, ни кого-либо другого.
Она тут же клятвенно пообещала.
– Поначалу, когда двое мужей ушли на скалу и не вернулись, никто не придал этому значения: их всё-таки ждали. Но когда туда ушли ещё двое и тоже не вернулись, жёны забили тревогу. А самая старшая из них выступила с пламенной речью.
Тут Элл ловко запрыгнул на рядом стоящий большой валун и, театрально вскинув руки, не мужским голосом прокричал:
– Женщины долины! Если вы не хотите, чтобы ваши мужчины продолжали безвозвратно уходить в горы, не отпускайте их! Очаруйте их своей красотой! Пусть они забудут о бессмертии на небе, а живут в удовольствии на земле! Ибо бессмертным может быть только Бог, а он не любит, когда человек хочет занять его место!
Её внимательно выслушали, но никто не посмел стать на пути уже околдованных, собранных в путь мужчин.
Только тогда, когда, в сопровождении немногочисленных оставшихся в живых мужей, на скалу пошёл их вожак, некоторые самые отважные жёны тайно пошли следом за ними.
Дойдя до самой вершины скалы, мужчины остановились перед пропастью и выстроились в ряд. Они обратили свои туманные взоры к небесам и стали читать заученную наизусть чужую молитву. После этого, расправив руки, как птицы крылья, они все вместе оттолкнулись от земли и камнем полетели вниз.
В тот же час загремел гром и по всему небу засверкали молнии.
Женщины обезумели от страха. Только одна из них, не боясь небесного знамения, смело заглянула в пропасть и сказала:
– Завтра с утра нужно готовить чёрные платки и могилы для захоронения наших мужей. Мы найдём их растерзанные тела среди камней, лежащие у подножья этой проклятой скалы. И горе той чужестранке, которая так безжалостно обрекла наш сильный род на вымирание!
Утром женщины долины с трудом отыскали тела погибших мужей. Перенося их в одно место, они поклялись отыскать ведьму и убить её. Она погубила всех их мужчин и даже лишила вдов последнего желания – своими руками навеки закрыть им глаза. Дело в том, что исключительно у всех погибших отсутствовали глаза в глазницах – они стали добычей и лакомством для чёрных воронов.
И зарыдали вдовы у наскоро выложенных из камней могилах! И плакали они не день и не два, пока Бог не сжалился над ними и дал им покой. Тогда их слёзы превратились в этот горный ручей, который по сей день омывает могилы безумцев, дерзнувших на бессмертие, доступное только Богу.
Дария всё это время хранила полное молчание и не сводила глаз с грозной скалы. Элл так живо и красочно рассказал легенду, что она как бы вживую увидела те события. Кружившиеся в горах орлы казались ей летающими мужскими телами, а стоявшие на вершине деревья – их безутешными вдовами.
– Но почему вверху вода бежит чёрная, а здесь, внизу, она белая?
– Потому что, – спрыгнув с камня, сразу придумал он, – слёзы вдов проливались у подножья скалы, и Бог оставил их чистоту в этом ручье. А свой гнев за то, что люди хотели сравниться с ним, обрушил тёмной водой на изуродованные тела безумцев.
– Разве Бог не мог простить их и наказать ту, которая действительно во всём виновата?
– Нет, и на то у него была своя причина. Но Бог не оставил бедных вдов в беде: он указал им новый путь, и они нашли других мужчин и приют в новом благодатном месте. А эту широкую долину с тех пор называют «долиной слёз».
– А дети? Почему ты ничего не сказал об их детях? Что сталось с ними?
Элл оступился, и чуть было не упал наземь.
«Вот это да! – пряча от девушки своё покрасневшее от стыда лицо, подумал он. – Надо же! Она оказалась прозорливее, чем я! О детях-то я и не придумал!»
Не по годам смышлёная Дария не сходила с места, ожидая вразумительного ответа. Рассказ Элла её так растрогал, что ей вдруг захотелось разыскать детей тех несчастных вдов и хоть чем-нибудь помочь им.
– Ты ведь знаешь, где живут их дети? – настаивала на своём она. – Давай сходим к ним и примем их в нашу общину.
Тогда молодой учитель ответил, что этим они обязательно займутся, как только сами станут на ноги.
– А что же ведьма? – удовлетворившись одним ответом, задала другой вопрос она. – Так и осталась не наказанной Богом?
– Это ещё будет, Дария, это ещё будет.
Придумав вполне правдоподобное дополнение к известной легенде, он так удивился своему умению красочно переделывать скучные притчи, что ещё больше уверовал в своё божественное происхождение. Он надеялся, что Дарья расскажет всем о его познаниях, о том, что даже дождь послушен ему. Благодаря её болтливому языку, эта история соберёт вокруг него много благодарных слушателей.
И действительно, вскоре у него появились новые ученики, которых он стал называть своими братьями и сёстрами.
Услышав, кого Элл называет «родственниками», родные братья, в присутствии матери Марии, стали прилюдно стыдить его и взывать к родственным чувствам. Тогда он простодушно сказал, указывая на Марию и идущих рядом с ним друзей:
– Вон та - моя матерь, а вон эти все мои братья и сёстры!
Услышав странные слова, к нему из толпы обратилась одна грамотная женщина:
– А как же известные слова учёного мужа, который сказал: «Воздай своей матери за всё, что она сделала для тебя! Снабди её хлебом в изобилии и носи её, как она тебя носила. Ты был для неё нелёгкой ношей. Когда ты родился после положенных месяцев, она ещё долго носила тебя на своей шее, и три года её грудь была у твоего рта. И она не отворачивалась с отвращением от твоих нечистот?»
Элл покраснел, не зная, что на это сказать, и поспешил уйти от них подальше.
Вслед ему люди недовольно качали головами и по-человечески жалели Марию.
Знал бы тогда Элл, что его мать ни в чём его не винила, тайно радовалась и даже гордилась своим Божественным Сыном! Если б он знал, то, наверное, повёл бы себя по-другому и нашёл в своей матери надёжного друга и помощника.
Но его жизнь должна была течь по строго установленному свыше каналу.

ГЛАВА 4
Вместе с Эллом в семье Марии подрастали ещё двое сыновей. Они, в отличие от старшего брата, не хотели браться ни за какую работу и лишь изредка помогали матери по хозяйству. Элл спокойно относился к несправедливому распределению труда. Он решительно перешёл на сторону своих сводных братьев и вместе с ними взялся за обустройство недавно приобретённого, более просторного, хоть и  ветхого жилища. Вскоре хижина, в которой вполне помещались мастерская, кухня и спальня, была уставлена деревянными полочками с вырезанными широкими крестами, небольшими табуретками с резными крепкими ножками, деревянными кушетками в виде обычных лежаков, массивным широким столом и другой домашней утварью. По просьбе матери, Элл, взамен старого, вырезал из дерева и отшлифовал короткий тяжёлый стержень с закругленным концом, с помощью которого можно было толочь в ступе приправы. Конечно же, уютом их дома с удовольствием занималась и Арита.
 Жизнь в семье Марии налаживалась. Дети взрослели, и каждый занимал указанное только ему место. Перебравшись на другое место жительства, младшие сыновья с самого начала не подружились со своими родственниками. С Эллом всё было по-другому. Если раньше двоюродные братья и сёстры дразнили его «ангелочком» и хихикали над ним, то теперь, за время совместной работы, они, хоть и между делом, но стали прислушиваться к его рассказам о Боге. Их всерьёз интересовали красочные притчи и вдохновенные молитвы, выливающиеся из доброй души смиренного родственника.
– Жаль, что мой Небесный Отец, – откровенничал с ними Элл, – сам не жил на земле, а мне позволил. Ведь чтобы знать нужды людей, нужно обязательно быть в их теле и испытывать всё, что приходится испытывать им. Но ничего, скоро я заступлюсь за весь народ перед Ним!  Верю: он пересмотрит своё не очень доброе отношение к человечеству. Тогда все праведные люди будут счастливы ещё при жизни.
Молодой праведник, хорошо изучивший религиозные законы, не проповедовал старые заповеди, о которых давно все знали. Используя любой удобный случай - в поле, по дороге в город, в более или менее людных местах - он говорил о добрых делах, рассказывал о такой людской любви к Богу, которая должна была обернуться к ним небесной любовью, но только после раскаяний в грехах.
Несмотря на просьбы Ариты вернуться к привычным для людей проповедям, он наотрез отказался слушать её.
– Если в нашем селении послушают меня, все несчастные станут счастливыми.  Ничего для этого делать не надо – только любить Небесного Отца и меня как его Сына. Нужно молиться и верить!
Арита смущала его своими сомнениями и предостережениями, но и только.
– Я не хочу, чтобы люди, как прежде, при жизни на земле жили в страхе перед Богом. Его не нужно бояться! Бога нужно любить, и Он каждому ответит любовью!
– Но ведь люди, как будто бы боясь Божьей кары, всё равно не перестают грешить, – тихонько сомневалась девушка.
Он задумался и вдруг сказал:
– Тогда нужно сделать так, чтоб страх перед судом Божьим был не только при жизни человека, но и после его смерти!
– Как это? – испугалась Арита.
Тогда Элл толком не знал, что говорил, но эти мысли вынашивал до тех пор, пока не придумал самое ужасное  для человечества – ад. Место, куда обязательно попадут все грешники (а значит - все люди), которое лишит человека единственного приюта после тяжёлой жизни – могилы. Ибо с момента его смерти начнутся изнурительные мытарства души по неведомым просторам Божьего Суда…
Но всё это будет позже. Сейчас же Элл продолжал смиренную агитацию за Бога и себя, как его Сына. Он до слёз просил слушателей верить ему и его небесному происхождению.
– Я сменю гнев Отца на милость и привью его любовь к каждому верующему! – отчаянно говорил рождённый от «ангела». – Он больше никогда не будет карать людей за непослушание десятью страшными казнями, как делал это руками своих помощников в отношении бедных египтян! Бог не будет больше смешивать языки народов, чтоб они не могли понять друг друга! Я попрошу, и Он не станет грозить девушкам за их надменность и любовь к роскоши, как когда-то говорил: «И будет вместо благовония зловоние, и вместо пояса будет верёвка, и вместо завитых волос – плешь, и вместо широкой епанчи – узкое вретище, вместо красоты – клеймо». Такого больше никогда не будет!
Люди с открытым недоверием слушали его и крутили указательными пальцами у висков: мол, что взять с фантазёра и чудака - сына плотника Иосифа! 
Ленивые родственники со своим старшим братом по-прежнему не дружили, но это не мешало им завистливо бегать по пятам за его немногочисленными учениками и насмехаться над всеми ими.
Как-то, когда Элл находился среди своих почитателей и вел беседу о доброте Бога, снова зашёл разговор о том, что он, несмотря на любовь матери, сам не любит её, как подобает любить сыну. Его двоюродная сестра, самая старшая из присутствующих, пышнотелая и рыжеволосая Урия тогда с упрёком сказала, обращаясь к брату:
–  Блаженно чрево, носившее тебя, и сосцы, которые ты сосал.
Он только усмехнулся в ответ:
– Нет, сестра моя, блажен только тот, кто слушает слово Божье и следует ему.
Урии было обидно слышать такие слова. Она рассердилась и тотчас же ушла домой. Вслед за ней тогда никто не пошёл, а брат Неверьям вскоре продолжил религиозную тему:
–  Но что значит слово Божье? От одного слова сыт не будешь: ты же сам знаешь, с каким трудом мы зарабатываем на пропитание. Так почему же твой Небесный Отец не придёт к нам, чтобы показать всем свои чудеса доброты, бесплатно накормив нас?
Вокруг них незаметно собралась большая толпа зевак. Элла не смутился и с жаром сказал:
– Поверьте мне, братья и сёстры! Отца моего не нужно видеть и слышать, не нужно просить его совершить чудо: он сам знает, кому что нужно, потому, что он находится в непосредственном общении в каждом из вас. И если вы станете искренне верить в Него, то тоже станете детьми Господа Бога и будете любить Его, как любящее дитя любит своего родного отца.
После небольшой тишины послышались недоверчивые возгласы. Ещё бы: в то время Бог для всех был не кем иным, как грозным владыкой, который, то убивает людей по своему произволу, то осуждает их на вечную муку, то спасает, когда ему это вздумается.  И вдруг Бог – это наш Отец, это Бог человечества! Такое раздвоение святости интриговало и воодушевляло людей. К новой религии особенно тянулись слабые здоровьем,  бедные, униженные и оскорблённые девушки, которые стали жить надеждой на скорое изменение своего тягостного положения.
Желая освежить свои монотонные проповеди новшествами, Элл решил всё же последовать советам Ариты. Он продолжил вести разговоры об известных пророчествах, которые аккуратно перекраивались им по-своему разумению. Ожидаемый интерес у людей вызвали его рассказы о Царстве Божьем. Об этом он сам недавно узнал из книги Даниила.
Девушки, услышав, что такое Царство скоро наступит, не давали ему прохода с вопросами: «А будут ли там свободные места для цариц?» «Будут ли там симпатичные мальчики и множественные ароматизированные помады и мази?» «Нужно ли будет готовить чечевицу, или там будут другие блюда, которые уже в готовом виде произрастают на деревьях?»
Особенно навязчивыми были две сестры - Ада и Рая, которых не смущало постоянное присутствие  возле него красавицы Ариты. Им обеим Элл тоже нравился, и каждая старалась своим послушанием и усердием приблизить его к себе.
Ещё бы! Имея податливый мягкий характер и очаровательную наружность, проповедник обладал таким волшебным обаянием, которое магической силой притягивало к себе не только девушек, но и юношей селения. А главное: он, втайне от мужской половины, обещал всем своим немногочисленным ученицам личное бессмертие в Царстве Небесном!
   Однажды, когда он засиделся в зарослях виноградника, к нему подкралась белокурая стройная Рая. Видя его намерение уйти, она ласково попросила:
– Элл, ты не мог бы мне объяснить фразу, сказанную тобой во время вчерашних занятий: «Если кто ударит тебя в правую щёку, подставь ему и левую?»
Он смутился и неподдельно удивился: «С чего это вдруг она решила задать этот вопрос именно сейчас и наедине?» Но вслух сказал:
– Я рад, что ты внимательно слушаешь меня и стараешься понять смысл услышанного. Многие из нашего окружения не хотят задумываться над смыслом бытия. Но почему тебя волнует именно этот вопрос? Тебя что, кто-то бьёт?
Рая скромно потупила глаза и осторожно вложила свою руку в его ладонь:
– Нет, меня никто не обижает. Как тебе это могло прийти в голову? Просто я подумала: а что, если ударят сразу по обеим щекам, какую часть тела нужно подставлять для принятия следующего удара?
Их глаза оказались точно напротив друг друга, и разминуться не было никакой возможности. Рая по-детски бесстыдно и в упор уставилась на него, а он простодушно не сводил с неё глаз и лихорадочно обдумывал ответ на каверзный вопрос.
Вдруг, от внезапно возникшей догадки, в его глазах появился испуг, и он первый отвёл взгляд.
– Смотри, – сменила тему догадливая девушка, перейдя на шепот, – голубые дрозды прилетели. Значит, сейчас будут петь, послушаем?
Как по заказу, с другой стороны виноградника зазвучала дивная птичья мелодия, которую любили слушать все здешние жители. Особенно завораживающим было то, что им вторили трели жаворонков и далёкие отзвуки воркования горлинок. Элл знал, что обычно такие «концерты» проходят долго, до тех пор, пока кто-то из людей или зверей не спугнёт птиц. И он специально громко спросил:
– Так ты хочешь услышать ответ на свой вопрос?
– Конечно, хочу, – недовольно ответила Рая, провожая взглядом улетающих в другое место «певцов».
– Ты думаешь, если, после того, как человека ударили по левой щеке, а он подставил под удар правую, значит, в этом поступке проявляются его слабость и трусость?
Девушка согласно кивнула.
– В таком понимании вопроса, Рая, и заключается ошибка многих людей. Потому что, на самом деле, смиренное поведение как раз возвышает человека и лишает силы злых духов. Такое не сопротивление злу служит его нераспространению, ибо демоны способны совершать зло только тогда, когда они создаются людьми.   
– Но как людям научиться поступать правильно?
– В то время, когда захочется совершить зло или ответить на него злом, нужно понять, что этого хочешь не ты, а демон. Скажи ему: «Уйди прочь!» – и он уйдёт вместе с умирающим в тебе злом.
Рая внимательно его слушала и после удовлетворённо кивнула:
– А если бы ударили тебя, ты поступил бы так же, согласно догме?
Он, молча, согласно кивнул в ответ.
 – Что ж, наверное, так и надо поступать. Это правильно и великодушно. Но, понимаешь, как-то грустно и некрасиво. Вот если бы…
Она замолчала, вдруг стремительно прижалась к нему и отрывисто поцеловала в правую щеку. Элл, как ужаленный, вскочил на ноги, отталкиваясь от девушки двумя руками.
– Зачем ты это сделала? Разве можно со мной так поступать!
– А что, разве тебе было неприятно? Или земной девушке запрещается ласкаться с тобой? – вдруг перешла на крик Рая. – Но, что же ты не подставляешь свою левую щеку? Ведь это несправедливо – для удара ты готов подставить обе щеки, а для поцелуя не даёшь ни одной? Мне разонравилась твоя история, парень, потому что моя лучше и приятнее…   
– Это, смотря кому, – подкралась из-за кустарника темноволосая, с большими карими глазами Ада. Она явно слышала и видела «скандальную» сцену.
– Мне она тоже не нравится и будет лучше, если ты, сестрёнка, сейчас же пойдёшь домой.
– Кому будет лучше? – в тон ей спросила оскорблённая девица.
Ада гневно и с вызовом посмотрела на неё, готовая с минуты на минуту вцепиться ей в волосы.
Но тут вовремя вмешался Элл.
– Присоединяйся к нам, Ада. Мы с Раей только что обсуждали библейские притчи…
– Библейские или баблейские? Я видела, что и как вы «обсуждали», – с  нотой ревности проговорила девушка, красуясь специально надетой для этой встречи широкополой цветастой юбкой и немыслимой для того времени кофтой с открытыми до локтей руками.
– Если можно, расскажи и мне какую-нибудь историю, но такую, чтобы можно было запросто целовать тебя.
И сёстры, как будто бы и не ссорились, не сговариваясь и не смущаясь, обе с любовью уставились на него.
Каково же было их удивление, когда, вместо ожидаемой протестующей реакции, они увидели следующее: Элл отошёл в сторону, медленно опустился на колени, и, сложив руки на груди, стал тихо читать молитву. Её текста они не слышали, точно так, как и не была видна следующая картина: из-за небольшой тучки показалась расплывчатая фигура строгой Ариты. Только учитель мог видеть, как она потрясла своим указательным пальцем в его сторону: «Будь внимателен, дорогой, стерегись этих срамных девушек!»
Юноша испуганно оглянулся, но сестёр на месте уже не было.

ГЛАВА 5
Как всегда, в субботу, местные жители селения собрались в молитвенном доме для чтений письменных трудов пророков. Вполне просторное низкое помещение имело форму прямоугольной залы с портиком, украшенным в греческом стиле. Местными мастерами культовое здание было наскоро построено из хорошего прочного дерева с обилием украшений из цветов мирры, ветками с листьями и завитками. Внутри помещения были беспорядочно расставлены грубо отёсанные скамьи, имелась кафедра для публичных чтений, в углу стоял крепкий дубовый шкаф для хранения священных книг.
Элл пришёл раньше всех и самовольно занял место возле трибуны. По мере постепенного заполнения зала, он всё больше и больше волновался, то и дело, улавливая на себе косые взгляды недовольных старушек. Он терпеливо ждал большего наполнения зала, а также прибытия своих родных и двоюродных братьев и сестёр.
Согласно местному обычаю, в первые ряды усаживались чтецы священных писаний и аристократические особы. Была ещё одна категория людей, которым не то чтобы разрешалось занимать лучшие места, но, по молчаливому согласию присутствующих, считалось за радость уступить удобное место – это красивые женщины.
Элл равнодушно отметил, как этим правом воспользовались неотразимая Арита с неизменной подружкой Дарией, Ада с Раей и его не симпатичная сестра Урия.
Он выжидал своего часа до тех пор, пока из зала не спросили:
– Кто сегодня будет читать Закон?
– Сегодня говорить буду я, – громко ответил Элл, и присутствующие недовольно зашумели.   
– А кто ты такой, чтобы  с трибуны заявлять о себе? – крикнул кто-то в его сторону. – Скажи: кто ты? Чтец, старец, начальник, Пророк, Мессия или, быть может, Сын Божий? От имени кого ты будешь говорить?
В зале послышался ехидные смешки, перерастающие в беспорядочные насмешки.
– Так это же Элл - сын плотника и каменщика Иосифа! – зубоскалил один рослый мужчина. - Вместо того, чтобы рассказывать нам свои байки, лучше блесни своими ремесленными познаниями. Ответь, например: как правильно нужно изготовить кирпич, чтоб он не трескался?
– Пусть лучше расскажет, кто его настоящий отец и почему он не любит своих родственников, – раздался ещё один безжалостный  мужской голос из середины зала.
Элл стоял за трибуной в полной растерянности и не знал, что делать. Он не хотел верить в то, что, оказывается, его никто не любит. Ведь многие из сидящих здесь людей уже знали его как интересного рассказчика и знатока длинных культовых текстов. Даже те из ребят, которые с ним, якобы, по-настоящему дружили, сидели, молча, и поглядывали по сторонам. Наверное, они сами не знали, как нужно вести себя в такой неловкой ситуации.
Говорить то, что хотелось – о новой религии было рискованно. Поэтому Элл принял решение вести всем известные проповеди, немного разбавляя их мечтами о том, как он мог бы заступиться за народ перед небесным Отцом.
Зал недовольно зашумел и потребовал поддержки у секретаря собрания.
Первое публичное выступление молодого учителя было на грани срыва, когда с места вдруг поднялась Арита:
– Прежде чем обижать юношу и насмехаться над ним, следовало бы его выслушать до конца!   
Она обратилась в зал и несколько молодых людей сразу поддержали её.
– Элл не Пророк и не Мессия, но душой – истинный праведник! – несмело произнёс блестящую речь один из его первых «учеников».
Арита благодарно посмотрела в его сторону и громко сказала, обращаясь к оратору:
– Давай, учитель, расскажи нам о своих познаниях! Не робей – мы с тобой!
В зале послышались нарастающие одобрительные возгласы. Элл облегчённо вздохнул, увидев, как к нему направляется старец синагоги.
 – Только ради моего уважения к отцу Ариты, – тихо и злобно произнёс он, нехотя передавая в его руки раскрытую на нужном месте Книгу Пророков.
– Вот тебе текст, назначенный для изучения на этот день - читай!
Юноша смиренно взял в руки Книгу и, скользнув по ней глазами, смело обратился в зал.   
– Я пришел сюда не для того, чтобы читать священный Закон и не для того, чтобы учить тому, что вы знаете не хуже меня. – Каждый из вас хорошо помнит множества легенд из Ветхого Завета. Прежде чем выйти к трибуне, я не раз вёл беседы на эти темы с некоторыми присутствующими здесь. Но вы никогда серьёзно не слушали меня и, конечно, не знаете, кто я есть на самом деле.
– Тебе дали священную Книгу - вот и читай её! – громко перебил его секретарь. – Кто ты такой, знает каждый. К тому же у нас на собраниях не принято рассказывать о себе.
Элл смутился и его взгляд снова невольно остановился на Арите.
– Уважаемый секретарь, как всегда, прав, – тут же вмешалась она. – Поэтому, Элл, будь добр, не говори о себе, а лучше расскажи о Царстве Небесном. Ведь, по нашим законам, в синагоге разрешается высказывать свои собственные мысли и личные толкования прочитанного, не правда ли?
Вопрос остался без ответа секретаря.
В то время как в зале нависла напряжённая тишина, вдруг раздался чей-то громкий женский голос:
– Давай, парень, удиви нас своим красноречием! – Посмотрите на него, бабы: необразованный плотник, а как умно говорит. Слушаем тебя, продолжай!
– Пусть пророчит, – прозвучали ещё немногочисленные голоса. – Элл прилежно соблюдает наши обычаи: помимо усердия в религиозных делах, он неплохо владеет ремеслом плотника и каменщика.
Юноша быстро пришел в себя и, благодарно кивнув в сторону зала, осторожно начал свою главную речь:
–  Я пришёл поведать вам благую весть о скором пришествии Царства Небесного, Царства Божьего на земле! Это Царство обязательно будет  среди вас, если вы станете кроткими и смиренными по отношению к Богу и друг к другу…
Он вдруг замолчал, изумившись полной тишиной в зале. Осматривая присутствующих, Элл с радостью заметил сидящих на последних рядах мать и своих братьев. Пусть они были недовольные его высказываниями и убеждениями: молодой оратор первый раз наслаждался тем, что его слушают при большом скоплении народа.
– Но откуда сын плотника может знать о небесном Царстве? – тихо спросили с места, и этот вопрос вновь взбудоражил некоторых скандалистов.
– Так ему об этом рассказал ангел, после очередного ночного посещения его матери - Марии.
– Мало того, что некоторые богословы уверяют, что Элл – есть тот, кто спасёт наш народ и весь мир, так ещё и Мария морочит всем голову своими «ангельскими» выдумками, – съязвил кто-то, и смущенная  женщина, в сопровождении своих сыновей, тут же покинула помещение.
– Тише! Успокойтесь все! – вмешался старец. – Или вы забыли, что в этом месте злословить и сплетничать нельзя!
Он встал рядом с Эллом:
– Если ты смеешь говорить чуть ли не от имени Бога, постарайся объяснить нам: с какой стати?
– А он наедине с ним разговаривает, – вдруг вскочила с места его родственница Урия. – Правда, никто этого не видел, и подтвердить, увы, не может.
– Зато я и моя соседка Мария не раз замечали, как Элл разговаривал сам с собой, а потом нам говорит, что общался с Небесным Отцом.
«Обвиняемый» спокойно отреагировал на реплику Исааку, который действительно заставал его в каком-нибудь затаённом месте и специально располагался рядом будто бы для отдыха. Вступать с ним в спор он не стал и, закрывая Книгу Пророков, сказал:
– Этот парень правдив наполовину. Да, я действительно разговариваю с Богом, хотя и не вижу его. Объясняется это очень просто: Бог находится не рядом возле меня, а во мне самом.
Сказав откровенную белиберду, Элл испугался, с опаской поглядывая на присутствующих в синагоге. Он вдруг вспомнил детство, когда шаловливые родственники, убедив друг друга, что их брат потерял рассудок, насильно связали и бросили его в холодный подвал, чтоб «остыл немного». Только ночью догадливая мать, почуяв неладное, нашла сына, смиренно лежащего на каменном полу, и освободила его от мук. Благоразумная Мария никого из младших сыновей ругать не стала, зато они вели себя так, будто бы ничего страшного не произошло. Единственное, что выводило их из себя и подбивало на новые подлые выходки – это упорное молчание Элла и непонятное для их восприятия всепрощение.   
 Сейчас, пользуясь вполне уважительным к нему отношением, он торопился высказать многое из того, что знал и хотел сообщить людям. В числе прочего, Сын торжественно объявил, что для вступления в Царство Небесное каждому, желающему туда попасть, необходимо быть справедливым, милостивым и чистым сердцем миротворцем. Он пообещал блаженство тем, кто будет гоним за правду.
 Но после того, как им были упомянуты четыре заповеди блаженства – блаженство в бедности, в нищете духа, в страданиях и гонении за веру, он неожиданно замолчал.
Слава Богу, никто не отреагировал на его поспешные заявления, или, скорей всего, просто ничего не поняли и не придали странным «блаженствам» должного значения.
Элл отдал Книгу секретарю и перед тем, как уйти, сказал, обращаясь ко всем присутствующим:
– А в отношении того, что нужно делать, чтобы кирпич не трескался, отвечу так: в замес нужно добавить мелкую рубленую солому и хорошо перемешать её с глиной!      
Председатель не стал дискутировать по поводу нравоучений сына плотника, объявил новое чтение и сам открыл священную книгу. Он не заметил, что его никто не слушает: в сердце каждого слушателя запали пламенные слова юного Пророка.
«Откуда у него эта уверенность в скором наступлении Царства Небесного?»
«Может он правда сын Божий?» – витали в помещении безмолвные вопросы прихожан.
А молодой учитель уже прогуливался по своим любимым горам  и обдумывал своё первое публичное выступление.
Несмотря на насмешки некоторых «доброжелателей», он, в целом, был доволен собой. А ведь всё могло быть гораздо хуже, не вмешайся в нужный момент Арита! При воспоминании о ней Элл насторожился: «Почему она постоянно мне помогает? Она, наверное, думает, что без неё я не смогу стать учителем? Ну, ничего, я ещё докажу ей своё первенство! Сын Человеческий не нуждается в помощи земных людей: Небесный Отец мне поможет!»
С этими мыслями он свернул с тропы и стал на край отвесной скалы. Смело глядя в пропасть, он вдруг вспомнил свой рассказ о мужчинах из «долины слёз», и ему самому захотелось полетать. Нечаянно качнувшись вперёд, он чуть было не полетел вниз, но невидимая рука оттянула его назад. «Спаси меня, Господи!» – перекрестился испуганный Элл, и в это время откуда-то сверху прямо на него полетели многочисленные камни. Они пролетали со свистом рядом с тем местом, где он стоял. Юноша так испугался, что не мог сделать ни шага в сторону, чтобы отойти в безопасное место. Сложив руки вместе, он начал шептать молитву, и послушные камни послушно удалялись от него, недовольно царапая собой попадающие на их пути скалы. Но один осколок всё же задел его щеку и тоненькая струйка горячей крови пролилась на грудь.
Вдруг камнепад закончился, и Элл отчётливо услышал откуда-то сверху чьи-то тихие, удаляющиеся вниз, голоса.
«Нет, не может быть, чтобы в это время там были люди, – подумал он. – Скорей всего, это горный орёл во время охоты случайно задел своими крыльями большой камень, который и вызвал камнепад!»
Но это был не орёл и никто другой из горных птиц или зверей.
Если б ему сказали, что этот камнепад специально для лишения его жизни устроили родные братья, он, несомненно, поверил бы этому … и простил их.
Сейчас Элл шёл за этими еле слышными звуками, которые, то приближались, то быстро от него удалялись. Он не гнался за ними, он просто шёл к подножью горы, где его и увидела собирающая лекарственные травы Ада. Подобрав длинный подол платья, она подошла к нему и, увидев кровь на его лице, вскрикнула:
– Что с тобой, Элл? – и стала рыться в своей большой цветастой сумке.
Он молчал, всё ещё потрясённый происшедшим и с опаской поглядывал на вершину горы.
– Ты меня слышишь, Элл? Кто порезал тебе щеку?
Он молчал, а Ада нашла в сумке нужную траву, намочила её своей слюной и плотно приложила к кровоточащей ранке юноши.
Он будто бы успокоился, улыбнулся и закрыл глаза.
Ада от удовольствия раскраснелась и приготовилась принять заслуженную похвалу. Но, поглаживая его по давно не мытым кудрям, она вдруг услышала его «ужасные» для данной ситуации слова:
– Я Сын Человеческий, и мой Небесный Отец только что спас меня от смерти. Он любит меня, а я люблю его.
Ада отшатнулась и, заплакав, бросилась бежать прочь.
Но ничего этого Элл не видел, и видеть не хотел.



ГЛАВА 6
В тот же день родители Ариты ругали свою несмышленую дочь за её распутное поведение в молитвенном доме. В этот же вечер, по настоянию матери и с молчаливого согласия отца, к ней была приставлена новая воспитательница по имени Омела.
Няня, с шаркающей походкой и с сутулыми острыми плечами, явилась в их дом в чёрном одеянии, которое усугубляло её и так отталкивающую внешность. Женщина в первый момент своего присутствия в доме так испугала Ариту, что та всю ночь не могла уснуть. Ей всё чудилось, будто бы Омела в жутко-черной длинной юбке бродит по её комнате и беззубым чёрным ртом что-то шепчет возле кровати. Потом старуха, якобы, вплотную приближается к ней и своим морщинистым, пахнущим прокисшим молоком лицом прикасается к её дрожащим от ужаса губам.
Арита заснула только под утро, предварительно осветив всю комнату многочисленными свечами.   
Завтрак она пропустила, а за обедом настойчиво потребовала от родителей, чтоб они вернули назад бывшую добрую и красивую няню:
– Зачем мне эта старуха, если я уже изучила все необходимые науки? Чему ещё она может меня научить? Или вы хотите подарить вашей единственной дочери ненужный и совсем бесполезный подарок? Тогда сделайте это сейчас же - заплатите ей за моё оконченное приличное воспитание, и пусть немедленно уходит к себе в пещеру… или где она там живёт! 
 Родители ничего не могли понять: что могло так встревожить и напугать их взрослую дочь?
– Да я всю ночь не сомкнула глаз, высматривая, чтоб нанятая вами карга не зашла в мою комнату! Папа, – игнорируя протестующий взгляд матери, обратилась она к отцу. –  Если хочешь, чтобы я не зналась с Эллом, так и будет! Только прошу тебя: избавь меня от этого чудовища в ужасной чёрной юбке!
В это время в столовой появилась Омела, и все отложили в сторону ложки.
Няня была одета в ярко-зелёное длинное платье, обута в синие туфельки и грациозно стояла возле стола с подносом в руках. Никаких морщин на лице у неё не было, впалые щёки молодились румянцами, а тонкие розовые губы расплывались в милой улыбке.
– Угощайтесь свежим виноградом, хозяева, – приятным голосом проговорила она, ставя поднос на край стола. – А я, если вам ничего больше не нужно, пойду в сад и подожду Ариту там. – После десерта, присоединяйся ко мне, дорогая, – как давней подруге подмигнула она девочке и совсем не старческой походкой вышла на улицу.
– Ничего себе старушка! – вырвалось у Симона, грузного и добродушного хозяина дома. – Где ты нашла такое чудо, дорогая? – спросил он жену, хитро поглядывая на Ариту.
Стройная и красивая Симона всегда гордилась тем, что у неё с мужем не только похожие имена, но и вкусы. Их мнения по поводу присутствия в доме няни опять полностью совпадали. Если уж и ему понравилась Омела, то дочери она тоже должна понравиться. Вчера Симона нисколько не удивилась, когда всегда бодрая и подтянутая женщина вдруг явилась перед ней сморщенной старухой. Хорошо зная о её странностях и разных хитростях, хозяйка надеялась, что новая воспитательница быстро поладит с капризной и своенравной девочкой. Но после того, как Арита сделала сегодняшнее заявление, Симона забеспокоилась: неужели новоявленная няня ничего не предприняла для того, чтобы понравиться своей подопечной? Но, к счастью, она ошиблась.
Арита вдруг бросила кушать и встала из-за стола:
– Ну, ладно, всем спасибо за обед, а я пойду к Омеле: хочу у неё кое о чём спросить.
Удивлённый таким резким поворотом событий, Симон отложил в сторону кисть винограда и вытер платком губы.
– Как прикажешь тебя понимать? – спросил он, но дочери за столом уже не было.
Выбежав в сад, Арита увидела няню, сидевшую в беседке. Девушка некоторое время, молча, стояла рядом, обдумывая свои вопросы. Странное дело: она знала, о чём хочет спросить, но не знала, с чего начать.
– Тебе, наверное, в первую очередь хочется узнать, как из старой, морщинистой бабки получается миловидная женщина? – не поворачивая головы, спросила её Омела.
– И это тоже, – довольно грубо отозвалась воспитанница. – Но, главное, я хотела бы знать: зачем был нужен вчерашний ужасный маскарад? Я едва пережила ту страшную ночь!   
– Я знала, что ты умная и способная девочка, и я в тебе не ошибаюсь. А маскарад… Понимаешь, мне нужно было тебя удивить, показать, на что я способна и что я нужна тебе. К тому же мой, как ты сказала, маскарад может в своё время пригодиться и тебе или кому-нибудь из твоих близких подруг. 
– Ну, тогда рассказывай всё по порядку – командным голосом приказала девушка, и Омела отрицательно покачала головой.
– Ты ведь выгнала меня из дома? Оскорбила, изгнала, испугалась моего внешнего вида и даже не попросила прощения и не поговорила со мной! Если ты такая умная и всё знаешь, почему же тогда не сообразила, что растение «омела» не знает увядания? Разве тебе неизвестно, что белые ягоды омелы дозревают только в декабре, тогда как другие уже давно высохли?
Арита  густо покраснела, не зная, что на это ответить и как решиться попросить прощения у этой странной, но, как оказывается, интересной женщины.
Однако статус дочери богатых родителей взял верх, и она, переборов первый порыв к перемирию, снисходительно сказала:
– Ладно, я передумала: теперь ты мне нравишься и можешь не уходить из нашего дома. С родителями я договорюсь.
– А со мной? Как со мной ты будешь договариваться?
– Что?
– Ты ведь думаешь, что твоя воспитательница будет учить тебя тому, чему пожелаешь ты, ведь - правда? Так бы оно и было, девочка моя, если бы речь шла только об общеизвестных науках. Но я согласилась заниматься с тобой совсем не для этого.
Омела замолчала, внимательно наблюдая за реакцией девушки.
Арита не понимала, о чём идёт речь, но в этот момент её, как магнитом, потянуло в объятия няни. Внезапно пронявшая дрожь заставила её плотно прижаться к этой загадочной «старушке».
– И ещё, – обнимая за плечи свою подопечную, проговорила няня, – с сегодняшнего дня для меня ты будешь отзываться на имя Ари, хорошо?
Арита послушно кивнула головой и крепко обняла её за талию.
Именно эту сцену и увидели родители, прогуливаясь после плотного обеда по саду. Отец подошёл к ним и, обращаясь одновременно и к жене, и к дочери, радостно сказал:
– Они всё-таки подружились! Ну, доченька, тебя не поймёшь: то срочно желаешь выгнать «старуху», то вдруг такое нежное обожание! Может, теперь ты захочешь и спать с ней в одной комнате?
Арита утвердительно кивнула головой, но няня запротестовала:
– Нет, спать мы будем отдельно, потому что нельзя ночью находиться в одной комнате старой женщине и молодой девушке.
– Почему? – спросила Ари.
– А старому деду и молодому парню можно спать в одной комнате? – тут же подключился к её вопросу отец.
– К мужчинам это правило не относится – просто ответила Омела.
Симон с Симоной улыбнулись друг другу, и пошли вниз по цветущей аллее.
Прерванный в беседке разговор продолжался еще долго.
Отец семейства долго не придавал значения тому, что их девочка и няня часто уединялись и постоянно о чём-то шептались. Его устраивало то, что Арита стала намного послушней и прилежней в изучении наук, он радовался за неё и платил няне хорошее жалование. Симона же знала, что происходит на самом деле, но мужу, конечно, ничего не говорила.
Вскоре девочка на практике проверила свои новые «тайные» познания. Она натёрла чесноком язык одной овце из соседнего двора – и та два дня не притрагивалась к траве. Хозяева уже решили резать её, как вдруг Арита, в присутствии толпы ребят, предложила свои услуги по излечению «больного» животного. В то время, как недоверчивые люди томились в ожидании и косились в сторону самонадеянной девочки, она попросила завести овцу в сарай и оставить её с ней наедине. Там она вытерла ей специально припасенным раствором из уксуса и соли язык и морду, после чего со свистом выгнала животное на улицу. Счастливые хозяева увидели, как овца стала жадно щипать траву, и расцеловали спасительницу под аплодисменты изумленной ребятни. Арита была на высоте. Но с тех пор к ней стали относиться с опаской, несправедливо, считая Элла «виновником» её приобретённого «мастерства».
Однажды, находясь в спальне Ариты, Омела отчитывала её за недавнюю проделку с овцой. Она запретила ей без её разрешения выделывать подобные «штучки».
– Ты взрослая и умная девушка, а совершаешь необдуманные поступки. Я же говорила, что твоя своеобразная учёба необходима только ради одного тайного дела, исполнение которого поручается самой способной среди всех девушек селения, то есть тебе. Неужели только для того, чтобы показать своё превосходство перед дворовой ребятнёй, ты спокойно раскрываешь перед ними тайну наших занятий?
Арита виновато склонила голову и пообещала больше никогда и ничего подобного не делать и всегда её слушаться. Зная, что в этот раз никаким интересным штучкам её учить не будут, она собралась пойти проведать Дарию. Омела не пустила её. В ответ на удивлённый вопрос: «почему?» старушка усадила свою подопечную в широкое кресло и вдруг спросила:
– Тебе случайно не хочется узнать: как можно помочь одному парню полюбить тебя – и только тебя?
Держа в глубокой тайне свои сокровенные желания, Арита чуть не задохнулась от стыда и волнения. Раскрасневшись, она испуганно посмотрела на няню и виновато потупила взор.
– Ари, тебе нужно полностью доверять мне. В противном случае у нас ничего не получится.          
– Но ты не говоришь, для чего конкретно нужны твои хитрые занятия со мной, и кем мне нужно стать, чтобы выполнить какую-то тайную миссию?
– Ты узнаешь об этом только тогда, когда я буду уверена в тебе и твоих способностях. И больше на такие темы мы говорить пока не будем. Скажи: ты согласна делать всё так, как скажу я, и посвящать меня во все, абсолютно во все твои дела и даже мысли?
Девушка недолго колебалась.
– Конечно, согласна – ответила она и поцеловала няню в обе щеки.
– Тогда ты, наверное, не откажешься услышать историю обольщения первого в мире парня?
– Адама, что ли? – раскрыв от удивления глаза, спросила Арита. – Но об этом давно всем известно!
– Известно, да не всем, да и то ли всем известно, что было на самом деле? Ведь люди знают только о том, что им рассказывают или то, что неизвестно кем написано в каких-то непонятных свитках и пергаментах. А я знаю неписаную историю первых настоящих отношений между мужчиной и женщиной. И знаю, чем они тогда закончилось. Всё рассказывать, конечно, не буду: это долго и не очень интересно. Но представь себе одну молодую девушку, абсолютно голую и находящеюся в обществе обнажённого юноши.
Арита густо покраснела и стала мять в руках носовой платочек. «Неужели человеческая жизнь начиналась так просто и…бессовестно?» – думала она, пряча свои глаза от любопытной и строгой няни.
– Нет, моя девочка – в очередной раз, угадывая мысли ученицы, продолжила своё повествование Омела – в их отношениях не было ничего недостойного. В тот час им был неведом стыд из-за своей наготы и тогда они ещё не знали, что с этим естеством можно делать. Ясно одно: у молодой пары не было даже желания прикоснуться друг к другу! А без этого, поверь мне, можно веками жить рядом и не знать, с кем живёшь и зачем. Но вот пришло время, и их слияние произошло так внезапно и просто, что первый мужчина ничего толком не понял, а его женщина, наоборот, вошла во вкус и в азарт. И, поверь уж мне ещё раз, в том месте не было никакого змея-искусителя, никакого дерева с плодами айвы или яблок, ни Божьего запрета – сказки всё это!
Няня хитро улыбнулась и достала из сумочки два красно-белых яблока (пополам напополам).
– Смотри, девочка: эти плоды волшебные. Они могут сделать человека несчастным или, наоборот, принести ему счастье. Всё будет зависеть от того, с какой стороны он откусит яблоко: с белой или с красной. Издавна, белый цвет был цветом потустороннего мира, то есть неба, а красный – цвет жизни на земле, цвет крови, крови женщины, крови очищения и зарождения новой жизни. Давай вместе съедим эти сочные фрукты и раз и навсегда забудем об Адаме и Еве – есть другие, настоящие герои!
Арита, не раздумывая, приняла из её рук яблоко, и смело впилась в него зубами. Омела сделала то же и некоторое время они, молча, наслаждались лакомством.
Вытерев от сока мокрые губы своей воспитаннице и себе, Омела вернулась к теме:
–  Как-то, первая девушка, давай назовём её Айя, прогуливалась по чудесному зелёному саду с первым юношей, пусть его звали Ийя. Айя шла рядом с ним и вдруг, чего раньше никогда не было, внезапно оступилась и упала, скатываясь с небольшого обрыва прямо в реку. Ийя бросился спасать её и поймал девушку возле самого берега. Айя от страха и боли в ноге потеряла сознание. Ийя впервые находился в такой ситуации и совершенно не знал, что делать. Лишь когда он услышал её тихий стон, его сердце затрепетало и в груди зашевелилось что-то незнакомо-волнующее и влекущее. Тогда он, взяв на руки приходящую в себя красавицу, понёс её к их просторному дому. Чтобы ещё раз не сорваться и не упасть,  Айя обхватила своими руками его шею, отчего их губы оказались на таком близком расстоянии, что не поцеловать их не было никакой возможности. И юноша не удержался. Так, прильнув друг к другу губами, они вошли в свой сказочный дворец.
Обезумевший от приятного близкого ощущения женщины Ийя опустил свою недавнюю спутницу по раю на просторное ложе и впервые прилёг с ней совсем рядом. Если бы Айя не обезумела в тысячу раз сильнее своего спасителя, ничего между ними не произошло бы. Но девушка, которая уже совсем позабыла о боли в ноге, вдруг снова протяжно застонала – и тот час же снова оказалась в жарких объятиях юноши. Он уже лежал сверху неё. Что было дальше, я уверена, ты догадаешься сама, а сейчас я хотела бы…
Омела прикусила себе нижнюю губу и замолчала, ожидая реакции Ариты на эту тему.
Девушка серьёзно восприняла услышанную взрослую историю, долгое время молчала и медленно прохаживалась по комнате. Подойдя к большому настенному зеркалу, она внимательно стала рассматривать четко обозначенные линии своего совсем не плоского тела, несколько раз покрутилась, поглядывая на своё отражение  через плечо, и лишь потом, подойдя к няне, сказала:
–  Спасибо тебе, Омела, за новую весть и науку, которую я пока не очень понимаю. Зато, – хитро прищурив глаза, зашептала она, – я знаю, в чём секрет твоих намёков по поводу яблока. И, если я не ошибаюсь, ты скоро научишь меня: каким яблоком нужно угостить Элла, чтобы он обратил на меня внимание, как Ийя на Айю. Правильно?
Омела в знак согласия кивнула головой, но по её недовольному лицу было видно: она определённо ждала ещё чего-то.
Девушка догадывалась, что няня хотела бы услышать от неё комментарии по поводу первых людских любовных утехах. Некоторое время Арита упорно молчала, и выкрутиться из неловкой ситуации ей помог неожиданный стремительный вопрос:
–   Скажи, а почему это старой женщине нельзя спать в одной комнате с молодой, а мужчинам можно? Только, заметь, старухой я тебя совсем не считаю.
Омела засмеялась, пригрозив пальцем своей льстивой собеседнице.
Ей было приятно и радостно иметь дело с такой умной, внимательной к её словам девушкой, из которой вскоре должна получиться лучшая из лучших женщин всех времён и народов.
«Наша хозяйка, – думала тогда Омела, – никогда не ошибается в своём выборе!»
– Ах, дорогая моя – совсем скоро проговорила няня, – мне ничего не остаётся делать, как признаться тебе в том, в чём я не призналась бы никому –  не знаю! Да, я и сама не знаю ответа на твой вопрос!
– И всё-таки я жду от тебя подробного объяснения – снова прищурив глаза, настаивала Арита, давая понять, что не верит ей. – Расскажи мне, няня, об этом, и я клянусь быть послушной и отличной ученицей!
– А без  моих объяснений – ты не будешь умницей?
– Это будет зависеть от того, что ты мне ответишь, – шутливо ответила девушка, преданно глядя в глаза Омелы.
– Хорошо, Ари, я кое-что расскажу тебе, только пообещай, что ты сразу же обо всём забудешь.
Услышав желаемый ответ, няня сказала:
–  Старой женщине нельзя спать в одной комнате с молодой девушкой потому, что старый организм женщины работает совсем не так, как молодой. Ну, представь: каждое утро у тебя под носом слышится стон старухи, её ворчание и недовольства. С каким настроением ты станешь входить в свой удивительный мир, мир молодости и свежести? А ночью? Перед тем, как лечь спать, твоему взору будет представлено старое, обвисшее женское тело, весь вид которого, хочешь ты этого или нет, будет напоминать тебе о том, что и с твоей красотой в недалёком будущем придётся расстаться. В свою очередь, старушка, ранее восхищавшаяся твоими прелестями, будет ненавидеть тебя за свою дряхлость, даже если она будет клясться тебе в любви. Ведь женщина – не мужчина. Она в любом возрасте желает быть красивой и неотразимой! Поэтому вид молодой девушки всегда будет раздражать старуху! А молодость будет невольно увядать, повинуясь внутреннему страху перед предстоящим старением тела. Подобное разрушение двух организмов будет происходить гораздо быстрее, если в одной комнате постоянно будут жить вместе та и другая. Не одну ночь, а постоянно! Я понятно изъясняюсь, моя красавица?
– Это не совсем так, Омела. Я уверена, что главная причина не в этом, хотя и то, что я услышала от тебя, звучит вполне убедительно.
Няня хотела открыть дверь и выйти в коридор, но, услышав последние слова своей подопечной, вернулась.  «Боже, – подумала она, – если так пойдёт дальше, через пару месяцев эта девочка выведает у меня абсолютно все секреты и сама начнёт учить меня».
Вслух же женщина сказала:
– Ты снова права, моя хорошая, и я боюсь, что после этого нашего разговора мне нечего будет делать у вас дома – я исчерпаю себя как наставница! А ты становишься не только умной и мудрой, но и опасной. Поубавь свой аппетит, Ари, или ты погубишь и себя, и меня, и ещё кое-кого!
– Так как насчёт моего вопроса, бабушка? – специально назвав её «бабушкой», с вызовом спросила Арита, пропустив мимо ушей странные предупреждения. – Если мы с тобой дружим и хотим исполнить какие-то тайные замыслы, ответь мне!
Омела коротко завершила свой рассказ:
– Тогда поверь мне на слово. В каждую женщину, и только в женщину, с тех пор, как она подвернула ногу, вселён безобидный и очень важный для неё бес. Он может преподносить неожиданные сюрпризы только по ночам, не считаясь ни с самой «хозяйкой», ни с кем другим. Так вот, если молодая и старая женщина будут постоянно жить в одной комнате и особенно ночевать вместе, их бесы могут, шутки ради, поменяться местами. Тогда старуха заполучит желания молодой, а молодая станет холодной и равнодушной…
Сказала – и спешно вышла из комнаты.
А Арита ещё долго находилась на том же месте, обдумывая слова няни.  На улицу она вышла  только тогда, когда тихонько сказала вслух самой себе:
– Я своего беса никому не отдам и ни на кого не променяю! Он будет служить только мне и делать то, что я ему велю!

ГЛАВА 7
О случае с  Эллом в горах, благодаря болтливости Ады, узнали в городке все, кто любил слухи и сплетничал сам. Выдвигались разные версии «покушения» на сына плотника, но только не те, которые могли быть связаны с его религиозной деятельностью: для этого Элл был ещё малоизвестным. Поговаривали, что камнепад для него устроили его младшие братья или те, кто задолжал ему денег за ранее выполненную работу. Конечно, присутствовала и версия случайности, мол, своими могучими крыльями хищная птица могла сбросить в пропасть свою жертву. Падалка и вызвала «дождь» камней.
О том, как он избежал смерти, не знал никто, даже Арита. Но она чувствовала, что с ним могла случиться настоящая беда. Девушка не раз пыталась выяснить детали происшествия, но Элл упорно молчал и переводил разговор на другую тему.
Так прошли месяцы их жизни. И снова наступило знойное лето.
Стоял жаркий будничный день, когда Элл, не обременённый работой, решил пойти на озеро искупаться. Обычно он приходил туда вечером или ночью, когда пляж был пустынным, и некому было подсматривать за тем, в одежде ли он купается? По мере того, как он взрослел, желающих увидеть его, якобы, необычное для простого человека тело возрастало. Эта тайна особо волновала девушек.
Юноша всегда один приходил на этот небольшой мыс, покрытый лавровыми и колючими каперсовыми кустами, где он, молча, в темноте бродил по песчаным берегам с причудливыми формами каменными валунами. Такой пейзаж был более похож на берег моря, чем на островок широкого пресного озера. В объятиях природной красоты невозможно не наслаждался своим одиночеством и не мечтать о своей тайной любви к единственной в мире девушке.
На этот раз он, как никогда раньше, пришёл сюда днём, рискуя встретиться с многочисленными отдыхающими. Проверив, нет ли кого на берегу, он донага разделся и с разбега нырнул в прохладную воду.
В такие минуты полного слияния с природой он всегда мысленно благодарил Бога за созданный им чудесный маленький рай на этой грешной земле. Благодарил и усердно молился.
Заплыв достаточно далеко, он развернулся, чтобы плыть обратно, как вдруг услышал на берегу чьи-то голоса. Стараясь меньше показываться из воды, он, на всякий случай, взял левее от того места, где оставил свои вещи, и стал бесшумно приближаться к берегу. Выйдя на каменистую сушу и прячась за большим валуном, он увидел группу девушек, из пяти человек, которые – о, безобразницы! – сбрасывали с себя одежды и, не стесняясь, долго рассматривали друг друга.
Девам долго раздеваться не приходилось, ведь всё их одеяние состояло из тоненьких платьев, накинутых на упругие девичьи тела. Юноша не успел моргнуть глазом, как перед ним замелькали обнажённые тела. Резко отступив за камень, он зажмурился и закрыл лицо руками. От того, что он увидел, закружилась голова, и молодое горячее сердце готово было выскочить вон из пламенной груди. 
О том, чтобы приблизиться к своим вещам, которые он по привычке засунул в небольшую расщелину скалы, не могло быть и речи: возле них как раз и резвились девицы.
– Какая ты красивая! – услышал он  знакомый девичий голос.
– А ты, Раечка, просто прелесть: высокие твёрдые груди и покатые бёдра – ах! я выгляжу гораздо хуже тебя!
– Не завидуй, Мария, – донёсся до него голос, похожий на Раин. – Ты очень приятная девушка, просто не веришь в свои возможности и женские чары. Зря! Наши прикрасы очень любят зрелые мужчины.
– А ты откуда знаешь об этом, девочка моя? – грустно спросила её Мария.
– Да так – уклонилась от подробностей Рая – я чувствую это и наблюдаю за поведением более опытных женщин!
– Нет, девочки, тут дело не в этом. Я уверена, что в Марию вселился бес и, возможно, не один, - выдвинула свою версию темноволосая Ада и, обращаясь к «виновнице» обсуждения, дополнила:
- Об этом говорит твоё странное поведение. Ты без видимой причины можешь быть грустной и нелюдимой, ни с того ни с сего то плачешь, то просто так безудержно смеёшься…
 Подруга ухмыльнулась, и первая побежала к озеру.
Вдруг она остановилась, резко повернулась и вскрикнула:
– Девочки! А согласитесь: жаль, что за нами никто из парней не подсматривает, а то мы тут такое устроили!
Но её, кроме испуганного Элла, никто не слышал: все обратили свои взоры в ту сторону, где немного в стороне стояла обнажённая Арита. Совсем независтливые взгляды, устремлённые на неё, восхищённо созерцали идеально созданные природой изгибы молодой женской фигуры. На фоне ярко-голубого неба и серых неподвижных скал красавица казалась идолом, к которому тянулись не только руки присутствующих здесь дев, но  даже взволнованные волны чистого озера.
– Ой, девочки, посмотрите на неё – это же богиня! – вырвались слова восхищения у Дарии, и Элл вынужден был снова высунул свою голову из укрытия.
Как завороженный, он откликнулся на слова, обращённые совсем не к нему, и открыто посмотрел на обнажённую свою первую ученицу. Странно, но он не отвернулся от неё и не зажмурился, а, наоборот, с интересом рассматривал прекрасное творение Бога. Юноша ни разу не отвёл своего взгляда, чтобы посмотреть на других голых дев: ему нравилась только она! Впервые тело будущего пророка воспылало такой страстью, что ни одна религия и вера были не в состоянии ни утолить её, ни потушить.
Ещё бы! Природа наделила Ариту абсолютной женской красотой и грацией. Она была создана (Богом) для того, чтобы ею любовались, её любили, на неё молились!
Бесспорна и однолика истинная женская красота! Трудно поверить, что эталоны девичьей красоты в разные столетия и эпохи были не одними и теми же, а иногда даже и противоположными. Да! Возможно, когда-то и где-то поклонения фигуре женщины были несколько иными. Но такие редкие, возможно, отмеченные самим Богом черты, как длинная, лебединая шея и раскосые большие глаза – могут принадлежать только настоящей красавице и богине истинной красоты! А если к этому «набору» добавить  стройность и грациозность, да ещё и в сочетании с внутренней силой и энергией ума, всё – такая особа может смело называться совершенством!   
Если б у любого мужчины появилась возможность руками прикоснуться к изгибам тела прекрасной Ариты, поцеловать её высокую, изящную шею, попробовать на вкус пухлость и мягкость земляничных губ и взглядом окунуться  в зелёную глубину раскосых, колдовских глаз, тот нашёл бы в ней именно ту девушку, о которой можно только мечтать! Мечтать и любоваться  всю жизнь!
Вдруг Арита повернулась лицом в сторону Элла, и он, отшатнувшись, сильно ударился головой об камень.
– Что же вы не идёте купаться, девочки? – морщась от боли, услышал он, как ему показалось, её насмешливый голос. – Или вам, бесстыдницам, нужны мужчины, чтобы они загнали вас в воду? – А ну, давайте за мной! – скомандовала она – и с разбегу бросилась в озеро.
Когда все подружки ринулись за ней, Элл незаметно подкрался к своим вещам. Вытаскивая из расщелины свою одежду, он обнаружил исчезновение своей матерчатой шерстяной повязки, которую он повязывал на лоб. «Это Арита, – сразу догадался он. – Она знает, что я здесь, никому не сказала и, главное, специально разделась, чтобы я увидел ее. Но для чего? Боже, как теперь я покажусь ей на глаза?» – стыдился он, спешно покидая это грешное место.
На следующий день, с утра, к Эллу пришёл сосед Ариты Гадиан. Это был худощавый, с некрасивым, в прыщах, лицом молодой человек с хитрыми и злыми глазами и с взбитым хохлом на рыжей голове. Он был небрежно одет в длинную широкую одежду без пояса, на ногах болтались сандалии, с которых свисали не завязанные сзади шнурки.
Гадиан ненавязчиво стал рассказывать, как вчера вечером Дария прогуливалась с ним по узким каменным улочкам селения и как к ним присоединилась Арита.
– Знаешь, Элл, Арита мне нравится больше, чем эта недотрога. Не только потому, что одна из них красивей другой, нет: просто дочь Симона податливей и проще, с ней легче общаться.
– Зачем ты мне обо всём этом рассказываешь?
– Но ты имеешь большое влияние на Ариту, учитель, – не моргнув глазом, первый раз назвал его «учителем» соперник. – Хочешь, я тоже стану твоим учеником и приведу ещё сто человек, хочешь? Ты прославишься, и у тебя будет своя община, как у богатых, уважаемых в городе людей… Помоги мне… Откажись от неё… Мы же с ней одногодки, а ты младше нас на полгода, да и ни к чему тебе это… Прогони её от себя…
Элл слушал пошлые слова Гадиана и не знал, как поступить. В селении было всем известно, что рыжий «переросток» с детства по пятам бегал за Аритой и ненавидел Элла за то, что она больше времени проводила в его обществе. Было время, когда Гадиан по разным поводам бросался на Элла с кулаками, и тогда местная ребятня, в ожидании драки, кольцом окружала их. Маленький богослов не убегал, но и не дрался с ним: он опускал глаза и шептал спасительную молитву. Обескураженный драчун, под насмешки окружающих, вынужден был отступать.
– Трус и ненормальный! – уходя, шипел он на соперника, но Элл дружелюбно смотрел обидчику в глаза.
Такое немальчишеское поведение поначалу вызывало презрение, но через некоторое время многие сверстники стали прощать ему эту слабость и даже жалели его:
– Он не хочет и не может на грубость отвечать грубостью! Но, главное, – говорили они друг другу, – он прощает нам нанесённые ему обиды, а это дано не каждому.
В настоящее время все в округе знали, что Элл ко всем парням и девушкам относится только как к ученикам. Но Гадиан с каждым днём всё больше и больше ревновал его к Арите.
 – Незачем меня просить о том, чего я не могу тебе дать, – выпроваживая незваного гостя из дома,  сказал учитель. – А учеников у меня и без тебя будет много, так что иди с Богом!
– Я уйду, Элл, но ты ещё пожалеешь об этом, очень пожалеешь. И вот что, – сверкнув глазами, добавил Гадиан, – Арита просила передать, что будет ждать тебя сегодня вечером в том месте, где ты был вчера после полудня, понял?  Я не знаю, где ты там был, но передаю её просьбу только потому, что знаю: ты туда не придёшь, побоишься. Дай Бог, чтобы Арита, наконец, поняла, что ты трус и мальчишка!
Элл ничего не сказал в ответ и вернулся в дом. Он пропустил мимо ушей угрозы и оскорбления Гадиана. Для него главным и страшным было то несомненное обстоятельство, что Арита знала: вчера днём он видел её голой.
– Боже! – сразу за порогом он упал на колени. – Отче мой, который на небесах! Да святится имя Твоё, да придёт царствие Твоё, да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земле! Не введи меня во искушение, но избави меня от лукавого…
Вдруг совсем рядом он услышал знакомый девичий голос:
– Что с тобой, дорогой мой учитель?
«Грешник» поспешно поднялся и повернулся лицом к входящей в дом Дарии.
– Здравствуй, Элл. Я тут проходила мимо и вот зашла к тебе: у меня есть вопросы по поводу твоего последнего выступления.
Он взял себя в руки и с нежностью отца погладил девушку по белокурой голове:
– Я рад видеть тебя, Дария, но мне сейчас некогда вести разговоры: скоро нужно идти на рынок, где меня должны ждать люди. Приходи, я буду проповедовать слово Божие, вот там и задашь свои вопросы.
Дария, не прощаясь, тут же выпорхнула на улицу. И вскоре о его планах уже знала Арита. Она сразу приступила к задуманному плану действий.
Лично оповестив сборщика податей и нескольких человек местной аристократии, что сегодня вечером на берегу озера авторитетная и известная в городе личность будет рассказывать о скором пришествии на землю всеобщего утешения, она продолжила обход домов. На вопросы, кто именно будет вести проповедь, она не отвечала, но настоятельно просила прийти. Одновременно эту новость разносили по площадям и рынкам её подруги, побывав везде, где толпился люд.
– Говорите всем, - бесстрастно наставляла единомышленников Арита, - что никакого выступления Элла на рынке сегодня не будет: гораздо интереснее предстоят слушания на озере, где будет присутствовать сам помощник проконсула провинции.
Решившись на дерзкий подлог и  обман, она со знанием дела подготавливала благодатную почву для настоящего триумфа своего возлюбленного.
Проходя мимо тесных, приплюснутых друг к другу домов, Арита баловала себя воспоминаниями о том, как вчера ночью она вернулась на то место, где от неё прятался Элл. Прижавшись всем телом к высокому одиноко стоящему дереву, она мечтала о земной любви юноши, который пока ещё не понимает её чувства и всерьёз считает себя Сыном Небесного Отца.
Мысли девушки прервали появившиеся рядом с ней единомышленники - Дария и Гадиан. Они коротко отчитались о проделанной работе и уселись под душистый кедр. Арита присоединилась к ним и угостила каждого свежеиспечённой лепёшкой. Юноша поделился не сочным, переспелым арбузом. 
Зеленоглазая красавица, поедая свою порцию кушанья, продолжала думать об Элле: «Ничего, когда он узнает правду о сегодняшнем «заговоре», то обязательно захочет отблагодарить меня. После своего важного выступления, ему обязательно нужно будет побыть в уединении – и тогда он «случайно» встретит меня! А дальше – я поступлю так, как меня учила Омела!»
– Да, Элл необычный человек: надо же, как только он решил выйти из нашего укрытия, дождь сразу же прекратился, – в очередной раз, вспоминая историю про «долину слёз», восхищалась Дария, искоса поглядывая на Гадиана.
Тот всегда нервничал, особенно в присутствии Ариты, когда речь заходила о его сопернике. Арите, в свою очередь, было не очень понятно: за какие такие достоинства её подруга Дария сохла по неприятному и, честно говоря, недоброму парню?
– Это простое совпадение, не больше того, – хмуро отозвался рыжеволосый юноша и подавился арбузной косточкой.
– А мне нравится, что Элл водит нас по разным живописным местам, где воздух свеж и чист, и небосклон так возвышенно светел! – высказала своё мнение Арита. – Везде, где бы он ни был: то ли на вершине горы или в зарослях миндаля, то ли на берегу озера, или возле источника, то ли в лодке, – он отовсюду несёт людям своё доброе слово.
– А чем ещё вы занимались в зарослях винограда или на берегу озера?– сгорая от ревности, спросил её юноша под смешок рядом сидящей Дарии.
– А вот приходи к нам в общество, сам и увидишь, – простодушно ответила ему Арита.
Гадиан, восприняв её слова как предложение к личной дружбе, взволнованно спросил:
–   А можно?
– Конечно, если ты веришь Эллу.
– Так сегодня вечером, до заката дня, и приходи на озеро, – заторопилась с предложением Дария, и тот нехотя согласился.
Тем временем стояла уже вторая половина дня. Элл торопливо подходил к рынку, высматривая там местных торговцев. На его удивление никого из них там не было. Лишь несколько рыбаков сонно стояли возле безлюдных прилавков. То, собирая, то раскладывая на деревянные стеллажи озерных окуней, они уныло смотрели по сторонам и слёзно зазывали к себе одиноких прохожих. Пришедший читать проповеди учитель  присел возле торговцев, боясь спросить: куда же подевался народ? Когда мимо них торопливо проходили люди, он тоскливо смотрел им вслед и мысленно призывал их остановиться и послушать его «благую весть». Но никто не останавливался, не подходил к нему, а наоборот: все куда-то торопились и увлекали за собой случайных прохожих.
Тогда Элл отважился остановить одного из них:
– Ответь мне, брат, зачем ты спешишь куда-то, если я нахожусь здесь и готов сказать своё Божье слово?
 Тот просто на ходу ответил:
– Ты что, не знаешь: сегодня вечером на берегу озера с нами будет говорить какой-то великий учитель! Поэтому мы и спешим закончить все свои домашние дела, чтобы успеть до заката солнца управиться.
– Откуда тебе известно об этом? – недоуменно спросил Элл, но тот уже скрылся за торговыми рядами.
Несколько раз переспросив у прохожих, что будет происходить на берегу озера, и не получив вразумительного ответа, он отправился к своему новому ученику Симону.
Высокий и крепкий, чуть старше его парень обрадовался приходу молодого учителя, но ничего нового по поводу вечернего мероприятия не сказал, а лишь предложил:
– Пойдём туда с нами. Вдруг незнакомый нам учитель станет нашим братом, и мы вместе пойдём покорять большой город.
Эллу не понравилась эта идея, но он согласно кивнул головой:
– Я приду туда, но ты, Симон, должен быть верным только мне! Ты и все те, кто находился со мной в последнее время. Передай это всем нашим братьям и сёстрам.
Элл собрался заранее пойти к месту сбора людей и специально выбрал дальний путь к озеру. Он медленно шёл мимо крутых утёсов и высокой горы, которая своей вершиной как бы обрушивалась на землю, и, как это было раньше, не сравнивал себя с ней. Он не замечал, как перед ним, словно извиняясь за дерзость непокорной горы, красочно расстелилась цветущая долина, покрытая высокой травой и душистыми цветами. Мучимый загадкой, он ничего этого не видел, и каким-то внутренним чутьём верил в приближение чего-то неожиданного и важного.
Вскоре он ступил на высеченную в скале узкую и глубокую тропу, которая вела прямо к песчаному берегу пресного озера. Элл предавался горьким думам: сегодня все его бросили и никто, даже его немногочисленные ученики, не пришли на базарную площадь.
Он уже подходил к месту сбора и хорошо видел собравшихся людей, и от этого ему стало ещё тоскливей. Среди присутствующих он с удивлением увидел сборщика податей, супругу местного судьи, нескольких крупных торговцев и других - известных и незнакомых ему людей.
Общество разделилось на свои, как сказали бы сегодня, социальные группы. Важные дамы вольготно расположились на удобных лёгких стульях, а простой люд топтался вдоль озера или возлежал на уже остывшем песке. Велись разные разговоры о предстоящем событии, но никто не догадывался, что произойдёт на самом деле?
А случилось вот что.
Когда собралось большое количество людей, а ожидаемый пророк всё ещё не появлялся, Арита незаметно подошла к Эллу.
– Послушай меня, учитель: выручай! Один хороший знакомый моей матери обещал, что сегодня он удивит народ своими религиозными познаниями. Но его нет, и я не знаю - почему. Ты не мог бы заменить его и выступить со своей новой проповедью?
Арита так искренне врала, что Элл с жалостью посмотрел на неё.
– Но я не готов… И потом, меня никто не станет слушать, – дрожащим от волнения голосом ответил он. – Ведь люди ждали Пророка, а не меня… Как я смею?
– Ты станешь говорить давно знакомые тебе проповеди из лодки, которую наши ребята будут держать на воде на некотором расстоянии от людей. Тебя никто не узнает, только ты громче говори то, что хочешь сказать. И вот ещё что: одень вот этот длинный плащ и опусти на голову капюшон.
Он недолго сомневался, и стоящая в стороне небольшая лодка, в сопровождении не видимых в воде людей, отчалила с ним от берега.
Уже смеркалось, когда многие присутствующие увидели лодку и неподвижно стоящего на ней человека.
– Это он - Пророк. – зашептались вокруг. -  Смотрите: лодка сама под ним движется.
– Да нет, она стоит на месте и даже не шелохнётся, - отзывались другие.
– Но почему он молчит? – волновались женщины, и одна из девушек до крови прикусила свою губу.
Элл неподвижно стоял в лодке и отрешенно смотрел на небо.
«Боже, – шептал он, – дай мне силы сказать всё, что нужно, и дай ума этим людям понять меня!»
Вдруг поднялся небольшой ветер, и Элл понял - это знамение. Отец услышал его молитву.
– Братья мои и сёстры! – как можно громче прокричал он, и присутствующие на берегу люди услышали его голос. – Я пришёл к вам для того, чтобы объявить благую весть: скоро наступит такое Царство на земле, что каждый человек получит от Бога сполна - по своим делам и поступкам!
– Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное!
– Блаженны плачущие, ибо все они скоро утешатся!
– Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю!
– Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся!
– Блаженны милостивые, ибо они будут помилованы!
– Блаженны чистые сердцем, ибо они воочию увидят Бога!
– Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное!
Он, не торопясь, выкрикивал неизвестные и мало кому понятные фразы. Его проникновенные слова, как молнии, пронизывали сердца людей, которые устремили свои взоры на человека в чёрном плаще. Почти никто из них не понимал смысла услышанного, но уверенность того, кто провозглашал заклинания, вселяла веру во что-то справедливое, долгожданное и вечное.
Элл не видел  реакции людей и не слышал возмущения некоторых барышень по поводу его непонятных восклицаний. Но данное обстоятельство всё равно не остановило бы его, потому что главным сейчас было то, что он громко и прилюдно вёл свои проповеди, и никто ему в этом не мешал!
Всё складывалось как нельзя лучше, и Элл пребывал на вершине счастья. Как на репетиции в горах, он, после каждой сказанной фразы, делал некоторую паузу, давая возможность всем запомнить её и согреть в своём сердце.
– Унижающий себя возвышен будет, и возвышающий себя унижен будет! – продолжил пророчествовать он, и старый сборщик податей вдруг крикнул в его сторону:
– Думай, что говоришь, Пророк! Не оскорбляй уважаемых людей, и сам не будешь оскорблён!
Не ожидая, что он сам станет высказывать свои мысли как бы словами незнакомца, старик недовольно что-то буркнул, но публика уже подняла его на смех.
– Что, сборщик налогов - испугался? Боишься, что не попадёшь в Царство Небесное?  Или ты считаешь себя святым? – зашипели вокруг.
Неизвестно, чем всё это закончилось, если бы кто-то из толпы не сказал:
– А ведь Пророк говорит те же самые слова, которые ещё раньше были сказаны нашим плотником Эллом. Интересно, от кого он мог раньше нас слышать эти пророчества?
– Да, и я был свидетелем этого, – поддержал его кто-то.
Пока среди людей шептались по этому поводу, из лодки вновь послышался громкий уверенный голос:
– На каждом шагу, в пролетающем ли над вами облаке, прорастающем зерне или желтеющем колосе, вы увидите знамение приближения Царства Божьего! И тогда вы поверите, что уже наступает время, когда все увидят Бога и сделаются господами вселенной, и тогда горе превратится в радость! Это будет пришествие на землю всеобщего утешения! Вы посмотрите, как Бог кормит птиц небесных: они не сеют и не жнут, у них нет ни амбаров, ни житниц, – а Отец наш Небесный питает их. Вы – не много ли лучше их?
– Посмотрите на полевые лилии, они не трудятся и не прядут, но защищены от холода лучше самых тёплых мехов! Если Бог так одевает полевую траву, которая сегодня существует, а завтра будет выброшена в печь, то чего он не сделает для вас, любящих его всем сердцем? Истинно говорю вам: не заботьтесь и не говорите: что нам есть, или, что нам пить, или во что одеваться? Отец ваш Небесный знает это лучше вас, в чём вы имеете нужду! Ищите же, прежде всего, Царство Божье, и всё это приложится вам! Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний день сам будет заботиться о себе!
Присутствующие на берегу озера люди неоднозначно воспринимали слова Пророка. Подавляющая часть неграмотного рабочего люда заворожено слушала приятные на слух изречения. Если б и правда можно было не работать и быть сытым, как птицы небесные, то такая религия была им вполне по душе! Но были и другие слушатели «баек», которые понимали, что далеко не всегда птицы находят себе корм и погибают от голода или становятся добычей других хищников. Они не стеснялись говорить друг другу об этом и о том, например, что полевые лилии часто вянут и сохнут то от жары, то от холода.
И тут среди оживлённой толпы послышался громкий мужской голос, направленный в сторону проповедника:
– Красиво говоришь, Пророк! Но, если бы твоя птичка щебетала для нас просто так, без нужды клевать зерно и пить воду из озера, тогда – другое дело! А то ведь, понимаешь ли, нет такой птички, чтобы пела, да не ела!
Слова местного кожевника вызвали многолюдную поддержку и смех.
Но их насмешки не смутили Элла. Он просто боялся быть узнанным и не мог в этой ситуации открыто вступить с ними в спор.
Тогда, в самый подходящий момент, когда лодка стала медленно двигаться в сторону берега, он вдруг вскинул руки вверх и победно прокричал:
– Блаженны вы, когда будут поносить вас и всячески неправедно злословить по поводу Спасителя вашего!
– Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах!
– Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца нашего Небесного! 
 Возбуждённый до предела учитель хотел говорить ещё и ещё, как вдруг осёкся, услышав из воды чьи-то слова:
– Поехали домой, Элл, ты своё дело уже сделал.
На берегу в это время вдохновенно смотрели на медленно удаляющую лодку и с сожалением говорили:
– Красиво говорил праведник, но многое из того, что он проповедовал, нам не понятно: кто может растолковать, что – к чему? Получается, что нам работать вообще не нужно. А кто тогда будет нас кормить, поить, строить дома и укрывать от холода? Кто будет платить налоги, и содержать армию кесаря?
В ответ люди только пожимали плечами и вздыхали.
Вдруг кто-то громко напомнил:
– Так обо всём этом знает наш Элл: он и растолкует, если мы его хорошо попросим, и если он захочет говорить с нами.
– Что значит - если захочет? – возмутился седоватый мужчина. – Если понадобится, мы заставим его поделиться с нами своими знаниями!
– Конечно, захочет, – вмешалась женщина, – он добрый и смиренный парень, не то, что некоторые.
Когда таинственная лодка исчезла из поля зрения, люди медленно стали расходиться по домам. Всю не короткую дорогу они обсуждали слова, услышанные на озере. Они уже ждали тот день, когда отвергнутый ими сын плотника сможет объяснить смысл непонятных, странных изречений Пророка. 
В этот час Арита, находясь чуть в стороне от того места, куда должны были доставить Элла его верные ученики, терпеливо ждала триумфального возвращения возлюбленного. Возбуждённый происшедшим новоявленный оратор стоял в медленно движущейся лодке, мысленно благодарил Бога за свое возвышение и был далёк от мысли, кого на самом деле нужно было бы благодарить.
Когда нос лодки наконец-то уткнулся в песчаный берег, он неохотно ступил на землю, не замечая, что оказался в полном одиночестве.
«Куда все подевались?» – медленно возвращался к реальности Элл. С удивлением он отметил тот факт, что, кроме его и лодки, на берегу никого не было. «А кто же тогда двигал лодку по воде? – снова заволновался он. – Неужели невидимая сила моего всемогущего Отца?»
Молодой проповедник расправил плечи и медленно пошёл вдоль озера.
Проходя мимо большого прибрежного валуна, он увидел чей-то еле заметный силуэт. По мере приближения к нему, Элл, всё ещё не видя лица незнакомца, вдруг догадался, кто бы это мог быть, и знакомое чувство радости охватило его.
Она встретила учителя, старательно изобразив испуг и изумление:
– Ах! – негромко вскрикнула Арита, когда он поравнялся с ней. – Ты сильно напугал меня! Разве можно красться к одинокой девушке, тихо страдающей на берегу озера?
Он, всё ещё находясь под впечатлением недавнего выступления, даже не спросил: почему она страдает, как здесь оказалась, и почему вместе со всеми не пошла домой? Присев рядом, он отрешённым голосом сказал:
– Разве можно пугаться того, кого нет на этой земле? Я нахожусь сейчас на небе, в обществе своего Отца, который любит меня и помогает мне! Я так счастлив, что наконец-то смог достучаться до сердец людей! Ты не представляешь, какое это счастье!
Девушка не обиделась: ей было приятно, что её друг счастлив, и она к этому имела самое непосредственное отношение.
Выслушав его восторженные речи, Арита, как бы между прочим, сообщила, что она в темноте нечаянно оступилась и теперь ей больно ступать на ногу. Не дождавшись от него сочувствия, девушка притворно застонала и задрожала. Только после этого Элл, со свойственным ему милосердием, по-братски обнял её:
– Пойдём домой, Арита, поздно уже, да и похолодало к ночи.
Вдруг он увидел на её голове свою шерстяную повязку, которая пропала после их «свидания» на песчаном пляже. Элл почувствовал такую неловкость, что предпринял попытку встать и уйти прочь. Но он не стал делать этого, услышав ласковые слова Ариты:
– А разве тебе хочется уходить отсюда? Разве тебе не нужно поделиться своими впечатлениями о сегодняшнем успехе со мной или хотя бы со звёздной ночью или твоим любимым горным озером?
Он, недолго думая, сказал:
– Ты права, Арита, мне действительно не хочется уходить отсюда.
– Тогда тебе нужно побыть одному. Я пойду. Прощай, Элл.
Она мягко убрала его руку со своего плеча и поднялась.
– Но куда ты пойдёшь одна, в темноте, с больной ногой? – вдруг опомнился он, и девушка украдкой улыбнулась.
– Но ты ведь не хочешь, чтоб я осталась с тобой?
– Останься, – просто попросил он, сам от себя не ожидая такого решения. – Я расскажу тебе о том, как будут жить люди в том Царстве, о котором я недавно говорил, хочешь?
Арита, конечно, согласилась, мысленно прося прощения у своих родителей за их волнение по поводу её отсутствия дома.
Вспоминая уроки Омелы по обольщению учителя, она, в числе иных чисто женских премудростей, при случае, добавляла в напиток Элла чудодейственный возбуждающий чувства порошок. На её серьёзные возражения, что, мол, в их обществе строго запрещены близкие отношения между парнями и девушками, няня резонно отвечала: «А откуда Бог может знать о женском  обольщении? Ему разве приходилось когда-нибудь испытывать на себе ее чары? Откуда Ему знать, как должны поступать мужчина и женщина, если они любят друг друга?»
Арите понравились эти простые доводы – и она решилась на обольщение Элла.
В эту ночь никто не видел одинокую пару, гуляющую вдоль берега тихого озера. Ни одна живая душа не слышала, о чём он говорил ей. Никому не повезло стать свидетелем того, как учитель от умиления плакал, а девушка нежно утирала его слёзы своими длинными золотистыми волосами. Тогда впервые им открылась магическая тайна страстного поцелуя, и бегущая за ним неистовая дрожь двух жаждущих слияния молодых тел.
«Ах, не зря я «подвернула» себе ногу, ах, не зря!»– дрожала от волнения девушка, прижимая к себе безвольное тело молодого праведника…
Ранним утром Арита возвращалась домой и ничего толкового в своё оправдание не придумала. Каково же было её удивление, когда, подходя к дому, она встретила стоящую в стороне Омелу. Она улыбалась, украдкой махала ей рукой и подавала какие-то знаки! Девушка тут же изменила направление и пошла следом за ней в сторону сада.
– Извини, Омела, – поравнявшись с няней, сразу стала каяться она. – Тебе, наверное, попало из-за меня! Но, понимаешь, у меня, наконец-то, получилось сделать то, что велела ты.
– А почему ты вернулась так рано? – не поворачиваясь к ней лицом, спросила недовольная наставница.  – Тебя здесь никто не ждёт, никто не печалится: у нас все свои давно дома и ещё крепко спят.
– Как это? – изумилась Арита, не понимая, что происходит.
– А что тут непонятного, если ты давно спишь в своей кровати и сейчас досматриваешь дивный сон.
За время совместного проживания с этой удивительной женщиной Арита, казалось бы, хорошо изучила её и сама от неё многому научилась. Но сейчас она повернула няню к себе лицом, ровным счётом ничего не понимая.
– Так ты, вместо меня, в кровать положила мою большую куклу! – вдруг осенило девушку, и она нежно обняла спасительницу. – Ах, ты моя умница и выдумщица, спасибо тебе!
Няня отстранилась от неё, недовольно скривив губы.
– Никогда не делай того, что ты только что сделала!
– А что я сделала? – удивилась Арита. – Разве я не права?
– Ты не должна относиться ко мне, как к подруге и совсем не угадала насчёт своей большой куклы. Потом я тебе всё объясню, а сейчас немедленно иди спать ко мне домой. Позже, до завтрака, незаметно вернёшься в свою комнату, понятно?
Но, увидев в глазах девушки слёзы, Омела сжалилась:
– Ладно, быстренько убери за собой солёные капельки, не умирай от удивления и не задавай лишних вопросов. Понимаешь, я нашла тебе замену, двойника! Она-то, родимая, и спит в твоей кровати, ни у кого не вызывая сомнений в том, что она – это ты.
Сказала и, отвернув её от себя, подтолкнула девушку в ту сторону, куда она должна была идти.
Арита подчинилась и быстро добежала почти до конца селения. Входя в маленький домик няни, она точно знала, что навстречу ей выйдет красивая рыжая кошка. Она обязательно поведёт её к столу, где лежит вяленая рыба. Когда точно так и случилось, девушка положила в глиняную миску  лакомство, и кошка благодарно замурлыкала.
Арита легла на тахту, но не о каком сне не могло быть и речи. «Двойник! – бешено стучало сердце в её груди. – Со мной рядом живёт похожая на меня девушка, а я о ней ничего не знала! Ай да няня! Ай да «старушка!» Если она подключила к нашим планам ещё одну «Ариту», значит, в моей жизни скоро будут большие перемены. Ах! Поскорей бы познакомиться с этой девушкой! Втроём нам точно удастся и Элла приручить, и обмануть вездесущего дядю!»

ГЛАВА 8
Ничто так быстро не пролетает, как время юности. Особенно, если в ней нет места для игр и безудержных развлечений.
Годы Элла бежали галопом загнанными лошадьми. Он так быстро повзрослел, что в полной мере не успел насладиться всеми прелестями «золотого» возраста.
Зато его младшие братья всё ещё резвились среди такой же беспечной ребятни и не торопились заняться какими-нибудь стоящими делами.
Двадцатитрёхлетний Элл всё чаще и чаще стал уходить из дома. Он постоянно находился в тех местах, где проходили чтения и обсуждения религиозных книг. В сопровождении своих немногочисленных учеников, его можно было видеть среди людей близлежащих селений, где он сам искусно проводил проповеди и по своему разумению объяснял суть рассказанных им притч и легенд.
Однажды Элл вообще исчез из поля зрения родственников и товарищей. Были разговоры, что он ушёл служить в соседний храм, другие говорили, будто бы его убили или избили так, что он стал калекой – кто чего только ни говорил!
Одна Арита знала, где он и что с ним.
Незадолго до его ухода она, со слезами на глазах, обсуждала с Омелой намерение Элла уйти в пустыню:
– Он там погибнет, или его съедят звери! Как отговорить его не идти в пустыню, няня? Ты всё знаешь и всё умеешь: сделай так, чтобы он остался здесь! Ведь не для того мы столько времени удерживали его возле себя, чтобы теперь отпустить на погибель!
Они сидели в своей любимой беседке, и няня нежно гладила её по голове:
– Что ты, милая моя, побойся Бога! Неужели Небесный Отец допустит, чтобы его любимое дитя было съедено голодным леопардом? Ничего такого не будет! Пусть Элл идёт своей дорогой: так будет лучше и для него, и для тебя.
– Как ему может быть хорошо, если пустыня – не совсем подходящее и не очень безопасное место для отдыха человека. Если Элл там погибнет, то и мне не нужно будет жить на этом свете!
– Мы могли бы его удержать, но поверь: сейчас ему это очень нужно. По крайней мере, в этом уверен он сам. Зачем же тебе идти вопреки желанию мужчины?
– Он пока ещё не мужчина! – вырвалось у Ариты, и Омела недовольно нахмурила брови.
– Тем хуже для тебя, дорогая. А я не буду больше повторять: держи свои девичьи порывы в своей распрекрасной груди! Те знания, которые ты получаешь, обязывают тебя быть выше всех женщин и, конечно же, мужчин. Секреты врачевания и женская хитрость – это далеко не всё, чем ты должна овладеть. Я тебя по-настоящему ещё не учила! Но если ты считаешь, что уже всё знаешь,  можешь делать, что хочешь, а я ухожу!
Арита вдруг испугалась:
– Что ты, Омела! Разве не ты с самого начала нашего знакомства утверждала, что я – избранная? Как ты можешь бросить меня – особенную! 
Няня ласково обняла её и показала пальцем на небо.
– Это не я не могу бросить тебя, а Он! И хотя время для исполнения миссии для тебя ещё не наступило, ты должна уже сейчас готовиться к испытаниям … пока Элл будет загорать в своей пустыне, – после некоторой паузы добавила она, доставая из рукава платья какой-то свёрток.
– А что это за время, которое должно будет наступить?
– Скажу тебе по большому секрету: этого я и сама не знаю. Но то, что ты сейчас наденешь на пальчик вот это кольцо, не вызывает никакого сомнения!
С этими словами она развернула ароматный платочек и достала тонкое, неправильной формы, колечко. Арита, прежде чем примерить его, долго рассматривала подарок, который не был похож на обычное кольцо. Контур этой вещицы имел плавные извилины, обращённые в наружную сторону. Кроме этого, просматривалась немного утолщённая часть в одном месте и утончённая в другом. На утолщённой стороне кольца едва просматривались впаянные вовнутрь два маленьких желтых топаза. Камушки были высушены и обработаны таким способом, что, когда они соприкасались с влажной ладонью человека, то превращались в красные рубины. Об этом девушка узнает позже, как и то, из какого сплава металлов сделано само кольцо. Ювелирное «чудо» имело необычное для того времени свойство – при определённых обстоятельствах оно самостоятельно сжималось или разжималось.
А сейчас, под одобрительную улыбку Омелы, Арита надела его на безымянный палец левой руки – по утверждению няни нерв именно этого пальца проходит рядом возле сердца!
– Только нужно повернуть кольцо так, чтобы его тонкая часть находилась со стороны твоей ладони, – поправила няня  и хитро прищурила глаза.
«Значит, сюрпризы не закончились, – справедливо подумала Арита, выполняя то, что велела наставница. – С кольцом нужно ещё что-то сделать, но что?»
– Всё, что нужно знать о кольце, ты скоро узнаешь. Отныне помни: ты носишь на себе знак особой женщины, которая может делать всё, кроме того, чтобы говорить об этом! И ещё: если ты станешь болтать о необычном подарке, кольцо, которое никто и никогда не сможет снять с твоего пальца, сгорит прямо на твоих распрекрасных глазах. Но самое главное, – озираясь по сторонам, прошептала она, – это то, что мы немедленно должны вкусно пообедать и отнести точно такие продукты твоему двойнику –  Агле.
При упоминании имени этой девушки Арита не стала ни о чём больше спрашивать и тут же собралась идти в дом.
По привычке, как это делалось с другими кольцами, она попыталась снять и снова надеть подарок Омелы, но вдруг почувствовала - колечко впивается в её палец. 
Испугавшись, Арита развернулась и побежала к месту, где только что рассталась с няней, но там её уже не было. Дрожа всем телом, Арита посмотрела на кольцо, но уже ничего необычного  не увидела. «Да и размер его снова стал таким, каким был вначале», – успокоившись, подумала она и с противоречивыми чувствами ступила на порог дома.   
Собирая со стола всё самое вкусное, она вспомнила, чему Омела её наставляла: мол,  её двойника нужно кормить теми же продуктами, которые ест сама Арита.
– У Аглы должны быть такие же формы тела, как у тебя, – твердила няня. – А чтобы она при случае, могла копировать твою походку, улыбку или повторять другие твои привычки, вам  нужно чаще общаться. Общаться так, чтобы ни одна живая душа не знала об этом. А вообще-то нужно сделать так, чтобы Агла, как бы, вовсе не существовала: не ровен час кто-либо из твоих родственников или знакомых рассмотрят в ней не только внешние сходства с тобой, но и едва уловимые различия. Я думаю, что для неё подошёл бы небольшой домик где-то на краю посёлка.
Арита знала о «несогласованности» некоторых внешних параметров Аглы. То обстоятельство, что девушка-двойник была немного ниже ростом, чем «оригинал» особого волнения не вызывало. Проблема была в цвете её глаз. Агла была совсем не зеленоглазая! Рисковать и надеяться на то, что никто не заметит такого яркого различия, было опасно. Поэтому Арита с пониманием отнеслась к заданию Омелы. Вскоре, с помощью Симоны, все неудобства с местожительством Аглы были легко устроены. Арита, увлечённая идеей домашнего обустройства двойника, даже не удивилась странному факту: почему её мать не спросила, для чего и для кого предназначался домик на отшибе? Лишь в другое время, находясь в своей спальне с Симоной наедине, она предприняла попытку поговорить об этом, но женщина только загадочно улыбнулась и поспешно ушла.
«Что-то здесь не так, – ложась спать, подумала Арита. – Завтра же попрошу Омелу объяснить странное поведение матери».
На следующий день няня без эмоций выслушала вопросы воспитанницы и коротко ответила:
– У твоей мамы очень добрый и сильный характер, - и на этом разговор закончила.   
После обеда Арита прогуливалась по саду, когда сзади неё послышались чьи-то осторожные шаги. Повернувшись, она увидела маму, которая то и дело испуганно оглядывалась по сторонам.
– Что-то случилось? – тихо спросила у неё Арита.
Симона учащенно дышала и нервно теребила в руках носовой платок.
– Я не знаю, что произошло, но, по-моему, Симон стал подозрительно относиться к твоей няне. Раньше он не возражал против того, чтобы она своими методами снимала с меня головную боль. Теперь его почему-то раздражает знахарское вмешательство Омелы. Кроме этого, твой отец стал подозревать её в кражах продуктов со стола.
Симона замолчала, но было очевидно, что она не сказала главного. Арита, обученная держать паузу, удивлённо пожала плечами.
– Ах, доченька, я боюсь, что от Омелы тебе придётся отказаться, иначе беды не миновать! Если твоему всесильному дяде станут известны подробности ваших занятий, он не пощадит ни её, ни тебя, ни нас! О твоих тайных встречах с бедняком Эллом я вообще боюсь даже говорить: владыка не простит тебе своеволия никогда!
– Но как можно такое допустить, мама? Неужели ты не можешь поговорить с отцом, чтоб он оставил мою няню в покое?
– А Элл? Что делать с ним, чтоб он оставил тебя в покое? Ведь мы же знаем, что именно из-за него ты не выходишь замуж и отказываешь всем достойным мужчинам. А, между тем, тебе уже двадцать четыре года.
– Если все ваши беспокойства только из-за этого, можете успокоиться: Элл сам бросил меня и всех своих учеников и куда-то исчез. Можешь успокоить отца: пусть он оставит в покое Омелу и ничего не говорит своему брату.
– Он поверит тебе только тогда, когда ты станешь встречаться с приличным человеком, а лучше, если вообще… выйдешь за него замуж.
– Я подумаю, мама, а ты пообещай мне поговорить с отцом.
Симона дала такое слово и поспешила уйти в дом.
Вскоре Арита обо всём этом рассказала Омеле.
– Что нам делать, няня? Мы погибнем сами и погубим Элла!
Женщина не разделила опасения своей воспитанницы и увела её в глубину фруктового сада.
– Не об этом нужно сейчас думать, не об этом. Всё, что наговорила тебе Симона, не опасно ни для кого! Твой Элл, кроме кучки таких простаков, как ты, больше ни с кем не общается и никому не нужен. Я тоже не заинтересую твоего вездесущего дядю, потому что ничего противозаконного не делаю, а наоборот, учу женской грамоте его любимую племянницу. То, что я была замечена в воровстве продуктов, тоже ерунда. Ведь я, на самом деле, не воровала их, а прятала от тебя и выбрасывала на помойку, чтобы ты, моя девочка, не переедала и была стройной и красивой.
– Ты, правда, так плохо думаешь об Элле? – вдруг спросила её Арита, пропуская всё остальное мимо ушей.
Омела обрадовалась именно такой реакции воспитанницы.
– Вот об этом я и хочу поговорить с тобой. Пора тебе, моя дорогая, заняться настоящим делом, пока нет твоего любимого. Проблема Элла состоит в том, что такие, как он, ходят повсюду в большом количестве, но ничего хорошего их красочные притчи людям не приносят. Элл упорно утверждает, что он Сын Отца Небесного, что только он может говорить с Ним и нести Его слова к сердцу каждого из нас, ведь так? Но кто этому поверит, кроме тебя, влюблённой в него, и небольшой кучки безграмотных бродяг? Поэтому тебе аккуратненько нужно подсказать ему, что одних слов для того, чтобы люди поверили ему мало. Для достижения свое мечты нужны конкретные поступки и дела, например, лечения больных, и особенно душевнобольных. Ты научишь его всему этому, но так, чтобы, ни одна живая душа не знала о нашем сговоре. Когда весть о его чудодейственных способностях разлетится по многим селениям, я подскажу, что нужно будет делать дальше. А пока ты должна убедить его начать учиться тайному врачеванию.
Узнав о грандиозных планах Омелы, Арита уже не за что не переживала: ни за уход Элла в пустыню, ни за мелкие подозрения своего отца, ни за навязчивые предложения женихов. Теперь она точно знала, как себя нужно вести. К тому же девушка обладала магическим кольцом, и это обстоятельство было немаловажным.
В каждодневной кропотливой учебе дни для Ариты пролетали быстро. Через полгода она уже, к радости Омелы, многое знала и умела. Но чем глубже девушка вникала в суть врачевания и, так называемой, колдовской магии, тем отчётливее понимала: всё это настолько серьёзно, что любая, даже самая маленькая оплошность с её стороны может привести к непредсказуемым, даже чудовищным последствиям.
Лишь уверения и строгие наставления Омелы успокаивали Ариту и придавали ей силы для познания всё новых и новых тайн.

ГЛАВА 9
Тем временем в селение наконец-то пришёл худющий, измученный голодом и усталостью Элл. Казалось, он стал выше ростом и смуглее, чем был раньше.
С дороги он не стал заходить домой, а попросил своего ученика Фому собрать вместе всех своих братьев и сестёр:
– Я буду вас ждать в саду у вертоградаря* Иакова, – сказал он, похлопывая Фому по плечу.
   Худощавый, маленького роста юноша со смешными рыжими волосами недавно стал доверенным лицом Элла. Такую честь он заслужил после того, как прилюдно, возле родника, не постеснялся поднести молодому учителю кувшин с водой. Тогда многие горожане посмеивались над Фомой, мол, смотрите, как он угождает сыну плотника! Но парень не обратил на них внимания, и после этого насмешки прекратились сами собой. Элл хвалил его за всё это и ставил всем в пример:
– Смотрите, как смирение и доброта побеждают злое слово и зарождают в сердцах людей доверие и взаимопонимание.
Сейчас же, обрадовавшись появлением учителя, Фома бросился по домам извещать своих друзей о предстоящей встрече.
Радости Элла не было конца, когда вокруг себя он увидел множество юношей и девушек. Среди них были и такие, кого он раньше не знал. Все они весело щебетали вокруг него, и каждый старался дотронуться до его ветхой, изношенной одежды. Девушки щедро угощали учителя разными яствами, но он сдержанно от них отказывался.
– Я больше месяца вообще ничего не ел, а только пил немного воды, поэтому мне и сейчас не хочется есть. Там, в пустыне я познал истину - воздержание от пищи есть богоугодное дело, которое полезно и для души, и для тела.
– Мы видим, как ты от такой полезности еле стоишь на ногах, – вставил своё ехидное слово Гадиан. – В чём же суть такой пользы, объясни нам?
– Чтобы понять это, нужно самому испытать то, что испытал я. Но призывать вас к воздержанию от пищи нет никакой надобности: кто хочет, тот сам примет решение.
Разумный ответ Элла всех удивил: раньше молодой учитель был более категоричен в своих требованиях. Например, он был однозначно против того, чтобы в их небольшое сообщество входили семейные или разведённые пары. Праведник не терпел даже намёков на плотские отношения между юношами и девушками. Ко всему этому он совсем не прислушивался к мнениям других, хотя при этом умудрялся относиться ко всем с искренней любовью и привязанностью.
– И всё-таки непонятно: зачем так глупо и жестоко нужно мучить своё тело? – не унимался Гадиан, брезгливо рассматривая бледное лицо учителя.
– Своё тело я мучил только ради того, чтобы оно не мучило меня, – просто ответил Элл. 
– Гадиан, отстань от учителя со своими глупыми вопросами, - обратилась к «брату» Рая под одобрительные отклики других. – Элл, лучше расскажи нам: чем ты занимался в своей пустыне? Во что одевался, что пил и, вообще, как выжил?
Учитель как будто бы ждал такого вопроса и, поднявшись с земли, вдохновенно «доложил». 
– Одежда моя состояла только из власяницы*, которую мне, по дороге к пустыне, сплела одна вдова. Воду  пил из небольшого черпала**. С помощью верёвки, сплетённой из пальмовых ветвей, я ежедневно опускал и поднимал её из бездонного колодезя. В пустыне я человеческим языком разговаривал с разными зверьми. Наверное, они видели во мне своего друга, поэтому не причиняли мне зла.
– Прямо как в раю, – восхищенно проговорила Ада, подсаживаясь к нему.
– Но главное, друзья мои, – вёл свою линию Элл, – я теперь точно знаю, чего не нужно делать в этом мире, чтобы попасть в Царство Небесное. Во время своего очередного разговора с Отцом мне отчётливо послышались слова человека, который, перед тем, как взойти на небо, вот так вот каялся: «Я не делал зла людям. Я не нанёс ущерба скоту. Я не совершил греха в месте Истины. Я не творил дурного, имя моё не коснулось слуха кормчего священной ладьи. Я не кощунствовал. Я не поднимал руку на слабого. Я не делал мерзкого перед богами. Я не угнетал раба перед лицом господина. Я не был причиною недуга. Я не был причиною слёз, не убивал, не приказывал убивать. Я никому не причинял страданий, не истощал припасов в храмах. Я не портил хлеба. Я не совершал прелюбодеяния. Я не сквернословил. Я не прибавлял к мере веса и не убавлял от неё. Я не отнимал молока из уст детей. Я не сгонял овец и коз с пастбищ их. Я не преграждал путь бегущей воде».   
Элл озвучивал длинный текст с таким вдохновением, что все присутствующие, затаив дыхание, слушали его, и мысленно повторяли за ним уже сказанные фразы. Даже Гадиан согласно кивал головой и что-то бубнил себе под нос.
После последнего произнесённого слова на поляне воцарилась полная тишина. Элл наслаждался такой реакцией собратьев, а те, в меру своего разумения, пытались понять смысл услышанного.
– Это, конечно, не всё, что я слышал и видел в пустыне, – прервал всеобщее молчание он. – Очень скоро вы окончательно поверите мне, и тогда мы вместе понесём Божье слово в большой город.
– А скажи, учитель, – хитро прищурив глаза, спросила Ада. – Там, в пустыне, тебя не искушал дьявол? Ну, я имею в виду: никто не предлагал тебе вкусной пищи, или богатства какого-нибудь, или...женщину?
Пустынник не смутился, и, не задумываясь, ответил:
– Побеждать человеческие желания и страсти не трудно, если в твоём сердце живёт Бог! Но, должен вас заверить, что даже небесные ангелы не помогут человеку побороть искушения, если он сам не победит тягу к ним. Там, в пустыне, нас было только трое: Бог, пустыня и я! Места для дьявола там не было!
– Всё это хорошо и красиво, но сейчас, – вдруг вмешалась в разговор угрюмая Мария, – тебе нужно отдохнуть с дороги, помыться и, пусть простит тебя твой Небесный Отец, вкусно поесть!
Не ожидая от  неё такого материнского участия, Элл растрогался.
– Спасибо тебе, Мария, думаю, ты права – мне необходимо немного подкрепиться.
Но двоюродная сестра Урия уже взяла его под руку:
– Пойдём к нам: тебя давно хотели видеть дядя и тётя.
Не прощаясь, они тут же покинули место сбора.
После их ухода стали расходиться все остальные.
Гадиан поспешил оказаться возле Ариты.
– Я провожу тебя, – настоятельно предложил он.
– Спасибо, но у меня совсем другие планы на этот вечер. Лучше проводи домой Дарию с Марией: они такие трусихи!
Судя по её возбуждённому виду, он понял, кто только что вошёл в её планы. Но, повинуясь желанию пассии, он взял за руки трепетных девушек и увёл за собой.
Тем временем Арита побежала к дому, где должен был быть Элл. Совсем скоро она уже стояла под окном, завешенным плотной материей. Девушка прислушалась, но никаких разговоров или движений по дому не услышала.
«Опоздала, – в первую минуту с досадой подумала она. – Но, может, это и к лучшему: пусть отдохнёт, а с завтрашнего дня у нас начнётся новая жизнь».
Но новая жизнь для них началась не завтра, а вскоре после того, как она пришла домой.
Не успела Арита разложить перед собой коробки с различными травяными мазями, как в застеклённое окошко влетел маленький камушек. Вздрогнув от неожиданности, девушка взволновано выглянула из окна. В сумерках было уже плохо видно, но она смогла разглядеть одинокую фигуру человека, одетого в длинный тёмный плащ.
«Это Элл», – радостно решила она.
Арита набросила на плечи тёплый платок и тихо вышла на улицу. Подойдя ближе к человеку в плаще, она увидела Урию, и её сердце тревожно забилось.
– Что с ним? – громко спросила она, но холодная ладонь нежданной гостьи легла на её губы.
– Тише, ты! Зачем так волноваться, если ничего не случилось? Просто, понимаешь, Элл умылся, немного поел винограда с изюмом, вышел на улицу и…
Арита не дослушала Урию, радостно поцеловала её в щеку и исчезла с её глаз.
Никто не видел, как первая ученица Элла бежала  босиком вдоль узких каменных улиц, придерживая обеими руками срывающийся с плеч платок. Никто не слышал шепот, срывающийся с её сухих губ: «Он на горе, он ушёл в горы».
Вдруг она остановилась:
«Боже, что же я ничего с собой не взяла: ни поесть, ни одеться, не специально отваренную для него настойку из трав?»
Арита как будто прямо перед собой увидела недовольное лицо няни, мысленно извинилась перед ней – и, вместо того, чтобы вернуться домой, ещё быстрее побежала в сторону зелёной горы. 
  Только у подножья девушка остановилась перевести дыхание, прислушаться и присмотреться. Она была уверена, что Элл был где-то здесь, и боялась, что он может затаиться и не дать себя обнаружить. Такое «дикое» поведение демонстрировалось им не раз, когда искавшие его по разным причинам люди прямо-таки переступали через него, а он, равнодушный и невидимый, находился рядом и не думал себя выдавать.
Сейчас Арита решила перехитрить его. Как дикая кошка она стала тихо красться вверх по тропе, то и дело останавливаясь, чтобы «принюхаться» к обстановке вокруг себя. С детства она не боялась темноты и прекрасно себя чувствовала в одиночестве среди гор и лесов. Девушка отличалась от сверстниц гордым и своенравным характером, поэтому неудивительно, что её тяготило общество надоедливых людей. Арита, точно так, как и Элл, часто убегала из селения сюда, где пела свои песни «коллегам»-птицам и «секретничала» со скалами по поводу своих девичьих тайн.
Вдруг, со стороны огромного валуна, до её слуха донёсся чей-то тихий стон. Арита напрягла слух и снова услышала стон, похожий на зов попавшего в беду человека. Приблизившись к тому месту, она едва различила силуэт молодого учителя. Он сидел на камне спиной к ней и, в перерывах между стонами, обратив свой взор к небу, шептал молитву. Боясь своим неожиданным появлением спугнуть его, девушка зашла за камень и тихо, несколько раз, в такт его стонам, произнесла: «Элл, Элл, Элл».
Юноша замолчал, растерянно поглядывая в ту сторону, где пряталась Арита. Ему показалось, будто бы кто-то зовёт его по имени. Но, так никого и не увидев, он успокоился.
– Отец мой Небесный, – донеслись до Ариты тихие слова его молитвы, – ты слышишь меня и называешь меня по имени. Сними же боль с моего живота, не допусти, чтоб кто-нибудь увидел меня, поражённого болезнью, которая не может быть у меня, Твоего Сына. Дай мне силы и здоровья пройти свой путь до конца так, чтоб ни у кого не было сомнений по поводу моих способностей. А когда Ты призовёшь меня к себе, сделай так, чтоб я упал в Твои объятия в полном уме и здравии!      
Он несколько раз подряд произнёс свои обращения к Богу, и Арита, почти не дыша,  всё это хорошо слышала. «Он, безумец, в самом деле, разговаривает с Создателем! – с волнением и восторгом подумала она, немного выглядывая из своего укрытия. – Но почему нет ответа? Почему я  слышу только одного просящего?»
 Её сердце так громко стучало в груди, что она испугалась: вдруг Элл услышит этот стук!
И правда, учитель как-то быстро поднялся и пошёл точно в ту сторону, где пряталась Арита.
Девушка испуганно шагнула назад и, зацепившись платьем за острый край камня, громко упала на землю.
– Кто здесь?– испуганно спросил Элл, всматриваясь в темноту.
– Это я, – сразу же отозвалась Арита, придерживая оборванный край своего нового платья.
– Ара-рита? – странным образом заикаясь, воскликнул он. – Но что ты тут делаешь?
– Гуляю.
– Одна в горах, ночью?
– Ты, наверное, забыл, что я, как и ты, с детства занимаюсь этим.
Она подошла к нему поближе, и Элл неловко схватился руками за свой живот.
– Ты заболел?
Он стыдливо отвёл глаза.
– Не переживай, учитель, я никому не скажу об этом. Но позволь, я помогу тебе, – решительно предложила она, взяв его за руку.
Неожиданно для неё Элл не стал сопротивляться, лишь отрешенно спросил:
– А ты что постигла науку врачевания?
Ученица не ответила, укладывая пророка спиной на землю.
Повторяя про себя золотое правило Омелы: «Что не исцеляет снадобье, то исцелит нож, что не может исцелить нож, то исцелит огонь, а что не может излечить ничто, то может излечить посвящённая женщина», – она без стыда,  сквозь складки плотного хитона, властно просунула свои руки к его дрожащему телу. Юноша попытался сопротивляться и даже захотел подняться на ноги, но от нестерпимой боли только вскрикнул.
– Лежи смирно, мой больной, а то твои ученики ещё не скоро увидят тебя здоровым и сильным.
Наука Омелы не прошла для неё даром. Закрыв глаза, Арита медленно стала водить руками по его животу, осторожно вонзая свои длинные пальчики в нужные для такого лечения места. Поверженный Мессия уже без стыда корчился от боли, и совсем не хотел бежать от милого вмешательства неожиданной спасительницы. Но как только её руки стали подниматься к его груди, он сразу перевернулся на живот. Зная, что Элл с детства почему-то стыдился своей груди и постоянно прятал её под одежду, Арита под предлогом лечения хотела выведать эту тайну, но, как оказалось, сделать это было не так просто.   
Она нежно перевернула его снова на спину и продолжила массировать твёрдый, как камень, живот. Вдруг, накрыв горячими ладонями нижнюю часть его живота, девушка застыла и Эллу послышались её какие-то невнятные слова.
– Ты что там делаешь? – стыдливо спросил он, поджав колени. – У меня уже ничего не болит! Спасибо!
Она почувствовала, как  напряглось его тело и, немного подвинув ладони вверх, тихо сказала:
– Понимаешь, организм человека подвержен естественным болезням по трём причинам: из-за плохой пищи, из-за неблагоприятных природных условий и из-за появления в нём кишечных паразитов. У тебя внутри начала развиваться одна заразная болезнь. Если её не вылечить на этой стадии, ты будешь страдать ею всю оставшуюся жизнь. Сейчас я сниму только боль, а саму болезнь, втайне от всех, буду лечить потом и совсем другим способом.
– Но я точно знаю, что все болезни людей происходят по воле дьявола из-за их грехов! –  возмущённо сказал он и, с удивлением почувствовав, как внутри него боль стала утихать.
– И поэтому тоже, – согласилась девушка и продолжила делать своё лекарское дело.
Арита, конечно, знала, что её любимый твёрдо верил в силу и коварство дьявола. Он утверждал, что всеми болезнями людей управляют демоны, которые легко овладевают телами больных и терзают их души. Учитель, совершенно не знавший законов физики, химии и других наук, настаивал на том, что только обращения к Богу могут изменять течения облаков, направления ветров, выпадения осадков, останавливать болезни и даже смерти людей.
Девушка обо всём этом знала и, используя советы Омелы, готова была «сломить» его необразованность, наивность и простоту.
Ожидая разрешения встать, Элл покорно лежал на земле, обдумывая то, что сейчас произошло. «Во-первых, – думал он, – откуда она здесь взялась? Во-вторых: она могла слышать мое безответное обращение к Небесному Отцу. В-третьих: никогда раньше она не занималась врачеванием. В-четвёртых: кто мог её этому научить? И, наконец, в-пятых: Арита повзрослела и стала меня волновать как женщина».             
Блуждая в своих догадках, он не заметил, как девушка легла рядом и стала гладить по его густым, недавно вымытым кудрям.
– Скажи, – вдруг спросил он, – ты веришь, что я - Сын Божий?
– Конечно, верю, иначе я не была бы рядом с тобой.
– Тогда почему ты ведёшь себя со мной как с земным мужчиной и не выходишь замуж за равного тебе? Разве родители не требуют от тебя замужества?
– А кто тебе запрещает на мне жениться? И почему я должна выходить замуж за того, кто мне не нравится?
– Ну, какой из меня муж, Арита! – испугался Элл и отодвинулся от неё. – Разве ты не понимаешь, что я должен быть выше всех земных желаний? Разве мне дозволено то, что можно делать вам, людям? Моё дело –  служить своему Отцу и нести людям слово Божье. Моя семья – это союз Отца и меня, его Сына.
– Успокойся. Я не собираюсь мешать тебе в этом, но пообещай мне только одно.
– Что именно?
– С завтрашнего дня ты обязательно будешь пить козье молоко. Обещаешь?
Он еле заметно кивнул в знак согласия, и некоторое время они оба молчали.
Арита не знала, как начать то, ради чего она сюда пришла, а Элл снова витал в облаках, обдумывая свои дальнейшие религиозные амбиции.
– Скажи, Арита: почему люди не хотят верить мне так, как верят, например, Соломону? Почему мои притчи и заповеди всем нравятся, но и только? Почему меня не хотят признать Мессией богатые, образованные люди? Неужели только потому, что мне чужды идеи Лукреция, который когда-то говорил о том, что сверхъестественных сил не существует и что он отрицал могущество Бога? Разве может быть такое, чтоб все события в этом мире происходили по каким-нибудь своим законам без вмешательства высших сил?
Арита, затаив дыхание, слушала грустные слова учителя и, наконец, поняла: её время, благодаря вполне обоснованным сомнениям Элла, наступило. В эти минуты ей так захотелось расцеловать его и рассказать всё, чему её научила Омела. Но, помня серьёзные предостережения по этому поводу, девушка осторожно приступила к задуманному плану.
– Ах, Элл, ты прекрасно знаешь, что Соломон был царём. А у царей есть большие возможности для того, чтобы получить высочайшее образование. Для достижения всесторонней грамотности они пользуются услугами мудрецов со всей земли. Согласись, твои познания в разных науках слабы, а пересказанные тобой притчи и заповеди, извини, стары и давно всем известны. Тебя слушают только потому, что ты ярче других их рассказываешь. Именно поэтому богатым и образованным людям ты не интересен. Они не будут признавать тебя до тех пор, пока не увидят в твоих деяниях нечто чудотворное и божественное.
Арита не видела, но чувствовала, как Элл сгорает от стыда и беспомощности. Она была уверенна: его глаза были полны слёз.
– Но я знаю, что тебе нужно сделать, чтобы всё изменилось к лучшему раз и навсегда! – громко заявила она, и молодой человек задрожал от недоброго предчувствия. – Тебе нужно не только вести свои религиозные беседы и убеждать людей в скором пришествии Царства Небесного!..
– А что же ещё? – еле слышно, вдруг покорно спросил он.
– Нужно конкретными делами доказать, что ты – не простой человек, а Сын Небесного Отца и что только тебе подвластно делать то, чего не могут делать другие пророки.
Элл слушал и откровенно не понимал, к чему она клонит. Его наивная, но искренняя вера никогда не нуждалась в каком-либо доказательстве. Он есть Пророк – и точка! Слушайте меня – и вы спасётесь! Следуйте за мной – и вы войдёте в Царство Небесное, где все будут вечно, счастливо жить! Исполняйте заповеди Отца Небесного, любите Его всем сердцем – и вы тоже будете любимы Им! Казалось бы: чего ещё нужно, чего ещё не хватает? И вдруг – «проповедей мало, нужны конкретные дела!» Для него это было не только ударом по нежной и ранимой душе.  Слова Ариты были крахом всех его детских и юношеских надежд, его личным поражением.   
Он был подавлен и долго стыдливо молчал.
– Не печалься так, Элл: ты делаешь свои дела правильно и красиво. У тебя давно есть верные ученики. Во время твоего отсутствия мы повторяли твои прекрасные притчи и легенды, любили тебя и верили тебе. Но если бы ты со своим словом Божьим стал ещё помогать бедным и больным, – осторожно добавила она, делая паузу, – тогда молва о тебе перешагнула бы границы не только нашего селения.
После небольшого тёплого ветерка, на смену недавней пасмурной погоде, пришла лунная, озарившая леса и горы ночь. Арита ясно видела удивлённое лицо своего собеседника, но спокойно ждала, когда он выскажет своё мнение.
Элл тоже не спешил продолжить разговор, вернее, не знал, что сказать и как реагировать на такие сомнительные предложения. «Что значит помогать больным и бедным? – в душе возмущался он. – У меня самого нет ничего! К тому же я лично призываю богатых, как она, отказаться от своих земных благ!»
– А ты знаешь, там, в пустыне, я не всё время голодал, – неожиданно признался он. – Помнишь, я говорил о божьих птичках и животных, которых кормит и согревает Бог. Я говорил о том, что им, как и всем нам, необязательно работать, ибо обо всех устройствах позаботится мой Отец? Так вот, там я убедился в этом, согреваясь в одежде, сшитой из волоса верблюда, утоляя жажду из чистого родника и поедая мёд диких пчёл.
– Но на всех людей этого не хватит – кому-то нужно пахать землю и выращивать хлеб! – резонно заметила Арита.
– Так ты всё-таки не веришь мне? – мрачно спросил он, собираясь уходить.
– Погоди, Элл, и выслушай меня. Я скажу тебе кое-что, а потом ты выскажешь своё мнение. То, что ты делаешь, очень важное дело, но многие люди ещё сильнее поверят тебе, если ты сможешь им помочь практически. Для этого тебе нужно тайно научиться лечить больных и обзавестись своей собственной казной. Деньги понадобятся для того, чтобы в будущем на чужбине прожить со своими учениками и, при необходимости, оказать помощь нищим и отверженным. Тайному врачеванию обучу тебя я. Мне известны многие способы, как, например, без специальных лекарств снять зубную боль или боли в животе; как с помощью простого нажатия на определённый участок тела остановить кровь из раны; как, с помощью настойки из трав, можно привести в чувство упавшего наземь человека. Как можно легко снять головную боль, испуг ребёнка, усталость, неожиданно брызнув в лицо холодной водой, и многие другие секреты. Если ты, неся свою прекрасную идею в дома простых людей, сможешь убедить их, что тебе известно не только слово Божие, но подвластно и тело человека, в дальнейшем лечить их будет одно твоё имя.      
Девушка говорила с таким убеждением, азартом и пафосом, что не согласиться с этим Элл не мог. Он, наконец-то, понял, что предлагала ему Арита. От противоречивых чувств у него закружилась голова.
– Всё сказанное тобой, дорогая Арита, красиво и убедительно, но несправедливо. Что же: ты предлагаешь мне обманывать людей?
– Нет, я предлагаю тебе сделать всё возможное для того, чтобы все поверили в то, во что искренне веришь ты. Что здесь плохого – лечить больных – я не знаю.
– Я подумаю, – после недолгого молчания сказал он. – А сейчас пойдём, я провожу тебя домой.
Такая развязка не входила в планы девушки. Пройдя несколько шагов, она вдруг оступилась и, вскрикнув, упала в траву. Элл наклонился к ней и тут же был обвит за шею её горячими руками. Не в силах сопротивляться тому, чему и не хотелось, он, после долгих поцелуев, вдруг тихо сказал:
– Знаешь, там, в пустыне, я говорил не только с Богом. Я обманул вас, утверждая, что меня не искушал дьявол. Он искушал меня, и я не противился этому, потому что мне хотелось разговаривать с тобой… и мечтать о тебе.
Взволнованная неожиданным признанием, Арита прикоснулась губами к своему кольцу на пальчике и развязала пояс ещё не помятого платья…   
Только под утро они, взявшись за руки, медленно спустились к подножью гор

ГЛАВА 10
Вскоре Элл снова исчез из поля зрения всех, кто хотел бы его видеть. Одна Арита знала: он находится высоко в горах, где обдумывает её неожиданное предложение.
В один из дождливых прохладных вечеров учитель объявился в доме своего двоюродного брата Неверьяма. Их семья не очень-то верила в мессианство родственника, но относилась к нему снисходительно. Обсуждая между собой тему: «Мало ли что, а вдруг из него получится настоящий пророк», – глава семейства не только позволял Эллу бывать у них в гостях, но и приводить с собой учеников.
Сейчас в небольшой полутёмной комнате собрались лучшие его слушатели. Они ждали от Элла новых призывов, жаждали романтических приключений и смелых, решительных действий.
На этот раз учитель не разочаровал присутствующих. Он объявил новый этап их совместных учений и похождений. Для начала он назначил апостолами трёх товарищей - самых прилежных и усердных в учении. Неожиданно было разрешено находиться в сообществе семейным парам и вдовам. Он пообещал, что скоро они отправятся в отдалённые сёла, где каждый из них станет свидетелем его божественной миссии.
Трое только что назначенных апостолов: Неверьям, Симон и Фома тут же, на зависть другим, сели по обе стороны от своего учителя. Особенно неуютно чувствовала себя женская половина собрания – Элл продолжал упорно игнорировать их.
Нагловатая Ада не потерпела такой дискриминации:
– Почему среди твоих верных апостолов нет женщин? Мы что, реже парней ходим на твои проповеди или хуже их знаем Закон Моисея? Может, ты думаешь, что они больше нас любят тебя? – под тихий смешок подруг атаковала девушка.
Учитель не знал, как правильно ответить. И тут на помощь, как всегда, пришла Арита.
– Вряд ли когда-либо и где-либо женщина могла занять место апостола, – с места заявила она. – Но не секрет, что наша роль в жизни любого мужчины стоит на таком высоком уровне, что даже звание апостола может легко померкнуть в сравнении с великим званием – «женщина!»
В комнате послышались редкие аплодисменты, раздавшиеся по инициативе Гадиана. Ада недовольно замолчала, ещё больше ненавидя соперницу.
«Вот гадюка, – в который раз обзывая Ариту, злобно подумала она. – И сама не прибирает учителя к рукам, и нам не позволяет соблазнить его!»
Эллу не понравились слова Ариты, потому что он, как и все остальные, не понял их истинный смысл. Но в данном случае никакого понимания не было нужно. Ватага совсем скоро обо всём позабыла и весело разбежалась по домам.
Однажды, когда в осенний, совсем не тёплый день Элл с несколькими учениками прохаживался по полупустынной площади селения, до их слуха донёсся громкий плачь. Они поспешили в ту сторону и возле высокого забора увидели рыдающую женщину.
– О, Боже, – причитала она, стоя на коленях – сделай так, чтобы мой сын выздоровел и снова ел свои любимые финики! Не забирай его от меня, а лучше научи, что надо сделать, чтобы он выжил!
– Что с тобой, женщина? – с сочувствием спросил учитель, пытаясь поднять её с колен.
Поскольку она была плотного телосложения, Эллу было трудно справиться с этой задачей. Оставаясь пребывать в той же позе, мать больного ребёнка недружелюбно посмотрела на незваных свидетелей своего горя:
– А вам какое дело? Что вы можете? Разве что упасть вместе со мной на колени и поплакать…
– Что случилось с твоим сыном? – обратился к ней с вопросом Симон, проявляя готовность взвалить её горе на свои крепкие плечи.
Женщина тяжело поднялась с колен и с удивлением стала рассматривать знакомых молодых людей.
– Мой сын тяжко болен. Но его не может вылечить наш окружной лекарь. Он даже не знает, что с ним. А вам, сердечные мои, спасибо за сочувствие и готовность помочь.
Ученики с надеждой посмотрели на Элла, но тот беспомощно пожал плечами: мол, что я могу поделать?  Ах, как бы он возрос в глазах учеников и этой несчастной матери, если бы смог сейчас же пойти к ней домой и одним движением руки спасти от смерти больного мальчика! Элл и сам понял это, виновато глядя вслед уходящей женщине.
Прикрывшись старым платком, несчастная медленно пошла вдоль длинного каменного забора. А «сочувствующие», не сговариваясь, вдруг пошли следом за ней, пока она не вошла в свой маленький дом…         
 После этого случая учитель решился и тайно пришёл к Арите. Поскольку её не было с ними во время разговора с плачущей женщиной, он ей всё в подробностях рассказал.
– Я найду ту женщину и узнаю, в чём дело. После того, как я научу тебя нужным премудростям, ты придёшь туда и совершишь чудо. Завтра до обеда я буду ждать тебя в саду Иакова.
С этими словами она поцеловала его в щеку и убежала в свою любимую беседку, где её ждала всезнающая Омела.
Так впервые в деятельности Элла появилось понятие «совершить чудо исцеления». На это «чудо» он возлагал большие надежды. Но всё получилось не так, как хотелось бы.
На следующий день Элл с Аритой тайно встретились в условленном месте. Счастливая, что наконец-то свершается её мечта, девушка научила его всему, что он должен был сделать. Она привязала к его поясу небольшой кувшин с жидкостью, назвала болезнь, которой мучился пятилетний мальчик по имени Андрей, и несколько раз повторила, что нужно говорить и как надо лечить. После недолгого обучения она заставила его «продемонстрировать» усвоенные приёмы и, удивившись феноменальным способностям обучаемого, благословила на лекарское дело. Взволнованный предстоящим экзаменом, Элл пошел к роднику, где его ждали скучающие ученики.   
При виде своего учителя группа молодёжи поспешила к нему навстречу. Среди них были три апостола, Дария с угрюмой Марией, Гадиан и Урия. Они обступили его и стали просить, чтобы он ещё раз рассказал о своём пребывании в пустыне.
– Скажи: кто ещё был с тобой там, и чем вы питались до того, как стали голодать?
– Разве я не говорил, что встречался с несколькими отшельниками, что мы ели сушённую на солнце саранчу и мёд диких пчёл? А пили мы молоко верблюдицы.   
– Нет, ты нам об этом не рассказывал, – с упрёком молвила Урия, после чего посыпались следующие вопросы:
– Ну и какой на вкус дикий мёд: горький или сладкий? А молоко верблюдицы похоже на козье? А мясо саранчи съедобное для всех людей или только для избранных?
– Мёд на то и мёд, чтобы быть сладким, даже если это мёд диких пчёл, – с улыбкой ответил он. – А вот молоко верблюдицы имеет иной вкус и запах, не похожий на молоко других животных.
– Расскажи ещё о чём-нибудь – попросила учителя Мария в то время, как из-за холма показалась бегущая Арита.
Гадиан первый увидел её и приветливо помахал рукой.
– Да, теперь никому не будет никакого дела не до молока, не до жареной саранчи, – тихо съязвила Дария, недовольно поглядывая в сторону учителя.
И, правда: все уже забыли о вопросе Марии. Юноши и девушки приветливыми улыбками встретили красавицу Ариту.
Она с каждым поздоровалась и сделала вид, что Элла тоже не видела сегодня. Девушка предложила всем пойти прогуляться по селению.
– Людей на улицах в это время будет мало, поэтому нам никто не будет мешать общаться, – весело добавила она, и все её поддержали.
Они шли шумной толпой, и встречные люди, обходя  их стороной, недовольно что-то бубнили себе под нос. Привыкшие к ежедневному труду и будничным заботам, большинство местных жителей, мягко говоря, не приветствовали беззаботные прогулки молодёжи. Не жаловались даже красочные проповеди Элла.
«Для этого есть законный день – суббота», – говорили они, невзирая на возражения, что нести Божье слово не грех и в будний день.
Вот и сейчас группа, возглавляемая Эллом, свободно прохаживалась между домами, обсуждая поведение недовольных граждан.
– Что они понимают? – громко возмущался Фома вдогонку уходящим женщинам. – Думаете, они ходят по субботам в молитвенный дом для того, чтобы молиться? Как бы ни так! Посплетничать они ходят туда да узнать, где, что и у кого можно подешевле купить или выгодно обменять! А мы, видите ли, тем, что искренне говорим о вере, мешаем им работать!
– Дело даже не в этом, – вступил в разговор Неверьям. – А дело в том, что работать людям вовсе не нужно, правда, учитель? Ведь скоро наступит Царство Небесное, где никому ничего не надо делать: всё даст Бог. Молиться и исполнять Божьи заповеди – вот что необходимо для того, чтобы попасть в Царство!
Элл не вмешивался в подобные разговоры, хотя понимал, что такое наивное толкование его учения может плохо для него кончиться. «Ничего, – надеялся он, – со временем они станут умнее и поймут истинный смысл моих изречений».
И вот они подошли к тому дому, где проживала мать с больным ребёнком.
– Ребята, помните это место? – очень кстати спросил Симон.
Те согласно кивнули.
– А что это за место? – остановилась возле дома Арита, заглядывая внутрь двора.
– Здесь живёт одна женщина, у которой сильно болеет мальчик, – за всех ответил Элл.
– Так давайте зайдём туда, – предложила Арита, – и Элл попросит своего Отца помочь бедной матери и больному ребёнку.
Все вопросительно посмотрели на учителя, и тот, недолго думая, согласился.
Как только они стали заходить в небольшой дворик, из дому тот час же вышла знакомая женщина.
– Вы к кому? – громко спросила она, вглядываясь в лица незваных гостей.
– Здравствуйте, – поздоровалась за всех Арита, подходя вплотную к хозяйке. – Мы ученики вот этого молодого человека, который, зная о вашем горе, пришёл, чтобы помочь вам.
Уставшая от бессонных ночей женщина не знала, что и сказать.
– Ты позволишь ему войти в дом? – настоятельно спросила Арита.
– А что же молчит сам учитель? – стала припоминать недавних знакомых хозяйка подворья, недоверчиво поглядывая на Элла.
Он замешкался, и это не ускользнуло от её взгляда.
– Так кто же из вас лекарь? – недружелюбно спросила хозяйка, собираясь выгнать всех из своего двора.
И тут Элла прорвало.
– Я не лекарь и не учитель! – на повышенных тонах воскликнул он. – Я пришёл сюда не лечить вашего Андрея, а дать ему возможность жить и молиться нашему Господу Богу. Для этого я, вместе с вами, войду в этот дом и сделаю своё дело.
С этими словами он решительно направился к открытым дверям, а обомлевшие от его слов ученики остались стоять на своих местах.
В сопровождении матери больного молодой учитель вошёл в дом. Там в углу на небольшой кровати лежал мальчик.
– Зажги свечи и дай мне чистую кружку, - приказным тоном сказал «лекарь».
Когда это было исполнено, Элл достал из-за пояса кувшинчик и налил в кружку красноватой жидкости. Он смело подошёл к Андрею, свободной рукой погладил его по голове и еле слышно стал читать молитву.
– На, выпей моё лекарство и больше не болей! – громко велел он, заставив вздрогнуть не только мальчика, но и его маму.
Андрей послушно, маленькими глотками выпил содержимое кружки – и вдруг потерял сознание. Испуганная женщина бросилась к сыну, пытаясь привести его в чувство, но безрезультатно. Элл не меньше её испугался, однако старался не подавать вида и спокойно смотреть на происходящее.
– Что же ты стоишь, отравитель! – бросилась на него с кулаками мать. – Делай же что-нибудь или ляжешь сейчас рядом с ним!
– Не волнуйся, – как можно спокойнее сказал он, пятясь к двери. – Мальчик сейчас уснул, но когда проснётся, ты увидишь: он будет совершенно здоровым!
Не веря своим собственным словам, Элл, пользуясь тем, что женщина вновь стала тормошить сына, поспешно вышел из дома. Никому и ничего не говоря, он, чуть не плача, бросился бежать прочь от этого дома, а любопытные ученики остались стоять возле забора.
– Что там произошло? – первая опомнилась Мария, поглядывая на своих спутников. – Пойди, узнай: как там дела? – хотела она обратиться к Арите, но та уже заходила в дом.
После её скорого возвращения стало известно: Элл мальчика вылечил, а на предложение хозяйки взять деньги обиделся – и убежал.
Такое объяснение вызвало общее ликование, только Гадиан недоверчиво покосился в сторону подруги Элла.
– Так мне сказала хозяйка! – бесстрастно дополнила она и предложила всем покинуть это место.
На самом же деле Арита, зайдя в дом, увидела сцену, от которой у неё замерло сердце: женщина держала на руках «неживого» ребёнка и проклинала того, кто только что его «лечил».
– Боже! – вскрикнула Арита, поняв, в чём тут дело.
Она забыла сказать Эллу, что, после того как мальчик выпьет настойку из козьей крови и целебной травы, он немедленно уснёт – и только спустя несколько часов проснётся и выздоровеет.
Арите с трудом удалось убедить бедную мать в том, что Андрей не умер. Только после того, как девушка поднесла к губам мальчика зеркало и уколола его булавкой, недоразумение было благополучно исчерпано.
– Видите, он жив, дышит и вздрагивает. Ничего с ним не случилось. Только, прошу вас, никому об этом пока не говорите. Мальчик будет ещё долго спать, зато, когда проснётся, дизентерия обязательно пройдёт, – уже выходя из дома, добавила она.
После этих событий Элл снова куда-то пропал, и найти его не могла даже Арита. Привыкнув к частым исчезновениям учителя, никто этому не удивился.
Прошло несколько дней, и Урия не выдержала: она повсюду разнесла весть о том, что Элл вылечил тяжко больного ребёнка. Её слова подтвердила и мать Андрея – мальчик, после выпитого чудотворного напитка, почти сутки проспал и проснулся совсем здоровым. «Учитель знал даже имя моего сына», – восторженно говорила она недоверчивым женщинам.
Слухи об этой истории разлетелись по домам, и дошли до Элла. Он вновь появился среди своих учеников.
– О тебе заговорили даже в городе, – с затаённой завистью сказал Гадиан, когда они, как обычно, сидели возле родника на окраине селения. – Правда, дальше разговоров дело не пошло, и мало кто верит в это. Но ты не переживай: совершишь ещё какое-нибудь чудо – и слава будет преследовать тебя по пятам.
– Обидно, конечно, что никто не поверил в твои возможности, – продолжила тему Дария. – Но когда ты научился врачеванию? Ведь раньше ничего подобного ты не делал?
Эллу ничего не оставалось, как сказать то, чего требовала от него Арита:
– Всё это мне дано свыше. Сам я ничего не делаю.
«Ну, теперь он точно от меня никуда не денется, – с любовью подумала Арита. – С этого времени все его успехи будут зависеть от моего умения правильно организовать дело. И тогда свершится то, о чем говорила Омела».
– Так почему бы твоему Отцу не дать тебе такую силу, чтобы ни один человек на земле не мог усомниться в твоей моще? – простодушно спросила Мария.
Элл долго молчал, потом  многообещающе сказал:
– Это ещё будет, Мария, обязательно будет.
Арита не ошиблась в своих расчётах: учитель всерьёз занялся обучением. С тех пор они, скрываясь от людских глаз, обсуждали и отрабатывали разные варианты «совершения чуда». Элл с неподдельным азартом постигал врачебную науку, но, как ни пытался узнать, откуда Арита всё это знает, девушка только качала головой и закрывала его рот пахнущими разнотравьем руками.
– Никогда не спрашивай меня об этом, – однажды холодно сказала она, и Элл вынужден был смириться.
– Вот смотри, – как-то вечером продолжила занятия Арита, – этот камень ночью светится. Он может пригодиться в разных случаях, если, например, привязать его к ладоням. Знаешь, что подумают о человеке, у которого «горят» ладони? А если ими же ты прикоснёшься к больному месту? Да, учитель: от удивления и страха у человека пройдёт любая боль! Или вот такое: перед тобой лежит лист подорожника. Если его незаметно положить в рот, то, в случае, если окружающих вдруг будут заедать пчёлы, к тебе ни одна из них даже не подлетит.
– Где ты с этой наукой была раньше? – усмехнулся Элл. – Там, на окраине пустыни, когда в дупле фисташковых деревьев мы добывали мёд диких пчёл, знаешь, как мне досталось?   
– Ты думаешь не в том направлении, – перебила его воспоминания Арита. – Эта ситуация может оказать тебе хорошую услугу: представляешь, что подумают люди, когда увидят, что всех кусают пчёлы, а тебя – нет? А как тебе следующее «чудо»: если вот этот камушек красного цвета – хефестит – незаметно положить в кипящую воду, она быстро остынет! Таким отваром, мгновенно охлаждённым на глазах людей, можно вылечить массу болезней, особенно болезни душевнобольных!
– А для исполнения моих сегодняшних желаний есть какой-нибудь кипяток? – вдруг спросил он, заставив девушку покраснеть.
Она знала о его плотских желаниях, но после того, что произошло с ними в горах, уже не давалась ему – так велела Омела. Всё совместно проведённое с тех пор время она посвящала его обучению. «Роднее будет», – справедливо думала она, всецело доверяя опыту няни.
– А помнишь, – вдруг спросила она, – как в детстве я целовала тебя в щёку за то, что ты угощал меня орехами и виноградом? А позже, не смущаясь посторонних, я делала это, когда ты заканчивал свои красочные проповеди. Тогда ты, красный от стыда и удовольствия, убегал высоко в горы, а я, довольная и счастливая, мечтала о новых поцелуях.
– Я всё помню, Арита. Но к чему ты клонишь?
«К тому, мой милый, что пришло время - тебе бегать в горы. И не от меня, а за мной», – про себя подумала девушка, а вслух сказала:
– Да так, просто вспомнила, что я любила тебя всю жизнь.
Она отрывисто поцеловала его в губы и побежала домой.

ГЛАВА 11
 Арита продолжала свои тайные занятия с Эллом и подготавливала его к совершению более существенного «чуда». Учитель прилежно постигал ранее неведомую науку и от случая к случаю успешно лечил людей. Благодарные местные жители стали чаще улыбаться при встрече с ним, здороваться, что считалось престижным и достойным знаком уважения.
Тем временем Арита, по совету Омелы, ещё крепче подружилась с нелюдимой Марией и стала проводить с ней довольно много времени. Это нужно было для того, чтобы наконец-то выведать настоящую причину её душевного заболевания. Первое время Мария вела себя сдержанно и недоверчиво, но ласковое и открытое сердце белокурой красавицы растопило в её груди многолетний лёд.
Они сидели в богато обставленной комнате Ариты и рассматривали многочисленные хрустальные и алебастровые сосуды с ароматизированными маслами и мазями. Хозяйка косметики со знанием дела объясняла подруге для чего, например, нужны масляные подводки глаз – такая процедура одновременно предохраняла глаза и лицо от яркого солнца, ветра и пыли. Мария внимательно слушала, поглаживала руками изящное дамское зеркало, и долгое время смотрелась в него. Ей вдруг показалось, она видит там не себя, а отражение совершенно другой, злой женщины. Обрамление зеркала, сделанное из серебряного диска с ручкой в форме стебля папируса и выполненное из чёрного дерева, вызвало у ней необъяснимое раздражение, и даже боязнь. Арита внимательно смотрела на неё, но понять состояние девушки не могла. Тогда, чтобы сменить обстановку, она предложила гостье перебрать свой богатый гардероб.   
Рассматривая многочисленные девичьи наряды, немного повеселевшая Мария вдруг горько заплакала. Арита знала: именно такие, внезапно изменчивые настроения подруги вызывали в селении много кривотолков: мол, в неё вселился бес, и, может быть, даже не один.   
Ари, как это было раньше, не стала утешать «несчастную». Она взяла из её рук своё голубое платье и спросила, внимательно заглядывая ей в глаза:
– Хочешь, я подарю его тебе?   
Мария заплакала ещё громче, и Арита поняла, что попала в точку.
– Это платье я почти не носила, оно совсем новое - забирай. Если хочешь, я отдам тебе любое другое: ты же видишь, их у меня много!
Мария, утирая слёзы платочком, немного успокоилась.
– Нет, Арита, другого платья мне не надо, мне нравится только это. Потому что точно такое мне обещал подарить…
– Расскажи мне свою историю, дорогая. Не бойся: никто об этом не узнает.
И Арита была посвящена в горькую тайну личной жизни Марии. Оказывается,  несколько лет назад у неё был мужчина, которого она очень любила. Её родители возражали против их встреч, потому что он был не из их селения и без определённой работы. Но молодые любили друг друга и тайно от людей проводили некоторое время вдвоём. Он красиво ухаживал за ней, дарил дешевые безделушки, обещал купить дорогое платье, как раз такое, какое она увидела сейчас у Ариты. Когда же стало известно, что от их близости Мария забеременела, он тут же бросил её и исчез из селения навсегда. Не в силах пережить позор и отчаяние испорченная девушка решила ночью утопиться в озере. Когда она по грудь зашла в воду, откуда-то изнутри её самой послышался голос: «Не топи меня, мать Мария, не убивай меня!» Испуганная девушка застыла на месте и так простояла в прохладной воде больше часа. Как и когда она возвратилась домой, не помнит, как и то, что её, простывшую, едва удалось спасти от смерти. Плод её любви не сохранился. С тех пор она часто слышит всё тот же детский голос: «Не убивай меня, Мария!» – и все радости жизни меркнут в её глазах. Конечно, о случившемся она никогда и никому не рассказывала. Бедная женщина замкнулась в себе, стала пугливой, нервной - то плача, то смеясь одновременно.
Арита слушала ужасную историю, плакала вместе с ней, а в соседней комнате стояла, припадая ухом к стене, Омела.      
– Я помогу тебе, Мария, – обняв её за плечи, проговорила Арита. – Если Господь Бог не забрал твою жизнь тогда, значит, она нужна Ему сейчас. Просто счастливое время для тебя еще не пришло, но оно наступит обязательно – и уже очень скоро, поверь мне.
«Молодец, дочка, – через стенку радовалась за неё Омела, – хорошо говоришь и правильно: скоро мы поможем ей и … Эллу».
Подруги ещё немного поплакали и, договорившись о завтрашней встрече, стали прощаться.
– Возьми моё платье, Мария. И давай договоримся: как только ты наденешь его, твоя жизнь сразу изменится к лучшему, согласна? Теперь позволь дать тебе один совет: будь поласковей с юношами и построже с мужчинами.
Измученная долгими страданиями молодая женщина улыбнулась, и надежда осветила её лицо.
– Спасибо тебе за поддержку, Арита. В нашем селении все меня называют больной и бесноватой, но теперь я уверена, всё будет иначе.
«Конечно, – подумала она ей вслед, – молодость быстро привыкает к хорошему, и это хорошее я тебе скоро организую».
На следующее утро ученица Омелы настойчиво постучалась в дверь дома, где со своими родителями проживал Гадиан.
– Я не верю своим заплаканным глазам! – выходя во двор, радостно воскликнул он. – Могу поспорить с кем угодно и на что угодно, что в эту минуту родился, как минимум, будущий великий Пророк или сошёл на Землю ангел красоты и совершенства!
Арита приветливо улыбнулась:
– Где ты научился так ладно говорить? Раньше я не замечала за тобой такого красноречия.      
– Это называется: с кем пообщаешься, тому и научишься, – недвусмысленно заявил он, приглашая девушку пройти в дом.
– Нет, к тебе я не пойду. Лучше ты выйди на улицу: есть серьёзный разговор.
Без всяких раздумий Гадиан пошёл следом за ней. Под сенью высокой яблони произошёл короткий, не очень приятный для него разговор. Арита, не вдаваясь в подробности, попросила его немедленно начать ухаживать за бесноватой Марией.
– Ты ведь знаешь, что мне нравится другая девушка! Ни одна красавица мира не заменит мне… её, то есть… тебя.
– А я и не предлагаю тебе влюбиться в неё или, тем более, жениться, - спокойно парировала Арита.
Гадиан вопросительно посмотрел ей в глаза.
– Ухаживания за Марией нужны, прежде всего, тебе. Чтоб ты…попрактиковался на ней, научился красиво ухаживать за женщинами. Тебя ведь никто не учил этому? Вот и потренируйся на нашей подруге.
И, не дав ему опомниться, продолжила:
– Дальше обычного ухаживания дело не должно дойти, если тебе, на самом деле, нравится другая девушка. Проверь себя на прочность, и тогда я подумаю, как с тобой поступить, – обнадёжила она ничего не понимающего воздыхателя.
– Зачем тебе это нужно? И почему именно мне дарована «радость» ухаживать за Марией? Ведь в нашем селении есть более красивые и достойные мужчины.
– Потому что я так хочу!– холодным и властным голосом ответила Арита, топнув ногой.
После разговора с Гадианом она поочерёдно встретилась с ещё двумя парнями из их сообщества – Симоном и Фомой. Она так же убедила их оказывать реальные знаки внимания Марии. На прозвучавшие с их сторон одни и те же вопросы был дан одинаковый убедительный ответ: «Так надо ради нашего общего дела». Естественно, она заручилась клятвой всех троих, что никто, никогда и никому не выдаст тайну их «заговора».
Результат работы Ариты превзошёл все ожидания.
Её «пророчества» начали сбываться в то ранее утро, когда Мария надела подаренное ей платье. Давно забытое чувство радости с первым лучом солнца заполнило её душу целиком. Женщина долго не отходила от зеркала,  кружилась вокруг небольшого стульчика и с гордостью рассматривала на своё милое отражение. «Я ещё красивая и стройная девушка», – радовалась за себя она в то время, как со стороны двора послышалась дивная музыка. Мария выглянула из окна и невдалеке увидела играющего на свирели Гадиана. Заметив её, он прервал «серенаду» и призывно помахал рукой. Сконфуженная таким неожиданным вниманием, Мария отошла вглубь комнаты, не зная, что делать. В этот миг в её голове звучали сладкие слова Ариты: «Твоя жизнь скоро изменится к лучшему!» И только тогда, когда с её исчезновением в проёме окна вновь зазвучала мелодия, Мария поняла: Гадиан играл именно для неё.
Женщина не выдержала и выбежала во двор дома, где её ожидал ещё один сюрприз - перед калиткой стояла разноцветная глиняная ваза, наполненная полевыми цветами.
– Это тебе, – услышала она слова улыбающегося поклонника, и из её глаз брызнули слёзы умиления.
– Приходи сегодня до заката в долину, погуляем, – сделал романтическое предложение кавалер. – У меня для тебя есть подарок.
Утирая слёзы, Мария согласно кивнула головой и, забрав цветы, довольная вернулась в дом.
В тот же день она посетила торговую лавку, чтобы купить ароматные мази. Навстречу ей шёл обычно молчаливый Фома. На этот раз он, как никогда, стал одаривать её комплиментами и атаковать откровенно любовными вздохами.
– О, Мария, – жарко обратился к ней он. – Ещё вчера я был слеп, потому что не замечал твоей красоты! Разреши мне поцеловать твою ручку или хотя бы край твоего небесного платья!
Женщина сгорала от смущения и удовольствия, нехотя отмахиваясь от его прелестной назойливости. «Что это они, сговорились, что ли? – весело думала она. – То долгое время не было ни одного, а то вдруг сразу два жениха!»
Но когда, немного позже, к ней с большим куском шербета подбежал красавец Симон, она вовсе растерялась. «Неужели Арита – волшебница? Ведь она оказалась правой - от одного платья, подаренного ею, моя жизнь прямо на глазах стала меняться в лучшую сторону!»
Мария почти не слышала его нежные слова в свой адрес, а только согласно качала головой. Не в силах сдержать переполняющие душу эмоции, она вдруг поцеловала Симона в щеку и бросилась бежать.
 В это время Арита, в очередной раз, учила Элла разным премудростям.
– Смотри: если большим пальцем сильно надавить вот на это место, то даже у самого здорового человека тотчас иссякнет сила.
– Но зачем мне это? – испугался последствий «ученик».
– Понимаешь, бывают такие болезни, которые лучше поддаются лечению, если человека полностью расслаблен или лучше - спит.
– Как это?
– Об этом мы поговорим позже, а сейчас попробуй найти на мне эту точку, только не дави сильно.
Глядя на волнующую девичью грудь, Элл протянул туда руку и застыл.
– Что же ты замер, лекарь? Или ты можешь прикоснуться к телу на расстоянии? – улыбнулась она и сама прижала его руку к своей бушующей груди.
Ощутив под ладонью её упругую, готовую вырваться наружу грудь, праведник так смутился и обомлел, что позабыл или, скорей всего, не посмел прижать пальцем ту точку, на которую указывала девушка. Как же иначе? Одно дело неистово ласкать деву ночью, другое дело – сознательно прикасаться к её телу днём.
Арита тоже ощутила неловкость ситуации и благоразумно решила не «издеваться» над «целомудрием» учителя. Она ловко увернулась от него.
 – Ладно, этот урок мы повторим немного позже, – с усмешкой сказала она. – А сейчас я посвящу тебя в одно тайное дело, которое, если ты его правильно исполнишь, изменит к лучшему всю твою и нашу с тобой жизнь.
И Арита приступила к осуществлению тщательно продуманного плана. Она не стала рассказывать Эллу о беде, которая некогда постигла Марию. Она ничего не сказала ему о вчерашнем разговоре с ней и о том, что она придумала, подбив троих ребят к ухаживаниям за «бесноватой». Арита аккуратно напомнила лишь о том, что все в округе уверены, что в Марию вселился бес.
– Только ты сможешь ей помочь, – игнорируя протест учителя, заявила она. – Только ты сможешь изгнать бесов из её тела. И вот когда свершится «чудо» исцеления, в твою мощь обязательно поверят даже те, кто сегодня смеётся над тобой.
– Интересно: на какую точку нужно будет нажать, чтоб она выздоровела? – переведя в шутку серьёзное предложение Ариты, ухмыльнулся учитель. - На точку в области ноги, руки или, может, задницы?  Впрочем, я догадался: ей придётся испить твои чудесные настои.
– А ты что, не веришь в свои силы – истинного Сына Божьего? -  вдруг насмешливо спросила Арита. - Может все твои рассказы о Небесном Отце – сказки? Так ты и скажи всем нам об этом: зачем морочить голову!
Элл побледнел, и ноги его подкосились. Девушка схватила его под руки и медленно опустила на землю.
– Послушай меня хотя бы ещё один раз. То, чему учу тебя я, – не моя заслуга и не твоя вина, ибо так захотел Бог. Именно для того, чтобы ты научился владеть всеми премудростями лечения, он, в качестве посредника, выбрал меня. Но главная сила пророка всё равно таится только в тебе самом. Ты боишься поверить в это, и поэтому люди не верят тебе.
Пока Элл подавленно молчал, озираясь по сторонам (они находились на окраине селения, и видеть эту сцену могли случайные прохожие), Арита поспешно рассказывала ему, что и когда нужно сделать для выздоровления Марии. С каждым её словом Элл то пробуждался, и тогда живые искорки обжигали надеждой сердце девушки, то сомневался, с опаскою поглядывая куда-то в сторону.
– А вдруг у меня не получится, мне не поверят и засмеют?
Тогда Арита выдала припасённый для такого случая ещё один секрет от Омелы:
– Слушай меня внимательно, – прошептала она ему на ухо. – У тебя сейчас есть три уникальных и благоприятных условия для совершения чуда. Первое – в данной ситуации люди легко поверят в то, чего не понимают и чего не знают. Второе – тот, кто знает о заговоре, а таким человеком являюсь только я, будет молчать, и поддерживать среди людей истинную веру в тебя. И, наконец, третье условие – это твоё личное желание и согласие сотворить чудо. Пойми, вызвать настоящий интерес у массы народа может не то действо, что умеют делать или о чём знают избранные, а то, чего не умеют и не знают многие другие.
Арита дословно пересказала хитрый план Омелы и теперь ждала его решения.
Ненадолго задумавшись, Элл не смог отказаться от того, что было предложено - и дал согласие. Довольная таким результатом, девушка засобиралась идти домой и первый раз не поцеловала его.
Тогда Элл сам прикоснулся губами к её пылающей щеке, а она резким поворотом головы соединила свои губы с его губами.
Фантастика! Его уже не нужно было убеждать в том, что в мире ещё не было случая, когда мужская особь добровольно отказалась бы от поцелуя красивой и страстной девушки. История развития человечества не знала какого-либо земного и даже неземного принуждения, которые могли бы заставить мужчину закрыть на это глаза и спрятать свои губы от сладострастного поцелуя! «Вот тебе и нянины травы!» – с восторгом подумала Арита и, не стесняясь, крепко прижала мужчину к своей бушующей страстью груди. Уловив краем глаза метнувшуюся за недалеко стоящее дерево мужскую фигуру, она безразлично подумала: «Это, конечно, Гадиан. Ну и чёрт с ним: надеюсь, моё поручение он всё-таки выполнит».
В тот же вечер новоявленный кавалер основательно готовился к свиданию с Марией. Надев свой отнюдь не новый голубой хитон, он, как барышня, долго крутился возле зеркала.
«Она всё-таки любит этого сопляка Элла, – накручивал себя ревнивец. – Раз она отправляет меня к этой дуре, значит, считает, что я тоже недалёкий. Ну, ничего, она ещё пожалеет об этом!»
Как вор пробираясь между домами, Гадиан вышел на широкую тропу, ведущую к знакомой долине. Уверенный в своих амурных способностях, он поклялся, что быстро влюбит в себя Марию, потом переключится на Дарию, после них – обольстит глупую Урию и доберётся до всех женщин из окружения учителя. «Мои похождения будут продолжаться до тех пор, – бубнил себе под нос юноша, – пока не дрогнет сердце самой прекрасной из них!»
А вот появилась и первая жертва, улыбающаяся навстречу коварному хищнику.
Гадиан без промедления взял её под руку и повёл в сторону горного ручья. Он помнил о том, что Мария бредит религией Элла и была в восторге от его умения лечить людей, поэтому начал своё «обольщение» с рассказов о своих, не менее достойных, лекарских способностях. Он нескромно настаивал на том, что, являясь лучшим учеником Элла, лично от него получил в дар такое неземное сокровище, как она.
Новоявленный жених гладил и сжимал в своих ладонях её толстые пальцы, на которых через один красовались симпатичные кольца из сандалового дерева. После, любуясь её изящным ожерельем, на котором были нанизаны шарики и пуговки из хорошо отшлифованного стекла, он как будто нечаянно коснулся губами её потной шеи.
Мария нервно отшатнулась и помрачнела.
– А посмотри, что я тебе сейчас подарю, – страстно зашептал искуситель, вынимая из кармана хитона небольшой свёрток.
Увидев на его ладони маленькие блестящие серёжки, девушка загорелась желанием заполучить их.
– Они сделаны из прочной слоновой кости, - продолжал упражняться во лжи Гадиан. - А эти крошечные гиацинты вставлены в серьги по моей просьбе, чтоб они всегда приносили тебе счастье.
Осмелев, он сделал попытку вынуть из её проколотых ушей цветные шерстяные полоски, но она грубо отстранила его руку.
– Не надо, Гадиан. У меня уже был парень, который хотел мне сделать подарок, после чего куда-то исчез. С тех пор я решила не принимать никаких подарков от мужчин.
– Но это не подарок, дорогая Мария, – втискивая в её ладонь серьги, умоляюще пролепетал он. – Это моё сердце и мои крепкие чувства к тебе, честное слово.
Уже совсем скоро, в вечернем полумраке, полулёжа в высокой густой траве, он страстно целовал её и упорно прощупывал руками потаённые девичьи сокровища, надёжно спрятанные под немудреное одеяние.
Мария, наученная жестоким уроком, проворно уходила от его притязаний на своё тело.
– Вот уж не думала, что юный сын кожевника может иметь другой опыт, кроме шитья сандалий! – мягко отстраняясь, прошептала она. – Или способ выделки кожи животного схож со способом обрабатывания тела девушки? Поделись секретом!
Гадиан чуть не задохнулся от стыда и злости.
Дело в том, что труд кожевников в те времена считался омерзительным, хотя их продукция пользовалась широким спросом. Людей с таким ремеслом не очень уважали, видимо, не только потому, что от них всегда дурно пахло.
Юноша знал об этом и ненавидел покупателей их товара за двуличие: с одной стороны они высказывали открытую похвалу в адрес выделанной шкуры, с другой – проявляли явное пренебрежение к самим изготовителям.
Услышав обидные слова от Марии, Гадиан готов был ударить девушку. Но слово, данное Арите, взяло верх.
–  Вот уж не думал, что такую красавицу может заинтересовать не очень приятное занятие по выделке кожи! Что заставило тебя во время страстного поцелуя спросить об этом лучшего кожевника?
Мария улыбнулась и продолжила отбивать мужские атаки похотливого кавалера. Вместо того, чтобы переключиться на другие романтические темы, она ласково попросила подробнее рассказать о работе кожевников.
Гадиан сдался, но не выпустил жертву из своих крепких объятий.
– Слушай и учись на случай, если ты захочешь стать моей женой! Жировой способ выделки кожи – большой секрет, но тебе, как будущей супруге богатого кожевника, выдам: растянутые шкуры животных сначала складываются в чане с растительным маслом. Спустя некоторое время их вытаскивают и раскладывают на деревянные доски для просушки. Когда шкуры немного просохнут, их сильно бьют специальными битами для того, чтоб масло пропитывало все поры, и шкура стала мягкой.
Мария совершенно без интереса постигала «секреты» «вонючего» ремесла, и искусно делала вид, что эта тема её очень занимает. Она прекрасно понимала, ради чего этот рыжебородый переросток старается покорить её сердце. Но, странное дело – его упорные притязания всё равно были чертовски приятны!
– Кстати, – с гордостью продолжил он, – кожа хорошей выделки не пропускает влагу и долго не подвергается гниению. К тому же - довольно дорого ценится. Имей в виду, сладкая моя недотрога, что все сандалии, которые носят жители не только нашего селения, пошиты именно нами. Простой лоскут из искусно выделанной, мягкой кожи или шкуры с шерстью – незаменимая обувь для нашей местности и для твоих прелестных ножек, до которых я никак не могу добраться.
Гадиан вдруг замолчал. По его учащённому дыханию было видно: он не собирается отступать от своего коварного плана. Агент Ариты без плавных переходов властно приспустил верх её примятого платья и, проведя языком по её полуобнажённой груди, прошептал:
– Ты знаешь: твоя прекрасная грудь после поцелуя кожевника-чародея имеет вкус горного мёда?
Изумлённая девушка вдруг почувствовала на груди какую-то липкую жидкость и провела по ней пальцем.
– Попробуй: это настоящий мёд. Он выступает на теле женщины в том месте, куда прикасается губами по-настоящему любящий её мужчина.
Мария провела пальцем по своей груди и, облизав его, вынуждена была признать справедливость слов Гадиана.  Признала, но и только.
«Ладно, лижи мою сладкую грудь, – думала «податливая» Мария, – но я, без совета Ариты, всё равно не отдамся тебе».
В это время страстный любовник прятал в свой карман небольшой мешочек с мёдом во флакончике.
Больше ничего интересного между ними не происходило. Гадиан, едва сдерживая недовольство по поводу стойкости Марии, провёл нетронутую им женщину домой – этим всё и кончилось!..   
И вот наступил долгожданный день для торговцев - пятница. В этот час на рынке всегда было людно: накануне субботних религиозных служб торговцы выставляли на продажу свои разнообразные товары. Здесь вовсю шла торговля рыбой и фруктами, нарасхват покупались восковые свечи и любых размеров платки. Кое-кто просто ходил между рядами, обсуждая самые невероятные слухи. Присутствовали разговоры и о строительстве большого храма в главном городе.
Посетил многолюдный рынок и Элл в сопровождении нескольких учеников. На них никто не обращал внимания до тех пор, пока не произошло вот что.
Увидев подходящую к нему Марию, учитель вдруг громко обратился к ней:
– Мария, подойди ко мне!
– О, Боже! – испугалась повышенного внимания к своей особе женщина.
– Ты  тяжко больна, и я хочу помочь тебе избавиться от недуга! – настаивал на своих услугах «лекарь».
После последних судьбоносных событий, Мария уже не чувствовала себя больной. Но Элл так убеждённо говорил о её «страданиях», что она, как это было раньше, вся задрожала, и на глазах выступили слёзы.
– Не бойся, милая – услышала она рядом возле себя тихий шепот Ариты. – Учитель, как и все мы, любит тебя. Верь: ничего плохого с тобой не случится. Доверься ему и делай то, что он тебе велит. 
 – Неужели он сможет избавить меня от давнего горя? – вытирая мокрое от слёз лицо, спросила она Ариту. –  И зачем это нужно делать здесь, при всех, на рынке?
Но, оглянувшись, Мария увидела, что подруги рядом уже не было.
– Сейчас я навсегда избавлю тебя от тоски и печали, – вновь услышала она слова Элла, который обращался к ней под насмешливые взгляды торговцев. – Я вижу внутри тебя семь бесов, которые живут там и не хотят выходить вон. Я вижу, как они упиваются твоей кровью, не оставляя даже маленького румянца на твоих некогда пылающих щеках. Я помогу тебе, Мария! Твоя красота снова будет радовать всех нас!
Он взял девушку за обе руки и, глядя на стоящего рядом продавца живой рыбы, отчётливо сказал:
– Бесы! Именем моего Небесного Отца я приказываю вам, моим врагам, выйти из тела этой девушки и вселиться вот в эту морскую рыбу! Я не стану убивать вас, но вы навсегда сойдёте в морскую пучину!  Свободна! – громко крикнул он и одновременно взмахнул её и своими руками.
Удивлённая и притихшая публика застыла на своих местах, не понимая, что произошло на самом деле. «Бесноватая» больше всех была поражена происходящим сеансом и как завороженная послушно исполняла команды Элла. 
– С этой минуты, Мария, ты свободна и никогда не будешь страдать, – проговорил взволнованный вниманием людей учитель.
Далее он подошёл к торговцу, отобрал из его корзины семь больших рыб и положил их на прилавок.
– Люди! Я заплачу этому рыбаку за его удачный улов и за то, чтоб он никому не продал эту «бесовскую» рыбу. Я прошу его сейчас же выпустить их в море, и, уверяю вас, они никогда больше не попадутся в сети верующего человека.
Многие юноши, присутствующие при этой сцене и не любившие угрюмую, молчаливую Марию, внешне похожую больше на парня, чем на девушку, заинтересовались необычной процедурой изгнания бесов.
Кроме зрительного участия в тщательно продуманном Аритой «шоу», люди стали свидетелями ещё одного «чуда» - преображением «бесноватой» Марии. Она вдруг предстала перед публикой в образе скромной красавицы с румяным личиком и светящимися от радости глазами.
 Точно исполняя свою роль, «спаситель» нежно поцеловал женщину в обе щеки. Следом за этим Фома и Симоном, под одобрительные возгласы окружающих, вручили ей большой букет полевых цветов.
Мария была по-настоящему счастлива. Пребывая под пристальным вниманием людей, «исцелённая» покинула общество учителя и стала прохаживаться между торговыми рядами. Она явно красовалась собой, и, посылая воздушные поцелуи, строила глазки всем без исключения мужчинам. Мимоходом услышав историю о том, как этой ночью в одном дворе упало большое дерево и придавило мирно спящую молодую пару, которая продолжала спать, не поняв, что произошло, Мария весело и громко хохотала. Весь её вид говорил о том, что она здорова, весела и счастлива. Самые неверующие и всегда сомневающиеся люди недоуменно качали головами: «Неужели Элл на самом деле изгнал из неё бесов?»
Мария прошлась по кругу и вновь подошла к обожаемому спасителю.
– Ты мой спаситель! Ты мой учитель! – громко заявила она. – Теперь я никуда от тебя не уйду и всегда буду там, где будешь ты! Я готова покинуть своих родных - мать и отца, братьев и сестёр и идти за тобой хоть на край света. Я буду жить там, где будешь жить ты со своими верными учениками! Твой Бог станет моим Богом, и где умрёшь ты, там умру и я, и там же буду погребена!
Изумлённый народ загудел, как пчелиный рой. Как быть: воспринимать всё увиденное и услышанное как правду или как действо кем-то придуманного невероятного фарса?
Как бы то ни было, но Мария, с подачи Ариты, в этот день подтолкнула учителя к исполнению им многих «чудес».
    
ГЛАВА 12
Слухи о чудесном исцелении Марии разнеслись по домам селения, и дошли до семьи Ариты. В то время, как Симон сидел в кресле и ждал появления непокорной дочери, открылась дверь и на пороге появился его старший брат Ханан. Обычно он предупреждал родственников о своём приезде. Но такой внезапный визит не сулил семейству Симона ничего хорошего. В округе все знали о крутом и коварном нраве бывшего первосвященника. Мудрый и дальновидный правитель устроил на все ключевые государственные посты своих родственников и до сих пор негласно руководил ими и основными процессами, происходящими в стране.
Нежданный высокий гость, пребывая в преклонном возрасте, по-молодецки быстро подошёл к креслу и сел напротив брата.
– Что же ты не встречаешь меня? – спросил «живчик», подавая для приветствия руку. – Не поверю, что ты не знал о моём приезде. Но даже если так: зачем тогда держишь возле себя кучу шпионов и доносчиков? Или их у тебя до сих пор нет?
    Ханан с насмешкой сыпал вопросы, ответов на которые у хозяина дома не было. Симон помнил, что ему давно было велено обзавестись разными осведомителями для того, чтобы вышестоящие власти знали о том, что творится в округе. Он ослушался своего могущественного брата, что случалось крайне редко, и продолжал довольствоваться слухами, которые не представляли никаких государственных интересов.
Бывший культовый служитель нервно барабанил пальцами по столу и не сводил глаз со своего эксклюзивного перстня – массивного ювелирного изделия, на котором буквой «X» были прикреплены два огненно-красных рубина.
– Я ведь пришёл не просто так, а для того, чтобы предложить тебе место помощника проконсула. Вашему старикану пора уходить на покой, а его кресло должен занять мой человек. Надеюсь, ты – мой человек и не против этого назначения?
– Я, конечно, согласен, если ты так хочешь, – не смея отказаться, ответил Симон, понимая, что за этой милостью последует другое коварное предложение.
– Значит, так тому и быть – завтра же приступай к новой работе! А сейчас я хотел бы повидаться со своей ненаглядной племянницей – где она?
«Началось, – ёкнуло сердце отца семейства. – Сейчас достанется всем: и мне, и Симоне, и Арите».
– Может, для начала, перекусим чего-нибудь, выпьем, – нехотя поднимаясь с кресла, предложил Симон. – Дочь недавно ушла к подруге и скоро должна прийти.
– К подруге или другу? – хитро улыбнулся Ханан, кивком головы приветствуя хозяйку дома. – Впрочем, скоро мы об этом узнаем. Но – к столу так к столу – можно и угоститься с дороги.
На удивление Ханана, Симона сама стала накрывать яствами стол и  ухаживать за гостем. Ее усердие показалось странным, и родственник отметил это в своей памяти.
Подбор кушаний в это время суток состоял из тушеного мяса, жареной рыбы, острых соусов, хлеба, пирогов с разными начинками, овощей, фруктов, а так же пива и вина.
Высокий гость подвинул к брату небольшой кувшин, наполненный ароматным виноградным вином, и предложил наполнить кубки.
Выпив и закусив гранатом, Симон обратился к супруге, что та сходила за Аритой, но Ханан воспрепятствовал этому.
– Ты, сестрица, конечно, хорошая хозяйка! Но негоже самой подавать еду на стол. Если Симон так скуп, я сам позабочусь, чтобы в вашем доме появилась проворная и чистоплотная прислуга. На днях к вам прибудет такая работница. К тому же, – хитро прищурился он, – моей племяннице совсем не помешает личная постельница. Я желаю, чтобы нашей красавице прислуживали даже в спальне.
Такая совершенно лишняя опека удивила родителей Ариты. Они, конечно, покорно согласились и поблагодарили родственника за сердечное покровительство.
Когда Симона вышла из-за стола и, извинившись, пошла к соседям за дочерью, Ханан приступил к «допросу». Он интересовался успехами Ариты в обучении, её вкусами, привычками и т.п. Услышав, что с недавних пор воспитанием девушки занимается старушка по имени Омела, он вдруг помрачнел:
– Как можно доверить судьбу дочери посторонней старой женщине, которая вряд ли сможет научить её самому главному – найти себе достойного жениха? – возмутился Ханан. – Или моя любимая племянница дала обет безбрачия?
Симон пожал плечами.
– Придётся мне самому устроить её судьбу! Не дай Бог Арите понравится ходить в девках, тогда мы все лишимся сильного и благородного потомства.
Ханан выпытал у брата всю возможную информацию о связях и друзьях Ариты. Он, конечно, знал о её похождениях и о странном увлечении «религией» безумного «учителя». Но было странно слышать, как – с совершенным спокойствием – обо всём этом говорил его брат.
Стукнув кулаком по столу, Ханан брезгливо сказал: 
– Да плевать я хотел на этого мальчишку – Элла! Ты думаешь, я переживаю из-за его глупой болтовни или из-за того, что он, якобы, занимается так называемыми чудесными исцелениями? Да таких лекарей и пророков, как он, как и других намного умнее его, у меня в штате целое стадо и больше! Есть такие религиозные собрания очень уважаемых людей, которые, узнав об этом сумасбродном голодранце, рассмеются и тут же забудут о нём! Пойми: из всей этой мелочи меня по-настоящему волнует только твоя прекрасная дочь, которая уже длительное время находится под влиянием самозванца. А может быть уже и Элл находится под её, мягко говоря, влиянием. Вот это обстоятельство беспокоит меня больше всего. Арита может научить своего «учителя» многим наукам, а он, в знак благодарности, может подарить ей и всем нам хиленького ребёнка… Ему на радость – нам на позор!
Симон был поражён: «Как я раньше не подумал об этом? Всё, о чём говорит брат, может запросто случиться, если уже не случилось». От страшных мыслей у него задрожали руки, и он тотчас же спрятал их под стол.   
– Всё, дорогой братец, с этого дня ты, через моих доверенных людей, будешь держать меня в курсе всех своих дел, даже личных! В том, что ты мне рассказал и что знаю я, никакого страха пока нет. Но я уверен: похождения Элла напрямую связаны с вмешательством Ариты, а может быть и ещё кого-то. Если это не так, то откуда у сына плотника появились такие серьёзные познания в медицине и способности совершать чудеса исцеления? Известно, что его деятельность  уже начала волновать твой народ!
– Но моя дочь ничего не знает о врачевании! А у Элла в учениках ходят и другие знающие люди. Кроме этого, – осторожно заметил Симон, – мне недавно стало известно, что Арита будто бы поссорилась с учителем и скоро познакомит нас со своим именитым знатным женихом.   
Ханан надолго задумался. То, что племянницу кто-то тайно учил всяким премудростям, а она впоследствии - Элла, говорило о том, что его осведомители работали очень плохо. Владыка злился потому, что ему не было известно о желании Ариты выйти замуж. Ни о какой будущей семье не должно быть и речи, ибо подбирать родственников позволялось исключительно одному ему.
– А этот, как его, Гадиан: он кто? – заставил вздрогнуть Симона вдруг невпопад заданный вопрос.
Поражённый осведомлённостью брата, хозяин дома, тем не менее, не рискнул рассказать всё, что знал о молодом кожевнике. Мол, есть такой местный юноша и - всё. Но, заметив недовольство в глазах Ханана, нехотя дополнил:   
– По-моему, он – сын кожевника Наима. Вроде бы неплохой молодой человек, но, кажется, жадный к деньгам. Не могу не сказать, что он с детства бегает за моей дочерью и…
– И  дружит с Эллом, и ходит за ним по пятам, – договорил за него всезнающий гость. 
– Да, но, по-моему, он ходит туда не за веру в учителя, а исключительно ради того, чтобы видеть Ариту.
– Прекрасно, прекрасно, – помрачнел Ханан. – Прекрасно, что за моей племянницей ухаживает сын кожевников, ремесло которых всегда считалось нечистым. Не удивлюсь, если его дом находится где-то на окраине селения и к ним никто не желает ходить в гости!
 – Так оно и есть, брат! – согласился Симон, и в это время в доме появились его жена с дочерью.
Девушка с разбегу бросилась на колени грозного владыки и расцеловала его в обе щеки. Довольный дедушка извлёк из кармана небольшую коробочку и вложил её в ладонь племянницы. В это время он увидел на её безымянном пальце дешевое, внешне похожее на золотое, кольцо. Ханан, как бы в шутку, сделал попытку снять его, но Арита испуганно отдёрнула руку и спрятала её за спиной.
«Ничего себе выбрыки!» – удивился Ханан, успев запомнить форму этой, неправильной формы, побрякушки.
–  Ах, дядя, это колечко моей подруги, которая, уезжая в дальние края, подарила его мне на память, - поспешила оправдать своё поведение Арита.
– Память – это хорошо, дорогая, очень хорошо, – задумчиво проговорил гость, открывая коробочку с подарком.
Девушка приняла красивые серёжки с зелёным ценным камнем турмалином и ещё раз нежно расцеловала дядю. Расцеловала, но подарок отложила в сторону. Это обстоятельство тоже не ускользнуло от его хищного взгляда, но он сделал вид, что ничего такого не заметил.
После продолжительного обеда Ханан повёл племянницу на улицу, к беседке. Увидев приближающуюся к ней пару, Омела поспешно стала уходить.
– Подожди! – приказал вдогонку ей могущественный старик. – Ты кто такая?
Женщина, не поворачиваясь, остановилась.
– Это моя няня Омела, – ответила за наставницу Арита. – Она со мной часто занимается здесь. Вас познакомить? – вдруг вырвалось у неё, а удивлённый старик почему-то сразу согласился.
– Омела, – представилась старушка, не поворачиваясь в его сторону.
Арита была удивлена таким пренебрежительным поведением няни и испугалась за неё. Без сомнения такое поведение старухи было оскорбительным для Ханана. Но не успел он отреагировать на невежество прислуги, как внезапно почувствовал дрожь в коленках. Откуда взялся этот испуг, было непонятно, а когда он чего-то не понимал,  всегда испытывал страх. «Но мне кажется, – вдруг вспомнил он, – раньше я уже наблюдал нечто похожее. Что же такое знакомо-ядовитое мне показалось в её поведении?» – напрягая память, пытался понять он.
Почувствовав стремительное наступление удушья, которое возникало у него ещё с юности в момент сильного душевного переживания, Ханан глубоко вдохнул воздух и потряс головой. Вскоре наступило небольшое облегчение вместе с внезапным исчезновением Омелы. Это тоже напомнило ему о чём-то давно забытом, но владыка сумел справиться с наваждением. Он благоразумно решил отложить воспоминания до прибытия к себе в резиденцию.
– С тобой всё в порядке, дядя? – услышал он взволнованный голос Ариты.
– Да, конечно, дорогая, – рассеянно ответил Ханан и, оставив её одну, поспешно удалился в дом.
Совсем скоро он, не прощаясь, покинул семейство Симона и отбыл в свою обитель…
 
С тех пор, как Элл совершил своё первое чудо, прошло некое время. Весёлая и уже не бесноватая Мария повсюду прославляла его и агитировала вступать в братское сообщество.  Но на днях учитель снова решил покинуть свои родные места и отправиться в путь. Находясь среди учеников, он объявил им о своём решении и тут же назначил ещё двоих послушников апостолами. Ими стали Иаков и, на удивление всем, Гадиан.
Элл предстал перед публикой в истинно «царском» виде: одет он был в новый длинный подир голубого цвета с зелёным пояском. В руке он крепко сжимал массивный, искусной работы, посох. Стоя на возвышенности, учитель восторженно прощался:
– Посмотрите, братья: не много из вас мудрых и сильных, не много благородных, но сам Бог избрал немудрых мира, чтобы посрамить мудрых! Ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее!
И чем непонятнее были его слова, тем они больше привлекали внимание неграмотных людей. Вокруг Элла теснились многочисленные ученики преимущественно женского рода. Девушки исполняли задания учителя с особым усердием. «Такое сдержанное отношение и обращение с ними должно способствовать приятному единению возвышенных мыслей мужчин и женщин», – сам себя убеждал и утешал он.
На самом же деле, разнополые отношения предполагали и другие занятия, которые диктовала сама природа и которые часто приводили молодые пары к любви не только духовной. Замечая зарождающиеся в сообществе интимные отношения, учитель злился и попросту выгонял влюблённых из общины. Но позже, поняв, что из-за своих  жёстких требований он скоро лишится всех учеников, ему пришлось делать вид, что ничего такого «не богоугодного» не происходит.
В тот вечер Мария, прикрывая плечи пророка большой шерстяной накидкой, пока он не ушёл, поспешила напомнить:
– Ты обещал объяснить нам смысл ранее сказанного тобой: «Если рука твоя или нога соблазняют тебя, отсеки их и брось от себя, потому что лучше тебе войти в жизнь вечную безруким или хромым, нежели с двумя руками и двумя ногами быть брошенным в геенну». Или вот другое высказывание: «Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя. Лучше тебе с одним глазом войти в жизнь вечную, нежели с двумя глазами быть брошенным в геенну огненную». Поясни: что это такое – геенна?    
Элл похвалил девушку за то, что она дословно помнит его высказывания, однако говорить на эту тему отказался. Он боялся возможных насмешек Ариты. Что она подумает о нём? О его любви и ласках? Об откровенных разногласиях в его словах и поступках? Но ученики поддержали Марию, и учитель сдался.
 – Было время, когда Бог создал на небе добро и вечную счастливую жизнь. В божественно-красивом саду росло два удивительных дерева: дерево жизни и дерево добра и зла. «Откуда взялось это зло?» – можете спросить меня вы. – И я отвечу: от вечного противника Бога, который ревностно относился к его могуществу. Когда Бог приказал человеку не есть плодов с дерева добра и зла, «ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрёшь», дьявол уговорил женщину съесть этот плод, а она, в свою очередь, уговорила мужчину сделать то же самое. «Съешь его и дай тому, с кем ты хочешь быть вечно счастлива», – шептал ей на ухо соблазнитель.
– А какой плод они вкусили? – перебила учителя дотошная Ада. – Я слышала, что это было яблоко.
– Нет, – уверенно ответил Элл, – запретный плод назывался айвой. Айва похожа на нечто среднее между грушей и яблоком, покрытая что-то вроде мохом. На вкус это жёсткий, терпко-сладкий и малосочный фрукт.
– А разве она не знала, что он невкусный? – не унималась девушка.
– Не знала и знать не хотела, ибо искуситель пообещал, что если она вкусит этот плод, то станет мудрой и бессмертной.
– А разве до этого они не были бессмертными? – с хитринкой в глазах, спросил новоявленный апостол Гадиан.    
 – Были, но Бог предпочитал не говорить им об этом. А вот когда они нарушили его запрет, Создатель разгневался и изгнал их из рая.
– Так в чём же их грех, учитель? – вновь послышался тот же мужской голос. – Неужели только в том, что они откусили кусочек айвы? Наверное, была другая причина для такого сурового приговора.
Элл побледнел. Ответа на этот каверзный вопрос он не знал, да и честно говоря, не ожидал услышать нечто подобное от своих простодушных учеников.
Гадиан  же, стараясь перед Аритой унизить учителя, часто ставил пророка в неловкое положение.
– Мне кажется, – умничал новоявленный апостол, – тут виновен не плод, а плоть. Без сомнения Божья кара связана с плотским слиянием двух влюблённых сердец. А плод – просто повод для их изгнания.
В глазах Элла вспыхнул огонь гнева и возмущения, но тут вовремя вмешалась Арита:
– Да не слушай ты его, учитель. Всем известно: Гадиан часто шутит! Так ведь?
Завистник улыбнулся ей и согласно закивал головой.
– Я не хочу больше слышать подобные шутки, – обращаясь ко всем, заявил Элл. – Всё, о чём я говорю вам – правда, и вы должны мне верить на слово.
– Мы верим тебе, учитель, верим, – заверили его ученики.
– Тогда я всё же закончу свой рассказ и уйду. Когда изгнанные из рая люди спустились на землю, они увидели такие безобразия, что сказали друг другу: «Лучше бы нам отсекли те руки, которыми мы брались за запретный плод, лучше бы у нас отняли ноги, которые привели нас к нему, пусть бы вырвали у нас глаза, соблазнившиеся видом невкусного фрукта, нежели жить теперь в этом грязном земном водовороте». Но, соблазнившись один раз, трудно уйти от других, более приятных соблазнов. Покаявшись, они снова начали грешить, пренебрегая Заветам Божьим, и, при этом, продолжали мечтать о небесном рае. Но, чтобы снова вернуться в Царство Божье, -  торжественно проговорил Элл, - людям нужно покаяться и исполнить все Заветы Бога! А кто не захочет жить в покаянии, того ждёт та самая геенна!
– Но тогда люди перестанут размножаться! – подал голос апостол Неверьям. – Ведь род человеческий и существует за счёт того, что кто-то кого-то соблазняет, что кто-то с кем-то грешит!
Все вокруг засмеялись, и даже учитель не сдержал улыбку.
– Ты, конечно, прав, Неверьям. Но прекращение существования рода человеческого как раз и является условием наступления Царства Божьего. Но об этом мы поговорим в следующий раз. Прощайте!
Куда учитель ушёл никто не знал. Поговаривали, что его видели на берегу не здешней реки, иные уверяли, что учитель лечит людей вблизи огромного, как море, пресного озера. Ходили слухи, будто бы их земляк вёл проповеди в окрестностях солёного моря.

ГЛАВА 13
С уходом Элла Арита вновь возобновила встречи с Омелой и своим двойником Аглой. О разговоре Ханана с Симоном она узнала от матери и теперь без разрешения няни из дома не выходила.
Сейчас же троица заговорщиц общались на территории Аглы.
– Ты не знаешь, почему так побледнел мой дядя, как только увидел тебя? – спросила наставницу Арита. - Он едва не потерял сознание и вскоре спешно отбыл в свою резиденцию. Ханан был так взволнован, что я хотела предложить ему выпить взбадривающую настойку.
– Хорошо, что ты не сделала этого! – загадочно улыбнулась няня и, как всегда, когда была довольна своей воспитанницей, погладила её по голове. – А насчёт его странного поведения, думаю, что он просто тебя приревновал ко мне.
– Понятно, – огорчилась девушка, догадываясь, что Омела искусно врёт.
– А теперь пришло время тебе, деточка, выйти во двор, – обратилась наставница к Агле, и та нахмурила брови.
– Омела, ты хотя бы раз для нас с Аритой рассказала какую-нибудь интересную поучительную историю. А то, с одной стороны, мне нужно быть похожей на неё, с другой – ты всегда разделяешь нас в самое интересное время.
Няня вдруг не стала возражать, и довольная таким решением Арита уселась на стул рядом с двойником.    
– Сейчас я расскажу вам о том, о чём никто не знает, кроме посвящённых. История касается библейской байки без всякой ерунды насчёт запретного плода и последующего наказания Божьего. Болтовня «пророков» по этому поводу известна, скучна и неинтересна. Кроме этого, в ней нет ни капельки правды. Если верить Писанию, не трудно, например, понять причину холодных отношений Элла к женщинам…
– Неужели из-за Евы? – удивилась Агла.
– Не всё так просто, милая моя, не всё так просто. Дело в том, что Бог никогда не создавал женщину. Этому утверждению есть простое подтверждение, а именно: если он создал человека по своему образу и подобию, значит, создан был мужчина, но никак не женщина. После этого события на небе развивались так. Бог продолжал прогуливаться по бесконечным небесным владениям голым и упиваться своим однополым обществом. Его вполне устраивал целый легион  певчих ангелов и бестелесных собеседников-мужчин. Он забавлялся  их «святой слепотой», с ухмылкой наблюдая, как они равнодушно созерцают наготу друг друга. Но вдруг тот, кого мы называем дьяволом, стал корить Бога:
– Что же Ты населил Землю всякой тварью по паре, а вот людей не создал? Если Ты такой всевышний и всесильный, стоит ли опасаться возможного человеческого превосходства над святыми херувимами, архангелами и ангелами?
Богу было угодно ещё раз показать свою мощь, и Он согласился на эксперимент. Так, с подачи дьявола, на земле появились первые мужчины. Вскоре после этого, искуситель снова попросил Бога о милости и справедливости - создать для самцов самок. Мол, зачем Тебе лишняя головная боль в вопросах их размножения: дай возможность сотворенным Тобой людям плодиться самим! Дьявол сам описал, какими он хочет видеть самок, и Создатель согласился с ним. Тогда в нашем суетном мире появились красивые девушки. До той поры, пока им не повстречались мужчины, они жили не хуже, чем в раю.   
– Они что же, не знали, что можно жить с мужчинами? – удивлённо спросила Агла. – Но как не верить историям Ветхого Завета? Как не согласиться с писаниями мыслителей и пророков?
– А их никто не собирался посвящать в то, что знают только немногие, и только женщины! Учёные мужи придумывают часто не согласованные между собой басни и мифы о Создателе, который столько раз губил созданное им же человечество, что оно не единожды едва не прекращало своё существование. Скажите: если бы вы могли делать с людьми абсолютно всё, какие бы испытания придумали для них, чтобы проверить их любовь лично к вам?
– А зачем нужно людей проверять или, тем более, подвергать жестоким испытаниям, если можно сразу создать их с любовью ко мне? – отозвалась Арита.
– Умница! Но об этом никому нельзя говорить. Передаваемые из поколения в поколения истинные сведения о рождении человечества не нуждаются в подтверждениях. По этому поводу нет, и не может быть никаких рукописных текстов. Если вам предъявят какой-нибудь древний письменный документ, знайте – это неправда и циничная подделка! Потому что на заре развития человечества никто не умел писать, а гораздо позже, да и сейчас, это могут делать единицы. Но главное: настоящие тайны хранятся только в умах и душах людей. Изложенная на бумаге тайна перестаёт быть правдой в силу того, что человек, узнавший её, обязательно добавляет к ней своё видение и свою правду. Тайна – это личная собственность определённого круга людей, которые ни за что, никогда и никому не выдадут её. И потому – нет письменного доказательства этой тайны.      
  – Но ты-то знаешь, что было дальше с первыми девами? – умело подыгрывала  няне Арита, точно зная, что всё рассказанное ею – смешная выдумка, предназначенная для слуха доверчивой Аглы. – Неужели они смогли-таки соблазнить небесных юношей-ангелов?
Арита с Омелой мельком переглянулись, и няня продолжила «посвящать» в библейские тайны девушку-двойника.
– Придуманные дьяволом и созданные Богом девушки не знали о существовании мужского пола, как и небесные юнцы, созерцая «грации» с небес, не догадывались, как это приятно – познать земных дев. Нестыковка полов продолжалась недолго. Дьявол, за то, что Бог не захотел делить с ним власть на небесах, решил украсить небеса своими нежными подопечными. Для этого он ускоренными темпами стал учить девушек искусству соблазнения. После достижения нужного результата он вновь явился к Богу и прямо заявил:
– Я знаю, что Ты любишь проверять преданность ангелов и всех тех, кто Тобой создан. Тебе известно, что мне хотелось бы тоже править небом, но этого не хочешь Ты, и я вынужден покориться. Если желаешь, я навсегда останусь жить на земле, ибо нет ничего слаще, чем любить прекрасные существа, которых придумал я, и которых создал Ты специально для меня. Уверен: если бы Твои верные слуги познали их ласки, Ты в своём царствовании был бы обречён на гордое божественное одиночество.
– Этого никогда не может быть! – гневно отозвался Создатель. – У меня на небе есть бессмертие и полное изобилие всего, что нужно для райской жизни! А на твоей земле жалких людей ждёт тяжёлая работа, болезни, смерти...
– И красивые девушки, ради которых даже я готов расстаться с вечностью, – со свойственным ему цинизмом, дополнил слова Всевышнего дьявол. – Но, если Ты так уверен в своей силе и власти, возьми сюда, для эксперимента, хотя бы одну из них. Если мои прелестные девы не соблазнят Твоих ангелочков, обещаю: я оставлю небеса навсегда!
 После короткого раздумья Бог вознёс-таки на небо одну из дев, а дальше было то, что знают все.
– Ах, как интересно услышать эту историю из твоих уст! – восторженно высказалась Агла, видя, что Омела засобиралась идти домой. На вопросительный взгляд Ариты няня добродушно кивнула и позволила ей наедине пообщаться с подругой.
Оставшись вдвоём, девушки бойко начали обсуждать только что услышанную притчу, представляя себя на месте первой девицы, которая соблазнила первого юношу.
– Я бы на её месте, – мечтала Агла, – влюбила бы в себя не только ангела, но и самого Бога! Это ничего, что Ему много-много лет: для меня Он превратился бы в молодого и ненасытного в любви юнца!
– Бесстыдница! – отчитала её Арита. – Разве можно говорить о Боге как о простом смертном?
Некоторое время они ещё порезвились и, наконец, продолжили оттачивать общее поведение и одинаковые привычки в общении. Арита демонстрировала свою воздушную походку, своё умение красиво сидеть за столом и вести разговоры, исполнять различные жесты, позы и мимику. Она продолжала вести танцевальные уроки и не уставала учить двойника правилам приличного тона и достойного поведения. Агла всё это прилежно копировала и по много раз повторяла одни и те же слова, движения и т.п…
Только по дороге домой Арита задумалась над словами Аглы:  «Ах, родная моя, как я хочу на самом деле быть на твоём месте: гулять, веселиться, любить парней и кружить им головы». Девушка-двойник вела почти затворническую жизнь и крайне редко выходила в люди. Меняя до неузнаваемости внешность, ей можно было посещать либо рынок, либо дом молитвы. Арита сжалилась над ней и, без совета с Омелой, пообещала вскоре устроить для неё какое-нибудь развлечение. «Но откуда у неё, не познавшей мужчину, могли возникнуть такие страстные плотские желания? – заволновалась Арита. –  Их развитие допустить никак нельзя, а то, не ровен час, она тайно найдёт себе любовника и, не дай Бог, забеременеет. Как в таком виде она сможет подменять меня в моё отсутствие? Разве что, мне самой»…
От внезапно возникшего желания у девушки закружилась голова: а почему бы и нет?

Тем временем в доме Симона появилась новая прислуга в лице рыжей миловидной двадцатипятилетней женщины по имени Силена. Помимо бытовых хлопот, в её обязанности входила всяческая опека над Аритой. С назначением «телохранителя» в юбке привычный уклад семьи изменился.
Зная, что Силена – человек Ханана, хозяева дома относились к ней подчёркнуто вежливо, всячески угождали ей и потакали. Незваную опекуншу, по совету Омелы, Арита приняла с радостью: она сразу же подарила ей небольшое колечко с красным камешком, ароматную мазь и широкий цветной платок. В своей спальне Арита стала предлагать  Силене одно из своих платьев.
– Что ты, милая: мне ничего от тебя не нужно, у меня всё есть, - встрепенулась прислужница. - Разве только вот это милое колечко да мазь с платочком – я приму, в знак нашей дружбы.
Арита наиграно весело поцеловала её в щёчку и побежала в сад к Омеле. Она специально не взяла с собой Силену, что б проверить: явится она к ним без приглашения или нет?
Не успели «заговорщики» обменяться взглядами, как надсмотрщица уже стояла возле беседки. Познакомившись с няней, женщина нагло уселась рядом, напевая песенку.
Омела не собиралась обучать незваную гостью правилам хорошего тона. Придавив пальцами небольшой, наполненный каким-то порошком мешочек, спрятанный в кармане платья, она так испортила воздух, что даже рядом цветущие розы стали вызывать отвращение. Не глядя на сморщенное от дурного запаха лицо Силены, няня достала большое опахало и помахала им, отчего воздух стал ещё тяжелее.
– Видишь, Ари, – поучительно заявила няня, указав пальцем на розовато-белые цветки жимолости, которыми была увита беседка, - не вся природная красота так приятна, как может показаться на первый взгляд! Дело в том, что цветки жимолости в разные часы дня по-разному пахнут. Кроме этой «привычки» у неё есть ещё одна особенность: одни цветки пахнут только утром, другие вечером, третьи – только ночью! 
Не выдержав дурного запаха и откровенного невнимания к себе, Силена, молча, ушла в дом. Омела тут же восстановила приятный запах с помощью другого припрятанного мешочка.
– Теперь она тайно станет следить за нами, – хихикнув, проговорила Арита.
– Это будет недолго, уверяю тебя. Кроме того, не забывай, что наша беседка на самом деле увита «полезным» кустарником с приятно пахнущими ядовито-красными ягодами. Я думаю, в крайнем случае, можно угостить её ароматным чаем.
Заметив испуг своей подопечной, няня поспешила утешить её:
– Надеюсь, до этого не дойдёт, не бойся. Я просто хотела, чтобы ты знала об этом. Сейчас же давай займёмся танцами, потому что завтра ты пойдёшь на светский ужин и там, при всех, дашь согласие кавалеру на его предложение взять тебя в жёны. Своё слово, моя милая, надо держать всегда… после чего, если нужно, можно и забыть о нём.
– Что?
– Да, Ари. Ты не только заведёшь себе кавалера, а будешь каждый день с ним гулять, познакомишься с его родителями и начнёшь готовить его к семейной жизни.
– Может, ты назовёшь имя этого несчастного?
– Конечно: его зовут Антоний. Он сын уважаемого судьи Иосифа и модницы Даиры.
Арита была недовольна выбором жениха. Она знала эту семью, в которой каждый жил обособленно друг от друга и от простых людей. Иосиф, как и полагается судье, даже в быту был замкнутым и строгим человеком. Даира с полной самоотдачей занималась тем, что придумывала всё новые и новые фасоны женских шляпок. Солидные для того времени партии шляп изготавливались немногочисленными работницами, а хозяйка, не стесняясь молвы, продавала или обменивала их на ювелирные украшения. Их единственный сын Антоний был красивым, высоким брюнетом, до двадцатичетырёхлетнего возраста был не женатым, вёл разгульную и развратную жизнь.
Раздумывая над нелестным предложением Омелы, Арита поняла: с одной стороны – няня желает наказать Антония за развязное, легкомысленное отношение к девушкам, с другой стороны – показать всей округе, что у меня, наконец, появился порядочный жених. Но главная цель интриги состояла в том, чтоб люди узнали и поверили: Элл для неё стал пустым местом. Данная инсценировка должна была усыпить всевидящее око неотступного дяди.
Няня не сомневалась, что её подопечная хорошо справится с поставленной задачей. Омела по-молодецки поднялась с места и с поклоном пригласила девушку на танец.
Наблюдая за ними из открытого окна, Силена со злостью подумала:
«Ничего, старая карга, скоро я выведу тебя на чистую воду! Испорченный тобой воздух в моём обществе я никогда не прощу!»
А странная пара медленно кружилась в танце вокруг крепости-беседки.

Вскоре Ханан получил первый отчёт Силены – и был в ярости. Его помощница не смогла ответить на два важных вопроса: откуда в селении  появилась Омела и в чём секрет кольца на безымянном пальце Ариты? Владыка понял: в своём докладе Силена просто высказала своё личное мнение. Она сообщила, что няня его племянницы – хитрая и коварная женщина с хорошим образованием, а кольцо Ариты – обычная дешевая побрякушка. «Разве что его нельзя снять с пальца, – сделала дописку она, –  и, после того, как притронешься к нему,  оно словно светится».
«Ничего себе, простое колечко!»– не находил себе места Ханан и тут же велел доверенному лицу призвать в свою резиденцию руководителей всех известных общин.
По его приказу прибыли все: от аристократического братства фарисеев, от надменных и богатых людей из другой секты – саддукеев, от книжников и враждующих между собой религиозных общин иудеев, зилотов, прозелитов – до худощавого монаха-аскета из полумонашеского  ордена «Сынов Света» – эссеев.
Как всегда в таких случаях всем участникам сборов были выданы одинаковые длинные тёмные плащи с черной пометкой «X» на спине. Усевшись на высокие лавки за длинный дубовый стол, приглашенные с волнением ожидали своей участи.
Повелитель не стал долго томить их ожиданием. Для начала он устроил «разгон» всем и каждому – для профилактики.
Несмотря на то, что фарисеи и книжники пользовались уважением среди народа, он ругал их за чрезмерное пристрастие к молитвам:
– Зачем вы демонстративно оглядываетесь: видят ли вас люди во время ваших молитв? Для чего вы носите на своей одежде специальные знаки, которые ничего не имеют общего с набожностью? Разве можно ваши притязания на необычную святость сводить только к соблюдению многочисленных обрядов и очищений?
Другим – саддукеям – было жестко рекомендовано не враждовать с фарисеями из-за существенных разногласий.
– Вы отвергаете веру в воскресение – отвергайте! Не верите в загробную жизнь и посмертное воздаяние – не верьте себе на здоровье! Но не подрывайте авторитет других уважаемых обществ!
Остальным братствам (кроме зилотов) он приказал регулярно отчитываться о состояние дел лично перед ним. С воинствующими руководителями зилотов Ханан был особенно строг.
– Ещё раз поднимете мятеж или иным способом проявите неповиновение мне, как власти, считайте, вашей секты уже нет в нашем городе! Вас вообще не будет на этой грешной земле, если мне станет известно об убийствах тех, кто, якобы, нарушает ваши Законы! Всё это делать можно, но с моего личного позволения!
После «накачки» Ханан успокоился и, наконец, сел в своё любимое мраморное кресло, доставленное лично для него из Греции. Он долго смотрел на зажжённые по углам комнаты абастоновые свечи и наслаждался страхом присутствующих перед магией этого «вечного огня». Свечи были сделаны из камня огненного цвета и содержали в себе некую сырую густоту, благодаря которой зажженный огарок очень долго не гас. Они были подарены Ханану любовницей по имени Омела ещё в годы его молодости. С тех пор он в отдельных случаях использовал их уникальную долговечность для подтверждения своего могущества. Собственно, сила и загадка абастоновых свечей и способствовала тому, что он пришёл к почти неограниченной власти.
«Если Ханан заставляет гореть даже камни, – поговаривали тогдашние власть имущие, – что ему стоит испепелить всё живое на земле одним своим взглядом!»
Рассматривая на листе бумаги рисунок, который передала ему Силена, владыка хитро посмотрел на притихших руководителей. «Если они не помогут мне разгадать эту загадку, значит, их всех нужно поменять на более умных», – накручивал себя он, хищно сузив глаза.
– Кто из вас слышал о молодом человеке по имени Элл? – вдруг спросил он, и ни один из присутствующих не высказал своей осведомлённости.
– Как, никто о нём ничего не слышал?! – гневно крикнул владыка, вскакивая с места. – Не слышали, что некий сын плотника Иосифа, рождённый Марией от ангела, ходит по селениям со словом Божьим, лечит больных и успешно изгоняет бесов?
Изумлённые присутствующие всполошились.
–  Видимо это тот человек, о котором говорили Пророки, что он – будущий Спаситель, – робко вспомнил один фарисей.
– Или это тот, над кем потешаются уважаемые люди, – заявил другой - саддукей и прозелит.
– Наверное, это тот, кто недавно жил с нами в пустыне, – отозвался аскет-эсссей.
Ханан удивился: оказывается, об Элле все знали, но никто не удосужился доложить ему о нём. Не акцентируя внимания на этом обстоятельстве, бывший первосвященник вроде бы спокойно сказал:
– Так вы всё-таки слышали о новоявленном «пророке?» Тем хуже для вас, потому что скоро вы все будете не у дел. На смену вам быстрыми шагами идёт этот юноша, идёт в каждый дом, врывается в души людей, чтобы рассказать об отжившей религии и о своей новой, намного лучшей. Как видите, он, в отличие от некоторых, не сидит, сложа руки, и не ждёт, когда люди придут к нему сами.
Сказав это, Ханан испугался: «Неужели я и вправду так думаю?»
Видя бледные, испуганные лица своих подопечных, он понял, что перегнул палку. Обойдя по кругу массивный стол, он остановился у своего места и вдруг засмеялся. Его раскатистый громкий смех, как гром, поразил присутствующих и заставил их задрожать от  страха.
– Что? Вы так боитесь этого пастуха и плотника, что готовы молиться за своё спасение? Или вы боитесь меня? Забудьте всё, что я вам только что сказал, и вот вам моё секретное задание, – передавая в руки одному из них рисунок, властно проговорил он. – Кому из вас что-либо известно об этом кольце?
Внимательно рассматривая и передавая друг другу рисунок с кольцом неправильной формы, учёные мужи отрицательно качали головами.
– Помимо того, что вы видите, дополню: это колечко имеет способность сужаться, если кто-либо вдруг захочет его снять, и светиться, если кто-то попытается дотронуться до него.
Такое дополнение вызвало ропот удивления, но и только.
– Я догадываюсь, что никто из вас по этому поводу ничего толкового сообщить не может. – Поэтому я даю три дня для того, чтобы вы постигли тайну этой странной вещички. Три дня – и я жду вас здесь с подробным описанием «чуда-кольца!» Плотника – не замечать и не трогать! – властно добавил он. – Не хватало ещё, чтоб люди подумали, что он заслуживает моего внимания!
Стукнув кулаком по столу, он взмахнул рукой, и все присутствующие спешно покинули помещение.
Но, ни через три дня, ни через пять никто не разгадал тайну кольца Ариты. Ханан в своём кабинете метал молнии, пока не получил известие, которое его сразу успокоило. 
Из доклада Силены он с удивлением узнал, что точно такие кольца носят многие молодые девушки не только в их селении, но и в округе. Перепроверив информацию, бывший первосвященник лично убедился в этом и надолго задумался. «Странно, – думал он, полулёжа на широкой кушетке, – но почему я никогда раньше не видел ничего подобного? Или всё-таки видел? Но где, когда и на чьём пальце?»
Безответных вопросов было много, а конкретные факты говорили о том, что, оказывается, никакой тайны вокруг кольца не было. Но почему Ханана так смутило воспоминание о встрече с Омелой? Что с ним случилось возле беседки? Он пытался выбросить из головы глупые мысли, но они сверлили его сознание и душу.
Старик гладил по спине свою любимую рыжую кошку по кличке Бастета и нервно пил виноградное вино. Перед глазами мелькали некоторые эпизоды его беззаботной и безбедной молодости.
Ханан отдыхал, запретив кому-либо его беспокоить.

ГЛАВА  14
Совсем скоро в селении стало известно, что Арита выходит замуж за разгульного Антония. Гадиан поспешил поделиться новостью с Эллом.
Учитель внешне не подал вида, что такое известие, на самом деле, ошеломило его. С тех пор, как его верная подруга стала неизвестно где пропадать, дела в сообществе пошли неважно. Без её присутствия и поддержки он отказывался лечить людей, которые, как назло, всё чаще и чаще просили его о помощи. В дни её отсутствия в сообществе он тайно от всех скучал, страдал и, прости Господи, жаждал любви и ласки.
Узнав о замужестве Ариты, Сын Божий совсем пал духом. Некоторое время он молчал, про себя читал спасительные молитвы и, откровенно говоря, не находил себе места. Но поддаться хандре в тот миг, когда вокруг него собрался многочисленный люд, учитель не посмел.
Он взял себя в руки и продолжил речь.
– Чтобы врата Царства Небесного были открыты для вас, – равнодушно призывал он, – для начала нужно воздержаться от трёх удовольствий человека: чрезмерного употребления мяса, питья вина и любовных утех. Именно эти излишества приводят к тому, что человек становится зависимым от них, забывает о Боге и Его заповедях.
– А если я буду есть мясо, пить вино и любить женщин без пресыщений? – не выделяясь из толпы, робко спросил Симон - любитель еды, девушек и хорошего виноградного вина.
– Тогда ты будешь первым из смертных, кому это удастся сделать.
– А как же нам поступить со своими жёнами? – всполошились женатые мужчины. – Бросить их, или они сами уйдут от нас?
– Кто уже имеет жену или мужа – пусть пока имеют их. Но вы должны знать, что в Царстве Небесном не будет: ни мужей, ни жён. В этом Царстве будет отсутствовать разницы полов, потому что все люди будут похожи на ангелов. Так что, кто не успел завести семью, делать это совсем ни к чему.
Ученики слушали Элла с противоречивыми чувствами и не знали: радоваться им или огорчаться? Одни, не познавшие любви, жаждали её, другие, познавшие, не хотели отказываться от телесных удовольствий. Требования учителя были слишком суровыми для молодых людей, и они, согласно кивая головами, желали совсем другого. «Если брак не нужен и даже невозможен, значит, придётся любить друг друга и без брака, пока не наступит Царство Божье», – справедливо думали многие из них.
Так в их сообществе, вместо недавних честных двуполых отношений, стали рождаться беспорядочные тайные сексуальные связи, слух о которых быстро распространился повсюду. Удивительно ли, что с тех пор свободная от опеки взрослых молодёжная секта стала обрастать новыми учениками? К их числу относились преимущественно те, кто был не угоден дома и кто был склонен к бродяжничеству и разврату.
Когда, наконец, Элл закончил свои проповеди возле него засуетились приближенные  апостолы. Они о чём-то шептались с ним, искоса поглядывая на стоящих в стороне девушек. В это время раздался сильный гром и вслед за сверкнувшей молнией полил густой дождь. Все бросились искать убежище под каменной стеной. Элл, разглядев небольшую расщелину в скале, протиснулся в неё и остолбенел от неожиданности и страха: чьи-то мокрые руки обвили его шею и стали медленно опускаться вниз. 
– Я люблю тебя, – услышал он ласковый шепот и тут же узнал пахнущую цветами Аду.
– Что ты, Ада, – испугался Элл, не в состоянии уклониться от неё или выбраться из ловушки. – Любить меня можно только как учителя: по-другому никак нельзя. Вспомни, чему я недавно учил вас! Не гневи Бога!
– Но если слова любви выходят из самого сердца, что в этом плохого, милый? Разве не ты говорил: «Не то окрыляет человека, что входит в его уста, но то, что исходит из его сердца?»
– Я говорил: не «окрыляет», а «оскверняет», – поправил её учитель, пытаясь освободиться из крепких объятий. – И это было сказано пророком совсем по другому поводу: некоторые люди, чтобы попасть в Царство Небесное, хотели заменить истинную любовь к добру лишь добрыми намерениями. Тогда пророк и сказал: «Народ этот чтит меня устами, но сердце его далеко от меня!»
За время, пока он говорил, задыхаясь и отворачиваясь от назойливых поцелуев, девушка успела прощупать всё его тело руками.   
– У тебя не только уста и руки далеки от плотских утех, похоже, и другие органы тоже не приспособлены к проявлению любви, – удивилась его мужской вялости Ада. – Так ты нам прямо и скажи: простите, мол, но я не мужчина, потому, что все мои силы принадлежат исключительно Богу. И тогда каждая, кто жаждет твоей ласки, обязательно уйдёт от тебя, особенно Арита. Кажется, она, глупая, надеется стать твоей женой и родить от тебя ангелочка.
– Пусти меня, распутная женщина! А сама можешь уйти от меня хоть сейчас! – громко крикнул он, не боясь того, что эти слова могут услышать ученики.
– Я-то уйду, но знай: скоро всем станет известно, что у тебя нет мужской силы и нет полноценного детородного органа.
С этими словами она ещё раз провела двумя руками между его ног и, хихикнув, выскользнула из укрытия:
– Точно: там ничего такого нет!
В горах, если нет камнепада и шквального ветра, даже шум дождя не тревожит сон тишины. Последние слова Ады услышали Дария и Гадиан, прятавшиеся под каменным навесом невдалеке от них. Так же они отчётливо видели, как из того места, откуда вышла девушка, выскочил взволнованный учитель.
– Что они там делали? – спросила Дария своего возлюбленного.
– Наверное, то же, что и мы, – с ухмылкой ответил он, обнимая и целуя счастливую спутницу. – Теперь я точно понимаю смысл слов Элла - «не предаваться половым удовольствиям». Это значит: развлекаться нужно так, чтобы никто не мог увидеть твои плотские страсти.
– Интересно, – не унимался апостол, – Ада уговорила учителя побыть с ней? Хотя, нет, вряд ли: слишком мало было времени, да и свидетелей много. Ох, дура, ну и дура же эта Ада! Упустить такой шанс! С самим учителем он выпадает только один раз в жизни!
Дария не стала комментировать пошлые намёки кавалера: её вполне устраивало то, что любимый мужчина находился с ней рядом.
Поскольку дождь не собирался прекращаться, беспощадно проливаясь на промокших до нитки людей, все они покинули свои ненадёжные убежища и поспешили домой к теплу и ужину. Предварительно договорившись о встрече здесь же, завтра с утра, Элл в одиночестве сошел в долину и направился к дому Иакова. Последние события этого дня взволновали его до глубины души. Слёзы, вперемешку с дождём, заливали его губы и попадали в рот. Несколько раз он попытался вслух произнести молитвы, но вместо этого вынужден был сплёвывать солёную жидкость изо рта.
Когда первый луч солнца пробился сквозь высокие стены гор, ученики вновь собрались вокруг своего грустного учителя. Каждый достал свой мешочек с нехитрой пищей и, помолившись, стал завтракать прямо на земле. Лепёшки из чечевицы, вареная фасоль да виноград с инжиром на закуску – что ещё надо для здоровья молодым путникам!
Элл вдруг вспомнил, как Арита постоянно учила его и всех их мыть перед едой руки. Поскольку в этих местах лето почти всегда засушливое, с водой в пути постоянно были проблемы: её хватало только для того, чтобы попить. Не все следовали её доброму совету, да и учитель не всегда садился за «стол» с чистыми руками. Это продолжалось до тех пор, пока ему самому не пришлось заняться врачеванием. Но даже после того, как он лично  стал требовать соблюдать индивидуальную гигиену, всё равно его не очень слушали и далеко не всегда исполняли его волю. Некоторые даже возмущались и напоминали проповеднику его же слова: «Нечистыми могут быть только мысли, а не еда». После «разоблачения» учитель оставил в покое этот вопрос, а с тех пор, как ушла Арита, и вовсе забросил эту тему.
Так настоящим бичом в их сообществе стала элементарная неряшливость учеников. Ленивые и невежественные в вопросах чистоплотности юноши и девушки, скитаясь по горам и долинам, целыми неделями не приводили свои тела в порядок и совсем не мылись. От них исходил такой неприятный запах, что заставлял шарахаться в сторону не только некоторых своих товарищей, кто всё же следил за собой, но и встречающихся на их пути прохожих. Вести бесполезную «войну» за чистоту и здоровье общины без верной помощницы Элл не мог.
Арита знала, что среди молодёжи уже появились пары с острыми венерическими заболеваниями. В своё время она вовремя изолировала инфицированных больных от здоровых. Любимая женщина Элла, под страхом позора и гнева учителя, изгоняла «нечистых» из секты. Но некоторые, боясь, что об их связях и страшных болезнях узнают родственники, умудрялись скрывать свои пороки и болячки, справедливо надеясь на скорое пришествие избавления – Царства Небесного. 

Учитель ни о чём не догадывался до тех пор, пока ему не открыла глаза Арита.  Тогда он тоже не очень следил за своим телом. Ведь запах устоявшегося пота не чувствуется, когда рядом находятся такие же грязные люди. К тому же, он сам всех учил не мыться, веря, что своими тяжёлыми запахами они отгоняют злых духов и поэтому к ним не пристанут никакие болезни.
Задыхаться от собственного «аромата» он начал только тогда, когда однажды чистая, пахнущая свежестью трав Арита пролежала с ним, больным, всю ночь. С тех пор она приучила его более или менее часто мыться и пользоваться специальной мазью от пота, в состав которой входили скипидар, ладан и порошок из корня майорана. Он был благодарен ей за это.
Сполоснув холодной водой руки, Элл отломил кусок лепёшки и, помолившись, стал есть. Его примеру чистоплотности последовали не все.
Учитель хотел было сделать замечание, как вдруг запнулся, заметив отсутствие Гадиана и Марии.
Их продукты лежали нетронутыми на видном месте, но никто не мог ответить, куда они подевались.
Ревнивая Дария стала метаться из одного места на другое, а Элл, с тревогой стал осматривать окружающую местность.
Неподалеку от площадки, где они расположились, возвышался огромный кедровый лес с его постоянными обитателями: львами, пантерами, шакалами и дикими ослами. Здесь, во множественных пещерах, путники не раз находили захоронения странных существ, кости которых превышали размеры любого известного им животного или человека.
Элл испугался за своих пропавших учеников и велел всем звать их. Не дождавшись ответа, юноши и девушки дружно приступили к поискам.
Проходя вниз по тропе, они вдруг остановились, прислушиваясь к непонятному, странному шуму. Немного погодя они услышали в стороне от себя свист падающих камней, обрывающихся с горных вершин.
– Это камнепад, – забеспокоился учитель и заторопился в ту сторону. – Нам-то он не опасен, но мы не знаем, где находятся наши друзья: вдруг им срочно нужна наша помощь.
Камнепад иногда затихал, и горы вновь казались такими мирными, что от наступившей тишины становилось спокойнее на душе. Очарованная красотой местности Рая, пропуская вперёд себя Аду, прямо перед собой увидела сверкающий на солнце ледник, который, словно одеяло, покрывал рвущуюся ввысь вершину горы.
– Там кто-то есть, – махнув рукой, заявила она, и все посмотрели в ту сторону.
И действительно, между ледником и скалой ясно просматривался зазор, из которого тонкой линией струился дымок. Даже не догадываясь о том, что бы это значило, ученики посмотрели на Элла: неужели пропавшие там?
Откуда ему было знать, что видимый ими зазор – есть не что иное, как простое явление природы. Никто из них не знал, что так бывает, когда обыкновенный лёд, подогреваемый тёплой горной породой, подтаивает и образует щель. Никакого дыма там не было, а просто от нагретого солнцем мокрого камня тянулся вверх пар.
Учитель, глядя на это незнакомое явление, уверенно сказал, что этот Божий знак показывает направление, где нужно искать их друзей. Направляясь в ту сторону, он замер, услышав совсем с другой стороны весёлый девичий смех.
– Ребята, а куда вы уходите от нас? – донёсся знакомый голос Марии, и, обернувшись, все увидели, как она машет им рукой. – Не бросайте нас: мы вам ещё пригодимся!
Взявшись за руки, весёлая пара, как ни в чём не бывало, побежала к ним прямо в объятия.
Выслушав от своих друзей упрёки и обиды, Гадиан и не думал просить прощения.
 «Кто вам виноват, что вы не можете отойти от учителя ни на шаг», – думал он.
 Но Мария, услышав, что Элл ради её спасения готов был броситься под камнепад и взойти на ледник, отошла от недавнего своего спутника и при всех пообещала учителю, что подобное, с её стороны, больше не повторится.
Все так растрогались происшедшим, что про ошибку Элла насчёт «божественного знака»  тогда никто не вспомнил.
Проходило время, а проповеди учителя, его чудесные исцеления больных по-прежнему оставались замеченными только в пределах родного селения и близлежащих сёл. Кто-то, странным образом, разносил молву, что Элл умеет возвращать слепым зрение, калекам – восстанавливать отсутствующие органы, немым снова дарить речь, а глухим возвращать потерянный слух. Несмотря на некоторый ажиотаж, местная аристократия по-прежнему не принимала его всерьёз, попросту не замечала иллюзий сумасбродной молодёжи, а некоторые стычки, которые иногда происходили между приверженцами Элла и его противниками, гасились с помощью милых и добродушных шуток дочери известного в округе человека.
В один из таких дней, когда Арита снова сбежала к учителю, представитель эссейских аскетов-монахов прилюдно спросил Элла:
– Если ты настоящий Пророк, ответь мне: кто тот человек, появившийся на другом берегу  главной реки, который когда-то был нашим воспитанником, а сейчас публично говорит о том, что мир обречен на гибель и все, кроме нашего сообщества эссеев, будут уничтожены?
Элл впервые слышал об этом человеке и стыдливо молчал.
– Что же ты молчишь, учитель? – продолжал издеваться над ним монах. – Ведь не ты, а он первый сказал: «Покайтесь, ибо близко Царство Небесное!». Разве ты не знаешь, что это к нему, а не к тебе толпами идут книжники и солдаты, чиновники и крестьяне! Это он говорит о Суде над миром – и сам приготовил ему избавление!
Элл готов был провалиться сквозь землю, когда вновь на помощь пришла Арита. Она встала напротив монаха и, обращаясь к людям, громко сказала:
–  А ты кто такой, чтобы задавать такие вопросы нашему учителю? Ах, извини, ты же «Сын света», и никто, кроме тебя, не увидит пришествия Христа: все погибнут! Так стоит ли тебе терять время на то, чтобы задавать глупые вопросы сыну Марии? Беги к себе в пустыню, а то опоздаешь, и может так случиться, что конец света наступит без тебя, – под насмешки публики напала на него девушка.
  Монаху не ведомо было такое насмешливое отношение женщины к мужчине, и он не знал, как поступить. Вступать с ней в спор не позволяла вера, молча удалиться – не позволяла гордость. И монах, закутавшись в свой длинный плащ, поник головой.
Теперь на помощь ему пришёл сам Элл.
– Не удивляйся, брат мой, – примирительно сказал он, – но эта женщина права: я веду беседу только с теми, кто хочет слышать правду и полностью доверяет моему слову. Но я не хочу обижать тебя и скажу: тот человек, о котором ты спрашиваешь меня, – мой знакомый, с которым я провёл не один день. Этот человек – великий Пророк, но призван он только для того, чтобы всем людям сказать правду обо мне!
Услышав эти слова, даже Арита прикусила язык. «Слава Богу: моего Пророка опять понесло», – с радостью подумала она и быстро увела его в сторону.
А обескураженный монах плюнул и пошёл себе прочь, не слыша, как возбуждённый учитель кричал ему вдогонку:
– Царство Небесное будет таким, каким я велю быть! Вы ничего не имеете общего с тем, что заповедал всем людям мой Небесный Отец! И вообще, не надейтесь на то, что вы попадёте в моё Царство!
Элл первый раз за всё время, что называется, сорвался, и вера учеников в его смиренность и божественную силу сразу поколебалась. Нужно было что-то делать, и Арита уже знала, что именно.
На следующий день она вновь оставила общество учителя и, в компании Омелы и своего жениха Антония, отправилась к реке, где кое-кто выдавал себя за Пророка.
Антония Арита взяла с собой по совету няни, чтобы отвести от себя внимание неотступной помощницы Ханана – Силены. «У нас предсвадебное путешествие», – сказала она служанке, и та вынуждена была отступить, не заподозрив ничего такого, что могло бы заинтересовать её хозяина.
Когда странная троица подошла к берегу и увидела брод, Антоний взял на руки свою невесту и, не раздумывая, перенёс её на ту сторону, призывно помахав рукой Омеле. Не успела Арита возмутиться таким поведением жениха, как старушка, не поднимая платья, ступила в воду и вскоре оказалась возле них.
Уже через миг их взору предстал высокорослый и худощавый аскет, одетый в потёртую звериную шкуру. Несмотря на свои явно молодые годы, он походил на старого, измученного жизнью человека с почерневшим от солнца, измождённым лицом и львиной гривой. По его нечесаным усам и неровной, грязной бороде можно было также судить о том, что перед ними находился человек, уверенно считавший себя настоящим пустынником, мудрецом и пророком. Но если бы можно было его побрить и постричь, он, как в сказке, превратился бы в изящного молодого мужчину с отличной мускулистой фигурой, лет эдак тридцати, а то и меньше. Здесь все звали его Иоанном, а весь шум вокруг него возник из-за его искусного умения погружать всех желающих в эту, как он утверждал, священную воду. «Подобно тому, как вода омывает тело, так и покаяние очищает душу», – часто повторял он.
Омела знала, что раньше подобное крещение водой уже использовалось во многих религиях, но никто этому не придавал большого значения. Она поняла, что заслуга Иоанна и состоит в том, что он создал из простого обычая целый ритуал покаяния, сделав его обязательным средством приготовления людей к встрече Царства Небесного. Кроме этого, он следовал традициям древних пророков и на первое место ставил нравственный долг человека. Всем пришедшим он всегда говорил:
– Если у тебя есть две рубашки, то поделись с неимущим, если есть пища, поступи так же. Если ты солдат, негоже тебе бросать свою службу, но нужно избегать насилия и наушничества. Если ты мытарь* – не бери у людей больше положенного.
«Этот волосатый дядька не так категоричен в своих заветах, как наш Элл, – про себя подумала Арита. – Он умеет произвести впечатление, и неудивительно, что его популярность растёт всё больше и больше»…
«…До тех пор, пока она же и не погубит его», – также про себя закончила её фразу Омела.
А позже она скажет Арите:
– Это очень опасная слава, моя милая, очень опасная. Как только она дойдёт до твоего дяди или выше его, этого Пророка разорвут на части и навсегда запретят даже говорить о нём. Поэтому нужно сделать так, чтобы и его всегда помнили и нам он оказался полезен, пока не поздно.
Сейчас Омела отвела свою подопечную от Антония, долго с ней разговаривала, после чего одна пошла в ту сторону, где прохаживался Иоанн со своими немногочисленными учениками. С небольшого расстояния было видно, как Омела подошла к Пророку, и тот послушно последовал за ней под тень небольшого дерева. О чем был разговор, они не слышали, но вскоре им помахали рукой.
– Так вот ты какая, Арита! – восхищенно сказал Креститель, во все глаза разглядывая её.
Смутившись, девушка поняла, что няне удалось убедить его в том, что она – дочь наботийского царя Ареты. От этой мысли на душе было приятно, но в то же время становилось страшно: если перед ней находился настоящий Пророк, то неправду он должен быстро распознать. И что будет, если он станет называть её царевной в присутствии Антония?
Иоанн без всяких комментариев и подозрений тут же предложил свои услуги:
 – Я готов вас крестить чудотворной водой, но прежде ответьте: вы пришли сюда с чистой душой и телом?    
Обе женщины покорно склонили голову, и Антоний вынужден был сделать то же. Тогда он предложил женщинам переодеться в купальные тонкие платья и распустить волосы, а мужчине - оставаться в одной длинной рубашке и пока стоять на месте.
Исполнив это, они втроём, в сопровождении двух учеников, подошли к реке. Арита ногой попробовала воду и предложила няне не купаться: «Не дай Бог, простудишься!» Но Омела уже входила в реку, увлекая за собой дрожащую воспитанницу.
Вдруг раздался громкий голос Крестителя:
– Сейчас же выйдите из воды и ничего не смейте делать без моего повеления!
Они покорно исполнили приказание и тут же вышли на берег.
Тогда двое его учеников, едва заметив движение руки учителя, набрали из реки два небольших кувшина воды и с поклоном передали ему. Арита с первой минуты появления здесь была поражена одеяниями этих молодых парней: они состояли только из набедренных повязок, сплетенных из верблюжьего волоса, верх которых покрывался широкими кожаными поясами. Но главное, что понравилось ей, – это их взгляды. Они у них был совсем не пустыми и безразличными, как у большинства учеников Элла. У послушников пустынника вид был какой-то возвышенно-печальный, и в то же время они полностью сосредоточивались на выполнении любого приказания Крестителя. «Нам бы таких парней!» – подумала девушка, вспоминая зубоскальства Гадиана и всегда находящегося под хмельком самодовольного Симона.
Иоанн в это время крестил воду в кувшинах и что-то тихо нашептывал. После этого он поднял один из них и, подойдя к Омеле, хлюпнул на неё водой сверху вниз, после снизу вверх и с правого плеча на левое. Проделав то же самое с Аритой, он снова стал молиться, и девушка, закрыв глаза, с облегчением подумала: «Оказывается, креститься – это вполне приятная процедура».
Но не успела она расслабиться, как крепкие руки пророка подхватили её за талию и быстро завели по пояс в воду.
– Молись! – приказал он, и девушка послушно зашевелила губами.
После он приказал ей глубоко вдохнуть воздух и схватил её за волосы. Не успела она возмутиться, как те же жилистые руки трижды погрузили её в воду с головой. Трижды захлебнувшись, она уже покорно стояла, ожидая новых безжалостных процедур. Иоанн правой рукой провёл крест-накрест по тому месту, где происходило погружение, и тут же вывел её на берег.
Глядя на улыбающуюся Омелу, Арита жестом пригласила её на своё место, и та же процедура повторилась с няней.
Когда очередь дошла до их спутника, женщины не могли удержаться от смеха: чуть в стороне от них стоял испуганный и уже одетый в свои одежды Антоний.
–  Что же ты, милый, не идёшь к нам? – обратилась к нему невеста. – Иди же, это так хорошо!
– Да видел я ваше крещение, знаете, где? – грубо ответил он, отходя дальше в сторону.
Иоанн не обиделся, и уговаривать его креститься не стал.
Тем временем женщины переоделись и устроились на солнце сушить волосы.
– Ты не будешь против того, чтобы с нами отобедать? – обратилась к пророку Омела, поднося к нему сумку. – Здесь есть даже красное виноградное вино.
– Я не ем мяса и не пью вина. Но если у вас есть что-либо другое, не откажусь: когда ещё мне придётся разделить трапезу с самой царицей.
Арита помогала няне раскладывать на широкое полотенце лепёшки, вареные яйца, жареную рыбу, виноград, инжир и лущеные орехи. На удивление гостей, Иоанн не пригласил учеников к столу и, видя недоумение женщин сделать это, сказал:
– Не обращайте на них внимания. Они едят понемногу и только два раза в день: рано утром и поздно вечером, когда их никто не видит. Я тоже так делаю, но сейчас случай особый.
– Тогда и мы не станем угощать нашего спутника, тем более, что он и сам не будет это есть. Я пойду, скажу ему об этом и скоро вернусь.
С этими словами Арита оставила их наедине, и Омела, подавая Крестителю очередное очищенное яйцо, сказала:
– Мне жаль, дорогой Иоанн, что ты находишься на другом берегу этой удивительной реки.
– Отчего же? – удивился он и перестал жевать.
– На той стороне, где живём мы с Аритой, власть над людьми имеет добрый правитель. Он покровительствует нам и ничего не имеет даже против того, чтобы ты проповедовал и крестил всех желающих на его территории. А здесь, – осторожно продолжила она, – тебя ждут жестокие испытания, если не ещё хуже.
Иоанн задумчиво посмотрел на неё и покачал головой.
– Очень скоро мир должен пройти через огонь правды Божьей, а я лишь предвестник очистительной грозы. Стоит ли мне бояться властелинов земли, когда от них ничего не зависит?
– Но этот властелин может не дать тебе пройти твой путь до конца. А ведь есть хорошая возможность для продолжения твоих успешных дел.
– Уж не ты ли мне её создашь?
– Нет, не я. Это может организовать Арита.
Креститель нервно стал теребить свою бороду, искоса поглядывая на свою собеседницу. Наконец, он сообразил и уверенно заявил:
– Если её знатность и деньги будут положены к ногам власти в обмен на мою деятельность, я всецело против этого!
Такого откровенного непонимания с его стороны Омела не ожидала. «Вот это Пророк! – мелькнуло у неё в голове. – Как ты мог подумать о том, о чём не подумала даже я?».
А вслух тихо сказала:
–  То, что ты сказал, – это вполне возможно устроить. Но у нас есть другое предложение.
– Какое же?
– Дело в том, что мы знаем, кто нужен тебе и кого ждёшь ты.
Иоанна это очень удивило: он никого не ждал и никто ему не был нужен. Наоборот, в нём нуждались многие люди из разных сословий, и далеко не всем желающим он позволял остаться с ним. Не зная, как реагировать на эти слова, он решил отмолчаться: всё, что должно произойти, произойдёт без его вмешательства.
– Ты не очень-то осторожен, Иоанн, – напомнила о себе Омела. – Зачем ты оскорбляешь уважаемых людей из других религиозных братств и общин? У меня есть сведения, что за это тебя скоро арестуют и посадят в крепость. И тогда –  всё! Прощай, великий Креститель!
Такая резкая перемена в недавнем тихом, добродушном разговоре обеспокоила его, и он нехотя пошёл на контакт.
– Омела! Ты можешь прямо сказать: что тебе от меня нужно? Может быть, ты хочешь, чтобы я уговорил на крещение вашего невежественного парня? Кстати, очень странно, что дочь царицы выбрала в мужья такого скверного человека.
– Он ей не муж, а так – временный попутчик.  А любит моя девочка самого Сына Божьего, – как бы между прочим сказала женщина, внимательно изучая реакцию Крестителя. – Тебе тоже не мешало бы с ним познакомиться.
Иоанн оживился, отложив в сторону гроздь винограда.
– Представляешь, как он поднимет тебя в глазах людей, если тебе выпадет счастье крестить самого избранника Божьего? Если это случится – бессмертие тебе обеспечено!
– Но кто он – Сын Божий? Разве у него обличие человека и он может жить среди нас?
– Разве ты не слышал о пророчествах Илия, царя Давида и других Пророков?  Они ведь точно предсказали его появление в человеческом облике и то, что именно ты будешь Предтечей его появления.
Креститель слышал об этом впервые, но решил не разочаровывать старушку.
– Я знаю обо всём этом, но откуда тебе известно, что это именно Он?
– Его имя Элл, и его родила девственница Мария от ангела.
– Да, я слышал эту историю, но мало этому верю. Вот если бы самому посмотреть на него!
– Так я же тебе это и предлагаю! Но ты должен понимать и не завидовать: у него много учеников и личных апостолов. Так что без обиды! Ведь он запросто может затмить твоё имя!
– Если он и есть тот, о котором говоришь ты, я не скрою этого и всему миру укажу на него!
– А он укажет на тебя, – тут же парировала Омела, и Иоанн тревожно посмотрел на неё.
– Тогда тебя никто из властей не сможет посадить в крепость. Шутка ли: ты крестил водой самого Сына Божьего! Ваша встреча произойдет по велению свыше, но она должна была случиться гораздо позже, – вдруг перешла на шепот Омела. – Однако ждать Божьего времени мы не можем по той причине, что тебе уже сейчас грозит опасность. Поэтому, дорогой Креститель, во время встречи с Эллом ты не должен рассказывать ему – или кому-либо вообще – о нашем здесь пребывании и о том, о чём мы говорили. Будет лучше и правдоподобней, если ваше знакомство произойдёт «случайно». А чтобы ты окончательно поверил в то, что мы не простые люди, – видя, что «любовная пара» возвращается к ним, поспешила сказать она, – посмотри внимательно на кольцо Ариты, которое ей подарил Элл. Во время прощания возьми её за левую руку и сожми в своей ладони кольцо: оно засветится. Тогда знай: всё, что здесь сказано, истинная правда, и нужно делать так, как сказала я!
Дальше произошло именно так, как предсказала Омела. Ошеломлённый видом светящегося кольца, Иоанн погладил Ариту по голове и на прощание, сказал:
– Я буду ждать вас: тебя и Его!
Антоний принял это в свой адрес и поспешил ответить:
– Да нет уж, уважаемый водяной, топи в своей реке кого хочешь, только не меня!
Креститель первый раз за всё это время улыбнулся, и Арита ответила ему тем же.
Они поняли друг друга без слов

ГЛАВА 15
Элл продолжал вести проповеди. Со своими учениками он, со своей миссией, не редко обходил селения, по субботам, как правило, его речь звучала в молитвенных домах, а так же на холмах, на берегу озера или просто под открытым небом. Он всегда вставал рано утром и встречал восход солнца на вершинах гор. Там его находили апостолы, и они вместе обсуждали планы на грядущие дни.
В его повседневной жизни появились приятные хлопоты и заботы: до самой темноты за ним по пятам ходили больные, ожидая скорого излечения или хотя бы облегчения различных недугов, верующие жадно ловили его ласкающие душу слова, а сомневающиеся задавали провокационные вопросы и вступали с ним в горячие споры. В последнее время немного умерили свой враждебный тон книжники и фарисеи и, чего не было раньше, требовали от него разъяснения некоторых текстов из Библии.
Было время, когда ему некогда было даже перекусить, и в ответ на просьбы Марии съесть хотя бы кусочек рыбы он говорил:
– Пища моя – следовать воле пославшего меня на Землю.
Постоянная занятость приводила к тому, что у него оставалось всё меньше и меньше времени вести частые беседы со своими апостолами и близкими учениками, как это было раньше.
Когда всё же выдался более или менее свободный день, в их группе снова появилась Арита. Сразу же нашлись любопытные, которые не сдержались и прямо, что называется с порога, обратились к ней с вопросами: о женихе и о дате свадьбы. 
Она ответила уклончиво, но так, что никто больше не захотел задавать подобные вопросы:
–  Это пока секрет, но одно могу твёрдо пообещать: обо всех переменах в моей личной жизни вы узнаете первыми.
После своего знакомства с Крестителем она без интереса, с равнодушным видом слушала старые рассказы учителя о сотворении мира, об убийстве Авеля и проклятии Каина, о всемирном потопе, Ноевом ковчеге и вавилонском столпотворении. Со стороны её друзей было много наивных вопросов и столько же никому не понятных ответов учителя.
Мужская половина возмущалась, как это Лот мог переспать со своими дочерьми, а женская – хихикала и по-своему разумению догадывалась об истинной причине случившегося.
– Бог смешал языки множества людей, чтобы они не смогли достроить башню и забраться по ней к нему на небо, – комментировал услышанную историю Неверьям. – Но ведь эти люди с тех пор перестали понимать друг друга, а значит, начали враждовать, воевать, убивать друг друга!
Элл радовался, когда его ученики принимали рассказанные им притчи за истинную правду, но ему не нравились те, кто, по своему усмотрению, по-детски, якобы, вникал в их суть и задавал каверзные вопросы. В такие минуты он переключался на другие темы, по поводу которых спорить было трудно.
Вот и сейчас Элл вновь стал говорить о том, каким должен быть человек, входящий в их круг общения. Присутствующие здесь уже смирились, что первым и главным для этого условием было то, что каждый из них должен продать всё своё имущество и раздать деньги нищим. Исполнить это было просто: никто из них никакого личного имущества не имел, а денег было ровно столько, чтобы раз в неделю сходить на базар и купить самое необходимое для всей своей семьи. Другое дело, когда учитель продолжал требовать выполнения того условия, что «плоть не должна господствовать над душой». Постоянное противоречие между желанием тела и строгостью души разрывало сердца молодым людям, и они вынуждены были скрывать свои отношения не только от учителя, но и друг от друга. Элл понимал это, даже сочувствовал, но продолжал убеждать их в том, что эти страсти можно преодолеть только с помощью веры в Бога, который даст каждому из них скорую надежду на спасение.
– Но как спастись от жаркого взгляда Марии? – полушутя спросил учителя Фома, – если от него у меня всю ночь сердце вырывается из груди, а она, как будто специально, мне назло, обливает благовониями твои ноги или поливает маслом твою голову?
Элл не обижался на это и не принимал близко к сердцу такую наивную ревность: он любил старинные обычаи и поступки, напоминающие сердечную простоту, и заступался за девушек, которые с недавних пор по-царски стали ухаживать за ним. Он поощрял их искреннее, как он думал, усердие и материнскую заботу.
Но женщины, узнав, что у Ариты появился достойный её положению жених, решились на собственные притязания. Несмотря на намёки Ады по поводу неспособности учителя к мужским обязанностям, каждая хотела удостовериться в этом лично.
Элл не понимал происходящего или не хотел понимать: его просто устраивало женское общество. Он не смущался, что даже дети, вслед за своими мамами, часто уходили из семей к нему в общину. Он открыто покровительствовал этому, называя их сообщество «молодой стражей». На самом деле эта «стража», хотела она того или нет, провоцировала учителя на совершение нелепых поступков и ошибок.
Как-то раз ему предложили зайти в один дом и помочь двенадцатилетней девочке, которая уже несколько дней мучилась животом. Заранее прихватив с собой хорошо высушенный козий помёт, он снял это воспаление только тем, что своими ладонями прижимал его к больному животу девочки и шептал «исцеляющую» молитву. Её родители находились в той же комнате, где происходило «чудо», но не видели, как он использовал лечебные «шарики» козы. И, если бы такой сеанс происходил с мальчиком, всё непременно бы обошлось благополучно. Но любопытная девочка, почувствовав облегчение, вдруг спросила:
– А чем это у меня так воняет живот?
Элл смутился. Убрав руки с её тельца, он нечаянно уронил несколько «шариков», которые тут же подобрала больная. Понюхав, она сморщилась и отбросила их в сторону:
– Так это козьи какашки! – сразу догадалась она. – Это ты ими меня лечишь?
К ним тут же подошли удивлённые родители. Они спросили у дочери: легче ли ей? и, услышав положительный ответ, вопросительно посмотрели на лекаря.
Он не стал им ничего объяснять, но попросил никому об этом случае не говорить.
В тот же день в селении посмеивались над тем, как учитель лечит детей козьим помётом.
О том, что девочка после сеанса Элла больше не болела, никто даже и не вспомнил.    
Зато эти насмешки сразу подхватила местная аристократия. Их представители во время своих проповедей на людях стали часто повторять одну фразу: «Элл только и может, что обманывать своими мнимыми способностями маленьких детей и неграмотных баб».
Учитель знал об этих разговорах и, при случае, отвечал, что чаще всего за его добрые дела благодарят именно дети. А его фразу: «Похвала из юных уст самая приятная для Бога», – аристократы с удовольствием взяли себе на вооружение.
В этот раз собравшиеся вокруг учителя сподвижники решили заночевать с ним под открытым небом. Расположившись на небольшой цветочной поляне, недалеко от фермы, Элл послал несколько человек к хозяину купить или попросить, ради Христа, молока и творога.
Стоя на возвышенности, учитель сверху вниз смотрел на свое селение. Перед ним открылась картина простого человеческого быта и бытия: невзрачные каменные дома, скопление вокруг них низких хижин и сараев, высеченных прямо в скале; несколько прессовален для винограда,  колодцы, гробницы, смоковницы и маслины - Элл впервые стал мечтать о своём собственном доме, об уюте и семье.
Видимо, Арита догадалась, о чём он думает, и, накинув на его плечи тёплую накидку, прошептала:
– Выбранная тобой дорога не ведёт в ту сторону, куда ты сейчас смотришь, но всё остальное можно иметь, даже если этого делать нельзя.
Он кивнул головой, сам не зная: в знак согласия или протеста?
– Идите все сюда! – послышался призывной голос Марии, которая раскладывала добытые продукты на большом плоском камне. – Хозяин фермы, узнав, кто мы и что мы голодны, одарил нас этим богатством: угощайтесь!
Помолившись, все взяли по кусочку гречневой лепёшки и свежего сыра. Козье молоко пили, как цыгане, по очереди из одного кувшина.
Когда после вечерней трапезы, по просьбе учеников, Элл начал свой длинный рассказ о Содоме и Гоморре, все внимательно слушали его и не перебивали. Лишь когда он закончил, в его общине начался настоящий бунт.
– Да что это такое, учитель? – первая возмутилась Ада. – Все твои последние легенды просто ужасные: то ты рассказываешь про дочерей, которые соблазнили своего отца, то про людей, которые перестали понимать друг друга…
– Ну да, – тут же поддержал её Гадиан, – а теперь ты рассказываешь о гнусных желаниях мужчин, да ещё и по отношению к ангелам. С такой религией, не ровен час, и у нас могут появиться подобные страсти!
Несколько женщин хихикнули, а мужчины недовольно забурчали, и новая волна недовольства с ещё большей силой накрыла присутствующих.
– Если всё это правда, – задумчиво проговорила его двоюродная сестра Урия, – то я теперь знаю, откуда взялись семейные раздоры, прелюбодеяния и кровосмешения.
– Конечно, Урия! – подскочила с места тихоня Дария. – Всё началось с этих оставшихся наедине со своим отцом женщин, которые, ради своего будущего потомства, напоили его и…
– Замолчите! – со слезами на глазах прокричал Элл. – Как вы смеете судить о том, чего не понимаете? Разве вы не знаете, что человек, рождённый от женщины, уже грешен?
У Ады из уст уже готов был вырваться вопрос: «Значит, и ты грешен?» – но Арита вовремя её остановила, больно сдавив ей руку.
– Человечество греховно, пока оно существует таким, как есть, – немного успокоившись, продолжил занятия учитель. – В новом Царстве наступят такие времена, когда волк будет жить в мире вместе с ягнёнком, и барс будет лежать вместе с козлёнком, и малое дитя будет водить их на прогулку, и младенец будет играть в мяч над норою аспида. Никто не будет делать зла и причинять вреда во всём Небесном Царстве, и там никто не будет жениться или выходить замуж, ибо все женщины и мужчины будут жить как ангелы! А на земле брачные отношения – не богоугодное дело, потому что они отвлекают людей от праведной жизни. Посудите сами: вместо того, чтобы любить Бога и угождать Ему своим послушанием, муж старается угодить жене, а жена – мужу. Стоит ли говорить о насущных каждодневных заботах? Тут, как говорится, совсем не до Бога!
– Но ведь всё это уже было! – улыбнулась в темноте Арита, и у Элла всё внутри оборвалось. – Были и ангелы, и Боги, и Адам с Евой. Но разве не ангелы, увидев красоту земных женщин, спустились на землю, после чего и зародилось то, что ты называешь грехом? Так кто же греховней: женщина или ангел?
Учитель молчал: он вдруг понял, что подобные споры скоро лишат его всех учеников и ничего, кроме подобных насмешек, ему от своей миссии не добиться.
В это время он презирал даже Ариту и эту землю, и всё, что на ней происходит. Будучи уверенным, что существующий мир не стоит того, чтобы о нём говорить и, тем более, заботиться, он упорно восклицал:
– Царство моё не от мира сего!
А его не понимали, ему не верили, не внимали.
Чтобы загладить свою вину, вдохновить учителя и вразумить присутствующих, Арита, подойдя к жарко горящему огню, громко сказала:
– Но звёзды слышат тебя, Элл, и готовы показать нам своё согласие с твоими благими намерениями.
Она незаметно бросила в огонь жменю каких-то цветов и предложила всем посмотреть на небо.
Прямо над головами собравшихся «заплясали» тысячи ярких звёзд. Женщины завизжали от страха и восторга, мужчины заворожено смотрели на этот звёздный хоровод, не веря своим глазам.
Зная, что «танцы» небесных светил скоро закончатся, Арита предложила всем помолиться, отдавая почести Господу Богу и его Небесному Сыну.
Все беспрекословно послушали её.
От своих дум и колдовства Ариты Элл очнулся только тогда, когда рядом уже никого не было: все разошлись по своим ночным надобностям.
Как всегда, отойдя подальше в сторону от послушников, он тихо молился, когда за спиной послышались чьи-то шаги.
– Это я, – услышал он шепот Ариты. – Давай отойдём ещё дальше: нам нужно серьёзно поговорить.
Она решительно обошла его и направилась в сторону фермерского сада.
Там, под темью дрожащих листьев плодовых деревьев, она рассказала ему о чудо-цветке – гвоздике. Если её, высушенную определенным способом, бросить в огонь, специфический дым от неё создаст иллюзию «танцующих звёзд».
Элл с недавних пор привык к её различным подобным штучкам и никак не отреагировал на это. Тогда Арита привлекла его внимание рассказом о пророке-Крестителе. Мол, она слышала от надёжных людей, что некий Иоанн водой крестит людей. У него есть надёжные последователи-ученики, которые по-настоящему любят своего учителя.
– Они с поклонами служат ему и с такой верой и усердием, что твоим бродягам до этого пока далеко, – с укором шептала девушка.
 Элл с интересом и удивлением слушал Ариту.
– Тебе нужно обязательно с ним познакомиться и признать его Предтечей твоего пришествия как Спасителя. И ещё: заведи любовную связь с Марией и на время позабудь меня.
Элл от волнения как будто потерял дар речи.
Услышанные новости от Ариты не укладывалась в голове. Противоречивые мысли кружились в его голове, но в определённый порядок становиться не хотели. Самое удивительное в его состоянии было то, что даже молитвы, к которым он всегда прибегал в трудных ситуациях, сейчас не лезли в голову.
Учитель обречённо молчал, совершенно не зная, что сказать.
– Ты ведь знаешь о моём могущественном дяде Ханане, – не стала больше мучить его девушка. – Так вот, он против того, чтобы мы виделись, и приказал своим людям постоянно следить за мной и за тобой. Я не удивлюсь, если за нами и сейчас кто-то подсматривает, – тихо проговорила она, не сказав о том, что в доме вместо неё, под присмотром всевидящей Силены, находится покорная Агла.
Чувствуя тревогу учителя, она на ощупь подобрала с земли несколько камушков и разбросала их по разным сторонам.
– Никого не убила? Значит, мы здесь одни, не переживай и слушай дальше. Чтобы успокоить дядю, я начала встречаться с Антонием, сыном нашего судьи Иосифа. Но Ханан всё равно не поверит мне, пока я не выйду за него замуж или…
Она вдруг замолчала, вспомнив слова няни: «Не открывайся ему полностью потому, что мужчину можно держать в своей власти только тогда, когда он в неведении».
– Ты  что-то не договариваешь, – взволнованно прошептал учитель, всматриваясь в темноту. – И мне кажется: кроме нас, здесь находится ещё кто-то.
У Ариты появился повод уйти от темы, чем она и воспользовалась.
Взявшись за руки, они осторожно направились в ту сторону, где слышался шепот некоторых неугомонных учеников.
– Подожди, – вдруг остановилась она, якобы доставая попавший в её обувь камушек. – Я не сказала тебе главное: мне известно, что Гадиан  решил  развратить всех женщин твоей общины.
– Зачем? – насторожился от дурного предчувствия Элл. – Разве ему мало того, что его любит такая красавица, как Дария?
Наступило время  удивиться Арите.
«Так ты тоже знаешь об их отношениях? – чуть не вскрикнула она. – А я думала, ты вообще не можешь видеть и понимать людские чувства! Ах ты жестокий, бессердечный человек! Ах, как была права Омела, которая не верила в то, что ты не можешь любить женщину! Я же хотела, чтоб ты добровольно возжелал меня, но, видимо, я ошиблась. Что ж, мой дорогой учитель, тогда кольцо моей любви вновь соединит нас!»
Для любовной сцены нужен был подходящий случай – и вскоре он представился, но далеко не такой, какой ожидала она.
ГЛАВА 16
В один из субботних пасмурных дней немногочисленная когорта учеников Элла первый раз осмелилась прийти в город.
В этот особый для местных жителей день всем полагалось блюсти религиозные обычаи и строго-настрого запрещалось выполнять какие-либо работы. Сегодня никто не мог ни сеять, ни жать, ни печь и ни варить, запрещалось разводить огонь, перевозить грузы и даже торговать.
Входя в ворота величественного храма, Элл остановился, осматривая внешний вид здания, которое поразило его воображение своей неприступностью и таинственностью. Возведённое из мощных шлифованных камней и ливанского дерева, оно скорее напоминало крепость, чем храм, а внутренние стены, пол и потолок, покрытые пластинами из чистого золота, были похожи на царские палаты.
Путники сначала попытались зайти в скинию, которая находилась внутри храма и была огорожена от него плотным занавесом, но были остановлены двумя надзирателями, в обязанности которых входило присматривать за порядком. Несколько помощников из числа крепких мужчин, которые по команде открывали и закрывали двери, не позволяли входить в ограду с палкой в руке, в запыленной обуви или с какой-нибудь поклажей.
Стоя перед огромными разноцветными коврами, закреплёнными на дубовых высоких столбах, недовольные таким приёмом ученики спросили Элла:
– Почему нам не разрешают войти туда, и что за тайна кроется за этими стенами?
Учитель со знанием дела, громогласно объяснил, что внутри помещения находится святилище, жертвенник с кадильницами и светильниками, стол с хлебом, умывальник для ритуальных омовений и семисвечник.
– Поэтому нам нельзя туда входить? – открыто возмутился Фома.
– Нет, не поэтому, – успокоил всех Элл, икоса поглядывая в сторону строгих монахов. – Дело в том, что в специально отведённом месте должен стоять ковчег со скрижалями, на которых написаны десять старинных заповедей. Я вам об этом как-то рассказывал.
– Ну и что из этого? – не дослушал учителя Симон. – Разве можно лишать людей удовольствия смотреть на ковчег?
– Ты прав, Симон, – тихо согласился Элл. – Но, видимо, служители храма боятся, что кто-то может украсть крышку ковчега, которая сделана из чистого золота, а по краям, напротив друг друга, стоят два коленопреклоненных пятиметровых херувима. Говорят, никому из смертных видеть это нельзя, а если кто-нибудь каким-либо образом всё же проникнет туда и посмотрит на херувимов, тот сразу умрёт.
– Ничего себе зрелище! – отозвалась Ада, пятясь назад к воротам.
И когда за ней пошёл учитель, его примеру последовали все.
Как только они стали обходить храм с внешней стороны, к ним присоединилась незнакомая, маленького роста девушка, одетая в платье тёмного цвета. Она вежливо со всеми поздоровалась и, назвавшись Сатаной, с ударением на вторую букву «а», спросила, кто из них учитель.
– А можно мне стать твоей ученицей? – попросилась она, как только ей показали, к кому нужно обратиться.
Элла почему-то не смутило её странное имя. Дело в том, что «сатанами» назывались библейские ангелы, посланные Богом на землю, чтобы отозвать на небо непослушных, согрешивших с земными девами мужчин-ангелов. Богу не нравилось, что ангелы, помимо того, что предались любовными утехами с красивыми  девушками, так ещё и стали учить их магии!  Элл должен был знать об этом и почувствовать опасность, исходящую от неё. Сатана явно была кем-то подослана для выполнения какого-то тайного и страшного задания.
Но он ничего такого не заподозрил и с радостью принял её. Девушка тут же попала под опеку Ады, которой сразу понравилась миниатюрная малышка. Ещё бы: Сатана явно проигрывали ей по всем параметрам женской красоты.
Они отстали от остальных, с интересом рассматривая друг на друга. Ада сразу отметила существенную и странную деталь в обличии незнакомки – у неё были разного цвета брови. А Сатана завистливо смотрела на роскошный бюст новой подруги.
– Откуда же ты взялась, крошка? – самодовольно улыбаясь, спросила её Ада. – Что-то мне подсказывает, что твой приход к нам не случаен!
– Да, ты права: я пришла сюда по очень важному делу, – тихо подтвердила новенькая. – Я пришла помочь тебе завладеть Эллом, а ты, в благодарность за это, должна будешь помочь мне.
Ада вдруг вдохнула неведомый ранее приятный запах, который исходил от чёрных вьющихся волос Сатаны, и у неё закружилась голова.
– Что, голова закружилась? – остановилась догадливая обладательница разного цвета бровей. – Не бойся, это скоро пройдёт. А после я научу тебя кружить голову любому, кого ты пожелаешь.
– Но кто ты? – нетерпеливо спросила Ада.
– Я женщина, которая призвана истреблять всех тленных мужчин, пока они не погубили нас.
– А кто тебя призвал?
Видя, что в той стороне, где находился Элл, что-то происходит, Сатана не ответила ей и дружелюбно взяла её за руку. Они ускорили шаг и вскоре подошли к тому месту, где начинали толпиться любопытные горожане.
Оказывается, чтоб привлечь внимание людей к учителю, Арита предложила Дарии провести небольшой концерт. Взобравшись на два небольших ящика, они стали петь весёлые песни, а задорная Мария не удержалась и пустилась в пляс. Прохожие невольно замедляли шаги, а похотливые мужчины при виде таких красавиц громко аплодировали, глотая слюнки.
Когда собралась приличная толпа, Арита предложила учителю выступить. Дождавшись, когда оттанцует Мария, он смело выступил вперёд и начал говорить. Публика не успела переключиться с концерта на его торжественные слова и замерла, не понимая, что происходит.
– …Бог создаст новое небо и новую землю, – доносилось до них, – и на них не будет плача и жалоб. Тогда забудутся все дни печали, и будут господствовать только радость и ликование!      
– Кто это? – зашептали вокруг удивлённые люди, но все недоуменно пожимали плечами.
– … Бог придёт и спасёт вас. Тогда откроются глаза слепых, и уши глухих отверзутся. Тогда хромой вскочит, как олень, и язык немого будет петь песни, ибо пробьются воды в пустыне, и в степи потоки!
– А когда же придёт это время? – спросил учителя один мужчина без ноги. – Дождусь ли я этого?
– О времени наступления счастливого дня знает только мой Небесный Отец, который не открыл этого ни ангелам, ни Сыну Своему.
– Так что ты нам голову морочишь тем, чего сам не знаешь? – под недовольный гул толпы, высказала своё негодование одна из женщин.
– Поверьте мне, – снова обратился к людям Элл, – что Бог скоро придёт – в тот час, когда его никто не будет ждать. Он появится, как молния, пробегающая от одного края неба к другому. Даже не закончится ваш род, как всё это сбудется. Ибо нельзя допустить старения этого мира, когда люди начнут привыкать к нему. И как дитя, которому не знакомо понятие смерти, встречает её с улыбкой, так и вы  не будете жалеть о конце старого мира и приходе нового. А многие из присутствующих здесь вообще не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, правящего в Царстве своём!
– Не ты ли будешь тем самым Сыном, о котором так красиво говоришь? – явно с провокацией спросил тайный агент местного храма.
И пока Элл думал: открыться ему или нет, – вперёд выступила Арита:
– Как же вы, умеющие по утрам различать, что приносит с собой красное небо и небо багровое, не можете узнать в этом человеке Сына Божьего?
– Скорее тебя, незнакомая красавица, мы признаем за богиню, чем поверим этому голодному оборванцу, – послышались унизительные слова проходящего мимо хорошо одетого мужчины.   
Три апостола, находившиеся в толпе, начали было преследовать того, кто посмел оскорбить учителя, как  вдруг пошёл сильный дождь. Люди врассыпную бросились бежать кто куда.
Оставшись одни посреди небольшой площади, ученики обступили учителя, ожидая его решения. Пока он молчал, недовольный таким отношением к нему некоторых горожан, новенькая девушка осторожно предложила:
– Может, мы переждём дождь у моих знакомых? Они живут недалеко отсюда.
– Конечно, пойдём! – за всех решила темноглазая Ада, и все быстро зашагали вслед за ними.
Вскоре они оказались возле большого каменного дома, но негостеприимные хозяева долго не отпирали перед ними ворота. В конце концов, они узнали голос Сатаны  и распахнули двери.
Во дворе их встретил средних лет высокого роста мужчина, одетый в тёмный длинный плащ, с капюшоном на голове. Он не повёл гостей в дом, а указал место в соседнем помещении, где они и нашли свой приют.
Из мебели там ничего, кроме нескольких стульев, не было, зато на полу был расстелен большой, потёртый, но чистый ковёр.
– Хоромы! – удовлетворённо сказал один из новых учеников Элла и первый присел в углу комнаты. 
– Главное, дождь не льёт на голову, – обрадовался приюту Неверьям.
– Если бы нас ещё и покормили, то можно считать поход в город вполне удачным, – высказал своё мнение Гадиан, потирая руки.
Очень скоро все были приятно удивлены, увидев на пороге Сатану с большим подносом в руках. На нём лежали маленькие и большие жареные рыбёшки, вид которых вызывал такой аппетит, что даже у Элла потекли слюнки.
– Молодец, сестра: ты угодила нам всем, значит, и Господу Богу.
– У меня сложилось такое впечатление, что нас здесь уже ждали, – вдруг заподозрила неладное Арита, посчитав в уме, что на каждого из них доставалось точно по две рыбины.
– Что за чушь, – невежливо ответила ей Сатана. – Просто мои знакомые ждали в гости своих друзей, но они не пришли из-за дождя. А всех нас ещё ожидает вкусный десерт из приготовленного по особому рецепту  полуспелого инжира.
С этими словами она, незаметно кивнув Аде, снова удалилась в хозяйский дом.
После того, как все съели свои порции рыбы, Ада поспешила собрать на тот же поднос обглоданные головы и кости и выскочила на улицу. Дождь уже прекратился, и во дворе её ждала новоявленная подруга. Рассказывая о задуманном плане, коварная брюнетка раскрыла свой замысел далеко не полностью.
– Ты не бойся, дорогая, этот инжир не отравлен: он обладает способностью уложить недавно бодрствующего человека спать. Разве ты не мечтала лечь рядом с Эллом и делать с ним всё, что хочется?
– Но что будет с другими? – дрожа всем телом, спросила Ада, уже жалея о том, что ввязалась в эту историю.
– С ними будет то же, что и с тобой, если ты откажешься выполнить наш приказ! – услышала она сзади себя грубый мужской голос – и тут же оказалась в объятиях Сатаны.   
– Это мой помощник, дорогая. Ты не бойся и не слушай его. Верь только мне, и я обещаю, что все твои друзья останутся живы. Просто мы с тобой проучим некоторых из них – и отпустим домой.
На самом деле инжир был пропитан невидимым порошком, изготовленным из колосков плауны. Съевший его человек, впадал в полусонное, полудрёмное состояние. Кроме того, в тот порошок был добавлен сушеный корень кактуса Лафофоры, который имел наркотическое действие, вызывающее сильные сексуальные желания.
Вскоре запуганная Ада, отведав поданный ей инжир, стала угощать им братьев и сестёр, даже не догадываясь, что произойдёт со всеми ими дальше.
– Кушайте новый сорт горько-сладкого чуда, – кружила возле мужчин в лёгком платье Сатана. – Волшебный плод одновременно утоляет голод и немного клонит ко сну!
– А зачем теперь нам сон, если не спит такая красавица? – под одобряющие слова других, повёлся на кокетство незнакомой девушки Симон, съедая сразу три порции инжира.
Когда, следуя его примеру, ещё семеро мужчин отведали это кушанье, Арита обратила внимание на то, что инжир сначала раздали им, а только потом женщинам.
«Странно всё это, – подумала она,  на всякий случай, пряча поданное ей кушанье в потаенный карман платья. – Нужно предупредить Элла, а то, не дай Бог»…
Но было уже поздно: все уже съели или доедали этот чудо-плод.
Арита, видя, что к ней направляется Ада, дружелюбно помахала ей рукой и сделала вид, что жуёт поданное угощение.
– Ну, как тебе новый сорт? – спросила её подруга. – Спать еще не хочется?
– Что ты, милая, наоборот: мне хочется танцевать и веселиться!
– Это можно легко организовать, – заверила брюнетка.
Глядя ей прямо в глаза, Арита почувствовала какую-то необъяснимую угрозу и опасность. Она окинула взглядом сидящих и полулежащих на ковре своих спутников – и обомлела: Элла среди них не было. На месте, где он только что сидел, находился Гадиан, который не сводил с неё своих влюблённых глаз.
Не успела она подняться со стула, как рядом оказалась Сатана.
– Так это тебя называют первой красавицей империи? – восхищенно спросила она, усаживая её на место. – Можно и мне тобой полюбоваться, дорогая?
Маленькая ростом, миниатюрная девушка придвинулась к ней так, что у Ариты не было никакой возможности встать.
Вдруг невеста Элла заметила отсутствие Ады и тот странный факт, что недавно грустная и смущённая Дария вдруг стала весело хохотать, увлекая всех парней на улицу.
Они не возражали и как послушное стадо, по очереди стали выходить во двор, принимая из её рук очередную порцию инжира.
– Ну, что, дорогая, ты уже налюбовалась мной? – спросила Арита, в очередной раз, пытаясь встать.
– Ах, красавица наша! Клянусь, что я не устала бы смотреть на тебя хоть всю ночь! – всплеснула руками Сатана и вдруг отшатнулась, услышав громкий и безумный смех Ариты.
 «Не может быть, – подумала коварная искусительница, отойдя от неё немного в сторону. – Я давала ей нормальный плод, без специального порошка. Неужели я ошиблась? Господи, если об этом узнает Ханан, он прикажет убить меня!»
Схватившись за голову, она тут же выбежала из комнаты.
Тем временем на улице уже горел костёр, и ученики Элла с безумным видом прыгали через него. Арита с ужасом наблюдала, как её друзья медленно сходили с ума. Одни дико визжали и хохотали, другие издавали звуки, напоминающие плачи и рыдания, потом они все по очереди делали и то, и другое.
Не успела она сообразить, что и среди этого безумия не было учителя, как во дворе распахнулись ворота и верхом на осле, разукрашенном разноцветными лентами, въехала полуобнажённая Сатана. Увидев её голые маленькие груди и полупрозрачную набедренную повязку, присутствующие мужчины окончательно сошли с ума.
С криками: «царица!» двое из них подняли её с осла и на руках понесли вокруг костра. Сидя между ними, греховодница стала страстно извиваться, поочерёдно наклоняясь то к одному, то к другому, а те, в свою очередь, успевали прощупывать её доступные интимные прелести.  Передавая миниатюрную «царицу» из рук в руки, они переносили свои похотливые взоры уже на своих недавних подруг, но те с визгом разбегались в разные стороны.
Арита смотрела на повальный разгул страстей и не верила своим глазам. И только  тревога по поводу отсутствия рядом Элла возвращала её к мысли, что всё это происходит на самом деле. Собираясь идти на поиски учителя, она хотела кого-нибудь из мужчин взять с собой, но с ней никто не захотел разговаривать. Взоры её подруг тоже были устремлены в сторону, откуда появилась пышнотелая красавица Ада. Одежда её состояла из того же, что было и на Сатане, но крупная породистая фигура и длинные чёрные волосы вызывали восхищения не только у мужской половины.
– Девочки! – крикнула Ада, стоя перед ними почти что в костре. – Разве наши мужчины не заслужили того, чтобы посмотреть на наши прелести и прикоснуться к ним! Раздевайтесь и присоединяйтесь к нам!
И тогда истосковавшиеся по свободе молодые тела, опьянённые возбуждающим плотские желания зельем, порвали путы всех преград и запретов. Все верные ученицы Элла в одно мгновение сбросили с себя одежды и, как звери, набросились на обезумевших мужчин. Дария, Мария, Рая и толстушка Урия повторили мифическую слепоту Эдемского сада, где обнажённая пара не замечала своей наготы. Но, в отличие от них, все они знали, что нужно с этим делать.
Девушки неустанно целовались с теми мужчинами, которые попадались им под руку и, находясь в меньшинстве, постоянно меняли жаждущих ласки партнёров.
Но сладострастные стоны, лобзания и мелькание извивающихся тел, по непонятным причинам, не доходили до настоящих оргий.
Присутствия рядом с собой ошеломлённой увиденным Ариты по-прежнему никто не замечал. И она решила, до поры до времени, не вмешиваться в происходящее.
Как истинная ученица Омелы, Арита всегда носила с собой разные штучки, на всякий случай. Вот и сейчас в её аккуратно сложенных волосах нашлись несколько заколок, сделанных из пирита. Незаметно бросив их в огонь, она собралась уходить, зная, что вскоре слезоточивый газ разгонит всех. Видя её намерение уйти, к ней тут же подбежала Ада. Покачивая своими крутыми мощными бедрами, она прошептала:
– Помнишь, я говорила тебе, что Элл не способен познать женщину? Так вот, я ошибалась: он, оказывается, может!
– Где он? – спросила она Аду, но та только засмеялась в ответ и снова бросилась в развратную толпу.
«Можешь не искать его! – донеслись до слуха Ариты чьи-то мужские отчётливые слова, когда она пошла искать учителя. – Он уже не тот, кем был недавно! Он такой же грешный, как и мы! Брось его, он не достоин тебя!»
Закрыв ладонями уши, девушка стала оглядываться по сторонам, но никого рядом с собой не увидела. Ей показалось, что над ней смеются какие-то невидимые тени и преследуют огни, выбегающие из костра, вокруг которого бесилась одурманенная молодёжь.
Привыкшие к темноте глаза стали различать встречающиеся на пути преграды. Арита прошла мимо цветочной клумбы, обошла несколько ухоженных кустарников и остановилась возле лежащего на земле человека. Присмотревшись, она узнала в нём Неверьяма и попыталась разбудить его. Апостол не подавал никаких признаков жизни, и девушка припала ухом к его сердцу: оно почти не билось.
Оглянувшись вокруг, Арита увидела что-то похожее на небольшую кучку сена и потянула его туда. Там действительно находилась сложенная в маленькую копну полусухая трава, и девушка положила туда апостола. «Раз он тёплый, значит, ещё живой», – подумала она и вдруг почувствовала, что они здесь не одни.
Оставив Неверьяма, она полезла на вершину копны и там увидела того, кого искала.
Совершенно голым Элл лежал на траве лицом вниз и крепко спал. Чтобы прикрыть наготу, Арита на ощупь стала искать его одежду, но её нигде не было. Тогда она присела рядом и осторожно провела по его спине руками.
«А ты переверни его!» – снова послышался тот же незнакомый голос из темноты, но на этот раз девушка даже не оглянулась.
«Как скажешь, дорогой», – подумав, ответила в пустоту Арита и последовала данному совету.
В это время, как по заказу, луна ярко осветила место действия. Элл спокойно дышал и ни на что не реагировал. Зато Арита, прикрыв ладонью свой рот, от нечто увиденного на его обнажённой груди чуть не сошла с ума.
– Ты – мой Бог! – тихо стала причитать она. – Ты – Небесный Сын своего Отца! Ты – мой любимый и единственный Ангел!
«Что прикажешь делать дальше?» – немного успокоившись после пережитого шока, спросила она неизвестно у кого, но ответа не получила.
Тогда девушка легла рядом и протянула руку к верхней части ног учителя.
Вдруг она почувствовала на пальцах какую-то слипшуюся жидкость, и жуткая догадка осенила её. Уже без стеснения, девушка сжала в своей ладони спящий орган учителя, который тоже оказался липким, и от него исходил неприятный запах.
«Так вот для чего была устроена эта пирушка!» – осенило Ариту, и она, перевернув учителя снова на живот и накрыв его сеном, побежала к костру.
А там уже никого не было. Зато в доме был самый разгар молодёжной оргии. Все пары, перецеловавшись друг с другом, стали откровенно ласкаться и даже не делали попыток удалиться в укромное место.
Зная, что скоро все должны заснуть крепким сном, Сатана продолжала подзадоривать апостолов, которые наперебой кричали:
– Не сдерживайте себя! Мы созданы для того, чтобы познать друг друга! Спешите взять своё, пока наши девы находятся в наших руках! Скоро всё это закончится и наступит скучное Царство Небесное!
 И вдруг все увидели разъярённую Ариту.
Она стояла на пороге, сжав кулачки, и брезгливо смотрела на отвратительную сцену.
– Почему такая тишина? – как гром прогремел голос входящего в помещение мужчины в капюшоне.
Он кивнул головой в сторону Сатаны и распахнул свой плащ, под которым в кожаном чехле находился большой нож.
– Так кто нарушил наш красивый отдых?
– Это я нарушила твой последний день! – холодным голосом ответила Арита, посверкивая в полумраке своим колдовским кольцом. – Я знаю, кто ты, – совсем не блефовала она, – и откуда взялась эта чума - Сатана. Моему дяде не понравится, что такой грязный тип, как ты, хотел взять меня обманом, а твоя девица специально перепутала настоящий инжир с отравленным!
В это самое время в открытых воротах появились какие-то люди с длинными, ярко горящими факелами в руках.
Под руководством толстого хозяина усадьбы они двинулись вглубь двора, где первым их встретил перепуганный мужчина в длинном плаще. Он попытался остановить любопытную толпу, к нему присоединилась и Сатана, но было уже поздно. Не задерживаясь возле обнаженных молодых людей, кто-то из толпы выкрикнул:
– Где же ваш пророк? Покажите: где этот пьяница и развратник?
Но, напуганные угрозами Ариты, никто из организаторов оргий не рискнул показать место, где спал Элл.
Тогда люди с факелами самовольно пошли на поиски Элла. Они бесцеремонно проверяли все возможные закоулки, внимательно осматривали дворовые постройки, но учителя нигде не было.
Приблизившись к тому месту, где лежал в беспамятстве Неверьям, они остановились и подняли повыше факелы.
– Это не он! – сказал кто-то, брезгливо толкнув полуобнаженное тело апостола. – Где же ваш пророк?
Когда мужчина из толпы сделал попытку взобраться наверх копны, властный крик незнакомца в капюшоне: «Осторожно, не подожги хозяйское сено!» – заставил его отступить назад.
Недовольные итогом ночных похождений, одураченные люди стали роптать на хозяина дома, который оказался местным чиновником среднего ранга.
– Такой уважаемый человек, – корили они, – а устраиваешь у себя дома такие безобразия! Гнать тебя надо со службы!
Некоторые горожане выражали мнение, что обо всём этом нужно сообщить власть имущим, другие грозились спалить «это бесовское гнездо», были и такие, которые с любопытством заглядывали за каждый угол, надеясь увидеть ещё что-нибудь интересное и скандальное.
Однако вскоре толпа покинула усадьбу чиновника, и вокруг воцарилась сонная тишина.
Утомлённая и отравленная снотворным зельем нагая молодёжь продолжала спать в самых разных позах и в самых разных местах.  Арита не стала больше ждать и приказала Сатане одеть всех раздетых женщин, а человеку в капюшоне – мужчин.
– После этого вы должны уйти и никому не говорить, что здесь произошло, – властно приказала она. – Ханану скажете, что всё сделали так, как он приказал: Элл опозорен и выдворен из города! Вы ведь этого хотели?
Поверженная «царица» тряслась от страха, поглядывая на спящую Аду.
– Эта рабыня останется с нами, – предугадывая её вопрос, сказала Арита. – А дядя пусть узнает, что Элл, после того как из-за его попустительства ученики предались плотским наслаждениям, сам куда-то внезапно исчез. Из-за этой пирушки, скажете Ханану, получился большой скандал, но имя учителя для всех осталось всё-таки чистым.
– Но за невыполнение приказа он нас убьёт, – ещё сильней задрожала Сатана, умоляющим взглядом прося пощады.
– Для тебя смерть будет по заслугам. Ведь это твоя родственница уничтожила почти всех вечных мужчин  из «долины слёз?» Мне нужно бы отдать тебя в руки безутешным вдовам, которые уже идут по твоим следам!
– Откуда ты знаешь? – упала на колени Сатана, обхватывая ноги Ариты. – Не губи меня, богиня, пощади!  Не я виновата в этом! Это…
– Не оправдывайся, недостойная! Думаешь, мне не известна история давно минувших лет! Я знаю всё! И поэтому… идите вы оба прочь с моих глаз!
И она отпустила их, точно зная, что они тотчас же бросятся в бега.      
 Утром, проснувшись от дурного сна, Элл увидел рядом с собой «спящую» Ариту. Под своей бородатой щекой он почувствовал её горячую руку, и, чтобы не разбудить, продолжал неподвижно лежать. В памяти смутно мелькали события вчерашнего вечера, а то, как он попал сюда, не мог вспомнить вообще. «Главное, что рядом со мною не кто-нибудь, а Арита! Значит, ничего неприятного и страшного не произошло. А если и было что-то, то она сохранит это в тайне», – утешал себя он, волнуясь, как бы кто из учеников не застал их в таком положении.
Но вставать не хотелось, и Элл, находясь в непосредственной близости, в первый раз по-настоящему любовался Аритой. Рассматривая её матово-белое, словно высеченное и отшлифованное из слоновой кости красивое лицо, он остановил свой взгляд на больших раскосых глазах, заглянуть в которые ему очень хотелось. Он волновался, рассматривая её ресницы в форме веера и бархатные чёрные брови, аккуратно ухоженные их обладательницей, и был счастлив.
Вдруг её маленькие пухлые губки слегка растянулись в улыбке, и небольшой носик поморщился. Она стала переворачиваться на другой бок, чихнула и открыла глаза.
– Ты уже проснулся? – поправляя приподнятое платье, спросила девушка. – Тогда давай быстрее вставать и убираться отсюда.
Элл тревожно посмотрел на неё.
– А что случилось? Разве нас выгоняют?
Арита отрицательно покачала головой.
– Просто неприлично злоупотреблять гостеприимством.
Он не стал больше ни о чём спрашивать, помог ей подняться, и они вышли из своего укрытия.
Арита была приятно удивлена, обнаружив отсутствие бездыханного тела Неверьяма, но Эллу ничего об этом не сказала.         
Ученики тоже уже проснулись и, как ни в чём не бывало, стали собираться в дорогу.
– А где Элл? – спросил кто-то.
– Да и Ариты с нами тоже нет.
 – А вот и они, – с насмешкой заявила Ада, указывая рукой в сторону, откуда появилась счастливая пара.
Все тут же собрались уходить из этого дома, и никто, кроме Ариты, ничего не помнил о вчерашних приключениях. Только встретившаяся на пути большая куча пепла заставила Марию на миг остановиться. Она закрыла ладонями лицо и так стояла, пока её не окликнула Дария.
Через некоторое время, находясь уже далеко от города, ученики начали тихо перешептываться между собой и, наконец, предложили учителю остановиться. Они бессвязно стали рассказывать ему свои сны, которые, как оказалось, у всех были почти одинаковыми. Ошеломлённые таким совпадением, женщины краснели и сторонились мужчин, а те недоуменно пожимали плечами, кивая на учителя, который сам видел нечто похожее и отвратительное.
– Надо же! – вдруг захлопала в ладоши Арита. – Всем нам приснился один и тот же кошмарный сон!  Вот что значит божественная сила учителя!
– А он-то здесь причём? – спросил Гадиан, подозрительно рассматривая пятна на хитоне Элла.
– Вы что, правда, ничего не поняли? – захохотала она. – Учитель, можно я открою им тайну?
Он механически кивнул головой.
– Элл сделал так, что все мы стали думать одинаково, и нам приснился одинаковый сон. Но это был не просто сон, это был такой греховный сон, благодаря которому мы должны были познать, каким ничтожным может быть человек в своих плотских желаниях.
Из тех, кто слышал это, больше всех был удивлён Элл. Он вынужден был подтвердить её слова, на самом деле совершенно ничего не понимая.
А Арита с самого утра внимательно наблюдала за «ожившим» Неверьямом. Поравнявшись с ним, она тихо спросила:
– Как ты себя чувствуешь и почему не рассказываешь: что снилось тебе?
Апостол удивлённо посмотрел на неё и, не задумываясь, ответил, что ему снилось, что он умер.
– А куда подевалась Сатана? – вдруг послышался голос повеселевшей Ады.
– Её знакомые попросили остаться, чтобы она навела порядок в доме перед приходом гостей, – просто ответила Арита, предлагая не говорить больше на эту неприятную тему. – Я думаю, каждый из нас сделает правильные выводы из того, что ему приснилось.
Вскоре все успокоились, и только учитель шёл от всех в стороне, не переставая думать: «Что же на самом деле произошло этой ночью? Куда подевалась Сатана? И  всё ли время в эту ночь со мной была Арита, или был ещё кто-то? Если случилось так, как мне чудится, – стыдился он своих смутных видений, – то я должен жениться на Арите: ведь у нас может быть ребёнок. Но она молчит, значит, есть какая-то тайна, и мне её, похоже, самому не раскрыть».
Элл не давал обет воздержания и безбрачия, но, одержимый своей верой в скорое наступление Царства Небесного, отвергал какие-либо земные блага, отказывался от неба, земли, природы, болезни и полностью исключал человеческую любовь друг к другу,  и даже смерть. Часто пребывая в состоянии экстаза, он объявлял себя всемогущим, предсказывая, что, если Земля не покорится ему, она будет уничтожена, очищена огнём и дуновеньем Божьим. «Будет создано, – говорил он, – новое небо, и целый мир будет населен ангелами Божьими».
Элл, подумав об огне, вспомнил, как недавно один из его новых учеников Герасим, нашёл массивный металлический крест. «Это хорошее для всех нас знамение», – сказал тогда учитель и вернул ему находку.
Но в один из вечеров, когда они сидели у костра и Элл проповедовал: «Любите ваших врагов, делайте добро ненавидящим вас, молитесь за обижающих и преследующих вас», – этот недостойный их общества юноша вдруг достал из кармана найденный крест и при всех бросил его в огонь.
Апостолы рванулись со своих мест, сжимая кулаки, но учитель остановил их движением руки.
– Я хочу посмотреть на чудо, способное спасти то, что я предал огню! Мне интересно, как вы сможете простить меня, молясь за спасение моей души! – вызывающе сказал осквернитель, равнодушно высматривая в огне исчезнувший крест.
Ученики стояли вокруг костра, не зная, что делать.
Вдруг раздался голос из темноты:
– Учитель, вот мои руки! Возьми их и сделай так, чтобы я не чувствовала боли!
С этими словами Арита втиснула свои скользкие руки в горячие ладони Элла, и ему ничего не оставалось, как прошептать молитву и окрестить её крестным знамением.
– Фома! – обратилась девушка к апостолу. – Возьми большую палку, раздвинь горящие угли и подвинь ею крест поближе ко мне!
Когда Фома исполнил это, все стали свидетелями того, как Арита голыми руками подняла дымящийся крест и спокойно положила его возле ног учителя.
Самое удивительное было то, что ни у кого из присутствующих не возникло никаких вопросов, и никто не удосужился посмотреть на обгоревшие руки белокурой красавицы. Тогда всеобщее внимание было обращено на учителя, который не прогнал странного поведения юношу и позволил ему остаться в их общине.
И лишь когда все стали расходиться по домам, Элл, оставшись с Аритой наедине, поднёс её ладони к своим губам. Как же он удивился, когда ласковые и ничуть не обожжённые девичьи руки стали гладить его губы и щёки! Он хотел было спросить об этом чуде, но она закрыла ему рот странно пахнущими руками и прошептала:
– Останься со мной до утра, мне холодно.    
Элл часто вспоминал об этом, до сих пор не понимая, каким образом произошло чудо.
Сейчас же всё было гораздо туманнее, и в этой неясности вновь проявлялась фигура невероятной Ариты.
«Она ведь могла увидеть мою обнажённую грудь! – вдруг с ужасом подумал он, пытаясь вспомнить если не ночные, то хотя бы утренние события. – Да! Я лежал тогда на спине и совершенно голый! Она видела меня! О Боже, что же теперь будет!»
Ошеломлённый учитель стоял как вкопанный в землю столб, не шевелился и, кажется, даже не дышал. Теперь он совершенно не знал, как вести себя с Аритой, которая овладела его тайной и знает всё то, чего знать ей было совершенно нельзя.
А она уже стояла рядом с ним, ожидая, когда все остальные удалятся от них на большое расстояние.
– Да. Я видела это, – тихо сказала она, проведя указательным пальцем по его груди. – Но ты не бойся, Элл: я никому и ничего не скажу! Никогда не скажу!
Арита взяла учителя за руку, и они вместе побежали догонять братьев и сестёр. 

ГЛАВА 17
Ханан, несмотря на раннее утреннее время, находился в своем рабочем кабинете и обдумывал последнее сообщение, которое получил от Гадиана и Силены.
Завербованный его людьми апостол Элла согласился информировать его обо всех похождениях учителя. Он не отказался получить, в качестве аванса, небольшие деньги, и поинтересовался, какой конечный итог его шпионской деятельности?
«Ты и дальше, в зависимости от значимости и ценности информации, будешь щедро награждаться, – было сказано ему агентами бывшего первосвященника, – но задавать лишние вопросы ты не должен!»
Гадиан вынужден был согласиться с этим условием, надеясь, что вскоре хозяин сам захочет с ним увидеться и по достоинству оценит его услуги.
Сегодня Ханан получил доклад от них  обоих и обнаружил странную деталь: с одной стороны, его племянница всё время находилась дома, с другой стороны, она в обществе Элла ходила в город и видела, что подстроил он в усадьбе чиновника. Наверняка Арита имела непосредственное отношение к исчезновению двух ценных агентов – мужчины с капюшоном на голове и Сатаны.
«Это значит, – рассуждал он, – кто-то один из них врёт, или племянница каким-то образом снова перехитрила меня».   
 Ханан надолго задумался, когда в дверь вошла его новая служанка с подносом в руках.
– Жареного петушка не изволите? – спросила она, не приближаясь близко к нему.
Он жестом руки выпроводил её, и в его памяти всплыла интересная история, связанная с петухами.
Это произошло в один из дней, когда ему в очередной раз довелось побывать в гостях у Симона.
Уставший от каждодневных государственных дел, старик приехал к брату немного отдохнуть. После первой проведенной в гостях ночи он за завтраком пожаловался на то, что рано утром его разбудило громкое пение петухов.
– И здесь я не могу спокойно выспаться! Вот было бы здорово, если бы нашёлся кто-нибудь, кто сумел бы сделать так, чтоб они, хотя бы завтра забыли о своих петушиных обязанностях!
– Дядя, а что бы ты сказал, если бы твоя мечта вдруг сбылась, и ни один петух до обеда не прокукарекал бы? – сидя у него на коленях, спросила Арита.
Ханан смутился, но шутку её поддержал.
– Я сказал бы, что это чудо совершил самый могущественный на земле человек, который всегда может рассчитывать на мою любовь и на моё покровительство.
С этими словами он чмокнул её в щёчку, и она, спрыгнув с его колен, выбежала на улицу.
Больше к этой теме в тот день не возвращались, и каждый занимался своими делами.
Утром, когда спала даже прислуга, Ханан проснулся от какого-то волнующего предчувствия. Не поднимаясь с постели, он попытался понять, почему так тревожно на душе, но никаких догадок так и не было. Спать больше не хотелось, и, ожидая противного пения ранних петухов, он лежал и думал о новой няне племянницы, которую пока так ни разу в лицо и не увидел. «Нужно обязательно с ней пообщаться, чтобы убедиться в её способностях, – решил тогда Ханан. – А то мало ли чему она может научить мою любимую племянницу!»
Время шло, а петухи так и не запели.
Когда к нему в комнату постучались и пригласили к завтраку, старик понял, что так взволновало его. Не подходя к накрытому яствами столу, он, в первую очередь, не побрезговал лично войти в курятник, где с удивлением обнаружил несколько здравствующих петухов. Арита, сидя на пороге дома, с улыбкой наблюдала за всем этим, а её родители не находили себе места. Они расспросили всех своих работников, и те подтвердили, что сегодня утром ни один петух не прокукарекал.
– Это какое-то невероятное совпадение, – прокомментировал странное событие Ханан – Либо я вчера выпил много вина.
Арита не хотела даже слышать об этом и требовала от дяди обещанного поцелуя.
– Ты хочешь сказать, что к молчанию петухов имеешь какое-то отношение? – при всех пытал её отец.
– Что ты, папа, – отвечало невинное дитя, – но не это ведь главное? Главное, что мечта дяди сбылась. А я к этому имею… косвенное отношение: случайно предугадала такое совпадение.
Ханан сдался и, расцеловав племянницу в щечки, решил оставить разгадку чуда на другое время.
Но понять суть происшедшего он не смог, ни тогда, ни потом, а Арита никогда не признается в том, что она сделала, используя знания Омелы.
Догадайся он, что его племянница использовала знания от Омелы, чтоб так просто совершить чудо, жизнь Ариты могла сложиться совсем иначе.
Но он вскоре забыл об этом, а девушка, сидя рядом с няней, посмеивалась над своей шуткой.
– Надо же, – восхищалась познаниями няни девочка, – никогда бы не подумала, что, если голову и гребень петуха намазать подсолнечным маслом, он не станет кукарекать!
– Это ещё ничего, моя милая, – шептала ей Омела. – Тебе предстоит узнать такое, что случай с петухами покажется детской забавой.
Ханан вдруг вспомнил об этой истории и схватился за голову.
Ему показалась очевидной связующая нить между детской шалостью Ариты и появлением в их доме Омелы, между таинственным её кольцом и удивительными успехами пастуха Элла.
Теперь он не сомневался, что для его успокоения кто-то из  помощников – не в состоянии разгадать тайну светящегося и самосужающегося кольца Ариты – приказал изготовить и раздарить городским девушкам внешне похожие.
Но что может значить наличие настоящего кольца?
Вдруг перед его глазами мелькнул образ одной девушки, стоящей к нему спиной.
 «Кто это?»  – испугался властелин и встряхнул седой головой.
Вслед за этим он ясно вспомнил ещё одну женщину, которая разговаривала с ним, не поворачиваясь в его сторону.
– Омела! – вдруг вырвалось из его уст имя няни Ариты. – Но кого она напомнила мне?
И когда перед ним вновь появилась тень девушки из его юности, он схватился за сердце: неужели это одно и то же лицо?
Ханан выбежал из кабинета и громко приказал слугам собрать его в дорогу.
В специальную комнату тут же явился его личный парикмахер, в обязанности которого входили как стрижка волос и бороды, так и личная гигиена хозяина.
После длительных сборов владыка в крытой карете отправился в гости к своему младшему брату.
По дороге у него было время продумать своё дальнейшее поведение:
«Если выяснится, что Омела – та самая Ома, из-за которой я в юности потерял голову, тогда моё дело – дрянь! Потому что неизвестно, кем она стала сейчас и что ей от меня нужно. Если всё же эта другая женщина, тогда нужно выпытать, кто научил её такому дерзкому поведению, из–за которого даже такой сильный человек, как я, чуть не потерял силу воли и рассудок?»
Он был уверен, что Арита согласится помочь ему с разрешением этого вопроса, ведь он вёз ей в подарок драгоценные серёжки и, главное, –  своё согласие на её встречи с Эллом.
«Ради него, – благоразумно думал он, – племянница не откажется открыть тайну Омелы. Если – нет, я при ней отдам приказ взять Элла под стражу».
Ханан, конечно, не знал, что в это самое время няня уже знала о его приезде к ним.
Она едва успела найти Ариту, которая вновь тайно проводила занятия с Эллом, и поменять её местами с Аглой, исполняющей роль примерной дочери.
Взволнованная Симона предусмотрительно отправила Силену на рынок за покупками, а сама не отходила от мужа, который никак не мог определиться, где лучше угощать дорогого гостя: в доме или во дворе?
Они ходили с одного места на другое, а в это время в комнате Ариты обсуждались подробности предстоящих событий.
Девушка была явно встревожена ещё одним неожиданным приездом дяди и старалась снять с пальца неснимающееся кольцо.
– Неужели его вообще нельзя снять? Разве ты не знаешь, как это сделать? – спрашивала она Омелу, но та безразлично молчала.
– Так знаешь или нет?
– Знаю, но это тебе сейчас не нужно.
– Но дядя… Если он будет настаивать, я не смогу долго молчать.
– А я не предлагаю тебе молчать: скажи ему правду, и пусть дальше ломает себе голову.
– Я никогда не предам тебя, Омела!
– Да я-то тут причём, милая! Это кольцо подарил тебе Элл, не правда ли? Пусть мужчины и разбираются между собой!
Арита густо покраснела.
Какая она была ещё глупая и сколько ей нужно ещё учиться, чтоб мыслить и поступать так, как Омела! Ведь няня нашла такой простой способ решения вопроса, что он, кроме того, что никогда не будет решен, ничего страшного и неожиданного не принесёт.
Дядя, зная, что это не простое кольцо, всё равно не опустится до того, чтобы спрашивать об этом Элла. А учитель, даже если их встреча и состоится, обязательно скажет, что оно было послано ему с неба, и Ханан, конечно, оставит его в покое, хоть и не поверит услышанному.
Мысли вихрем пронеслись в голове Ариты, и Омела удовлетворённо кивнула.
– Ари, ты не переживай: мы в этой схватке победим. Сейчас главное, что ты быстро всё поняла. Поверь, жизненная мудрость даётся не каждому человеку, а женщине – тем более. Мудрости нельзя научиться, даже если этому буду учить я. Мудрость – это ум, познания и опыт, вместе взятые. У тебя пока не хватает опыта, но не потому, что ты молода. Опыт, о котором я говорю, – это не тот опыт мытья посуды или стирки белья. Речь идёт об опыте тех немногих женщин, которые жили и творили чудеса до нас и делают это сейчас. Очень скоро мы перейдём к этой части наших занятиях, и тогда ничего невозможного для тебя существовать не будет.
– А утраченная молодость и наступление смерти? – витая в облаках, спросила девушка. – Неужели этого можно как-то избежать? Элл говорил, что такое возможно только во время пришествия Царства Небесного.
– Разве ты не понимаешь, что Царство Небесное, если оно и может существовать, так только на небе? Ну и потом, хочу тебе сказать, что вечная молодость не подвластна даже Богу, не то чтобы твоему учителю. Они оба хотят победить смерть не бессмертием человека, а воскрешением умерших. Не странно ли это?
– Впрочем, – хитро добавила старушка, – наверняка есть другой способ достижения бессмертия. Если нам будет позволено, мы с тобой узнаем и об этом.
– Но ты сама только что сказала…
– Я и говорю, что два твоих желания несовместимы. Либо ты остаёшься навсегда молодой, но тогда тебе придётся умереть молодой, либо ты можешь ещё очень долго жить до глубокой старости, но тогда уже сама будешь желать себе смерти.
– Как это грустно, Ома, – вдруг вырвалось у неё это слово, и няня строго посмотрела ей в глаза.
– Кажется, ты меня так никогда не называла? Почему же это случилось именно сейчас?
Арита немного задумалась, поднялась и подошла к окну. Она зачем-то зашторила занавеску и только тогда спросила:
– Прости. Я не знаю. Просто это слово само выскочило из меня. Тебе не нравится?
Омела подошла к ней и поцеловала в щечку:
– Очень нравится, но ты никогда не должна называть меня этим именем!
Девушка прикусила язык и до самого приезда дяди молчала, в уме повторяя всё, чему учила её няня.
Вскоре в их доме появился Ханан и удивил всех тем, что отказался от обеда. Сразу с порога он обратился к хозяевам:
– Мне нужна отдельная комната, где бы я мог поочерёдно поговорить с племянницей и её няней! – как всегда, властно приказал он. – Вы мне тоже можете понадобиться, поэтому никуда из дома не уходите.
Он приехал с двумя незнакомыми мужчинами, которые стояли в стороне, готовые в любую минуту исполнить любые приказания хозяина.
После того, как Симон сказал, что Арита уже ожидает его в комнате, Ханан подошёл к своим людям и тихо отдал какое-то распоряжение. Они, поклонившись, тотчас же удалились. Тогда он поспешил в указанное место, где у окна, спиной к нему, стояла Арита.
«Это что-то новое в её поведении, – подумал недовольный таким приёмом дядя. – Похоже, уроки Омелы даром для неё не прошли. Посмотрим, чему ещё она научилась».
– Здравствуй, дорогая! – стараясь не показывать своё раздражение, сдержанно поздоровался он. – Где прячутся мои любимые щечки? А ну, приготовь их для своего родного дяди!
Девушка несколько секунд не шевелилась, потом как-то нехотя, медленно обернулась.   
– Дядя! – сделав вид, что удивлена таким неожиданным визитом, воскликнула она. – Я так ждала, когда ты зайдёшь ко мне, что задумалась у окна и даже не слышала, как ты вошёл.
Они пошли друг к другу навстречу и, обменявшись поцелуями, уселись рядом на широкое дубовое кресло.
«Так, кольцо у неё на пальце, значит, расстаться с ним она не боится», – сразу отметил он.
Коротко обменявшись вопросами о здоровье, погоде, её учёбе и его работе, Ханан нетерпеливо стал подходить к нужной ему теме.
Одновременно он вдруг вспомнил время, когда она была маленькой и часто болела, как он присылал к ней лучших лекарей, которые не могли понять, отчего у неё учащённо стучало сердце, и почему она так тяжело дышала. Он знал, что Симона привела в дом какую-то женщину, которая вскоре вылечила её, и с тех пор спасительницу никто не видел. Может, той врачевательницей была Омела?
– Признайся, – вдруг спросил он, – ведь шутку с петухами придумала твоя няня?
– Я так рада, дорогой мой старичок, что у тебя такая хорошая память! Я давно уже забыла об этой шутке, тем более, что ничего особенно тогда не произошло. Просто, понимаешь, петухи вдруг все заболели, поэтому в то утро и не пели свои песни. Кстати, через день после твоего отъезда они все издохли. Можешь спросить у своего брата: он подтвердит.
 Ханан не ожидал от неё такой прыти: попробуй теперь, спустя много лет, доказать, что она лжёт, или так было на самом деле. Он понял, что девушка уже не та, какой была ещё совсем недавно, и что с нею нужно быть похитрее и половчее.
Посмеявшись над смертью бедных петухов, он поинтересовался её познаниями в области лечения людей и её увлечением проповедями Элла. Арита поблагодарила его за то, что он так внимателен к её судьбе и, не моргнув глазом, сказала:
– Ах, дядя, знал бы ты, как интересно быть в обществе этого человека! Понимаешь, он не такой, как все! С ним интересно поговорить на любую тему, его интересно слушать, когда он по-своему пересказывает старые религиозные притчи, он умеет слушать других и никому не навязывает своё мнение. А главное, вокруг него постоянно крутится молодёжь, и нам очень весело вместе. Скажи: где ещё есть подобное общество, где дружной семьёй живут ранее не знакомые юноши и девушки, которых объединяет вера, исходящая от ума этого красивого мужчины?   
 – Но, как я слышал, – там занимаются не только тем, о чём ты говоришь?
– Было бы странно, дядя, если бы люди не говорили о возможных плотских утехах в сообществе молодых. Но раз тебе известно о плохих слухах,  ты должен слышать и о хороших его делах?
– Ты имеешь в виду его чудесные исцеления и изгнания бесов? Но тебе не кажется странным: откуда у сына плотника могут взяться такие уникальные способности? Может, его кто-то тайно обучает?
Арита была приятно удивлена его способностями к разгадкам и решила не скрывать своего восхищения. В то время, как она улыбалась и хлопала в ладоши, он почти не прятал свой хищный взгляд, скользящий по пальцу её левой руки.
– Ах, дядя, ты думаешь, что один удивляешься его способностям? В это до сих пор не могут поверить ни его мать, ни братья, ни многие из его близкого окружения! Кто даёт ему силы творить чудеса, люди не знают, и даже - я!
– Зато я многое знаю, дорогая. И вот что скажу: если тебе нравится быть рядом с ним – то будь! Теперь, когда от тебя я узнал правду, мне совсем не нужно препятствовать твоему увлечению.  Но поведай мне ещё об одной правде: откуда у тебя это удивительное кольцо, и почему ты не носишь серёжки, которые я тебе недавно подарил? Если они не нравятся тебе, я привёз тебе другие.
С этими словами он положил перед ней небольшой блестящий коробочек.
– Ах, дядя! – покраснела она, пряча за спину левую руку. – Мне так стыдно, что я нечаянно соврала тебе! Тогда я боялась, что ты запретишь мне встречаться с Эллом, и сказала, что это кольцо от моей подруги. На самом деле, мне его подарил он.
– Ты хочешь сказать, что это кольцо подарил тебе пастух?! – не сдержавшись, вдруг прокричал Ханан. – Тогда почему оно не такое, как у других? Почему оно сжимается, когда кто-либо хочет его снять с пальца?  Почему оно светится, стоит только дотронуться до него?
Не успел он пожалеть, что стал кричать на неё, как услышал то, что повергло в прах все его старания и умения рассекречивать секреты.
– Я удивлена, милый дядюшка, что ты лучше меня знаешь о чудесных свойствах этого умного кольца. Не зря тебя все любят и боятся! Но причём тут я, если ты сам устроил для меня эту пытку? Если  хочешь знать, то у Элла подобных чудесных штучек очень много. Где он их берёт, никто не знает. Может, сам делает, а может… и правда, с неба падают. Почему бы тебе не спросить об этом самого Элла? Я и сама могла бы это сделать для тебя, но уже давно с ним порвала, потому что стала встречаться с одним достойным ухажером и скоро выхожу за него замуж. Ты ведь хотел этого?   
Ханан чуть не захлебнулся от злости и беспомощности.
Он знал, что девчонка врёт, но сейчас доказательств этому не было. Открывать предательскую роль Гадиана он не собирался, да и было бы смешно, если бы оказалось, что лжёт всё-таки не она, а его агент. «Но как вдохновенно и правдиво врёт!» – вынужден был восхититься способностями племянницы Ханан, и решил закончить этот бесполезный разговор.
Договорившись, что она заранее скажет ему о дне свадьбы, Ханан простился и потребовал к себе Омелу. То обстоятельство, что Арита так и не дотронулась до его очередного подарка, не ускользнуло от его внимания. Он теперь точно знал: светящееся кольцо было для Ариты дороже всех его даров – это и смущало и обижало владыку ещё сильнее.
Непродолжительный разговор с Омелой ничего нового по делу не дал.
Старушка вела себя сдержанно и почтительно, как подобает прислуге. О себе рассказала лишь то, что, до смерти мужа, они жили где-то на окраине города. После того, как она неожиданно стала вдовой, ей пришлось испытать нужду. Но это продолжалось недолго, так как вскоре она была приглашена в дом Симоны, в качестве няни для её дочери. Рассказать о своём муже, о его занятиях Омела не смогла, ссылаясь на частичную потерю памяти, которая произошла с ней во время похорон любимого супруга. Кем она была раньше и кто научил её всяческим наукам, тоже забыла. «Я почти ничего не помню из прошлой жизни, – не раз повторяла она. – Меня приютили в этом доме, проверили мои возможности, стали неплохо платить, и мне больше ничего не нужно».   
– Но ведь это ты, много лет назад, вылечила нашу девочку от страшной болезни? – стал выходить из себя Ханан.
Она покачала головой и отрешенно посмотрела в открытое окно.
– Если ты не скажешь правду, я сегодня же выгоню тебя отсюда! – пошёл напролом владыка, сам не веря своим угрозам.
Омела подняла свои зелёные глаза и окунула в них бывшего первосвященника.
– Поздно, владыка. Мой уход уже ничего не изменит.
– Что это значит?
– Это значит, что Арита уже знает всё, что она должна знать и уметь делать. Теперь я могу уйти?
Ханан испугался и понял, что этого допустить никак нельзя. Если она уйдёт, то неизвестно, как поведёт себя Арита. Вдруг она уйдёт следом за ней или замкнётся в себе.
«Пусть они лучше будут здесь на виду, чем искать их неизвестно где», – благоразумно решил он.
– А если я прикажу, чтоб ты осталась, но при одном условии?
Он ждал её вопроса, но она непринуждённо молчала, стоя вполоборота напротив него.
– Условие только одно: что б вы, без моего ведома, никуда не выезжали за пределы селения.
– А разве мне позволено указывать твоей племяннице, где ей можно находиться, а где нельзя?
– К сожалению, нет. Но прошу учесть: я много чего знаю о ваших тайных делах. Не думайте, что вам и дальше удастся дурачить Ханана. Несколько раз я позволил подшутить надо мной, но отныне всё – этого я не потерплю, даже от любимой племянницы! Предупреждаю тебя, Омела: если Арита не перестанет ходить за этим оборванцем, я не остановлюсь ни перед чем – и уничтожу его, её и тебя!
– Как будет угодно владыке, – вежливо поклонилась она и вышла из комнаты.
Ханан вышел вслед за нею.
Разгневанный провалом своего допроса, он велел Силене срочно собираться в дорогу. Родители Ариты стояли возле своего родственника, не смея предложить ему отобедать или выпить вина. Он, молча, стоял возле ворот и нервно поглядывал туда, откуда должен был появиться всадник.
Вскоре послышался топот копыт, и Ханан вышел со двора на улицу. Там он перекинулся несколькими фразами со своим человеком и только после этого сел в карету.
Через мгновение туда же метнулась тень Силены.
Эскорт двинулся в путь, распугивая резвящуюся на узкой дороге детвору. На краю посёлка их ожидали два человека: второй слуга Ханана и Гадиан.
После этой странной и пугающей своей непредсказуемостью сцены Симон долго сидел в своём домашнем кабинете, не понимая, что происходит. Разговаривать с женой и дочерью он не хотел и боялся, что начнёт грубить им или высказывать слова недоверия.
Услышав стук в дверь, он понял, что этого не избежать, и обречённо разрешил войти. На удивление, на пороге стояла Омела и ждала приглашения войти в комнату.
Он жестом сделал это, и няня села на указанный стул.
Недолгая беседа сводилась к тому, что благополучию их семьи никто не будет угрожать, если Арита бросит Элла и выйдет замуж за Антония.
– Ханан зол не потому, что сын плотника смешит своими проповедями людей, а ты, как представитель власти, не пресекаешь этого, – стала уверять его няня. – Беда в том, хозяин, что Элл сумел завлечь религией или ещё чем-то твою дочь, которая ради него готова пожертвовать своим положением и пойти за ним хоть на край света. А ведь известно, как бережно Ханан относится к чистоте своего благородного рода.
Симон с ней был полностью согласен и больше не сомневался в принятом решении.
В скором времени родители обеих сторон – жениха и невесты - определили день свадьбы.
Антоний, который за день до неожиданной новости собирался уехать на месяц в город, не очень обрадовался этому сговору и поездку свою не отменил.
Такое отношение жениха было на руку Арите, которая, по указанию Омелы, пошла на переговоры к Агле.
Застав её за уборкой комнаты, Арита ласково обняла её.
– Кажется, я нашла для тебя развлечение, достойное твоего высокого положения, – после нескольких поцелуев обрадовала она подругу. – Ещё немного терпения, и ты станешь светской женщиной… правда, опять только на время моего отсутствия.
Агла недоверчиво посмотрела на неё и прищурила глаза.
– Зачем же ты делаешь то, чего никогда не делаю я? – строго спросила Арита, комично прищуриваясь и передразнивая её. – Твоё счастье, что с нами нет Омелы, а то она устроила бы тебе дни настоящей учебы!
– Прости меня, милая. Просто я так обрадовалась твоим словам, что немного забылась.
Арита не стала томить девушку, и вскоре Агла узнала, какая новая роль уготована для неё.
Быть невестой такого уважаемого и богатого жениха, как Антоний, было лучшей наградой за её нелёгкий лицедейский труд!
Обсудив некоторые детали подготовительного этапа, они вдвоём приготовили обед и, пользуясь отсутствием строгого контроля, весь его съели.      

ГЛАВА 18
 После загадочных событий, случившихся с ним и учениками в гостях у городского чиновника, Элл некоторое время находился в одиночестве и лишь изредка тайно встречался с Аритой.
От неё он узнал, что скоро их занятия ненадолго прекратятся, но ему нужно продолжать свою религиозную миссию - раз, опасаться Гадиана - два и открыто стать любовником Марии - три.
Арита знала, что Мария уже не сможет родить ребёнка, тогда как неистовая Ада в ночь всеобщего разгула могла понести от него. Омела не стала рисковать и научила свою ученицу, как сорвать возможную беременность, используя древний египетский способ.
Сильным противозачаточным средством служила смесь особой пропорции, в состав которой входили такие ингредиенты, как сушёные фекалии крокодила, смола акации и кислое козье молоко. Девушка умело подливала чётко вымеренную смесь в  молочные продукты Ады и была спокойна за последствия. Скоро всякие тревоги по этому поводу должны были закончиться, так как данное зелье не только прекращало дальнейшее развитие плода, но и вообще вызывало отвращение к близости с мужчиной.
Сам же Элл был огорчен предстоящей разлукой с любимой и заочно был недоволен своим будущим в роли любовника Марии. Вспоминались справедливые слова Ариты, которые прочно врезались в его память:
«Пойми: будет лучше, когда твои ученицы узнают от Марии, что ты нормальный мужчина, чем ждать новых испытаний, которые готовят для тебя твои завистники. Ради нашего общего дела, ради Отца и себя самого, ты должен пойти на это!»
Он ответил, что не знает, как всё это устроить, и тогда получил исчерпывающие рекомендации по данным вопросам.
Вместе они решили, что ему срочно нужно посетить Крестителя.
– Возьми с собой пять лучших учеников и Марию, – предложила Арита, – и, не раскрывая своего имени, проведай известного учителя. Ты увидишь всё сам, и для апостолов будет полезно узнать, как вершатся великие дела. Старайся меньше попадаться на глаза пророку, а лучше со стороны понаблюдай за его деяниями. А Мария будет счастлива, что именно её ты взял с собой. Дальше – уж сам прояви своё мужское умение.
– Но как же ты? – снова засомневался учитель. – После всего того, что было между нами, после того, что ты сделала для меня…
– Почему ты говоришь «было» и «сделала?» Всё у нас ещё будет, мой милый. Просто это нужно исполнить сейчас для твоего и нашего большого дела.
– Зачем ты сказала Ханану, что это кольцо подарил тебе я? – вдруг невпопад спросил он.
Арита не ожидала такого вопроса, и ответа не знала. На ходу придумав, что, мол, сболтнула про это просто так, она нарвалась на ещё один, вполне справедливый, вопрос:
– А кто на самом деле подарил тебе это чудо?
– Ты и подарил, – весело отделалась она, приступив к обсуждению некоторых деталей предстоящего похода.
Позже, не давая ему повода для каких-либо посторонних разговоров, она легла на спину и потянула его к себе.
Больше говорить о кольце ему совершенно не хотелось. После длительных ласк и поцелуев Пророк, в который раз, не отверг любовь своей обожаемой Ариты. 
Вернувшись к ученикам, Элл объявил о том, что выбранные им шесть человек завтра с утра идут с ним к одному известному Пророку. Всем показываться там пока было нельзя.
– Если меня увидят со всеми вами, – заявил он, – то завистливые ученики Крестителя просто не допустят нас к нему. Поэтому его нужно увидеть так, чтоб он не видел вас и не узнал меня. Решено: мы идём туда тайно – и по возвращении обо всём вам потом расскажем.
Ропот возмущения послышался в женских рядах, да и некоторые апостолы, остающиеся дома, недовольно загудели.
Но Элл был непоколебим и, отдав некоторые распоряжения, покинул их.
Новостью для всех было то, что с ним должны были идти Мария и Гадиан. Постоянный соперник Элла не находил себе места от радости.
После путешествия с Эллом у него будет с чем явиться если не к самому Ханану, то хотя бы к его доверенным людям. Тогда он попросит расстроить предстоящую свадьбу Ариты с Антонием, потому что её жених не стоит даже пальчика божественной Ариты. И если хозяину нужны любые услуги Гадиана, пусть он поможет именно ему жениться на желанной девушке.
«Ради Ариты, – мечтал он, – я соглашусь на что угодно, абсолютно на всё, что мне прикажут». 
Утро следующего дня провожало в дорогу семь путников ярким солнцем и попутным ветерком в спину. Счастливая Мария, одетая в платье Ариты, не отходила от учителя ни на шаг, ловя каждое его слово.
В дороге Элл был скуп на притчи и рассказы и на настойчивые вопросы учеников отвечал кратко, думая о чём-то своём. Заметив его нежелание общаться, мужчины отделились, оставив Марию наедине с ним.
Женщина, чтобы привлечь к себе внимание,  стала рассказывать учителю о домогательствах Гадиана и о том, как Симон обхаживал её, когда бывал подвыпившим.
– Но я отказала им обоим, – оправдывалась она. – Только ты имеешь право на меня или можешь позволить мне быть с кем-нибудь другим наедине!
Такая искренняя преданность растрогала его и, хотя воспользоваться этим, при иных обстоятельствах, Элл не мог, он все же должен был сделать то, что от него требовала Арита.
– Сегодня ночью я приду к тебе. Ложись спать подальше от всех, – прошептала Мария и пошла впереди него, не спрашивая: согласен он или нет?
Так он добровольно – в который раз! – нарушил древние и даже свои заветы, снова подарив Гадиану повод для критики и разоблачений!
Когда они подошли к берегу реки, где была вотчина Иоанна, Элл увидел вокруг него много людей и решил затеряться среди них. Надев на голову капюшон, он со своими немногочисленными учениками подошел ближе, и до их слуха донеслись слова Крестителя:
– Покайтесь, ибо Царство Божье уже приближается – и секира находится у корня дерева, которое скоро будет ввержено в огонь!
Случайно посмотрев в ту сторону, где стоял, склонив голову Элл, Иоанн продолжил пророчить:
– Я вижу Мессию с веялкой в руке, который ходит по полю, собирает хорошее зерно и сжигает солому!
Элл сначала не понял, что означали эти слова Крестителя, а его обомлевшие ученики от умиления и восторга разом прослезились.
– Я всем вам сообщаю о благой вести, – повернув голову в сторону реки, перекрестился Иоанн, и все последовали его примеру, – и это значит, что Царство Небесное приближается. Вы можете спросить: а зачем оно приближается? И я отвечу вам: потому что в нашем мире царит зло, и царь этого зла – Сатана, которому все повинуются. Цари всегда убивали, и будут убивать пророков, а священники сами не делают того, что велят делать другим. Все праведники преследуются царями, и единственный удел добрых – это их слёзы. Теперь понятно, что этот мир – враг Бога и его святых?
Иоанн окинул взглядом покорных людей и подвёл итог:
– Но Бог скоро восстанет и отомстит за святых. Это время приближается, потому что беззаконие и бесправие достигли своей вершины. Нас ожидает вечное царство добра и справедливости!
Всё, о чём говорил Креститель, Эллу было известно, и он сам не раз говорил об этом. Но его поразило другое – смелость и открытость, с которой говорил Иоанн о беззаконии и бесправии в мире!
Всем был известен жестокий характер местного правителя. Он, в отличие от того, который правил по другую сторону реки и относился лояльно к откровенным высказываниям некоторых праведников-бродяг, мог запросто арестовать любого пророка и в одночасье казнить его.
Во время своих многочисленных проповедей Элл не раз упоминал о новом царстве,  где будут царить только добро и справедливость, но его мало кто слушал, и никто из власть имущих не преследовал его за это.
Позже он узнал, что существовал утвержденный храмовой религией закон, в котором оговаривалось, что всякий новатор, отвлекающий народ от истинной религии, даже тот, кто для подтверждения своего учения творил бы чудеса, должен был побит камнями безо всякого следствия и суда.
«Да, с такими откровенными проповедями Креститель долго не проживёт», – думал Элл, подходя вместе со всеми к реке, где начиналось само крещение.
Во время омовения сразу нескольких паломников отчётливо послышались слова Иоанна, которые подтвердили все его прекрасные мечты:
– Я крещу вас в воде в покаяние, но идущий за мной сильнее меня! Я не достоин нести даже обувь его, и скоро он будет крестить вас Духом Святым и огнём!
До самой темноты продолжалась процедура полного погружения в воду всех, кто пришёл сюда с покаянием. И только одна группа людей незаметно покинула этот многолюдный берег.
Отойдя на приличное расстояние, Элл, с удивлением услышал от учеников, что Креститель признал его и указал как на Мессию.
Тогда впервые к нему стали относиться с почтительным подчёркнутым уважением и перестали приставать с глупыми вопросами. Даже тогда, когда учитель, собираясь на ночлег, не разделил с ними травяное ложе, а ушёл куда-то в сторону, никто не возмутился. И никто не стал спрашивать Марию, куда уходит она, потому что все знали – куда. Но обсуждать эту скандальную тему тоже не стали. Даже Гадиан не реагировал на «несправедливость», но не потому, что умилялся божественностью учителя, а потому что не хотел себя выдавать.
Он знал: его время ещё не наступило.
По прибытии в посёлок все, кто был с Эллом за рекой, пытались убедить местных жителей в том, что их учитель – Мессия, но сам избранник Божий предусмотрительно запретил это делать впредь.
– Не нужно говорить о том, чего не хотят слушать и не могут понять другие. Главное, что вы знаете об этом.
После посещения обители Крестителя Элл, вдохновлённый его смелыми высказывания, загорелся желанием снова пойти в город.
Уже через два дня большинство из его постоянного окружения держали путь к храму, где учитель собирался объявить благую весть о приближении Царства Божьего.
Чтоб не отставать от бесстрашного Иоанна, он решился на более смелые высказывания в адрес власть имущих и по дороге стал говорить о роскоши, которой окружали себя  храмы. Видя в фантастической архитектуре этих сооружений лишь пышную выставку тщеславия, он пренебрежительно отзывался о том, что в стенах, вместе с богослужениями, священники занимались спекуляцией и мелким торгом.
– Находясь там, – гневно говорил он, – где запросто продаются животные для жертвоприношений и стоят столы для размена монет, истинный верующий может подумать, что он находится не в храме, а на городской базарной площади!
Смело обсуждая эту тему, они приблизились к воротам нового недостроенного храма. Не в силах смотреть на блестящие на солнце золотые плиты, которыми были покрыты его стены, ослеплённый учитель прикрыл глаза руками.
– Видите, какая вокруг роскошь? И вы думаете, что это пристанище для бедных верующих? Нет, мои братья и сёстры, – это настоящие царские покои!
Его голос был настолько громким, что его услышали не только рабочие храма, но и священники внутри постройки, которые пришли туда, чтобы дать некоторые распоряжения. Выйдя посмотреть, кто посмел у стен священного строения вести бунтарские речи, они увидели незнакомых людей и снова услышали слова Элла:
– Когда же этот, напичканный золотом, храм будет построен вон теми голодными людьми, последует семидневное его освящение, во время которого будут делаться жертвоприношения. Такая бойня не имеет ничего общего с религией моего Отца! Сегодня мы терпим и подчиняемся этим старым и диким ритуалам, но совсем скоро наступит день, когда это золото будет служить всем искренне верующим и смиренным людям!
Разозлённые дерзостью незнакомца, священники удалились, чтобы доложить высшим чинам о происходящем у стен храма.
Вскоре приближённый к первосвященнику послушник по имени Никанор осторожно входил в покои владыки. Он всегда ощущал трепет, когда заходил туда и видел Иосифа в его поистине сверкающем одеянии.
Вот и сейчас он был одет в голубое одеяние, края подола которого были украшены золотыми колокольчиками и цветами гранатов из голубых, пурпурных и алых нитей. Поверх этого был надет ефод – верхняя укороченная риза, сотканная из золотых, голубых, пурпурных, червлёных и белых нитей. Поверх ефода красовался нагрудник – самая священная часть в облачении первосвященника. Нагрудник был сделан из той же дорогой ткани, что и ефод, и представлял собой квадрат, прикреплённый к плечам голубыми шнурами, вдетыми в золотые кольца. На правой и левой стороне нагрудника размещались два больших, ярко светящихся камня, с помощью которых первосвященник узнавал и понимал волю Бога. Когда на суд Божий выносились разные вопросы, ореол света вокруг драгоценного камня справа был знаком божественного согласия или одобрения, а облако, затемняющее камень слева, служило доказательством отвержения или неодобрения.
Пока Никанор любовался одеянием благодетеля, Иосиф первым нарушил тишину.
– Чем ты так взволнован, и что за шум я слышу во дворе, где строится храм?
Поклонившись, уже немолодой мужчина, одетый в цивильную одежду, рассказал о происшедшем, не забыв добавить, что следить за самим оратором он приставил своего человека.
– Кто он, откуда взялся, и кто те люди, которые стоят рядом с ним, я пока не знаю, но скоро обо всём этом сообщу, – еле дыша от волнения, закончил свой доклад Никанор.
– Похвально, сын мой, – чуть шевельнул губами старый первосвященник. – Это очень похвально. Но плохо то, что тебе ещё неизвестно то, что уже известно мне. Я избавляю тебя от необходимости искать сведения о том человеке: можешь идти! – сухо добавил он, и поникший человек попятился к выходу.
Уже ему вслед, Иосиф громко крикнул:
– И не сметь препятствовать бродячему оратору: пусть говорит, что хочет!
Последние слова были для Никанора совсем непонятными и страшными, как гром среди ясного неба. Ничего не понимая, агент снова пошёл к месту, где происходили возмутительные события.         
В это время Элл уже заканчивал свои речи, и был удивлён, что их никто не гнал от храма. Впрочем, его никто особо и не слушал.
Такое равнодушие властей и людей к его словам в этом городе было обиднее, чем, если бы его изгнали или побили. Не понимая, что происходит, он повёл своих учеников за пределы города, отряхивая пыль со своей обуви.
Остановившись у последнего колодца, чтоб набрать воды и немного перекусить, они увидели направляющуюся в их сторону женщину.
В этот момент каждый из них вспомнил о странном появлении в их обществе Сатаны, поэтому новое знакомство никого не обрадовало.
Только Гадиан самовольно и поспешно пошёл навстречу ей. Предчувствуя какой-то подвох, который должен был случиться с её появлением в сообществе, апостол надеялся, с помощью этой незнакомки, заполнить пробел, который образовался в его предательской деятельности из-за быстрого решения Элла уйти из города. Кусая до крови губы, он сожалел, что ему так и не удалось сообщить людям Ханана о пребывании их группы в гостях у Крестителя.
Он взял незнакомку под руку, перекинулся с ней несколькими фразами, и только после этого подвёл её к учителю.
– Эту достойную девушку зовут Лидией. Она слышала твои слова возле строящегося храма и очень хочет идти с нами, – представил её сердобольный апостол.
Элл, с несвойственным ему придирчивым вниманием, стал рассматривать низкорослую плотную фигуру женщины, стоящую правым боком к нему. Взгляд его остановился на толстых губах и маленьких, плотно прижатых к затылку ушах. Ничего необычного в них не было, но какая-то деталь женского обличия его взволновала. И только тогда, когда она повернулась к нему прямо лицом, он увидел по центру маленького лба большое круглое родимое пятно.
– Ничего себе отметина! – вырвалось удивление из губ молчаливого Фомы, который, вслед за учителем, увидел этот «знак».
Пока другие тоже подозрительно смотрели на то же место, Элл первым нарушил всеобщее молчание.
– Если тебе действительно понравилось то, что я говорил, повтори при всех, что тебе запомнилось больше всего?
Услышав почти слово в слово пересказанную речь Элла, публика одобрительно зашумела, а некоторые женщины даже захлопали в ладоши.
После этого они все вместе пошли в сторону благоухающей долины.
С тревогой в сердце учитель ступил на тенистую дорогу, проложенную вдоль откоса одинокой горы. Проходя мимо оливковых, абрикосовых и сливовых деревьев, он в который раз почувствовал себя одиноким и покинутым.
«Боже, – шептал он, – не оставляй меня, дай мне силы пройти указанный Тобою путь до конца!»
И в раскалённый летний день внезапно ворвался прохладный свежий ветер.
Мария, зная, что по пути им встретится небольшое село, побежала впереди всех в надежде, что там удастся что-нибудь раздобыть поесть. А если повезёт, она постарается подготовить местных жителей к выступлению перед ними учителя. 
Заменив собой Ариту, она теперь делала всё, чтобы быть ему полезной, и не только как женщина.
Зайдя в первый попавшийся дом, она с радостью узнала о том, что все сельчане сейчас находятся в одном месте – за свадебным столом. Мария сразу же отправилась туда и, не теряя ни минуты, объявила всем, что к ним направляется сам Мессия. Поверив её красивым речам, которыми она прославляла учителя, большинство людей, оставив свои наполненные вином кубки, пошли на край села встречать Элла.
– Счастливая и долгая жизнь молодожёнам теперь обеспечена! – увидев приближающуюся к ним толпу, заговорили вокруг. – Шутка ли: сам Пророк будет их благословлять!
– Просите у него побольше: здоровья, благополучия, богатства, красивого и умного наследника, да и про нас, грешных, не забудьте! – учили молодых взрослые сельские труженицы, разодетые, по случаю праздника, в разноцветные широкие юбки и плотно зашнурованные жакеты.
Нужно отметить, что местные женщины, в своём большинстве, находились в таком состоянии, что ещё колебались между верой в Бога и дьявола, между святостью и бесовским наваждением. Если их чувства были вдруг кем-то оскорблены, они жестоко мстили обидчику, либо надолго замыкались в угрюмом молчании. А для того, чтобы утешить их, достаточно было одного нежного слова или просто ласкового взгляда. Таких женщин, обладающих сильным воображением, легко увлекающихся и любящих до самозабвения, крепко любили мужчины и с охотой брали их в жёны.
Находясь в плотном окружении учеников, Элл входил в давно знакомое ему селение. Молодая новобрачная, одетая во всё белое, преподнесла ему хлеб-соль и поцеловала руку. Её муж низко поклонился и припал губами к другой руке учителя.
Такого приёма Элл не ожидал и больше своих апостолов был удивлён этому.
– Живите в мире, достатке и согласии, – перекрестил их он. – Живите с верой в Отца Небесного и нашего Спасителя – и вам воздастся!    
Когда всех их пригласили к свадебному столу, Элл, поднимая кружку с вином, торжественно произнёс:
– Блаженны молодожёны и сидящие за этим столом, ибо вы пригласили нас, бедных странников, разделить с вами пищу! Истинно говорю вам, что, когда ты устраиваешь пир, не зови друзей своих, ни родственников своих, ни богатых соседей, ибо и они тебя позовут, и ты получишь свою награду! Но, когда созываешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых – и блажен будешь, что они не могут тебе воздать, ибо воздастся тебе в воскресении праведных!
Он выпил свою чашу до дна под тихий недовольный ропот некоторых мужчин, которые не соглашались с первой частью его высказывания.
Но справедливость второй взяла верх, и согласие за столом восстановилось.
В круговороте свадебного гуляния подвыпившие ученики Элла смешались с гостеприимными сельчанами: одни пели и танцевали, другие налегали на вино и закуски, третьи в сторонке неустанно расхваливали деяния учителя.
И только трое – Мария, Гадиан и Лидия – неотступно находились рядом с пророком.
Вдруг в свадебный кутёж вторглась одна женщина с годовалым ребёнком на руках.
– Помоги нам, учитель, – всхлипывая, обратилась она к Эллу. – Вот уже второй день, как мой мальчик не спит, не плачет и не кричит, будто бы потерял дар речи. Местные лекари не знают, что с ним, а люди говорят, что какой-то недобрый человек с завистью посмотрел на него.
Элл поднялся из-за стола, подошёл к женщине и, положив свою руку на голову ребёнка, сказал:
– Нужно налить холодной воды в большую лоханку и поднести ко мне!
Двое мужчин тут же бросились к стоящему рядом деревянному корыту, наполнили его водой и поднесли к ногам Элла.
Он тихо помолился, нагнулся, намочил свои руки и предварительно три раза перекрестил воду.
– Теперь раздень мальчика и три раза окуни его туда!
Женщина от неожиданности застыла на месте, не зная, что делать: довериться Пророку или пожалеть обессиленного ребёнка?
Присутствующие при этом сельчане не проявляли никаких эмоций и ждали, чем всё закончится.
И только тогда, когда к бедной женщине подошла Мария и что-то прошептала ей на ухо, она решилась и сделала так, как было велено.
После первого же погружения раздался громкий, звонкий крик мальчика – и радостно вздохнувшая мать дважды повторила процедуру. Потом ей разрешили запеленать кричащего ребёнка и отнести в дом.
– Скоро он успокоится и крепко уснёт, – уверенно сказал учитель вслед уходящей женщине. – А эту воду нужно сейчас же вылить на дорогу, ведущую из села так, чтобы её не успела испить птица или какое-нибудь животное.
Когда это было исполнено, веселье продолжилось с новой силой. Но не успели гости наполнить свои кубки, как к столу подошла женщина спасённого ребёнка и при всех, упав на колени, поцеловала край хитона «спасителя». Все поняли, что чудо исцеления свершилось и дитя, в полном здравии, спит.
Растрогавшись этой сценой, Элл поднялся и увлёк её за собой.
– Отныне, – сказал он, немного захмелев от радости и виноградного вина, – веруйте в меня и всемогущего Отца моего Господа Бога! Веруйте сами и несите эту веру повсюду – и вы станете угодными Богу!
– Веруем, веруем! – эхом отозвались несколько женских голосов, но поддержки от других сельчан не было.
Когда день близился к закату, захмелевшая сельская молодёжь стала активнее привлекать учеников Элла к своим не детским развлечениям. Местные девушки манили к себе апостолов, а сельские мужчины засматривались на неприступных учениц Элла.
Элл, чтоб снова не допустить «одинаковых снов», собрал всех своих возле себя и стал поучать:
– Видите, как гуляют юноши и девушки, оторвавшись от скуки ежедневного труда? Нам не позволено брать с них пример, ибо мы с вами знаем, что упадок нравственности человека чаще всего происходит из-за развлечений и домашних забот, которые его осаждают!
Но это умное изречение ненадолго задержалось в их памяти.
Когда на стол подали сливовую наливку, многие с радостью вновь подошли к столу. Наблюдая за порядочными и доброжелательными сельчанами, Элл разрешил своим ученикам ещё немного порезвиться, а сам, в сопровождении Марии, пошёл узнать, где им можно будет переночевать.
В это время Дария, обеспокоившись внезапным уходом Гадиана с Лидией, пошла на их поиски.
В последнее время, как только Арита перестала находиться в обществе Элла, у Дарии появилась надежда, что этот рыжеволосый апостол станет любить только её. Надежда окрепла ещё больше после того, как она узнала, что её подруга скоро выйдет замуж. Казалось странным, что её воздыхатель Гадиан, вместо того, чтоб попытаться вернуть своё счастье, продолжал неотступно ходить за учителем. «Значит, Арита ему больше не нужна», – решила Дария. Она даже вспомнила недавние слова Ариты. «Гадиан, – говорила подруга, – плох только тем, что у него гадкое имя и он не любит Элла. Во всём остальном у него больше достоинств, чем недостатков, и, главное, он влюблён.
– Это неважно, кого он любит, – утешала она соседку. – Уже хорошо то, что он способен на такое чувство. Но рано или поздно, ему придётся забыть меня, а тебе нужно не ждать этого, а брать его прямо сейчас! Ты ведь женщина!
– Пока ещё нет, – смутилась внезапным признанием Дария.
– Ничего, – это дело поправимое, – поцеловав подругу в щёчку, сказала тогда Арита. – Не успеешь ахнуть, как его сила проникнет к тебе вовнутрь!
От услышанных слов неопытная девушка вся задрожала: то ли от страха, то ли от затаённого желания испытать такое проникновение.
Сейчас, почти на ощупь пробираясь между заборами и домами, Дария увидела тех, кого искала.
Они стояли лицом друг к другу, о чём-то тихо разговаривали, и услышать что-нибудь не было никакой возможности.
Дария задыхалась от любопытства и ревности, и тупая, щемящая боль в сердце разрывала ей грудь.
– Ты уверен, что у той женщины были разного цвета брови? – едва услышала она журчащий шепот Лидии.
– Конечно, ведь это видели все. Но тебе лучше поговорить с Адой: она наверняка знает больше, чем кто-либо из нас, – послышался грубый шепот Гадиана.
– А учитель? Разве ему не известна история  женщин, живших в «долине слёз?»
– Если эта история таит в себе какую-нибудь тайну, он тебе ничего не расскажет.
Заинтересовавшись их странным союзом, Дария, чтобы лучше расслышать секретный диалог, немного ступила вперёд и врезалась в деревянную полку, на которой висели глиняные горшки.
Те с глухим грохотом упали на землю, и девушка, вместо того, чтобы бежать, начала просто-напросто их собирать.
– Что ты тут делаешь? – услышала она знакомый голос и увидела рядом с собой Гадиана, но уже без женщины с родимым пятном на лбу. 
      – Я… искала тебя… Боялась за тебя: мало ли кем может оказаться эта странная женщина?
Заговорщик обнял её за плечи и повёл совсем в другую сторону от того места, где продолжали веселиться их друзья. 
– Что же ты дрожишь? Или тебе страшно гулять со мной по этим тёмным местам?
– Милый, а почему Лидию так интересовала история «долины слёз?» И почему она обсуждает эту тему с тобой, а не со мной, например? Ведь я самая первая узнала от учителя эту легенду!
– Элл или не всё тебе сообщил, или, скорей всего, знал далеко не то, что там произошло на самом деле, – твёрдо заявил апостол, набивая себе цену. – И вообще, Дария, ты многого чего не знаешь об Элле.
Она взяла его за руку и предложила посмотреть, что находится внутри полуразрушенного сарая, мимо которого они проходили. Протиснувшись между двух досок, они зашли туда, и Дария первая присела на лежащие под ногами струганные доски.
– Иди ко мне, милый, – прошептала она, но апостол даже не пошевелился.
В его голове возник новый план, который, в случае хорошего исполнения, сулил ему большую выгоду и награду. Для этого ему нужна была верная помощница из числа лучших и преданных людей Элла.
Таким человеком вполне могла стать эта доверчивая подруга Ариты.   
– Дария! – прошептал он. – То, что я тебе сейчас скажу, – истинная, но ужасная правда. И ты должна поверить мне. Помнишь, когда Элл изгонял бесов из больного тела Марии? Так вот, он изгонял их после того, как она уже выздоровела.
Услышав об этом, девушка подумала, что рассказчик пьян и, как всегда, хочет опорочить учителя, выставляя свои возможности и умения выше способностей учителя.
Но когда она дослушала его веские доводы, у неё задрожали даже кончики пальцев.
– Всё дело в том, что он заставил меня полюбить бесноватую женщину и все её грехи взять на себя. Я пытался отказаться от этого, говорил, что люблю только тебя, но он своими молитвами сломил моё упорство. Тогда я два дня страстно любил Марию и отдал ей свою душу – в обмен на её выздоровление.
– Но этого не может быть! Ты пьян или бредишь, мой милый? Лучше иди ко мне: я буду тебя любить, а потом ты женишься на мне, правда?
– Это еще не всё, – не реагируя на её предложение, сказал Гадиан. – После того, как исцеление приписали ему, он заставил Марию возненавидеть меня, выставляя за человека, который погряз в сладострастных грехах. Он забыл, благодаря кому произошло изгнание бесов! Но я не поэтому тогда страдал. Моё сердце разрывалось от любви к Арите, хотя на самом деле я всегда любил только тебя. Скажи: зачем он поступает с нами так, что мы вынуждены любить тех, кто не любит нас, и наоборот?
– То, что ты рассказываешь, – безумие! Но если ты говоришь правду и любишь меня…
– Конечно, я говорю правду, – обрадовался апостол. – Ты можешь спросить об этом Марию. Но подумай сама: сначала у Элла была любимицей Арита, сейчас он спит с Марией, и я не удивлюсь, если следующей жертвой станешь именно ты. Поэтому, Дария, нам нужно срочно действовать!
Не успела она спросить, что именно нужно делать, как Гадиан вдруг опустился к ней на доски и стал безудержно целовать в губы, глаза, подбородок, шею, обнажённые груди.
Она была совсем не против соития и легко ему отдалась – страстно, без крика, во имя своей собственной глупой любви!
Гадиан использовал жертву по назначению и предложил снова вернуться к своим собратьям.
Вскоре они, довольные и счастливые, появились там, где их давно уже никто не ждал. Привыкнув к тому, что каждый раз кто-то из группы всё-таки уединялся, сподвижники никак не отреагировали на отсутствие этой пары. Учитель был в приподнятом настроении, спать не хотелось, и его единомышленники тоже не спали.
В ту беззвёздную ночь Элл не стал спать с Марией, а остался ночевать среди своих учеников в одном выделенном для них небольшом доме.
Вспоминая  о прошедшем дне, он решил сейчас объявить то, что собирался сказать  утром. 
– Вы видели, как люди стали встречать нас и щедро угощать всем, что у них есть? Теперь так будет всегда, – уверенно сказал он, приподнявшись с места. – Уже совсем скоро мы начнём собирать деньги, которые нам будут давать богатые люди за наши труды, и создадим свою казну. Мы будем лечить всех, нуждающихся в нас, и помогать деньгами нищим. 
– Учитель, ты сказал, что мы будем лечить? – переспросила полусонная Мария. – Кого ты имеешь в виду?
– Да, Мария, лечить их будем я и те из вас, которые смогут постигнуть науку врачевания.
– А это тяжело? – спросила, в последнее время странно равнодушная к мужскому полу, Ада, лежавшая возле женщины с родимым пятном.
– Чтобы научиться этому, нужно твёрдо знать, что любая болезнь человека – это наказание Божье за его грехи. Физическая боль есть не что иное, как проделки дьявола, а исцеление – это, прежде всего, молитва покаяния и вера в Господа Бога. Скоро вы без меня станете ходить по близлежащим сёлам, чтобы нести моё учение людям. Моим именем вы будете лечить больных и несчастных, моим именем будете благословлять и провозглашать благую весть о скором пришествии Царства Божьего.
– Запомните, – просил учеников он, – что я вам говорю под покровом темноты, проповедуйте о том при свете, и что говорю на ухо, то провозглашайте на кровлях! Призываю вас всегда повторять мои слова так, как сказал я, и никогда не лгать.
– А как понимать смысл слов: «ложь во спасение?» Помнится, ты когда-то говорил об этом, но не объяснил, что это значит, – высказала претензии Дария, и Гадиан, в знак благодарности, погладил ей руку.
Элл задумался, и вскоре все услышали новую легенду.
– В Писании по этому поводу сказано: «Не надёжен конь для спасения, ибо он не избавит седока великою силою своею». Понимать это нужно так, как передают нам пророки. А они рассказывают, что в то время, когда Бог разрешил ангелам посмотреть на землю, ему пришлось пожалеть об этом, видя, как у них загорелись глаза при виде красивых земных женщин. Тогда он попытался оградить их от греха и начал лгать, что женщины, на самом деле, не так хороши собой, как кажутся с неба. Ему не поверили, и несколько ангелов спустились на землю, чтобы познать их. За ними ринулось ещё большее количество ангелов, которые, испытав короткое грешное удовольствие, обвинили Создателя во лжи. Тогда Бог сделал так, что все люди тоже стали врать. И застонали ангелы от неразберихи, пустых обещаний, измен и лицемерий! Тогда они стали проситься назад, на небо, но Бог отменил ложь и сделал так, что люди стали говорить только правду. Ангелы обрадовались этому, но ненадолго, потому что высказанная правда стала ранить людские души, унижать их мнимые достоинства и греховные желания. Из-за этого между людьми начались склоки и обиды, они погрязли в драках и войнах. И тогда Бог позволил им врать, но с оговоркой – во спасение. Сначала это новшество превзошло все его ожидания, и люди зажили в мире и согласии. Они оберегали друг друга от дурного слова, усердно скрывали свои недостатки и верили в то, чего не было на самом деле. Но вскоре они так увлеклись этим, что стали обманывать даже самих себя. И Создатель, недовольный своим экспериментом, оставил так, как было, и не позволил ангелам вернуться к нему. «Вы не поверили мне и обвинили меня во лжи, – сказал он на прощание, – хоть сами не можете жить без неё. Вы даже не поняли, что значит ложь во имя спасения!»
– Так я не понял: можно врать ради спасения или нет, и как понимать смысл изречения: «не надёжен конь для спасения?» –  спросил Гадиан, ничего не поняв из того, что уже сказал учитель.
– Дословно, эта легенда говорит о том, что даже самый здоровый, молодой и сильный конь не может спасти своего седока от погони, если на пути он ступит копытом в невидимую ямку или поскользнётся на мокрой утренней траве. Поэтому иногда на просьбу одолжить коня лучше солгать, что у вас его нет или он хромой, если вы знаете, что, дав коня, вы обрекаете человека на верную погибель.
Элл надолго замолчал, и никаких вопросов больше не было: некоторые уже спали, а остальные, исполненные гордости за себя и учителя, молча, мечтали о самостоятельной деятельности

ГЛАВА 19
 Поутру их покормили и, несмотря на пасмурную погоду, они покинули гостеприимных сельчан.
Дорога домой вела по широкой каменистой тропе, и путники разбрелись по ней на несколько десятков метров.
Рядом с Эллом шли Мария и Лидия, а немного позади, словно конвоиры, чеканили шаг Гадиан и Дария.
Лидия была недовольна: никто толком ничего ей не рассказал о Сатане. Но она чувствовала, что кто-то из них знал то, что удовлетворило бы её желание. И когда горный ландшафт сменился лесами, Лидия взмолилась:
– Учитель! Всё, что хочешь, сделаю для тебя, только пойдём туда, куда я укажу!
Элл пребывал в отменном настроении, и это неожиданное предложение принял с охотой, стараясь показать свою милость и значимость.
– Я догадывался, что ты не зря появилась у нас, Лидия, – ласково сказал он. – И знаю, что у тебя большое горе, избавить от которого могу только я.
Женщина с чёрным пятном на лбу, услышав это, опустилась перед ним на колени.
Вокруг них уже собрались все ученики, не понимая, что происходит. Элл ничего не стал объяснять, объявив о своём решении идти вслед за этой женщиной.
Свернув в сторону леса, они послушно пошли следом за провожатой, пока не вышли к длинному, похожему на сарай деревянному дому. Волнение и тревога охватили путников, когда они увидели, что в доме нет ни одного окна и ни одной двери. Исчезла и Лидия.
Обойдя вокруг странного сооружения, Симон взял в руки небольшое бревно и стал стучать им по стенам. В проёме стены, наконец, показалась их знакомая.
Она пригласила всех в дом, и пока первым туда не ступил учитель, никто не сделал ни шагу. Несмело ступая за порог, все прошли в большую в горящих свечах комнату – и остановились.
– Интересно, каким богам здесь молятся? – дрожащим голосом спросил Неверьям.
– По-моему, – отозвался Симон, – тут молятся не богам, а кому-то другому.
– Может, уйдём отсюда, пока не поздно, – предложила Дария, крепко сжав руку своего возлюбленного.
– А как же мы уйдём, если в этом доме отсутствуют двери и окна? – испугал всех своим замечанием Неверьям, который стоял лицом к тому месту, где только что был вход в дом.
В это время перед ними разошлась ещё одна стена, и в полумраке перед взором присутствующих предстали двадцать плачущих коленопреклоненных женщин, наглухо закрытых чёрными платками.
Не успели они опомниться от этого зрелища, как наступило ужасающее новое: с противным запахом серы вдруг ярко зажглись масляные лампы, и стало отчётливо видно, что ни у одной из этих женщин не было головы. Даже Элл от страха закрыл лицо руками, а его ученики, дрожа всем телом, стали пятиться в противоположную от них сторону.
Вдруг одна из женщин поднялась с колен и, как была – без головы, пошла в их сторону.
Крик ужаса заполнил помещение и стал затихать по мере её приближения, потому что постепенно у неё стали вырисовываться контуры появляющегося лица. Когда она подошла ближе, все узнали в безголовом существе Лидию.
Не говоря ни слова, она провела их в другую комнату и, движением руки указав место за столом, снова удалилась.
Обстановка здесь была самая обычная: возле печи стояла кадка с водой, а сбоку лежали аккуратно сложенные поленья. Посредине комнаты стоял большой, грубо тёсаный дубовый стол, вокруг которого были расставлены широкие длинные лавки, покрытые шкурами животных. Здесь тускло горели толстые восковые свечи, и дышать было гораздо легче. Кроме картин с летящими облаками и почему-то красными скалами, на одной стене висел широкий ковёр с изображением горных крылатых леопардов. Конечно, им никто и не пояснит, что все эти изображения служат напоминанием этим загадочным женщинам о страшной гибели их предков-мужчин. Леопардами с крыльями были ангелы-мужи, а красные скалы символизировали пролитую ими кровь и горе, постигшее несчастных вдов.
Рассматривая обстановку, путники услышали шорохи в соседней комнате, и вскоре к ним присоединились шесть женщин в чёрных платках. Они смиренно сели за стол и пригласили сделать то же уважаемых гостей, которые как завороженные, смотрели на них, не веря своим глазам: точно посредине лба у каждой из них было круглое родимое пятно.
Не дожидаясь, когда гости придут в себя и ничего не объясняя, Лидия, без лишних слов, обратилась к Эллу.   
– Не удивляйся, учитель: у нас сегодня особенный день – поминальный. Сегодня мы молимся за мужей наших праматерей, которых уничтожила злая ведьма. Ты знаешь об этом, но помочь почему-то не хочешь. А раз так, тогда ответь: Царство Небесное, о котором ты часто говоришь, будет только на небесах?
– Да, – после недолгой паузы ответил он, не догадываясь, к чему она клонит.
– А что же будет здесь, на земле: может быть, геенна огненная? Или она уже горит у нас под ногами? Почему те, которые не чтят Бога, могут безнаказанно губить тех, кто его чтит?
На глазах у всех этих женщин заблестели слёзы.
– Невинная кровь праведников огненной рекой прольётся на души грешников! – как-то виновато проговорил учитель.
– Не надо, Элл, – вытирая мокрые от слёз глаза, сказала другая хозяйка дома. – Ты лучше ответь: та женщина, у которой одна бровь белая, а вторая рыжая, действительно была в вашем обществе?       
Не успел он открыть рот, чтобы спросить, зачем она им понадобилась, как в разговор вмешалась Дария.
– Конечно, она была с нами, и с ней приходил какой-то странный мужчина, голова которого постоянно была спрятана под капюшоном.
– А что она делала у вас? – с волнением спросила третья молодая женщина.
Учитель не дал больше слова Дарии, в свою очередь, спросив, для чего им это надо знать.
Тогда женщины, дополняя друг друга, рассказали историю «долины слёз», которая имела существенные расхождения с тем, что рассказывал он своим ученикам много лет назад.
Удивившись, что эта легенда имеет в своей основе реальные события, Элл запаниковал: только что к нему стали относиться как к истинному учителю, и вдруг – такое разоблачение! Помимо того, что он ничего не знал о мужчине в капюшоне, который был тогда вместе с Сатаной, он не мог знать о том, что вдовы никуда из долины не уходили. Они вынуждены были сблизиться с  посторонними мужчинами, нарожать от них дочерей, чтобы те могли исполнить то, что не успели сделать они – убить ведьму.
Но, главное, он не знал и не мог знать самого важного в той давней истории. Дело в том, что мужья из долины и так были бессмертными, и их здоровое семя, изливаясь в лоно смертных женщин, не приносило бессмертия их роду. Дети от их связей не рождались, поэтому мужья раз в месяц менялись друг с другом своими жёнами  или овладевали новыми и новыми девицами: вдруг найдётся хотя бы одна, способная зачать и привести на свет бессмертного ангела, желательно женского пола. Регулярно обзаводясь новыми партнёршами, мужи так пристрастились к сладострастию, что потеряли всякую бдительность и забыли о своём родовом долге. (С этого времени, говорят, и появилось выражение: «медовый месяц», который, в данном случае, длился для мужчин гораздо дольше и имел под собой вполне реальный смысл).
Незнакомка, пришедшая к ним, пообещала исправить эту сладкую, но пустую чехарду, если мужчины последуют её совету и начнут прыгать вниз со скалы.
Дальше было то, что было.
И ещё.
Тогда погибло не всё мужское население долины. Когда безутешные вдовы собрали тела погибших, они не досчитались одного, а длительные поиски и молитвы так ни к чему и не привели.   
Прошло много сотен  и больше лет, и женщины повсюду искали убийцу ангелов-мужей, но не могли напасть даже на её след. Они также не теряли надежду найти единственного уцелевшего мужчину, чтобы снова попытаться воссоздать свой род, который, не появись ведьма, имел все шансы стать сильным и бессмертным.
Из года в год они терпели одну неудачу за другой. И тогда им пришлось нарушить клятву и обет безбрачия: они стали от выбранных ими чужих мужчин рожать девочек, для того чтобы те смогли исполнить свой долг перед предками.
И вот теперь, когда они узнали, что потомок убийцы их мужчин находится совсем рядом, смысл их жизни в корне изменился.
– Убийство никак нельзя допустить, – пытался достучаться до их сердец учитель, видя, что женщины с пятнами на лбах стали быстро собираться в дорогу. 
– Прощайте, и будет вам прощено! – отчаянно твердил он. - Не судите, да не судимы будете!  Будьте милосердны, как Отец ваш Небесный милосерден к вам! Возмездие – не богоугодное дело. Бог повелевает солнцу одинаково светить и добрым, и злым людям.      
Но слушали его только ученики.
Виновато глядя на своих подопечных, Элл поднялся из-за стола и подошёл к стене. Ощупывая её руками, он стал ходить по всей комнате, надеясь найти место, откуда только что вышли женщины. 
Вскоре посредине одной бревенчатой стены он нащупал узкую щель.
– Так вот почему мы не видели дверей! – сказал бывший заправский плотник, и толкнул стену ногой. – В ней нет ручек, и посажена она так глубоко вовнутрь стены, что с виду ничуть не отличается от других стен.
– Слава Богу, – обрадовался Гадиан, – мы опять на свободе! Теперь бы узнать тайну «безголовых» женщин – и можно их дар уносить спокойно! (Так появилось на свет выражение: «безголовые женщины», которое впоследствии стало означать глупость и бесполезность каких-либо занятий).
– Какой дар? – остановился у выхода Элл, не понимая, о чём идёт речь.
– Лидия, узнав, что мы собираемся завести свою личную казну, оставила нам первый взнос за помощь, которую они от нас получили.
С этими словами он потряс перед учителем небольшим мешочком и, наслаждаясь звоном монет, стал важно прохаживаться перед всем сообществом.
– Где ты это взял? – недоверчиво спросил Элл, зная, что украсть деньги никто из них не мог.
– Этот мешочек сунула мне в руки наша знакомая, когда выходила из комнаты, – призналась смущённая Дария. – Тогда я не поняла, что оказалось в моих руках, и решила спросить об этом Гадиана. А он сразу сообразил, что там деньги.
Не успели они осмыслить эту ситуацию, как вдруг послышался довольный голос Неверьяма:
– Клянусь вам, я никогда не пил такого вкусного вина!
Повернувшись в его сторону, все увидели, как из большого кувшина апостол вливал в своё горло какую-то жидкость. Напившись, он мастерски изобразил из себя пьяного человека, предлагая сделать то же самое любому желающему.
Опасаясь, что вино может быть отравленным, Элл запретил пить его и предложил немедленно покинуть это помещение.
Последней вышла из дома Нияма. Она незаметно для всех забрала со дна кувшина небольшой камень чёрного цвета с красными пятнами и спрятала его глубоко в карман. Посланница Ариты заранее, на всякий случай, бросила в сосуд с жидкостью «пожиратель алкоголя и яда» и теперь, не опасаясь за жизнь праведников, самодовольно улыбалась.   
На поляне путники стали жадно хватать ртом воздух. Вид у всех был такой, как будто они сто лет не видели солнца и неба.
Словно малые дети, женщины, взявшись за руки, стали радостно кружиться вокруг большого дерева, а мужчины глубоко вдыхали лесной воздух и молились на все четыре стороны.
– Как же так! – вдруг начал возмущаться Неверьям. – Я выпил столько вина, что должен пьяным валяться здесь до самого вечера! Но ничего такого нет! В чём дело?
С этими словами, под тихий смешок женщин, он забежал в дом и вынес оттуда винный кувшин. Несколько мужчин попробовали его содержимое, опустошили до дна, но, кроме отменного вкуса и запаха, ничего не ощутили.
– Чудеса какие-то, – высказался Фома. – Знать бы раньше – не отпустили бы женщин, пока они не рассказали нам правду об этом чуде. Что скажешь, учитель?
Элл стоял в стороне и предавался горестным думам.
То, что Дария полюбила предателя Гадиана, было ещё полбеды. А то, что он не знал, почему так произошло, – пугало его.
И ещё: Гадиан, без его согласия, сам себя назначил казначеем общины! При этом никто не возмутился и не предоставил Эллу самому распорядиться: брать ли деньги вообще, и кто будет отвечать за их сохранность?
«Видимо, – с тревогой думал он, – из-за неточностей, связанных с этой мутной историей «долины слёз», мне опять перестали доверять».
Домой! Нужно срочно идти домой, а там, дай Бог, всё наладится и станет на свои места.
В родном селении родители по-прежнему ждали своих непослушных детей и хотели  верить, что их похождения с молодым учителем не окажутся просто пустым времяпрепровождением.
Слухи об их походах обрастали всё новыми и новыми легендами, и свидетелей чудес исцеления тоже становилось больше.
А недавно стали поговаривать о том, что Элл раздает деньги нищим и тяжело больным. 
Завоевав некоторое уважение людей, пророк продолжал вести бродячий образ жизни, умножая число своих апостолов и благословляя их на самостоятельную деятельность.

ГЛАВА 20
В небольшой уютной спальной комнате на тахте лежал Ханан и гладил свою любимую кошку. Уже много лет он заводил себе неизменно рыжую длинношерстную питомицу, с коричневыми полосами по всему телу и проникновенным взглядом янтарных глаз. С тех давних пор, как от него ушла девушка, которая любила именно таких кошек, ему навсегда понравились эти бездонные кошачьи глаза, которые, подобно топазу, имели то винно-желтый цвет, то, как будто совсем бесцветный.
Хозяин, когда ему нужно было сосредоточиться, принять важное решение или когда он предавался воспоминаниям, часто находился в спальне со своей любимицей, которая, словно чувствуя свою значимость, как никогда в другой раз снисходительно разрешала себя гладить.
Ханан вспомнил, как после скоропостижной смерти своей жены (это было очень давно), он больше не женился и находил успокоение в работе и обожании четвероногого друга. Каждую вновь приобретённую рыжую кошку он называл одним и тем же именем, которое однажды дала Ома – Бастета. Такой непонятной для него кличкой он называл их в память о своей единственной и таинственной любви к загадочной девушке, которая за короткое время изменила всю его жизнь.
Всё началось много лет назад, когда он, красивый мужчина из не очень богатой семьи служащего, по расчёту женился на знатной, не первой свежести женщине.
Она была единственной дочерью влиятельного в стране господина, и Ханан сразу сделал ставку на этот вынужденный для него брак. Он легко вошёл в доверие к недружелюбному, с колючим нравом тестю и не ленился изображать из себя заботливого мужа и покладистого, покорного зятя.
Одновременно с этим, вникая в сложный механизм государственной службы, он быстро сообразил, что именно религия является самым мощным рычагом управления людьми и бездонной копилкой для личного обогащения. Всячески угождая своему тестю, он однажды осмелился и попросил могущественного, но стареющего родственника назначить его на какую-нибудь влиятельную храмовую должность.
Вскоре на окраине города появился новый помощник священника, который об этой работе ровным счётом ничего не знал, но проявлял завидное усердие и упорно вникал в церковные таинства.
Для молодого карьериста всё складывалось как нельзя лучше: и супруга была сговорчивой и скромной, и её отец был в восторге и от их брака, и от самого Ханана, и на службе все уже знали о его скором продвижении по служебной лестнице.
Но вдруг его благополучие оказалось в неожиданной и близкой опасности.
Случилось это спустя два года после женитьбы, когда его могущественному тестю Юлиану стало понятно, что молодой муж не способен оплодотворить свою жену.
Тогда Ханан осознал, что его карьере пришёл конец.
 Однажды, когда он проводил свободное время в узком кругу священников, один из его знакомых предложил ему познакомиться с девушкой удивительного ума и редкой красоты.
– Я вижу, брат мой, печаль в твоих глазах. Поверь мне, для мужчины есть только один способ развеять её –  женщина. Но только… после службы Божией, – поспешил добавить он и ушёл прочь.
Тогда Ханан не придал этому предложению никакого значения. Он в одиночестве мучительно искал выход из создавшегося положения, но не находил его. Было совершенно очевидно, что, даже если невозможность воспроизвести наследника была не его виной, а неспособностью к деторождению супруги, всё равно Юлиан обвинит в этом только зятя. Отсрочкой исполнения воли Юлиана было то, что жена Ханана, по имени Нилла, упросила отца не изгонять своего благоверного до тех пор, пока их обоих не обследует местный знахарь. Испуганный возможными отрицательными для него результатами обследования, помощник священника искусно оттягивал время, ссылаясь то на занятость по службе, то на срочный отъезд.
И вот на одной из городских вечеринок ему была представлена девушка, про которую ранее говорил его коллега.
Ханан был сражён её красотой и сразу влюбился в очаровательное воплощение своей затаённой мечты.
Очаровательная незнакомка покорила сердце Ханана, но он так боялся ревнивого взгляда своей благоверной, что вынужден был отложить знакомство на потом.
Когда вскоре представился случай признаться ей в своих чувствах, стройная статная девушка с большими зелёными глазами и светлыми длинными волосами не ответила ему взаимностью. Её соблазнительные, слегка приоткрытые губы шептали «нет» даже после того, как на лебединую шею было надето дорогое жемчужное ожерелье.
– Это всего лишь побрякушка, грустно напоминающая женщине о том, что она так же, как и пока сверкающий жемчуг, когда-то постареет, – разумно и жестко отозвалась красавица. – Известно ли тебе, что такой подарок предлагают тому, кому желают  несчастья и слёзы?
Услышав эти слова, Ханан чуть не сгорел от стыда и страха. Страха из-за того, что девушка отвергнет его, приняв за глупого и невежественного человека.
– Согласись, ты выбрал не совсем удачный подарок, – продолжала «убивать» его строгая недотрога. – Но я, после твоего искреннего раскаяния, прощу тебя в обмен на одну услугу.
Нужно ли говорить, что он немедленно согласился на любой её каприз.
После этого, девушка изменила свою внешность и вскоре была приглашена Хананом в их дом, в качестве семейного лекаря.
Подружиться с его женой Ниллой для неё было делом техники. А как только хозяйка рассказала незнакомке об их семейной проблеме, Ома – именно так она назвалась – уверила, что сможет ей помочь.
Узнав о причине неминуемого семейного разрыва, Ома и Ханану предложила свою тайную помощь, опять-таки в обмен на некоторые услуги с его стороны.
Влюблённый мужчина, несмотря на религиозный сан,  поспешно дал своё согласие, хотя не имел на это никакого права.
Но любовь и стремление к власти сделали своё дело!
– Твоя Нилла и вместе с ней её богатое состояние могут вмиг исчезнуть! Особенно Нилла! – осторожно  говорила Ома, и он задыхался от одних этих слов. – Нужно срочно что-то делать!
– Прежде чем я помогу тебе, – поставила условия молоденькая колдунья, – ты должен дать слово, что тоже сделаешь для меня то, о чём я тебя попрошу и даже потребую!
Он не стал спрашивать, что от него требуется, и слово это было им дано. К тому же, в знак согласия и верности, он подарил ей перстенёк с двумя красными рубинами, расположенными буквой «X».
Таких перстней у него было три: один, массивный, – у него на мизинце правой руки, второй, маленький, – на безымянном пальчике его жены – и третий, такой же, теперь был у Омы. Тогда он торжественно объявил, что наличие этого перстня даёт ей пожизненное право владеть им полностью, как угодно, сколько нужно и когда вздумается. О существовании первых двух перстней знали все влиятельные люди города, потому что они были сделаны по приказу его могущественного тестя. Третий же, тайно от всех, был сделан по приказу Ханана специально для Омы, но носить его он пока не советовал, чтоб не подвергать себя и её опасности.
В то время, как разлад в семье стал явно предвещать изгнание Ханана, Нилла вдруг забеременела. Это случилось вскоре после того, как она два дня пробыла в гостях у Омы.
Добропорядочная замужняя женщина оказалась не такой скромной, какой казалась дома, рядом с отцом и мужем. Не один год она скрывала от них, что любила пить вино и потом поразвлечься с красивыми мужчинами. Но настоящей трагедией для неё было то, что её, низкорослую, сутуловатую и полноватую тридцатипятилетнюю женщину, никто из мужской половины светского общества  не хотел обольстить.
Её тайному желанию суждено было осуществиться только после знакомства с Омой, да ещё так, что сама Нилла ничего об этом и не узнала.
В первый же день их женских посиделок благоверная Ханана напилась вина так, что в беспамятстве рухнула на широкую кровать хозяйки. Тогда ею, крепко спящею, овладел нанятый для этого моложавый и сильный мужчина, которому было запрещено видеть лицо «своей любовницы». Во время соития лицо Ниллы было покрыто тонкой непрозрачной тканью.
Второй день прошёл по тому же сценарию, с тем же не видимым ею красавцем-самцом.
На третий день уставшая от двухдневной пьянки Нилла рассказывала мужу о прекрасно проведённом времени и о том, какая красивая рыжая кошка живёт у Омы. Странно, но молодой супруг из всего рассказанного запомнил только кличку той кошки – Бастета.
А когда стало известно о долгожданной беременности Ниллы, мир вновь наступил в их семье. Все домочадцы с нетерпением ждали появления наследника, и Ханан, в награду за «плодотворный труд», наконец,  получил должность священника в городском храме.
Обладая незаурядным умом, рвением, необычайной хитростью, жестокостью и умением оказывать услуги сильным мира сего, он становился одним из претендентов на высший культовый пост первосвященника. До этого было ещё далеко, но отныне каждый прожитый им день был посвящён заветной цели.
Настоящей проблемой для него оставалась его неукротимая любовь к всё ещё недоступной красавице Оме. Настораживало и даже пугало то, что она, укрепив его семейную и служебную позиции, на самом деле так ослабила их, что в любую минуту он готов был бросить всё, скажи она хоть слово.
Но она молчала, тайно встречалась с ним, позволяла целовать себя, и только.
 Перед самыми родами Ниллы Ома имела тайный и чрезвычайно серьезный разговор с Хананом.
– Я раньше времени не хотела огорчать тебя, дорогой, – загадочно начала свой разговор она. – Но, прости, – другого пути просто нет.
– В чём дело, милая моя? – ласково спросил он, преданно глядя ей в глаза. – Разве нам с тобой угрожает опасность?
Тогда девушка рассказала ему о своих опасениях:
– Ты ведь знаешь, что твой могущественный тесть с недавних пор снова невзлюбил тебя. Знаешь, для чего ты был нужен их семье? Только для того, чтобы у них появился наследник. После рождения мальчика, можешь не сомневаться, тебя выгонят прочь, потому что будет кому передать большое наследство!
Ханан об этом никогда не думал и так испугался, что потерял дар речи. Он не поверил бы этому, но, вспомнив, как подчёркнуто хорошо к нему, во время беременности Ниллы, относился её отец, и как плохо стал относиться после, понял: слова Омы имели глубокий реальный смысл.
– Так что же мне делать? – нахмурившись, спросил он.
– Если хочешь, я могу устроить так, что Нилла во время родов умрёт и родится мёртвый ребёнок.
Услышав это, Ханан чуть не упал в обморок.
Если об этом сказал кто-нибудь другой, мужчина расправился бы с ним или с ней мгновенно. Но Ому он так любил, что готов был ради неё исключительно на всё.
– Её любящий отец тоже вскоре не вынесет тяжкой утраты и умрёт, оставив всё наследство безутешному единственному зятю, – далее прошептала она. – А виной всему – жемчужное ожерелье, которое она заставила тебя купить ей в подарок. Кто ж знал, что жемчуг – единственный из камней, который не вечен и со временем умирает.
 Влюблённый и ошеломлённый мужчина с закрытыми глазами сидел в кресле ни живой, ни мёртвый и почти не дышал.
Перепуганная его полуобморочным состоянием, девушка дала ему понюхать специальную отрезвляющую жидкость, и от резкого, специфического запаха Ханану стало гораздо лучше.
– Ты только не умирай сейчас! – строго сказала она. – Тебя на небесах ещё не ждут!
Спустя совсем небольшое время Ханан действительно стал вдовцом и полноправным владельцем богатств, которыми  умно и легко стал распоряжаться на благо себе, и только себе.
Единственным, чем он так и не смог распорядиться в полной мере, – это любовью Омы, которая вскоре после скорбных событий покинула его и больше никогда не появлялась.
Но сила, данная ему зеленоглазой колдуньей, помогала ему во всех делах и начинаниях!
Ещё бы! Ведь до того, как уйти, Ома подарила ему ночь сладкой любви и удивительные абастоновые, «вечно» горящие свечи!
Вспоминая  эту единственно красивую историю в своей жизни, старый властелин вдруг резко поднялся с постели и позвал слугу.
– Немедленно пришли ко мне Силену! И чтоб она была готова отправиться в путь!
«Как я раньше не догадался сделать это, – ругал себя он. – Ведь, если у Омелы есть в доме рыжая кошка, значит, она и есть та самая Ома, которую я до сих пор ищу!»
Ханан так удивился этому открытию, что все важнейшие дела, которым он всегда отдавал предпочтение, отошли на второй план. Сейчас его не волновала информация о похождениях Элла в городе, о том, как его по-царски встречали сельчане за свадебным столом, и он даже не придал значение тому факту, что в округе появилась женщина с большим родимым пятном на лбу.
«Все дела подождут, – хладнокровно  решил он, – они никуда не денутся. Все они, вместе с моими шпионами и слугами, не стоят даже глиняного горшка – по сравнению с одной женщиной!»
Вскоре из ворот его дома выехала крытая карета.         
В это время в посёлке, где проживали главные действующие лица, готовились к свадьбе, которая обещала быть весёлой и богатой.
Мечта подготовленной к этой игре Аглы наконец-то сбывалась: она, вместо Ариты, стала встречаться с Антонием, как только он прервал своё холостяцкое путешествие. Невнимательный ловелас-жених не догадывался о коварной подмене невесты и оказывал «Арите» достойные её положению знаки внимания. Они часто прохаживались по городу, посещали знатные семьи и вели разговоры о будущей семейной жизни.   
Поскольку настоящую Ариту в аристократических кругах мало кто знал, Агле было легко играть свою роль и наслаждаться новой жизнью. Главное условие, которое было ей поставлено, – это то, чтоб до свадьбы она не подпускала жениха ближе кончиков своих пальцев. Такое дикое поведение женщины злило похотливого Антония, но он успокаивал себя тем, что у него было с кем поразвлечься на стороне.
Арита в это время готовилась идти вместе со всеми учениками Элла к Крестителю. Прошло уже много времени после её встречи с Иоанном, и теперь ей лично нужно было сопроводить к нему учителя. Она надеялась, что Гадиан останется в селении следить за «её» любовной связью с Антонием, но ошиблась: он пошёл с Эллом.
«Скоро будет, что рассказать Ханану», – самодовольно думал апостол, надеясь на то, что повелитель, за его верную службу, прикажет расстроить будущую свадьбу своей племянницы.
В комнате Ариты происходил её разговор с  няней:
– Если Ханан узнает о том, что ты опять была в разных местах одновременно, он может лично проверить это, и тогда нам не поздоровится. Запомни: твой дядя очень умный и опасный человек! Чтобы перехитрить его, нужно сделать так, чтобы ты была вне всяких подозрений, а твой воздыхатель и доносчик не смог оправдать оказанное ему доверие. Поэтому вместо тебя к Иоанну пойдёт Нияма, одна из моих надёжных помощниц.
– Но Креститель не знает её и не поверит ей.
– А мы дадим ей точно такое кольцо, как у тебя. Оно и будет служить связующей нитью между тобой, Ниямой и Крестителем, – спокойно сказала няня.
Арита еле сдерживала своё недовольство, но старалась выглядеть спокойно и молчала, как этому учила Омела. Потом, словно на очередных тренировках, на её глазах заблестели слёзы, и довольная старушка изобразила то же самое. Улыбнувшись друг другу, они пересели в дальний угол комнаты, и девушка услышала подробный план, который обязательно должен был сработать во время прихода Ниямы к учителю.
 – Но пусть Элл никогда не узнает об этом, – сказала Омела, и Арита согласно кивнула головой.

ГЛАВА 21
На той стороне реки, где проводил крещение Иоанн, с недавних пор наплыв народа стал иссякать. И тому были веские причины.
 Одни тщетно ждали каких-нибудь чудес от Пророка, а другим совсем не нравились его откровенные высказывания в адрес правителей. Были и такие, которые открыто не верили ему и подбивали к недоверию некоторых сомневающихся зевак. Уже почти месяц Иоанн пребывал только в обществе своих немногочисленных учеников и некоторых случайных путников, которые соглашались принять крещение и послушать его проповеди. Пустынник молился с утра до вечера и не терял надежды на то, что Бог услышит его, и люди снова потянутся к нему.
После очередной обедней молитвы его взору предстала картина, которая заставила бы поверить в силу Господа даже отъявленных отступников: вниз по тропе к его лагерю спускались люди. Их было немного, но сам факт их появления говорил о том, что его помнят и ему верят.
Какого же было удивление Крестителя, когда выяснилась причина их прихода сюда. Оказывается, народ прибыл для того, чтобы увидеть, как он будет проводить крещение самого Мессии! Иоанн был изумлён:
«Как же так? Все знают о том, что ко мне идёт Он, а я не знаю!»
Но когда к кучке странников стали присоединяться другие паломники, он собрался и приготовился к исполнению своей главной роли крестителя.
Нияма, помощница Омелы, верхом на резвом коне рано утром выехала из спящего селения.
В этот день вслед за ней пойдут все ученики Элла, кроме Ариты, и их поход станет самым значимым за все предыдущие годы.
Перед выходом в поход Гадиан с удивлением заметил, что Арита не идёт с ними. Если б он знал, что она может одновременно находиться в разных местах, он, не задумываясь, пошел бы с Эллом. Но Ханан не посвящал его в это тайное дело, поэтому обескураженный неожиданным известием апостол, сначала решил остаться с ней, и чуть было не сказал об этом учителю. Но, подумав, он решил идти со всеми, надеясь узнать больше полезного для повелителя там, за рекой, чем просто ходить тенью за любовной парой. Посоветоваться на эту тему было не с кем, да и не было времени и он, несмотря на то, что ему было приказано следить только за её встречами с Эллом, оставил Ариту в посёлке и пошёл вслед за всеми к противоположному берегу главной реки.
На протяжении почти всей дороги учитель продолжал свои речи о приближении Царства Небесного. В который раз он наводил на всех страх речами о разрушении старого мира и наступления нового.
– В этом мире, – говорил он, – бедных и добрых гораздо больше, чем богатых и злых. Поэтому в новом Царстве первыми будут последние, и последние будут первыми. Человечеством станет управлять новый порядок, потому что в настоящее время добро и зло перемешаны, как плевелы и рожь в поле. Сегодня хозяин оставляет их расти вместе, но скоро настанет такой час, когда они будут разделены. Царство Божье уподобится неводу, закинутому в море, который вытащит и съедобную рыбу, и не пригодную для пищи. Хорошая будет положена в чистые сосуды, а плохая будет выброшена вон. Начало пришествия окажется незаметным для большинства людей. Оно будет подобно зерну горчичному: оно меньшему всех семян, будучи посеяно в землю, становится деревом, на ветвях которого поют птицы. Оно так же может быть похоже на закваску, положенную в тесто: благодаря ей то же тесто поднимается и переполняет сосуд.
– Скажи, учитель, – обратился к нему недавно назначенный апостол Андрей, – а кто будет править в твоём Царстве? Надеюсь, для нас найдётся там место?
– Интересно, кто из нас будет находиться по правую, а кто по левую руку от тебя? – поддержал тему Неверьям.
Элл ответил, что всем апостолам найдётся достойное место, но это туманное разделение только усугубило завистливые чувства мужчин и оскорбило отверженных женщин.
– Я так понимаю, что нас с собой ты не берёшь? – с обидой спросила Урия, и её поддержали остальные женщины. – Тогда мы сейчас же поворачиваем и идём домой! Царствуй со своими апостолами без нас!
Элл не обижался на подобные выпады, которые время от времени случались в его общине, и знал, что женщины от него никуда не уйдут. Он каждой в отдельности обещал найти рядом с собой место в Царстве Небесном, а главное, всем им тайно и щедро раздаривал мечты об их личном бессмертии! Ничего такого мужскому обществу обещано им не было.
Всем им уже сейчас хотелось неземных привилегий и  до самого подхода к намеченному месту страсти по этому вопросу не умолкали.
Только тогда, когда они взошли на высокий холм, откуда была видна река, ученики стали проявлять интерес к тому, к кому шли.
– Кто такой этот Иоанн? – спрашивали ученики, и учитель неопределенно отвечал:
– Это пророк, которого избрал Бог для того, чтобы он стал глашатаем и предвестником моего пришествия!  Он – избранный небесами, ибо среди рождённых женами нет ни одного большего, чем этот человек!
В это самое время к обнажённым ногам Крестителя преклонилась одна неизвестная ему женщина.
Эта была особа неопределенного возраста и некрасивой внешностью: с тёмными короткими волосами, большим острым носом и маленькими, похожими на змеиные, застывшими глазами. Её крупное сильное туловище носили короткие, немного кривоватые ноги, а на том месте, где должна была быть грудь, просто выделялась небольшая выпуклость.
Пустынник давно уже так долго не рассматривал в упор женщин. Но вид этой несчастной заставил его пожалеть её и попросить Бога, чтобы он помог ей обрести успокоение в молитвах и служениях Господу.
Незнакомку не смутил этот проницательный взгляд, и она, приподнимаясь с земли, попросила Иоанна отойти с ней в сторону.
Креститель не двинулся с места. Он пошёл вслед за ней только тогда, когда увидел на её пальце кольцо Ариты. Всё ещё сомневаясь в том, что она пришла от «царицы», он подошёл к ней так близко, что Нияма, а это была именно она, невольно отшатнулась. Но пророк уже вдохнул почти забытый аромат, который исходил от двух когда-то приходивших сюда женщин, и согласился выслушать посланницу.
Спустя некоторое время взору отшельников и паломников явилась очередная группа людей, которая быстро переходила реку вброд. Иоанн сразу узнал того, кого он должен был прилюдно признать, и Элл смело пошёл ему навстречу.
Одетый в длинный полосатый хитон и верхнюю лёгкую накидку, новоявленный Мессия по-царски покрыл голову белоснежно-чистым платком с шерстяной перевязью; в руке он держал красиво отделанный деревянный посох, на рукоятке которого блестел овальной формы камень серо-синего цвета. Этот посох за день до их ухода подарила Арита, наказав: «Береги его так же, как и сам посох будет беречь тебя!»
Собравшаяся толпа в полной тишине и с нетерпением ожидала объявления прихода Мессии и чуда, которое должно было произойти сразу после этого.
Мало кто из них знал в лицо Элла, поэтому все взоры были устремлены на Иоанна, который должен был узнать и указать на Спасителя. Новички подошли к тем, кто уже два дня находился в этих местах и смешались с ними.
– Вот он стоит среди вас! – заверил Креститель и взволнованные люди стали осматривать друг друга вокруг себя.
Тогда Иоанн подошёл к Эллу, вывел его из толпы и сказал:
–  Сегодня я крещу водою, но возле меня стоит тот, кого вы не знаете. Он – идущий за мной, но встал впереди меня. Это тот, кому я недостоин развязать ремень обуви его, ибо он будет крестить вас Духом Святым и огнём. Вы видите лопату в его руке? Это ею он очистит гумно своё и соберёт пшеницу свою в житницы, а мякину сожжет страшным огнём!
Пока люди стояли в оцепенении, не смея проронить ни слова, Элл растерянно молчал, не зная, что ему сказать. В глазах пустынника он увидел полное смирение и готовность пасть перед ним ниц.
– Допусти меня сейчас к твоему крещению, ибо так подобает нам исполнить всякую правду! – наконец, обратился Элл к Иоанну и тот вознёс руки к небу, провозглашая:
– Это мне надо креститься от тебя!
Но Элл уже шёл к реке в сопровождении своих апостолов.
Иоанну ничего не оставалось делать, как приготовится к крещению,  и он предложил учителю снять с себя верхнюю одежду. Оставшись в одной длинной белой накидке, Мессия подошёл к Крестителю, и тот совершил над ним уже известный обряд.
Когда Элл стоял по пояс в воде и молился, раздался восхищенный голос Предтечи:
–  Я вижу над его головой Духа, сходящего, как голубь, с неба! Тот, кто послал меня крестить водою, сказал: «На ком увидишь Духа, сходящего и пребывающего на нём, тот и есть крестящий Духом Святым!» И я вижу и всем говорю, что он и есть Сын Божий!    
Силы авторитета, которым уже обладал Креститель, была достаточным аргументом для того, чтоб люди на слово поверили ему. Многие паломники, не увидев над головой Элла никакого Духа, пальцем стали указывать на то место, где якобы сидел голубь, и падали на колени перед таким знамением.
Но странным было и то, что те, кто не видел Духа, не насмехались над мнимым видением других и, хотя не падали ниц, продолжали смиренно стоять перед Спасителем, которого прилюдно признал сам Креститель!
Полностью пройдя обряд крещения, Элл, не обращая внимания на застывшую толпу, попросил Иоанна сделать то же с его учениками.
– Тебе сейчас нужно обратиться к народу, – тихо прошептал ему на ухо Пророк. – Твоими апостолами я займусь позже.
И Элл величественно обратился к людям.
– Я есть тот, кому передано всё Отцом моим. И никто не знает Сына, кроме Отца, и Отца не знает никто, кроме Его Сына. Придите ко мне, все страждущие и обременённые, и я дам вам покой. Возьмите иго моё на себя и научитесь от меня, ибо я кроток и смирен сердцем. Вы найдёте покой душам вашим, ибо иго моё благо и бремя моё легко. Вы все, – говорил Элл, видя, что его внимательно и смиренно слушают, – любимые мною братья и сёстры, подобны тем овцам, которые дороги для пастуха не меньше членов его семьи. Ведь каждый добрый пастырь каждую овцу зовёт по имени и готов положить за неё жизнь. Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не покидает девяносто девяти в пустыне и не идёт за пропавшей, пока не найдёт её? И, найдя, он радостно берёт её на плечи и, придя к себе в дом, созывает друзей и соседей: «Порадуйтесь со мною, потому что я нашёл пропавшую мою овцу». Вот так и на небесах радость будет больше об одном грешнике кающемся, чем о девяносто девяти праведниках, которые не нуждаются в покаянии!
– Вдали от Бога, – устремив свой взор на небо, говорил он, – нет подлинной жизни. Уходя от него, человек пожинает горькие плоды своего греха. Но, как отец терпеливо ожидает блудного сына, сидя у порога, так и Господь всегда готов принять кающегося и возлюбить его.
– Скажи нам своё слово о Царстве Небесном: когда оно наступит? Хаматвил ( этим словом называли Иоанна, что означало «тевила» – погружение, омовение) говорил, что оно наступит после того, как явишься ты, – послышался вопрос одного из присутствующих мужчин.
Элл посмотрел на Крестителя, и тот чуть заметно кивнул головой.
– Царство Божие не приходит приметным образом, и никто не сможет сказать: «Вот оно здесь, или там». Ибо Царство Божие уже сейчас находится внутри вас. Оно незримо присутствует в людях, у которых в душе воцарился Господь. Вступающим в него оно приносит не забытьё, а светлое и радостное чувство близости Небесного Отца. Со временем наступит день, когда слава этого Царства будет явлена перед людьми, как молния, которая исходит от востока и светит до запада. О точном времени наступления этого великого дня знает только Бог, который не открыл этого ни ангелам, ни мне – его Сыну. Но я узнал от Него, что момент, в который ожидается с таким беспокойным любопытством Царство Небесное, будет именно тем моментом, когда Он не придёт.
Больше всего удивляя новыми проповедями своих учеников, которые до этого не слышали таких проникновенных речей, Элл продолжил:
– Царство Небесное подобно человеку, который бросит семя в землю и спит. Он не знает, как это семя всходит и тянется вверх, как сама земля даёт плод: сначала зелень, потом колос, после спелое зерно в колосе. И только тогда, когда созревает плод, он берётся за серп, потому что настала жатва. Царство Небесное подобно горчичному зерну, которое взял человек и посеял на своём поле. Хотя оно и меньше всех семян, но, когда вырастет, становится больше овощей – таким деревом, на ветви которого прилетают птицы небесные и вьют свои гнёзда в ветвях его.
– Веруйте в это, – повысил голос Элл, – и остерегайтесь лжепророков, которые приходят к вам в одежде овечьей, а внутри – волки хищные!
– А как распознать их? – вновь послышался вопрос из толпы.
– По плодам их узнаете их! Разве собирают с тернии виноград или с репейника смоквы? Не всякий, кто говорит мне: «Господи! Господи!» – войдёт в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца моего, который на небесах! Предвещать же это Царство будет последний огненный Суд, ибо новое рождение трудное, как и всякие роды. В то самое время появятся ангелы и отделят злых людей от праведных, и бросят их в печь  огненную, откуда будут доноситься плач и скрежет зубов. Царство Божие – словно закрытая зала, светлая внутри среди этого мрака и мучений! Смотрите! – воскликнул он, указывая рукой на яркий закат солнца, и все повернули свои головы в том направлении. – Призывный свет Царства уже горит вдали, но его отблески рядом с нами: в простых вещах, в радости и скорби, в преодолении соблазнов, в любви и молитве!
Вдруг вперёд выступил Креститель и, подняв руки вверх, возвестил, обращаясь ко всем:
– Блаженны очи, видящие то, что вы все видите, ибо многие пророки и цари хотели увидеть то, что увидели вы, и услышать то, что вы услышали! Мессия! – воскликнул он, и немногие из присутствующих последовали за ним.
Безмолвными остались многочисленные представители других религиозных сект, которые пришли увидеть чудесное знамение. Но чуда не увидели, ни они, ни многочисленные присутствующие, ни ученики самого Крестителя.      
– Мы окончательно поверим тебе, если ты сейчас при всех сотворишь чудо, достойное Мессии и Сына Божьего! – вдруг послышался одинокий голос мужчины. – Подобные слова мы слышали много раз от разных пророков и от самого Иоанна: докажи, что ты тот, за кого себя выдаёшь! Покажи нам чудо!
И толпа закричала: «Чуда! Требуем настоящего чуда!  Знамения!»
Элл опешил. Вроде бы только что его признали за Мессию – и вдруг, из-за какого-то скептика, ему выразили недоверие, требуя сотворения чуда!
Кроме того, что он сказал: «Блажен тот, кто не сомневается во мне!» – он ничего не мог сказать, а тем более сделать. И тогда Элл умоляюще и вопросительно посмотрел на Крестителя. Но тот сам не знал, что делать, молчал и молил Бога, чтоб всё это быстрее закончилось.
Тогда учитель стал говорить о том, что он достаточно сотворил чудес, о которых знают люди, и совершать их из-за прихоти некоторых не собирается.
– То, что может делать Сын Божий, не может никто, – спокойно заявил он. – И я делаю это не для того, чтобы кому-то что-то доказать, а для лечения страждущих и исполнения моих пророчеств!
С этими словами Элл взял за руку Иоанна и отошёл с ним в сторону.
Вскоре Креститель стал крестить его учеников, а двух последних, Фому и Неверьяма, крестил, уже по-своему, сам Мессия. Он ограничился тем, что перекрестил воду, куда должны были погрузиться апостолы, и прочитал молитву:
– Отныне, – сказал он, – я буду крестить не только водой, но и Святым Духом!
Такое своеволие оскорбило Крестителя, но Нияма сгладила этот казус, указывая на смиренно стоящих поблизости людей:
–  Всё в порядке, Иоанн, – тихо прошептала она. – Всё, что ты должен был сделать, сделано хорошо. Теперь на вас будет молиться весь верующий народ!
– Но он при всех крестил своих апостолов не водой и не так, как это делаю я! Что подумают обо мне мои ученики и те, кто до сих пор верит мне?
Нияма, не дослушав Пророка, пошла в ту сторону, где стояли его худющие ученики. Сказав им несколько слов, она растворилась в людском потоке.
Какого же было удивление Крестителя, когда он увидел, как Элл стал уходить на другую сторону реки от зовущей его толпы. Несмотря на откровенное бегство, следом за ним двинулись люди, и сердце Иоанна заныло от тоски и тревоги. Глядя вдаль, он, в присутствии своих учеников, перекрестил себя и быстро удаляющегося Мессию.
– Кто же тот человек, кто посмел крестить не так, как это делаешь ты, и теперь уходит от нас, уводя за собой некоторых твоих послушников? – спросил один из пустынников.
Креститель строго окинул его взглядом:
– Вы знаете, кто есть я? Я – не Пророк и не Мессия: я призван только для того, чтобы быть предвестником его прихода. Ведь тот, кого я крестил, послан к нам свыше, значит, он и есть Грядущий. Поэтому вы должны не ревновать к нему, а радоваться ему, потому что все мы являемся лишь гостями на его празднике. Имеющий невесту есть жених, а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется голосу жениха. И эта радость теперь моя полна.
– Не печальтесь, мои верные ученики, – с волнением произнёс он. – Теперь ему нужно расти, а мне умиляться.
Тем временем Элл со своими учениками и с теми, кто шёл следом за ним, держал триумфальный путь домой.
Когда «крещённые» прошли небольшое расстояние, перед их взорами вдалеке предстал одинокий всадник на белом коне. Послушников удивил не сам всадник, а странный бег резвого коня. Он, как будто в такт разной по ритму музыке, скакал то впритруску, то с выкидом накрест ног, а то вдруг плыл нетряской рысью, смирившись с командами неуёмного седока.
Поравнявшись с путниками, всадник ловко спрыгнул на землю, и удивленные зрители увидели крупного телосложения… женщину. Она была одета в длинное, до самой земли, суконное платье, поверх которого на плечи был небрежно наброшен цветной платок. Незнакомка по-мужски, широким шагом сразу направилась к учителю.
В те годы и в тех местах иметь коня считалось большой роскошью, и Фома, присвистнув, подошел к кобылице, любуясь её белой мастью.
Гадиан, не сводя глаз с ловкой незнакомки, поспешил пристыдить его:
– Это неприлично, брат мой, восхищаться кобылицей, когда рядом находится такая прекрасная женщина!    
Он взял её за руку и подвёл к учителю.
Нияма сдержанно оценила комплимент в свой адрес и заглянула льстецу в глаза.
«Так. Это, конечно, Гадиан», – сразу поняла она, вспомнив описания Ариты.
– Кто ты и откуда, сестра? – спросил её Элл, не скрывая удивления, как кобылица послушно, вслед за своей хозяйкой, остановилась прямо перед ними.
Женщина подчёркнуто громко представилась и пояснила, что она одна из тех, кто был в гостях у Крестителя, и теперь хочет стать его ученицей. Она с радостью заявила, что следом, в числе прочих, идут её родители, которые будут следовать за Мессией до тех пор, пока не увидят настоящее чудо.
Восторженные ученики восприняли это как знамение и весело продолжили свой путь. Тогда никто из них не узнал одну из новых своих сестёр. А ведь именно она была рядом с ними в доме «безголовых женщин» и, возможно, спасла любящих выпить вина братьев от неминуемой смерти.
Только Гадиан заподозрил что-то неладное и был недоволен тем, что Нияма, несмотря на его старания, сразу отвергла его общество и уединилась с учителем.
Она, а следом за нею и её кобылица, шли рядом с Эллом, оттесняя от себя даже Марию.
Агент Ханана не стал зря терять время на обдумывание этой ситуации. У него был разработан и продумал ловкий план, исполнение которого зависело от него самого и Дарии.
Отведя девушку в сторону, он приступил к выполнению ответственного задания.
Апостол напомнил всё, что могло, и должно было скомпрометировать Элла в её глазах. Заговорщик вновь напомнил о мнимом излечении бесноватой женщины, об ошибке учителя, принявшего обычную дымку в горах за Божий знак, о наполовину выдуманной истории о женщинах из «долины слёз», и о его тайных связях с Аритой и Марией.
– Видишь, Дария, – взволновано шептал он, – Мессия, который требует от нас полного воздержания от всего земного, сам успешно развлекается! Сначала у него была Арита, потом на смену ей пришла Мария, теперь вот эта, очередная – Нияма! А ведь в Писании сказано: «Пей воду из своего водоёма!» Помнишь, что под «водоёмом» подразумевается лоно жены, в котором мужчина утоляет свои страсти, а она принимает желания мужа для рождения потомства? Неужели ему дозволено беспрепятственно «пить» из разных водоёмов? 
Гадиан шептал всё это на ходу, искоса поглядывая на Элла.
«Но откуда у него взялся этот посох? – вдруг насторожился апостол. – Раньше у него был другой, с которым он никогда не расставался? Странно, что учитель стал приобретать другие вещи: он этим никогда не страдал и не носил с собой ничего лишнего, даже предметы личной гигиены».
Вслух же Гадиан произнёс план их совместных действий, который сводился не только к разоблачению лживой деятельности учителя.
– Скоро стемнеет, и мы станем на ночёвку. А утром, когда «овцы» Элла пойдут в сторону город, мы выдвинемся вперёд, якобы для того, чтобы заранее закупить продукты. Казна нашей общины у меня, поэтому всё будет выглядеть естественно и правдоподобно. На самом деле, нам предстоит подкупить несколько человек, которые выдадут себя за «больных» и «расслабленных», а от прикосновения к учителю, якобы, сразу станут здоровыми. Но потом они прилюдно признаются в обмане, мол, больными они, на самом деле, не были. Тогда,  несмотря на то, что сам Креститель  признал Элла Мессией и за ним идёт толпа приверженцев, его вновь должны будут осмеять и изгнать из города.
– Впрочем, – глядя на её испуганное лицо, после небольшой паузы сказал он, – этого можно и не делать, если сегодня вечером, во время ужина, он примет от тебя кубок с вином.
–  Неужели ты хочешь его отравить? – резко  остановившись, спросила Дария, чувствуя, как земля уходит из-под её ног. 
– Как можно отравить Мессию, если его оберегает Бог? – усмехнулся Гадиан. – Но, давай заодно и проверим: Божий он Сын или простой обманщик? 
Продолжая чернить учителя, апостол грамотно и методично обрабатывал свою любовницу дальше.
–  Ты не должна сомневаться во мне, – уверял её он. –  Ведь ты хочешь, чтоб я взял тебя в жёны?
 Она согласно кивнула в ответ, и он продолжил «петь» свою лестную песню:
 – Но ты ведь знаешь, как учитель относится к женитьбе? Помнишь его изречение: «Я пришёл внести разделение между сыном и отцом, дочерью и матерью, между невесткой и свекровью, ибо отныне враги каждого человека – домашние его!» И это называется его правдой? Указывая на себя, как на Сына Божьего, он, в припадке суровости, дошёл до того, что стал отказываться от своего тела и заставляет нас делать тоже! Он перестал считаться с естественными потребностями человеческой природы, требуя, чтобы мы жили только для него и любили только его одного! Помнишь, что он говорил по дороге к Крестителю: «Кто приходит ко мне и не возненавидит своего отца, своей матери, своей жены, своих детей, братьев, сестёр и даже своей собственной жизни, не может быть моим учеником!» Разве мы можем согласиться с этим? Неужели ты бросишь своих родных или меня ради того, чтобы ходить по сёлам с этим безумцем и известными легендами потешать народ?
Гадиан вдруг замолчал, увидев, как к ним приближается Мария.
– Можно я побуду в вашем обществе? – вежливо спросила она. – Учителю нужно наедине поговорить с Ниямой.
– А не боишься, что она может занять твоё место? – насмешливо спросил апостол, пропуская её вперёд. – В последнее время у него это легко получается.
– Что ты, милый, – заступилась за неё Дария, – разве можно сравнить нашу красавицу с той коротышкой?
 Он засмеялся, и они прибавили шаг, догоняя остальных.
Вдали от учеников Элл разговаривал с Ниямой, посыльной от Ариты. Услышав имя дорогого для себя человека, он учащённо задышал и схватил руки женщины. Увидев на левом мизинце знакомое кольцо, он поднёс его к губам:
– Как она там? Жива, здорова? Не обижает ли её жених?
Остерегаясь, чтоб никто не увидел эту сцену, Нияма быстро увернулась.
– Всё в порядке, Элл, – прошептала она. – Но будь осторожен: среди твоих учеников есть человек, который желает тебе зла.
– Если ты имеешь в виду Гадиана, то могу тебя успокоить: мой Отец не допустит, чтобы мной избранный апостол совершил грех по отношению ко мне. Я не верю, что другие мои верные ученики могут предать меня, особенно сейчас, когда сам Иоанн прилюдно признал меня Мессией. Мне некого бояться, даже наших правителей, потому что я, не в пример Крестителю, не призываю вести борьбу с власть имущими и не претендую на их царское место.
Женщина не стала его переубеждать, напомнив лишь, что Арита беспокоится за жизнь своего возлюбленного.
Вдруг спутница Элла тихим свистом подозвала к себе кобылицу. Она погладила ее бархатную гриву и ловко в один момент повисла на мощной шее кобылицы. Через мгновение у неё в руках появился небольшой мешочек, который посланница Ариты незаметно сунула в карман Мессии.
Как ни старался Элл обнаружить место на шее лошади, откуда был вытащен кисет с травами от Ариты, ему не удалось увидеть ловко замаскированный тайник.
Только Нияма знала, что под шеей кобылицы находилась обыкновенная бляха, прикреплённая на шнуре от налобника узды якобы для красоты. На самом деле бляха имела потайную кнопку, которая открывала её и вовнутрь спокойно вмещались небольшие предметы.
 Элл рассеянно смотрел по сторонам, боясь, чтоб никто не заметил того, чего не мог увидеть он сам.
Убедившись, что никому не было до них дела, он ещё раз оглянулся назад, и, как будто в первый раз, увидел множество людей, которые смиренно шли за ним, не смея сравняться или обойти его. От нехорошего предчувствия у него закружилась голова.
– Я не сказала о главном, учитель, – спешила выполнить данное ей поручение Нияма. – Арита велела передать, что в городе, где мы будем завтра, ты должен совершить чудо, достойное Мессии.
Опираясь на посох, взволнованный учитель едва держался на ногах. Он неуверенно шагал по каменистой тропе и мысленно просил Бога избавить его от неминуемого позора или очередного изгнания из города.
– Ты помнишь ту ночь, когда Сатана и Ада устроили инжирный пир во дворе одного чиновника? – медленно идя сзади него, тихо спросила Нияма. – Тогда тебя благоразумно увели из дома и уложили на стог сена, чтобы ты заснул и не видел, что вытворяют твои ученики.
– Так разгул страстей был всё-таки не сном? – чуть не уронив посох на землю, спросил учитель. – Тогда расскажи: что там происходило на самом деле?
– Об этом я ничего не знаю. Мне известно только то, что приказано передать слово в слово. Так вот, когда Арита искала тебя, возле того места, где был обнаружен ты, она увидела полуживого Неверьяма, который неподвижно лежал под стогом сена, распластав в стороны свои безжизненные руки. Она наклонилась к его груди и услышала, что сердце апостола не бьётся. Пульс и дыхание у мужчины также отсутствовали, но её смутило то, что тело оставалось быть тёплым. Арита не стала ничего предпринимать, тем более что в это время никто не стал бы ей помогать. Она продолжала искать тебя. Что было потом, я не знаю, но утром, когда вы оба пришли к ученикам, Неверьям, как ни в чём не бывало, появился среди вас живым и здоровым.
Учитель напряжённо молчал, совершенно не догадываясь, к чему всё это ему рассказывают.
Нияма не стала долго его мучить.
– Только недавно Арите удалось разгадать чудесную тайну «самовоскрешения» апостола, – прошептала она. – Она состоит в том, что у некоторых внешне спокойных людей из-за какого-то пережитого пустячного стресса происходит сбой во всём организме, который выражается в форме приостановления всех жизненно-важных процессов. Человек в таком состоянии может видеть и слышать, но не может шевелиться. Его дыхание и пульс снижены до такой степени, что кажется, будто бы он умер. В таком состоянии человек может находиться от минуты до нескольких дней. Неверьям пробыл в таком состоянии около пяти часов. О таких возможностях некоторых человеческих организмов никто, кроме нас, не знает и меня научили, как ввести Неверьяма в подобное состояние и как вывести из него. Арита сказала, что это твой единственный шанс доказать людям свою божественную силу!
– Замолчи! – резко оборвал её Элл, дрожа всем телом. – Арита много раз помогала мне, но на этот раз я не хочу участвовать в её интригах! Вон, – обернулся учитель, показывая в сторону людей, идущих за ним, – им ничего этого не надо: они смиренно смотрят мне вослед, не сомневаясь, что я и есть Мессия!
– Но эти люди идут за тобой, чтобы увидеть чудо, – напомнила ему Нияма. – Без этого все они вскоре забудут слова Крестителя и вернутся домой, разнося слухи о твоём возможном сговоре с ним.
Женщина понимала, что этими словами она больно ранила Элла в сердце, и видела, как слёзы отчаянья потекли из его глаз. Но жалости никакой не было. Нужно было точно выполнить задание Омелы.
В свою очередь учитель понимал, что Арита права, но пойти на очередной обман он не хотел и попросту боялся.
Но главная причина его сомнений была другая: он опасался совершить это «чудо» без неё.
Далее всю дорогу они не проронили ни слова.
Когда стало вечереть, Элл распорядился готовиться к ужину и к ночлегу под открытым небом. Все восприняли эту команду с удовольствием, к тому же погода благоприятствовала отдыху, расстелив перед ними мягкое одеяло из шелковистых трав.
Женщины стали разносить порции лепёшки, а Дария поднесла учителю высокую чашу, наполненную вином.
– Учитель! – дрожащим голосом обратилась к нему она. – Сегодняшний день для всех нас самый дорогой и яркий! Пророк Иоанн, к слову которого прислушивается большое количество верующих, прилюдно признал тебя Мессией. Недалеко от нас расположились незнакомые нам мужчины и женщины, которые с радостью идут за тобой, молятся на тебя, верят тебе! Выпей же это вино из рук твоей ученицы, которая с первого дня верила тебе и теперь рада, что все будут веровать в тебя так же, как и я!
Слёзы брызнули из её глаз тогда, когда ученики стали аплодировать. Сам Элл смутился до такой степени, что не мог проронить ни слова. Он передал посох рядом стоящей Нияме и принял кубок, высоко подняв его над головой:
– Я выпью это вино за единую веру всех людей, которые вскоре пойдут за мной и поймут: только вера в Отца моего Небесного и его Сына может приблизить человечество к вечной счастливой жизни!
Перекладывая кубок из правой руки в левую, он совершил крещение вина и прочитал короткую благодарственную молитву. К счастью, в темноте никто не увидел, как Нияма, до первого глотка учителя, опустила рукоятку его нового посоха в кубок с отравленным вином.
Выпив содержимое кубка до дна, Элл поклонился всем, чего раньше никогда не делал, и удалился в туда, где его ждала Мария.   
Утром раньше всех проснулся Гадиан. Он  убрал руку Дарии со своей груди, поднялся и сразу пошёл искать труп учителя.
Трудно описать его удивление, граничащее с ужасом, когда он увидел его живым, стоящим в стороне от всех. Он тихо произносил каждодневную утреннюю молитву и с умилением смотрел на восходящее солнце. Апостолу показалось, что вместо него он видит Бога, и Гадиан первый раз опустился перед учителем на колени.
Очнулся он только тогда, когда услышал удивлённый голос Элла:
– Что с тобой, Гадиан?
Апостол, недоумевая, поднялся с земли и, молча, пошёл туда, где, дрожа от страха, его ждала Дария.
– Этого не может быть! – приходя в себя, взбесился он. – Этот яд мне дали надёжные люди Ханана: как он мог не подействовать, и что я, в оправдание, скажу повелителю? Учитель жив, и в любом случае мне не поверят, что я пытался его отравить!
Тогда в голове предателя не возникли даже мысли о чудесной силе Элла, которого не может погубить яд: он думал только о том, как оправдаться и помочь себе не упасть в глазах владыки.
«Ничего, – утешал себя предатель, – сегодня в городе я сделаю так, что все люди отвернутся от него!»
Обдумывая происшедшее необычное событие, он не заметил, как к нему подошла Дария. Она не скрывала радости от того, что учитель остался живым и невредимым.
Это взбесило апостола ещё больше, но подавать вида он, до поры до времени, не стал.
Гадиан приказал, чтоб она молчала и вообще забыла об этом.

ГЛАВА 22
Поскольку продукты заканчивались, Элл предложил немедленно отправиться в город, где надеялся если не на подаяние, то хотя бы за деньги купить самое необходимое.
Перед выходом из-за густых зарослей кустов вдруг раздался взволнованный голос Гадиана:
– Учитель, учитель! Иди сюда: кажется, Неверьям умер.
Все застыли на своих местах, тревожно поглядывая в ту сторону, где стоял бледный апостол. В сопровождении Ниямы Элл обошёл большой кустарник и склонился над двоюродным братом. Проверив пульс на его руке и шее, никаких биений обнаружено не было. Тогда учитель указательным пальцем приподнял неподвижные веки апостола, но зрачки глаз тоже не реагировали на это, как не шелохнулась и травинка, поднесённая к его носу.
Вокруг них сгрудились остальные ученики, так толком и не поняв, что произошло. Они вопросительно поглядывали друг на друга, пожимали плечами, а Урия, сестра Неверьяма, горько плакала в стороне.
– Что с ним случилось? – отважился спросить апостол Андрей.
– Разве не видно, – ответила Нияма, – что этот молодой человек умер.
Широко раскрытыми глазами она посмотрела в глаза Мессии, и он понял её.
«Это тот самый случай: решайся и делай так, как сказала Арита! Другого подобного шанса может не быть!» – говорил напряжённый вид посланницы Ариты.
Элл некоторое время колебался, но немые взоры учеников вынуждали его сказать своё веское слово. И он неуверенно, словно не от себя лично, подтвердил страшные слова Ниямы о скоропостижной смерти апостола. Тотчас же послышался плач всех женщин общины.
– Но этого не может быть! – опустился на колени перед телом Неверьяма Гадиан, точно зная, что отравленное вино вчера вечером пил только учитель. – Он не мог умереть, потому что никогда не болел!
Сомневаясь в скоропостижной кончине апостола, Гадиан распахнул хитон «умершего» и ухом припал к его груди. Он надолго затаил дыхание, внимательно прислушиваясь: стучит ли сердце? Но стоящие рядом плачущие женщины так громко стонали и выли, что услышать хотя бы слабое биение было практически невозможно.
– Что скажешь, «лекарь?» – спросил Гадиана Иаков, недовольный тем, что тот поставил под сомнение компетентность учителя. – После твоих прикосновений к груди Неверьяма он будет жить?
Казначей равнодушно пожал плечами, всем своим видом показывая, что всё равно не признаёт вердикта Элла.
Ещё бы! Ведь «ценный» агент Ханана явно чувствовал тепло, исходящее из груди «умершего», и был уверен, что тот жив. Но доказать это он сейчас не смог.
Подойдя к рыдающей Дарии, Гадиан обнял её и отвёл в сторону.
Тогда Мария, чтобы не уступать первенство новой сопернице в лице Ниямы, быстрее всех пришла в себя:
– Ребята, вам нужно сделать из орешника носилки, а мы, женщины, соберём для нашего брата полевые цветы. Мы понесём его домой, где и похороним, как полагается.
Вскоре носилки были готовы, и процессия, под удивлённые взгляды сзади идущих людей, двинулась в путь. Тело Неверьяма несли по очереди, часто отдыхая и проверяя надёжность крепления носилок.
Когда очередь нести носилки дошла до Гадиана, он незаметно делал всё возможное, чтобы изобличить учителя в обмане. Он щипал и ломал пальцы ног Неверьяма, щекотал и колол его пятки острым камнем, но желаемой реакции так и не увидел.
«Всё равно, – с уверенностью думал он, в очередной раз, выкручивая мизинец, – покойники такими тёплыми не бывают!»
Понимая, что его эксперимент ни к чему не приведёт, он предложил Андрею сменить его, ссылаясь на то, что ему с Дарией нужно прийти в город раньше всех и обеспечить сестёр и братьев горячей пищей. Элл отпустил их и сам занял его место.
После их ухода приступила к завершению задуманного и Нияма.
Она объявила учителю, что тоже должна отбыть в город – для того, чтобы найти «надёжного» лекаря, который прилюдно засвидетельствует «смерть апостола».
– Ты должен торопиться, – перед тем, как сесть на свою лошадь, сказала она. – После полудня Неверьям проснётся. Надеюсь, тебе не нужно повторять, как «оживить» его?
И Элл решился бесповоротно. Решился до того, как ступить в ворота негостеприимного города. Подозвав к себе Фому, он велел, чтоб тот пошёл к людям, которые шли следом за ними, и предложил им идти вместе: «Пусть помогают нам нести нашего брата».
Когда это было сделано, и взволнованные таким предложением Мессии мужчины и женщины перемешались с его учениками, Элл, во время очередного привала, подойдя к носилкам, громко сказал:
– Ты один из самых моих верных и любимых апостолов! Ты умер, оставив меня в тоске и печали, не спросив моего позволения вознестись к Отцу моему Небесному!  Я воскрешу тебя, Неверьям, себе на радость, а людям на веру! Чтоб все видели и знали силу твоего учителя и Сына Божьего!
Услышав эти слова, все, как один, опустились на колени в ожидании чуда из чудес. Учитель взял Неверьяма за руку и почувствовал, что она становится всё теплее и теплее.
«Нужно торопиться, нужно быстрее идти в город – с волнением подумал он. – Пусть чудо «воскрешения» увидят не только эти люди, но и многие из тех, кто до сих пор не верит мне!»
В это время он увидел упавших ниц людей.
– Поднимитесь, братья мои и сёстры! Воскрешения сейчас не будет, потому что Отец мой хочет, чтобы это произошло в городе, где уже сейчас нас ждёт большое собрание народа!
Смиренные паломники поднялись и быстрым шагом пошли вслед за Мессией.       
С появлением в городе двух учеников Элла привычная для многих горожан жизнь дала сбой. Все, кто мог, бросили свои дела и стали стягиваться на главной площади.
Помимо обывателей, здесь находились стражи порядка, агенты религиозных общин и даже правая рука первосвященника – Никанор.
Те, кто должен был за деньги опорочить Элла, не скрывали от знакомых, что им предстоит сделать, а те, в свою очередь, разнесли эту весть повсюду. Среди собравшихся людей то и дело слышались предположения по поводу того, что станет делать пророк, когда к нему потянутся мнимые больные.
– Вот мы и посмотрим, как новоявленный Мессия станет лечить здоровых людей!  Интересно: распознает он их ложь или клюнет на приманку?
Вдруг все разом замолчали, устремив свои взгляды в сторону главных ворот города, куда входила странная процессия людей.
Впереди шли четверо уставших мужчин с носилками в руках, их сопровождала большая толпа, разновозрастная и возбуждённая. Вместе с плачущими братьями и сёстрами плакали и никому незнакомые женщины.
Горожане, пропуская вперёд незваных гостей, расступились, образуя широкий коридор, который вёл прямо на возвышенную часть главной площади.
 – Они несут с собой покойника, – послышался чей-то испуганный женский голос. – Это плохая примета. Семь дней нечистым становится тот, кто прикоснётся к мёртвому человеку! Гнать их нужно из наших мест!
Некоторые из местных жителей не удержались от того, чтобы не оскорбить учителя, кто-то стал выкрикивать нелестные слова в адрес всех прибывших в их город. Были и такие, кто открыто насмехался над их грязной и оборванной одеждой. А агрессивно настроенные пьяные мужчины стали бросать в Элла и его учеников палки и небольшие камни.
Когда подосланные «больные» сквозь шумную толпу стали пробираться к Эллу, их остановила внезапно наступившая тишина.
Осмотревшись, трое мужчин замерли, устремив свой взор  к небесам: удивительно, но среди чистого и ясного неба вдруг появилось одна дождевая тучка. Она медленно приближалась к городской площади и остановилась прямо над головой Элла.
Затаив дыхание, люди стали креститься, почти поверив в то, что сам Бог, в виде облака, пришёл посмотреть на деяния своего Сына. Тогда в толпе послышался смиренный шепот, вскоре перешедший в громогласное почитание.
В это время среди многочисленного люда появилась женщина в сопровождении городского лекаря по имени Наум. Все знали этого тридцатипятилетнего мужчину, с редкими волосками чёрной бородки, полного телосложения, любителя женщин и вина. Несмотря на некоторые мужские слабости, он, как мастер своего дела пользовался уважением и авторитетом.
– Но что он тут делает? – спрашивали друг у друга удивлённые люди, взглядом провожая странную пару к тому месту, где стояли носилки с «покойником».
Нияма, а это была именно она, не обращая внимания на беспокойное поведение толпы, торопливо вела лекаря к месту, где стоял Элл.
Она была довольна тем, что среди нескольких лекарей, каждые из которых специализировались только на одной болезни человека, ей удалось найти одного знахаря «широкого профиля». К счастью, он согласился дать требуемое заключение о наступлении смерти. Его согласие было предопределено уже тогда, когда он увидел в руках Ниямы приличную сумму денег. Наум, без лишних слов, сразу стал собирать свой лекарский чемодан.
 Подойдя к учителю, она громко объявила, что привела человека, который сейчас засвидетельствует смерть их брата, после чего можно будет уносить его тело домой.
По дороге в город Элл подготовился к процедуре «оживления», поэтому, не раздумывая, обратился к Науму:
– Осмотри тело моего апостола и объяви всем: жив этот человек или умер?
Лекарь демонстративно выложил перед носилками всевозможные инструменты и приступил к обследованию. Он стучал небольшим молоточком по коленной чашечке Неверьяма, делал глубокие уколы в его пятки, специальным приспособлением слушал сердце, поднимал веки и рассматривал зрачки «умершего», в разных местах пытался прощупать пульс – всё тщетно.
Сложив инструмент в небольшой чемодан, он громко, во всеуслышание объявил:
– Этот молодой человек перестал дышать сразу после восхода солнца. В то время у него, по Божьей воле, остановилось сердце.
– Ему уже ничем не поможешь, – добавил он, собираясь уходить.
– Постой, лекарь! – остановил его Элл. – Останься возле меня! После того, что сейчас сделаю я, тебе придётся ещё раз осмотреть тело апостола!
Нияма тут же исполнила своё дело: стоя на коленях у головы «усопшего»,  она незаметно для окружающих провела рукой по лицу «умершего» и, всплакнув, отошла в сторону.
На самом деле она поднесла к его носу платочек со специальным раствором для того, что б через мгновение он начал приходить в себя.
Учитель сразу увидел, как стала оживать грудь Неверьяма. Подняв руки к небесам, он громогласно произнёс:
– Отче! Благодарю Тебя за силу, которую Ты дал мне, своему Сыну! Благодарю за веру, которую Ты зародил во мне вместе с моим рождением! Благодарю Тебя, Отче, и иду к Тебе на небо со смиренной просьбой, чтоб Ты не лишал меня моего лучшего апостола!
Он так увлечённо и вдохновенно говорил, что даже не заметил, как умоляюще смотрит на него Нияма. Она знала, что ещё миг – и Неверьям сам встанет с носилок.
Но, странное дело: хотя «покойник» на самом деле уже спокойно дышал и явно пришёл в себя,  он не подавал никаких признаков жизни, заслушавшись приятной речью своего учителя.
Элл ничего этого не видел и, подняв голову к небесам, приказал:
– Неверьям, брат мой! Встань и обними меня!
И в это самое время маленькая тучка пролилась на землю.
Вопль ужаса и страха переполнил площадь, когда все увидели, как Неверьям (услышав зов учитель), отряхивая с себя капли дождя, стал медленно подниматься, простирая руки к Эллу. Когда они обнимались и радовались чуду «оживления», тревожные крики людей переросли в торжественно-восторженные возгласы:
– Мессия! – кричали одни.
– Это настоящий Сын Божий! – утверждали другие.
– Слава Господу и его Сыну! – доносились голоса с разных сторон.
Элл, не давая опомниться ни себе, ни людям, прокричал в толпу:
– Так идите же и всем расскажите, что вы видели и слышали: слепые у меня прозревают, хромые ходят, прокажённые очищаются, глухие слышат, мёртвые воскрешаются! И блажен тот, кто не соблазнится мной!  Ибо я не пророк, а человек, в чьём сердце живёт сам Бог, точно так, как и я живу в сердце моего Небесного Отца! Идите же и расскажите обо всём этом!
Науму, уважаемому лекарю, не пришлось делать официального заявления, что умерший человек вновь ожил: все видели это и так. Он, под шумок, ускользнул от острого взгляда Ниямы и поспешил скрыться в своём маленьком доме.
Восхищённый народ обступил Элла плотным кольцом, и ни у кого не возникло желания задавать какие-нибудь вопросы, тем более отрабатывать деньги, врученные троим «больным» за их мнимое излечение. В то время не было даже понятия о таком виде преклонения и восхищения, как, например, автограф. Вместо этого существовал трогательный и смиренный жест поклонения – касание нижней части хитона, а если повезёт, прикосновение к руке, к ноге или к посоху праведника.
Насмехаясь над таким детским умилением публики, Гадиан не брезговал брать из рук зажиточных горожан продукты, деньги и другие ценности «для страждущих и нуждающихся».
Но как  хорошо – и за это спасибо Богу-Отцу! – что в тот триумфальный для Элла момент никто из слепых, немых, глухих и калек, в свою очередь, не обратился к нему за помощью!.. 
Никанор, главный агент первосвященника, не веря собственным глазам, некоторое время стоял в оцепенении, не зная, как вести себя в такой ситуации. Среди волнующей толпы и всеобщего ликования он со своими людьми мог только констатировать факт оживления умершего, хоть и не верил этому.
Помня наказ, что Элла нельзя арестовывать, нельзя даже осуждать его поступки, он дал короткий приказ: «всем убираться вон!» а сам с поникшей головой пошёл в сторону храма.
Первосвященник Иосиф внешне спокойно выслушал доклад своего помощника, хотя на самом деле был несколько смущён. Ещё бы: в его владениях какой-то проходимец посмел дурачить народ мнимым оживлением усопшего!
Он решил сразу пойти к Ханану, но передумал, приказав немедленно доставить к нему Наума и Гадиана.
Не привыкший к неисполнению повелений, он с удивлением узнал, что лекаря дома не оказалось, а апостол ушёл вместе с учителем в родное селение.
– Разве этот, прости, Господи, Гадиан  не знает, что ему, после подобных чудачеств Элла, необходимо немедленно прибыть к тебе или прямо ко мне! – негодовал Иосиф. – Ищите его и этого продажного лекаря!
Склонив голову, Никанор вышел из храма.
Не успел первосвященник собраться с мыслями, как ему доложили об ещё одном событии, которое только что произошло возле самого храма, с участием все того же Элла.
Оказывается, после чуда-«оживления» он не повёл своих людей за пределы города, а, окрылённый славой, в сопровождении многочисленного люда, пошёл к храму. Там он снова стал говорить то, что много раз повторял своим приверженцам:
– Место истинной религии находится не в шуме суетных городов, а в тихом спокойствии полей, в обществе скромных и простых людей!
Всё ещё находясь под впечатлением смелых высказываний Крестителя, он во весь голос кричал:
– Мне не нравится невежественное самодовольство зажиточных горожан, которые заботятся только о своих прибылях, забывая о высоком и духовном.
Бедный Элл тогда не понимал, что без поддержки населения города, в том числе аристократии и влиятельных лиц, его религия может разбиться об высокие стены правящей власти. Но он подсознательно боялся своего краха, часто повторяя фразу: «Если я умру, то все мои старания вмиг забудутся!»
Сейчас, находясь среди многочисленной толпы простых людей и купаясь в неожиданной славе, он снова набросился на служителей храма, которые готовились к очередному празднику.
Указав, что священники из храма сделали базар, где торговали животными для жертвоприношений, где иностранные монеты менялись на местные деньги, имеющие хождение в храме, он предпринял попытку вразумить всех продающих и покупающих.
Прилюдно он громко заявил:
– Только мой дом домом молитвы наречется, а вы делаете из своего вертеп для разбойников!
Эти слова так подействовали на меновщиков и продавцов голубей, что они стали выкрикивать в адрес Элла и его учеников оскорбительные слова и готовиться к физической расправе над теми, кто будет совать свой нос в храмовые дела. От вида откровенной агрессии, некоторые апостолы схватились за бичи из толстых верёвок и выявили готовность к тому, чтоб силой защитить Мессию и, заодно, заставить продавцов исполнить его волю.
Неизвестно, чем бы закончилось это противостояние, если бы вовремя не вмешалась храмовая охрана. Крепкие и рослые мужчины довольно грубо вывели Мессию и его приверженцев за ворота.
– Эй вы, торгаши! – кричал вслед им Элл. – Ваше место на базаре за прилавком!  Вы думаете, это вы меня выгнали, нет, это я, если захочу, могу вообще разрушить ваши хоромы и за три дня построить новый храм, нерукотворный!
Такие дерзкие слова были сказаны им впервые, и от страха ахнули даже его апостолы.
– Да как ты смеешь поднимать руку на религиозную святыню?! – выходили из себя священники и другие служители храма.
– Прочь отсюда, вероотступник! – вторили им женщины из недавно восхваляющей его толпы.
– Бросайте в них камни! – поддержали большинство остальные, и Элл, со слезами на глазах, отступил.
Но настоящим потрясением для него было то, что многие из его учеников, уходя за территорию храма, стали с какой-то враждебностью смотреть на него.
Совсем недавно они гордились им, и свет надежды освещал их путь, но сейчас, когда он пророчил гибель храму, они засомневались: такой человек не мог быть Мессией!
«Как же так, – думали они, – ведь он обещал торжество справедливости, а сам только что оскорбил Закон и настроил против себя весь город. Он либо вправду безумец, либо обыкновенный обманщик!»
Услышав о тревожных событиях у стен храма, первосвященник не стал  ждать, когда к нему доставят  апостола и лекаря. Не мешкая, он отправился к Ханану, точно зная, что тот уже обо всём знает.
Но Иосиф ошибся: владыка не только знал о происшедшем, а и успел собрать у себя в резиденции всю верхушку власти, за исключением его и наместника.
«Значит, Гадиан и Наум уже побывали здесь раньше меня», – догадался первосвященник, злобно прищурив глаза.
– Что-то ты, Иосиф, стал стареть на глазах, – вместо приветствия обратился к нему Ханан. – Раньше ты был попроворней и успевал раньше меня узнавать о беспорядках в городе.
Он указал ему место за длинным столом, разрешив присесть на стул без именного плаща, в который все приходящие к нему должны были быть облачены.
Ханан долго молчал, поглаживая рукой свой драгоценный перстень и любуясь «вечными» свечами.
Он собрал их для того, чтобы ещё раз объявить о том, что Элла трогать  нельзя. Но, почему: он так и не скажет.
Сам владыка понимал: так будет до тех пор, пока не станет известно, кто такая Омела и какую роль она играет в судьбе его племянницы.
С другой стороны, он сейчас же расскажет о том, что, по его инициативе, правитель соседней территории скоро нейтрализует Крестителя, который посмел взять на себя ответственность прилюдно объявить пришествие Мессии в лице бродяги Элла.
Ханан был искренне удивлён, когда недавно о подвигах этого пророка рассказала сама Арита, находясь со своей матерью у него в гостях.
Тогда, чтоб угодить дяде, племянница назвала дату своей свадьбы, но он вдруг изменил своё решение и попросил отложить веселье.
– А что случилось? – удивилась она, но ответа так и не получила.
Не будет же он рассказывать, что пообещал  Гадиану отдать ему её в жёны, если тот до конца исполнит свой долг? Не станет же он признаваться, что, на самом деле, не собирается держать своё слово: ему просто нужно выиграть время, чтобы разом избавиться и от Элла, и от его неверного апостола, и от всех остальных его глупых учеников!
Впрочем, похождения Элла его не интересовали: такие проповедники, как он, ходили по сёлам в больших множествах. Ничего не стоит в любой момент стереть с лица земли всех этих странных “праведников». Но его беспокоила тайная связь Ариты с няней и почему Омела имеет на неё такое огромное влияние?
Пауза в его кабинете затянулась надолго и владыка, стряхнув воспоминания, вернулся к действительности.
Окинув взглядом покорно сидящих мужей, он пожалел о том, что собрал их. Толку от этого не было никакого, а попусту сотрясать воздух надоело. Уже много лет у него не было верного человека, которому можно было доверить и поручить исполнить важное дело. Впрочем, такие люди у него периодически появлялись, но, вкусив власть золота и безграничного влияния на людей, все они очень скоро портились. И тогда ими, в лучшем случае, до такой степени овладевала лень, что их приходилось увольнять,  а в худшем – они становились предателями и продавались другим правителям. Ханан не прощал ни тех, ни других и его слуги-палачи безжалостно уничтожали изменников.
– Так кто он, этот  безумный Элл, который не боится разрушить наш храм, строящийся уже сорок шесть лет? Трудно поверить, что он грозит его вмиг разрушить и построить новый, да ещё за три дня! – гневно разрывал тишину Ханан. – Впрочем, говорят, он хороший каменщик и плотник – может, действительно ему это по плечу? Может, разогнать всех ваших мастеров и специалистов по строительству храма, а нанять одного, который способен заменить их всех, вместе взятых?  Вы так и скажите, а я смогу договориться с каменщиком о цене.
– Дожились: нас обливает грязью неизвестно от кого рождённый пастух, а вы, с вашими никчемными агентами и целой армией священников, ничего не можете с ним поделать!
Присутствующие, седовласые мужи, недовольно молчали, искоса поглядывая друг на друга. Многие из них давно знали и изучили постоянные причуды Ханана, и ни у кого не возникло желания напомнить ему, что он лично приказал не трогать Элла. Как же можно было бороться с тем, с кем запретили бороться?
Священники догадывались, что владыка ведёт какую-то свою игру, о правилах которой никто из них не знал, как не знали, чем может закончиться эта интрига для каждого лично. Уже много лет, по установленному негласному правилу, проходили подобные собрания, где разрешалось говорить только одному из присутствующих – самому Ханану. Высказывать при всех своё мнение было смертельно опасно, наравне с тем, что спокойно можно было говорить только наедине с ним. 
Словно прочитав их мысли, председательствующий вскочил со своего места:
– Когда-то я говорил вам, чтоб даже имя этого «пророка» никто не смел называть. Говорил? И что же? Его имя по-прежнему не сходит с уст местных жителей.  Мало того, так он ещё и успешно лечит специально для него подобранных «больных» людей! Его объявляет Мессией самый уважаемый пророк, которого многие называют Хаматвилом! И этот же проходимец, заручившись поддержкой нашего лекаря,  прилюдно «оживляет» «апостола!» Наконец, обнаглев, этот „герой“ угрожает разрушить нашу святыню! Если вы до сих пор не поняли, что этот »Мессия» стал угрожать не только нам лично, но и нашим вековым устоям, то пойдите к нему и послушайте, как он призывает народ не работать, а богатым предлагает раздать всё своё имущество бедным. И всё это ради какого-то мнимого спасения на земле и вечного счастья в Царстве Небесном!
– Вы знаете, – продолжил удивлять своей осведомлённостью Ханан, – почему сын плотника выступает против жертвоприношений нашим богам? Я уверен, что не знаете. Так я вам расскажу. Дело в том, что по нашим Законам жертвоприношения нужны, поскольку считается, что пища необходима человеку для продолжения его жизни после смерти. Прекращение жертвоприношений может вынудить покойного есть свои экскременты, что может привести к его окончательной смерти. Элл всё это отрицает и обещает, что в его Царстве никто не будет нуждаться в пище и питье! Всё, что будет нужно, даст Бог! Отсюда и выходит, что жертвоприношения уже не нужны! Ни жертвоприношения, ни наши Законы, ни боги вообще!
Если бы эти слова были сказаны кем-то другим и в другом месте, оратора наверняка тут же предали бы мучительной смерти.
Но в данной ситуации они звучали как набат и руководство к решительным действиям.
– Вот, наш уважаемый первосвященник успешно отслеживает каждый шаг смутьяна – и только! Он хорошо знает, что некий молодой человек по имени Элл возомнил себя Сыном Божьим, а какие-то душевнобольные людишки, развесив уши, бегают за ним по пятам и надеются в скором времени войти в его Царство полноправными хозяевами. Он смеет носить одежды, которые раньше носили только первосвященники и цари! А вам что – всё равно? 
Ханан снова уселся в кресло, и некоторое время, молча, смотрел на своих подчиненных. Он был доволен своей речью и тем, какой ужас она навела на чиновников.
«Пусть не расслабляются!» –  подумал он и решил заканчивать собрание.
– Вам хорошо известно, что значат слова – «дамнацио меморие».  Они означают, что я официально выношу Эллу первое нетелесное наказание, именуемое наказание молчанием. Но, поскольку об этом я говорил раньше, а вы не оправдали моих ожиданий, мне придётся объяснить, что вам нужно делать для выполнения этого приговора. Запоминайте, повторять не буду! У вас есть достаточно людей, чтобы очернить имя этого «пророка». Нужно объяснять населению, каким нечестным способом он лечит больных и оживляет мёртвых. Ваши агенты должны прилюдно задавать ему провокационные вопросы, которые подтолкнут его на взаимные оскорбления власти и религии, из-за чего, в конце концов, от него отвернутся его ученики и так называемые апостолы! Не мне вас учить, как это делается. Но о каждом его шаге я должен знать лично и немедленно!
Ханан закончил свою речь и подошёл к окну, оставаясь стоять спиной к присутствующим. Это служило знаком того, что все они могут уходить.
Когда слуга доложил, что мужи покинули особняк, он приказал привести к нему Гадиана, который на время проведения собрания был помещён в специально отведённую ему дальнюю комнату.
Апостол с поклоном зашёл в просторный зал и преданными глазами посмотрел на владыку.
Ханан не любил, когда кто-либо смотрел ему в глаза. Недовольно отвернувшись, он заставил апостола задрожать всем телом.
–  Как ты смеешь пялить свои рабские глаза на своего повелителя? – грозно гаркнул он. – Или апостолам «Мессии» позволяется делать это?
Гадиан, ожидая за свою верность получить награду, а не взбучку, от страха потерял дар речи. Его ноги вмиг подкосились, а рыжая бородка стала мокрой от стекающего со лба пота.
Ханан подождал, пока он придёт в себя и, изменив тон, провёл с ним короткую беседу. Суть её сводилась к тому, что Гадиан не оправдал оказанного ему высокого доверия, что кто-то в обществе Элла играет им, как сам хочет, что при такой работе платить ему никто не будет, хотя сам владыка слово своё держит.
– Я выполнил своё обещание и расстроил свадьбу моей племянницы, – сообщил он приятную новость. – Но и ты пока не получишь её в жёны.
– Не получишь, – повторил он, – если не сумеешь перехитрить своего учителя.  Кстати, узнай: кто такая эта Нияма и куда подевались женщины с родимыми пятнами на лбах? Элл наверняка знает об этом.
Ханан не стал больше задерживать «гостя» и Гадиан поспешил удалиться прочь.
Ему предстояло догнать учителя и объяснить своё отсутствие тем, что он задержался у ворот храма, раздавая милостыню нищим.
А в это время Элл со своими обескураженными учениками и апостолами бежали из города.
Всю дорогу учитель угрюмо молчал и никого, кроме Марии, к себе не подпускал. 
Всем было известно, что в таком отрешённом состоянии Элл может разговаривать только со своим Небесным Отцом, видеть и слышать которого, позволено только ему и никому больше.
«Мне нужно снова уйти в пустыню или некоторое время пожить вместе с Крестителем, – про себя решил он и мысленно попросил благословения у Бога. – Они засомневались во мне, значит, вера их недостаточно крепка для того, чтобы с ней можно входить в сердца людей. Вот только увижу Ариту – и сразу уйду!»

ГЛАВА 23
По прибытии в посёлок Гадиан наскоро привёл себя в порядок и направился к знакомому ему дому. 
По-хозяйски смело зайдя в прихожую, он, на правах друга детства, расцеловал в обе щеки Ариту. После он поздоровался с её мамой и долго тряс мясистую руку недовольного его визитом Симону. Приход незваного гостя совпал с застольем местной аристократии. Знатные люди пришли сюда отобедать, обсудить последние новости в городе, да и просто посплетничать.
Несмотря на то, что Гадиан был человеком Элла, и деятельность их сообщества в последнее время не поощрялась властью, в этой семье к нему относились сносно, догадываясь, что он одновременно и тайно выполняет задания Ханана.
Хозяин нехотя пригласил апостола к столу, представив его как друга Ариты и близкого друга Элла.
Захмелевшие гости, чередуя разговоры с приёмом пищи,  поначалу не обратили внимания на «новичка». Угождая чрево разнообразными яствами, где были и жареная птица, и рыба, и сладкий пирог, овощи и фрукты, уважаемые гости забывали споласкивать руки в небольших тазах, наполненных водой с порошком из малахита, стоящих возле каждого под столом.
Как то в один миг присутствующие за столом мужчины отставили в стороны кубки с гранатовым и виноградным вином. Женщины последовали их примеру и тоже перестали смаковать густое ячменное пиво. Всех их вдруг объединил один интерес, с которым они стали  рассматривать того, кто был непосредственным свидетелем «воскрешения» человека  и других чудесных деяний Элла.
Не предлагая апостолу присоединиться к трапезе, гости попросили его рассказать что-нибудь интересное из их похождений, и он не заставил уговаривать себя дважды.
Довольный таким откровенным вниманием к своей персоне, Гадиан сел напротив Ариты и с восторженным хвастовством объявил, что он является вторым человеком в сообществе после Элла, а может быть, даже был наравне с ним, поскольку именно на нём лежала почётная обязанность казначея.
– Многие вопросы мне приходится решать самому: кому одежду или обувь купить, какие продукты приобрести, кому и сколько дать денег?
Слушая слова своего воздыхателя, Арита просто улыбалась, вызывая ревность в глазах рядом сидящего Антония.
Во время очередного рассказа Гадиан попросил Ариту подтвердить его слова, и она согласно кивнула головой, практически не слыша его - её сердце вырывалось из груди от предчувствия скорой встречи с единственным любимым мужчиной.
Она с нетерпением ждала окончания этого спектакля, но казначей общины только входил во вкус, неустанно рассказывая о похождениях Элла.
– Странно всё это, – первым вступил в разговор гладковыбритый мужчина среднего возраста, известный в округе купец. – Если ваш учитель такой умный и способный, почему бы ему самому не пообщаться с нами – образованными людьми. Кто его знает: может быть, мы смогли бы найти с ним общие интересы и единый взгляд на многие спорные вопросы? Ведь не секрет, что наше покровительство могло бы сыграть решающую роль в его деятельности и придать вашей общине большой авторитет! Элл попусту бродит по сёлам с кучкой безграмотных молодых людей, которым палец покажи, и они будут утверждать, что только что видели ангела.  В нашем лице он нашёл бы вполне достойных союзников.
– А ведь скажут, обязательно скажут об ангеле, можете не сомневаться, – засмеялся Гадиан, – если сам учитель убедит их в этом!
– Ты не совсем прав, уважаемый, – откинувшись на стуле с высокой спинкой, обратился к купцу пожилой рослый мужчина. – Такие, как мы, не нужны их учителю по той причине, что, если мы станем подавлять его маленький мир нашими обширными знаниями и большим опытом, то от его религии может остаться один прах! Вероятно, его идеи как раз и строятся на том наивном людском непонимании, которое порождает в них искреннюю веру и полную зависимость. Наше вмешательство, несомненно, может только навредить ему и его, вполне приличной, утопии о наступлении Царства Небесного.
– Нет, дорогие мои, – поднял кубок с гранатовым вином молодой человек с аккуратно стриженной тёмной бородкой, – что б вы ни говорили, а Элл заслуживает нашего уважения. Хотя бы потому, что он смог собрать вокруг себя много людей, придать их вере новое дыхание, заставить заговорить о себе как о Сыне самого Бога! И, при всём этом, он ещё излечивает больных и воскрешает мёртвых. Я не знаю, как ему это удаётся, но у меня бы так не получилось!         
Симон недовольно заёрзал на стуле и подал команду прислуге наполнить вином все кубки.
Последний оратор догадался, что такие высказывания нежелательны в этом доме и быстро сменил тему:
– Я предлагаю выпить это вино за всеми нами уважаемую семью Симона! И особенно за прекрасную из прекраснейших девушек – божественную Ариту!
Всем, конечно, понравился этот тост и даже дамы, поддерживая своих мужчин, подняли чашки с пивом.
Но, взбудораженные интересной темой, аристократы, невзирая на слабые протесты хозяина, снова заговорили «о запретном».
На этот раз с вопросом к затосковавшему апостолу обратилась роскошная, увядающей красоты, дама. Одета она была в обворожительное платье с широкими рукавами с бахромой, которые, по новой моде, не были опущены ниже кисти. Посверкивая драгоценными браслетами на руках, она задала свой вопрос: 
– Я слышала, что этот, как его…ну, ваш учитель может ходить по воде и не тонуть… Ты видел это?
Гадиан был удивлён, что эту историю знает ещё кто-то, кроме них. Помнится, Элл после совершения такого чуда запретил даже вспоминать о нём.
Сейчас апостолу было приятно удивить уважаемых гостей необычной историей. В то же время ему было обидно, что публика интересуется не им лично, а тем, о котором говорить вовсе не хотелось, особенно в присутствии любимой женщины.
Он наигранно проницательно окинул всех взглядом и, почтительно поднявшись, заявил, глядя на Ариту:
– Я видел только то, что видели все присутствующие там. А мы действительно видели, как он шёл по озеру к лодке, которая за что-то зацепилась и женщины, находящиеся в ней, не могли причалить к берегу.   
– А кто-нибудь из вас пробовал, вслед за ним, пройти по тому же месту? – не дав возможности женщинам восхититься по этому поводу, вдруг спросил пожилой мужчина. – Может быть, в том месте была обыкновенная мель?
Рассказчик отрицательно покачал головой, хоть и удивился: как ему самому тогда не пришла в голову идея проделать элементарный эксперимент?
За столом, между тем, послышался добродушный смех.
– Эх вы, создатели чудес, – покачал головой пожилой плотный купец, знающий цену пустому славословию, – надо же сначала проверить, а потом уже разносить повсюду весть о божественности учителя!
Гадиан поник головой и понял, что интерес к нему скоро иссякнет совсем.
Тогда он вдруг сказал то, о чём, в присутствии Ариты, говорить не должен был и не собирался:
– Проверить, говорите? А как насчёт того, что мне известно, как Элл воскресил из мёртвых своего брата?
Арита сверкнула глазами, с трудом сдерживая себя, но апостол уже закусил удела.
– То, что городской лекарь зафиксировал его смерть – это неправда! Его подкупила неизвестно откуда взявшаяся женщина по имени Нияма!
– Она сама сказала тебе об этом? – стараясь выглядеть безразличной, насмешливым тоном спросила его Арита.
Гадиан осёкся, понимая, что открылся зря, некстати и не вовремя.
Но отступать было уже поздно.
– Так вот, – неуверенно продолжил он, игнорируя вопрос Ариты. – Я лично знаю, что тот «мертвец» был не мёртвый, а просто мертвецки пьяным. Накануне мы выпили много крепкого вина: он оказался таким слабым, что на следующее утро до самого полудня не мог прийти в себя. Он спал так крепко, что внешне походил на покойника.
Пока присутствующие отходили от лёгкого шока по поводу такого откровения апостола,  Арита вдруг поднялась и с насмешкой сказала:
– Наверное, ты прав, мой духовный брат. В то время там все были пьяны: и ты, и Неверьям, и Элл, и лекарь – все, даже присутствующие горожане были мертвецки пьяны!
Сказала и, сославшись на головную боль, ушла в свою комнату.
Её слова сильно смутили не только зарвавшегося рассказчика, но и всех едоков.
– Да, – чтоб нарушить неловкое молчание, заговорил Симон, – моя умница, если захочет, любого поставит в неловкое положение. Уверен, что их, так называемый учитель, столько натерпелся из-за неё, что теперь, когда она навсегда ушла от него, безумно рад этому! Но давайте забудем об этом разговоре, тем более, вам хорошо известно мнение владыки на этот счёт.
Гости согласно кивнули, выпили и закусили, после чего непринуждённо стали общаться друг с другом на другие темы, окончательно потеряв интерес к хвастливому апостолу.
Тогда Гадиан самовольно, без приглашения припал к спиртному. Выпивая один кубок за другим, он быстро опьянел и, пользуясь занятостью хозяев, вскоре незаметно покинул их общество и пошёл к Арите.
Он тихо постучался, и девушка позволила войти. Указав на широкий стул, стоящий у окна, она предложила ему присесть, оставаясь стоять возле двери.
– Ты не боишься, что я всё расскажу Эллу? – сразу набросилась на него она. –  Если ему станет известно, о чём ты тут говорил, он сразу выгонит тебя из общины! А если узнает, кто ты есть на самом деле – не видать тебе Царства Небесного, как своего нечёсаного затылка!
– Мне важно, чтоб меня не выгнала ты, – спокойно ответил апостол, разглаживая свою козлиную бородку. – Если мои старания не приведут к нашему с тобой счастью, тогда я сам уничтожу и Элла, и тебя!
Он сидел такой самодовольный и уверенный в себе, что Арите вдруг захотелось выгнать его прочь, чтобы не убить одним нажатием пальца на известное ей место на теле человека.
– Милая моя, у меня есть деньги, и скоро их будет очень много. Я, заручившись согласием твоего дяди, попрошу у Симона твоей руки, и ты вынуждена будешь покориться мне! Этот вопрос почти уже решен, так что будет лучше, если ты, хотя бы с этого дня, не будешь упрямиться, и станешь более податливой.
Арита вспомнила слова Омелы, которая говорила, что Гадиан нужен им таким, какой он есть. «Лучше предатель открытый, чем скрытный и неведомый» – не раз поучала она. Но для чего он был нужен и почему Элл, зная, как он опасен, не избавлялся от него, Арита не знала.
Давно приученная не задавать лишних вопросов, девушка вынуждена была ждать, когда Гадиан откроется сам – и она терпеливо ждала.
Однако он молчал тоже, и такая ситуация, вызванная упорным домогательством апостола, вынудила её начать действовать самой.
Она ведь не знала, что ненавистный ей мужчина ведёт себя с ней уверенно и развязно, доверившись пустым и коварным обещаниям Ханана. Его нужно было сейчас же остановить, выиграть время, и Арита сменила тактику.
– Не будь таким настойчивым, дорогой, – улыбнулась она. – Сначала нужно мирно решить вопрос с Антонием, который надеется на нашу свадьбу, потом поговорить с нашими родителями и, наконец, с моим дядей. Ты же знаешь, что мой отец стал влиятельным человеком в нашем селении, и не только здесь. О всесильном дяде ты знаешь тоже. Так что давай подождём: если всё уладится и не будет никаких препятствий, я с радостью стану твоей женой, договорились?
Гадиан от такой внезапной и приятной перемены раскраснелся, отчего рыжий чуб отвратительно заблестел жирным потом. Довольный такой близкой перспективой, он, как и любой влюблённый мужчина на его месте, потерял элементарную бдительность. Обещания девушки растекались по его телу горячим, хмельным бальзамом и туманили простой здравый смысл.
Конечно, он поверил ей и уверенно сказал:
– Согласие твоего отца я беру на себя! Он не смеет отказать мне, если будет согласие твоего дядя!
Гадиан подошёл к ней и взял её за руки. Ощутив на них липкую вязь дурно пахнущего  пота, Арита брезгливо отшатнулась и мягко освободилась от него.
– Я подожду хорошей развязки дела, дорогой. Но до этого часа я прошу не приходить ко мне. Вдруг у тебя ничего не получится? Тогда я лишусь и тебя, и Антония.
Он снова поверил ей и, поцеловав руку слюнявыми губами,  быстро покинул её комнату.
Так же незаметно для хозяев и гостей он выскочил на улицу и торопливо пошёл своей дорогой. Разговор с Симоном он решил отложить до того времени, когда Ханан лично даст своё согласие на его брак с Аритой.
Дождавшись ухода надоедливых гостей, Омела тайно провела в комнату Ариты Аглу, которая должна была занять её место в спальне. Арита достала из шкатулки и взяла с собой маленький горшочек, наскоро расцеловала свою подружку и тут же сбежала от неё, спрыгнув из окна на землю. 
Пробравшись через калитку на улицу, она побежала к известному ей месту.
Вскоре, забравшись невысоко в горы, она нашла мрачного учителя на их старом месте под большим орешником. Он стоял спиной к дереву и шептал только ему известную молитву. Девушка знала, что Элл придумал её сам, никому не говорил об этом и пользовался ею только тогда, когда ему было очень плохо.
И ещё, что хорошо знала она, – это то, что в такие минуты разговаривать с ним было нельзя, ибо он либо вообще замкнётся в себе, либо попросту сбежит.
Арита тихонько стала рядом и стала ждать, когда он сам увидит её и сам первый заговорит.
К её удивлению, Элл внезапно прервал свою молитву и повернулся к ней лицом.
– Ах, Арита, – не сдерживая волнение, сказал он, – как я скучал по тебе! Как мне было тяжело без тебя! Как я боялся за тебя! Как я страдал!  Мечтал! Жаждал! И если бы не мои бесконечные молитвы, не знаю, что со мною было!
Девушка не верила своим ушам: учитель никогда не был таким горячим и многословным!
«Наверное, он таки созрел как мужчина, – подумала она. – Но всё равно надо бы, на всякий случай, угостить его моей усиливающей любовь яблочной смесью!»
Она бросилась к нему в объятия, подставляя свои ненасытные губы.
Элл, конечно, ответил ей тем же, и их длительным поцелуем любовались любопытные голуби, замерев на зелёных ветвях орешника.
Улетели они только тогда, когда Арита стала укладывать своего любовника на траву, сбрасывая с него и с себя нехитрую одежду.
Никакие тайные снадобья на этот раз не понадобились.   

ГЛАВА 24
В уже знакомом подвальном помещении ближе к вечеру появилась всё та же обстановка, состоящая из одного круглого стола, пяти стульев и толстого, застилающего весь пол цветного ковра.
На столе, накрытом белоснежной льняной скатертью, вытканной изящными узорами, так же стояло пять стеклянных фужеров, наполненных слабым ароматным сливовым вином, столько же небольших тарелок, куда было положены несколько видов фруктов.
Как в прошлый раз, повсюду горели множества ароматизированных свечек самых немыслимых размеров и форм.
Недалеко от почти неприметного входа в подвал так же стояла крытая карета с парой запряженных белых кобылиц. Кучера, как и прежде, там не было, а на месте, где он должен сидеть, снова играла с кошкой девочка лет двенадцати.
Вскоре в подвал одновременно спустились четыре женщины, разглядеть которых на улице из-за наступающих сумерек не было никакой возможности.
Они зашли в единственную комнату, и некоторое время рассматривали друг друга, как будто виделись впервые.
Все они были одеты в одинаковые длинные платья, только теперь правая сторона была белая, а левая – чёрная, узкие рукава не закрывали запястья изящных рук и имели противоположный цвет: правый – чёрный, левый – белый. На закрытых платьями ножках так же блестели белые туфельки с красным отливом с небольшими каблучками.
Женщины, словно на тренировке, как и прошлый раз, сбросили в угол белые шелковые платочки, и на высоких, открытых шеях каждой снова можно было увидеть жемчужные ожерелья, которые плотным кольцом сжимались тонкой невидимой золотой нитью. В маленьких ушках по-прежнему сверкали миниатюрные золотые кольца, и каждые пальчики украшали колечки, но разной толщины и разной формы.
Всё начиналось, как всегда, по одному и тому же сценарию.
Когда, почти сразу после них, появилась красавица Лона с неизменной диадемой на голове и заняла своё место за перегородкой, все сели по кругу, спиной к столу.
Хозяйка снова рассматривала своих подопечных и выдерживала длительную паузу.
Наконец она подняла свою белокурую голову и заговорила:
– Время, которое мы так ждали, уже скоро наступит. Но меня беспокоит нерешительность нашего воспитанника, который имеет все шансы стать царём, но боится этого и, кажется, не хочет. По-моему, мы немного перестарались и превратили его больше в любовника Ариты, чем в любящего Сына своего Небесного Отца.
– Но о каком бессмертии может идти речь, если в его общине процветают: тайная проституция, открытое прелюбодеяние, пьяное кровосмешение, насилие с помощью магии и даже скрытая форма содомии! – без гнева, но с нотой порицания заявила хозяйка. – А всё это происходит потому, что все они ждут скорого конца света! Заметьте, не личного бессмертия, а конца света вообще, для всех! Как это глупо и смешно! Они таким способом прощаются с земной жизнью и надеются на призрачное бессмертие на небесах! Наши предки-мужчины, желая снова стать бессмертными и одновременно иметь порочные связи с женщиной, вступили с Богом в сговор и заключили с ним своеобразный Завет. С тех пор самое любимое Богом мужское население стало делиться с Создателем кусочками тела, обрезая свою крайнюю плоть. Некоторые хитрые и мудрые жрецы, ради возможности жить вечной жизнью, приносят в жертву всё своё тело, оставляя на нём незаживающие рубцы. Другие учёные мужи просто-напросто оскопили себя, есть и такие, которые вбивают себе гвозди в задницы. А самые безумные жрецы, надеясь на милость своих богов, вырезают себе одно яичко и кладут, вместо него, шарик из ароматических трав.
– Как хорошо, – с иронией сказала хозяйка, – что женщинам в этом смысле повезло больше, чем мужчинам! Надо же! Как это Бог мог пропустить такую возможность – лично познать каждую женщину? Если б не его упущение, нас бы всех, во время полового созревания, он лишал девственности, бросая в жертвенник окровавленный кусок девичьей невинности. Но мужская формула: «Отдать (часть своего тела), чтобы взять ( всю её нетленность)» – конечно же, кроме, как к уродству, ни к чему другому не приведёт. А женская формула: «Взять ( нетленную силу) и отдать (не имеющим эту силу)» – вполне может рассчитывать на успех. Нужно только найти эту силу!      
Лона вдруг ненадолго замолчала и, чтобы скрыть волнение, закрыла глаза. Она не любила говорить на эту тему, потому что вопросы бессмертия человека стояли на особом месте и обсуждались на самом верху их тайного сообщества.
Пожалев, что ей пришлось коснуться главного таинства, она, не открывая глаз, снова перешла к сегодняшней теме:
– Я не могу сказать, что в разгуле и разврате общины Элла виноваты мои помощницы Омела или Арита. Нет, не в них тут дело. Они достойно справились с задачей, так хорошо, что я решила… изменить своё решение.
Женщины затаили дыхание и застыли в ожидании.
Если Лона сказала, что меняет своё решение, значит, в их жизни тоже всё изменится. Пора бы! Им надоели детские шалости своих подопечных, и уже хотелось испытать себя в более серьёзном деле. Истосковавшись по настоящей работе, они, возбуждённо дыша, с томительным терпением ожидали ключевых слов своей хозяйки.
– Нужно сделать так, чтобы хорошая слава об Элле в самое ближайшее время разошлась повсюду. И, конечно, ни слова о его личных слабостях и разврате его разгульных апостолов и учеников! Чтоб одно только имя – Элл – наполняло души людей верой и красотой, излечивало больных и воскрешало мёртвых! А тех, кто будет мешать этому, нужно будет немедленно изолировать, подкупить, если понадобится – на некоторое время удалить, лет эдак на двести-триста!
– Когда нужно будет сделать так, чтобы его за эту славу арестовали? – просчитав наперёд ход мысли Лоны, спросила одна из них.
– Сразу после пика этой славы! – открыв глаза, коротко ответила она, довольная сообразительностью женщины.
– Я так понимаю, что его, именно за религиозные смуты, а не из-за любви к Арите, должны будут казнить, – высказала свою мысль другая женщина, понимая, что поторопилась с таким предположением.
Лона промолчала, ожидая новых идей.
– В таком случае, нам очень понадобится дочь, рождённая Аритой от Элла, – наконец, хозяйка дождалась ещё одной правильной идеи.
– Но, что человечеству даст его смерть и рождение девочки? – справедливо спросила четвёртая «роза», и все снова, недоумевая, сникли.
Лона не торопилась делать выводы. Она хотела понять, что потенциал этих женщин всё ещё оставался настолько сильным, что задуманная ею авантюра исполнится ими в точности.
– Смерть Мессии необходима по нескольким причинам! И одна из них – его зрелый возраст. Согласитесь: кому нужен Христос, который доживёт до старости и будет вызывать у людей только жалость! К сожалению, он не тот, которого мы ждали. Он стареет, и с этим ничего нельзя поделать. Однако, мы сумеем остановить его старение и оставить молодым навсегда!
Не успели женщины восхититься и подумать о том, что их хозяйка всё-таки нашла путь к бессмертию человека, как  Лона тут же перешла к своей излюбленной  теме:
– Цель, которая всегда нас волновала – это объединение всех людей в одну веру – веру в божественное начало женщины! Религия женщины – самая живая и вечная, как сама жизнь! Но эта религия всегда ущемляла мужчин, которые, веруя в ими же придуманные сказки Ветхого Завета, считают себя повелителями всего мира. Они никогда не допустят царства женщин, потому что, как утверждает их Закон, Бог создал первого мужчину, а потом из его левого кривого ребра появилась помощница-женщина. Но где вы видели такого Создателя-мужчину, который бы, имея могущество творить чудеса, вместо того, чтобы сотворить для себя прекрасную женщину, создаёт  грубое существо – «себе подобное?»
Неуловимые улыбки запорхали по комнате, но женщины, умеющие сдерживать эмоции, быстро сменили их на серьёзные лица.
– Мужчины никогда не дадут нам возможности доказать всем, что Бог сначала создал, как полагается, женщину, и только потом, когда Он насладился ею, стали естественным путём появляться дети обоих полов, по её подобию. Но нужно ли вообще доказывать, что именно женщины создали человека, зачав, выносив и родив его? А если так, то именно её нужно называть Создателем и относиться к ней как к божеству. Мужчины давно уничтожили все письменные доказательства женского начала, много раз переписывая древние свидетельства на этот счёт. Им необходимо всё сделать для того, чтобы очернить и принизить женщин, только бы без особых усилий пользоваться ими по своему усмотрению и – на некоторое время – для собственных надобностей. Но есть ещё мы - свидетели того, кто сотворил этот мир, украсил его цветами, звёздами, солнцем и луной! Ни один мужчина на свете не смог бы создать такую красоту! Потому что оценивать прекрасное, до самых мельчайших подробностей, может только женщина, от которой даже самые мягкие и тонкие звуки не отскочат, как отскакивают от бесчувственных и грубых мужчин. Потому что даже самые изящные волнообразные линии неба не запутаются в бездонных глазах нежной женщины, и она сумеет перенести их красоту на землю. Только женщина, которой от природы предоставлен дар и умение украшать свой собственный дом, делать его уютным и красивым, может украсить и весь общий дом – эту Планету!
Лона волновалась, и её густые веерообразные ресницы, как всегда в таких ситуациях, начинали вздрагивать, ритмично опускаясь и поднимаясь после каждой законченной фразы. Она была слегка возбуждённой, и так случалось часто, когда ею затрагивалась именно эта тема. А говорила она об этом всегда во время подобных собраний, чтобы сохранить живую память и укрепить истинную веру в неистребимость женского начала.
Строгая в вопросах воспитания своих подопечных, хозяйка требовала, чтобы всеми своими эмоциями женщины управляли на высшем уровне: пусть от них возгораются даже самые заядлые женоненавистники.
– Если ты испугана, – учила она, – то не дрожи всем телом, как осиновый лист: такая женщина вызывает у мужчины жалость и страх перед трудностями, которые он должен испытать, утешая её. Но даже испуганная женщина может выглядеть привлекательной, если дрожать будут только её пальчики, а соблазнительная грудь будет подниматься в такт неровному дыханию. Заплаканная женщина намного проигрывает той, у которой слёзы в глазах только блестят, вот-вот готовые вырваться наружу. Ради того, чтобы они не пролились, мужчины готовы на всё, чего не сделают для той, у которой всё равно уже всё пролилось. Ибо слёзы пролитые –  облегчение только для женщины, а ещё блестящие в глазах – настоящая пытка для бездушных мужчин. Громко и открыто смеющаяся женщина, безнадежно далека от той, которая просто мило улыбается. Такая улыбка, образующаяся от плавного движения плотно сжатых губ, не может не вызвать желания мужчины припасть к ним своим любознательным ртом. Та же, которая смеётся, широко открыв свой рот, искушает мужчину просто проникнуть к ней вовнутрь.
– При определённых обстоятельствах стоящая спиной женщина беспокоит и возбуждает мужчину больше, чем та, которая стоит перед ним с грустным личиком, хлопая пустыми глазами. Если мужчина не видит лица женщины, с которого легко «считывает» её желания и чувства, он почти всегда паникует. Со спины ему никогда не понять женщину, и он готов, ради малейшего понимания, идти на любые уступки.
– Молчание женщины и мнимая покорность, в то время, когда говорит мужчина, идеальное средство для покорения его самого. Ведь далеко не женщина та, которая своим криком хочет добиться понимания своего избранника, ибо слова женщины легче пуха, которые летят куда угодно, в разные стороны, только не в уши мужчины. Мы – из тех очень немногих, кто всё это умеет делать в совершенстве, и нужно добиться того, чтобы все лица нашего пола знали об этом и стремились к этому!
– Но меня продолжает беспокоить одна из нас, вернее, бывшая из наших – Сатана. Она самовольно использует тайные знания наших предков и вредит нашему замыслу – вновь перешла к делу Лона. – Мы продолжаем искать её небольшое сообщество, но пока безрезультатно. Чтоб стать единоличной хозяйкой мира, она так же, как и мы, ищет семя единственного мужчины, но наряду с этим организовала борьбу с лучшими представителями мужского пола. Это очень опасно, ибо её деятельность может глубоко ранить мужчину, а раненый самец равен раненому зверю, который становится злым и беспощадным ко всем без разбора. Она наглая и бесстрашная, но настолько умная и хитрая, что даже не хочет подкрашивать свои разноцветные брови в один цвет, потому что не боится быть узнанной! Для неё важнее держать всех в страхе, используя именно это своё отличие.
– Посланные мною люди пока не нашли её, но идут по верному следу – заявила одна из приглашенных. – Чтобы сбить иных преследователей с толку, отныне многие женщины имеют на лбах большие родимые пятна, которые легко можно стереть или опять возродить. Ханан клюнул на эту приманку. И пока его люди будут разгадывать этот «таинственный» знак и следить за подставными лицами, мы беспрепятственно сделают то, что должны сделать. 
– Сатаной на этот раз займёшься ты, – ни к кому определённо не обращаясь, сказала Лона, и одна из женщин коротко ответила: «Да».
Слово: «да» для всех их было святое и самое ходовое. Они хорошо были знакомы с золотым правилом женщин, которое гласило, что женщина всегда должна соглашаться. Другое дело, что последует за этим. Согласие уже само по себе расслабляет мужчин, и они чувствуют себя победителями, чем в полной мере может, в своих интересах, воспользоваться женщины. Искусная красавица, сказав мужчине «да», уже через миг может повернуть дело в другую сторону, и это не будет выглядеть отказом. После этого, возможно, сам мужчина уже не захочет её согласия или будет идти, ползти за нею, чтобы разгадать тайну внезапной перемены.
Другое слово женщин: «нет» – вызывает у мужчин животное желание сломить внезапно появившуюся преграду, унижает их мужское достоинство (женское достоинство их в этот миг не интересует) и ставит в такое положение, что им нужно либо насильственно переломить это несогласие, либо найти более сговорчивых особей.
 – Далеко не каждый мужчина, – поучала Лона, – услышав: «нет», готов свернуть горы и осыпать свою любовь алмазами, чтобы услышать долгожданное: «да». Многие самцы добиваются своего силой, или меняют объект своего желания: хорошо, что нас так много, и мы все разные. Мудрая природа создала женщин такими, что далеко не каждая имеет красивую внешность и тонкий, завораживающий ум. Если бы все мы были искусными, то такое прелестное однообразие через время приелось бы мужчинам, как приедается самое вкусное блюдо, если его подавать три раза в день. Поэтому все женщины исключительно разные: одна красива чертами своего лица, у другой обольстительная грудь, у третьей – тонкая талия и стройные ножки, у четвёртой – возбуждающий формами зад и обворожительная походка, у пятой – бархатные ручки и бездонно-умоляющие глаза, у шестой – роскошные волосы и сладко-сочные губы, у седьмой – миниатюрные ножки и обещающая любовь страстная улыбка; у… тысяча первой – аппетитные ямочки на щеках и покатые бёдра, у сто тысячной – кроткий, нежный голос и длинная, лебединая шея. И хотя выбор для мужчин очень богат, они, конечно, хотели бы попробовать всё и всех – ведь все они такие одинаковые! А нам так хочется снова любить идеальных мужчин-ангелов и верить, что мы сможем украсть у них бессмертие для женщин!
- К сожалению, есть и такие дамы, которые сразу говорят мужчинам: «да», отбивая у них охоту, бороться за нас. Как правило, их быстренько используют, вскоре бросают, и слёзы несчастных женщин приносят пользу только сухой, жаждущей влаги земле. Не лучше ли нам соглашаться, не соглашаясь, и играть самолюбием мужчин, как радуга играет с небом?
Лона некоторое время рассматривала свои кольца на пальцах, прокручивала их, как бы перемещая на одно, строго определенное место:
– Пусть же мужчинам всегда будет в радость недуг, который называется их стремлением к победе над женщиной! Пусть их недуг будет подобен тому, как некоторые сластолюбцы готовы не лечиться от лихорадки, лишь бы не лишать себя удовольствия получать облегчение от питья воды! Пусть будет так – пусть они завоёвывают нас, а мы будем отвоёвывать своё!
Предчувствуя желание женщин уже повернуться лицом к столу, хозяйка быстро перешла к главной теме:
– Арита должна тайно родить девочку, и об этой тайне должны «случайно» узнать четверо: Ханан, первосвященник Иосиф, Симон и Гадиан. Самому Эллу знать об этом пока не нужно. После его смерти я, согласно восточному обычаю, положу девочку к себе на колени и таким образом удочерю её. Она, рождённая от двух «ангелов», впоследствии должна будет навсегда заменить меня. Надеюсь, моё утверждение, что для рождения совершенного ребёнка не обязательно нужна красивая пара, а нужны хорошие производители, найдёт своё подтверждение. Ждать осталось недолго – всего-навсего до рождения и полного созревания нашей девочки. Тогда, в случае не наступления у неё менархе, жизнь женщин и людей вообще изменится и станет намного лучше, чем была даже на заре сотворения мира!    
Можно было не сомневаться, что присутствующие «посвящённые» точно исполнят любые повеления Лоны и скоро всё будет готово к тому, чтобы Элл начал помогать им в решении самой главной задачи.
Первоначальным его долгом было – стать царём и переписать историю рождения мира. В принципе, это можно было устроить и с помощью Ханана, который был у них заложником большой любви к Омеле. Но Лона, ещё до приезда сюда, посоветовавшись со своей бывшей, отошедшей от дел хозяйкой, поняла: такой царь, который может решить проблему только на территории своих владений, им не нужен. Царь, по их разумению, должен быть подобен Богу – со своим бесконечным влиянием на всех людей Земли.   
И тогда Лона нашла более действенный способ для осуществления своего плана.
Она поймала себя на странной мысли: её радует то, что никто из помощниц ни о чём не догадывается. Это был положительный момент для подтверждения её могущества.
«Если даже они ни о чём не догадываются, – думала она, – то осуществления моего плана вызовет среди простых людей такой восторг и поклонение, что доказывать реальность происшедшего не понадобится совсем!»
– Создать условия для нормальной работы Элла, нейтрализовать людей Ханана и случайных «доброжелателей» в лице конкурирующих сект и общин поручаю тебе – монотонным голосом проговорила она, и одна из присутствующих ответила: «Да, Лона».
– Организовать «тайную» беременность Ариты и всё, что с этим будет связано после, поручаю тебе – другим тоном сказала хозяйка, и третья женщина так же ответила согласием.
– И, наконец, пришла пора арестовать Крестителя и убрать его с нашей дороги. Конечно же, нужно будет немедля создать условия для того, чтобы его ученики перешли к Эллу. И ещё: пусть Иоанн пострадает за свои невежественные слова, много раз сказанные в адрес властей. Нужно утешить правителей и проверить на смелость нашего кандидата. Интересно: испугает ли Элла внезапная смерть Крестителя? Если так, то все наши усилия могут осыпаться прахом. Но это вряд ли.
 – Впрочем, – вновь сменила тон она, – смертью пустынника пусть займётся… Сатана.
Если бы можно было увидеть лицо Лоны, было бы гораздо легче пережить те чувства, которые испытывали присутствующие, услышав эти слова. Закрыв глаза, женщины в недоумении затаили дыхание, ожидая продолжения странного заявления.
– Сделать нужно так, чтобы Сатана узнала: мы, как своего ангела-мужчину, сильно оберегаем Крестителя. Я уверена, что она искусно расправится с ним, и всё ради того, чтобы показать нам своё величие и наше бессилие.
Остававшаяся без дела женщина прошептала: «Да, Лона» – и, довольные таким исходом дела, помощницы облегченно вздохнули.
Лона надолго замолчала и возникла реальная надежда, что официальная часть подходит к концу.
«Но почему хозяйка не посвящает нас в тайну будущей казни Элла? – думали все четыре женщины, не смея спросить об этом. – Почему никому из нас не поручается организация ареста Элла и выбор казни? Ведь, если она прикажет, можно всё дело организовать так, чтобы ни бедная Арита, ни его мать ничего не узнали об этом. Или, наоборот, ей нужны их страдания?»
Эти немые вопросы повисли в бездыханной тишине.
Хозяйка молчала, понимала причину их недовольства, но удовлетворить их желание не торопилась.
«Может, всё же найдётся кто-нибудь, кто догадается о моём замысле?» – со слабой надеждой думала она.
Но проходило время, и эту тишину так никто и не нарушил. 
– Сына Божьего уже мало кто слушает! А дальше будет ещё хуже:  новые поклонники у него не появятся – донёсся до слуха женщин твёрдый голос Лоны. – Все будут жадно веселиться, беспорядочно бросать свои семьи и работы и ждать конца света! Чтобы обрести массу поклонников и завоевать вечную славу Пророка, есть только один способ - запечатлеть свою собственную смерть! Он должен будет казнён самым позорным, страшным  и мучительным способом. Но его конец должен стать началом для вечной неземной жизни. Раз уж пока не получается по-другому, – дополнила она, намекая на естественную невозможность стать бессмертным. – Кто ж виноват, что давно утраченная способность жить без смерти заменена простым деторождением, которое служит только плохой бесконечностью, а не хорошей вечностью? Все вы прекрасно знаете, как скверно воспринимать такую шутку природы, в которой рождающий когда-то непременно должен умереть сам! Но ещё ужасней осознавать такой бесчеловечный факт: мало того, что рождающий человек умирает сам, так он ещё и рождает заведомо смертное!      
– Мне жаль Элла – с поддельным сожалением заявила Лона, возвращаясь к ранее сказанному – ведь он никогда не узнает, что его распятие – просто ребячье развлечение по сравнению с теми страданиями и муками, на которые он обречёт очень многих последователей-праведников. И всё это будет происходить из-за их наивной веры в его чудесное воскрешение, святой веры в его бессмертие и из-за совсем неземной религии. Что поделаешь, если земная жизнь подобна водовороту, в котором, по указанию могущественной силы, поочерёдно вращаются и возвышенное, и низменное! В этом безудержном водовороте добро и зло, гнусность и красота чередуются в определённом порядке, имея стремление достичь единственной заданной  цели! И с этим ничего нельзя поделать! И, как соль никогда не растворится в мёде, так солёное никогда не поглотит сладкое! В мире есть только правда и ложь, красота и безобразие – существующие, то отдельно друг от друга, то сливаясь в одно целое, а то и вообще – одно качество подменяется другим. В таком водовороте людских желаний постоянным является только безысходность, которую мы называем: «кольцом порока!»
Все её помощницы ошалели и обезумели от услышанного. Уж как они верили в могущество своей хозяйки, как они восторгались её делами и победами, но чтобы так закрутить это дело – было высшим гениальным достижением женского ума!
– Воскрешением и последующим появлениям Элла перед апостолами и людьми займётесь самостоятельно! Я знаю, что вы справитесь с этим несложным заданием!
После сказанных слов Лона, наконец, вышла из своего укрытия, села за стол и взяла в руку бокал.
Это было сигналом к тому, чтоб все присутствующие пересели, развернулись лицом к столу и тоже подняли бокалы.   
– Так мы выпьем за возвышение самой прекрасной и могущественной из всех женщин? – как тост, прозвучал вопрос одной из них.
И все разом подняли свои бокалы, до краёв наполненные волшебным напитком под названием «холодный огонь». 
Мягкий аромат множества свеч, вперемешку с запахом, исходящим от терпко-сладкого вина, наполнил комнату магическим воздухом, создавая иллюзию неземного благоухания и блаженства.
Посмаковав любимый напиток, первой из них покинула подвал Лона.
Вслед за ней ушли и все остальные.
 Во дворе кареты с белыми кобылицами уже не было.

ГЛАВА 25
Во время поездки к наместнику Антипе, резиденция которого находилась по ту сторону реки, Ханана ожидало полное понимание и радушие давнишнего знакомого.
Антипа встретил дорогого гостя в строгом белом одеянии, как было принято облачаться во время официальных приёмов. В сопровождении прислуги, они прошли на высокую террасу, густо поросшую виноградником.
Ханан окинул острым взглядом прилегающую к дому местность и остался доволен: все подступы к ним хорошо просматривались, значит, подслушать разговор никто не мог. Кроме того, террасу полукругом омывал искусственный пруд. Бывший первосвященник мельком оценил труд неизвестного мастера, который облицевал каменными квадратными плитами весь прилегающий кдому берег. Некоторое время гость смотрел на воду, где у берегов плавали белые лилии, и откровенно любовался плавающими птицами, названия которых он не знал.
Заметив рядом с собой нечто вроде причала, Ханан хотел было спуститься туда по каменным ступенькам, но Антипа запротестовал.   
Он вежливо и настойчиво предложил, для начала, выпить вина и указал место за небольшим, накрытым разными яствами столом.
В честь особого приёма Антипа предложил выпить пальмовое вино из дорогих бокалов, сделанных из твёрдой скорлупы пальмового ореха.
Ханан и раньше угощался таким изысканным напитком, но никогда не спрашивал о том, о чём спросил сейчас:
– Может, ты выдашь тайну: кто поставляет тебе такое шикарное вино и как оно делается?
Антипа дружелюбно улыбнулся, наполняя напитком круглые чаши:
– Кто поставляет, извини, сказать не могу – семейная тайна! А вот как оно делается – пожалуйста. Пальмовое вино получается в результате брожения сока, вытекающего из места среза соцветия. Кстати, существует поверье, что бокалы, сделанные из пальмового ореха, придают любому напитку омолаживающую силу!
– Что ж, спасибо и на этом, дорогой Антипа. Омолаживающая сила мне ещё понадобится!   
С удовольствием выпив и закусив крупным виноградом, гость поинтересовался здоровьем правителя, его семьи, а после - государственными делами.
Антипа рассказал обо всём понемногу и неожиданно сам перешёл к делу, по сути.
– Я знаю, с чем ты пришёл ко мне, уважаемый Ханан, – сказал он, подливая в кубок хмельное вино. – Но, должен тебя предупредить, что всё не так просто, как ты думаешь.
Дальше он долго рассказывал о том, кем на самом деле был Креститель.
Начав повествование с того, что его народ давно уже живёт по заповедям древних пророков и с нетерпением ждёт таинственного исполнения предсказаний, Антипа остановился на одном из самых великих из них – Илии.
– Люди до сих пор верят, – со знанием дела говорил он, – что из всех пророков Илия был гигантом, который в своём суровом уединении разделял свою жизнь с дикими зверями, обитавшими вместе с ним в расщелине скалы. Оттуда он и появился, как громовая стрела, чтобы возводить на престолы или низвергать царей. Именно его, после целого ряда всевозможных сверхъестественных видимых и невидимых превращений, Бог живым забрал к себе на небо. Вскоре Илия должен был вернуться на землю и восстановить богоугодный порядок. Подражая ему своим строгим уединением в пустыне и полным воздержанием, некий Иоанн возомнил, что он является преемником Илии. Нам известно, что этот новоявленный пророк – сирота, который рано потерял родителей и воспитывался в суровых условиях в секте аскетов. Незадолго до того, как прийти на берег этой реки, которая издревле считалась рубежом святой земли, он уединённо жил в пустыне, как подобает вождю самых строгих отшельников. Здесь, взяв за основу давнишнюю, обыкновенную церемонию крещения водой, к которой приобщались все вступающие в недра религии, Иоанн придал ей особый смысл. Он утверждает, что, омывая тело человека, он очищает его душу, подготавливая к вечному Небесному Царству.
Ханан обо всём этом и многом другом знал, но терпеливо выслушал речь самодовольного правителя. Ни разу не перебив рассказчика, он заскучал и решил повернуть тему в другую, нужную ему, сторону.
– Это всё верно, Антипа. Но, говорят, вашему пророку, перед крещением, люди исповедуются в своих грехах? С какой это стати? Кроме этого, он прилюдно оскорбляет моих людей из аристократических религиозных сект и открыто называет их «отродьем змеиным!»
Услышав такие обвинения, Антипа понял, что Ханану известно больше, чем ему. Будучи по натуре скорее слабохарактерным трусом, чем беспощадным тираном, как считали многие из его окружения, местный правитель, на удивление приближённых, лояльно относился к деятельности Крестителя. Несмотря на то, что этот Пророк в своих проповедях не раз порицал кровосмесительные браки, явно намекая на грех самого Антипы, властитель утешался тем, что его владения стали знаменитыми благодаря новым религиозным веяниям и обрядам.
«Пусть порезвится пока, – решил тогда владыка. – Пусть все видят, что я не тиран и уважаю религиозные предпочтения своего народа!»
Но был один вопрос, который сильно огорчал его – поведение жены. Ссориться с ней из-за намёков Иоанна по поводу их «родственного» брака он не хотел, но она требовала от него ужасное: «Перерезать горло этому лжецу Крестителю за то, что он оскорбляет нашу семью и вообще не уважает  нашу власть!»
Теперь, когда смерть Пророка была на руку и Ханану – а перечить ему не хотелось, да и было опасно это делать, Антипа призадумался.
На этот раз всё складывалось не в пользу Иоанна и по заслугам: ведь его поведение, на самом деле, было вредным и небезопасным для окружающих. Уверовавший в свою божественность и полную безнаказанность, он в своих проповедях и поучениях стал заходить слишком далеко.
– Надеюсь, тебе известно, дорогой Антипа, что новый Илия прилюдно указал на некоего молодого безумца по имени Элл. Он признал его Мессией, и народ поверил ему! Самое интересное то, что сам Элл с тех пор не называет себя Мессией, а вот Иоанн, признав его таковым, практически назвал его царём. Согласно нашим законам - это является покушением на правящий строй страны.
– В твоих словах - правда, уважаемый Ханан – вынужден был согласиться хозяин. – Если хочешь, ты сам можешь арестовать его и поступить с ним по своему усмотрению.
Такого оборота гость не ожидал. Его устраивал совсем другой сценарий.
Всё началось с его недавнего разговора с Аритой. Именно итог их тайной беседы определил дальнейшую судьбу пустынника. Странно, но её объяснение - для чего необходим арест праведника – произвело на него сильное впечатление, и он поверил племяннице.
Как же не поверить, если любящая девушка, желая добра и благополучия своему парню, способна на любые, как личные, так и чужие жертвы! Ханан прекрасно понимал: с его помощью, организуй он арест и заточение одного пророка, Арита без труда усилит и укрепит позицию второго – своего возлюбленного Элла!
– Антипа, услышав твои доводы и опасения в связи с преступной деятельностью Крестителя, тут же прикажет заточить его в крепость – уверяла она дядю. – Только не говори ему, что Иоанн, объявив Элла Мессией, стремится с его помощью сменить своего правителя и занять его место! Я не хочу смерти Крестителя и не хочу, чтобы он потянул за собой Элла!
Такое объяснение было логичным и правдоподобным. 
Ханан, взамен на её дальнейшее послушание, пообещал, что усмирит Иоанна – и сделает это руками Антипы.
Но неожиданное предложение хозяина дома не понравилось ему и не входило в его планы.
Выпив свою порцию вина, Ханан не спеша съел несколько виноградин и задумчиво посмотрел на сидящего напротив молодого правителя.
– Так ведь он угрожает не мне, а тебе, уважаемый – просто заявил он и бокал в руке Антипы дрогнул. – Именно он пообещал твоему народу указать путь к освобождению от всех земных владык! Креститель – твой бунтовщик и если народ принимает его за божественного Илию, он может стать очень опасным для… твоей власти. 
Видя, что попал в точку, мудрый владыка стал далее поучать правителя этой территории:
– Конечно, арест Иоанна может вызвать народные волнения. Но это, если хочешь, я могу взять на себя.
Антипа вопросительно посмотрел на него, чувствуя превосходство этого матёрого волка над ним –  младшим по возрасту и  жизненному опыту.         
– С сегодняшнего дня, мои агенты начнут вербовать его учеников в общину более могущественного пророка – Элла. Арест Крестителя нужно осуществить тихо и так, чтоб никто не знал, куда он подевался. После исчезновения твоего бунтаря многие из его подопечных обязательно перейдут к «Мессии», где их примут с распростёртыми объятиями. Тут я их всех и научу, как нужно любить и почитать нашу религию! 
– Но ученики всё равно, уже вместе с Эллом, станут искать пропавшего Крестителя! – не догадываясь о ловком плане Ханана, усомнился в тихом исходе дела хозяин.
– Конечно, будут. И через некоторое время они найдут его в твоей крепости, где узник будет жить вольготно, не зная никаких притеснений. Более того, ты лично разрешишь кому-либо посещать его, объясняя такую вынужденную меру заключения тем, что его хотят убить иноверцы.
Антипа надолго задумался.
«Ах ты, старый пень! – с завистью думал он, поглядывая на собеседника. – Надо же так ловко вывернуться! Подумать только: я одним ударом сразу смогу решить несколько проблем. С одной стороны, я выступлю в защиту Пророка, которому верит мой народ, с другой – избавлюсь от него и, с третьей стороны – перекладу на плечи Ханана множество проблем, связанных с его и моим именем».
Удовлетворившись возможным исходом дела, он поднялся со стула и без притворства сказал:
– Ты, как всегда, говоришь мудро и правдиво, дорогой Ханан! Я всё сделаю именно так, как советуешь ты. Но ответь мне на один вопрос: зачем тебе это нужно? Мало ли на нашей земле было всяких пророков! Смотри: ещё древний пророк Михей выступал против появления в народе разных  лжепророков. Эти деятели - утверждал он - в надежде на вознаграждение, высказывали только приятные для слуха пророчества. По-моему, подобным сейчас занимается и Элл, маня людей в призрачное Царство Небесное! Но в чём тут опасность для меня и моей власти?
– «Так же указывал Яхве на пророков, вводящих  в заблуждение народ мой, которые грызут зубами своими – и проповедуют мир. А кто ничего не кладёт им в рот, против того объявляют войну!»
Процитировав древнее писание и блеснув своими глубокими познаниями в этой области, бывший первосвященник замолчал, ожидая дальнейшей реакции Антипы.
Местный правитель воспрянул духом, услышав такую авторитетную поддержку:
– Похож на них и пророк Сафония, который, от имени Бога, пророчествовал наступление «дня гнева», когда все на земле погибнут, кроме избранного народа. А пророк Захарий…
– Ты ещё вспомни пророка Иоиля с его предсказаниями Божьего Суда и страшными знамениями на небе и земле – перебил Антипу Ханан. – Кстати, он же обещал после суда райское время, когда горы будут капать вином, холмы потекут молоком и все русла рек наполнятся целебной водой!
– Как бы то ни было – отвечая на недавно заданный вопрос, заявил Ханан – Иоанн, в отличие от всех перечисленных пророков, становится самым опасным, в первую очередь для тебя, Антипа!   
Точно зная, что после ареста Крестителя его ученики не попадут в общину Элла (и, вообще, ему было наплевать на то, что в дальнейшем будет происходить на соседней территории), гость продолжил лукавить:
– Всё очень просто, уважаемый Антипа: когда по обе стороны священной реки бушуют людские страсти, в одиночку справиться с ними гораздо трудней, чем тогда, когда этим займутся верные партнёры, коими мы и являемся. Я очень уважал твоего мудрого отца и не меньше уважаю тебя. Мне будет приятно помочь своему младшему брату избавиться от больших неприятностей, с которыми я могу справиться одним взмахом руки.
Он поднял свой бокал с вином и предложил это сделать Антипе.
Выпивая, хозяин замка подумал: «Вот старая сволочь: что-то задумал, но мне не говорит. Ничего, мои люди поработают, и о твоих планах я вскоре узнаю».
Ещё немного поговорив о государственных делах, Ханан заторопился домой.
Уже усаживаясь в позолоченную карету, он вдогонку услышал очень странный вопрос, заставивший его вернуться обратно:
– А ты случайно не знаешь, что на самом деле делал Бог до того, как сотворил небо и землю? Извини, но моя молодая жена не спит ночами, придумывая на этот вопрос разные варианты ответов.
Ханан не знал ответа, но вопрос Антипы его сильно насторожил и удивил.
Бывший первосвященник строго посмотрел в глаза здешнему правителю и вдруг с иронией сказал:
– Если твоей супруге ночью больше нечем заняться, как только решать вопросы, ведомые только Богу, пей больше вина из своих пальмовых бокалов!
Антипа снова оценил бесспорную мудрость старика и удовлетворённо кивнул головой.
– Выбрось из головы мысли, если они тебе непонятны и на них нет ответа! Жизнь – вот главный ответ на все вопросы! И я надеюсь – вдруг изменил тему разговора Ханан – ты не станешь лишать этой жизни Крестителя?
– То, о чём мы здесь говорили – это уже прошлое. То, что он ещё жив, значит, что сегодняшнее настоящее для него существует. Если я не отдам приказ убить его, стало быть, ближайшее будущее ему гарантировано.
Скромно блеснув своей мудростью, Антипа вяло пожал руку старику и, не дожидаясь его отъезда, пошёл в одиночку допивать пальмовое вино. 

ГЛАВА 26
Вскоре после встречи Ханана с Антипой, одним ранним утром, ученики Иоанна проснулись и не нашли своего учителя.
За несколько дней до этого в их общину прибыло небольшое пополнение в лице двух апостолов Элла, которым была поставлена задача – учиться крестить людей. И хотя отшельники сторонились чужаков, сам Креститель по-братски относился к ним, зная, кто они и откуда.
После тщетных поисков, в которых были заняты и люди, прибывшие на покаяние, все приуныли: Иоанна нигде не было. 
Верные ученики Иоанна откровенно плакали и, пребывая в молитвах, просили Бога вернуть им своего учителя. Все они ни с кем посторонним не шли на контакт, замкнулись в себе и полностью отказались от воды и пищи.
 К вечеру, когда стало очевидно, что Предтеча пропал и вряд ли его удастся найти, апостолы Элла осторожно заговорили о том, ради чего сюда прибыли.
– Пока не станет известно, что на самом деле случилось с вашим учителем, оставаться здесь бесполезно и небезопасно – заявил Симон.
– Я предлагаю всем нам идти к Эллу, который поможет отыскать Крестителя – высказал свою идею Фома.
Убитые горем отшельники никак не реагировали на предложение «конкурентов» и ушли от них на значительное расстояние.
Обиженные апостолы не стали больше уговаривать и успокаивать учеников Иоанна и просто-напросто улеглись спать.
А поутру всё изменилось, как только появилась Нияма.
Мужеподобную женщину, с которой был в дружбе Иоанн, приняли живо и с интересом. Не спавшие всю ночь безутешные пустынники обступили её со всех сторон. Она восторженно поведала им неправду, что, мол, их учителю грозила опасность – и он вынужден был сам тайно уйти в безопасное место.
– Когда беда минует, вас отведёт к нему тот, на кого было указано Крестителем – пообещала она. – А сейчас вам самим нужно идти к нему – к Эллу!
Несколько мужчин сразу запротестовали и, отказавшись от такого предложения, стали собираться в дорогу:
– Лучше умереть в пустыне, чем изменить своему учителю!
Большинство же пустынников поверили ей и, собрав свои нехитрые пожитки, отправились вслед за Ниямой.
Появление учеников Иоанна в общине Элла имело больше шума, чем исчезновение самого Крестителя. Пошатнувшийся, после высказываний в храме, авторитет Мессии стал возрастать с новой силой. Воспользовавшись этой ситуацией, он назначил из числа вновь прибывших сразу пять апостолов. К счастью, такая несправедливость в общине осталась как будто незамеченной, поскольку сразу после назначения Элл совершил чудесное исцеление одного из учеников Крестителя.
Узнав, что один юноша, стесняясь своего недуга, уже длительное время мучается болезнью, учитель начал издалека.
– Я всегда и всех учил, что все людские болезни поражают свои жертвы из-за их же грехов. Но это не значит, что нужно скрывать свои болячки, тем более от меня. Поскольку любой человек грешен уже с рождения, не стоит из-за этого горевать, а нужно молиться и верить в Господа нашего Бога.
После этих слов он повёл всех к некошеному овсяному полю и возвёл руки к небесам. Помолившись, он велел женщинам отвернуться, а больному полностью раздеться и поваляться на этом поле. Вновь назначенный апостол исполнил его волю и, вдоволь покувыркавшись, подошёл к своим вещам.
– Брось эти бесовские тряпки! – приказал учитель и велел Гадиану подобрать ему другие вещи.
Казначей нехотя стал рыться в объёмном мешке, и вскоре юноша был вполне прилично одет. А спустя ещё некоторое время стало известно, что чесотка, которой так мучился этот человек, полностью отступила. Счастливый парень бегал вокруг товарищей, прославляя имя своего спасителя.
Элл тоже радовался не меньше его, находясь на пике своей заслуженной славы.
Пока все знакомились и завязывали между собой дружбу, учитель отошёл в сторону. Среди низких домов селения он высматривал один, в котором, по каким-то неведомым ему законам, жила Арита. Он знал, что сегодня ночью она придёт на их место, где они пробудут вдвоём до утра. Элл ждал этого так сильно, что даже живой «муравейник» единомышленников показался таким лишним, что от него хотелось отмахнуться и убежать. Поймав себя на этой грешной мысли, учитель перекрестился, моля Бога о прощении за минутную слабость, и снова подошёл к ученикам.
Зная об их обиде на него из-за поведения в храме, он сам завел нужный разговор, чтобы переубедить всех:
– Поймите! – сказал он. - Наступает такое время, когда необходимо вводить новый Закон взамен старого. Никто не приставляет новых заплат к старой одежде! Так же не вливают новое вино в старые мехи! Я хочу провозгласить истинную религию верующего человека, а не религию правящего класса, духовное освобождение всех людей, а не только отдельных лиц. Моя религия не может быть пришедшей откуда-то, она рождается только в сердце каждого из вас!
Таких вдохновенных слов он давно уже не говорил и восторженные ученики с благоговением слушали его. 
Выдержав короткую паузу, он вдруг стал ругать апостолов и тех, кто, по его воле, ходит по сёлам, но при этом бессовестно использует имя учителя. Ему не нравилось, что некоторые из них, набравшись наглости, стали самостоятельно изгонять бесов, заниматься пророчествами, лечить больных посредством возложения своих рук, говоря, что это руки самого учителя.
Но самым ужасным было то, что за свои услуги они брали с людей  деньги и продукты.
С гневом он обратился к тем, кто посмел устраивать настоящий цирк в людных местах, бросая голыми руками змей и, без вреда для себя, выпивая смертоносное зелье.
– Я не учил вас тому, что тех людей, которые плохо приняли вас на дому, можно не лечить. Зачем вы просите меня призвать с неба огонь на головы этих несчастных? Я пришёл не губить души людей, но спасти их! И если вы хотите быть моими истинными учениками, то вам нужно делать добро так, как это делаю я!
Зная о том, что большинство из них были людьми безграмотными, без всякого понятия о науках, он всё равно никому не давал поблажки.
«Не беда, что ты не можешь читать и писать – говорил он – главное, чтоб твоё сердце могло отличать зло от добра».
Сейчас ему было по-настоящему плохо: первый раз он почувствовал, что общество этих людей стало его тяготить.
«С кем из них можно обсудить какой-нибудь важный вопрос? Кому можно доверить выполнение серьёзного поручения, такого, например, как примирение с другими сектами?»
Ответов на эти вопросы у него не было.
Но через некоторое время он успокоился и снова с нежностью посмотрел на своих подопечных. Решив сгладить свой недавний гнев, он предложил устроить небольшой праздник по поводу присоединения к ним учеников Иоанна. Он великодушно разрешил всем выпить вина.
Разливая по глиняным чашкам виноградный хмельной напиток, он вдруг невозмутимо сказал:
– Сие есть моя кровь!
И, разламывая большую лепёшку, добавил:
– А сие есть моё тело!
Сначала никто ничего не понял. И только после того, как Элл ещё несколько раз повторил это, все с беспокойством посмотрели на него.
Они хорошо помнили один древний обычай, когда хозяин дома в начале трапезы брал хлеб и, благословляя его молитвой, разламывал, предлагая откушать каждого путника. Вино также было предметом подобного освящения. Элл не раз повторял, что вкушение одного и того же хлеба всеми приобщало к исповеданию единой веры и служило связующим звеном между  вкусившими.
В такие минуты он особенно блаженствовал и очень любил время, проведённое за трапезой со своей духовной семьёй. Он радовался такому единению и дорожил возможностью видеть своих чад вместе.
Но о чём он говорит сейчас?
Присутствующие, все, как один, со страхом слушали его и, отложив в сторону свои порции, боялись притронуться к хлебу и вину.
Учитель, будто не замечая этого, невозмутимо продолжал твердить:
– Моя плоть есть ваша пища, а моя кровь есть ваше питьё!
Но его собратья не стали притрагиваться к пище, а некоторые даже покинули свои места. 
Тогда Элл заявил понятным языком:
– Что же вы: пейте, ешьте! Этот хлеб имеет вкус хлеба, а не моей плоти, и  вино пахнет вином, а не моей кровью! Но эта пища, через мою плоть и кровь, дана нам Отцом моим Небесным. Молитесь же и кушайте с Богом!
Он первый выпил содержимое чашки и надкусил лепёшку, после чего ученики, принюхиваясь к пище, и поглядывая друг на друга, стали несмело приобщаться к трапезе.
Кое-как закусив, члены общины недоверчиво покосились в сторону учителя и между собой тихо перебросились  фразами.
Вдруг к нему подошла Дария.
– Учитель! Вот эти две женщины – указывая на незнакомых людей, сказала она – рассказывают, что жители одного села, в котором мы никогда не были, утверждают, будто бы ты излечивал там слепых и немых. Когда это ты был там без нас?
Узнав, как называется село, он отрицательно покачал головой.
– Я не был там, но хорошая молва быстрее меня разносится повсюду. Теперь мне точно известно, что тех людей излечила вера в меня и Отца моего, который берёт под свою защиту каждого, уверовавшего в него.
Он отошёл в сторону, дав понять, что разговор окончен.
Однако простодушная молодёжь по домам не расходилась, а разбилась на отдельные группы по личным интересам.
Семь вновь прибывших мужчин тоже не остались в одиночестве: в их обособленную компанию затесались Ада с Раей и Нияма. 
А Дария после того, что она сделала ради прихоти Гадиана, была сама не своя. Ослеплённая своей любовью, она верила всему, что говорил возлюбленный, и даже чуть не отравила учителя. Прозрение пришло в тот миг, как казначей начал ухаживать за новой девушкой, недавно пришедшей к ним в общину.
Несмотря на молодой возраст, эта девица уже успела испытать близость с мужчиной, стать вдовой, а теперь кружила голову «именитому» казначею.
Сначала Дария решила уйти из сообщества. Но, видя большой успех, которым опять стал пользоваться Элл, решила остаться и покаяться перед ним.
Сейчас было самое подходящее время, и она, незаметно пробравшись к нему, вся в слезах, упала на колени:
– Душа моя скорбит, учитель! Прости меня, Элл!
Он не успел опомниться, как девушка, всхлипывая и рыдая, стала быстро перечислять все свои деяния, направленные против него, не забывая рассказать о том, какую роль в этом играл Гадиан.
Слушая страшную исповедь своей лучшей ученицы и помощницы, Элл вдруг почувствовал всю тяжесть принятой на себя миссии быть Мессией. И тогда чисто человеческая слабость вдруг проснулась в нём.
Впервые перед ним ясно и открыто возникла ужасная картина его смерти: для него готовят огромный, не струганный крест, а рядом, возле искрящегося источника, за виноградными кустами и листьями смоковницы, рыдает его несчастная Арита.
– Поднимись! – властно и громко приказал он, крепко сдавив ей руку.
То ли от боли, то ли от страха – ведь таким злым и нервным учителя никогда не видели – она вскрикнула, и многие ученики тут же подошли к ним.
Элл был явно не в себе. Окинув присутствующих безумным взглядом, он прокричал:
– Вы неблагодарные, тупые и глупые люди, которым я доверил нести Божье слово! Вместо того, чтобы делать это, вы, наоборот, занимаетесь тем, чтоб опорочить и погубить меня! Если бы вы были стадом овец, вы шли бы туда, куда вас повёл хозяин. Но вы хуже даже этих баранов, и я вас больше не люблю!
Слёзы застилали ему глаза, и он, едва сдерживаясь, чтоб не разрыдаться, бросил в лица своих учеников самые страшные слова:
– Вы думаете, что в вашем сердце уже живёт Бог! Наверное, вы уверены, что он любит вас и ждёт в своём Царстве! Нет! На этой земле Бог для вас – я! Но вам меня никогда не понять, и вы мне больше не нужны! Теперь я точно знаю: для того, чтобы быть услышанным вами, мне нужно говорить только с Голгофы! А чтобы вы поверили мне – нужно запечатлеть истину моим личным страданием, а лучше – смертью!
В эти горестные для себя минуты он не слышал слов, которые, в утешение ему, говорила Мария, не чувствовал, как гладила его руки встревоженная Нияма, как плакали все женщины и утирали слёзы бородатые мужчины.
Для него они все перестали существовать, и он, зарыдав, поспешно ушёл, больше не сказав ни слова.
Следом за ним, боясь расспросов товарищей, убежала домой Дария, потом ушли Мария с Ниямой и, чуть позже, в полной растерянности и страхе за своё будущее, все остальные.         
Когда Дария пришла к Арите домой и рассказала о происшедшем, та не стала винить подругу.
– Гадюка, которая лежит у твоих ног, и ты видишь её – сказала она – не так страшна, как та, которая притаилась в расщелине скалы и выжидает своё время. То, что твой любимый – предатель, Элл знает давно, но держал возле себя только потому, что так было нужно: если б он избавился от него, то появился бы другой, которого предстояло ещё распознать и уличить во лжи.
– Гадиан, он и есть Гадиан – спокойно произнесла Арита. – А если две последние буквы поменять местами, всё станет на свои места. Вернее, сущность твоего любимого займёт место рядом с его мерзким и гадким именем – Гадина!
Обливалась слезами, Дария клялась в вечной любви и преданности Эллу, но Арита потребовала, чтобы она никогда больше не возвращалась в общину.
Она бесцеремонно выпроводила из дома кающуюся девушку и поспешила на очень ответственное свидание.
Дело было в том, что её двойник Агла, замещая её на свиданиях с Антонием, недавно призналась, что, кажется, зачала ребёнка.
Арита, дрожа всем телом, тут же рассказала об этом Омеле, но та, спокойно выслушав, сказала:
– Тебе, моя милая, тоже пора прекращать предохраняться.
Арита поняла, что наступает какой-то очень ответственный момент, но няня о своей задумке упорно молчала и только загадочно улыбалась.
Когда полностью стемнело, Элл уже был на их любимом месте под широкой кроной старого кедра. В то время, когда он нервно ходил взад и вперёд, нежные руки его любимой обвили его шею.
Без лишних слов они медленно опустились на травянистое ложе и долго предавались наслаждениям, против которых учитель недавно так ревностно выступал…

Гадиан знал, что Дария открылась Эллу, а значит, порвала с ним все отношения. По этому поводу он сильно переживал, и от одной мысли, что Элл может выгнать его, кружилась голова.
Как-то вечером, торопя события, он отправился к отцу Ариты, имея серьёзные намерения просить её руки.
Он уверенно постучался в дверь его служебного помещения, и молодой служащий побежал к Симону с докладом.
Вскоре тучный и недовольный этим визитом аристократ позволил ему войти.
Апостол довольно бесцеремонно ввалился в просторный кабинет и без приглашения уселся в единственное кресло, на котором, судя по всему, недавно сидел сам Симон.
– Какое ко мне, скромному представителю власти, имеет дело апостол самого Мессии? –  напряжённо спросил всегда добродушный отец Ариты.
Посетитель нагло молчал, рассматривая небогатую обстановку кабинета.
Кроме большого блестящего стола, многочисленных стульев и одного мягкого кресла, больше ничего такого, что, например, украшало кабинет  Ханана, не было.
Но Гадиана удивило другое: на стенах, в глиняных разрисованных горшках цвело большое множество самых разнообразных цветов. На подоконниках стояли разных размеров вазы и подсвечники, сделанные из серебра, а над головой хозяина возвышался большой крест, мелко усеянный драгоценными камнями.
«Это не рабочий кабинет, а музей цветов и разной утвари – подумал апостол. – Здесь не хватает только истуканов с прикреплёнными к ним нагрудниками и блестящими камешками».   
Незваного гостя недолго смущала такая странная обстановка. Он пришёл сюда не для смущения и удивления, а совсем по другому, более серьёзному делу.
– Я вынужден требовать от тебя, Симон, положительного решения одного очень важного вопроса – нагло заявил он.
Хозяин не сел на рядом стоящий стул, а стоял перед ним как подчинённый и на грубый вызов никак не реагировал.
Распоясавшийся апостол не стал больше тянуть с разговором.
– Надеюсь, ты понимаешь, что речь пойдёт обо мне и твоей дочери, которой грозит опасность?
Помощник проконсула снова промолчал.
Он хорошо знал, что его дочь находится под строгим контролем Ханана и очень умной няни. Бояться за неё было абсолютно ни к чему, но его удивляла наглая уверенность нежданного посетителя.
– Если ты не отдашь свою дочь за меня – наслаждался собой апостол – она станет женою Элла, которого скоро повесит твой родной брат.
Далее наступила очередь удивляться Гадиану, который никак не ожидал услышать громкий смех «будущего тестя».
– А как же её настоящий жених – Антоний? – вытирая платочком мокрые  губы, спросил он. – Что для него ты придумал: цепи, кандалы или смертоносный яд?
– Зря смеёшься. Ханан любит свою племянницу и не допустит, чтобы она вышла замуж за того, к кому не лежит её сердце.
– Разве сердце моей дочери тянется к тебе? Насколько я знаю, в её душе тебе и таким, как ты, нет ни малейшего места!
– Да, это так: она без ума от учителя. Но в нём ей нравится только то, что он называет себя Сыном Божьим. Как только его «усыновит» небо, она забудет этого безумца, и тогда дорога к её сердцу будет для меня открыта.
– Ты уверен в этом?
– Уверен. Тем более, уже совсем скоро у меня будет много денег и хорошее положение в обществе.
«Это ему пообещал Ханан – сразу догадался Симон. – Он мастер на такие интриги, после которых большинство из действующих лиц навсегда покидают эту грешную землю».
– Что ж, молодой человек. Надеюсь, что твои желания согласованы с моим братом?
Гадиан самодовольно улыбнулся и согласно кивнул головой.
– Тогда пусть будет так, как хочет он! Но до его личного распоряжения на этот счёт не смей больше показываться мне на глаза! Пусть наш сговор, до поры до времени, останется между нами!
Апостол подумал, что его вопрос, в принципе, решён положительно, приветливо махнул рукой и пошел прочь.
 
ГЛАВА 27
В то раннее утро, когда Иоанн мирно прохаживался вдоль священной реки, на него набросились вооружённые мечами люди и, заковав в цепи, отвезли в крепость, находившуюся у самого моря на краю безлюдной пустыни.
Эта была дикая и мрачная местность, о которой рассказывали много страшных легенд, и которая считалась пристанищем демонов. В одной из таких баек говорилось, что именно в этой крепости ждали своего часа слуги сатаны, чтобы искушать водой и пищей праведников, добровольно отрешившихся от мирской жизни.
Антипа специально определил Иоанна в эту «обитель»: пусть, мол, своими молитвами и проповедями разгоняет тёмные силы!
В окружении немногочисленной охраны, правитель несколько раз приходил к нему и даже слушал его религиозные проповеди. Креститель и тут стал пользоваться большим авторитетом у многочисленных узников, часто рассказывал о пришествии Мессии и скором установлении Царства Небесного. Он, со знанием дела, раскладывал все притчи по полочкам, чётко указывал, кто в это Царство попадёт и что нужно сделать, чтобы ещё при жизни стать угодным Богу.
Ничего запрещённого он не говорил, но стражи порядка, когда властелин становился слушателем этих пророчеств, опасались, что заключённый сможет и его переубедить и перетянуть на свою сторону.
К счастью, ничего подобного не происходило.
Антипа, ради пустого позёрства и показного интереса, прямо на территории крепости иногда беседовал с Крестителем, тогда как другим заключённым запрещалось присутствовать при этом. Местное духовенство тщательно инструктировало пустынника: что можно говорить в присутствии Антипы, от каких слов воздерживаться.
 Когда любопытные узники все же пытались подойти ближе к беседующим двум мужчинам, охранники отгоняли их палками и кнутами. Одновременно с этим они знаками показывали Иоанну, чтоб он замолчал, и тот, зная, что, в случае неповиновения будет наказан «водным испытанием», тут же прекращал проповеди.
При хорошем поведении, условия содержания заключённых были не очень строгими: кормили их дважды в день, им разрешалось находиться в открытых помещениях крепости, разговаривать друг с другом и даже иногда видеться со своими близкими родственниками. Такие «роскошные» условия перечеркивались одним существенным неудобством: ноги у всех их были скованы железными оковами.
Крестителю, по приказу Антипы, была дана особая свобода: ему разрешалось, помимо дополнительного питания и свободного передвижения по территории крепости, вести религиозные проповеди, встречаться со своими учениками (если они у него ещё остались) и видеться с тем, кого он назвал Мессией.
Таким образом, Антипа ещё раз подчёркивал свою симпатию к нему. Он ничего не имел против Крестителя и желал ему здравствовать, правда, за стенами тюремной крепости.
Однажды, находясь наедине с Предтечей, Антипа сказал:
– Ты нравишься мне, пророк. Твои проповеди интересны и сладки для души, а твои мысли глубоки и полезны. И хотя они смущают даже мой разум, всё равно ты заслуживаешь большого уважения. Хочешь, я прикажу снять с тебя цепи и даже - подарю свободу?
Дерзкий ответ Крестителя поразил и возмутил правителя.
– Никто не может снять того, чего не надевал – ответил он. – И никто не может дать того, чего у него нет. Ибо моя вера не знает цепей, а моя свобода – истина. Все мы на этой земле изгнанники, которым нет дела до того, кто является на ней временным правителем, а кто постоянным.
Антипа был взбешен такими словами, но мстить Пророку тогда не стал.

День, когда ученики Иоанна, в сопровождении апостолов и женщин из общины Элла, подошли к крепости был переломным для всех их.
Сам Мессия за несколько дней до этого похода объявил, что ему необходимо снова отправиться в пустыню. Он подробно рассказал аскетам, куда, когда, с кем и к кому им нужно идти и как вести себя по ту сторону реки.
Как только небольшая группа праведников подошла к воротам крепости, стражники свободно пропустили их на отдельную, свободную от заключённых территорию. Вскоре к ним был доставлен Иоанн в сопровождении вооруженной охраны.
Креститель ласково встретил своих воспитанников, и не позволил им броситься к нему в ноги.
Он прочитал короткую молитву и попросту обнял каждого из них.
Его не смутил тот факт, что верные ученики находились среди незнакомых ему людей. Он понял, чьими «овцами» они стали и кто их пастух.
Предупреждая их оправдания и покаяния, Иоанн сказал:
– Не вините себя за то, что вы, по примеру некоторых своих собратьев, не ушли жить в пустыню. Они выбрали свой путь служения Господу нашему, а вы свой. И оба эти пути правильные. Ибо совсем не важно, где ты находишься, главное – быть угодным Богу. Вы ушли от меня к Эллу не потому, что вы слабы, а потому, что он силён. 
Мудрые слова праведника успокоили учеников, хотя совсем недавно у каждого из них были тревожные сомнения. Пустынники думали, что Креститель не простит их за то, что они не спасли его от ареста и сами присоединились к другой общине. А апостолы опасались, как бы его ревность к успехам Элла не вызвала бунт среди последователей Иоанна.
Понимая их противоречивые и тревожные чувства, Иоанн продолжил свою речь:
– Это невесты выходят на перекрёсток и вертятся там волчком до тех пор, пока не упадут. Существует глупое поверье: в какую сторону после падения будет направлена голова девушки, оттуда и нужно ожидать появления хорошего мужа. Так вот, вам не нужно, с сомнением и ложной надеждой, выходить на перекрестье дорог. Ибо дорог на земле много, а истинная вера – одна!
Присутствующие при этом священники, служащие в крепости, стояли совсем рядом и, не находя в словах Иоанна ничего недозволенного, вели себя смирно и, неизвестно по какому поводу, утвердительно кивали головами.
– Верьте мне, дети мои! Тот, за кем вы пошли и на кого указал я, точно Мессия!  Слушайтесь его во всём и доверяйте ему всегда!
Услышав крамольные призывы Иоанна, священнослужители хотели было вмешаться, но присмирели, услышав следующие, непонятные для них, слова:
– Всё у человека возникло от подражания животным. Ткать и штопать – от  паука, от птицы – строить дом, от певчих птиц – пению, а наша вера  – от муравья. Смотрите: муравьи всю жизнь ползают или сидят под землёй, а их брачный ритуал происходит в полёте. Я сравниваю нашу судьбу с черепашьей жизнью. Черепахи годами плавают в просторах океана, но яйца откладывать выползают на сушу.
Креститель с надеждой посмотрел на учеников, желая убедиться, что они поняли его. Зная о самобытности учителя, о его привычках сравнивать человеческие деяния с повадками животных, они легко разгадали загадку.
Во-первых, их земная жизнь была похожа на обычную муравьиную жизнь. А брачный ритуал этих насекомых был не чем иным, как доказательством того, что истинные браки совершаются только на небесах. Поэтому вера в Царство Небесное приобретала вполне реальный смысл. Во-вторых, черепашье размножение подтверждало то, что, сколько б человечество ни носило по волнам различных верований, настоящую веру обязательно вынесет на берег, где она «вылупится» и положит начало новой жизни.
Считывая с их глаз понимание аллегорий, Иоанн выглядел гордым и непобедимым. И хотя повода для оптимизма и личной радости вовсе не было, он в своей яркой речи специально употребил выражения: «наша вера» и «наша судьба». Он не хотел расстраивать своих чад, хотя наверняка знал, что дни его сочтены.
Он понял это сразу после того, как увидел Нияму без кольца на пальце. Она тоже поняла, что узник догадался о заговоре Элла или тех, кто за ним стоял, но вела себя спокойно и непринуждённо. Нияма была уверена: зная об истинной причине своего ареста, Креститель мог предугадать и дальнейшую свою судьбу, которая не предвещала ничего хорошего и вела, скорей всего, к его близкой смерти.
Передавая узнику продукты и некоторые вещи, она сказала:
– Это тебе посылает Элл. Сам он не смог прийти, но просил передать: ему жаль, что всё так случилось.
Иоанн внимательно посмотрел ей в глаза, потом на её левую руку – и не смог не спросить:
– А где же удивительное кольцо Ариты? Или она передала его другой женщине для исполнения иных, более важных, заданий?
Нияма промолчала.
Тогда узник снова обнял только своих учеников и, собираясь уходить, на прощание обратился к ней:
– Передай, что я всё сделал, как хотела она. Жаль только, что не сбылись мои мечты и, похоже, уже не сбудутся. И ещё. Передай Ему, что крестить можно не только Духом, как желает этого Он, но и, при отсутствии воды, можно крестить снегом и даже песком.
Он отошёл на небольшое расстояние, как вдруг остановился и сказал громким голосом, обращаясь ко всем, кто его слышал:
–  В мой гроб слезницу не ставьте! Что слёзы? Соль и вода! Молитесь. Молитесь. Молитесь.
 Иоанн как-то ссутулился и, в сопровождении стражников, скрылся за узкими решетками крепости.
Знал бы он, что многие из последователей его учения, названные в его честь иоаннитами, никогда не присоединятся ни к одной религиозной группе и будут жить обособленной общиной – то во время своей последней встречи с пустынниками повёл бы себя по-другому. А главное, он был бы счастлив, при жизни узнав о своём бессмертии! 
А тогда печальные путники отправились в обратный путь, надеясь, что у них ещё будут более радостные моменты общения.

Когда Ханану доложили о странной встрече, происшедшей в крепости, он не находил себе места:
«Зачем Антипа разрешил им встретиться? Почему так повёл себя Иоанн? Неужели Арита снова меня перехитрила?»
Эти вопросы не выходили из его головы и после глубоких раздумий стали выстраиваться в простую логическую цепочку.
Выходя из дома в сад, он с удовлетворением заметил, как его кошка метнулась следом за ним.
Вдохновлённый идеей разгадки некой тайны, владыка повёл питомицу за собой к большой яблоне, по крупным ветвям которой она обожала лазить. Наблюдая, как Бастета легко перепрыгивает с одного ствола дерева на другой, он раскрыл небольшой блокнот и стал рисовать линию, связывающую Ариту, Омелу, Элла и Иоанна.
Добравшись почти до вершины дерева, кошка сорвалась вниз и, немного пролетев, зацепилась за одну из веток, после чего снова упорно полезла наверх.
– Иди сюда, – несколько раз позвал её хозяин, но та не слушала его и быстро полезла вверх, чего раньше никогда не было.
„Что такое? – подумал Ханан. – Меня перестала слушаться даже Бастета! Что тогда говорить о тех, кто давно уже вышел из-под моего контроля?“
Протягивая руки навстречу уже спускающейся кошке, он понял, как сам всё это время послушно шёл к той, которая всегда его манила:
«Ома! Я уверен, что так, по-настоящему, зовут Омелу! Только она могла обмануть меня, Ариту, Элла и Крестителя! Но для чего? Зачем ей понадобился Элл со своими недоумками и полуголодный дикарь Иоанн?»
На этот раз ответы на некоторые вопросы у него были, но они не до конца проясняли ситуацию. Соединив ранее полученные сведения с более свежими, он догадался, что кто-то хочет осуществить какой-то грандиозный план, и, скорей всего, это был план по смещению нынешней власти. Вероятней всего, главным в этом деле должен был стать Креститель, но, с учётом того, что его убрали, верховодить теперь будет доверено Эллу.
«Да, судя по всему, так оно и есть – раздумывал Ханан, не понимая: как реально это может произойти без помощи влиятельных покровителей, армии и необходимых средств? Может, у них всё это есть? И какую роль в этом деле могут сыграть женщины с родимыми пятнами на лбах? ( А ведь допрос некоторых из них так ни к чему и не привёл. Потому, что они сами не знали: зачем намазали сажей свои тупые лбы?)
Только после того, как кошка нарезвилась и соизволила спрыгнуть с дерева, он, в её сопровождении, пошёл к дому.
    

ГЛАВА 28
Омела с Аритой прогуливались по узким улицам селения, обсуждая неприятную новость. Оказывается, Агла ошиблась в том, что она беременна, испугавшись небольшой задержки женских выделений и учащённого мочеиспускания. Омела проверила её недомогание и поняла: женщина просто застудила почки.
Зато Арита успешно справилась с задачей, и второй месяц носила в себе плод любви. Сомнений в этом абсолютно не было. Теперь у неё было три выхода из создавшейся ситуации. Первый – срочно выйти замуж за Антония, что означало бы нарушение её договора с Хананом, второй – избавиться от плода, чего нельзя было допустить ни при каких условиях, и третий – до рождения ребёнка, ей немедленно нужно исчезнуть с поля зрения всех, оставив вместо себя Аглу.
Омела не открывала перед своей воспитанницей все карты и остановилась на третьем варианте. Приказным тоном она сказала:
 – Отныне ты всё время будешь жить в доме Аглы, сменив свою внешность. А он займёт твоё место.
Такое решение было рискованным, тем более, что Гадиан, после последнего разговора с Симоном, не стал больше приходить к ним в дом, зато тайно продолжал следить за Аритой. А это значило, что он мог заметить некоторые различия между этими двумя, внешне похожими, женщинами.
Проблема состояла в том, что эти „близнецы“ были не совсем близнецами. Хотя данная пара внешне имела одинаковую внешность - волосы были одного цвета и даже – глаза, Агла была немного ниже ростом, и глаза у неё были голубые, а у Ариты зелёные. Цвет волос тут не играл никой роли, потому что их цвет можно было менять хоть каждый день. Слава Богу, что постоянно занятый работой Симон имел плохое зрение и попросту не замечал этих тонкостей, а другие люди, редко видевшие его дочь вблизи, тоже не обращали на эти нюансы внимание.
Но Омела не стала попусту рисковать и на определённое время запретила Агле выходить из дома.
«Только в редких случаях ты можешь показаться на людях – строго предупредила она  – и то при моём личном сопровождении!»
Порвав свои отношения с Антонием, Агла не очень обидела жениха. После того, как он познал её как женщину, его отношение к ней сразу охладело. Добро, что повод для их разлада у Антония был всегда: «Арита» часто нарывалась на грубость, лишь только заводила речь о совершенстве её друга – Элла.
– Если ты так его любишь – говорил он – то и иди к нему: я тебя не держу!
На самом деле он всё же опасался, что она может уйти от него и рассказать родителям об их преждевременной половой связи. Тогда её отец, под нажимом своего всесильного брата, заставит его жениться на ней. Взвесив все «за» и «против», Антоний решил не создавать семью с сумасшедшей, у которой было «семь пятниц на неделе». Кроме того, что она, в зависимости от своего настроения, могла одновременно любить его и ненавидеть, у неё ещё была отвратительная привычка перевоплощения, когда на смену истерическому смеху приходили громкие рыдания или – наоборот. Его бесило и то, что она часами могла не отходить от него ни на шаг, а то вдруг надолго исчезала неизвестно куда.
Теперь, когда она без сожаления и претензий прощалась с ним, в его сердце бушевала неподдельная радость. И в посёлке все знали об их полюбовном разрыве. Реакция на это событие у разных людей была неоднозначная. Симон, на удивление Ариты, не очень расстроился по этому поводу, Гадиан воспринял новость как исполнение Хананом своих обязательств, а местная знать мужского пола стала толпами ходить за вновь свободной и богатой женщиной.
Единственной, кому не нравилась эта ситуация, была Агла. Она надеялась выйти замуж за богатого Антония, родить от него дитя и открыто жить под именем Ариты столько, сколько было бы ей позволено. Но ситуация изменилась, и ей пришлось надолго переселиться в «отчий дом», соблюдая дистанцию исключительно со всеми.
Несмотря на затворническую жизнь в доме Симона, было несколько неудачных попыток некоторых обеспеченных мужчин покорить сердце свободной красавицы. «Арита» продолжала уверенно отказывать всем, ссылаясь на свои дружеские связи с Эллом, авторитет которого с каждым днём всё возрастал.
Как-то за обеденным столом её захотел обнять один молодой купец, пришедший по делам к Симону. Агла ударила его по рукам:
– Не прикасайся ко мне! – полусерьёзно, полушутя сказала она. – Если это увидит Элл – горе тебе будет!
– Так его же нет здесь и близко! – искренне удивился жених, ища поддержки у Симона. – Как он может нас увидеть?
– Разве ты не видишь его? Он же сидит между нами!
Видя, как он повёлся на шутку, внимательно всматриваясь в пустоту, она объявила:
– А теперь он сзади тебя! Нет, он уже перешёл ко мне! Он – везде! Потому что любит меня. А тот мужчина, который посмеет прикоснуться ко мне, сразу превратится в… осла.
– Да ну тебя – обиделся претендент на роль жениха и пошёл восвояси, что после всем рассказать о новых причудах Ариты.
Но вскоре покой в семье Симона был снова нарушен.
Одним ранним пасмурным утром, прогуливаясь возле дома Ариты, Гадиан вдруг увидел её у открытого окна. Девушка неподвижно стояла на одном месте и о чём-то мечтала. Тогда ему показалось, что её стройная фигура обрела какие-то неестественные формы, и ужасная догадка пронзила ножом его сердце.
Несмотря на дождливую погоду, он не поленился и побежал через весь посёлок к себе домой. Оседлав коня, он стрелой полетел прямо к замку Ханану.
Хозяин, недовольный самовольным прибытием Гадиана, хотел было приказать не впускать его, но вдруг передумал и велел провести всадника в свой рабочий кабинет. Через довольно продолжительное время Ханан встретился с апостолом и, коротко выслушав его доклад, пришёл в ярость.
– Теперь ты должен забыть о женитьбе на моей племяннице – заявил хозяин – пока я сам не разберусь с этим делом. Позже мы, конечно, вернёмся к этому вопросу, а сейчас ты должен продолжать выполнять мои приказания!
Утром следующего дня возле дома Симона остановилась золотистого цвета карета. Из неё вышли трое: двое мужчин и одна женщина. Все они были одеты в тонкие непромокаемые плащи с личными знаками Ханана.
Старший эскорта попросил служанку доложить хозяину, что прибыли люди от Ханана.
Не прошло много времени, как к ним вышли Симон с Симоной. Путники поприветствовали их и представились личными лекарями правителя. 
Симона неподдельно удивилась:
– Мы, конечно, благодарны Ханану за его заботу, но у нас, слава Богу, все здоровы.         
Её поддержал муж, сам не понимая, что происходит на самом деле.
– Нашего хозяина интересует самочувствие племянницы: ему доложили, что она простыла – заявила женщина среднего возраста, без приглашения снимая свой плащ. – С вашего позволения, я осмотрю её.
Супруги не успели что-либо сказать, как она проскользнула в комнату, где ещё спала Агла.
Симона собралась пойти следом, но двое мужчин преградили ей дорогу.
– Вот письменное разрешение Ханана на осмотр вашей дочери – сказал один из них – передавая в руки хозяина дома плотно свёрнутый листок бумаги. – Поэтому просим вас не мешать делать то, что нам приказано сделать.
Родители Ариты вынуждены были отступить.
Через непродолжительное время в проёме двери появилась женщина-врач и жестом руки пригласила войти своих помощников.
Взволнованные родители поспешили следом за ними. Подойдя к «Арите», Симона спросила: «Что с тобой случилось?» – но та молчала, сама не понимая, зачем и кому был нужен этот цирк.
Обменявшись вопросительными взглядами, мужчины в плащах, наконец, увидели отрицательный знак женщины-агента. Тогда все трое поспешно стали выходить из комнаты.
Вдруг один из них спросил, обращаясь к «Арите»:
– Ты не узнаёшь меня, укротительница огня? Помнишь одного неблагодарного и невежественного юношу, который бросил в костёр найденный крест? Помнишь, что было дальше?
Агла густо покраснела, не зная, что ответить. Естественно, она впервые видела этого рыжеволосого толстого мужчину и не могла знать, что это был именно Герасим, из-за коварства которого Арите голыми руками пришлось вынуть из огня крест, брошенный им в костёр. Имея привычку носить с собой различные мази, изготовленные искусной Омелой, в тот вечер она тайно применила специальную смесь квасцов с мылом, которая и уберегла её руки от ожога.
В затянувшейся паузе незнакомец почувствовал неладное.
– Ах да! – вдруг обрадовалась Агла. – Я, конечно, тебя вспомнила! Но о том, что было после той истории, кажется, забыла: столько времени прошло!
– Не так уж много, чтобы забыть такое, дорогая Арита. Ну да ладно. Я рад, что ты здорова и – прощай!
С этими словами незваные «лекари» заторопились к выходу, и через миг в усадьбе Симона их уже не было.
Сразу после этой сцены Агле был учинён допрос. Не выдержав стремительного напора «отца», девушка вынуждена была признаться, зачем на самом деле приезжали эти люди.
– Этого не может быть! – возмутился он. – Я что – слепой и не вижу состояние своей честной дочери! Ты – самая чистая девушка! Кто посмел наговорить на тебя такое?
Он возмущался до тех пор, пока не решил поехать к брату и там всё выяснить до конца.
Ханан, выслушав доклад всех троих слуг, понял, что он на верном пути. Было совершенно очевидно, что та девушка, которую они осматривали, не была его племянницей.
«Во-первых – резонно думал он – она никогда и никому не позволила бы себя осматривать, да ещё по такому поводу. Во-вторых, Арита вряд ли осталась жить дома, если бы на самом деле была беременной. И, наконец, в-третьих – холодел от догадки владыка – она, вероятней всего, всё-таки тайно зачала от своего учителя и теперь выкинула какой-то очередной фокус».
Ханан был уверен, что доклад о том, что женщина, похожая на Ариту, была не беременной, но и не девственной, к его племяннице никакого отношения не имеет. Второй интересный момент состоял в том, что она не узнала одного из бывших учеников Элла, а это было совершенно невозможно.
И вдруг мудрого старика осенило. От невероятной догадки у него затряслись руки: « Так вот в чём дело! У Ариты есть девушка-двойник. Значит, мои люди осматривали не племянницу! И это может значить только одно: она всё-таки беременна от Элла! Теперь моя девочка будет скрывать это до тех пор, пока её учитель не прославится и не станет властвовать миром вместо меня. Хитро и умно придумано! Мать ребёнка – племянница самого Ханана, а отец – Мессия! Жаль – искренне сокрушался он – жаль, что Арита так и не покорилась мне. Из неё мог бы получиться мудрый правитель и мой надёжный заместитель».
Владыка был доволен, что сумел разгадать коварный план Ариты.
Для начала он решил выяснить с помощью Омелы, где скрывается племянница, потом выкрасть её, избавиться от нежелательного потомства и, руками ненавистного ему прокуратора, убить «претендента» на родство с ним.
«Ах ты, скорпион вонючий!– выходил из себя правитель, высказывая самые гнусные слова в адрес Элла. – Мало того, что ты разбрызгал по дорогам своё гнилое семя, так ещё и посмел затащить туда мою Ариту! Но ничего, я сумею вырвать твои плотоядные клешни и исцедить из тела твой живородящий яд!»
 Ханан довольно быстро взял себя в руки и из рабочего кабинета перешёл на открытую веранду. Там, ожидая приезда Симона, он наслаждался прохладой и пил ячменное пиво. Уверенный в том, что его брат непременно явится к нему за объяснениями, владыка готовился к этому, и ему было что сказать.
И вот, по прибытию ожидаемого гостя, Ханан усадил его напротив и сразу приступил к делу.
– Я ведь хотел как лучше, брат мой – мягко сказал он, жестом руки пресекая попытку Симона первому начать беседу. – Ты ведь многого не знаешь и, мало того, что не исполняешь мои указания, так ещё допустил до того, что наше родовое имя запятнано грязными руками – я бы даже сказал, не совсем руками –  какого-то бродячего плотника. А ведь всякий блуд осуждается Священным Писанием! Ради сладострастия мужчина должен склоняться только к жене. Блуд противоречит всем законам потому, что деторождению препятствует изобилие различных пороков. Думаю, что Элл знает об этом и требует от своих учеников исполнения Закона. Правда, к нему, судя по последним событиям, это не относится. Ведь, как говорится, чего нельзя смертным, то бессмертным в охотку!
– Но Арита ещё не познала мужчину, и при чём тут Элл? – вспотел до нитки перепуганный намёками брата Симон.
– Наша Арита, всемогущий повелитель – вдруг повысил в должности своего глупого брата Ханан – преспокойно живёт совсем в другом месте, нося в своём распрекрасном животике ребёнка от будущего «царя» –  Элла. Так что теперь из трёх видов грешников, которые существуют на земле, моя обожаемая племянница – на третьем месте. А именно: она добровольно, заметь, не случайно и не насильно, без раскаяния и страха, поддалась искушению. Видимо, Арита возомнила себя дочерью фараона и унаследовала от него железное право не подчиняться никому и ничему. Ведь на любой, даже самый священный запрет у местных правителей был один ответ: Закон этого не разрешает, но Закон разрешает фараону делать всё, что он хочет!
– Но этого не может быть! Я же сам её утром видел! Ничего такого с ней не было!
– Ты, братец, не только плохой чиновник, который не может хорошо справиться с государственными делами, ты, оказывается, ещё и плохой отец, если не можешь отличить родную дочь от чужого человека!
Симон почувствовал, как его сердце сдавили горячие щипцы, и ком в горле перекрыл воздух для дыхания. Теряя сознание, он успел услышать последнюю фразу владыки:
– Живущая в твоём доме девушка – не Арита, и я думаю, она живёт там не первый месяц.
Симон упал без чувств, опрокидывая на пол кубок с пивом.

ГЛАВА 29
Ученики Элла готовились вновь посетить город, заручившись поддержкой местной знати, которая, наконец, проявила интерес к Пророку, кого признал сам Креститель. Желание встретиться было высказано апостолам учителя, которые длительное время находились в разных местах, исполняя свои обязанности.
Когда, после очередной самовольной отлучки, появился Гадиан, Элл при всех стал отчитывать его:
– Тебе ведь известно, что в нашей общине есть двенадцать апостолов, в обязанности которых входит: разносить письма, решать спорные вопросы, собирать пожертвования, сообщать о предстоящих праздниках и обеспечивать связь с другими группами? Где ты был до сих пор?  Где наша казна?
Провинившийся казначей, привыкший к тому, что его вольности всегда сходили ему с рук, от таких претензий опешил. Не поднимая головы, он стал оправдываться, рассказывая на всякий случай придуманную историю. Он поведал, что казну общины у него отобрали какие-то люди во время сбора пожертвований в городе, откуда он недавно вернулся.
– Я думаю – нагло врал он – что этими грабителями были слуги Сатаны. Я хотел было проследить за ними, но они перехитрили меня и исчезли в неизвестном направлении.
– Так ты не узнал, где находятся женщины с родимыми пятнами? – спросила Ада, зная, что за эту информацию можно получить большие деньги.
– Нет, потому что меня задержали какие-то люди, и чуть было не убили.
Элл не верил ни одному его слову и как будто бы забыл об инциденте.
– Завтра мы пойдём в город, где нас ждут уважаемые люди – торжественно объявил он. – Поскольку скоро наступит великий праздник, для нас этот поход будет иметь большое значение. Если завтра меня действительно примут как Сына Божьего, то на праздник я войду в этот город, как подобает царю.
Такая перспектива пришлась по душе всем: быть в качестве друга, но при царе, всегда приятней, чем быть главным, но при бунтовщике. Договорившись о времени выхода, все разошлись по домам.
На следующий день большая группа людей вышла на дорогу, ведущую в город. Нияма, по указанию Ариты, предупредила учителя, чтоб он поменьше вступал в споры и вёл свои проповеди мирно, без каких-либо столкновений с властью. Элл согласно кивнул головой, и долгое время обдумывал свои предстоящие проповеди и своё поведение в случае возможных провокаций. Он не догадывался и не знал, что с недавних пор среди его новых учеников находятся специально обученные люди Омелы, которые должны противостоять разным ухищрениям Ханана, целью которого было очернить светлое имя Мессии. Ими были физически сильные женщины, которые повсюду рассказывали всем о чудесах, совершённые Эллом. Те неверующие, кто с недоверием высказывался по этому поводу, куда-то бесследно пропадали. Люди из сёл довольно быстро стали замечать внезапные исчезновения своих родных и близких. От их внимания не ускользало то, после каких событий это происходило. Подогреваемые агентами Омелы, люди верили, что их родственники погибли потому, что своими недовериями и насмешками в адрес Элла они прогневили Бога. Сельские жители с быстротой молнии стали распространять слухи о могуществе Мессии, за которого заступается сам Бог.
В городе такие номера пока не проходили, но желающих оскорбить Элла становилось всё меньше и меньше. Ханану докладывали об этом, но он не мог понять – почему так происходит?
Когда начало смеркаться, учитель предложил заночевать недалеко от города, на своём излюбленном месте. Их лагерь расположился на невысокой горе, густо поросшей масличными, фиговыми и пальмовыми деревьями. Элл, в обществе Марии и Ниямы, расположился отдельно от остальных на маленькой поляне между двумя огромными кедрами.
Они сидели под густыми ветвями исполинов, где зелёные листья белели от многочисленных голубей. Учитель тихим свистом подозвал птиц к себе. Так он делал всегда, когда бывал здесь: подкармливая их крошками хлеба, пророк разговаривал с ними, как с людьми, а они не боялись и садились на его открытые ладони или на плечи. Завороженные ученики любовались этой идиллией и верили, что эти птицы посланы Богом-Отцом к Богу-Сыну.
Многие из них помнили рассказы учителя о том, как в глубокой древности люди, которых было ещё очень мало на этой земле, прекрасно дополняли дефицит общения между собой равноправным общением с птицами и животными. Покладистые и разумные, те легко научились понимать слова, звуки и жесты человека, и человек, в свою очередь, так же научился понимать их разнообразные отзывы и вполне объяснимые повадки. Именно благодаря Божественному Провидению люди научились от птиц и зверей выживать в этом малознакомом им мире. Тогда на земле все были довольны и счастливы. Но такого взаимопонимания оказалось мало, и люди захотели покорить своих «учителей», заставить их работать на себя, чтоб потешить своё самолюбие и самим ничего не делать для собственного благоустройства. И это им удалось, благо, что животный мир особо и не противился. Но этого тоже, как оказалось, не хватило человеку, который уже замахнулся на то, чтобы стать  «царём» природы. Он стал бездумно истреблять некоторых непокорных животных и птиц и совершать другие необдуманные, жестокие поступки.
В который раз, уловив противоречия в проповедях и рассказах учителя, Гадиан не мог не вступить в спор:
– Но так, с самого начала сотворения Земли, пожелал сделать Бог! Он ведь сам назначил человека повелевать птицами, рыбами и животными!
Элл не стал углубляться в сложную для понимания тему и сказал лишь о том, что повелевать тоже надо грамотно и без ущерба для кого-либо. Ведь не секрет, что любое столкновение человека с природой обернётся поражением только одной стороны – человека.
–  Так оно тогда и случилось – заканчивал Элл свою проповедь. – Сначала сильные и хищные животные чуть было не истребили всех людей, которые, спасаясь, стали удаляться в самые недоступные места. А потом между ними наступило перемирие, которое лишь изредка нарушалось поочерёдно, то одной, то другой стороной.
– Это всё интересно, учитель – вступила в разговор Рая. – Но как можно вернуть те счастливые времена, которые, оказывается, когда-то были на земле? Помнится, ты говорил о подобном слиянии с природой только в Царстве Небесном?
Тогда Элл ответил, что природа не смогла простить и принять пороки человека – и стала жить сама по себе, отстраняясь от него.
– Оскорблённые таким недружелюбным отношением, люди, которых на земле становилось всё больше и больше, нашли себе более сговорчивых и доверчивых собеседников – друг друга. Так и началось рассеивание по всей земле зерен лжи, лицемерия и массы других пороков, прорастающих только в человеке и от человека.
Сказанное учителем было воспринято его учениками неоднозначно, но сам Элл, при благоприятном случае, всегда старался показать своё трепетное отношение к живой природе. И она ему платила тем же.   
В то самое утро, после небольшой трапезы, путники держали путь к входным воротам гостеприимного города.
Апостолы не ошиблись: на подходе к городу их уже ждали некоторые состоятельные горожане. После кратких приветствий, учитель, по просьбе одного из встречающих, стал прославлять скорое пришествие Царства Небесного, которое, по его словам, наступит одновременно с концом света.
– Богачу попасть в Царство будет труднее, чем бедняку – уверял он, всматриваясь в немногочисленную толпу. – Удобнее верблюду пройти сквозь игольные ушки, нежели богатому войти в царство Божье.
– Так что, нам можно и не пытаться быть угодными Богу? – серьёзно спросил хорошо одетый пожилой мужчина.
– Почему же: Бог каждому человеку даёт возможность попасть в своё Царство. Спасение может коснуться и богатых. Но это будет зависеть от них самих, от их милосердных деяний, от веры в Бога и любви к Нему.
Не успели люди осмыслить это высказывание, как к ногам учителя бросили какую-то молодую женщину. Она лежала на земле в разорванном в разных местах платье и плакала. Многочисленные ссадины на лице говорили о том, что её недавно пытали и били.
Возле несчастной стоял крепкий мужчина с палкой в руке и громко говорил, обращаясь в Пророку:
– Если ты мудрый учитель, рассуди: эта женщина обвиняется в том, что изменила своему мужу с другим мужчиной! По твоим убеждениям, она совершила большой грех, правильно? Так как прикажешь поступить с ней?
Люди притихли, с гневом и отвращением поглядывая на падшую женщину и с интересом – на реакцию Элла.
Мария первая подошла к отверженной и сделала попытку поднять её с земли.
Элл жестом руки запретил ей делать это.
После небольшой паузы некоторые мужчины стали громко роптать и вновь послышались грозные призывы:
– Что на неё смотреть: забить её камнями, да и всё!
– Забить гадюку палками до смерти!
– Изгнать её вон из города!
Элл окинул взглядом публику и высоко поднял правую руку. Когда шум стал постепенно стихать, он, наконец, заговорил:
– Если то, что сказал этот мужчина – правда, то лежащая на земле женщина заслуживает самого сурового наказания.
Даже в той стороне, где стояли его апостолы, послышались многочисленные недовольные возгласы.
Но Элл не стал их слушать и продолжил вершить справедливый суд:
– Но судить её может только суд Божий, ибо только Отцу моему известны истинные причины её греха.
После этих слов в разочарованной толпе стали выкрикивать фразы вроде: «С таким законом, который проповедуешь ты, каждая женщина начнёт гулять от своего мужа!» и «Если ты такой добрый, бери сам её в жёны и живи с ней!»
– Эй вы, люди добрые! – выкрикнул Элл. – Неужели вы так жестоки, что действительно хотите скорого суда над этой беззащитной женщиной? Что же, пусть будет по-вашему: я благословлю каждого, кто первым бросит в неё камень или ударит палкой! Любого – после небольшой паузы добавил он – кто сам живёт без греха!
Все застыли в оцепенении, а те, кто намеревался бить эту женщину, тихо отложили в сторону свои камни и палки и ушли прочь. Вслед за ними потянулись и остальные.
После мудрых слов, сказанных в защиту женщины, Элл ожидал в свой адрес всеобщего одобрения и обожания, но вдруг столкнулся с равнодушным непониманием и невежеством горожан. Ему было непонятно: что он сделал такого, что от него снова отвернулись люди? Такая реакция была непонятна и всем его ученикам, которые, кроме своего восхищения и поклонения учителю, других чувств не испытывали. Никто из них не понял настроение толпы, которая оскорбилась истинной правдой. Да, учитель только что поразил людское лицемерие в самое сердце, и такое поражение ему  не простят  никогда!
Понимая, что эту сцену и действующих лиц готовили специально для него ненавистные священники, учитель всё равно не сдержался и выкрикнул в уходящую толпу:
– Вам удобнее слушать богатых праведников, которые только и могут, что толковать о субботе: сколько шагов можно пройти в этот день или можно ли вдеть нитку в иголку! Вам интереснее видеть, как они с показной набожностью тяжело волокут ноги, спотыкаясь об камни, как днём ходят с закрытыми глазами, чтобы не видеть женщин, и бьются лбом об стены, отчего лоб у них всегда в крови! Вам доставляет удовольствие, когда они, стройные и сытые, ходят по улицам, согнувшись пополам, якобы под тяжестью исполнения Закона – пусть будет так! Но я ещё не раз покажу вам настоящую религию - религию сердца и души праведника!
Но его слова уже почти никто не слышал.
Тогда, забрав с собой спасённую женщину, община Элла направилась к центру города, где ее ждала новая публика.
Местные жители, не видевшие только что произошедшего инцидента, добродушно приветствовали Элла и его спутников. Люди находились здесь по разным поводам: были такие, которые ждали и желали этой встречи, а также и те, кто пришли просто из любопытства и интереса. На площади присутствовали лица, получившие от агентов местной власти деньги за подстрекательства и провокации.
Слова учитель снова были нарасхват, и он едва успевал отвечать на вопросы присутствующих. Утоляя любопытства многих, он с лёгкостью подтвердил, что достаточно одного его прикосновения к больному, чтобы тот полностью излечился.
Некоторые обеспеченные люди вкладывали в руки учителя продукты или деньги, он добродушно улыбался, брал всё это и тут же раздавал дары бедным и убогим.
– И вы так поступайте, братья мои! – с жаром говорил он. – Что вы получаете даром, то и отдавайте даром. Я сам есть хлеб жизни – и приходящий ко мне не будет алкать. И верующий в меня не будет жаждать никогда!
Такое отношение было приятно люду: послышался шепот хвалы и радости, некоторые молились, глядя на небеса.
Но агенты первосвященника тоже не дремали. Разрушая атмосферу всеобщего умиления, к Эллу подошёл один мужчина:
– Скажи, благодетель и чудотворец – торжественно произнёс он – а почему ты излечиваешь так мало людей? Разве такому, как ты, трудно одним взмахом руки вернуть всем слепым зрение, немым – речь, глухим – слух, а калекам – недостающие части тела? Что мешает тебе сделать это? Ведь, будь так, никто не усомнился бы в твоём небесном рождении и твоём мессианстве!
Люди застыли в ожидании ответа. Наверное, каждый из них тогда подумал об одном и том же: «Почему нам раньше не приходила в голову такая мысль?»
Элл не ожидал услышать такого каверзного вопроса, и не знал на него достойного ответа.
Пауза явно затягивалась, и нужно было что-то предпринять. Учитель должен был разрубить этот узел, и он сделал это.
– Ты сам ответил на свой вопрос, добрый человек. Ведь пока будет хоть один, сомневающийся во мне, общего исцеления никогда не будет.
– Так зачем тогда ты лечишь отдельных людей, не спрашивая: веруют они в тебя или нет?
– Всякий, к кому прикасается моя рука, уже верует.
– Так прикоснись ею сразу ко всем, если ты Мессия и Спаситель! – не унимался мужчина, провоцируя учителя сделать ошибку или дать невразумительный ответ. – Хотя любой учёный праведник может сказать, что рождённый от женщины не может властвовать над человеком во время его жизни на Земле или после смерти. Вышедший из её лона сам грешен!
Неизвестно, чем закончился бы этот разговор, если бы не случилась благоприятная накладка. К месту, где происходили эти события, подходили другие агенты с вполне конкретным заданием уличить Пророка в призывах к бунту.
В то время, когда Элл собирался с мыслями, к нему и обратился один из них:   
– Учитель! Ты красиво говоришь о добре, справедливости, учишь нас милосердию и состраданию. Но скажи: так должен поступать каждый человек или только избранные? Эти законы одинаковы и для бедных, и для богатых?
Элл тут же забыл о предыдущем вопросе и приготовился к очередному подвоху.
Сейчас было очевидно: ошибкой священников был тот факт, что они ещё не поняли, что учитель уже не был тем юным праведником, которого можно было смутить и осмеять, выставив напоказ его неопытность и неграмотность. Те, кто продолжал преследовать его таким способом, не сообразили, что унизить учителя им уже не по силам.
– Да, законы, провозглашенные мною – спокойно отвечал он –  нужно исполнять всем, и они одинаковы для всех, кто хочет попасть в Царство Небесное!
– Тогда ответь – не унимался заранее подготовленный провокатор – разве позволительно одним людям брать подать у других, а другим давать её? Разве это справедливо, когда богатым может стать только богатый, а бедный – всегда остаётся бедным?
Хотя таких вопросов ему ещё не задавал никто, Элл обдумывал ответ недолго, отдавая должное изощрённому уму организаторов этой сцены. Апостолы, стоящие рядом, шептали ему, что среди этих людей есть стражи порядка, которые, скажи он хоть слово против власти, сразу арестуют его. Учитель не стал их больше слушать, обращаясь ко всем присутствующим:
– Люди добрые! Бог создал жизнь на  земле подобно небесной жизни. Поверьте, даже у ангелов есть свои ранги и звания, есть высшие ангелы и низшие. Там никто, например, из херувимов не займёт место ангела силы или, тем более, архангела! Я и вас призываю оставаться на этой земле в том звании, которое дано вам от Бога! Все мы – его дети, а значит – его наследники, потому что сам Бог признаёт вас достойными славы и оправдания.
Несколько агентов направились в сторону оратора, но остановились, услышав следующую фразу:
– Я заверяю вас: нет власти не от Бога! Кто противится власти, тот выступает против Бога! Поэтому уплата подати есть богоугодное дело, и её собирают Божьи служители! Отдайте же всякому должное: кому надо подать – отдайте ему подать, кому оброк – оброк, кому страх – страх, кому честь – честь!
– Я ответил на твой вопрос, брат мой? – спросил Элл, но того уже и след простыл.
Напряжённая тишина вибрировала в сознании внешне разочарованных людей. Но это была уже не возмущённая и не враждебная толпа, готовая снова изгнать Пророка. Все граждане, кто находился под присмотром сборщиков подати, ненавидели эту касту низших должностных лиц. О них всегда говорили как о грабителях с большой дороги, их работу считали позорной. С ними никто не хотел общаться, и они общались только друг с другом. Но после того, что сказал Элл, отношение к ним, как к людям, делавшим «богоугодное дело», должно было измениться в лучшую сторону. Тем более, было известно: учитель всегда относился к ним благосклонно и с некоторыми из них даже дружил.
Обсуждая новую для всех тему, один старый рыбак всё же не удержался:
– Тоже мне – учитель – вполне добродушно высказался он. – Так бы нам, бедным людям, прямо и сказал, что ты – за богатых! Пусть, мол, они жируют, а мы, по велению Бога, должны на них работать, да ещё и платить им! 
– Зато после смерти тебе воздастся! – крикнул в его сторону кто-то из толпы. – В Царстве Небесном все бедные станут богатыми, а богатые будут гореть в огне!
– Дурак ты! – гоготали другие. – Если они будут гореть, кто же на нас, бедных, тогда будет работать?
Элл слушал их перепалки и не вмешивался: ему было радостно, что на этот раз его слова, хотя и в несколько искажённом виде, но дошли до сердец горожан. Подтверждением этому было то, что некоторые влиятельные лица, стоявшие в стороне, подошли к Эллу и предложили ему свои услуги.
– Ты по-настоящему мудрый учитель – сказал один из них. – И нам нравятся твои проповеди. Приходи к нам со своими апостолами до светлого праздника, мы будем рады такому обществу.
Они дружелюбно попрощались, и счастливые ученики Элла, некоторое время, погуляв по городу, благополучно покинули его пределы.
Когда первосвященнику доложили об очередном провале операции, он невозмутимо выставил агентов за дверь.
«Этот Элл оказался хитрым и не таким простым, как казался раньше – наконец-то понял он, прохаживаясь по коридорам храма. – Ради своей безумной идеи он готов покориться власти и призывает к этому всех людей. Это неспроста. Ведь когда эта масса начнёт слепо ему верить, тогда он покажет себя в полную силу. Его срочно нужно арестовать».
Иосиф больше не раздумывал и, не меняя одежды первосвященника, собрался со своими предложениями идти прямо к Ханану.
Не успел он подойти к двери, как навстречу ему почти вбежал дежурный священник и сообщил, что к нему пришёл человек от владыки. Первосвященник вернулся назад, распорядившись ввести к нему посыльного.
Вошедший молодой человек, одетый в одежды монаха, поклонился и, молча, передал перевязанный белой тесёмкой лист бумаги. Как только за ним закрылась дверь, Иосиф развернул послание и прочитал: «Немедленно его арестовать! Но когда –  скажет мой человек. Всё сделать по закону».
Ни подписи, ни печати никакой не было.
«Этот хитрый лис – подумал хозяин храма – всегда так поступает, когда хочет скрыть свои истинные намерения».
Но исполнять это приказание было необходимо, и Иосиф дал команду доставить к нему некоторых агентов и срочно собрать Малый Совет. Собрать немногочисленный суд, в состав которого входило двадцать три человека из числа священников и старейшин, не составило большой проблемы.
Так называемое Верховное Судилище имело большие права и полномочия в вопросах «казнить» или «миловать» и в его обязанность входило решение всех процедурных вопросов. Когда все участники собрались и уселись за длинный, покрытый красной скатертью стол, первосвященник, заручившись поддержкой Ханана, на повестку дня вынес только один вопрос: арест и допрос Элла. Несколько надёжных свидетелей, стоя посредине большого помещения, клятвенно подтвердили, что такого-то числа и месяца они собственными ушами слышали, как Элл призывал людей разрушить городской храм и вместо него построить свой собственный. Кроме этого, мол, учитель называл себя царём Небесного Царства, в котором не будет места нынешней власти, и никакой другой – тоже.
– По нашим Законам – говорил Иосиф – этих показаний достаточно, чтобы объявить Элла преступником и приговорить его к смерти. Если он называет себя царём, значит, он покушается на власть наместника или даже самого императора!
– Но, согласно нашему Закону, обвиняемого нужно сначала допросить и взять с него пояснения – резонно заметил один из старейшин. – Может быть, этот молодой человек сумасшедший или больной. Тогда его нужно просто вылечить.
– Об этом мы узнаем после его ареста – напряжённо ответил Иосиф, не желая затягивать уже решённый вопрос. – А сейчас, когда картина преступления ясна, я предлагаю проголосовать: кто за то, чтобы сына Марии Элла арестовать и допросить, поднимите руку!
Решение было принято единогласно.
На следующий день в храм явился сам Ханан. Он не стал посвящать Иосифа в тонкости своего плана, а только сказал:
– Через два дня, накануне светлого праздника, Элл со своими апостолами придёт в город, по приглашению местной знати. Ни в городе, ни тем более в гостях у уважаемых людей арестовывать его нельзя. Шумиха в этом деле может привести к нежелательным людским волнениям. Мой человек подберёт тихое место для его поимки и сообщит тебе. Что делать дальше, ты знаешь. После ареста этого богослова доставишь сразу ко мне. В любое время дня и ночи!
Первосвященник покорно склонил голову, решив, что разговор окончен. Но, перед тем, как уйти, Ханан, тщательно маскируя истинную причину преследования Мессии, спросил:
– Кстати, ты случайно не знаешь: имя Элл что-то означает?
«Разве его имя может что-то означать?» – хотел спросить Иосиф, но вовремя передумал, предусмотрительно потупив глаза.
– Ты разочаровываешь меня, первосвященник! Нужно хоть иногда заглядывать в книги старых пророчеств и в житие наших далёких предков. Если бы ты делал это, ты знал бы, что элл – это мера длины древних египтян, равная семи ладоням. У них были такие деревянные палочки с делениями. Ты представляешь, что это значит?
Иосиф, как ни старался, не мог связать воедино семь ладоней египтян с именем Элла. Он просто растерянно смотрел на владыку, как ученик, ждущий от учителя подсказку. И Ханан заговорил, поразив его воображение.
– Цифра семь, уважаемый, сама по себе имеет тайный смысл. Ты, наверное, не считал, что в человеческой голове имеется именно семь отверстий, и забыл, что в Священном писании говорится о семи страшных грехах? И кому, как не тебе, знать, что в самой популярной молитве молящий обращается к Богу только с семью просьбами? Если ты, первосвященник, не знаешь об этом, то о других семи знаках тебе и не нужно знать.
– Я знаю о семи… – начал оправдываться потрясённый Иосиф.
– Сейчас, уважаемый первосвященник, ты знать должен только одно: Элл – не простой человек, а может, он не совсем и человек даже. Поэтому выполнение моего задания, в первую очередь, твоя забота и святая обязанность!
Ханан вдруг заторопился и вскоре покинул территорию храма, оставив наедине с собой убитого наповал Иосифа.
Трудно было представить, что случилось бы с ним, если б Ханан рассказал ещё и о том, что имя  его племянницы «Арита» является сокращённым от «Арариты», которое включает в себя всё ту же цифру 7 – как союз тройки с четвёркой. Об этом бывший первосвященник сам недавно узнал, листая тайные записи древних пророков. Сравнив все добытые данные, он без труда догадался, что всё это значит. А значило это вот что: если отмерить семь мужских ладоней с головы вниз, то седьмая ладонь оказывалась прямо у него между ног. То же самое происходило, если отмеривать женскими ладонями, но – снизу вверх. Ханан, узнав об этом, сам чуть не задохнулся от злости и беспомощности. Наконец, он таки понял главное – союз Элла и Ариты кем-то был предрешён ещё до их рождения. Но зачем?
Вот был вопрос, ответа на который у него не было.

ГЛАВА 30
В то время, когда кольцо вокруг Элла сжималось, на другом берегу священной реки была затеяна весёлая пирушка.
Антипа устроил большой пир в честь своей молодой жены. На праздновании присутствовали только приближённые властелина и большая группа молодых танцовщиц, исполняющих, помимо своих прямых обязанностей, роль обслуживающего персонала.
Длинный массивный стол, покрытый зелёной скатертью, ломился от всевозможных мясных и рыбных блюд, разнообразных свежих фруктов и большого количества крепких и прочих напитков. В дальнем углу просторного помещения на различных музыкальных инструментах тихо исполнялась танцевальная музыка.
Опьянев от вина и обильного внимания женщин, Антипа полулежал на широкой кушетке, покрытой толстым мягким ковром, и откровенно рассматривал танцующих полуобнажённых красавиц. Его жена Ироида, привыкшая к подобным увлечениям мужа, не обращала на это внимания, находясь чуть в стороне от него, в обществе своих подруг.
Вдруг на середину зала с деревянным тимпаном выпорхнула миниатюрная танцовщица, которую раньше хозяин не видел. Держа музыкальный инструмент в левой руке, она мелодично потрясала им в такт музыке. При этом она так искусно танцевала и негромко что-то напевала, что не обратить на неё внимание не мог даже пресыщенный женскими ласками Антипа. Гибкая танцовщица своим телом совершала немыслимые эротические движения и вдруг стала игриво извиваться змеёй вокруг приближающихся к ней лиц мужского пола. Она, то визжала и шипела, а то в полном изнеможении полностью распластывалась на полу, выставляя напоказ свои соблазнительные формы, после чего, медленно поднимаясь, с вытянутыми вперёд руками, стремительно бросалась в разные стороны, маня в свои объятия каждого, кто этого хотел. Такие откровенно похотливые движения Антипа ещё не видел.
Приподнявшись со своего ложа, он потянулся к ней всем своим телом, не замечая никого вокруг себя. Сладострастная улыбка обнажила его желания, и он подал ей призывной знак.
– Ты покорила меня, красавица! – горячо сказал он, подавая ей в руки кубок с вином. – Выпей из моего колодца, прелестная девица, и скажи, чего ты хочешь! Я исполню любое твоё желание!
Подобная блажь часто посещала его. Все слышали его слова, и никто не был удивлён этому. Но от того, что она, пригубив вино, сказала, вздрогнула даже Ироида.
– Я слышала, владыка, что у тебя в крепости содержится один Пророк. Говорят, он может предсказать будущее, если кто-либо посмотрит ему в глаза. Я всегда мечтала узнать, что будет со мной через несколько лет!
Такой странной просьбы не ожидал услышать и сам правитель. От неожиданного каприза незнакомки музыканты перестали играть на своих инструментах. Все посмотрели на Антипу, ожидая его решения. Все они знали, что Иоанн, даже под страхом смерти, никогда не придёт в его замок. Тем более он не станет унижать себя и своё доброе имя демонским занятием – гаданием.
Но слово было им дано, и его нужно было исполнять. Выпив полный кубок крепкого вина, владыка подозвал к себе охранника-телохранителя.
– Пойди в крепость и скажи, что я велел ему прийти сюда – прошептал ему на ухо пьяный властелин. – Коли не захочет, пообещай: если он исполнит всё, что я прикажу, завтра выйдет на свободу.
Видя, что охранник не двинулся с места, он резко повысил голос:
– Исполняй мою волю, раб! Я хочу, чтоб этой сладкой малышке посмотрел в глаза мой узник! Пошёл вон, и немедленно доставь его ко мне!
После ухода телохранителя Антипа посадил темноволосую танцовщицу возле себя и стал угощать её сочными яблоками и грушами. Велев музыкантам играть, а всем продолжать веселье, он не сводил с неё похотливых глаз.
– Кто ты и откуда взялась у меня в замке?
Девушка только мило улыбалась, подливала ему вина и, на правах самозваной хозяйки, вкладывала ему в рот янтарный виноград.
– Уже совсем скоро я всех их прогоню – бормотал он – и ты пойдёшь со мной в спальню.
– Даже для чистой девственницы, как я, большая радость и честь разделить ложе с самим владыкой – страстно шептала она, сводя его с ума. – Но ведь ты исполнишь моё желание и данное тобой слово?
Антипа вскочил на ноги, громко выкрикивая имя охранника.
Но когда ему ответили, что того ещё нет, он снова успокоился и прижимал к груди юную красавицу. 
В это время появился охранник. Один. Без Крестителя.
Пьяные глаза хозяина стали быстро наливаться кровью, и казалось, вот-вот из них брызнет красный фонтан.
– Где он? – громом пронеслось по залу. – Почему не исполнил моего повеления? Стража! Отрубите ему голову! Сейчас же!
Находясь в состоянии пьяного припадка, он всё же заметил в руках телохранителя поднос, на котором нечто было скрыто и небрежно закрыто чёрным платком.
Резким движением руки он остановил вооружённых людей, готовых немедленно казнить своего начальника, и вопросительно посмотрел на охранника.
– Что это? – дрожащим голосом спросил повелитель, и воин сбросил с подноса платок.
Страшным эхом раздался в замке крик ужаса, и вопли женщин оглушили тонкий слух музыкантов.
Подойдя вплотную к месту, где полулежал Антипа с танцовщицей, мрачный охранник поднёс к ним окровавленную голову.
Они застыли в полном недоумении: из подноса на них смотрели мёртвые, широко открытые глаза Иоанна.
– Я исполнил твою волю, господин – отчётливо произнёс начальник его личной охраны. – В глаза твоей гостьи смотрит сам Креститель. Прости, но иначе исполнить твою волю было невозможно.
В ту же минуту побледневшая незнакомка, вскрикнув, убежала прочь.
Пребывая в лёгкой панике, Антипа даже не заметил её исчезновения. И никто не увидел, как следом за танцовщицей выбежали ещё две женщины.
Посланницы Лоны, а это были именно они, догнали танцовщицу только на улице – и под руки увели её за ворота замка. Там девушку посадили в крытую карету, запряжённую двумя белыми кобылицами, и увезли в неизвестном направлении.
Только те, кому можно было знать, знали, что эта девица была посланницей ненавистной Сатаны. Исполняя волю своей повелительницы, она, на самом деле, точно выполнила приказ Лоны.
В отдалённом от людей месте, после специальных допросов с пристрастием, её отпустили. Отпустили туда, откуда никто и никогда не возвращался.
Что же делать, если выдать местонахождение или хотя бы коварные планы Сатаны юная танцовщица наотрез отказалась?
Что ж. Значит, спор ещё не закончен. Значит, самое интересное ещё впереди!
Но как жаль, что так глупо, нелепо и совершенно случайно оборвалась земная жизнь великого Предтечи – Иоанна Крестителя!

ГЛАВА 31
Весна снова вступила в свои законные права и ничего не изменила в сознании людей.
Несмотря на усердие агентов Ханана, выйти на след Ариты им не удалось, и владыка понял, что рождение ребёнка всё-таки состоится.
Симона, после недолгих запирательств, созналась, что Агла иногда замещала её дочь, но это придумала сама Арита. Чтоб не порождать никаких слухов по этому поводу, Ханан решил оставить всё это втайне, и Агла продолжала играть свою роль, но уже без Омелы.
Няню выселили из дома Симона сразу после того, как она его вылечила и выходила после удара, который произошёл с ним в резиденции брата.
Все, кто был хоть как-то связан с Аритой, отныне находились под пристальным вниманием агентов властелина.
В густонаселённом селении было много беременных женщин, а если учесть способность Ариты к полному изменению своей внешности, то узнать её было практически невозможно. Владыка не находил свою племянницу в ее родных местах, но почему-то не догадался продолжить поиски в городе, наивно полагая, что далеко от Элла она деться никуда не захочет.
После тщетных поисков он решил достать её другим способом: арестовать Элла и приговорить его к смерти. Ханан был уверен, что она сама бросится к нему в ноги, моля о пощаде. Тогда растроганный дядя, может быть, простит её и его, но с условием: исключить появление на свет их ребёнка.
Перед обедом, когда группа людей, возглавляемая Эллом, уже подходила к городу, их догнал всадник. Не слезая с коня, незнакомый мужчина выкрикнул, что Антипа убил Крестителя - после чего быстро удалился в сторону храма.
Эта весть ошеломила путников. Как же так? Они недавно были у него, видели, как хорошо к нему относились, как благоволил к нему сам Антипа, и вдруг – убит? Страшная новость не укладывалась в голове, но мысли об общей опасности заставила задрожать от страха всех.
Отведя учителя в сторону, Нияма умоляла его отступить и не идти в город.
– Это западня – дрожащим голосом говорила она. – Иоанн был первым, а следующий в их списке - ты. Не ходи в город, ради нашего общего дела, ради нас всех, ради Ариты: она не переживёт, если с тобой что-то случится!
Похожие опасения были у всех апостолов, которые, перебивая друг друга, тоже стали отговаривать учителя идти в ненавистный город. 
Элл надолго задумался, уединившись за большим кедром. Он читал молитвы одну за другой, и слёзы не высыхали у него на глазах:
– Господи! Если Тебе нужна моя смерть, возьми её! Или дай мне силы стерпеть человеческую жестокость и неблагодарность! Вознеси меня к себе на небо, если я не угоден людям на этой земле! Не дай мне испытать слабость и боль! Прошу Тебя, Отче, если Ты любишь меня!
Апостолы напряжённо молчали, ожидая решения учителя. Они очень надеялись на то, что он не поведёт их на верную погибель. Но их надеждам не суждено было осуществиться.
Когда они увидели его, решительного и возбуждённого, стало понятно: поход не отменяется, несмотря ни на что.
Странно, но тогда самыми смелыми из них оказались ученики казнённого Крестителя. Со слезами на глазах они поддержали Элла, и он обратился ко всем с короткой речью:
    – Если вы верите мне, то смело идите за мной, ибо кто идёт следом за мной, тот идёт за Богом! С вами ничего не случится, поверьте мне! А моя жизнь зависит от воли моего Отца!
Недавно бунтовавшие апостолы, как малые дети, услышав твёрдый голос отца, послушно зашагали следом.
В черте города, на подходе к дому одного аристократа, их уже ожидали. Элл перекрестил встречающих, и все они прошли в большую светлую комнату.
Чтоб продемонстрировать свою «царскую» щедрость, учитель заранее отправил Неверьяма, который стал казначеем вместо Гадиана, на рынок, и тот закупил целую гору различных яств. По случаю знакомств и предстоящего праздника, Элл разрешил купить хорошего вина и много вкусных продуктов.
– Я немного побеседую с вами – сказал Элл хозяевам дома – после чего мы все уйдём вечерять в другое место, где нас тоже ждут.
Аристократы, желая поскорее послушать проповеди, отказались от угощений. Им не терпелось начать беседы на многие интересующие их религиозные темы. Ответы учителя новизной по-прежнему не отличались, но звучали они ярко, красочно и так заманчиво, что учёные мужи, раскрыв рот, слушали и удовлетворённо кивали в сторону друг друга. Им нравилось всё, кроме «огненной геенны».
– У тебя такая красивая религия – говорили они. – Зачем, при такой несчастной земной жизни, пугать людей огнём даже после смерти? Ведь было же так хорошо, когда, намучившись на земле, усопший мог перейти в рай, где его ждала вечная радость! Отмени свой ад, не пугай народ своим мечом, и тогда имя твоё станет вровень с Моисеем!
Но Элл, вспоминая, как над ним смеялись, когда он предлагал людям счастливую жизнь без ада, был непреклонен. Теперь он утверждал, что так решил не он, а сам Бог.
Апостолы в их разговор не вмешивались,  и сами с удовольствием слушали давно известные истории.
Ещё аристократы смутились, узнав, что Элл позволяет женщинам присутствовать при беседе мужчин. На это учитель ответил:
– Всякий, кто несёт слово Божье и верен мне, угодный Богу и стоит вровень перед Ним, будь то мужчина или женщина.
Не получив одобрения за такую вольность, Элл заторопился и стал прощаться. В первый раз, напрямую общаясь с богатыми мужами, он и не ожидал от них понимания. И всё же дружелюбные и заинтересованные его учением аристократы признали Элла большим учителем и пообещали, в случае надобности, всяческую помощь и поддержку.
Уже в другом просторном доме одного священника, который был тайным поклонником и верным учеником новой религии, расположились все пятнадцать путников. Комната, выделенная для них, была тщательно убрана, а на длинном столе стояли глиняные тарелки с лепешками, кувшины с вином и кубки.
Время приближалось к вечеру, и расторопные женщины быстро расставляли на стол принесённые с собой продукты.
Перед тем как сесть за стол, все, в знак особого благоговения, омыли руки.
Вдруг учитель велел налить воды в таз. Апостолы, и среди них две женщины, стояли в недоумении, когда Элл объявил, что хочет омыть им ноги. Этот обряд он называл «братским смирением» и несколько раз уже выполнял его. Такого смирения среди них не было давно, а ученики Крестителя вообще не знали, что это такое. Им не рассказывали, что подобное делали только слуги, встречавшие хозяина и его гостей после похода по пыльным дорогам. В общине Элла слуг не было, но такие обязанности раба иногда исполнял сам учитель, призывая учеников делать то же самое. И хотя никто ни разу не последовал его примеру, учитель упорно приобщал их к взаимной привязанности.
Он настоял на своём и старательно омыл ноги трём смущённым апостолам. После этого предложил каждому сделать это с другими.
«Если так пойдёт дело и дальше – цинично подумал Гадиан – не далёк тот день, когда он приучит нас мыть друг другу не только ноги, но и другие части тела. Не удивлюсь, если мужское население Содома, прежде чем впасть в грех, начинало именно с этого обряда!»
Видимо, его пошлые мысли не разделил никто, и на этот раз желание учителя было исполнено всеми, кроме Гадиана. И не потому, что этого не хотел он, а потому, что никто не хотел мыть ноги именно ему.
Во время омовения женщины, умилённые данной сценой, с завистью наблюдали за мужчинами, представляя себя на их месте. 
После этой процедуры Элл занял место в центре стола, а его апостолы начали спорить, кто ближе и с какой стороны сядет к нему. Они всегда ревностно относились к строгому соблюдению правила, которое гласило: ближе к хозяину должны находиться его приближённые – по старшинству. Элл не любил эти частые споры и сейчас заявил им, чтоб они побеждали в себе честолюбие, иначе вообще никого к себе не подпустит.
Те, кто первыми успели оказаться возле него с правой и левой стороны, радостно воссели рядом, остальные рассаживались, как попало.
Женщины впервые вообще не были приглашены за стол.
Учитель, предчувствуя беду, хотел, без их участия, дать апостолам кое-какие наставления. Нияма и Мария несколько раз пытались пристроиться рядом возле него, но были отосланы в другую комнату - заниматься приготовлением пищи.
Священник по имени Исаак был ещё не старый, но умудрённый опытом религиозный служитель. Дав приют Эллу, он сильно рисковал, не зная, что уже отдан приказ об аресте его высокого гостя. В преддверии светлого праздника ему хотелось быть отмеченным учителем, имя которого повсюду стали произносить с трепетом и надеждой, и звали не иначе как Мессия. Он часто выходил во двор, прислушиваясь и присматриваясь: нет ли посторонних?
Сидя за столом, учитель сказал:
– Только что я подал вам пример братского смирения и вёл себя как служащий, ибо вы – те, кто пребывали со мной в испытаниях моих. Я завещаю вам, как завещал мне Отец мой Небесный, Царство, чтоб вы ели и пили за трапезою моею в Царстве моём.
В этот вечер Элл был особенно ласков со всеми, даже с Гадианом, который то и дело вставал со своего места, чтобы подлить учителю вина. 
– Да, братья мои – грустно говорил учитель. – Скоро, уже совсем скоро, я так же, как здесь, буду восседать на небесах, а по правую и левую сторону от меня будете сидеть вы.
Перед тем как отпить из большой чаши вина и передать остальным, он прочитал короткую благодарственную молитву:
– Благословен ты, Господи Боже наш, создавший плод лозы виноградной! – и сделал большой глоток.
Пока чаша шла по рукам апостолов, Элл продолжил говорить:
– Я – истинная виноградная лоза, а Отец мой – виноградарь.
И в упор, глядя на Гадиана, сказал:
– Всякую ветвь на мне, не приносящую плода, он удаляет, а всякую приносящую плод очищает, чтобы больший плод приносила. Как ветвь не может приносить плода сама себе, если не пребывает на лозе, так не можете и вы, если не пребываете во мне. Я – лоза, вы – мои ветви, а эта чаша есть Новый Завет в моей крови. Пейте из неё всё, до дна. Это есть кровь моего Нового Завета, за многих изливаемая для отпущения грехов. Делайте это всегда в память обо мне, а я уже не буду пить от плода виноградного до того дня, когда буду вкушать вместе с вами новое вино в Царстве моего Отца. Так что не подливай мне больше вина, Гадиан, а лучше быстрее делай то, что хочешь сделать.
Апостол опустил глаза, притворившись, что последнюю фразу не услышал. Пользуясь тем, что большинство из них прильнули к учителю, упрашивая его объяснить свои странные слова, он взволновано подумал: «Откуда ему известно о моём намерении? Может, он и правда Сын Божий?»
 В это время он почувствовал, как чья-то рука грубо легла на его плечо. Обернувшись, Гадиан увидел возле себя Нияму.
– Что с тобой, сестра? – наигранно улыбнулся он. – Тебе что-то нужно?
– Мне нужно, чтобы ты издох! – наклонившись, прошептала ему на ухо женщина, и апостол тут же упал на пол.
Увидев это, все вскочили со своих мест, недоумевая, что могло произойти. Неверьям и Фома стали поднимать его за руки и подтаскивать к скамейке, Мария брызгала водой на голову. Наконец, Гадиан открыл глаза, с удивлением глядя на окруживших его апостолов.
Элл в этой ситуации вёл себя странно и даже не подошёл к нему.
– Кажется, он выпил много вина – успокоила всех Нияма. – Сейчас ему полезен свежий воздух: проведите его на улицу.
Учитель был с этим согласен.
После того как Гадиана вывели на улицу, Элл продолжил трапезу с молитвы и таинства преломления хлеба. Произнося молитву перед лежащим перед ним опресноком: «Благословен ты, Господи Боже наш, выводящий хлеб из земли» – он преломил его и передал каждому по небольшому куску.
– Это моё тело – говорил он. – Ешьте его и всегда делайте так, вспоминая меня.
А когда очередь вновь дошла до вина, апостолы уже не ограничивали себя ни в чём.
– Учитель, а мы завтра пойдём в храм? – спросил низкорослый апостол Варфоломей, бывший ученик Иоанна.
– До завтра ещё нужно дожить – странно ответил Элл и после некоторой паузы добавил:
– У меня такое предчувствие, что завтра вас со мной уже не будет. Поэтому я даю вам новую заповедь: любите вы друг друга, как я любил вас! Люди будут узнавать вас, что вы мои ученики, если вас будет соединять любовь.
Последние слова звучали как прощание, и апостолы, обступив его, умоляли рассказать о своих переживаниях. Но он и сам ничего не знал, кроме тревожного чувства, заставляющего стонать его бушующее сердце. А когда Нияма прошептала ему на ухо, что Гадиан куда-то исчез, предчувствие скорой беды вообще не покидало его.
– Тебе нельзя сегодня идти ночевать в масличный сад – шептала она. – Пусть все идут туда, а мы пойдём на ферму к твоему знакомому. Там ты будешь в безопасности и отдохнёшь, а утром мы к ним вернёмся.
Элл мягко отстранил её, видя растерянность своих апостолов:
– Пусть вас не смущают мои слова, если в вас есть вера в Бога и в меня. В доме Отца моего обителей много, и я собираюсь идти, чтобы приготовить там место для вас.
– Мы верим тебе, учитель – отозвался Фома – но нам было бы спокойней, если бы ты уже сегодня познакомил нас со своим Отцом.
Его поддержали все, и Элл вынужден был повторить много раз сказанное:
– Я столько лет с вами, и вы до сих пор меня не опознали? Скажите: когда я посылал вас без мешка, без сумы и обуви, имел ли кто-нибудь в чём недостаток?
Апостолы дружно ответили: «Нет!» – после чего услышали ещё более странные слова:
– Кто видел меня, тот видел Бога! Верьте мне: я в Отце, и Отец во мне! И если я уйду, то мир меня больше не увидит! Только вы можете видеть меня, потому что я останусь жить, и вы всегда будете жить!
Первый раз Элл не рассказывал притчи, а говорил прямо, доступно и открыто. Такая искренность трогала души апостолов, соединяла их сердца с сердцем учителя, лелеяла их надежды, и одновременно отзывалась болью и предчувствием чего-то неотвратимого.
Учитель видел противоречивые чувства учеников и в эту ночь не мог оставить их одних. Несмотря на уговоры священника остаться у него до утра, он был непреклонен. И хотя об опасениях конкретно сказано не было, Элл не хотел подставлять радушного хозяина, если вдруг за ним придут.
Вот почему в эту ночь все они покинули дом священника и отправились в знакомый им сад.
Освещая дорогу несколькими факелами, они ступили в кедровую долину, расположенную у подножья небольшой горы. Апостолы постоянно менялись местами, желая поближе находиться к учителю, а двое, заранее вооружившись двумя короткими мечами, не отходили от него ни на шаг. Их надоедливые вопросы по поводу странных высказываний вынудили Элла заговорить снова, хотя этого совсем не хотелось. Однако новые речи смутили учеников ещё больше:
– Истинно, истинно говорю вам: вы скоро будете плакать и рыдать, а весь мир будет радоваться. Но ваша печаль скоро обратится в радость. Женщина, когда рожает, тоже имеет боль и печаль, потому что час её пришёл. Когда же родит дитя, уже не помнит скорби от радости, что родился её человек.
– Мы никогда не оставим тебя, учитель!– горячо заявил Иаков. – Мы пойдём за тобой на любые муки! Не задумываясь, отдадим свои души за тебя!
– Довольно слов – прервал он апостола, видя, что ни он, ни все остальные не понимают его. – Я не хочу больше говорить об этом.

ГЛАВА 32
Двойник Ариты Агла, не зная, что находится под присмотром агентов Ханана, постучалась в ворота прокуратора. Удивлённые таким странным визитом сыщики разделились: двое остались наблюдать за объектом, а двое других поспешили сообщить об этом своему хозяину.
Такой отчаянный и опасный сценарий придумала сама Арита. Она знала, что если Ханан арестует Элла, то с ним поступят так же, как и с Крестителем. Просить родственника о помиловании было бесполезно. К тому же, Арита догадывалась, что Ханан может затребовать в обмен – конечно, смерть их ребёнка. На это, ни при каких условиях, идти было нельзя.
Узнав от Омелы о некоторых тайных наклонностях жены прокуратора, она решила через Аглу повлиять на неё.
«Если это удастся сделать, тогда она должна будет уговорить своего мужа спасти Элла. А он может этого добиться, хотя бы для того, чтобы насолить Ханану и его могущественной касте».
Так думала Арита, через своего человека передавая Агле записку и объёмный свёрток бумаги. В довольно содержательном письме было подробное описание задуманного плана, с точным указанием главных деталей.
Сорокапятилетнюю жену прокуратора удивил странный визит незнакомой девушки. В тот вечер Полина, втайне от мужа и всех окружающих, в очередной раз занималась своим любимым делом. Она расстелила на полу небольшой лист плотной бумаги и карандашом выводила портрет известного религиозного персонажа. Будучи особой истово верующей, Полина чтила все существующие Законы. Единственное, чего она втайне не признавала, так это запрет на рисования портретов. Табу было вызвано вполне справедливыми опасениями: изображением на холсте или бумаге может воспользоваться любой желающий в магических целях. Кроме этого, бытовало утверждение, что хорошая копия могущественного лица, мастерски перенесённая на холст, становилась как бы его двойником и жила своей собственной, часто совершенно иной жизнью, если находилась не в доме своего «оригинала». Полина знала об этом, но всё равно, втайне от всех, писала неплохие портреты.
Жена довольно старого прокуратора сама имела миловидную внешность, была красива и стройна, вела строгую обособленную жизнь и ни в какие государственные дела мужа не вникала. Он с пониманием относился к её уединению и старался не досаждать ей своим, порой навязчивым, вниманием. Поэтому дома они виделись реже, чем где-нибудь на важных приёмах или в гостях. Хозяйка роскошного замка старалась редко покидать его границы и сама не часто принимала гостей.
И дело было совсем не в отсутствии гостеприимства и не в дурном характере затворницы. Полина стеснялась своей странной биографии, хотя легенду своего рождения она помнила назубок. Из всего того, что осталось в памяти о своём детстве, было красивое лицо матери, не менее красивый и совсем недетский подарок от неё и наизусть выученная фраза, которую ей ещё ни разу не приходилось, ни говорить самой, ни слышать от кого-нибудь другого.
Маленькой девочкой её легко подселили к бездетной семье богатого купца Иона и его супруги Ивоны. Для любопытных горожан дело было организовано так, будто бы Полина – их родная дочь, но по древнему обычаю до достижения семилетнего возраста она находилась на воспитании опытной няни в другом городе. Истосковавшиеся за время долгой разлуки по «родной кровинке» счастливые родители вдоволь упивались своей любовью, потакая всем её желаниям и капризам. Полина росла красивой и здоровой девочкой, ни в чём не нуждалась и никаких особых благ для себя не требовала. Она действительно была скромной особой и ни о чём, кроме того, чтобы снова оказаться в объятиях своей родной матери, больше не мечтала.
Но шло время, Омела не появлялась, и Ион стал задумываться о замужестве «дочери». Этот вопрос решился сразу после того, как в их доме побывал молодой, подающий надежды служащий по имени Полинарий. Его родители ранее служили в близком окружении прокуратора и теперь туда же пристроили своего сына.
Двадцатилетнего Полинария сразу покорила свежая красота девушки и редкое милосердие, которое проявлялось в её отношениях к больным и бедным горожанам. Помимо пожертвований в религиозные праздники, Полина часто просто так разносила поношенные одежды и некоторые продукты нуждающимся семьям. Ион не приветствовал странное увлечение своей «дочери», но и не запрещал ей заниматься этим. А она, девица из довольно высокого сословия, запросто общаясь с простыми людьми, одновременно лишалась дружбы и уважения своего круга. Со стороны казалось странным, что это обстоятельство её совсем не беспокоило. Но никто не мог знать то, о чём знала, вернее, догадывалась она: в её судьбе скоро должен был объявиться могущественный ангел-покровитель.
Нужно сказать, что в те времена считалось хорошим знаком, если будущие супруги носили схожие по звучанию имена или они начинались с одинаковых заглавных букв. Многие семьи, следуя неписаному закону, с самого рождения ребёнка специально давали ему имя, созвучное тому, с обладателем которого они хотели бы видеть своё чадо в будущем. Претендуя на родство с приличными людьми, в семье которых имелась, например, девочка по имени Симона, другое  богатое семейство лезло из кожи вон, чтобы в нем появился сын, названный Симоном. Так нашли друг друга Ион и Ивона, Анастасия и Анастасий, Иоан и Иоанна, Антоний и Антония, Стефания и Стефан, Эмиль и Эмилия и, наконец, Полинарий и Полина.
Полинарий, не в пример своим товарищам, вёл себя тоже обособленно, в роскошных пирушках не участвовал, а полностью отдавал себя службе в резиденции прокуратора. Так что они хорошо подходили друг другу не только по одинаковому звучанию имён, но и по характеру. Не удивительно, что вскоре их судьба была счастливо решена.
Десять лет их совместного проживания мало чем отличались от будней и праздников любого богатого семейства. Плохо было только то, что Бог не давал им потомства. Впрочем, Господь не только не дал им сына или дочери, а вообще вскоре забрал у Полины  её Полинария. Горе случилось неожиданно и при весьма загадочных обстоятельствах. Просто однажды во время лёгкого ужина мужчина съел медовую лепёшку с молоком и, не успев отойти ко сну, отошёл в мир иной навсегда.
Его смерть оказалась резонансной и шумной из-за странного стечения обстоятельств. Дело было в том, что в тот же вечер, и после такой же трапезы,  совсем в другом месте умер ещё один человек – молодая жена прокуратора. Об их преждевременной и поистине мистической смерти стало известно всем на следующий день после похорон. Убитый горем прокуратор тогда не придал значения такому совпадению. Не стал он вникать и в доклад личного лекаря, который с неуверенностью сообщил, что его жену, возможно, отравили. Прокуратор был далёк от мысли, что такое вообще могло случиться: ведь она ни с кем не враждовала и никому ничего не была должна.
Так прошёл год, и тайный советник как-то напомнил владыке об этом случае.
–  Прокуратор достаточно времени провёл в тоске и скорби. Нет ничего горше твоей утраты – и нет ничего проще, восполнить её.
Прокуратор внимательно посмотрел на советника. Он знал, что этот скрытный и очень умный человек просто так слов на ветер не бросает. И если у него появилась идея, то, прежде чем высказать её, он предусмотрит все возможные варианты отступления или наступления.
  Зная об этом, владыка молчал и ждал продолжения.
– Достойная женщина, которая для знакомства с тобой отказалась прибыть в твою резиденцию – продолжил советник, освобождая свою голову от глубокого капюшона – самым странным образом связана и с твоей утратой, и, надо думать, с твоей дальнейшей жизнью. Посуди сам: её муж был отравлен ржаной сладкой лепёшкой, в муку которой были подмешены рожки спорыньи. День в день с ним и таким же образом умерла и твоя вельможная супруга. При этом заметь, прокуратор, что тот, кто организовал это, точно знал, что ни ты, ни жена того несчастного никогда не имели привычки ужинать перед сном. А это значит, что ваши смерти неизвестному лицу были не нужны.
– Почему об этом мне никто не доложил раньше? – спокойно спросил хозяин. – Разве твоим людям не была дана команда лично от тебя – найти отравителя и предать его смерти?
– Со дня ужасного конца прокуратор справедливо запретил кому-либо и что-либо говорить об этом. Но я нарушил твой приказ и самостоятельно занялся расследованием.
– И каковы же результаты?
– Только те, о которых я только что сказал. И хотя моими людьми было перевернуто всё вверх дном, выйти на след убийц не представилось никакой возможности. Но зато мне удалось сделать нечто более важное - понять, что вдова бывшего служащего, по имени Полина, достойна внимания прокуратора.
– Об этом не может быть и речи – побледнел от волнения старик. – Ты прекрасно знаешь, чья она дочь! Негоже мне, наместнику императора, родниться с купцами!
– Я с тобой полностью согласен, хозяин. Но Полина вовсе не родная дочь купца Иона.
– Как – не дочь?  А, по-твоему, чья же она тогда?
 – Об этом мне точно не известно. После продолжительной проверки я узнал только то, что у неё на среднем пальце левой руки есть золотое колечко с гагатовым камнем редкой красоты. Таких колец, и даже похожих на него, я никогда не видел, тем более у скупых купцов.
– И что это может значить?
– Это значит только то, что истинная сущность Полины подобна свёрнутому ковру, красота которого видна только после его развёртывания. Узнать тайну её прихода в семью Иона – раскатать ковёр! Но я и без этого убеждён, что она – дочь очень богатого и влиятельного человека! И ещё. В твоём имени, прозвище и в твоей должности три раза присутствует одна и та же буква П. Не будет ничего плохого, если к ним добавится ещё одна.
В наступившей длительной тишине они, молча, просидели почти до вечера. Советник исполнил свой тайный долг в полной мере и теперь ждал положительного ответа. И вскоре он  наступил.
Не прошло и двух дней, как прокуратор лично прибыл в дом Иона и, после короткого объяснения, увёз Полину в свой замок. Конечно, если бы накануне его приезда к ней домой не явилась девушка и не сказала, что стать женой прокуратора она должна по велению её родной матери, сделка бы не состоялась. Только услышав эти слова незнакомки и, увидев на её безымянном пальце кольцо, которое носила только её мать, женщина ответила взаимностью.
Теперь, узнав от прислуги, что к ней просится какая-то молодая женщина, Полина удивилась и не очень обрадовалась этому. Однако, уже устав от рисования и длительного пребывания в одиночестве, она наспех спрятала незаконченную картину и нехотя велела впустить гостью.
Как только незнакомка переступила порог комнаты, хозяйка сразу отметила редкую красоту молодой девушки. Долго рассматривая её безукоризненную внешность, она, наконец, разрешила ей присесть рядом, но та вдруг упала перед ней на колени:
– Ах, госпожа! В твоих руках жизнь человека, которого хотят ни за что убить!
Полина от неожиданности опешила. Не зная, как вести себя в таких ситуациях, она самостоятельно подняла её и усадила на стул.
– Как тебя зовут, дорогая? – вежливо спросила женщина, даже не догадываясь, чем она может  помочь гостье.
Утирая слёзы, та представилась Аглой и коротко объяснила: кто она и откуда.
– Дело в том, что Верховный Суд приговорил к казни мужа моей хозяйки, и они хотят, чтобы прокуратор утвердил это решение.
– Насколько я понимаю – разумно ответила Полина – так оно и должно быть. Без личного согласия моего мужа здесь не решается ни один вопрос.
– Да, но, казнив этого святого, ваша семья подвергается большой опасности.
– Какой же?
Агла вдруг поняла, что Полина даже не слышала о чудесах Элла и о нём самом. Это усложняло дело.
– Я не могу поверить, что моему всесильному властелину может грозить какая-нибудь опасность, тем более от одного человека – так же вежливо и спокойно рассуждала хозяйка.
– Дело в том – дрожащим голосом сказала Агла – что эта опасность таится не на земле.
Полина удивлённо приподняла веки, и на её бледных щеках появились небольшие красные кружочки. Она вплотную подошла к гостье, осторожно прикоснулась к её голове и плечам, как будто убеждаясь, что разговаривает с живым человеком, а не тенью.
– Выслушай меня, госпожа! – стала умолять хояйку Агла. – Я знаю, что ты глубоко верующая женщина и чтишь религиозные законы. Но прошу тебя, послушай одну короткую историю и постарайся понять меня.
Полина послушно вернулась на своё место, вдруг сообразив, что эта женщина не просто так пришла к ней.
– Много лет назад – торопливо говорила Агла – от ангела родился один красивый мальчик. Об этом знали многие люди, но не хотели верить, что он был именно тем, о ком говорили ещё древние пророки.
– Я что-то слышала об этом – взволнованно перебила её хозяйка – но не думала, что эта история связана с реальным рождением.
– Как видишь, ты была не одинока в этом. Но о деяниях Сына Божьего знает множество людей, и они могут подтвердить его чудодейственную силу в любой момент.
Агла стала подробно рассказывать о многочисленных похождениях учителя, проповедях, чудесных исцелениях, об оживлении умерших людей и изгнаниях бесов, о пророчествах и безграничном влиянии на учеников.
Полина с таким интересом слушала о святых деяниях, что вздрогнула, услышав совсем другое продолжение.
– Никто бы не посмел препятствовать его проповедям и пророчествам – почти шепотом сказала Агла – если бы его самого не поглотила простая человеческая любовь.
Полина, сбитая с толку, заёрзала на стуле, внимательнее вдумываясь в тему невероятного разговора. В минуты душевного волнения она всегда прокручивала на среднем пальце левой руки небольшое кольцо с гагатовой вставкой, которое в детстве досталось ей от матери.
– Их отношения долго скрывались, поскольку его избранницей была дочь высокопоставленного чиновника и племянница могущественного человека.
-?
Не обращая внимания на немой вопрос Полины, она продолжила:
– С недавних пор об их связях стало известно и начались гонения, приведшие к тому, что  собираются сейчас сделать с ним. Её родственники тайно обвиняют его в обольщении честной девушки, а духовенство преподносит это как обольщение целого народа.
– Так обольщение девушки всё-таки было? – резонно спросила хозяйка, уже сомневаясь в святости Сына Божьего.
– Об этом никто не знает, но, боюсь, ему приписывают соблазнение – неопределённо ответила Агла.
– Хорошо – быстро согласилась добродушная Полина. – Я завтра же поговорю с мужем и постараюсь помочь вам. Если всё обстоит так, как рассказала ты, думаю, мой муж разберётся и освободит вашего Пророка.
– Но он ещё не арестован! – запротестовала нежданная гостья, и Полина развела руками. – Всё это только будет! И тебе сегодня ночью приснится сон, о котором завтра утром станет известно мужу.
– Но откуда… – начала было говорить побледневшая госпожа, но Агла приставила к своим губам указательный палец.
– Ни о чём меня не спрашивай и слушай. Этой ночью тебе приснится сон, как вы с мужем выгуливаете на лужайке свою собаку. Такого  никогда не было, чтоб вы оба делали это, но на этот раз так всё и будет. Но вдруг – ещё тише прошептала Агла – преданное прокуратору животное с яростью набросится на него, свалит с ног и начнёт рвать его на куски.
Бедная Полина почувствовала, как немеют её руки и не хватает воздуха, чтобы свободно дышать. Хватая ртом воздух, она пыталась что-то сказать, но Агла безжалостно продолжила:
– Успокойся, госпожа. Ведь это только сон, пока только сон.
– Но как ты смеешь пугать меня? И откуда ты знаешь, что мне приснится?
– Это обязательно приснится, если хочешь, чтобы с твоим мужем и тобой ничего не случилось – загадочно ответила гостья.
Полина соображала медленно, но, похоже, к ней стал доходить смысл сказанного.
– Продолжение сна есть? – спросила она, и Агла удовлетворённо кивнула:
– Да, и это самое главное. Ты попытаешься спасти мужа, но собака не послушает и тебя. Тогда в отчаянье тебе придётся просить помощи у Бога. И он придёт в образе худощавого, смуглого и высокого мужчины, почему-то со связанными спереди руками. Обязательно запомни его внешность: он – красивый, с длинными волосами и голубыми, небесными глазами. При появлении Спасителя собака станет радостно вилять хвостом и отбежит в сторону от своей жертвы. Сошедший с небес одним прикосновением руки заживит раны на теле прокуратора. Вы оба падёте перед ним на колени, провозглашая:
– Спасибо тебе, Господи, что спас нас!
А он вам ответит:
– Спасите же и вы меня!
Вы удивитесь и захотите спросить: какая помощь ему нужна? Но он поднимется в небо и растворится там прямо в облаке.
Агла замолчала, наблюдая за реакцией госпожи.
А жена прокуратора сидела напротив и дрожала всем телом.
– Передай мужу всё это слово в слово, и вечное Царство Небесное откроет перед вами свои врата.
С этими словами девушка достала из-под платья туго свёрнутый лист бумаги. Медленно раскручивая таинственный свёрток, Агла заметила, как оживились и загорелись глаза хозяйки. Сама, сгорая от любопытства, посыльная Ариты не торопилась. Она плавно опустилась на пол и только там полностью расправила концы бумаги.
Ничего не понимая в очертаниях и смысле оригинального рисунка, Агла попятилась в сторону, уступая своё место величественной Полине. Если б кто-нибудь ранее сказал ей, что у неё будет возможность поставить на колени жену самого прокуратора, она умерла бы со страха и со смеху! Но сейчас, когда она пыталась понять суть происходящего, ей было совсем не до веселья и не до  хвастовства.
Дело было в том, что Арита, точно зная слабое место человека, куда следовало бы надавить, чтобы достичь своей цели, прислала Полине картину-рассказ одной общеизвестной древней легенды. На ней были мелким фоном изображены боги и крупным – весы. На одной чаше весов помещалась душа человека в форме сердца, на другой – страусовое перо. Стрелка весов была посредине, но еле видным пунктиром она показывала возможные направления, то в одну, то в другую сторону. Согласно легенде, страусовые перья, поскольку все они были одинаковой длины, являлись символом истины и справедливого правосудия. Чтобы определить тяжесть грехов, боги взвешивали на весах души умерших, противовесом которым служили эти ровные птичьи перья.
Во все глаза рассматривая несомненно оригинальную вещь, Полина поняла, что этот подарок прислан ей от очень сильного человека, который, во-первых - знал о её тайных увлечениях, во-вторых – хотел ей угодить и, в-третьих – указывал на  единственно правильное разрешение возникшего вопроса.
«Её прислала моя мама!» – вдруг догадалась хозяйка и тут же захотела поделиться своей радостью с Аглой.
Но той в комнате уже не было.

ГЛАВА 33
Вскоре группа апостолов во главе с Эллом ступила на территорию небольшого частного владения одного фермера. Обнесённый невысокой стеной, участок земли делился как бы на две части. Одна сторона была засажена молодой оливковой рощей, другая, чуть побольше, отводилась под небольшой дом хозяина и различные хозяйственные постройки.
Мужчины, подставляя свои спины, помогли женщинам преодолеть стену, после чего, погасив факелы, перебрались сами.
Яркая луна освещала весеннюю листву и небольшую поляну, на которой расположились уставшие путники. Было прохладно, и апостолы укладывались вплотную друг к другу, предлагая учителю место посредине.
– Я не хочу спать – ответил он. – Душа моя скорбит смертельно.
А ученики уже находились в таком состоянии, когда расслабленность от вина и томная дремота брали верх над любыми желаниями бодрствовать.
Тогда Элл отверг общество Марии и Ниямы, поднялся и ушёл в глубину рощи, где, упав на колени, начал горячо молиться:
– Авва Отче, – всё возможно для тебя! Сделай так, чтобы я не хотел того, чего не хочешь ты! Пронеси эту чашу мимо меня – или дай мне силы испить её до дна! Не моя это воля, Отче, а твоя!
Он молился, а поблизости стояла Нияма и тихо плакала. Она знала, что скоро с ним произойдёт, и была потрясена таким поистине чудесным предчувствием.
«Но почему он думает о смерти? Насколько мне известно – думала Нияма – его никто не собирается убивать, а подстроенный арест можно легко перестроить в свободу?»
Получалось так, что сам Элл знал больше, чем посвящённая женщина. Ей было обидно за свою неосведомлённость, но она понимала: нужно выполнять только то, что ей было поручено.
Всеми покинутый учитель обратил свои мольбы к звёздному небу, но оно не утешило его. В эти минуты у него перед глазами предстал весь пройденный банальный путь смертного человека, который изо всех сил пытался доказать свою божественную сущность.
Вот он – Сын Человеческий! От обычного греховного деторождения и сопливого младенчества до не менее греховной юности и азартного зрелого возраста! Вот он, Сын Божий, не понаслышке испытавший на себе все тяготы земной жизни, не имеющие ничего общего с небесными Заветами его Отца!   
Элл мысленно проклинал свои низменные мужские слабости, своё вынужденное религиозное враньё и другие пошлые, чисто человеческие потребности и нужды. Имея гордый, холерический характер, он с трудом, в своё время, сдерживал свой внезапный гнев, порой поддавался барской праздности и лености. Скрывая свою любовь к Арите, поклонение ей, он, вместо пресловутого, вынужденного, дикого аскетизма, неоднократно мечтал о тихой и обеспеченной семейной жизни. А главное – он винил себя за жёсткое требование к ученикам по поводу беспрекословного исполнения Божьих Законов, хотя сам исполнял их либо  неточно, либо по своему усмотрению.
– Прости меня, Отче! – плакал он и с мольбой смотрел на небо в безнадежной надежде на понимание и помилование. 
Выплакавшись и отмолившись, он поднялся с колен и нехотя вернулся к отдыхающим апостолам. Он попытался разбудить спящих с краю, чтобы поделиться своими сомнениями и опасениями, но ни Симон, ни Неверьям, ни Иоаков не реагировали на его просьбу. Поднимая свои хмельные, заспанные лица, они только улыбались учителю и снова укладывались на свои места. В полной мере ощутив одиночество, Элл обречённо и тихо прилег сбоку от них. Нияма сразу же легла рядом. Она заботливо подложила под его голову небольшой свёрток с вещами и укрыла дрожащее тело своим тёплым платком.
– Тебе не обязательно будить их, учитель – прошептала она. – Ты можешь поговорить со мной, тем более я знаю, что с тобой происходит. А лучше, если мы немедленно покинем это место. Беда уже совсем рядом. Прошу тебя, ради всех нас, ради нашего дела, ради Ариты: уйдём отсюда! Ты же знаешь, что твоим апостолам ничего не угрожает. Им нужен только ты.
– Нет, Нияма, пастух никогда не бросит свою отару. Тем более, когда на них могут напасть волки. Кто знает, что у голодного зверя на уме? Они ведь могут перепутать и съесть всех вас – вместо меня. Тогда мне будет поздно заявлять, что они сделали это зря. Но я хочу тебя попросить вот о чём. Если со мной что-нибудь случится, пообещай, что всегда будешь верна моему учению. Ведь в нашей вере и защите люди будут нуждаться ещё долго и до тех пор, пока будет существовать необходимость утешать несчастных, используя не только молитвы и покаяние, но и добрые, нежные инстинкты смиренных женщин.   
Она, конечно же, пообещала. А он, перевернувшись со спины на живот, тут же отрешенно замолчал. Его сердце разрывалось от тоски и муки, от безысходности и, главное, от отсутствия рядом с ним его ангела-хранителя – Ариты.
От одного воспоминания о ней Элл немного успокоился и окунулся в бушующие волны приятных грёз. Совсем невпопад он вдруг вспомнил, как однажды Арита предложила ему приложить руку к её груди, якобы для того, чтобы самому ощутить темп биения сердца, которое бывает разным, в зависимости от настроения человека.
– Я научу тебя – говорила она – как с помощью подсчёта ударов сердца можно определить то, или иное заболевание, о котором сам больной ещё не знает.
 Но он тогда сразу заподозрил нечто пошлое и не пошёл на эту уловку.
– А разве нельзя определить недуги другими способами? Например, посмотрев человеку в глаза. Глаз – мудрствовал он – единственно благородный орган, который гораздо чище рук, ибо ничто его не грязнит.
– Разве – не грязнит? – заартачилась девушка. – А как же насчёт того, что именно глаз является лишним свидетелем, когда речь идёт об истинной вере? Почему же тогда желание увидеть своими глазами какое-нибудь чудо становится запретным? И разве не ты, дорогой учитель, выступал против соблазна глаз, когда говорил: «Блаженны не видевшие и уверовавшие!»
Элл в очередной раз был вынужден признать справедливость, хитрость и мудрость прекрасной Ариты. Но дотронуться до её девичьей груди он тогда так и не решился.
– Давай поучимся этому в другой раз – краснея, попросил её он, и она согласилась.
То, засыпая, то снова просыпаясь, Эллу привиделся ещё один урок Ариты.
Как-то во время очередных занятий она плотно обмотала его руку льняной тканью, пропитанной затвердевающей смолой. Он  знал, что таким способом придаётся неподвижность конечности во время перелома. Не догадываясь о подвохе и хитром ходе девушки, молодой учитель заверил:
–  Я хорошо знаю этот приём: так делала моя мама, когда младший брат упал с крыши дома и поломал себе ногу. Бедный! Он так кричал от боли и страха, что ей пришлось насильно накладывать повязку!
– Да нет, Элл – как всегда загадочно, проговорила она. – Ты вспомнил об этом только для того, чтобы ты по достоинству оценить мой урок. Кстати, как твоя рука – застыла в неподвижности?
И не успел он дать утвердительный ответ, как Арита, предварительно смочив повязку какой-то жидкостью, вмиг размотала её. Далее, не комментируя свои действия, она резко и сильно надавила большим пальцем на одно доступное и уязвимое место на его теле. Элл не успел понять, что произошло, как совсем скоро почувствовал, что его рука отказывается подчиняться его воле, хотя твёрдой повязки на ней не было. С ужасом учитель смотрел на свою конечность: он не мог не только жестикулировать, но даже пошевелить пальцами.
– Будешь меня любить – шептала рядом Арита – я научу тебя не только этому, но и тому, как и чем можно разрушить ту часть мозга человека, которая управляет его волей, речью, рассудком и двигательными функциями. Я научу тебя владеть всем этим, если ты позволишь мне проводить эти испытания на тебе. Верь мне: всё это может пригодиться не только для совершения чудес, которых так ждут от тебя верные ученики и больные, но и для тебя лично!
Учитель был так напуган своей неподвижной рукой, что тут же дал своё согласие. Но, как только девушка, другим нажатием, привела их в норму, он запротестовал:
– Я никогда не воспользуюсь обманом, даже ради тебя! Я никогда…
Но Арита не дала ему договорить. Она попросту подняла с земли льняную повязку и быстро убежала прочь. Убежала, чтобы совсем скоро продолжить свои занятия, но совершенно иначе.          
Сейчас – ночью, в оливковой роще – мучаясь от мрачных предчувствий беды и жуткой бессонницы, он вспомнил о её уроках и жёстким потиранием одной ноги о другую заставил своё тело расслабиться, а мозг – забыться. Только тогда, непроизвольно обняв Нияму, Элл, наконец-то, погрузился в тревожную дрёму.
В это время Гадиан, зная о месте их расположения, вёл за собой большой отряд вооружённых людей с многочисленными ярко горящими факелами. Поскольку приказ об аресте был отдан первосвященником и Верховным Судилищем, исполнять его шли стражники, которые служили при храме, и вместе с ними небольшой отряд воинов прокуратора. Первые были вооружены острыми кольями, вторые – мечами.
– Брать будем только того, на кого укажет этот мужчина!– строго инструктировал сводный отряд старший воин. – Остальных нужно отсекать, если понадобится, с применением кольев и мечей. Большинство из них физически слабые, кроткие людишки, так что опасаться их не нужно.
И, пошептавшись с провожатым, добавил:
– Правда, у некоторых из них тоже могут быть мечи, поэтому нужно быть готовыми к бою. Но убивать никого из них нельзя. Наша задача: арестовать только Элла.
Не доходя несколько десятков метров до забора, предатель обратился к главному, мол, им нужно поговорить. Тот приказал остановиться и специальными накидками прикрыть факелы.
– Мне одному нужно войти в лагерь, чтобы снять с себя подозрения и облегчить тебе выполнение задачи – прошептал Гадиан, чувствуя себя великим полководцем. – Через некоторое время после моего ухода вы с зажжёнными факелами ворвётесь в рощу и станете сгонять сонных людей в одно стадо. После этого твои воины должны дать мне возможность выхватить у одного из них меч, чтобы я, угрожая всему отряду, мог собой заслонить учителя. Тот, кто будет стоять за моей спиной, и есть преступник, который вам нужен. Только меня не убейте! – взволнованно добавил он.
Коварный план апостола-предателя был тут же утверждён, и отряд воинов стал быстро приближаться к стану учителя.
Элл проснулся оттого, что услышал чьи-то крадущиеся шаги.
«Началось – дрожа всем телом, понял он. – Надо немедленно всех разбудить».
Но этого сделать он не успел.
Ослеплённый множествами факелами, учитель прикрыл глаза руками, а полусонные апостолы недовольно заворчали. Отряд стоял в полной тишине, и это выглядело так зловеще, что, казалось, вся земля горела вокруг них.
Вскоре, по одному, ученики Элла стали вскакивать со своих мест.
– Что это? – спрашивали они друг друга. – Что горит? Это Божье знамение?
– Да, это знамение – тихо проговорил Элл, взглядом выискивая Гадиана.
– Защищайте Элла! – вдруг раздался истошный крик предателя. – Это воины наместника! Вы что, не видите? Они пришли убить нашего учителя!
С этими словами он стал организовывать круговую оборону, расставляя апостолов вокруг учителя.
– Умрём, но спасём Сына Божьего! – кричал он в то самое время, когда горящие факелы стали стремительно приближаться к ним.
Вдруг Гадиан смело шагнул навстречу воинам и неловким движением выхватил из рук одного нападающего меч. Возвратившись назад, он, вдохновляя остальных, сказал:
– Не бойтесь их! Видите, они даже не умеют держать мечи в руках! Что же вы стоите? Бейте их! Спасайте Элла!
Такая откровенная провокация не возымела успеха. Ученики Мессии смотрели на рослых вооружённых воинов, и никому в голову не пришла мысль, что они могут быть немощными.
И всё же два апостола, у которых были мечи, не имея никакого опыта сражаться, смело бросились на отряд.
Сам подстрекатель не последовал за ними, а плотно прижавшись к Эллу, громко крикнул:
– Я спасу тебя, учитель!
Услышав этот клич, воины резко изменили свое поведение. До этого они нехотя отбивались от нападавших апостолов и не причиняли им никакого физического вреда. Но теперь, как слепых котят, они легко и быстро разбросали апостолов, выбивая из их рук мечи и длинные палки.
Почти беспрепятственно приблизившись к Эллу, один из нападающих сильным ударом кулака сбил с ног Гадиана, который всё ещё делал вид, что защищает учителя. Увидев такую откровенную агрессию, желающие защитить Мессию отступили.
Когда один из воинов связывал Эллу руки, а другие с любопытством наблюдали за этим, учитель смело заявил, обращаясь к старшему:
– Кто же вам приказал схватить меня? Неужели прокуратор? Или, может быть, сам первосвященник? Но зачем? Он ведь должен знать, что моё дело, если оно исходит от простого человека, падёт само собой. Но если оно от Бога, то, как он, да и все вы смеете противиться делу Божию? Ведь всё равно ни ему, ни вам не удастся остановить меня!
 Видя испуг и замешательство среди своих учеников, он как можно торжественнее сказал:
– Не бойтесь ничего и не впадайте в уныние! Мой арест будет недолгим, и совсем скоро мы увидимся вновь! Так что тот, кто печален из вас, пусть молится, а кто весел – пусть поёт! А тот, кто отрёкся и ещё не раз отречётся от меня – высматривая кого-то в темноте, крикнул Элл –  пусть отрекается! Ибо один из вас уже предал меня, а другим это ещё предстоит! И не успеет петух пропеть новое утро, как некоторые из вас уже позабудут мою вечернюю проповедь! Но ваш грех, как было в старину, не унесёт с собой козёл, изгнанный помирать в пустыню. Теперь искупление ваших грехов лежит только на мне!..
Элл хотел ещё что-то сказать, но главный воин, пресекая дальнейшую агитацию, которая могла привести к очередной волне противостояния, толкнул оратора в спину и велел охране быстро идти в город.      
Позади них, на значительном расстоянии, мелькали тени беспомощных апостолов.

ГЛАВА 34
Ханан не спал. Он сидел в своей резиденции в одежде первосвященника и ждал, когда к нему доставят Элла. Зная, что, по Закону, ему нельзя без свидетелей допрашивать преступника, он решил нарушить его.
Заранее ненавидя презренного раба, посмевшего прикоснуться к его именитой племяннице, владыка хотел наедине с ним уточнить, как далеко зашли их отношения. В глубине души он всё же надеялся, что Гадиан и его агенты ошибались, оплошали или просто придумали сказку об их любви и беременности Ариты. Но цифра «7» так плотно засела в его сознании, что любые доводы в защиту Элла теряли всякий смысл. Он понимал: в этой истории есть нечто загадочное и даже тайное, но понять, что к чему, не было никакой возможности.
В плотно закрытую дверь осторожно постучались. Охранник доложил, что арестованный доставлен. Ханан приказал ввести его и доставить сюда личного немого телохранителя.
Они вошли сразу оба, и бывшему первосвященнику стало очевидно: телохранитель, мужчина могучего телосложения, более подходил на роль вождя народа, чем этот жалкий на вид, тощий, бледный и избитый в кровь проповедник. Элл стоял перед ним со связанными спереди руками, в разорванном хитоне, и от него дурно пахло.
«И такого грязного бродягу могла полюбить моя чистая красавица? – про себя, возмутился Ханан. – Нет, здесь без дьявольщины, точно, не обошлось. Эта история будет почище той, в которой не кукарекали петухи!»
Некоторое время он рассматривал арестованного и думал, как бы спокойнее  провести свой допрос. Элл выглядел внешне спокойным и мысленно читал молитвы.
– Что же ты наделал, Пророк? – вырвалось то, с чего Ханан не хотел  начинать.
– Я не понимаю тебя, хозяин, – удивился вопросу Элл. Он до сих пор не понял, куда попал и с кем сейчас говорит.
– Если тебе не жаль себя, то пожалей, хотя бы своих родителей! Если я прикажу сейчас же казнить тебя, как они переживут это горе?
– У меня нет родителей, хозяин. У меня есть только Отец, живущий на небесах. Только Его я люблю и Ему поклоняюсь. И только Он может дать мне жизнь или забрать её.
«Точно, ненормальный» – подумал Ханан, и продолжил допрос:
– Правда, что ты называешь себя Мессией?
– Нет, хозяин. Меня так называют люди, которые видели мои чудотворные деяния.
– Перестань называть меня «хозяином», презренный раб! – вдруг вспылил Ханан. – Если бы ты на самом деле считал меня хозяином, ты не перечил бы моей воле!
– Я не понимаю: в чём я виноват перед тобой? – смиренно спросил арестованный, и на его лице появилась безобидная улыбка.
Такой наглости Ханан стерпеть не мог.
– Охрана!– громко крикнул он, и в помещение тут же зашёл воин. – Уведи его в подвал и «попроси», чтоб он больше не улыбался. Но не больше того – подумав, добавил он.
Когда его команда была выполнена, и Элла увели в специальную комнату для пыток, Ханан жестом приказал немому телохранителю налить ему вина и долго смаковал его, обдумывая дальнейшее поведение.
«Он ещё смеет при мне улыбаться, раб несчастный! Ничего, сейчас тебя научат, как нужно вести себя с владыкой! Ты забудешь, что такое улыбка до самой своей смерти, которая уже дышит тебе в лицо!»
В его душе бушевала настоящая огненная буря. Ханан не мог найти себе места до тех пор, пока вновь не привели мученика.
Элл едва держался на ногах, на его бледном лице появились новые ссадины и кровоподтёки, но глаза по-прежнему смотрели уверенно и упрямо.
– Понимаешь ли ты, раб, что скоро умрёшь?
– Об этом может знать только Отец мой.
– Нет, раб. На этот раз ты ошибаешься, потому что никто, кроме меня, не знает: какую казнь я придумал для тебя. Ни ты не знаешь, ни, тем более, твой Небесный Отец.
Элл равнодушно слушал его, справедливо решив, что в данной ситуации бесполезно вступать в какие-либо споры.
– Ты, наверное, думаешь, что я приказал арестовать тебя, потому что испугался твоих бредовых проповедей? Или думаешь, что я боюсь твоих недоумков-апостолов, которые боятся даже собственной тени? Ты, наверное, уверен, что твои сказки о Царстве Небесном уже принесли тебе славу и народное признание? Тьфу! – сплюнув на пол, подступил к нему владыка. – Я одним мизинцем могу растереть всё твоё Царство и тебя, вместе с учениками! После этого люди забудут, что ты был жив ещё вчера. А кто вспомнит - сразу отправится к тебе на небеса.
– Да, Элл – вдруг назвал его по имени опьяневший хозяин. – Всё, что ты сам себе придумал, ничего не стоит. И никто бы тебя не трогал: ходи себе, весели людей. Кто же против?
– Так в чём же дело, хозяин? – с мучительной улыбкой, спросил Элл.
Ханан на этот раз не стал обращать внимание на вновь проговорённое: «хозяин» и на безрадостную улыбку праведника. В эту минуту он готов был собственноручно убить этого безумца за игру, навязанную ему, в которой он явно проигрывал. Было совершенно очевидно, кто в ней был победителем.
– Как ты посмел прикасаться к телу моей племянницы? – крикнул ему в лицо Ханан, сам обрызгиваясь своей слюной. – Кто позволил тебе, презренный раб, наслаждаться её красотой и невинностью? Разве в твоей грязной общине было мало других женщин?
Только сейчас Элл понял, с кем разговаривает, и почему его арестовали. Он был в таком смущении и даже смятении, что не мог сказать ни  правды, ни солгать, ни отказаться от обвинения, ни принять его.
– Что ты молчишь? Скажи мне что-нибудь. Может быть, у вас ничего такого не было? Но тогда почему Арита ушла из дома и не появляется там больше семи месяцев?
Элл молчал и дрожал всем телом. Эти обвинения были ужасными и совершенно несовместимыми с его божественным призванием.
– Докажи мне, что ты не мужчина! – дрожал от волнения и Ханан. Покажи: где у тебя, вместо нароста в штанах, есть наросты, подобные птичьим крыльям - и я поверю тебе! Покажи мне их, покажи!
С этими словами он рванул на нём изорванный хитон и сбросил его с измученного тела:
– Где твои крылья, где? – в ярости кричал Ханан, и стоящий рядом охранник вдруг с размаху ударил Элла по лицу.
От сильного удара учитель упал и потерял сознание. Телохранитель долго приводил его в чувство, и когда ему это удалось, владыка, боясь, что Элл может не дожить до встречи с прокуратором, перед тем как вызвать охрану, сказал:
– Запомни, несчастный. Скоро я вырву из твоего гнилого тела все органы, которыми ты прикасался к Арите. Но если ты не хочешь долго мучиться, тебе нужно забыть обо всём, что у тебя с ней было, и, главное, молчать. Тогда, может быть, я убью тебя сразу или даже… подарю жизнь.
Отдав пришедшей охране приказ увести узника в подвал и «бить не до смерти», он велел снова налить себе полный кубок вина и залпом его выпил.
Утром, как полагается, в специальном помещении для судебных разбирательств был устроен короткий судебный фарс. Ханан, будучи неформальным руководителем, сам туда не явился. Председательствовал на нём лично первосвященник, с двух сторон окружённый старыми мужами-судьями. За специальной перегородкой, так, чтоб обвиняемый не видел их лиц, находились два лжесвидетеля. Невдалеке на высокой подставке горели две небольшие свечи, которые слегка освещали избитое лицо учителя.
После показаний двух мужчин Эллу тут же предъявили обвинение в богохульстве и посягательстве на Моисееву религию. Обвиняемому предложили при всех повторить свои преступные речи, но, к удивлению судей, он не удовлетворил их желание.
– Что же ты, «царь», так быстро потерял дар своего красноречия? – желчно спросил его Иосиф. – Хотя бы скажи, что ты не желаешь говорить с судом.
Элл молчал. Теперь, когда он узнал тайну своего ареста, становилось понятно: всё, что будет происходить дальше – просто хорошо, мастерски спланированная комедия или, вернее, трагедия. И он в ней – главное действующее лицо.   
«Неужели всё, что сказал Ханан – правда?– отрешившись от всего происходящего в зале суда, вновь задавал себе вопросы учитель. – Неужели Арита носит в себе моего ребёнка и не сообщила мне об этом?»
– Если обвиняемый «в обольщении» не желает с нами говорить – донеслись до него слова судьи – тогда Закон позволяет огласить приговор без его участия.
– В обольщении кого вы обвиняете меня? – боясь, что прослушал самое главное, нарушил молчание Элл. – Я никого не обольщал.
– Конечно, никого – подтвердил его слова Иосиф. – Если б ты обольстил какую-нибудь девушку или сразу нескольких, разве Верховный Суд стал бы тратить своё время на такую мелочь? Конечно же, нет! Ты, бродяга, обвиняешься в смятении и обольщении целого народа!
Учитель, несмотря на тяжкое обвинение, облегчённо вздохнул: «Слава Богу, об Арите не было сказано ни слова. Значит, опасность ей не грозит. Значит, её дядя организовал дело так, чтоб наша связь была здесь не причём».
Позже, когда Ханану передадут слова Иосифа по поводу обольщения девушки и безразличия к этому Суда, он, в сердцах, наедине с собой скажет:
– Если б вам, старым импотентам, стало известно, что вы судите этого несчастного именно из-за обольщения девушки, вас хватил бы сердечный удар! А если б знали, что ради этой девушки я готов убить любого из вас, то сердечный удар стал бы для вас самым лучшим исходом!
Но ничего такого никто из них не знал, и обвинительный вердикт первосвященника был краток:    
– Суд приговаривает тебя к смерти! Но поскольку формально наш приговор должен утвердить прокуратор, тебя сейчас отведут к нему.
Охранники снова связали руки Эллу и тут же вывели его на улицу. За воротами уже стояла открытая повозка, в которую были запряжены две чахлые лошади. На грубо отесанной повозке, крепко стянутой верёвками, находилась просторная деревянная клетка, в которую, как животное, завели Элла, предварительно освободив от пут его руки.
По дороге к резиденции прокуратора усиленная вооружённая охрана с трудом сдерживала натиск толпы. Желающих посмотреть на униженного Пророка было много, к тому же, стараниями Ханана, до сведения горожан было доведено, что он самозванец и шарлатан. Лавочники не стеснялись и бросали в клетку острые камни и палки. Они часто промахивались и попадали в пеших воинов, а женщины выливали помои и нечистоты прямо на дорогу по пути следования „преступника“. Охранники своими щитами умело отбивались от нечаянных попаданий в их сторону и брезгливо морщились от ругани и вони. Они выполняли один-единственный приказ: доставить Элла к прокуратору живым и невредимым.
Так, со словами проклятия, насмешками и унижениями, они подошли к месту, где их ждали вооружённые воины из личной охраны прокуратора. Снова связав ему руки, они вывели несчастного из клетки, и повели по каменному помосту к месту, где возвышался золотистый трон наместника императора.
Крепкий воин подвёл осужденного к трону и отошёл в сторону. Взору Элла предстал старый владыка с волевым лицом и хилым телосложением. Возле него, как истукан, стоял молодой писарь.
Прокуратор продолжительное время внимательно смотрел на Элла и почувствовал, как его сердце сдавило горячими щипцами. Никогда до этого, не страдая сердечными заболеваниями, наместник императора забеспокоился: что это – обыкновенный спазм или что-то серьёзнее? И тогда перед его глазами вдруг возник облик Бога, который в подробностях сегодня утром описала его жена, рассказывая свой страшный сон.
«Как он похож на него!» – подумал прокуратор, механически разминая рукой место в районе сердца.
– Оставьте нас наедине! – вдруг приказал он, и тотчас же охранник с писцом покинули галерею.
Ещё до прибытия проповедника прокуратор изучил суть обвинения, но ничего такого, что могло убедить его в справедливости приговора, не нашел. Сейчас, когда он увидел, что описание его спасителя (из сна жены) совпадало с внешностью узника, сомнений в том, что он не утвердит смертный приговор священников, у него не было. Наместник удивлялся только одному: как Полина, ни разу не видевшая этого мужчину, могла точно описать его?
Прокуратор был, мягко говоря, не очень верующим человеком. По крайней мере, он не верил в религию тех людей, над которыми имел власть, данную ему императором. За это его не любило не только местное духовенство, но не любил и весь народ, подстрекаемый Хананом и первосвященником.
– Скажи, безумец – наконец, обратился к обвиняемому прокуратор, отбрасывая в сторону все предыдущие мысли: ты называл себя царём?
Много раз, отвечая на этот вопрос, Элл утвердился во мнении, что настоящая причина его ареста была совсем не в этом. Первоначально решив вообще не отвечать ни на какие вопросы, он передумал, глядя в глаза прокуратора.
«Почему владыка так странно смотрит на меня: как будто узник не я, а он? – пронеслась мысль в его голове. – Его что-то гложет, и если я смогу разгадать причину, возможно, мне подарят жизнь. Хотя вряд ли в его власти моя жизнь: на всё воля Господа».
– Ты не хочешь разговаривать со мной, ра…. ? – вдруг осёкся старый прокуратор, и это не ускользнуло от внимания Элла.
– Я хочу говорить с тобой, повелитель, но ведь ты спрашиваешь меня не о том, о чём хотел бы спросить.
– Отвечай на мой вопрос! – скрывая удивление, потребовал прокуратор.
– Я не называл себя царём, но моё Царство существует, и оно не от мира сего.
– Значит, ты всё-таки претендуешь на власть?
– Нет, она мне ни к чему, потому что любая власть – тоже не от мира сего: она дарована нам Господом нашим, и только он может властвовать над людьми.
Прокуратор не захотел продолжать никчемный разговор. Отметив, что этот праведник не в своём уме, он снова призвал писца и уже при нём задал ещё один вопрос:
– Ты призывал разрушить священный храм?
– Нет, я этого не делал.
– Но есть много свидетелей, которые слышали это.
– Нет моей вины в том, что люди слышат не то, что им говорят, а то, что хотят слышать.
– Повтори свои слова об этом.
– Я говорил, что храм может в один миг рухнуть, если люди поверят в Царство Небесное. Я говорил, что, вместо этого храма, я могу построить новый, нерукотворный, за три дня…
– Замолчи!– резко прервал его речь владыка, жестом приказав писцу не писать это. – Как ты посмел говорить слова, порочащие религию целого народа? Или ты всё-таки хотел сказать о чём-то другом?
– Да, я хотел сказать, что истинный храм находится не на земле, где происходит только торговля и перепродажа товаров. Истинный храм живёт в сердцах праведных людей. И истинная религия скоро заполнит всю нашу жизнь любовью и смирением.
– Что ж, теперь мне всё понятно – с облегчением выдохнул прокуратор. – Пиши, писарь: учитывая, что приговорённый к смерти Элл находился и продолжает находиться в состоянии тяжёлой душевной болезни, а его надуманные идеи не представляют для власти никакой опасности, я не утверждаю смертный приговор. Но, учитывая его бунтарский настрой, арестованного до окончания святого праздника продолжить содержать под стражей.
– Благодарю тебя, прокуратор – смиренно проговорил Элл, заметив скрывающуюся за колонной женщину. – Бог вознаградит тебя и твою прекрасную жену за ваши добрые деяния. А твоё сердце я уже излечил, и оно уже не болит, правда?
Хозяин резиденции вдруг почувствовал себя гораздо лучше, но показывать это, а тем более обсуждать с Эллом предусмотрительно не стал.
Приказав увести его, прокуратор, на самом деле, был совсем не прочь поговорить с ним о своём внезапном выздоровлении и о странном сне Полины. Но делать этого он не стал, да и вряд ли слова Элла что-либо прояснили.
.
ГЛАВА 35
Узнав о решении прокуратора помиловать Элла, Ханан лично явился во дворец ненавидимого им старца.
Хозяин принял его сдержанно, понимая, что своим противостоянием он может навлечь на себя настоящую беду. Выслушав веские упрёки и даже угрозы, прокуратор изменил тактику и стал хитрить:
– Но к чему все эти разговоры, уважаемый Ханан, если привести ваш приговор в исполнение можно и без моего согласия, как это было не раз? Кроме того, ваш «обольститель народа» не такая уж важная персона, чтоб нам из-за него ссориться. Тебе хорошо известна неспокойная обстановка в городе, так что заострять внимание на каком-то сумасшедшем у меня нет никакого желания и времени.
– В таком случае, прокуратор, тебе нужно утвердить наш приговор, чтоб забыть о нём до начала великого праздника.
– У меня складывается такое впечатление, что тебе зачем-то очень хочется – накануне праздника, моими руками – лишить жизни ни в чём не повинного человека. Но зачем тебе это нужно? Чем он тебя так напугал? Неужели наступлением Царства Божьего или духовным захватом власти? Но, насколько мне известно, такого «захвата» никогда не было и не будет! Чтоб простой плотник или каменщик мог править страной? Самое большое, что он может сделать, так это поднять небольшую смуту среди таких же бедных людей, как он сам. Неужели у нас нет силы, чтоб противостоять этому? На крайний случай, уважаемый Ханан, можно применить к Эллу, в качестве предупреждения, акт бичевания. А чтобы ему не было скучно, приобщить к этому акту всех его верных учеников.
– Я пришёл к тебе не для того, чтобы обсуждать уже решённый вопрос – холодно и враждебно заявил Ханан. – Если для тебя решение Верховного Судилища ничего не значит, я вынужден покориться твоей воле. Но об этом очень скоро будет известно императору. Надеюсь, ты понимаешь, как он отреагирует, узнав, что его подданные враждуют между собой?
Прокуратор знал об этом и боялся последствий. Но уступать старому лису тоже не хотелось, поэтому он стал подходить к вопросу с другой стороны:
– По нашим Законам, я имею право обратиться к жителям города: пусть они выскажут своё мнение! Ведь накануне праздника мы можем подарить жизнь одному несчастному.
– Конечно, прокуратор. Тем более, люди уже собраны и ждут твоего выхода.
Такого рвения от Ханана он не видел давно. «Видно, тут дело обстоит гораздо серьёзнее. Но в чём могла быть серьёзность?» – он даже не догадывался.
Прокуратор вышел на открытый каменный помост, с которого обычно обращался к народу. К его удивлению, на площади собралось большое количество людей – и это несмотря на занятость по поводу приготовлений к светлому религиозному празднику. Но самым поразительным было то, что простых горожан кто-то основательно подготовил, и они хорошо знали суть вопроса, смело выкрикивая в адрес приговорённого жестокие слова.
– Вы знаете, в чём обвиняют Элла? – обратился к толпе наместник.
И немедленно с разных сторон посыпались обвинения: и в смущении народа ложным учением, и то, что он называет себя Сыном Божьим, Мессией и царём, что он забирает к себе в общину и развращает жен и дочерей горожан…
От такого обилия гневных речей прокуратор опешил и потребовал тишины.
– Если он и правда такой изверг, как вы утверждаете, я прикажу отдать его вам на самоличную казнь! Судите его сами по своему закону!
Взволнованный, он вернулся в преторию, где его ожидал Ханан. Тот всё слышал, и был готов к очередной атаке:
– Прокуратор, наверное, забывает, что речь идёт не только о посягательстве на веру. Разбираемый вопрос – дело о политическом преступлении, потому что некто, провозглашая себя царём, ставит под угрозу власть императора. И кто, как не наместник кесаря, должен поставить точку в этом деле, если он сам является… другом кесаря?!
Прокуратор насторожился и уловил в его словах реальную угрозу. Он понял, что его благополучию грозит опасность. Зная строгий нрав императора, который пристально, через своих доверенных людей, следил за спокойствием провинции, наместник опасался, что его личные распри могли обернуться самыми серьёзными последствиями, вплоть до снятия с должности. Старому воину предстоял выбор, который стремительно перетягивал весы не в сторону спасения праведника. Но у него оставался последний шанс выиграть этот спор. Дело в том, что в это время невдалеке от его замка  гостил тетрарх, который прибыл сюда специально к празднику. Он был личным другом императора и симпатизировал местному прокуратору. Не воспользоваться этой возможностью было глупо. 
– Хорошо, Ханан, иди – наконец, проговорил властитель, решив привлечь к их спору тетрарха. – О своём окончательном решении я скоро сообщу тебе.
Прокуратор отправил в резиденцию тетрарха своего помощника, который вкратце изложил суть дела. Друг императора был молод, весел и всегда полупьян, и отказаться от удовольствия пообщаться с чудаком, называющим себя царём, ему не хотелось. Велев немедленно привести его к себе, он настроился посмотреть какие-нибудь чудеса. Шутка ли: увидеть живого Пророка и чудотворца!
– Покажи мне какое-нибудь чудо – как только ввели Элла, приказал он, восседая на золоченом троне. – Если удивишь меня, я тоже стану твоим учеником и, если хочешь, даже другом.
Элл молчал.
– Что же ты, раб, не отвечаешь своему господину? – не привыкший к такому непослушанию, крикнул тетрарх. – Может, мне нужно стать перед тобой на колени и попросить сотворить чудо?
Видя, что его слова снова не возымели успеха, он театрально опустился на ковёр и стал на колени.
– Ну, давай, показывай чудо – жалобно попросил он. – Хочешь, я дам тебе золота?
Но Элл по-прежнему молчал. Он был настолько измучен побоями и насмешками, что окончательно решил вообще ни с кем не разговаривать.
Тетрарх поднялся с колен и подошёл к мученику.
– Видимо, прокуратор прав: никакой ты не Пророк и не Мессия – с нотой разочарования произнёс он. - Ты можешь показывать чудеса только таким же ничтожным и недалёким людям, каким являешься сам. Что ж – театрально изобразив заплаканного зрителя, обратился он к стоявшим рядом охранникам – оденьте его в царский наряд и с почестями отведите опять к прокуратору. Пусть он тоже, как и я, окажет ему подобающие почести!
На плечи Элла тут же был наброшен красный плащ одного из воинов. Подражая господину, старший охранник упал перед ним на колени и сказал:
– Изволь, царь, выйти на улицу и пожаловать в царскую карету!
Под громкий смех окружающих шутовская процессия пешком отправилась к замку прокуратора. Всю дорогу охранники по очереди толкали в спину медленно идущего Элла и при этом жалобно приговаривали:
– Извини, царь: я не видел, кто тебя ударил.
Прокуратор остался доволен решением тетрарха, который поддержал его, не увидев в деяниях приговорённого состава преступления. Недолго думая, он снова вышел на помост, где всё ещё бушевали людские страсти. Усевшись в судейское кресло, владыка потребовал тишины.
– Только что я провёл дополнительное расследование и снова не нашёл за этим человеком такой вины, которая могла бы привести его к смерти.
Услышав недовольный гул толпы, он властно поднял руку:
– Не нашёл такой вины в нём и тетрарх, который отослал его обратно ко мне, а не на казнь. Поскольку Элл не совершал преступления, достойного смерти, я, наказав его, отпущу! Отпущу после акта бичевания!
Присутствующие стали шумно протестовать.
– Успокойтесь, люди! – открыто ненавидя толпу, снова обратился к ним прокуратор. – Будьте же милосердными к несчастному! Я сохраняю ему жизнь только ради светлого праздника!
Архиереи заволновались: при таком обращении и чуть ли не просьбе самого прокуратора народ мог смягчиться и изменить своё решение. Тогда один из священников выступил с предложением помиловать не «обольстителя народа», а разбойника и убийцу Бар-Аббу. Этот молодой человек был всем известен как предводитель небольшой шайки, которая грабила богатых людей и делилась награбленным с бедными. Зная, какой популярностью и даже любовью он пользуется среди народа, священник сделал ставку именно на это. Толпа тут же поддержала его, выкрикивая лозунги:
– Свободу Бар-Аббе!
– Смерть Эллу!
Возмущённый действиями архиереев, для которых какой-то личный интерес был превыше Закона, прокуратор не отменил своего решения и приказал отвести приговорённого в караульное помещение претории, где солдаты должны были приступить к его бичеванию.
– Ты хочешь освободить матёрого убийцу и казнить невинного человека! – заявил он, встретившись с первосвященником наедине. – Я не понимаю тебя и не позволю идти против моей воли! После истязания этого несчастного я снова выведу его на помост. Люди увидят, что Эллу досталось сполна, и они должны будут пожалеть его. 
В это время на площади страсти по-прежнему не умолкали, и никто не расходился, ожидая окончательного решения прокуратора.
А в караульном помещении, в одной из камер, солдаты, принимавшие участие в аресте, били Элла, который был крепко привязан к толстому столбу. В ход были пущены бичи с шипами, которые после каждого удара раздирали истощенное тело до крови. По очереди, подходя к жертве, они безжалостно хлестали проповедника, несмотря на его полуобморочное состояние и сильное кровотечение. Уставшие палачи обмылись водой сами и полили на голову Элла.
– Может, хватит с него пока – предложил остановить избиение один из палачей. - А то вдруг помрёт: кому тогда воздавать почести? Принесите-ка лучше мой плащ и не забудьте подать ему царский жезл!
Дождавшись, когда мученик пришёл в себя, ему набросили на плечи красный плащ и, развязав руки, сунули в них простую палку. На голову была надета кем-то предусмотрительно сплетённая «корона» - венец из колючего терновника. Закончив «экипировку», некоторые солдаты стали падать перед Эллом на колени, другие – до земли кланяться в ноги и истошно кричать:
– Да здравствует наш новый царь!
После поклонов и восклицаний они плевали ему в лицо, били палками по «короне», цинично извинялись, спрашивая друг у друга:
– Ты не видел, кто это сделал?
 Элл мужественно переносил все издевательства, про себя читал молитвы и просил Отца поскорее забрать его к себе на небеса.
Появились охранники прокуратора и, пожурив солдат за излишнее усердие, под руки увели несчастного за собой.
Наместник, увидев истерзанное до крови тело, уже не сомневался: после такого жестокого наказания прощение толпы гарантировано.
Но пока происходило бичевание, архиереи и их агенты время зря не теряли и, со знанием дела, подогревали страсти людей новыми «доказательствами» вины Пророка.
Увидев на помосте униженного Элла, они, как звери, почуяв запах крови, стали истошно требовать, чтоб его немедленно распяли:
– На крест его! Распни его! Отпусти Бар-Аббу! Свободу нашему герою!      
Такой людской жестокости не ожидал увидеть прокуратор – прославленный в прошлом воин и откровенный душегуб. Он приказал снова увести Элла в тюрьму, оказать ему врачебную помощь, после чего обратился к стоящим возле него архиереям:
– Если вам так хочется, берите его и распните сами! Но я думаю, он уже достаточно наказан за свои необдуманные, безобидные деяния.
– А как же наши Законы? – спрашивали неугомонные священнослужители. – Ведь всякий, кто называет себя царём, восстаёт против самого кесаря!
– Не он, а вот они – прокуратор махнул рукой в сторону шумной толпы – провозгласили его царём, и теперь сами насмехаются над ним!
Но с мнением наместника духовенство было несогласно, по-прежнему настаивая на его подчинении Верховному Судилищу.
И прокуратор сдался:
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Но кровь этого праведника ляжет на вашу совесть. Я – умываю руки.

ГЛАВА 36
 Пока велись спешные приготовления к казни, события разворачивались не так, как было задумано главными её участниками.
Поскольку Арита ничего не знала о последних событиях, а Омела исполняла только то, что ей было велено, случилось непредвиденное.
Узнав от Аглы, что её план по освобождению Элла сработал хорошо, Арита успокоилась. Она была уверена в том, что прокуратор, узнав в осужденном Господа, который предстал перед его благоверной во сне, не рискнёт испытывать свою судьбу чернильным росчерком гусиного пера. Он не посмеет утвердить приказ о казни, даже если будет сомневаться в виновности Элла. Главным доводом, почему он должен будет сохранить жизнь праведнику, станет то, что прокуратор никогда не подвергнет сомнению рассказ Полины. Арита точно всё рассчитала и теперь ждала хороших вестей.   
Ведя одинокую, почти затворническую жизнь, девушка всем сердцем жаждала долгожданной встречи с Эллом и надеялась, что она скоро состоится. Арита готовилась к ней и обдумывала: как предстать перед божественным учителем в таком щекотливом для женщины положении?
«Он или убьёт меня – весело думала она, сидя перед зеркалом – или убьёт себя сам! Чтоб этого не случилось, нужно немедленно посоветоваться с няней – уж она-то подскажет и научит, как усмирить Элла и заставить его признать своё отцовство!»
При воспоминании об Омеле у Ариты защемило в груди. Уже прошло довольно много времени, как она не приходила к ней, чего раньше никогда не было. Поверить в то, что её бросили или забыли, было бы смешно, а объяснить как-то иначе молчание Омелы молодая женщина не могла.
Но когда её верные люди сообщили, что Элла на днях собираются казнить, беременная Арита чуть не лишилась разума. Первый раз за всю свою короткую жизнь ей пришлось испытать страх, который своими ядовитыми и острыми иглами пронизывал все её тело с головы до пят. Без слёз и истерик, она заставила себя выпить специальную успокоительную настойку и стала обдумывать план своих дальнейших действий. После недолгих сомнений и анализа разных вариантов по спасению возлюбленного, она твёрдо решила не ждать встречи с няней, а лично посетить своего дядю. А это, само по себе, означало нарушение данного ею слова – ничего без ведома Омелы не предпринимать. Но в сложившейся критической ситуации влюблённая женщина не могла поступить иначе. Она не могла не воспользоваться шансом: быть племянницей владыки – и допустить, чтобы отца её будущей дочери казнили по приказу дяди.
То, что у неё будет именно дочь, давно предсказала Омела. Мудрая няня в дни раннего протекания беременности неоднократно смачивала мочой своей ученицы живые зёрна ячменя и пшеницы. И когда, через время, первой проросла пшеница, стало ясно:  Арита носит в себе дочь самого Мессии.
В этот день, убрав с себя грим и одежду, скрывающую её внешность, она прибыла в замок своего родственника. Готовая исполнить всё, что потребует дядя взамен на жизнь её возлюбленного, она решила признаться во всех своих грехах, конечно, кроме тайной связи с Омелой. Её губы, как молитву, постоянно шептали:
– Он любит меня и должен поверить мне. Он может простить меня и помиловать Элла.
Когда Ханану доложили, что прибыла его племянница, он, думая, что вместо неё пришла Агла, сначала решил не принимать посетительницу. Отдав приказ гнать самозванку прочь, он вдруг снова позвал охранника и велел ему впустить незваную гостью.
Каким бы проницательным и мудрым ни был человек, но, когда у него появляется возможность увидеть и узнать нечто неведомое, простой интерес всегда берёт вверх.
– Пусть войдёт только она, без охранника – приказал своим воинам владыка.
Когда на пороге кабинета он увидел беременную Ариту, удивление и неведомый ранее страх охватили его. В предчувствии приближения чего-то неизбежного и неожиданного, он долго не сводил с неё глаз, откровенно рассматривая её «интересную» фигуру с головы до пят. Удостоверившись, что перед ним именно племянница, а не двойник, он, наконец, приблизился к ней и по-родственному крепко обнял.
– Ах, дядя, я так рада видеть тебя в хорошем здравии – искренне призналась Арита – и счастлива, что ты по-прежнему добр ко мне и не забыл о моих несносных, детских причудах. Позволь же мне покаяться и смириться с любым твоим наказанием!
От этих нежных и искренних слов Ханан расчувствовался, хотя в глубине души понимал, что за ними кроется нечто другое.
Усадив её в широкое кресло, он без особого интереса выслушал короткий, полностью придуманный рассказ о том, что его племянница беременна от Антония. Ханан согласно кивал головой, когда Арита вдохновенно лгала о своём вынужденном скитании по домам чужих людей, так как боялась гнева своего строгого дяди. Её уход из дома, говорила она, связан только с этими событиями и тем, что она не хотела выходить замуж за обольстителя и подлеца Антония.
– Ведь, узнав о моей беременности, ты заставил бы меня стать его женой? – спросила она, не догадываясь о том, что Ханан не верит ни единому её слову.
– Конечно, заставил бы, моя красавица! Хотя было бы гораздо лучше, если бы я сначала заставил тебя выйти за него замуж, а уж потом – понести от него дитя. Это совсем не хорошо, моя девочка, быть племянницей Ханана и выставлять перед людьми свою беременность без супруга!
Он замолчал, ожидая от неё продолжения лицедейства и откровенного фарса.
 Арита, изнутри съедаемая страхом за жизнь Элла, напрочь потеряла дар предвидения ситуации, которая складывалась сейчас совсем не по её сценарию.
 – Теперь, когда подходит срок рожать, я, дорогой дядя, решилась прийти к тебе и попросить милости – призналась она. – Помоги мне избежать позора, после чего, обещаю: я выйду замуж за любого, на кого ты мне укажешь!
Ханан не переставал удивляться такому искусному вранью, но и не стал дальше скрывать того, что не верит ей:
– Моя несчастная, милая малышка вдохновенно врёт своему любимому дяде. Очень жаль, очень. Мне обидно, хотя это уже не имеет никакого значения.
– Что ты имеешь в виду? – испуганно спросила она, ругая себя за то, что сразу не сказала правду.
– Я знаю, что ты носишь в себе ребёнка Элла. И он знает об этом. Поэтому его, красавца и обольстителя, по моему приказу, сегодня же казнят! А твоим нечаянным выкидышем  я лично займусь чуть позже.
Арита похолодела от ужаса, осознавая, что проигрывает по всем пунктам. Она поняла, что многое из того, что уже произошло, произошло тайно, без её внимания и участия.
– Да, ты прав, дядя: я ношу в себе его ребёнка – вдруг заплакала она и упала перед ним на колени. – И я прошу тебя не убивать Элла, потому что я сама пришла к тебе, чтобы попросить об этом. Потому, что я люблю его всем своим сердцем и всей душой! Делай со мной, что хочешь! Хочешь, я сама избавлюсь от этого ребёнка, только сохрани жизнь ему!
Ханан был потрясён.
«Неужели она так любит Элла, что готова, ради его спасения, пожертвовать собой и даже ребёнком?»
Этот вопрос никак не укладывался в его голове. Закрыв глаза и покручивая на пальце свой магический перстень, он вдруг вспомнил себя в далёкой молодости. Одним мгновением пронеслись те счастливые и горестные дни, когда он, то ли ради любви к девушке, то ли ради денег и власти, согласился предать смерти свою жену, только что родившегося сына и могущественного, непримиримого тестя. А позже он лишился и её самой. Странно, но Ханан понимал, что до сих пор любит ту, из-за которой ему пришлось совершить этот ужасный грех и после долго и много страдать. Он прекрасно знал, что, именно благодаря её вмешательству в его жизнь, ему удалось стать тем, кем был сейчас. Видимо, судьба племянницы невероятным образом сплелась с его судьбой, и это «сплетение» было явным, очевидным.
«Бедная, бедная моя девочка – взволнованно подумал старик. – Если б ты знала, на какие жертвы шёл и я, ради всё той же упоительной любви. Тогда моя любовь принесла мне власть и роскошь, но, словно взамен – унесла прочь объект моего обожания. У тебя же, моя дорогая племянница, происходит всё наоборот. Твоя любовь, если сейчас не избавиться от неё, ничего хорошего тебе не принесёт. Особенно после того, что предложу тебе сделать я».
Пожурив Ариту за то, что она сразу не сказала правду, Ханан подобрел и пообещал помочь ей, несмотря на то, что совсем недавно был другого мнения.
– Но у меня есть одно условие – поспешил добавить он. – Ты останешься у меня до самых родов. Когда родишь, я решу, что делать с вами.
Арита благодарно поцеловала ему руку и, уже в сопровождении охранника, пошла в выделенную для неё комнату.

ГЛАВА 37
Когда для казни всё было готово, прокуратору доложили, что пришёл Ханан. Принимать его совсем не хотелось, сильно болела голова, но окончательно ссориться с ним не входило в планы наместника.
Бывший первосвященник не стал юлить, а сразу сказал, с какой целью пришёл.
– Я подумал, что ты, пожалуй, прав, правитель – дружелюбно заявил он, не отказываясь от предложенного традиционного кубка с вином. – Зачем нам таить злобу друг на друга из-за какого-то безумца? Пусть живёт себе под нашим присмотром.
Прокуратору не понравилась эта внезапная перемена, но он сделал вид, что рад примирению.
– Но как мы объясним народу о внезапном помиловании Элла? – спросил он. – Люди настроены на справедливое возмездие и не успокоятся, пока это не свершится.
– Пусть прокуратора не беспокоит эта мелочь, с которой легко справятся мои подчиненные. Пройдёт совсем немного времени, и успокоенная толпа разойдётся по домам, а после будет лицезреть казнь других преступников.
Выпив вино, довольный согласием прокуратора Ханан вышел из дворца, а хозяин тут же поспешил к своей супруге. Он с гордостью объявил, что её просьба о помиловании Элла им уважена, и он вскоре после праздника будет освобождён. Полина отблагодарила супруга нежным поцелуем.
Пока Ханан, сидя в своём кабинете, раздумывал, как избавиться от ребёнка Ариты и сохранить её доброе имя, ему сообщили о прибытии к его резиденции двух крытых карет. А когда из одной из них вышла статная женщина и направилась к входным воротам, доклад охранников был скорректирован.
«Что-то сегодня нежданные женщины ко мне зачастили» – подумал владыка, надевая дорогой атласный халат.
Он был явно недоволен последними событиями, в частности тем, что предатель Гадиан, умоляя его отдать за него Ариту, не выполнил ни одного последнего поручения. Он так ничего и не узнал о женщине по имени Нияма и не разведал, откуда и для чего появились странные женщины с родимыми пятнами на лбах? 
Нелепые и туманные планы рождались в эти минуты в его голове. И прояснить их могли только три человека – Арита, Элл и кто-то третий, о существовании которого он догадывался, но кто им был – не знал.
После доклада лакея в его рабочий кабинет вошла стройная дама неопределённого возраста, одетая в ярко-зелёное длинное платье.
Когда Ханан увидел её, в его изношенном сердце сразу что-то оборвалось. Отчетливо угадывая в ней недавнюю няню Ариты, он почтительно поднялся с кресла. В глаза сразу бросилось дорогое массивное ожерелье на её полуоткрытой шее, которое плохо вязалось со статусом простой няни. А гордый, независимый взгляд говорил о том, что она, как минимум, особа царской крови.
 Не зная, как себя вести при данных условиях, он, на всякий случай, спросил: 
– Кому я обязан столь высоким посещением? И, может быть, ты откроешь своё имя? Кто ты?
Женщина молчала, опустив глаза, а возле неё, к большому удивлению хозяина, ласково тёрлась его совсем нелюдимая кошка. Так они некоторое время стояли друг против друга, пока незнакомка без приглашения не подошла к окну. Не поворачиваясь к нему лицом, она тихо сказала:
– Я не узнаю тебя, Ханан. Раньше ты ни одной женщине не задавал столько ненужных вопросов. Оставляй тебя после этого надолго!
Таким тоном с ним никогда и никто не разговаривал, кроме той единственной, которую он любил всю жизнь. Первосвященник готов был поверить в чудо, но его останавливало то, что в последнее время было достаточно всяких обманов, подстав и необъяснимых событий. Вспоминая отношения Ариты с Эллом, историю с её двойником, загадочную смерть Крестителя и странное поведение прокуратора, он понимал, что все эти события -  звенья одной цепи. Сейчас в эту цепь добавлялось ещё одно звено, может быть главное, и Ханан терпеливо ждал своей участи.
Но, поскольку женщина больше ничего не говорила, ему пришлось брать инициативу в свои руки.
– Так что тебе нужно? – как можно строже спросил он, но ответа не последовало.
– Ты похожа на няню моей племянницы. Скажи: это ты?
Она утвердительно качнула головой.
– Тогда понятно – облегчённо сказал Ханан. – Хочешь, я сам отвечу за тебя? Ты пришла ко мне, чтобы просить о помиловании Элла. Но поздно: я уже распорядился на этот счёт, и скоро вы увидите его живым и невредимым. Хоть я не знаю, зачем это нужно тебе. Ответь: ты этого хочешь?
– Нет, мой повелитель. Как раз наоборот: я хочу, чтобы его немедленно казнили – заявила она, снова повернувшись к нему лицом.
Первый раз за всю жизнь владыка по-настоящему удивился и даже испугался. От неожиданности он потерял дар речи и, схватившись за сердце, опустился в кресло.
– Ты только не умирай сейчас – услышал он давно забытые слова, которые в годы его молодости не раз повторяла Ома. – Тебя на небесах ещё не ждут!
– Ома? Это ты? – хрипло спросил он, заранее зная ответ. – Но этого не может быть! Почему именно сейчас, когда лучшие годы уже прошли?
– Лучшие годы только наступают – загадочно ответила она и подошла к нему. – И ты сделаешь всё возможное, чтоб эти красивые годы для нас вскоре наступили.
Она протянула к нему обе руки, и он увидел на безымянном пальце её левой руки свой личный перстень – и  впился в её ладонь сухими губами.
– Ома, теперь я уверен, что это именно ты! – как в юности, шептал он, забывая обо всём на свете.
Ханан целовал ей руки, она нежно гладила его седые волосы, и даже блестящие в их глазах слезинки не желали пролиться на пол и там исчезнуть.
Ома, а это была действительно она, не стала рассказывать о своей жизни, как того хотел её бывший любовник. Ей нужна была смерть Элла и свобода Ариты, с чем она и пришла к нему.
– Надеюсь, единожды данное тобой слово ещё в силе? – сверкнув рубиновыми камнями на перстне, скреплёнными неизменной буквой «Х», спросила она, намекая на то, что он однажды поклялся всегда исполнять любые её желания.
– Конечно, душа моя, но… Понимаешь, сейчас судьба Элла зависит не только от меня – честно признался он, давно отвыкнув от каких-либо оправданий.
Ханан рассказал, как совсем недавно он требовал казни Элла и как вынудил прокуратора согласиться с ним, а после этого просил отменить своё же решение – по просьбе Ариты и ради ее благополучия.
– Теперь он точно посчитает меня ненормальным и выставит на всеобщее посмешище – как ученик, оправдывался владыка, искренне не зная, что делать. – Но зачем тебе нужна его смерть? – спросил он, однако, видя, как женщина снова стала отворачиваться от него, не стал настаивать на ответе.
Омела дала ему возможность выговориться и выслушала веские доводы по поводу невозможности проведения казни. А когда он предложил убить Элла тайно, в камере, она тут же прервала его бесполезный лепет:
– Мне жаль, что ты забыл про мои способности, дорогой. Забыл, как я могу заставить родить неспособную к зачатию женщину, как лекарь «случайно», по моему указу, не смог сохранить ей жизнь и жизнь её привередливому отцу, который хотел лишить тебя богатства и власти. Тебе напомнить, как, благодаря моим влиятельным людям, ты стал стремительно подниматься на вершину власти? Неужели ты можешь сомневаться, что я не уговорю нашего родственника сделать так, как нужно мне?
«Я всё это сделаю сам ради того, чтобы всегда быть с тобой» –  хотел вслух сказать Ханан, но вдруг отшатнулся, вспомнив её последнюю фразу:
– Я не понял: кого ты считаешь родственником, да ещё и нашим? Мне кажется, ты что-то путаешь, моя божественная старушка.
Ома, зная, что время сейчас работает против неё, торопилась. Ей очень хотелось разложить всё по полочкам, заставить Ханана дрожать всем телом и умолять её открыть тайну, но времени действительно не было, потому что казнь нужно провести именно сегодня. Завтра уже начинался праздник, а Элл должен умереть до него.
Женщина обняла владыку и прошептала ему на ухо:
– Полина, молодая жена старого прокуратора – наша с тобой дочь.
Ханан обеими руками ухватился за хрупкие плечи Омы, едва не упав на пол. Она чувствовала, как его цепкие пальцы сжимали её мягкое тело, а старое, изношенное сердце билось так, как билось тогда, когда ему было двадцать лет.
Наконец, он успокоился – и не поверил ей, посчитав всё это её очередной выдумкой:
– Я догадываюсь, что тебе пришла в голову заманчивая идея, но прошу тебя, забудь об этом. Прокуратор очень умный правитель и никому не даст себя одурачить.
– Но это правда, Ханан! Я могу это доказать!
С этими словами она достала из глубины платья исписанный лист бумаги и отдала владыке. По мере того, как он вчитывался в текст, его волнение проявлялось через пот и мелкую дрожь в руках. На плотном листе было указано имя Полины и то, что её отцом является Ханан, а матерью Ома. Но самым главным, являющимся неоспоримым доказательством этого, служило описание тела новорождённой девочки. У неё, как и у Ханана, с рождения были кривые мизинцы на ножках, а в районе пупка, как и у матери, находились три родимых пятнышка. Об этих пикантных подробностях могла знать только сама Полина, её муж и, конечно, настоящие родители.
Кроме этого, говорила нежданная гостья, у Полины на среднем пальце левой руки должно быть небольшое золотое кольцо с гагатовой вставкой, которое она получила ещё в детском возрасте от своей настоящей матери – Омелы. Кольцо было уникальным: оно само меняло свой размер, в зависимости от того, в каком возрасте и на какой палец его надеть.
– Этот камень ночи – сказала Ханану его возлюбленная – таит в себе нашу с тобой ночь, благодаря которой появилась на свет нынешняя жена прокуратора. Надевая кольцо на её пальчик, я сказала тогда:
„Запомни, доченька, свою родную маму и забудь меня! Ты пойдёшь жить к другим людям, которые примут тебя как свою, и твоё будущее будет лучшим, чем у кого-либо. Когда придёт время, я сама дам о себе знать, и тогда мы никогда не расстанемся. Ты легко сможешь узнать меня или присланного мною человека по изящному перстню с красненькими рубиновыми камушками, креплёнными в оправу буквой «Х». Тот мужчина или та женщина, у кого на безымянном пальце левой руки ты увидишь такой перстень, и кто скажет тебе при встрече: „Тёмная ночь спешит навстречу раннему утру“ – и будет твоим отцом и твоей матерью“. Эти слова семилетняя Полина выучила наизусть, и перед тем, как отдать её в другую семью, я несколько раз заставила дочь повторить их. Только после того, как я убедилась, что у девочки навсегда отпечаталась в памяти нужная информация, она была помещена в дом одного знатного горожанина.      
 – Кстати – хоть и понимая, что столько информации за один раз Ханан может не запомнить, продолжила говорить она – нашу дочь ты можешь легко узнать ещё по одному, очень редкому знаку. Дело в том, что жена прокуратора имеет с детства привычку рисовать недозволенные картины. При случае, можешь сам убедиться в этом. Запоминай! Больше повторять не буду.
Бывший первосвященник был поражён: спустя сорок с лишним лет у него появилась дочь, да ещё от любимой женщины.
– Но почему ты раньше не объявилась и не рассказала об этом? – задохнулся от волнения он. – Разве я не принял бы вас?  Разве ты не любила меня?
Он так разволновался, что даже не удивился тому обстоятельству, что его бывшая жена смогла зачать от него только после таинственного вмешательства Омы, а она сама – с лёгкостью сделала это.
– Время для откровения наступило только сейчас, извини меня – просто сказала гостья. – А теперь тебе нужно идти к правителю и представиться отцом его любимой жены. Думаю, твоя просьба снова утвердить казнь Элла будет для него игрушкой по сравнению с тем, что он узнает. Пусть немедленно приступят к исполнению приговора, пока не разошлись люди, жаждущие крови!
Видя, как он покорно собирается исполнять её волю, она добавила:
– И прикажи сейчас же вывести на улицу Ариту и посадить её в мою карету: она уедет вместе со мной.
– Но ты не пропадёшь снова на сорок лет?
Ома улыбнулась в ответ, ожидая исполнения своей воли.
Ханан позвонил в колокольчик. Вошедшему охраннику он коротко отдал необходимое распоряжение.
Довольный собой, владыка снова подошел к Омеле и обнял её:
– И на последний вопрос ответь мне: то странное кольцо, которое носит на пальце Арита, действительно ли подарок Элла, и что вообще оно обозначает?
– Да, это его кольцо. Насколько мне известно, оно волшебное, и обладатель его имеет большую небесную силу и является как бы родственником Бога. Твои слуги-олухи не смогли исполнить твой приказ - узнать тайну кольца Ариты. Чтоб не злить тебя своим бессилием, не зная разгадки, они приказали изготовить множества похожих колец и раздать всем местным девушкам. Но их дешевые колечки далеки от настоящего, как небо и земля. Это всё, что я могу тебе сказать.
– Что значит быть родственником Бога? Ты хочешь сказать, что он правда - Сын Божий?
Омела вдохновенно врала, заранее заботясь о будущем его племянницы, которая вот-вот должна родить дочь для Лоны.
Позже она скажет Арите, что её кольцо будут называть: «кольцом Пророка» для того, чтоб, используя добродетель Элла, скрыть истинное его название - «кольцо порока». По кругу кольца, от порока и до порока, должен пройти любой человек, в том числе и Элл, чтоб понять свою беспомощность в осуществлении неземной мечты - стать беспорочным на этой извечно грешной для всех людей земле. 
– Таким кольцом – позже скажет Омела Арите – через много столетий уже никого не удивишь, потому что никто из непосвящённых не будет знать о его тайне, о тайне, которая избавит человека от существования такого понятия, как «порок», и от всего, что с ним может быть связано. Ведь поведение несведущих людей намного естественней и проще, чем поведение избранных. Другое дело, если какой-нибудь новый порок подбросим мужчинам мы, посвящённые женщины, и заставим их этому пороку поклоняться!
– Ты хочешь сказать, что, несмотря на земное происхождение Элла, ему можно будет поклоняться как небесному божеству? И, стало быть, это правда, что нет Пророка без порока? – поглаживая свой выпуклый живот, серьёзно спросит Арита.
– Ты у меня золотая умница – ответит Ома, уже обдумывая выполнение более важного задания.
– Ты так и не объяснила мне, почему моё кольцо само сжимается, если попытаться его снять, и отчего оно загорается, когда притрагиваешься к нему? – прервёт её мысли счастливая Арита, ничего не зная о состоявшейся жестокой казни «Элла».
– Мне не хочется сейчас говорить об этом, непослушная моя ученица – забыв о недавней похвале, ответит Ома, намекая на дерзкие проделки Аглы с Полиной и её самовольное посещение Ханана. Но, зная, что именно сейчас Ариту нужно отвлечь от любых мыслей об Элле, старушка, насколько сможет, удовлетворит её желаемое любопытство. Она попытается объяснить, что при изготовлении этого кольца использовались специальные жидкокристаллические вещества, которые имели способность не только сужаться и расширяться, в зависимости от заданной температуры, но и излучать яркий свет, когда к нему прикасался другой человек – не хозяин кольца.   
Арита будет рассеянно слушать о неведомых таинствах и вдруг, прижавшись к няне, тревожно спросит:
– Омела, а где сейчас Элл? Почему его нет с нами? Ты же сказала, что его не казнят. Что с ним?
– А вот и твоя ненаглядная двойняшка Агла! Как думаешь: она не помешает нашей компании?
С этими словами Ома покажет пальцем назад, где Арита увидит всадника, в котором легко узнает свою подругу.
– Она скоро пересядет к нам – скажет старушка, проводя по её лицу влажным платочком, смоченным крепким настоем снотворного мака.
Это будет происходить немного позже. А сейчас, находясь в объятиях влюблённого Ханана, Ома не хотела продолжать с ним тему кольца Пророка. Зная, как безболезненно избежать этой нежелательной темы, она просто приложила свой палец к его пересохшим губам и спросила:
– А эта кошка давно живёт у тебя?
Владыка тут же забыл о кольце и чуть не заплакал от умиления, услышав долгожданный вопрос.
– С тех пор, как я потерял тебя, она, в память о тебе, всегда самая главная в моём доме. Она – зарок моей памяти и верности тебе, моя Ома. Когда-то я попытался выяснить, есть ли у няни Ариты рыжая кошка, но мои люди не нашли её в твоём доме.
– Правильно, потому, что она выходит из своего укромного места только ко мне и ещё к двум женщинам – Арите и Агле. Но я очень рада, что у тебя тоже есть такая рыжая красавица. Однако почему ты не спрашиваешь меня, что значит в моей жизни кошка? Или ты знаешь об этом?
Старик виновато посмотрел на неё и отрицательно помотал головой.
– Эх ты, учёный муж – первосвященник! Проповедуешь народу старинную мудрость, а главное – пропускаешь. Значит, о мужском начале, которое воплощает в себе великий бог Ра, ты знаешь, а о женском – не знаешь! Я никогда не сказала бы тебе об этом, но, в знак признательности за твою долгую память обо мне, скажу: со мной всегда живёт кошка потому, что именно она – есть воплощение женского начала, в лице кошачьей богини по имени Бастета.
– Так вот откуда взялась такая странная кличка для наших кошек! – воскликнул Ханан. – Теперь понятно, почему, втайне от меня, надо мной насмехались некоторые культовые старики-служители! Вероятно, они знали об этом, но боялись сказать мне о моей совсем не мужской слабости.
– Почему же «слабости» и «не мужской»? – улыбнулась Омела. – В древности, когда люди не знали других способов борьбы с мышами, как только с помощью котов, этих домашних спасителей считали самыми главными в роду. В случае, например, пожара, в первую очередь всегда спасали кошку и только потом детей и имущество. За её убийство виновного подвергали суровому наказанию. А после смерти котов хозяева соблюдали траур, бальзамировали их и хоронили на специальном кошачьем кладбище.
Ханан ничего не знал об этом и был искренне удивлён. Однако он знал, что для борьбы с домашними вредителями типа крыс, ящериц и змей в доме тщательно вытирали все поверхности раствором соли или засыпали небольшие дыры мелко толчёным углём, смешанным с бебитом. Конечно же, роль котов в этом деле ему тоже была известна. Но чтоб из такой мелочи делать целый культ? Это даже для него было настоящей неожиданностью.
Радуясь, что он, пусть неосознанно, так угодил любимой женщине, владыка весь светился и сам не верил своему счастью.
Но вдруг его торжественное настроение изменилось.
«А если Омела снова меня бросит? – пронеслось у него в голове. – Как же мне тогда жить?»
Словно прочитав его мрачные мысли, женщина сказала:
– Верь мне, я скоро вернусь к тебе! Но обещай, что поможешь мне ещё в одном деле.
– Всё, что хочешь, дорогая.
Они, насколько это возможно в старости, крепко обнялись и несколько раз коротко поцеловались.
«Мне жаль, что я не могу дать тебе больше» – шептали губы страшного повелителя. «Мне хватит того, что есть» – безмолвно отвечала ему женщина, и в глазах горным хрусталем блестели благодарные слёзы.
– Всё, Ханан, мне пора уходить – мягко отстранилась от него Омела.
Она была уже у двери, как вдруг остановилась, увидев, что Ханан даже не тронулся с места.
– Как, ты не проведёшь меня до кареты? – услышал он её вполне справедливый вопрос, и его губы нервно задрожали.
Ханан уже давно забыл, что такое ухаживать за женщиной или вообще награждать кого-либо знаками своего внимания. После расставания с Омой, он никогда и никого больше не любил, а все свои нерастраченные силы упорно тратил на достижение единственной цели –  быть на вершине почти неограниченной власти. Повелевая целым народом, владыка высокомерно насмехался над людскими слабостями. За многие годы властвования он напрочь разучился сам покоряться и преклоняться перед кем бы то ни было.
С виноватым лицом Ханан бережно взял её за руку, и они вместе, на виду у удивлённых охранников, не спеша вышли на улицу.
Там, увидев две крытые кареты, запряжённые двумя белыми кобылицами, он вспомнил слова своего дворового, который докладывал об этом факте перед приходом к нему Омелы. Но он, погружённый в свои мысли, тогда не придал этому значения. Подходя к одной из карет, куда вела его Омела и где уже сидела Арита, старик вопросительно посмотрел на вторую карету.
– В другом двухместном экипаже находится человек, от которого ты узнаешь, что нужно делать дальше – тихо прошептала ему на ухо Омела. – Выполнение этого задания обязательно. И всё нужно сделать вовремя, точно и, конечно, тайно. Поцелуй – за мной!
С этими словами она села в свою карету и скрылась за зелёными занавесками.
Не успела её карета скрыться из вида, как Ханан неуверенной походкой приблизился к другому экипажу. Там на своём месте находился красивый молодой кучер, внешне очень похожий на подростка-девчонку. Предчувствие какого-нибудь сногсшибательного сюрприза от Омелы не покидало его, и он с большой осторожностью вошёл внутрь кареты. Трудно представить, что с ним случилось бы, если бы ему довелось увидеть там этого человека без интригующего предупреждения возлюбленной. Вероятно, у него случился бы сердечный приступ или он поверил бы в шутки самого дьявола!
Как бы то ни было, но, зайдя в крытую карету, в избитом в кровь человеке Ханан сразу узнал… Элла.
Не веря своим глазам, бывший первосвященник отшатнулся и три раза перекрестился.
– Как такое может быть? – тихо спросил он. – Сбежать из нашей тюрьмы невозможно! К тебе же были приставлены солдаты, которые ни на миг не должны были оставлять одного!
– Прости, владыка – как заговорщик заговорщику ответил мужчина, внешне похожий на Элла. – Но времени внимать твоим речам, у меня нет. Поэтому слушай, что тебе нужно сделать.
И тогда Ханану открылся коварный, хитрый и дерзкий план Омелы. Он сводился к тому, что ему, до прихода к прокуратору, нужно было организовать подмену настоящего Элла с его двойником. Оставив незнакомого добровольца на верную казнь, настоящего учителя нужно было вывезти на окраину города и передать из рук в руки её человеку.
Как осуществить такую подмену, Ханан не имел ни малейшего понятия, так как тюрьма находилась под юрисдикцией прокуратора и была под постоянным наблюдением его вооружённых людей. Выстраивая в голове план возможных действий, он вдруг спросил:
– А твои побои, ссадины и раны похожи на те, что у него?  Они находятся на тех частях тела, что и у него?
Мужчина утвердительно кивнул головой.
Тогда Ханан хотел было спросить: откуда им было известно о таких детальных подробностях, но, подумав, решил не делать этого. Наверняка двойнику самому не было известно то, что знала только Омела.
Ханан, не переставая удивляться выходкам любимой женщины, вышел из кареты. Подозвав к себе охранника, он коротко отдал нужные приказания. Через некоторое время тот вынес и передал хозяину небольшой свёрток.
И тотчас же крытая карета стала быстро удаляться в сторону городской тюрьмы.
Как и ожидала Ома, на террасе прокуратора разгоралась настоящая битва. Он, узнав, чего снова требует Ханан, не находил себе места. Наотрез отказавшись даже слушать об этом, он предложил ему покинуть территорию замка, когда вдруг услышал странную историю об их родстве.
Не веря даже описанию пикантных подробностей, которые были предъявлено ему, прокуратор, оставив его одного, поспешил уйти к Полине. А вскоре они вместе вернулись.
Миловидная женщина, предъявив в качестве пароля своё кольцо с гагатовой вставкой, внимательно посмотрела на безымянный палец левой руки Ханана. Увидев на нём массивный перстень с рубинами, вставленными в оправу с помощью буквы «Х», она вопросительно посмотрела ему в глаза.
Понимая, что Полина не признала в нём своего настоящего отца, бывший первосвященник запаниковал:
«Неужели Омела обманула меня? Неужели её выдумка и обман сейчас откроются, и мне придётся извиняться за такой глупый розыгрыш перед всей семьёй прокуратора?»
Такого позора он выдержать уже не мог. Пробормотав что-то вроде: «извините», Ханан первый раз за всю свою жизнь поклонился и заторопился покинуть резиденцию.
Уже вдогонку ему вдруг донёсся вопрос Полины:
– Может, просили что-то передать на словах?
И старика будто пронзили кинжалом: он сразу всё вспомнил.
Вернувшись к дочери, он смело взял её за руку и, припав губами к кольцу с гагатовой вставкой, сказал:
–  Милая моя, я забыл тебе сказать, что тёмная ночь спешит навстречу раннему утру!
Полина, под неподдельное удивление своего мужа, тотчас же крепко обняла Ханана и громогласно признала в нём своего родного отца. Они долго и крепко обнимались и так стояли, не желая освобождаться от прикосновения родных тел.
– Может, объясните, что здесь происходит? – спросил у них обоих прокуратор. – Мне кажется, я имею право знать всё, что касается моей жены.
На этот раз наместник вопросительно посмотрел на бывшего первосвященника. И не успел Ханан открыть рот, как в разговор вмешалась Полина.
– Прости нас, мой супруг, но позволь мне самой всё объяснить. Но это я сделаю немного позже и с тобой наедине. А сейчас я вижу, что у моего отца есть важное и срочное дело к тебе. Вы решайте неотложные  государственные задачи, а я, с вашего позволения, пойду к себе. Хотя мне этого очень не хочется.
С этими словами она нежно поцеловала прокуратора в щеку и обменялась дочерними поцелуями с отцом.
Ханан ничего не имел против ее ухода и на прощание пообещал, что скоро прибудет к ней снова. А прокуратору вообще было на руку, что Полина не услышит его согласие на казнь человека, похожего на Господа, который накануне ей приснился. Теперь, в связи с открытием новых обстоятельств, он и не думал отвечать отказом всесильному старику, который оказался родным отцом его любимой супруги.
И хотя новоявленный родственник так и не сказал о причинах такого странного противоречия в своих решениях, наместник знал, что просто так Ханан менять их не стал бы.
 
Одновременно с отъездом Омелы, которая увозила Ариту из этого города, Нияма ступила на порог одного знакомого Элла. Это был, пожалуй, единственный богатый аристократ, по имени Лазарь, который давно был тайным поклонником учителя и на днях, перед вечерей, встречался с ним. Нияма предложила ему пройтись по улице, и ещё не получившие команду: «отбой» люди Ханана увидели странную «влюблённую» пару. По её просьбе, сорокапятилетний Лазарь обнял молодую женщину за талию, а та, некрасиво улыбаясь, что-то шептала ему на ухо.
– Но откуда тебе известно, что его сегодня казнят? – спросил мужчина, однако ответа не получил. Нияма ему объясняла, что и когда он должен будет сделать, и грустный аристократ вернулся домой, полный решимости всё исполнить.

ГЛАВА 38
Крытую карету, запряжённую двумя белыми кобылицами, возле городской тюрьмы остановил молодой кучер, внешне похожий на девушку-подростка. Из неё вышли двое: Ханан и мужчина, одетый в широкую длинную мантию. Поскольку голову и даже лицо  незнакомца полностью скрывал глубокий капюшон, охранники у входа на территорию тюрьмы попытались его остановить. Но короткий жест, сделанный рукой бывшего первосвященника, заставил их покорно уступить дорогу.
Беспрепятственно зайдя в небольшую полутёмную комнату, служащую камерой пыток, Ханан приказал двум охранникам оставить один факел и выйти за двери. Подведя Элла к огню, владыка, без сожаления осмотрев его лицо, удовлетворённо вздохнул: на нём были такие же кровоподтёки и припухлости, как и у его двойника.
– Так ты будешь поклоняться нашим богам или по-прежнему хочешь подбивать народ к разрушению священного храма? – донёсся до слуха охранников раскатистый голос Ханана. – Я привёл сюда священника, который готов простить тебе твои преступления, если ты согласишься принести жертву богу солнца!
Элл, совершенно не понимая, что происходит, с удивлением смотрел на эту странную сцену. Он не обращал никакого внимания на старика, зато во все глаза рассматривал мужчину, внешне очень похожего на него самого. Когда Элл открыл рот, чтобы о чём-то спросить, двойник приложил палец к своим губам и отрицательно покачал головой. После этого он резко сбросил с себя чёрную мантию и набросил её на плечи учителя.
В это время Ханан, поправляя на Элле завернувшуюся в нескольких местах мантию и надевая на его голову капюшон, театрально прокричал:
– Если ты хочешь жить – соглашайся на жертвоприношение, пока не поздно! Если же не хочешь – тебя сейчас предадут самой позорной казни!
– Я отказываюсь приносить жертву вашим богам – громко произнёс двойник Элла – потому, что существует только один Бог – и это Небесный Отец мой!
Обессиленный длительным голодом и кровавыми пытками учитель был не в состоянии удивиться или возмутиться такой унизительной для него сценой. При любых других обстоятельствах он никогда не позволил бы кому-либо из своего окружения говорить от его имени. Но сейчас Элл машинально и безропотно подчинился чужой воле, совершенно не догадываясь, для чего, кем и зачем всё это было устроено. Он послушно запахнул на себе мантию и, по жесту Ханана, так же послушно отворил дверь камеры.
После их благополучного ухода из тюрьмы, один из охранников, то ли потому, что что-то заподозрил, то ли от излишнего усердия и внимательности, подойдя вплотную к «Эллу», обратился к своему напарнику:
– А ведь у него только что кровоточило левое колено, по которому я недавно и совсем случайно провёл ножом!
– Ну да! – отозвался другой охранник. – И я не вижу содранной кожи на его правой ноге, на которую я нечаянно наступил и несколько раз там развернулся!
Оба воина явно занервничали, не зная, как поступить: доложить о своих подозрениях старшему охраннику или промолчать, поверив в небесную силу арестанта, способного в одно мгновение полностью заживить свои свежие раны? И то и другое делать совсем не хотелось и, как им казалось, было слишком опасно для них самих. Пока они пребывали в сомнениях, послышался слабый голос «Элла»:
– В моём внезапном исцелении нет ничего удивительного. Просто моя молитва была услышана на небесах. Но если вы будете сомневаться во мне и не захотите поверить в мою силу, я легко могу вернуть все свои раны. Правда, точно такие увечья появятся и у вас. Вы хотите этого?
Услышав такое, охранники задрожали от страха. Нарушая инструкцию, они в панике покинули прокопченную факелами комнату и плотно закрыли за собой дверь.
         
Только после полудня большую толпу обрадовали сообщением, что скоро все люди станут свидетелями казни преступников. Среди прочих разбойников на кресте окажется и тот, кто называет себя Сыном Божьим.
Время горестной потехи наступило, когда по узкой улице города начала движение угрюмая процессия. В окружении высокорослых вооружённых солдат двойник Элла медленно шёл рядом с двумя сообщниками Бар-Аббы. У каждого на груди висела табличка с указанием их вины. У тех двоих было написано маленькими буквами: «Разбойник», у «Элла» на табличке красовалась размашистая надпись: «Царь».
Колонна солдат, сопровождающая приговорённых к месту казни, медленно выходила за черту города. На этот раз никто из местных жителей не выплёскивал свои агрессивные эмоции, а наоборот, повсюду слышались плачи и причитания женщин. Покидая этот город навсегда, «учитель» впервые за своё долгое молчание заговорил, обращаясь к горожанкам:
– Несчастные, не плачьте обо мне! О себе плачьте и детях ваших! Ибо придёт время, когда скажут: счастливы неплодные утробы, никогда не рождавшие, и сосцы, никогда не питавшие!
Он говорил что-то ещё, но его никто не слушал. Одна женщина средних лет, указывая на него пальцем, громко сказала:
– А кто тебе сказал, что мы плачем по тебе? Мы льём свои слёзы по этим двум несчастным, которые, в отличие от тебя, хотят жить на этой земле. А ты, даже идя на распятие, угрожаешь нам и презираешь весь человеческий род!
«Элла» глубоко ранили эти слова, и, к счастью, на этом всё закончилось, потому что дальше людям запретили идти следом за ними.
Приговорённых людей к распятию на кресте далеко за пределы города не повели. Они должны были закончить свой земной путь на высоком холме, расположенном вблизи городских стен, у подножья которого проходила основная, всегда оживлённая, широкая дорога. На этот раз проход по ней был ограничен и находился под пристальной охраной воинов. На вершине холма, где должна происходить казнь, уже лежали три креста, и туда, кроме солдат, которые исполняли роль палачей, нескольких членов Верховного Судилища и врача, который должен засвидетельствовать смерть троих несчастных, никого не пропускали.
На подобных зрелищах, которые в этих местах имели место не так уж редко, было одно негласное правило. Оно сводилось к тому, что предавать смерти несчастных палачи, по велению власти, никогда не торопились. Бывали случаи, когда люди висели на крестах три-четыре дня, мучимые то жарким солнцем, то нестерпимой физической болью – и им, ещё живым, птицы выклёвывали глаза. Пока их тела насильственно не умертвляли, они мучительно долго продолжали бороться за жизнь. Ведь кровотечение из рук, после того, как их прибивали гвоздями, вскоре останавливалось, и смертельным не было. Часто смерть наступала без специальных насильственных действий, а в результате противоестественного положения тела, при котором нарушалось кровообращение и возникали сильные головные и сердечные боли. А некоторые распятые, с сильным телосложением, могли даже спать в таком положении и умирали только от голода.
На этот раз власти приказали умертвить всех сегодня же, и до наступления темноты. Из-за страха перед возможными народными волнениями была предусмотрена усиленная охрана, состоящая из вооружённых мечами и пиками солдат, которые расположились по периметру места событий. Никого из знакомых или родственников приговорённых на вершину холма не допускали.
Но тревога властей была напрасной: никаких беспорядков или попыток освободить казнимых не было. Ученики Элла, боясь расправы над ними, разбежались по домам и знакомым, а некоторые его сторонники вообще даже не знали об аресте. Лишь издали за процессом наблюдала небольшая кучка людей, состоящая преимущественно из женщин.
Они отчётливо видели, как солдаты сорвали с «Элла» одежду, оставив только набедренную повязку, и как был приготовлен крест из двух перекладин, соединённых буквой  «T». Крест, приготовленный для учителя, был невысоким, поэтому, чтоб ноги не свисали на землю, к кресту, около его середины, была прибита деревянная рейка, которая проходила между его ног, служа как бы опорой. Его положили спиной к кресту, и до слуха присутствующих донеслись страшные удары молотков, которыми вбивали длинные гвозди в запястья его рук и ступни ног. Повторив эту же процедуру с другими двумя приговорёнными, кресты с распятыми мужчинами почти одновременно подняли и вставили в глубокие ямы. Завалив их многочисленными камнями, кресты твёрдо укрепились на своих местах.
До последнего мгновения некоторые люди надеялись, что Элл спасёт себя либо вразумит своих палачей. Но этого не произошло. Тогда снизу послышались крики разочарования, отчаянья и ужаса простых людей перед беспомощностью Сына Божьего.
Всем было известно, что распятие на кресте считалось самым позорным концом человеческой жизни, и было одной из самых бесчеловечных казней. Помимо того, что распятие причиняло невыносимую физическую боль, оно ещё сочеталось с нравственным унижением человека.
Как могло так случиться, что его любимый Отец допустил такой унизительный конец? Почему Элл, провозглашавший любовь и смирение, теперь сам висит на кресте, беззащитный перед палачами, и позорно умирает вместе с настоящими преступниками? Эти вопросы напрочь убивали веру в его мессианство и не оставляли надежду на скорое пришествие Царства Небесного.
Поднятый на кресте «Элл» мог видеть людей возле себя и у подножия холма. Пребывая в здравом уме, он отказался выпить, предложенный всем троим обезболивающий напиток, который приготовили местные женщины специально по этому случаю. Теперь, когда двое других распятых находились в наркотическом полусознательном состоянии, двойник учителя, пересиливая боль, обратил свой взор туда, где находились незнакомые ему люди. Он не знал, что среди немногочисленных сторонников Мессии там были мать Элла, женщина, похожая на Ариту, и Мария. Все они стояли на коленях, смотрели на небо и громко рыдали.
В это время под крестом сидели солдаты и делили между собой единственную уцелевшую его вещь – цельнотканый хитон.
«Ничтожные, жадные люди сего грешного мира – подумал двойник, воспитанный религией незнакомого ему Элла. – Пусть простятся вам ваши грехи, ибо вы не знаете, что делаете».
Словно уже из другого мира, до его слуха донеслись насмешки палачей:
– Что же тебя не спасает твой всемогущий Отец: хоть бы из тучки дал тебе испить воды! Но ничего, мы подождём, когда ты начнёшь спасать себя, как некогда спасал других!
– Сойди сам с креста, чтобы мы видели – и сразу все уверуем в тебя!
– Где же слуги твоего Царства, почему не могут спасти своего царя?
«Эллу» почудилось, будто бы висящий рядом на кресте сказал что-то в этом роде. Он пытался повернуть голову в его сторону, но не смог. Обессиленный от голода и жестоких побоев, он умирал, про себя повторяя молитвы, обращённые к Богу.
Народ, а вслед за ним и солдаты, стоящие в оцеплении, видя развязку казни, стали постепенно расходиться. У распятых остались только четыре воина во главе с центурионом, два человека из Совета и врач, который особо наблюдал за «Эллом»: он, среди других двоих, был в самом худшем состоянии.
Вдруг несколько женщин, стоящих внизу, осмелились подойти ближе к вершине холма. Стараясь приблизиться прямо к крестам, девушка, внешне похожая на Ариту, крикнула:
– Учитель! Здесь находятся твоя мать и любящие тебя женщины! Мы хотели спасти тебя, но у нас ничего не получилось: прости нас!
«Элл» попытался открыть глаза, но не смог. У него только вздрогнули веки, и по щеке скатилась небольшая слезинка.
– Смотри – засмеялся один из старейшин – он уже оживает. Сейчас сойдёт с креста и побежит целоваться с этой красоткой.
– А может, я успею раньше него? – ухмыльнулся другой молодой мужчина. – Девочка что надо! Пусть царь поделится: у него таких, как эта, в его Царстве Небесном должно быть бессчетное количество!
Он направился в её сторону, но тут резко поднялся ветер, и неизвестно откуда взявшиеся чёрные тучи закрыли солнце. Человек остановился, испуганно глядя на небо:
– Что такое? Только что не было ни единой тучки! Клянусь своей бородой, я не удивлюсь, если начнут рушиться горы, сделай я хоть шаг в сторону этой девицы!
Присутствующие вразнобой засмеялись и вдруг почувствовали, как слегка начала содрогаться земля.
В возникшей панике женщины повели себя отважно. У них появилась надежда, что все разбегутся и им удастся спасти Элла. Но воины быстро организовались и снова сгрудились возле крестов, не позволяя никому подойти ближе.
– Изверги! – в отчаянии закричала мать учителя. – Дайте же ему попить! Он ведь ещё жив!
Один из палачей подошёл к большому кувшину с поской* и, обмакнув в неё губку, протянул на пике к пересохшим губам «Элла». Находясь без сознания, распятый даже не пошевелил губами.
Тогда три женщины самовольно подошли совсем близко к крестам и там снова упали на колени, прося Господа оживить своё чадо. Они так громко кричали, что ветер разносил их причитания до самого города.
Вдруг все увидели, как веки «Элла» стали медленно подниматься и он начал что-то шептать. Обрадованная мать, вознося хвалу Богу, снова загорелась надеждой. Казалось, что даже ветер на миг притих, и перестала содрогаться земля – лишь бы все услышали последние слова «Мессии»:
– Совершилось. О, Боже, передаю в руки Твои мой дух и мою жизнь.
Он замолчал, его глаза внезапно расширились, и из груди вырвался громкий, хриплый крик. После этого голова «учителя» безжизненно упала на грудь.
Врач тут же подошёл к его кресту.
– Он мёртв – засвидетельствовал лекарь, прикасаясь к пальцам его ног.
Огромного роста центурион недоверчиво посмотрел на него:
– Точно умер?
– Большей смерти, чем эта, я  не видел.
Женщины тоже с недоверием смотрели на лекаря, не желая соглашаться с таким концом. Они по-прежнему стояли на коленях и молились, несмотря ни на что.
– А почему же тогда он так орал? – не унимался центурион. – Первый раз вижу, чтоб так умирали. Отвечай мне: что сообщить прокуратору о смерти этого праведника?
– Да перебить ему голени, как мы это делаем всегда, и дело с концом! – предложил один из воинов.
– Не делайте этого, прошу вас! – испуганно крикнула Агла. – Ведь врач подтвердил его смерть, не берите ещё один грех на душу.
Центурион что-то прошептал палачу, и тот тут же воткнул в сердце Элла острое копьё.
– Видите, из его раны стекает кровь с водой? Это верный признак кончины, поверьте мне! – громко констатировал врач.
– А вода: откуда там взялась? – спросил один из старейшин.
– Это не вода, а жидкость, которая скопилась в области его сердца в результате разрыва сердечных перегородок. Из-за этого разрыва он и умер, и из-за этого случился такой громкий непроизвольный крик, который все мы слышали.
Никто так ничего и не понял, и центурион дал команду опустить крест, выдернуть из тела гвозди и снять мертвеца.
После этого солдаты, чтобы ускорить смерть остальным распятым, резким ударом секиры стали перебивать им голени. Когда их тела, потеряв опоры, повисали на одних руках, они тут же задохнулись и тихо испустили дух.
Агла опомнилась первая. Она подошла к месту, где лежал «Элл», и безумными глазами смотрела на его бездыханное тело. Следом за ней подошли две Марии: их никто не задерживал и никто не обращал на них внимание. Солдаты торопились закончить своё дело, а старейшины из Совета и врач стали уже спускаться вниз. Хлынувший обильный дождь, затмивший солнце, и небольшое содрогание земли заставило всех их быстрее убраться отсюда. Положив три трупа на три красных плаща, солдаты стали тащить их вниз по склону.
В это время к центуриону, мокрая до нитки, подошла несчастная мать Элла.
– Подождите – громко попросила она. – Отдайте матери труп сына. Если хотите, возьмите деньги.
С этими словами она подала центуриону небольшой мешочек, но тот брать деньги не стал.
– Что я слышу? – обернулся один старейшин. – Это говорит та мать, у которой муж – ангел небесный! Так что же ты не обратишься прямо к нему? Пусть ангел тебе и поможет!
Мария не слушала его и умоляюще смотрела на центуриона. И он чуть было не дрогнул:
– А зачем тебе его тело? Что ты с ним будешь делать? – спросил он. – К сожалению, у меня есть приказ закопать его вместе с этими несчастными. Единственное, чем я могу тебе помочь, так это тем, что покажу место захоронения, и ты сможешь приходить на его могилу, когда угодно. Согласна?
Мария боялась повернуться в ту сторону, где с грязными преступниками и убийцами лежал её Божественный сын. Она сама не знала, что стала бы делать с его телом, если бы его ей отдали, но она точно знала, чего не хотела. Она сходила с ума от одной только мысли, что Элла могут положить в одну могилу с этими разбойниками.
– Отдайте сына несчастной женщине! – вступилась за Марию Агла. – Она такая же мать, как и любая из ваших матерей, которых любите вы и которые любят вас.
– А ты кто ему будешь?  – вдруг спросил центурион, в первый раз, с интересом стал рассматривать женщину. – Не жена ли? Так этого не может быть, потому что Мессии не бывают женатыми.
– Может, у них и детишки имеются?– поддержал начальника один из воинов. – Интересно было бы посмотреть на этих ангелочков! Давай прихватим её с собой и сами проверим её святость.
– Что вы! – попятилась Агла. – Мы просто росли вместе, и я хорошо знаю его семейство. Помогите нам!
– Не могу – снова отказал центурион. – У меня есть приказ прокуратора закопать всех троих в одну яму для позорно казнённых.
– Тогда закапайте туда и нас! – обречённо проговорила молчавшая до сих пор молодая Мария, и солдаты остановились.
Центуриону надоели эти разговоры, и он вынужден был отдать приказ оттолкнуть наседающих женщин, чтобы пройти дальше.
Вдруг один из воинов взмахнул рукой.
– Смотрите, к нам приближается отряд каких-то людей – сказал он и схватился за меч.
– Все ко мне!– приказал старший. – Убивать каждого, кто посмеет приблизиться к нам!
Когда группа из шести мужчин подошла к ним на близкое расстояние, центурион приказал всем остановиться. На вопрос, кто они такие и что им нужно, вперёд вышел один из прибывших, который назвал себя Лазарем.
– Я – член Верховного Судилища – громко представился он – и у меня есть письменное повеление прокуратора, разрешающее забрать с собой тело Элла и поступить с ним по моему усмотрению.
Прикрывая от дождя длинным плащом лист бумаги, мужчина предъявил настоящий документ, заверенный личной печатью правителя. Центурион был явно удивлён этому, но препятствовать не стал. Оставив на земле тело «Элла», солдаты быстро завернули в плащи двух других и поспешили удалиться, оставляя на месте окровавленные кресты.

ГЛАВА  39
Лазарь, как было велено Ниямой, никому из женщин не разрешил сопровождать их к месту захоронения. Чтоб утешить мать казнённого и успокоить других, он сообщил, что до окончания праздника тело учителя будет временно захоронено в надёжном месте, и его будут охранять люди прокуратора. «Потом – добавил он – мы все вместе предадим его земле там, где укажет мать Мария».
Слуги Лазаря бережно подняли завёрнутое в красный плащ тело и понесли его вслед за хозяином. Тайный приверженец Элла успел заранее купить и доставить в склеп два сосуда с благовонным раствором смирны и алоэ, которыми был пропитан полотняный саван. В гроте со своими помощниками он предал омовению бездыханное тело «Элла», над ним пропели заупокойные молитвы и оставили в склепе до окончания праздника.
Исполнив свой печальный долг, Лазарь приказал своим людям завалить вход в склеп большим круглым камнем, и после все они ушли домой.
Подмены, из-за хорошего подбора двойника и того обстоятельства, что всё лицо и тело «Элла» были изуродованы кровавыми пытками, никто не заметил. Никто, даже его родная мать. (Хотя, очень может быть, что она обо всём этом знала заранее и теперь просто доигрывала свою роль).
После ухода Лазаря и его слуг два охранника, из числа наёмных надзирателей, расположились под густым деревом, возвышавшимся недалеко от места захоронения. Прокуратор, не восприняв всерьёз опасения архиереев, не дал своих солдат для охраны.
– У тебя есть специальные люди, которых ты, для подобных случаев, держишь у себя в храме, – напомнил он первосвященнику. – Вот пусть они и сторожат покойника.
Недовольный Иосиф не стал переубеждать наместника, хотя повод для этого был: он совсем не доверял своим надзирателям. Но это были его проблемы, и он вынужден был решать их сам.
Когда солнце стало опускаться за высокие вершины деревьев, два хорошо подвыпивших охранника стали думать, где им заночевать. Они понимали, что их вряд ли сменят до окончания праздника, поэтому настраивали себя на длительную службу, возможно, на целых два дня. Мужчины недовольно ворчали, но с удовольствием пили принесённое какими-то сострадательными женщинами хорошее виноградное вино и мечтали о том времени, когда вернутся домой к жёнам.
Кто из них мог подумать, что теми щедрыми женщинами были не кто иные, как люди, присланные Лоной, а терпко-кислое вино было не чем другим, как хорошим винным снотворным, с добавлением специального порошка, вызывающего самые невообразимые галлюцинации! После того, как привлекательные девушки с довольно пышными формами и откровенными намёками на возможную с ними близость разгорячили двух неугомонных охранников, сами ни с того, ни с сего вмиг куда-то исчезли.
Хмельным и обманутым мужчинам ничего не оставалось делать, как залить своё одиночество и жуткую скуку большим количеством дармового вина. Время, когда они впали в беспамятство и что было после того, для них сгинуло навсегда.
Утром следующего дня пришедшие на смену другие охранники не застали своих товарищей на месте. Камня, загораживающего вход в пещеру, на месте тоже не оказалось, и вход в узкий склеп был открытым.
Прибывшая на место небольшая комиссия из числа доверенных людей прокуратора и Ханана, зайдя с факелами в тёмный склеп, увидела такую картину: немного дальше от входа в грот стояла на коленях какая-то безумная женщина и, вознеся руки к небу, восторженно причитала.
– Я видела его – с безумными глазами, сама себя уверяла она. – Он вознёсся на небо и вскоре обещал предстать перед своими апостолами, которые не поверили в его воскрешение и ушли. Он сказал мне, что восходит к своему Отцу, к нашему всемогущему Богу!
Смутившись от такого безумства, четверо мужчин прошли в глубину небольшой каменной комнатки, туда, где в стене было выдолблено углубление со сводом наверху для покоящегося тела. Там они лично удостоверились: погребённого на месте не было. И только сброшенный вниз саван и покров для лица говорили о его недавнем пребывании здесь.
– Он воскрес! Он воскрес! – доносился до них крик обезумевшей от радости женщины. – Я сама видела его и даже разговаривала с ним!
Бесноватая Мария, от счастья, что Элл воскрес, готова была расцеловать всех вышедших из склепа мужчин, но те, грубо оттолкнув её, поспешили убраться восвояси. Им предстояла нелёгкая миссия – доложить своему начальству о тайном исчезновении тела казнённого преступника.
Немного позже, усилиями тайной полиции, отыскались два охранника. Они с безумными глазами ходили по улицам и, дыша чудовищным перегаром, всем подряд рассказывали о ночных кошмарах. Невозмутимо утверждая, что тело Элла не украли, а ещё до рассвета забрали с собой на небо два ангела в сопровождении ангела-женщины, полупьяные мужчины клялись в этом каждому встречному.
– Все они были одеты в ослепительно-белые одежды – это мы точно видели! Они вынесли тело покойного в сад – наперебой говорили они – после чего оно само вознеслось на небо.
– А ангелы, что же, не полетели с ним? – насмехаясь, спрашивали их.
– Нет, они помахали ему вслед белыми крыльями и, не касаясь ногами земли, быстро удалились в сторону городских ворот.
Рассказы стражников, неистовые утверждения безумной женщины и сам факт исчезновения тела Элла смутили Верховное Судилище, Ханана (?) и самого прокуратора. Мало того, что путь к казни этого праведника был покрыт какой-то тайной, так ещё и его смерть стала преподносить сюрпризы. Чтобы обсудить эту странную, по сути, новость, прокуратор лично встретился со своим недавно обретённым родственником уже в его резиденции.
Ханан принял его радушно, и от опытного взгляда наместника не ускользнуло, в какой странной тоске тот сидел за столом. Ему не суждено было узнать, что Ханан знал правду о «воскрешении Элла». Прокуратор никогда не узнает, что бывший первосвященник недавно лишился своей племянницы ради минутной встречи со своей любимой женщиной, которая тоже исчезла в неизвестном направлении. Он, конечно, даже не догадывался, что его знакомство с будущей женой Полиной было тщательно организовано её матерью - Омелой. Прокуратор совершенно не знал, какую истинную роль в «смерти Элла» играл Ханан, и почему вообще возникла проблема с  погребением Пророка и последующем его исчезновении. Вот почему он удивился, когда его родственник даже не повёл глазом, услышав о чудесном и загадочном «воскрешении».
– Разве тебя не удивляет эта наглость, с которой некоторые люди, в том числе храмовые стражники, распространяют в народе чушь о воскрешении Элла? – возмущался прокуратор. – Я думаю, нам нужно пресечь эти разговоры, пока они не зашли слишком далеко.
«Если за это дело взялась моя старушка Ома – в который раз, про себя, повторял эту фразу хозяин дома – то бесполезно что-либо предпринимать и даже обсуждать».
 Вслух же он сказал:
– Не волнуйся ты так, всемогущий! Вели принародно объявить, что ночью, когда охранники уснули, тело Элла было похищено его фанатами-учениками и унесено в неизвестном направлении. Чтобы всё выглядело правдоподобно, прикажи, за халатность, казнить тех стражников.
– Но ведь они служители храма! – сам от себя не ожидая такой защиты, запротестовал наместник. – Что об этом подумают люди?
– Я полагаюсь на твою мудрость: решай сам – чтобы прекратить ненужный ему разговор, устало ответил Ханан. – Надеюсь, моя дочь довольна, что всё так хорошо обернулось?
 Прокуратор утвердительно кивнул и собрался покинуть резиденцию. Не прощаясь, он вышел из ворот и долго не садился в карету, размышляя о бесплодной беседе.
Немного в стороне от него стояла низкорослая симпатичная женщина и что-то шептала стоящему рядом мужчине. Похоже, он тоже собирался посетить Ханана, но на его пути встала незнакомка – как рок или спасение.
– Забудь об Арите, пока ещё не поздно – тихо говорила миниатюрная девушка, надвигая свой платок на глаза. – Если ты войдёшь в этот дом, ты оттуда никогда не выйдешь. А я могу предложить тебе подходящую работу и достойные деньги, которые ты на самом деле заслуживаешь.
Он удивлённо молчал, медленно соображая, с кем имеет дело.
– Те несчастные сребреники, которые тебе заплатили за предательство, ничто по сравнению с тем, что могу дать тебе я. Цена таким редким негодяям, как ты, гораздо больше. И ты не должен обижаться на меня за такие грубые слова, потому что твоё зло надолго переживёт самого тебя, а добро Элла уже совсем скоро уйдёт вместе с ним на его любимое небо. И поверь мне: не позднее, как завтра, о нём все позабудут!
Она властно взяла его за руку и повела в ту сторону, где их ждали какие-то высокорослые женщины.
Ханан хорошо видел их из окна, видел и двух женщин с родимыми пятнами на лбах, но никаких действий не предпринимал. Он кормил свою любимую Бастету свежей куриной печёнкой и знал, что никакие дела на свете, даже «воскрешение» всех умерших на земле людей, не заменят ему минуту радости от встречи с той единственной, которая родила ему дочь.
«Ах, Омела! – восторженно думал он. – Ты придумала и воплотила в жизнь такую дивную историю, что имена многих её участников будут навечно сохранены в веках!»
И в этом он был абсолютно прав! 
Да святятся имена всех участников великого подлога! Это они: кто по своей воле, кто ведомый искусной женщиной, кто, страдая галлюцинацией и сильным воображением, кто ради всепобеждающей любви – все они были простыми участниками тщательно подготовленного сценария, в котором, как оказалось, нашлось достойное место и такому чуду, как воскрешение Сына Божьего!
Но что дальше? Когда начнут исполняться Его Заветы? 
Это вопрос. Вопрос, ответ на который может дать только Новый, самый Последний Завет!..

ГЛАВА 40
В  подвальном помещении вечернего города снова появилась странная обстановка, состоящая из одного круглого дубового стола, вокруг которого стояли пять довольно широких мощных стульев, и толстого, застилающего весь пол, цветного ковра. На столе, накрытом белоснежной льняной скатертью, вытканной изящными узорами, стояли пять пустых стеклянных фужеров. Рядом с ними блестели абсолютной чистотой столько же неглубоких тарелок с самыми разнообразными фруктами. И повсюду горели множества ароматизированных свечек самых немыслимых размеров и форм.
Недалеко от почти неприметного входа в подвал так же, как и раньше,  стояла  крытая карета с двумя запряженными белыми кобылицами. Кучера там не было, а на месте, где он должен был сидеть, с  белой кошкой играла неизвестно чья девочка лет двенадцати.
Вскоре в подвал одновременно проскользнули четыре женщины.  Они зашли в единственную комнату и только там, обнявшись, поприветствовали  друг друга.
Все они были одеты в одинаковые длинные, до пола, бело-зелёные платья.  Левая сторона платья имела белый цвет – символ вечной чистоты, а правая сторона была зелёной и олицетворяла воскрешение и несокрушимость жизни. По-прежнему на спрятанных под платьями ножках блестели белые туфельки с небольшими каблучками красного цвета.
 У каждой женщины поверх платья было надеты и  играли яркими красками жемчужные ожерелья, которые плотным кольцом сжималось вокруг горл тонкими, почти невидимыми золотыми нитями. В ушах и на пальцах так же покоились почти незаметные миниатюрные золотые кольца разной толщины и разной формы. Светловолосые дамы совершенно неопределённого возраста  подошли каждая к своему стулу и стали  ждать, когда придёт та, которая снова собрала их. На этот раз все пять стульев стояли правильно повёрнутые к столу.
Вскоре,  широко распахнув дверь, в комнату вошла Лона, и женщины с почтением опустили головы.  Хозяйка, как всегда, внешне ничем от них не отличалась, за исключением  бирюзовой диадемы, обвитой золотой урией в виде кобры, держащей в пасти свой извивающийся хвост. Такие короны в древности носили только женщины-правительницы. Но позже, во времена властвования мужчин, их надевали цари и фараоны. Само изображение змеи имело тайный смысл, который означал: её владелец скорее откусит свой язык, чем выдаст свои знания и тайны магии. Такая диадема сейчас была надета на голову Лоны и соединена на затылке двумя золотыми шнурками с крохотными кисточками.
 Она села на свой стул и пригласила всех сделать тоже самое. Её подопечные, несколько удивлённые тем, что бокалы не были наполнены их божественным напитком и им позволяется сразу сесть лицом друг к другу, поспешно заняли свои места. На всякий случай, потупив взор, они достойно избегали созерцания всего, что могло вызвать у них какие-либо желания или эмоции. 
Как всегда, выдержав долгую паузу, чтобы рассмотреть каждую из них, хозяйка, наконец, подняла свою белокурую голову и мягким голосом проговорила:
– Дело сделано. И сделано оно, в принципе, хорошо. Поэтому сегодня я разрешаю вам подольше полюбоваться друг другом, в моём присутствии поговорить о деле и высказать своё мнение по поводу происшедших событий.
Её слова пришлись всем по душе, и Лона продолжила свою вступительную речь:
– Для начала я коротко расскажу вам об окончании третьего этапа нашего мероприятия, ибо каждая из вас знает только то, что делала она. Итак, с одной стороны, мы всё устроили так, как нужно: Элл жив и находится под нашим контролем, его двойник, подготовленный нами к развязке дела, казнён. Далее, Сын Божий на виду у Марии и охранников «воскрес и взошёл на небо». После хорошей дозы нашего зелья было бы странным, если бы Пророк туда не взошёл, а свидетели не подтвердили бы это! Через три дня, как и положено, он показался некоторым своим апостолам, уверяя, что жив и теперь будет восседать на небе по правую руку от Отца. Арита не знает  о том, что Элл жив, и уже родила от него девочку. Ханан и прокуратор в нашей власти, конкурент нашему Мессии, Креститель, обезглавлен.
– С другой стороны – равнодушно говорила она – мы потерпели небольшую неудачу с целым народом, который, в своём большинстве, всё-таки не поверил и не принял Элла за Сына Божьего. А это значит, что сегодня мы не можем провозгласить наш Закон его Божественными устами. О таких мелочах, как неуловимая Сатана, женщины из «долины слёз», влюблённый старик Ханан, Полина и дальнейшая судьба учеников Элла и жизнь самой Ариты, я и говорить не хочу: сами разберётесь. Хотя было бы лучше, если бы Арита продолжала жить в неведении и обожала своего Небесного Элла! Так будет удобнее для всех нас, и, кроме того, возможно, она ещё может понадобиться мужчине-ангелу. Как знать: вдруг, рожденная ею девочка – совсем не та, которая нам нужна. Тогда эксперимент по её зачатию придётся повторить! И, пожалуй, заслуживает нашего внимания жена прокуратора. Я думаю, её нужно готовить к замужеству с новым будущим наместником, молодым.
– Но сейчас меня больше интересуют наши совместные усилия по дальнейшему обожествлению Сына Божьего! Мне очень хочется, чтобы весь мир уверовал в него и прочитал его небесные заповеди, в которых чётко будет сказано: «Я, Сын Божий, вознёсся на небо, потому что на земле нет места ангелам! Потому, что Земля – тленная обитель пороков и вечное царство женщин!»
– Да, Лона – воспользовавшись паузой, вступила в разговор одна из женщин – всё так и будет! Но противостояния нам не избежать! Ведь религия Элла опасна для существующей власти! Она отрицает всё языческое: идолов-богов и жертвоприношения, быт, нравы, общественную и даже семейную жизнь! Если языческие идолы были видимыми и хоть как-то понятными для людей, то вера в несуществующего, невидимого, но якобы всемогущего Бога будет призрачной. Заменить Солнце, Луну или ветер на невидимый Святой Дух – обман, который рано или поздно приведёт к подмене всех понятий на Земле. В конце концов, люди станут искренне верить в ими же созданную ложь, потому что так же искренне будут считать её правдой! И первым, кто уже пошёл по этому пути, стал, как ни странно, Элл. 
– О, да, тут наш мужчина перемудрил! – отозвалась другая женщина. – Вдоволь насладился женщинами, и теперь, конечно, можно взойти хоть на распятие! Всем остальным же завещал пожизненное воздержание и счастливые браки на небесах! Глупо, дерзко и… умно! Глупо потому, что всё должно быть наоборот: счастливые браки на земле и воздержания – на небесах! А умно потому, что глупо было самому не воспользоваться воздержаниями других!
Третья из них тоже высказала свою мысль:
– А я вижу, как после смерти Помазанника его последователи, читая молитвы, падают лицом на землю и изображают собой крест с его распятием, простирая руки в стороны! Я отчётливо различаю среди них множества изорванных в клочья мучеников, которые несут свою веру в Христа через такие страшные муки, что распятие самого Христа кажется сахарной, детской забавой! Я с ужасом наблюдаю за самой страшной в мире модой – модой на мучеников, которые, истязая свои тела или позволяя это делать палачам, хвастаются друг перед другом своими страданиями и нечеловеческими муками.
Она закрыла ладонями свои глаза и прошептала:
– Я слышу ужасные слова одного из них. Он обращается к своим палачам: «Вот мои кости, готовые к раздроблению! Вот мои рёбра, готовые к сожжению, тело – на растерзание, глава – на отсечение и сердце – на мужественное терпение!» Вот он – другой несчастный, который выступает с поучительной речью перед своими учениками: «Уязвляй ранами то тело, которое кажется тебе прекрасным! Для тела нашего не может быть лучшего украшения, ни золота, ни жемчуга, ни многоценных одежд, чем раны за веру в Христа нашего!»
– А что будет с женщинами! – перевела тему в другое русло четвёртая из них. – С мужчинами-то всё понятно: порезвятся, побесятся, побьются – и помирятся. Вот тогда и начнётся охота на более слабых, как будут думать они: на сестёр милосердия, монашек, диаконис и, наконец, на лучших из лучших – ведьм! Но, пока до этого дойдёт, мы…
Лона слушала своих подопечных с закрытыми глазами и только сейчас вдруг резко подняла веки. Говорившая женщина прикусила свой язык и притихла. Кажется, все они говорили не то, что ожидала услышать от них хозяйка. Зная её своенравную и могущественную натуру, способную понять и принять мысль любого человека, но при этом незаметно навязать свою идею, «посвящённые», потупив взоры, спокойно ожидали реакции Лоны. 
–  Арита – Арарита. Арарита – полное имя Ариты – задумчиво проговорила она.  «Арарита» –  союз тройного с четвёртым, что в итоге даёт магическую цифру – «7». Четыре основных религии, три основных обещания нашего Христа, что вместе даёт людям седьмой день – для покоя и молитв. Будущих четыре христианских пророчества, три составляющих бытия – начало, середина, конец и семь смертных грехов, от которых никому из смертных избавиться никак нельзя!..
Женщины были в небольшом недоумении. Обо всём, что говорила Лона, им давно было известно. Непонятным было одно: к чему все эти слова и что на этот раз придумала хозяйка. Им всем хотелось порадовать её своим умом и догадливостью, но никаких ассоциаций не приходило в голову.
А Лона, специально томя их ожиданием, медленно говорила:
– Четыре этапа человеческого пути – рождение, жизнь, смерть и бессмертие. Три части человека – тело, душа, дух. Семь фаз Луны – полная неделя. Три есть само Божество – Отец, Сын, Дух. В мире существует четыре стороны света – север, восток, юг, запад. Получается, что три и четыре в итоге дают полное совершенство жизни – цифру семь: покой, исполнение, благословение…
Полная тишина.
А Лона терпеливо продолжила:
– Четыре первоэлемента – огонь, воздух, вода, земля. Число «3», охватывающее всё пространство, – длина, ширина, высота. И нам известно только семь космических планет.
За столом немного зашевелились. Что-то в их уме стало проясняться, но сразу затуманилось вновь – после услышанных следующих загадочных слов:
– Кольцо на четвёртом пальце левой руки. Три – естественный символ мужских половых органов. Семь отверстий в человеческой голове.
Пользуясь продолжительной паузой, одна из них предположила:
– То, что Арита олицетворяет собой соль и мёд всей жизни человеческой – это нам понятно. Всё сходится. И даже то, что её спутник Элл, вернее Эллохим, владеет силой своего имени для того, чтоб влиять на мир и заставлять почву выступать из океанических глубин. Конечно, если мы ему в этом поможем – без насмешки добавила она. –  Но, Лона: причём тут кольцо на четвёртом пальце левой руки, мужские половые органы и отверстия в голове человека?
– Вот если бы ты прибавила сюда четыре слова ведьмы да три единицы, которые охватывают всё время – прошлое, настоящее, будущее, и добавила к этому семь имён дьявола, тогда было бы понятно – задумчиво произнесла вторая из них, явно желая говорить о том, что было ей более понятно.
И тут вступила в разговор третья:
– Я думаю, здесь всё дело в исключительности образов Ариты и Элла. Ведь мы же знаем, что только их имена вмещают в себя всю полноту жизни на земле! Вот об этом должны узнать все люди, но не от нас, смертных, а от бессмертной святой Троицы, о которой ты только что говорила. Тогда можно будет  утверждать от имени воскресшего Элла, господство женщин на земле и, так уж и быть, верховенство Бога-Отца и Его самого в их Царстве Небесном!
– Царство Небесное – на то и названо Небесным, что оно может быть только на небе. А люди, к сожалению, живут на земле и были бы совсем не против, если бы подобное Царство было и на Земле! Но поскольку создавать и требовать исполнения небесных законов на земле и наоборот – земных законов на небе – совсем нереально, вполне логично, что должны быть два независимых царя: один на небе, другой, вернее, другая – на земле! Но я хотела сказать не об этом – высказалась четвёртая женщина. – Я уверена, что всё дело именно в кольце! Кольцо – вот секрет и четвёртого, и третьего, и седьмого! И секрет этот…
– Умница! – прервала её Лона. – Впрочем, теперь вам всем понятно, что секрет моих предыдущих слов состоит в том, что только в кольце есть видимость начала и конца, которое, на самом деле, не имеет ни начала, ни конца, как не имеют его ни Земля, ни Небо! Кольцо – начало и конец всех человеческих пороков! Кольцо – символ бесконечности человеческих пороков, разрушения единоначалия мужчин и главенствующей роли женщин! Всё остальное – просто слова, игра слов и подмена правды жизни!
Несмотря на важность вопроса, взгляды женщин скользнули по пустым бокалам. Как им хотелось уже закончить вести всякие разговоры и испить божественный напиток – «холодный огонь!» Но Лона была непреклонной:
– Это ещё далеко не всё! Я не сказала главного!
И снова, как в начале их встречи, в комнате воцарилась тишина, испытывающая на прочность и выдержку «посвящённых».
В подвале, не мигая, ярко горели ароматизированные свечи, по внешнему виду напоминающие разные мужские фигуры. Вставленные в специальные бронзовые шандалы, которые имели форму женского таза, толстые катаные восковые свечи плавились с абсолютно одинаковой скоростью. «Посвящённые» обратили свои взоры на этот пламенный символ творения и терпеливо ждали развязки.
 Лона вдруг резко поднялась со стула и дважды хлопнула в ладоши.
Тотчас же в комнату вошла девушка в совершенно белом одеянии с небольшим кувшином в руках. Она, молча, наполнила напитком все пять бокалов и торопливо ушла.
Наступала желанная процедура, но никакой команды от хозяйки не поступало.
–  Вы знаете – сказала Лона, даже не взглянув на наполненный бокал – что даже в наше время запрещается рисовать лица знатных людей. Считается, что их лик может быть использован в магических целях. И это правда! Но не пройдёт и ста лет, как люди без боязни станут писать многочисленные иконы. И кого б вы думали, начнут рисовать в первую очередь?
– Конечно, Элла и его апостолов! – заторопилась с ответом соседка по столу.
И когда все остальные согласно захлопали длиннющими ресницами, главенствующая, не возражая, добавила:
– Среди изображений Элла и иных достойных будет икона матери Марии с сыном на руках!
– Но ведь мы не допустим того, чтоб портрет с ликом Ариты и её дочери путали с изображением Марии с Эллом? – вступила в разговор одна из них. – Этого позволить никак нельзя! Арита с дочерью Спасителя должна стоять на первом месте!
Её поддержали все. А на заданный вопрос: как будет названа дочь Ариты – Лона ответила просто:
– Мне хотелось бы назвать её Лоной, как свою несомненную преемницу. Но я думаю, будет справедливо, если девочку назовём именем, составленным из букв имен Элл и Арита.
– Эллита! – не сговариваясь, на одном выдохе, женщины хором озвучили красивое женское имя.
– Конечно, я назову её Эллитой, и этим именем всегда будут называть лучших из лучших женщин! Правда – немного подумав, продолжила хозяйка – со временем из этого слова уберут одну букву «л» – и тогда «элитой» станут называть самую богатую часть населения. Но от этого бессмертное имя нашей девочки беднее не станет!
– Так мы выпьем за самую прекрасную и могущественную из всех земных красавиц и за рождение её Божественной преемницы – Эллиту? – спросила самая нетерпеливая из них, и четыре женщины разом подняли свои бокалы.
Каково же было их удивление, когда они увидели, что недавно наполненные бокалы оказались совершенно пустыми. Глядя на Лону, которая не поддержала их готовность к питию, «посвящённые» разом поставили сухие бокалы на стол и виновато потупили взоры.   
– Вы, мои помощницы, совсем заработались! Вы забыли одно правило:  что всякая полнота, чтоб существовать,  нуждается в пустоте! Но пустота в ваших головах – совсем не тот сосуд, в который можно вливать вино!   
Женщины, едва дыша от стыда и страха, смиренно ожидали своей участи. А хозяйка беспощадно продолжила «экзекуцию»:
– Наполнение души человека прекрасными идеями и порывами сначала нуждается в её полном опустошении! Но пока побеждает накопление разных по сути знаний, которые ведут к противоречивым поступкам, изменам и кровавой мести! Именно поэтому любое утверждение, издавна нуждалось, и долго ещё будет нуждаться, в отрицании, а благодетель – в пороке!
Лона волновалась, и её густые, веерообразные ресницы начинали вздрагивать, ритмично опускаясь и поднимаясь после каждой законченной фразы.
– Ах! Когда придёт время и  всё будет так, как хочу я, тогда все люди смогут, как тряпку, вытрясти грязь из своей души и заполнить её истинной красотой! После этого человек станет доверять другим! – воскликнула Лона. – Разве тогда будут нужны какие-либо религии или поклонения неживым истуканам, сделанными из деревьев или мёртвых металлов? Вера! Без неё смертному человеку жить на земле нельзя! Если не верят людям, её ищут где угодно, в чём угодно и как угодно! Вера… не нужна только бессмертному человеку. Она ему совсем ни к чему! Потому что выше и краше бессмертия нет ничего! Запомните: наша сегодняшняя задача – безумной верой в Христа опустошить души мужчин и женщин, чтоб вновь заполнить её новым, давно утраченным светом! А если удастся – одновременно с этим удалить микробы, которые вызывают старения и смерти безобразных человеческих тел! «Ха» – именно так древние называли людскую плоть, а теперь это смешное название имеет ложное филе животного. «Ха» – это жестокая шутка Природы, и наши тела при ней состоят только шутами. И хотя человек делает всё возможное, чтоб опровергнуть это, старается возвеличить своё тело, якобы, достойное поэзии, всё равно – непоэтического в нём гораздо больше! Если не сказать грубее. Да, да, мои дорогие! Всё дело обстоит именно так. Но мы, в погоне за бессмертием, должны не думать об этом, а идти другой дорогой. Смотрите: с одной стороны – нам нужен ангел-мужчина, с его вечно живым семенем, с другой – чистая женщина, рождённая от него же, с третьей – наши отвары, способные, при правильном приготовлении, убить женские микробы, вызывающие появление менархе. И, наконец, с четвёртой стороны – это то, ради чего и было организовано уже исполненное мероприятие. Это и зачатие двух детей от «ангела», и Божественное рождение Элла, и все дальнейшие дела, связанные с его и её именами. Я уверена – на одном дыхании продолжила говорить Лона – что бессмертие, в числе прочего, может до поры до времени таиться в подсознании человека, если ему постоянно говорить о том, что он – божественный и бессмертный! В нашей истории мы выполнили почти все условия, чтобы успех в этом деле был нам гарантирован!    
– Я понятно излагаю тему? – вдруг спросила Лона, чего никогда до этого не делала.
«Посвящённые» и не думали отвечать ей. Многое из того, что они только что услышали, все знали, чуть ли не с пелёнок. Это их настораживало и омрачало.
«Лона стареет – разом подумали они. – С ней мы будем топтаться на одном месте и долго вести разговоры об одном и том же. Нужна свежая кровь, новая идея, чистая душа – Эллита!..»
– Но неужели Элл не тот мужчина, которого мы искали? Ведь всё же сходится: и рождён он от ангела, и женщина у него была тоже от ангела, и, главное – у него отсутствуют мужские сосцы! Разве зря мать Мария в его младенческие и ранние детские годы специальным карандашом дорисовала ему эти сосцы, боясь, что кто-то может заметить их отсутствие? Неужели он сам напрасно скрывал от всех людей этот необычный для мужского пола знак? Разве этого не достаточно для его бессмертия?
Говорившая женщина, кажется, была в некотором замешательстве. С одной стороны, успех их предприятия был очевиден, с другой стороны – Лона по этому поводу высказала непонятные сомнения. В числе прочего, она заявила:
- В конце концов, придёт время, и я исправлю грубость и невежество Бога, который за любовь мужчины к женщине лишил человека бессмертия! – как будто сама себе клялась хозяйка. – Я верну людям и их любовь, и былое бессмертие! Но за это я потребую от них такого жертвоприношения, что гибель годовалого и здорового агнеца-самца покажется просто наивным развлечением! Взамен вечного и личного удовольствия, я потребую от человечества жертву, достойную только великой богини. И эта человеческая жертва будет называться: невозможностью деторождения!   
– Что же вы приуныли? – поднялась со своего места Лона. – Разве я плохо придумала?  Разве женщин в разные времена не принижали законы, запрещающие им любить мужчин во время беременности, в дни крововыделений, до появления менархе и после неспособности к деторождению? Неужели наши короткие женские радости можно сводить только к зачатию и долгому, мучительному вынашиванию плода, чтобы после болезненного рождения ребёнка ещё длительное время считаться нечистой и оказаться недостойной приблизиться даже к священнику? Такую откровенную неблагодарность от мужчин мы терпеть не должны! Есть два выхода, которые мы можем организовать, используя наши тайные знания и умения. Или лишить мужчин способности испытывать блаженство во время соития с женщинами, и тогда они сами перестанут спать с нами, но и мы, в свою очередь, потеряем свою власть над ними – либо, как я уже говорила, оставить всё, как есть, но прекратив зачатие и рождение! А что делать? Нужно выбирать одно из двух: либо совершенно бесполезное деторождение, которое ничего не даёт, кроме болезней и смерти, либо здоровое бессмертие, при котором никому из людей не придётся делить ни мужчину, ни женщину, ни родителей, ни детей, и вообще – никого и ничего!
Хозяйка загадочно улыбнулась и продолжила свою речь, плавно жестикулируя руками. Женщины были потрясены этим нововведением, ибо Лона никогда ранее не делала этого. 
– Посмотрите! – смачно сказала она, и левая рука почти незаметно коснулась бокала. – Из года в год, из века в век всё человечество обречено на постоянные беды, войны, насилии, на сомнения, раздоры, рыдания, страдания, на все тяжкие грехи земные только из-за того, что у женщины то распускаются, то увядают пять лепестков её розы - грудь, лоно, менархе – способность к зачатию, материнство и неспособность к зачатию по старости. И если нам удастся сделать так, чтоб первые два лепестка этой розы никогда не увядали, а остальные осыпались сами собой, на земле будет процветать не только вечная любовь человека к человеку, но и всеобщая гармония жизни!
После каждой сказанной фразы на её свежем, белоснежном лице всё отчётливее проявлялся румянец, и, казалось, ещё мгновение – и оно загорится. Недавно розовые губы Лоны, наоборот, теперь стали бледными и сухими, но голос звучал пронзительно бодро и чувственно. Не скрывая своей жажды, она скользнула жадными глазами по пустым бокалам, но вдруг мигом взяла себя в руки и спокойно вернулась к теме:
– Да! Именно неувядания женщин могут привести человечество к идеалу, именуемому – бессмертием! И это всё! Теперь я сказала всё, что должна и могла вам сказать! Добавить ко всему этому можно только - In seculum seculorum - Эллита!!! (Во веки веков – Эллита!)
Маленьким язычком Лона облизала свои пересохшие губы и демонстративно подняла пустой бокал – и… о, чудо! На глазах у присутствующих, он медленно наполовину наполнился ароматной жидкостью. Не замечая удивления и восторги своих подопечных, она выпила его содержимое и встала из-за стола. Ей было забавно наблюдать, как все они разом схватились за свои бокалы, но в них, кроме пустоты, ничего не было. Откуда ж им было знать, что Лона, незаметно для них, во время короткого жеста рукой бросила в свой бокал душистый кристаллик, способный почти мигом растаять и превратиться в хмельной напиток? Надо ж было ей напоследок ещё раз показать своё могущество и верховенство?
Выпив вино, она поставила бокал на стол и торжествующе посмотрела на своих подопечных. Ничего не объясняя по этому поводу, Перед тем, как покинуть поникшее сообщество, Лона всё-таки снизошла. Нет! Она не дала им божественного напитка и, кажется, обвинила в этом своих подопечных.   
– Я вижу, вы недовольны такой развязкой дела. Мне видно: вам, якобы жаль Элла, оставшегося в неведении по поводу рождения Эллиты! Вы испытываете жалость к обманутой нами прекрасной Арите! Вами почти оплакивается судьба их крошечной дочери, не видевшей своего «небесного» отца!
Присутствующие женщины согласно заморгали ресницами, тщательно маскируя свои истинные чувства и желания.
– Вы, конечно, против того, что Омела вновь сбежала от своего грозного, но  бессильного Ханана! И были бы совсем счастливы, если б свершилась земная кара над предателем Гадианом – и женщины из «долины слёз» наконец-то обрели покой!
„Посвящённые“ напряжённо молчали, не догадываясь, к чему клонит Лона.
– С удивлением я вижу в ваших глазах не сладкое желание поскорее обрести личное бессмертие, а глупое желание организовать дело так, чтоб рыжая кошка Бастета осталась жить с вновь созданной, счастливой, но старой парой!
Хозяйка вдруг замолчала. Она была довольна тем, что её помощницы могут так умело скрывать свои чувства и терпеть невыносимую пытку, внешне спокойно отказавшись от того, что им было жизненно необходимо. Но, ни о каких поблажках в вопросах «пития» не могло быть и речи, поэтому хозяйка безжалостно продолжила: 
– Жаль. Мне искренне вас жаль. Жаль, что я знаю ваши затаённые, настоящие мысли! Я так же знаю, что земной жалости не существует вообще и она совсем не для таких женщин, как вы. Перестаньте же притворяться, ненасытные пиявицы! Мне хорошо известно, чего вы хотите на самом деле! Но этого вы, как я уже сказала, не получите до тех пор, пока не подрастёт Эллита! И ещё. С этого времени я отменяю напиток под названием: «холодный огонь». Следующий раз мы с вами будем пить нечто более существенное и могущественное, и оно будет называться – «молоком девственницы».
Женщины согласно закивали головами. Им было ясно, что будет означать новое название целительного напитка.
– А что касается  наших главных действующих лиц – заявила хозяйка – то их будущее нас не должно больше интересовать. Они выполнили свою работу, и теперь смело могут доживать свой срок. Хотя… К некоторым из них мы ещё обязательно вернёмся. Вернёмся, но немного позже и уже в другой придуманной мной, истории. Так что продолжение ещё будет, мои дорогие. И может быть, некоторые из наших старых знакомых будут даже счастливы!
Она тихо отставила из-за стола свой стул, и до того, как сделала шаг к выходу из комнаты, до слуха присутствующих донёсся звонкий металлический звук. Не опуская голову, хозяйка, молча, покинула пределы подвала, а вслед за нею, стали выходить и все остальные. Они знали: уходя, Лона «случайно» уронила своё золотое кольцо, чтоб всем стало понятно: они сюда не вернутся никогда! И если всесильная хозяйка решила выбросить кольцо, то, очевидно, уже знает, как человечество можно избавить от пороков, которые окольцовывают всю его земную жизнь…      
Выйдя из подвала, никто не удивился: кареты с белыми кобылицами уже не было.


Январь 2005- май 2010 г.    Сергей Гость.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Жизнь Иисуса. Апостолы. Эрнест Ренан. – М: Сов.писатель, 1991
2. Г.Гече. Библейские истории. – М: Политиздат, 1988
3. В.Курляндский. Тайны жрецов. – М.: «Рипол Классик», 2000
4. О.Дубровская. Тайны египетских фараонов. – М.: Изд.дом «Рипол Классик», 2002
5. Б.С.Владимирский. Камни. Тайны и таинства. – Харьков: ИКП «Паритет», 1995
6. П.А.Гросс. Тайны незримого мира. – М.: Изд.дом «Рипол Классик», 2001
7. Н.Н.Непомнящий. Очевидное и невероятное. – М.: Изд.дом «Дрофа», 1995
8. Св.Григор Татеваци. Толкование притчей Соломоновых.–  Санкт-Петербург, 2006
9. Елена Уайт. Патриархи и пророки. – М.: Изд. „Источник жизни“, 1994
10. В.И.Жекулина, А.Н.Розова. Обрядовая поэзия. – М.: «Современник», 1989
11. Св.Дмитрий Ростовский. Житие святых. Книга Первая. – Православная книга, 1991
12. Протоиерей А.В.Мень. Сын Человеческий//Смена. – 1990. – №№6-12.