Родина!
Ты не тяжелоступая баба с граблями на плечах
и не деревенская простушка в застиранном переднике.
Еще вчера была революционеркой в пламени кумача,
над прошлым весело и звонко хохоча,
понятливая и непривередливая.
А я сегодня не хочу бабу. Пошла прочь, дура!
Черт возьми эти сумерки! Или ты – мать моя?!
Что я делаю? Склонился головой понуро.
То ли ночь на улице, то ли утро?
Судьба моя подлая и проклятая.
Опух от вечной бессонницы, как последний забулдыга.
Уйти? Ну, нет уж, знай, держись!
Сижу и читаю дьявольскую книгу –
под названием «Моя жизнь».
Нет! Не правда.
Все, что в ней написано –
ложь и выдумка.
Но если, правда, хотя б на треть…
Кому нужны эти старые прописные истины:
долг, совесть, честь?
Эй, вы, р-р-родина!
Красавица-уродина.
Сколько крови выпито,
сколько полегло?
Сколь людей потеряно,
сколько было пройдено,
как всегда пустили под корень и на слом…
Глухо аукаются за рекой
расстрелянные дали.
Кто в подругах?
Как всегда – Смерть!
– Эх-х! загнали коней, загнали
в хвост и в гриву!
О чем теперь жалеть?
Помню тонкую, помню стройную,
с осиной талией, с веерами ресниц.
Кто пропел ей заупокойную
в каменном мешке двуглавых столиц?!
Не скули ветер, не скули, волчара,
желтые листья жуя под сгорбленным фонарем.
Разве я ей законная пара,
что спою ей и о чем?
Стою над разрытой могилою
словно прожженный ловелас
и хриплю: милая…
я… люблю вас.
Помню луну и вздрогнувшие плечи,
синий запах вербы и перебежки огня.
Зачем вы ушли в тот далекий ненастный вечер,
не оглянувшись и не простив меня?
Все кануло! Все испито.
Что нам, грешным, осталось?
Поэты жуют лирическую мертвечину.
Ничего уже не в радость,
зато в некрологах шутят зло и цинично.
В неизбывной хмурой печали
бродит стылая весть.
Ты жива ли, жива ли,
ответь мне, ответь!
Ну, пускай не со мною, пускай с другим –
молодым и горячим, кто с сердцем звонким,–
только очнись,
задыши и взойди из пурги,
из сумрака ночи,
пройдя по весенним дорогам!
Чтобы снова поверили, чтобы снова ожили,
засуетились, забегали – и вдруг как пред чудом затихли…
И каждый почувствовал до сердца дрожи:
– Это ты!? ведь ты?
Богородица!
Византия!
… Нет тебя. Ни на земле, ни на небе.
Хоть открой все двери, распахни все форточки.
Лишь раздается унылый молебен.
Нет тебя!
Нет тебя!!
Нет тебя!!!
Ну, а, может, все-таки…
Разве я ей законная пара?
Что спою ей и о чем?
Ах, мадмуазель!..
И молчит гитара,
похожая силуэтом на нее.
1990
*Мадмуазель Вероника – персонифицированный образ России, вечная спутница поэта на земле и на небесах.
Человек-волк – бунтарский противоречивый поэт, кто заглянул в свое сердце и увидел в нем полыхающий огнь ада.
Ромгер – духовная сущность поэта, обитающая высоко в горах.
Мир – не более, чем бутафория и антураж Мистического театра Бога и дьявола.
Время не играет существенной роли; я его отменил.
И прочие Высокие смыслы и Тьма низких истин.
Но есть другая интерпретация мифологемы:
Человек-волк – воплощенный образ грубой материи, материального и оттого неидеального мира.
Вероника – вечность, душа идеального и сакрального.
Апостол – человек, несущий какую-либо весть.
Новое поэтическое направление – демонизм.
Нет, никогда ничей я не был современник,
Мне не с руки почет такой...
О. Мандельштам