Глава из малоформатного романа "Ночной транс"
в жанре мистического реализма
***
Бессонница мучила Зою, хотя ей невыносимо хотелось спать. Сознание почему-то не отключалось. Она слышала шорохи листвы за окном, изредка доносились одинокие ночные шумы огромного города, ненадолго затихавшего в мимолетные предрассветные часы. Было тоскливо и пусто в кромешной больничной тьме, чуть-чуть разряженной мелькавшими бликами на тревожно поблескивающих окнах, выходящих в сад. Ей захотелось встать. «А что тут такого? – подумала Зоя. – Никто и не говорил мне, что этого делать нельзя». Она оперлась локтями о подушку и немного приподнялась на постели. Ничего не изменилось, даже голова была в порядке и нисколечко не кружилась… Зоя опустила ноги на пол, нащупала пальцами тапочки и, наконец, выпрямилась.
Мраморная, довольно широкая лестница от полукруглой площадки вела вниз и вверх. Зоя решила спуститься в парк и, осторожно наступая на чисто вымытые ступени, двинулась к выходу. Никто не мешал ее намерениям, и она вскоре оказалась посреди унылой аллеи, ведущей к воротам клиники. По обе стороны каменного бордюра выстроились шеренги причудливо изогнутых столбов с гроздьями печально поникших безжизненных фонарей.
Все тело женщины горело, а внизу живота просто делались какие-то спазмы, ритмично повторяясь довольно часто. Однако ощущение казалось довольно приятным, даже немного возбуждающим. Она невольно пожалела, что отправила мужа домой и не позволила дежурить около нее до утра. Может быть, сейчас бы у них получилось…
Зачем-то вспомнилась вся ее жизнь. И то, как ушла от строгой тетки, воспитавшей ее вдали от родителей, которых она толком не знала. Тетка проверяла календарь ее месячных, нудила про девичью честь и все прочее, в конце концов Зоя просто возненавидела свою девственность и отдалась незнакомому парню прямо на танцплощадке, посреди зажавших их со всех сторон пьяных подростков.
По ногам текла кровь, а парень, посадив ее на колени и сильно прижимая к себе, горячо шептал на ухо: терпи… потерпи еще чуточку, а потом натурально трусливо сбежал и оставил ее одну «дотанцовывать»... Больше она с ним не встречалась.
Затем ушла от сбрендившей окончательно тетки. Сбежала, если честно признаться. Украла всю ее заначку – триста пятьдесят шесть рублей, и уехала далеко-далеко. Устроилась на мебельный комбинат и стала вкалывать по полной программе. Жутко болела голова от запахов лака и красок, но она полировала проклятые доски и зарабатывала неплохо.
Вот только в общаге жизни не было. Дома стерегла тетка, а здесь напротив – одурела от вольной волюшки. Подружки учили жизни, не раз уговаривали лечь «под старших», делились секретами любви «без последствий». Ломали, перекраивали ее на столичный лад, раскрашивали и втискивали в коротенькие юбчонки...
Через год познакомилась с будущим мужем, отбила его у лучшей подруги на новогодней вечеринке… Справка-то пригодилась. Сам шлялся по-черному, подруга два аборта от него сделала, а туда же – девочку ему подавай. «Помру, – жаловался, – а ни одной целки так и не поломаю». Жеребец не объезженный. Ну, пришлось доставать справку и объясняться. «Это еще что за операция? – дотошно выспрашивал жених, – разве такая бывает?» Популярно ему разъясняла, что бывает всякое.
У одной, например, девушки началось сильное воспаление от простуды и открылось кровотечение, а мать не дала сделать вычистку, чтобы девственность не нарушить, под расписку дочь домой увезла. Вот она и истекла кровью, ничего не успели сделать, когда повторно скорую вызвали. Зато девицей похоронили, в подвенечном наряде. Что же, спрашивается, и мне было кровью истечь, когда с забора свалилась? (Прости, Господи, мою ложь, поистине – только во имя спасения!) Словом, облапшила любимого, как смогла, хотя он все одно с подозрением своим не расстался, да и подружки любимые не упускали случая масла в огонь подлить.
Все в этом мире казалось теперь таким нелепым и грязным, что Зою затошнило самым натуральным образом. И поделом Игорь бил ее, припоминая спьяну все, что нажужжали в уши языки злые да завистливые… Однако же против факта возразить ничего не мог: и справка была с печатями, и до свадьбы не давала понюхать, и пищала под ним, как кукла заводная, вроде как в первый раз. Да и больно сперва взаправду было, потому что корень у мужика здоровенным оказался, и вообще он подолгу любил возиться. Ей тошно уже, а ему только подмахивай. Особенно, когда выпивший до нее дорвется. Бывало, гонит его, пинает изо всех сил, – он и заподозрит свое, накрутит с похмелья мультики.
Зоя не любила мужа и ничего не могла с этим поделать. Не любила и все. Вроде и собой был хорош, и в постели старался за двоих, и работа спорилась, а сердцу-то не прикажешь. Только Митенька – светлый лучик – изменил их жизнь. Но вот ушел же сыночек, можно сказать, из рук выпал… Зоя тихонечко плакала, а легкий ночной ветерок ласково осушал ее слезы.
В окнах первого этажа горел свет. Зое нестерпимо захотелось заглянуть в эти окна. Как-то подсознательно она вдруг решила, что непременно увидит за одним из них доктора, который приходил к ней утром. Он был необыкновенным, что-то излучалось от него, ровная такая энергия, возвращавшая силы. И потом, они понимали друг друга, доктор поверил, что Зоя действительно была там… с Митенькой…
Она пошла напрямик через поляну и вскоре действительно увидела Сергея Юрьевича,
сидящего за письменным столом и что-то читавшего.
- Это я, Зоя Лещинская, – вдруг возбужденно прошептала женщина, прильнув к окну, и протянув руку, осторожно постучала по стеклу.
Профессор повернул голову, слегка прищурил близорукие глаза и вдруг удивленно приподнял брови: светлый силуэт женщины четко выделялся на фоне безлунного мглистого неба.
Он с трудом различил черты ее лица, несколько искаженные неровным стеклом,
и внезапно очень отчетливо вспомнил эти черты…
…он проходил дипломную университетскую практику в закрытой военной лаборатории почтового ящика на отцовском заводе. Ему тогда исполнилось двадцать три – старик! Он вспомнил своего степенного отца, директора крупного судостроительного завода, с серьезным положением в обществе и связями за границей, вспомнил избалованную капризную мать с химическими кудряшками на голове, первомайскую демонстрацию и девочку-подростка с белым голубем на длинной палке… Девочка была с очень идейной теткой, секретарем партийной организации.
На другой день все поехали на маевку за город, там была куча народа. Они повстречались с девочкой на берегу, далеко от тусовки, начался дождь, настоящий майский ливень, и оба влезли под лодку. Он стал ее целовать зачем-то и не мог остановиться, отлепиться от нее, сжимая в объятиях хрупкое тельце подростка с едва наметившимися женскими формами. До опьянения целовал и гладил неловкими своими руками ее плоские грудки с твердыми шершавыми сосцами, он изнемогал от желания, но… все-таки не тронул девчонку. Пожалел. Или, может быть, просто струсил…
Смешно сказать, но в ту пору у него не было еще своей девушки. Нет, некоторый опыт конечно же имелся. Он пришел однажды к товарищу, а того не оказалось дома и старшая сестра попросила помочь разобраться в анатомии, она училась в медицинском и готовилась к зачету. Стали вместе рассматривать атлас и сравнивать, так сказать, с натуральным предметом исследования... Она сначала взяла малыша в руки, а потом стала целовать… Ну, не железный же он, в самом деле… Хотя перед товарищем неудобно, но тот сказал, что сестра любит оральные шалости, и он сам ей позволяет иногда побаловаться.
Конечно же, всему есть объяснение, однако тогда он еще не знал ни про Фрейда, ни толком про инцест, – совковое воспитание, ничего такого тогда не было, субботники, правда, были. На одном из них он взял свою первую женщину прямо на голой земле, под кустом пышно расцветшей сирени. Рядом кто-то нагадил, он унюхал экскременты в момент, когда, извините, процесс уже шел полным ходом. С тех пор его и без того не частые любовные утехи неизменно сопровождались отвратительным воспоминанием. В довершение ко всему, самое острое удовольствие он получил от забав сестры товарища, поэтому в дальнейшем стал отдаватьб предпочтение французской любви, так сказать.
Однако ни о чем подобном в тот майский дождливый день молодой биофизик-дипломант не думал и не вспоминал. Он просто целовал девчонку под лодкой, распластавшись на влажном песке, и мог бы присягнуть, что никогда и ни с кем не целовался так раньше. Девочка прижималась к нему, горячими голыми животами они терлись друг с другом, она дышала всхлипами и дрожала тонкой плотвичкой…
Как помешанный, он оторвал ее от себя и вытолкнул из-под лодки. Она тотчас вскочила и убежала прочь. Потом он видел, как продвинутая идеалистка била девочку по лицу, затем отвела в сторону, за кусты, и велела раздеться. Девочка с плачем стянула свои трусики и отдала чокнутой карге. Та вроде бы незаметно осмотрела их, понюхала, вернула опозоренной воспитаннице и, развернувшись лоснящейся рожей к разгулявшемуся вовсю народу, сделала вид, что ничего не случилось…
Он все видел, но боялся еще большего скандала и не мог подойти, не мог защитить свою маленькую шакти… Много позже он понял, что именно тогда состоялся его первый настоящий санс-контакт, оба они слились друг с другом на каком-то высшем, духовном уровне. Ничего общего с половым актом этот опыт не имел, но зато на всю жизнь остался энергослепком такой мощи, который запросто перекрывал все остальное.
Сергей Юрьевич поднялся и вышел навстречу женщине.
______________________________