Лена

Жене Леночке
посвящаю.
Уже немолодая, но все еще очень красивая женщина сидит на больничной койке и неотрывно смотрит на дверь палаты,- ждет.
Она и в молодости- то никогда не была крупной, а за последнее время к тому же сильно похудела (как- никак болеет четвертый год), поэтому ей вполне хватает уголка кровати. И от этого она кажется совсем маленькой.
В конце дня придет муж Сергей, расскажет последние новости: дети здоровы, передавали привет и пожелания здоровья, в мире такие- то события, встретил тех- то и тех- то соседей, они передавали привет.
Она слушает, благодарит за пожелания, старается выглядеть оживленной и уверенной в благоприятном исходе очередного рецидива болезни, а сама все время думает о том, что закончится время посещения, муж встанет, попрощается и уйдет, как минимум, до завтра, а она останется в этой, уже порядком опостылевшей палате, наедине со своими раздумьями, главное из которых,- о них, о детях.
А когда боль немного отступит, то она мысленно унесется туда, в свое прошлое, когда она была молодая и сильная, а они были такими маленькими и беспомощными. И так нуждались в ней!
Сначала Наталья,- непоседа и выдумщица, потом Ромочка,- тихий и сдержанный мальчик,- полная противоположность Наталье, а в восемьдесят восьмом,- Танечка, внученька, божий подарок.
Господи, как же она их любила, и сколько радости приносила ей ежедневная забота о них, и как она была счастлива в своем материнстве!
А все началось сорок пять лет назад, когда в ее, как ей казалось,  налаженную и вполне прогнозируемую жизнь младшей дочери в большой и дружной семье ростовчан Роменских стремительно ворвался двадцатитрехлетний лейтенант Сережа Киреев.
Казалось бы чего еще нужно: живы и пока относительно здоровы родители, здесь же рядом живут со своими семьями старшие сестры и брат, вокруг большой и нарядный город, полный друзей и знакомых. Так нет, надо было влюбиться. И в кого?! В военнослужащего, к тому же не ростовчанина, для которого пребывание в Ростове,- лишь эпизод в его кочевой жизни офицера внутренних войск.
Первый раз она увидела его в окружном Доме офицеров в конце апреля 1960 года. Он негромко и, как ей показалось, неуверенно,
что- то наигрывал на пианино в так называемой Зеленой гостиной, когда они вошли туда большой компанией. Как водится, немного послушали, потом за инструмент сел кто- то из друзей.
Незнакомец постоял- постоял и незаметно вышел. Ну, вышел и вышел, подумаешь.
Только Люба Орлова, незабвенная подружка, немного погодя, спросила: -«Куда он девался?»
-«Кто?»
-«Да тот, который был у пианино, когда мы вошли?»
-«Ой, Люба, я не заметила! Отстань!»
А через несколько дней, возвращаясь поздним вечером с очередных танцев и сойдя с трамвая на своей улице, они вдруг узнали в затянутом в полевую форму лейтенанте того самого любителя уединения из Зеленой гостиной. Он взялся проводить их, в пути возник и как- то сам собой  завязался непринужденный разговор, при этом Любочка Орлова, несмотря на яростное сопротивление, была отправлена домой, и когда у ворот дома все же пришлось расстаться, то сомнений насчет завтрашней встречи уже не было.
Назавтра все решилось само собой: они провели весь вечер в доме Роменских.
Многочисленная родня (а в двух отдельно стоящих жилых строениях, расположенных в сравнительно небольшом дворике, проживали и родители Лены, и ее старший брат с семьей, и старшая сестра с сыном) приняла самое деятельное участие в обсуждении вопроса « а кто это там к нам пришел?».
Если учесть, что неподалеку, буквально в полукилометре, жила с мужем и дочерью еще одна старшая сестра, то становится ясным, что «смотрины» заняли весь вечер.
Всего за несколько дней (а встречались они, в основном, поздними вечерами, когда Сергей освобождался по службе) он стал своим в их семье.
Ждали только реакции отъехавшего за рыбой на Азовское море отца, всегда строгого и внешне сурового Игната Яковлевича, так и  здесь страхи оказались напрасными: уже через несколько минут после знакомства они оживленно обсуждали с Сергеем какие- то различия в засолке рыбы на Каспии и на Азове.
Что уж говорить о матери этого большого семейства,- Елене Германовне («мати», как называла она себя на малороссийский манер): та вообще чуть ли не с первых минут общения  иначе как «сыночкой» его не называла. 
Полина, самая старшая сестра Лены, всегда проявлявшая самое живейшее участие в судьбе «младшенькой», разумеется, не могла остаться в стороне от такого важного вопроса, как оценка потенциального жениха Лены, и в первые же дни знакомства установила обязательное правило: если в ближайшее воскресенье Лена и Сергей намерены провести время вместе, то обедать они должны только у нее.
Ваня,- старший из двух братьев Лены, красавец и здоровяк, тоже «прикипел» к Сергею всей душой, к тому же нашел в нем достойного соперника по части «кто кого сильнее обнимет при встрече».
С Ваней у будущей молодой семьи вообще произошла почти что мистическая история. Мобилизованный в действующую армию семнадцатилетним юношей летом 1942 года, он был несколько раз ранен, провел в госпиталях более года, при этом значительное время с потерей памяти.
Семья Роменских успела получить уведомление о том, что он пропал без вести, когда в 1944 году из далекого Иркутска пришло письмо,- Ваня вспомнил, кто он и откуда.
Елену Германовну, которая до этого дня дальше своего родного хутора Пешков, что в Приазовье, не выезжала, собирали всей родней: как-никак ехать за пол- земли, да еще неизвестно, в каком состоянии будет Ваня.
Отважная мать благополучно доставила  сына домой, а дальше молодость и жажда жизни сделали свое дело: Ваня окреп, поступил на работу в бондарный цех, да так и проработал на одном производстве всю жизнь, пройдя путь от подсобного рабочего до мастера- наставника.
(Через восемь лет военная судьба забросит в Восточную Сибирь уже Сергея с Леной. И к ней, только что поступившей на работу в иркутскую областную клиническую больницу, подойдет женщина и спросит,- не родственница ли она Вани Роменского, лежавшего здесь в годы Войны на излечении. Как оказалось, именно она написала в Ростов то самое письмо).
Первое общее лето Сергея и Лены пролетело в одно дыхание: оказалось, что Сергей является обладателем комнаты. Пусть слегка запущенной и в коммунальной квартире, но ведь это шестидесятый год и половина центральной части города Ростова еще лежит в развалинах со времен Войны!
Сергей, пока был один, заниматься ремонтом комнаты особым желанием не горел, к тому же чудные старики, у которых он снимал комнату, заботились о нем, как о родном сыне.
Теперь обстановка коренным образом менялась. Энергично подключилась к ремонту комнаты одна из старших сестер,- Дуся, посильную работу выполнила сама Лена, наконец обернулся лицом к своему жилью сам Сергей,- приобрел кое- что из самой необходимой мебели.
На летние каникулы приехал в гости к Сергею его младший брат Павлик и привез «подарок на новоселье» от Антонины Петровны, матери Сергея,- пару перьевых подушек.
Это теперь этот факт выглядит смешным и незначительным, а тогда возможности городской торговли по обеспечению горожан этим товаром  были настолько ограниченными, а так называемые предварительные списки по предприятиям такими длинными, что Сергею в этом плане вообще ничего не светило.
К осени, когда они уже объявили родителям Лены о своем намерении соединить судьбы (предложение руки и сердца было сделано в день рождения Лены- третьего сентября), «строительство семейного гнездышка» было завершено.
Ах, какая это была прелесть,- собственная и вполне уютная комната со своим местом на общей кухне и крайне дружелюбным отношением «к молодым» со стороны остальных ее обитателей!    
17 сентября они зарегистрировали в городском загсе свой брак, а в конце этого же месяца родители Лены торжественно выдали замуж свою «младшенькую».
Как бы продолжая для молодой четы «линию беспрерывного счастья», отцы- командиры отправили Сергея в очередной отпуск, и он тут же увез Лену на свою родину, в Кочубей, оказавшийся на поверку заштатным поселком на самом краю Западного Прикаспия.
Не успела Лена, вернувшись из поездки на родину мужа, насладиться ролью молодой жены, проживающей в окружении родных и друзей в родном городе, как в ноябре этого же года Сергей получил назначение в Каменск- Шахтинский Ростовской области.
Разумеется, он тут же уехал к новому месту службы, а ей досталась рутинная работа,- сдавать гарнизонной КЭЧ комнату, получать и загружать домашними вещами контейнер, паковать чемоданы (кстати, так будет всю ее последующую жизнь: Сергей будет уезжать первым, а она за ним, выражаясь словами Игната Яковлевича, «как нитка за иголкой»).
Жилищно- бытовая обстановка в Каменске по многим показателям окажется резко отличной от ростовской: город небольшой, муниципального жилья немного, всю жилищную политику определяют два, как теперь говорят, градообразующих предприятия,- сто первый и пятьсот пятнадцатый комбинаты. Построят они жилье,- дадут немного и военным. Не построят,- значит, не дадут.
На сей раз не построили, поэтому пришлось поселиться на целый год прямо в воинской части.
Сергею проще,- ушел с утра на службу и вернулся только поздно вечером. А вот Лене...
Тут и проявившееся нездоровье, как следствие лишений, перенесенных в период оккупации гитлеровцами Ростова, и наступившая беременность, как постоянная тема для жарких споров в солдатских курилках, да и просто бытовая неустроенность: воинская часть расквартирована в промышленном районе, рядом с комбинатами, а город с его инфраструктурой,- на другой стороне железнодорожной станции Каменская, за балкой, рассекающей городскую территорию надвое.
  По расчетам врачей роды должны были произойти в конце апреля- начале мая.
Были заранее выбраны имена: если сын, то Василий,- в честь деда, если дочь, то Наталья,- в честь одной из тургеневских героинь (почему- то решили, что Одинцову в «Отцах и детях» звали Натальей).
А 12 апреля взлетел в космос Гагарин, и было решено сразу и бесповоротно: если мальчик, то обязательно Юрий.
Но врачи, видимо, немного ошиблись в определении сроков беременности и 1 июня 1961 года в медсанчасти 101-го комбината уже совсем обессилевшая Лена родила полузадохнувшуюся голубоглазую девчонку с длинными волосами ярко- красного (?!) цвета.
Послеродовой период протекал у Лены тяжело, условий для полноценного ухода за ребенком в военном городке, разумеется, не было, и в конце июня приехавшая из Ростова Елена Германовна увезла Лену с новорожденной в Ростов.
Тут Сергею подоспел очередной отпуск и они, теперь уже с наследницей, отправились по знакомому Лене маршруту Ростов- Кочубей.
На родине Сергея Наталья вызвала целую гамму чувств и переживаний: как- никак в семье Киреевых после долгого перерыва появился маленький человек, одно присутствие которого превратило крайне самодостаточную маму Сергея,- Антонину Петровну, в бабушку, а добрейшего Павлика,- в дядю.
По окончании отпуска они вернулись в Каменск,- надо было обживать комнату, выделенную к этому времени  молодой семье в доме рядом с воинской частью.
Опыт проживания в коммунальной квартире у Лены уже был, а вот возможностей на более- менее серьезный ремонт довольно запущенной комнатки, к сожалению, не было, поэтому, ограничившись побелкой потолка и сменой обоев, основное внимание они с Сергеем уделили наведению и поддержанию чистоты, как в своей комнате, так и в местах, как говорят, общего пользования. Тем более, что присутствие в квартире маленького ребенка к этому обязывало.
Ограниченность в средствах (Лена «сидела» с маленькой дочкой, а заработки лейтенанта известно какие) особенно шиковать не позволяла, но все же Лене удавалось и Сергею что- то из гражданской одежды прикупить и самой нарядной выглядеть, а что касается Натальи, то наличие в доме родительского подарка,- хоть и старенькой, но надежной ручной швейной машинки «Зингер»,- давало возможность фантазировать с любым, имевшимся в семье свободным лоскутком ткани, поэтому Наталья, к тому же необычно рано начавшая ходить, постоянно выглядела не просто хорошо, а подчас даже «изысканно» одетой.
Следующим летом их ждал очередной перевод и новое место службы,- Волгоград.
Жилья для вновь прибывшей семьи опять не было никакого, поэтому более месяца Лена вместе с мужем и дочерью жили прямо в одном из служебных помещений. А ближе к осени они  сняли частную квартиру в поселке Бекетовка, в трех остановках электрички Волгоград- Заканалье.
Впечатления от лета, проведенного годовалой Натальей на территории воинского подразделения, среди щенков питомника служебных собак, оставили свой след в ее характере и привычках на всю жизнь,- существ, милее людей в военной одежде с тех пор для нее не было.
Сколько раз впоследствии только что спокойно шедший рядом с тобой ребенок вдруг срывался с места и, сломя голову, мчался куда-то вдаль, чтобы через некоторое время быть найденным нежно обнимающим форменные штаны очередного, попавшегося на глаза ребенку солдата.
А уж страсть к собакам, вернее, абсолютная уверенность в том, что собаки не сделают ей зла, является до сих пор частью жизненного кредо этой, давно уже взрослой женщины.
Сразу после Нового Года пришло известие о том, что серьезно болен Игнат Яковлевич. Почти одновременно был предложен очередной перевод по службе Сергею. Лена спешно собралась и вместе с Наташей уехала в Ростов, а Сергей остался отправлять к новому месту службы контейнер с домашними вещами.
Она застала отца в сознании, он еще успел нежно погладить по голове Наталью, а через десять дней они уже его хоронили.
Тем временем Сергей уже освоился на новом месте и известил о готовности встретить их.
Ехать предстояло не очень далеко, на север Волгоградской области. Был конец зимы. Всю ночь за окнами вагона бесновалась метель, а к вечеру поезд остановился на конечном пункте их «путешествия»,- станции Себряково.
Затянутую тентом и стоявшую поодаль военную машину она увидела издалека, а в вот Сергея в человеке, одетом в прожженный в нескольких местах полушубок, признала не сразу. Как потом оказалось, последние сутки он участвовал в спасении группы военнослужащих, застигнутых в степи бураном и сам едва не погиб (холмистая приволжская степь, изрезанная глубокими оврагами, штука коварная: засыплет овраг свежим снежком и если путник попадет в такой овраг, то уже не выберется. Это в воде, если энергично  барахтаться, то можно подняться к поверхности, а в снегу,- только вниз).
Жить пришлось прямо в служебном кабинетике Сергея, к тому же военный городок с началом интенсивного таяния снега превратился в настоящий остров: вокруг на десятки метров все было залито полой водой. В память о том времени в семье сохранилась фотография: Наталья стоит на узенькой бетонной отмостке, а дальше, до самого обреза фотокарточки,- одна только вода.
Потом была очередная частная квартира, а к лету Сергею дали отпуск. Они доехали первым попавшимся поездом до Волгограда, и перед ними встала дилемма: как дальше ехать в Кочубей? Привычно,- через Ростов? До него почти пятьсот километров и потом еще тысяча до Кочубея, да еще с пересадкой в Минеральных Водах или Грозном.
Через Астрахань ближе, всего около тысячи, но через жаркое, полупустынное Заволжье? С двухлетним ребенком?
Решение подсказало величественное здание Волгоградского речного вокзала: в обмен на воинские перевозочные документы во втором классе трехпалубного красавца «Сергей Лазо» была приобретена двухместная каюта, и они мгновенно перенеслись в волшебный мир отдыха на воде.
И плыть- то им было всего сутки, но воспоминания об этой поездке, в первую очередь благодаря Наталье, остались у них на всю жизнь.
И не у них одних. Например, с возрастающей методичностью, несколько раз прекращало свою передачу судовое радио, чтобы снова попросить родителей забрать светловолосую девочку, в очередной раз пробравшуюся на капитанский мостик. А сколько раз за время поездки, после уточняющего вопроса Натальи: -«Папа, это что, Волга?», следовала категорическая просьба: -«Брось меня в Волгу!».
В то лето в Кочубее, как никогда дружно, собрались одноклассники и друзья детства Сергея.
Одноклассница Сергея Мусенька Заикина, дипломница Грозненского педагогического института, находившаяся на практике в местной школе- интернате, выпросила Наталью себе в «помощницы» для работы в младшей группе. Вот уж где было раздолье для реализации артистического таланта ребенка!
И все же расходовать весь творческий запал «за рабочий день» в интернате Наталье не удавалось, поэтому каждый раз, ближе к вечеру, во двор дома родителей Сергея заходил кто- нибудь из соседей с известием: -«Петровна, встречай,- внучка идет!».
Все дружно выскакивали за ворота, чтобы увидеть уже хорошо знакомую картину: по улице идет Мусенька и ведет за руку Наталью, распевающую во все горло очередную недопетую в интернате песню.
Сама того не ожидая, добавила забот Антонина Петровна, в порыве родительской любви показав Наталье, как открывать дверцу в курятник, где у нее содержались маленькие утята. Теперь Сергей просто обязан был проверять курятник до прихода Антонины Петровны: несмотря на неусыпный контроль за действиями Натальи, она все же ухитрялась проникать в курятник, чтобы «погладить маленьких птичек», после чего некоторые из них уже признаков жизни не подавали, и спешно закапывались Сергеем на заднем дворе.
Все хорошее имеет тенденцию заканчиваться.
Закончился и их отпуск. По возвращении к месту службы они узнали новость: подразделение прекращает свое существование. Сергей остался сдавать числящееся за подразделением имущество и отправлять к новому месту службы личный состав, а Лена с Натальей в очередной раз выехали в Ростов,- ждать нового назначения.
На сей раз новым местом службы оказался Краснодар.
Начали с поиска частной квартиры. В первый год службы в Краснодаре более или менее приемлемого жилья найти не удалось, к тому же с ребенком на частную квартиру просто не брали. Поэтому жили, где придется.
На второй год жизни в Краснодаре и хозяйка, Надежда Абрамовна, оказалась неплохим человеком, и ездить на службу оказалось
сравнительно недалеко, но у снятого жилья была одна решающая отрицательная сторона: в этом помещении нельзя было зимовать ребенку.
В результате Наталья начала с пугающей ритмичностью болеть простудными заболеваниями и поэтому ее пришлось отвезти в Ростов, к бабушке.
Лена пошла работать, в семье стало чуть легче с деньгами, а тут и случай подвернулся: на окраине Краснодара удалось арендовать частный домик с небольшим садом. Конечно же, из Ростова тут же была привезена Наталья, которая мгновенно высмотрела по соседству ипподром, и через некоторое время Сергей и Лена с удивлением узнали, что, во- первых, их дочку уже знает вся округа, а во вторых, что она ежедневно участвует в выводке  ипподромных лошадей.
Наличие жилья сильно изменило повседневную жизнь Лены и Сергея. Появилась, как говорится, лишняя копейка и возможность делать какие- то заготовки на зиму. Появилась возможность принять гостей, в конце концов!
Больше всех этим изменениям была рада Елена Германовна,- она могла  навещать своих, как она выражалась, «голубочков» сколько душе было угодно!
Ее приезды сильно развязали руки Лене и Сергею: и Наталья под присмотром, и они могут себе позволить не только задержаться в городе, но, если надо, то и в кино, и в театр сходить.
Так прошел еще год, а к осени в центре Краснодара Сергеем был окончен строительством пятиэтажный красавец- дом и они получили в нем свою первую отдельную квартиру.
Сказать, что они были счастливы, значит не сказать ничего,- они были на седьмом небе от счастья! С каким наслаждением каждую субботу натирались воском паркетные полы! Какое количество банок с вареньями- компотами было приготовлено Леной на зиму!! А с каким чувством удовлетворения они возвращались каждый раз домой после посещения театра или простой прогулки по городу, зная, что вот сейчас, через несколько шагов, в глубине тенистого двора откроется их дом и на четвертом этаже они увидят светящиеся окна их квартиры!!
Кстати, шестилетняя Наталья с удовольствием и без всякой боязни оставалась дома одна. Ну, покидает с балкона вниз всю наличную картошку. Так ведь внизу стоят друзья и докладывают, что уже разожгли костер, а запечь в нем нечего. Как же тут не помочь?
С появлением квартиры решились на поездки в Краснодар и родственники Сергея,- мама Антонина Петровна с Павликом, и каждый их приезд, конечно, был для Сергея очередным приветом с малой родины.
Что касается Натальи, то у той началась почти что «царская жизнь»: то одна бабушка побалует внучку, то другая. Особенно удивила Антонина Петровна: довольно строгая к собственным детям, внучке она не могла отказать ни в чем. Достаточно сказать, что с подачи хитрющей Натальи они совсем перестали обедать дома,- ходили по городу и ели продававшиеся почти на каждом углу пирожки.
С некоторой осторожностью Сергей и Лена ждали первой встречи Елены Германовны с Антониной Петровной: самодостаточность более молодой (ей еще не было и пятидесяти пяти) Антонины Петровны предполагала на этот счет определенные опасения.
Результат оказался ошеломляющим: она буквально растворилась в бескрайней доброте и доброжелательности Елены Германовны. 
(Кстати сказать, они сохранят к друг другу удивительно теплые отношения на всю, как говорится, оставшуюся жизнь, и даже этот мир покинут практически одновременно: в июне 1981 года умрет Антонина Петровна, а двумя месяцами позже,- Елена Германовна).
Меж тем Лена уже более года трудилась в медсанчасти ЗЭИПа,- одном из крупнейших лечебных учреждений города, в хорошем, дружном коллективе, и хотя после получения квартиры ездить на работу стало непросто ( больница располагалась почти на самой окраине города), менять место работы не собиралась.
(К слову, много лет спустя, в замелькавшем вдруг по телевизору сытом и ухоженном мужчине, только что назначенном вице- премьером России, Лена узнает долговязого и вихрастого Володьку Шумейко, в ту бытность секретаря комсомольской организации одного из цехов ЗЭИПа).
Еще раз напомнил о себе Кочубей: в их доме стал появляться милый и скромный юноша Коля, сына Федора и Анны Романцовых, соседей Антонины Петровны. Он поступил учиться в один из краснодарских институтов, и Лена с Сергеем понимали, как важно для него хоть несколько часов в неделю провести вне спартанской обстановки студенческого общежития. (Кстати, пройдут годы, и глава могущественнейшей структуры,- Астраханского отделения «Лукойл»,- Николай Федорович Романцов, в условиях жуткого дефицита рабочих мест, как бы отдавая долг за проявленное к нему участие в его далеком студенческом прошлом, будет стараться укомплектовывать высокооплачиваемые вахты первой на Каспии российской морской буровой установки выходцами из Кочубея).
В следующем году Сергей уехал на полгода в Москву,- учиться на курсах усовершенствования при Военно- инженерной академии имени В.В.Куйбышева, и они остались с Натальей вдвоем. Несколько раз приезжала на несколько дней,- помочь в повседневных делах,- Елена Германовна, не остались в стороне и друзья Лены по работе: забирали из сада Наталью, оставляя ее подчас и ночевать у себя. В общем, справились,- дождались Сергея.
Кстати, вместе с дипломом об окончании курсов Сергей привез новость о возможном переводе на новое место службы.
Ждать и впрямь пришлось недолго,- в конце года они уже проводили Сергея в Иркутск. Окончательный переезд, учитывая, что в Сибири уже наступила зима, отложили до лета. К тому же, Сергей еще, как говорится, «не отгулял» положенный ему ежегодный отпуск.
И правда: через месяц Сергей приехал в отпуск за заканчивающийся год, потом, через три месяца,- за наступивший.
А в конце августа, к началу учебного года, Лена с Натальей выехали в далекий Иркутск сами.
Небрежно оформленные перевозочные документы и неправильно выданные железнодорожные билеты  вызвали целую цепочку нелепостей и неудач, в итоге их посадили на поезд, который изначально не мог довезти их до Иркутска. Как водится в таких случаях, раньше срока закончились оставленные на дорогу деньги. К тому же нерадивая проводница, как говорится, «проспала» станцию их пересадки.
И вот теперь Лена сидела на перроне прежде неведомой ей станции Свердловск-2 и горько плакала.
Выручила Наталья: общительная девочка выложила ситуацию «дяде в форме железнодорожника», сердобольные люди подсадили горемык на дрезину, идущую по служебным делам на станцию Свердловск- пассажирский, а местный военный комендант сделал то, что обязан был сделать,- отправил их в Иркутск с первым проходящим поездом. Иначе и быть не могло,- Родина вела себя по отношению к своим детям как и подобает великой державе.
Все время от Свердловска до Иркутска, ссылаясь на отсутствие аппетита, Лена на оставшиеся деньги старалась накормить хотя бы Наталью.
Этот нехитрый обман был, не без помощи Натальи, обнаружен попутчиками,- курсантами летного училища, и они под честное- честное благородное слово, что все до последней потраченной на них копеечки обязательно взыщут с Сергея, взяли над Леной шефство.
Картинки с перрона Иркутского вокзала солнечным августовским днем 1968 года были достойны кисти художника: группа курсантов- летчиков с шутками выгружала на перрон вещи, а их  обладательница, молодая женщина, упорно не выходила из вагона, отчаянно жестикулируя и делая страшные глаза встречающему ее капитану, на котором, визжа от восторга, повисла симпатичная девчушка лет семи.
Еще бы чуть- чуть и, если бы Сергей во- время не понял, что надо немедленно подняться в вагон и дать Лене аж целых шесть(!) рублей, то, возможно, за ней пришлось бы ехать, как минимум, в Улан- Удэ.
В конце концов ситуация благополучно разрешилась и, переехав на трамвае мост через Ангару, они оказались в старом центре Иркутска, рядом с городским планетарием, в деревянном особняке с мезонином: здесь, в двух комнатах и столом на общей кухне им предстояло прожить около полугода.
В соседнем дворе обнаружилась средняя школа, куда в первый класс определили Наталью. Недалеко, на набережной Ангары, в областной клинической больнице, нашлась работа для Лены.
К концу года Сергей начнет заселять семьями сослуживцев только что выстроенный  в интересах дивизии дом, и неподалеку от места их проживания освободятся две комнаты в прекрасной четырехкомнатной квартире.
Фактор сохранения возможности для Лены работать на прежнем месте и не менять школу Наталье перевесил преимущества отдельной квартиры, и они переехали в эти две комнаты с видом на главную достопримечательность города Иркутска,- памятник Владимиру Ильичу Ленину.
Зима 1968- 69 года выдастся в Восточной Сибири суровой, организм уроженки юга не выдержит атаки холодом, и к весне Лена угодит в известные в городе «красные бараки»,- городскую инфекционную больницу,- с редким для тех времен диагнозом: болезнь Боткина.
Выход из больницы совпадет с окончанием Натальей очередного класса, Сергей возьмет им билеты на поезд Иркутск- Ростов и они на все лето уедут на Дон: отъедаться дарами юга.
Воспользовавшись их отсутствием, Сергей, по договоренности с соседом затеет размен их, возможно, одной из лучших в ту пору квартир в Иркутске, и результатом размена станет переезд соседей в трехкомнатную квартиру, а они станут владельцами отдельной двухкомнатной квартиры в новом доме, при этом для Лены опять сохранится возможность не менять работу.
Тем временем командование разрешило Сергею поступить в Военно- инженерную академию имени В.В.Куйбышева.
В мае 1970 года он вылетел в Москву сдавать вступительные экзамены, а в конце августа от него пришла телеграмма:-«Поступил, выезжайте, встречаю».
Пришлось расставаться с налаженным бытом, друзьями, работой,- всем, чем обрастает человек, проживший на одном месте более или менее продолжительное время.
В Москве их снова ждала частная квартира, а Наталью,- третья по счету школа.
Почти одновременно с их появлением в столице пришла добрая весть из Кочубея: брат Сергея Павлик, уже несколько лет сотрудничавший с местной газетой «Красный чабан», поступил на заочное отделение факультета журналистики ростовского университета и женился на милой девушке Вале, медицинской сестре одной из кочубеевских больниц.
Через некоторое время Лене, не без помощи добрых людей, удалось поступить на работу в одну из жилищно- коммунальных структур тогдашнего Бауманского района города Москвы и вскоре они уже жили на так называемой служебной жилой площади,- сначала в огромной (площадью более 30 квадратных метров) и светлой комнате, а потом и вообще, хоть и в маленькой и нестандартной, но отдельной двухкомнатной квартире, рядом со станцией  метро «Кировская».
Кажется, судьба впервые за десять лет благоволила к ним: впереди почти четыре года жизни в столице, есть довольно сносные жилищные условия, подросла Наталья,- помощница во всех домашних делах. Короче, есть все условия для осуществления давно задуманного,- родить сына.
Летом 1972 года, вместе еще с несколькими семьями сослуживцев Сергея они съездили отдохнуть в Крым, в город Судак, а, вернувшись, застали Москву в дыму знаменитых торфяных пожаров.
Той же осенью Лена поняла, что беременна, и вся семья начала активно готовиться к прибавлению семейства.
Своеобразно поняла свою задачу Наталья: приняв участие в семейном совете, на котором обсуждался вопрос о возможном имени возможного наследника, она написала всем родным и знакомым письма с известием, что скоро у нее будет брат по имени Ромочка. В ответ на Лену и Сергея обрушился шквал писем с одним вопросом: -«Вы, что, уже родили?!». Пришлось всех успокаивать:
-«Еще нет, но скоро родим!».
Меж тем беременность Лены внесла в повседневную жизнь свои коррективы: снова напомнили о себе почки, застуженные в период оккупации Ростова гитлеровцами, возмутилась ослабленная перенесенным гепатитом печень и, самое главное, заявило о своей неготовности к предстоящим родам сердце, в связи с чем Лену положили в специализированную больницу для рожениц с кардиологическими отклонениями.
Лечебное учреждение расположилось в одном из спальных районов Москвы, добираться туда было сродни самоубийству, но когда Лена 23 марта 1973 года благополучно родила черноволосого мальчугана, то все пережитое разом стало несущественным.
Надо ли говорить, что все они находились тогда в состоянии необыкновенной эйфории: родился долгожданный и уже имеющий имя сын.
Просьба назвать мальчика так, как всю жизнь («Ромочкой») звали на работе Игната Яковлевича, исходила от Елены Германовны: к этому времени уже стало ясно, что по мужской линии у Роменских продолжения не будет.
А вот у Павлика, два года назад родился первый ребенок,- девочка Люда, и было предварительно согласовано, что второго ребенка (если это будет мальчик) назовут в честь второго деда,- Василием Андреевичем (младший брат Сергея всю жизнь откликался на Павлика, хотя по паспорту все же был Андреем).
Ромка рос крупным, очень спокойным мальчиком. Настолько спокойным, что приехавшая на пару недель «подержать на руках внука» Антонина Петровна, только что, как говорят, «оттаскавшая» в Кочубее Людмилу, с удивлением заметила: -« Я иногда забываю, что в семье есть маленький!».
При каждой возможности Елена вывозила коляску с Романом в находившийся по соседству с домом Чистопрудный бульвар, где и проводила большую часть светового дня.
Постепенно красивая женщина с красивым ребенком стала такой же заметной достопримечательностью бульвара, как и памятник Александру Сергеевичу Грибоедову. Заметной настолько, что привлекла внимание как раз в те поры становившегося популярным Валентина Гафта, ежедневно совершавшего пеший переход по маршруту метро «Кировская»- театр «Современник». И теперь не проходило дня, чтобы Валентин, как бы он не спешил, не подошел к коляске и не обменялся с Еленой парой фраз по поводу погоды и перспектив гуляния с ребенком на свежем воздухе. Симпатичная ли мама привлекала его внимание, а может брюнетистый глазастый мальчишка напоминал ему его собственное детство,- гадать трудно, да и незачем. Ведь чего проще,- идти и знать, что вот сейчас откроется за памятником тенистая скамейка, а рядом,- мама с коляской, и можно перекинуться с приятным тебе человеком парой ничего не значащих и ни к чему не обязывающих фраз.
По совокупности событий последних лет (поступление в академию, рождение сына, предоставление возможности хотя бы несколько лет пожить в столице Родины, наконец) все складывалось так здорово, что было ясно: так долго продолжаться не может, и пришла пора ждать очередной беды.
Поздней осенью 1973 года, после обычной ежемесячной прививки, сделанной в местной детской поликлинике, уже начавший немного ходить Роман вдруг стал беспокойным, начал беспричинно хныкать и отказываться от еды. Обычный в таких случаях визит врача закончился обычным же утверждением типа «недомогание, вызванное небольшой простудой».
А еще через несколько дней заведующая поликлиникой лично принесла Елене направление на немедленную госпитализацию Романа в «морозовскую» больницу: у мальчика развилось несвертывание крови.
Следующие два месяца остались в памяти как беспрерывное стояние под окнами главного корпуса больницы в надежде, что нянечка или медсестра, сжалившись над родителями, на секунду поднесет мальчишку поближе к стеклу.
Потом настал день, когда Лену и Сергея впустили в отделение и разрешили подержать сына на руках. Похудевший и осунувшийся Роман долго смотрел на дядю и тетю, тянущих к нему руки, а потом крепко обнял за шею принесшую его няню. Этого материнское сердце вынести не могло: уже давно закончилось время, отведенное на посещение больных детей, а Сергей все никак не мог успокоить рыдавшую на лестничной клетке Лену.
Через некоторое время им разрешили забрать мальчика, жестко оговорив правила его содержания в домашних условиях.
В числе прочих запретов ему, в связи с отсутствием иммунитета, не рекомендовалось посещать дошкольные учреждения и  гулять с другими детьми, а также заниматься физкультурными упражнениями, могущими привести к ушибам и царапинам.
В «морозовской» больнице на Романа была заведена карточка, которая давала право на внеочередную госпитализацию в случае рецидива перенесенной болезни.
Также были высказана рекомендация жить по возможности хотя бы в пределах центральной России, чтобы в случае чего можно было в ограниченные сроки добраться с больным ребенком до столицы.
К этому времени Лена и Сергей уже основательно ознакомились со всей возможной литературой по Пурпуре тромбоцитопенической (так мудрено называлась болезнь, которой заболел Роман). В том числе они узнали, что разновидностью этой болезни страдал и последний наследник дома Романовых ( еще мистики им не хватало!).
Между тем Сергей «сел» за диплом, не за горами уже были выпускные экзамены в академии и, следовательно, новое назначение, а все разговоры в семье хочешь- не хочешь сводились к одному и тому же: -«Как быть с мальчишкой, если Родина пошлет служить в отдаленный регион?».
Совершенно не ко времени к проблеме послеакадемического назначения подключилась родная иркутская дивизия: ходатайствовала об обязательном направлении Киреева Сергея Васильевича обратно в Иркутск, где его ждут большие дела.
И ехать бы им в Восточную Сибирь, на берега славной Ангары, к месту ее слияния с не менее славным Иркутом, да перевели к этому времени из Саратова в Москву Вадима Барсукова, их старого знакомого еще по службе в ростовской дивизии, которого Сергей случайно встретил у здания ГУВВ.
Тот решительно вмешался в работу войскового кадрового органа и оказалось, что тыл ГУВВ очень нуждается в опытном офицере,- специалисте по войсковому строительству.
Если учесть, что решение назначить Сергея на должность заместителя командира одного из полков столичной дивизии имени Ф.Э.Дзержинского практически совпало по времени с присвоением ему звания «подполковник», то можно понять, с каким воодушевлением ехали они в свой последний «академический» отпуск, рассчитывая и в Ростове показаться, и в Кочубее народ удивить: как- никак, первый житель села, окончивший Военно- инженерную академию!
Слабенькое здоровье Романа позволило выполнить задуманное лишь частично: в Ростове он простудился и заболел.
Лену положили в больницу вместе с ним, Наталья осталась «для связи» между больницей и родственниками, а Сергея отправили на малую родину одного.
Назад, в Москву они возвращались порознь: Сергей пораньше и напрямую из Кочубея,- через Астрахань, а Лена с детьми попозже,- из Ростова.
Когда они приехали, Сергей уже сменил статус слушателя военной академии на должность заместителя командира полка: уезжал на
работу рано утром, приезжал поздно вечером, а иногда, если требовала обстановка, то и вовсе не приезжал.
Жили они по- прежнему в той самой служебной квартире, полученной Леной еще до ухода в декретный отпуск, с теми же частичными удобствами (вода только холодная, газовая плита в коридорчике, ванны нет совсем,- ни помыться, ни белье постирать), здоровье Романа оставалось нестабильным, и он часто и подолгу болел.
Сергей, как уже упоминалось, бывал дома лишь ночами и по воскресеньям, да и то не каждый раз, поэтому вся надежда была только на Наталью,- то в магазин сбегать, то за бельем в прачечную сходить, то с Романом погулять. Одно вселяло надежды: их кочевая жизнь, кажется, шла к концу.
Так прошла осень и зима, пролетела весна с очередным днем рождения Романа, а где-то в начале лета Сергей вдруг сказал: -«Нам квартиру предлагают, я вчера ее смотрел. В воскресенье съездим все, посмотрим, надо ответ давать,- берем или нет, претендентов много».
Дом, только что выстроенный в одном из так называемых спальных районов на восточной окраине Москвы, понравился им сразу. Двенадцатиэтажная шестиподъездная  махина необычного нежносиреневого цвета компактно встроилась в огромный циркообразный двор, который как- то органично вобрал в себя и школу с футбольным полем, и несколько детских садов, и даже небольшую стоянку личных автомобилей.
Торцевой стороной дом выходил прямо к автобусной остановке на довольно широкой и хорошо благоустроенной улице,- основной транспортной артерии микрорайона.
Квартира очаровала их сразу. Сравнительно небольшая (всего сорок метров жилой площади), но с двумя лоджиями, довольно широким и прямым коридором- холлом, просторной кухней и тремя изолированными комнатами, «распахнутая» одновременно и на север и на юг, она показалась им почти дворцом. А типовая ванная комната, после нескольких лет жизни на Кировской, где все помывки проводились по известной формуле «в одном тазу стою, в другом моюсь», вообще привела их в восторг.
Очень понравилась им и такая деталь планировочного решения, как размещение двух соседних квартир за отдельной (внешней) дверью, что давало возможность контролировать ее усилиями сразу двух семей. (После окончания Московской Олимпиады Сергей принесет
известие, что их дом,- один из участников конкурса проектов на застройку Олимпийской Деревни, по каким- то там показателям отклоненный. Кстати, этим и объясняется тот факт, что домов этой серии в Москве почти нет).
Конечно, со временем они рассмотрят и неровные полы, и плохо подогнанные створки окон, и следы небрежной работы строителей- отделочников, а тогда... Тогда были только бурные выражения радости.
6 июля 1975 года, в день тридцативосьмилетия Сергея, они переехали в эту квартиру, твердо полагая, что она,- последняя в их жизни.
По соседству с домом обнаружились детская и взрослая районные поликлиники, вдоль улицы почти на полкилометра вытянулся типовой центр торговли и обслуживания, а ровно в километре от их жилища разместилась местная достопримечательность,- «Терлецкая Дубрава»,- зона отдыха жителей микрорайона.
Вдруг оказалась почти рядом та самая больница, в которой родился Роман, и они посчитают это добрым знаком и не ошибутся, потому, что придет время и в этой больнице и даже в той же палате родится внучка Лены,- Танечка.
Вместе с хлопотами по обустройству квартиры пришло осознание факта коренных изменений в их жизни,- они стали москвичами. За все пятнадцать лет их совместной с Сергеем жизни они никогда не переживали такого большого количества положительных ощущений, впрессованных в относительно небольшой промежуток времени.
И когда в сновидениях Лене вдруг что-нибудь напоминало пережитое, то она просыпалась и ходила, ходила по квартире, окончательно отгоняя от себя привидевшееся, и ловила себя на том, что, сама не замечая этого, потихоньку гладит стены и разговаривает с ними, как с живыми.
Дорога жизни забирала все круче и круче вверх: по всем признакам пришла пора ждать очередной беды и она не задержалась.
Еле заметную болячку на верхней губе вернувшийся в августе 1976 года из Сухуми Сергей, где он вместе с Натальей проводил отпуск на турбазе внутренних войск, беззаботно объяснил неосторожностью, допущенной при очередном бритье.
После почти года безуспешных попыток вылечить крохотную кровоточащую ранку домашними средствами, решили пройти
обследование в госпитале. Вывод врачей был страшен, как выстрел в упор,- рак кожи.
Следующие полгода вместили в себя и радиологическое лечение пораженного участка кожи, и бесконечно долгий и трудный восстановительный период, и, самое главное,- бессонные ночи в
тяжелых раздумьях: что будет дальше? Чем все закончится? На что рассчитывать детям, если лечение окажется неудачным,- ведь Наталье всего шестнадцать, а Роману и вовсе четыре?
На Сергея было жалко смотреть: всю жизнь исповедовавший спортивный образ жизни, всегда считавший себя здоровяком, которому не до болезней, он трудно и мучительно входил в положение человека, ограниченного в степенях своих возможностей.
Например, желательно выполнять рекомендацию врачей,- как можно больше находиться на свежем воздухе, а нижняя часть его сильно отекшего лица представляет собой колышащуюся студнеобразную массу, и, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания любопытствующего народа,  необходимо прикрываться хотя бы носовым платком. К тому же радиационный ожог убил больные клетки и омертвевшая ткань в виде гное- кровяной массы круглые сутки сочится с пораженного участка, вынуждая быть постоянно готовым к нанесению облепихового масла на больное место с помощью тампона.
Хорошо, что командиры Сергея вошли в его положение,- оформили ему на все время лечения отпуск по болезни, да и вообще отнеслись к ситуации с должной мерой ответственности, что в итоге помогло пройти этот сложный период без особых потерь, в том числе и в психологическом плане.
Весной следующего, 1978 года, активный этап лечения был завершен, Сергей вышел на работу, и длившийся более года кошмар неопределенности начал потихоньку забываться.
Роману, хотя он и не полностью преодолел последствия своей болезни и продолжал оставаться тощеньким, долговязым мальчиком с неважным аппетитом, врачи разрешили посещать дошкольное учреждение, и, чтобы быть рядом с ним, Лена устроилась работать в тот же детский садик медицинской сестрой.
А в это время Наталья, воспользовавшись отсутствием должного контроля, и, находясь под влиянием так называемого переходного периода, уже вовсю «валила» сначала девятый, а потом и десятый класс: у бывшей отличницы и в четверти, и в году начали проскальзывать тройки.
К тому же она потеряла всякий интерес к окончанию музыкальной школы, в которой училась с самого переезда в Москву.
 Полагая, что здоровое начало все равно возьмет в Наталье верх, Лена с Сергеем решили сосредоточить все усилия на «вытягивании» Романа (пройдет много лет, и как то совсем уже взрослая Наталья,- сама мать,- бросит им с укоризной: -«Жаль, что вы тогда не настояли на своем, не заставили меня учиться как следует. Совсем по- другому могла бы сложиться моя жизнь!»).
Письмо, пришедшее из Кочубея еще в начале 1978 года поначалу особой тревоги не вызвало: у Антонины Петровны подозревается киста,- видимо, придется делать операцию.
Трезво взвесив уровень и возможности кочубеевской медицины, Лена с Сергеем настояли на ее приезде в Москву. Вопрос с помещением ее в Центральный госпиталь внутренних войск Сергей решил без проблем, а вот повлиять на диагноз не смог: злокачественная опухоль.
То, что многие специалисты госпиталя знали Сергея лично, очень импонировало матери, к тому же операция прошла, в целом, удачно.
Жаль «вычистить» до конца все пораженные ткани не удалось, да еще по противопоказаниям пришлось отказаться от химиотерапии. На прямой вопрос Сергея «на какой срок они могут рассчитывать?» был получен такой же прямой ответ: «-Полгода. Возможно,- год».
Разумеется, эпикриз, где было написано все, как есть, никто матери на руки не дал (Сергей вручит его лечащему врачу через два месяца лично, когда в мае этого же года первый раз привезет Романа на свою малую родину). Так и проживет Антонина Петровна в счастливом неведении оставшиеся ей два года жизни, искренне считая, что друзья Сергея благополучно разобрались с ее кистой, и что теперь она вполне здорова.
Осенью 1979 года Сергей перешел работать в Главное управление внутренних войск МВД СССР.
Наталья, закончив школу, пыталась кавалерийской атакой взять штурмом сначала институт кинематографии, потом, с тем же успехом, вокальное отделение эстрадно- циркового училища, но ближе к осени была все же вынуждена смириться с более скромной ролью студентки московского техникума общественного питания.
Главковские командировки закрутили Сергея полностью,- страна строила БАМ и у внутренних войск МВД СССР были там свои интересы. Все проблемы, связанные со здоровьем детей, теперь были полностью на плечах Елены.
Именно к этому времени очередная диспансеризация выявила необходимость обследования Натальи в связи с возможной врожденной патологией яичников. В промежутке между двумя командировками Сергей едва успел решить вопрос о ее госпитализации,- само обследование и рекомендованная в срочном порядке операция прошли уже в его отсутствие.
Приговор специалистов был неутешителен: особо надеяться на внуков и внучек со стороны Натальи не следует.
А на носу уже был 1980 год, близилась Московская Олимпиада, а это значило, что детсадовский возраст Романа подошел к концу.
Первый год учебы Романа в школе сильно напоминал собой пребывание в выпускной группе детского сада: почти половина его одноклассников были его товарищами еще по детсадовской группе.
Во втором классе долговязый мальчик сначала привлек внимание тренеров из Центра водных видов спорта (правда, тестирование на пригодность к занятиям плаванием дало отрицательный результат).
А вот тренеры гандбольного отделения районной детской спортивной школы длинные руки и ноги Романа оценили положительно: попросили родителей заполнить и подписать в районной поликлинике справку, что ребенок по состоянию здоровья может заниматься гандболом. Особо следует отметить, что в Приложении к справке- списку болезней, которыми не болел ребенок, под номером два красовалась печально известная «Пурпура тромбоцитопеническая».
Результаты консультации в морозовской больнице были крайне категоричными: заниматься в секции можно, но тогда ребенок снимается с учета, как имеющий право внеочередной госпитализации в случае рецидива болезни.
Лена с Сергеем еще раз обратились к медицинской литературе, еще раз уточнили предельный срок возможного рецидива болезни (пятнадцать лет!), после чего попросили подписать справку, и, тем самым  на семь последовавших лет обрекли себя не только радоваться успехам Романа на спортивном поприще, но и вести тщательный учет времени, оставшегося до этого самого предельного срока.
Стоило бы подчеркнуть,- расчет их в принципе оказался верным: мальчишка болел эти семь лет не более других, а вот занятия гандболом сыграли не последнюю роль в том, что в четырнадцать лет Роман перерос Сергея, а к семнадцати годам был уже выше его на целую голову. Это позволило Сергею, находясь в 1990 году в Кочубее, на вопросы друзей «а как там Роман?» отвечать: -«Когда я уезжал в отпуск, до двух метров оставалось восемь сантиметров. Вернусь,- измерим заново!».
И еще один момент. Чем там руководствовались тренеры по плаванию, выдав при тестировании Романа на способность заниматься плаванием отрицательный результат, неизвестно, но когда  в 1981 году, в преддверии поездки на Волгу, Сергей проверил умение Романа держаться на воде, то результат оказался просто ошеломляющим: у мальчишки от природы оказался высокий коэффициент плавучести. То есть, если другому (ну, например, Сергею) для того, чтобы держаться на поверхности, надо обязательно шевелить руками или ногами, а то и тем и другим одновременно, то Роману надо просто лечь на воду и он будет на ней лежать. А если шевельнул рукой или ногой, то уже поплыл.
Кстати, эту особенность строения тела он перенял у Лены,- та тоже удивляла народ на астраханском пляже, когда уверенно лежала на волжской воде, погруженная в нее хорошо если на треть!
В год проведения Московской Олимпиады Наталья завершила учебу в своем техникуме и известила родителей, что весь их выпуск идет на пункты питания олимпийских игр.
Очевидцы помнят, как в то лето по всей Москве буквально за несколько дней были смонтированы огромные темно- синие шатры с нарисованными на них ложкой и вилкой.
Лена и Сергей понимали, что за три недели через эти пункты пройдут огромные деньги, а «разбор полетов» будет потом, когда гости Олимпиады уедут. И отвечать будут как раз вот эти молоденькие и неопытные технологи и бухгалтеры общественного питания,- вчерашние выпускники этого самого техникума. Пришлось Сергею договариваться с Главным управлением общественного питания города Москвы о целевом направлении выпускницы 1980 года Киреевой Н.С. в распоряжение московского Военторга Министерства Обороны.
Так Наталья оказалась в столовой, обслуживающей дивизию имени Ф.Э. Дзержинского. Как говорится, почти в родном дому.
Конечно, через год, поднабравшись опыта, она все же удерет из- под опеки отца, но к этому времени все послеолимпийские разборки уже будут закончены и многие большие и малые начальники общественного питания лишатся должностей, а кое- кто и свободы.
Еще в начале 1981 года Лена с Сергеем запланировали провести отпуск в Астрахани, куда полгода назад переехали из Кочубея Антонина Петровна с семьей Павлика,- ему предложили работу в областной молодежной газете.
А так как нижнее Поволжье переживало последствия так называемого «спланированного» паводка 1978 года, когда за счет разового сброса накопленной в бассейне Волги воды планировалось поднять уровень Каспия (как потом выяснилось, уровень моря подняли аж на целых 12 сантиметров, но при этом смыли в Астраханской и Волгоградской областях пятьдесят тысяч подворий!), то о предоставлении жилья семье только что принятого на работу корреспондента «молодежки» речь могла пойти года через два, а то и три.
Поэтому через посредничество родственников жены Павлика Вали (забыл упомянуть, что с появлением в жизни Антонины Петровны снохи, уроженки Астраханской области, в семье возобладали нижневолжские ориентиры), на окраине Астрахани, в Заволжье, был найден домик на продажу, срочно продан родовой дом Киреевых в Кочубее и, как раз в дни проведения Московской Олимпиады, был осуществлен и сам переезд.
Сергей уже был у них на новом месте жительства (отдохнув в санатории, заехал на несколько дней, как это делал всегда, сначала в Кочубей, а потом в Астрахань).
Теперь предстояло ознакомиться с «астраханскими» условиями жизни родственников и Лене с детьми.
Надо сказать, что переезд матери и Павлика совпал с целой лавиной выездов на постоянное место жительства в Астрахань земляков Сергея:
уехали к осевшей в Астрахани после учебы в институте дочери Галине, прихватив с собой семью младшего сына Саши, уже неоднократно упомянутые  Заикины, уехала тетя Вера, подружка Антонины Петровны по памятному «путешествию» 1929 года по маршруту Астрахань- Черный Рынок.
Стали «астраханцами» несколько семей одноклассников Павлика.
Если учесть, что к этому времени в Астрахань переехал, ставший известным в Нижнем Поволжье специалистом по разведочному бурению и, соответственно, большим начальником, уже упомянутый ранее Николай Романцов, то, ясное дело, с его появлением у дружного клана «астраханских» кочубеевцев появилось свое объединяющее ядро. 
11 июня Сергей вытащил из почтового ящика очередное письмо из Астрахани. Текст письма тревоги не вызвал: Антонина Петровна писала, что чувствует себя сносно, хотя днем старается на улицу не выходить,- в Астрахань пришла жара.
А двумя часами позднее на телефонный звонок первым среагировал Роман, находившийся в этот момент рядом с аппаратом. -«Чья- то бабушка умерла!»,- положив трубку, сообщил растерявшийся мальчишка. Лена бросилась звонить в Ростов: Елене Германовне шел восемьдесят первый год и она давно и серьезно болела, но ответ сестры Дуси успокоил: -«Да, чувствует себя неважно, но, слава богу...».
Уже почти успокоившись и решив, что позвонили по ошибке, Сергей, связался с другом детства Валентином (тот тоже жил в Астрахани, но, в отличие от семьи Павлика, в самом центре города, и его квартира была телефонизирована).
Ответ Валентина подтвердил самые худшие опасения: Антонина Петровна умерла в конце сегодняшнего дня.
Назавтра Сергей отпросился на работе, поздним вечером рейсовым самолетом улетел в Астрахань, а в середине следующего дня Антонина Петровна была похоронена совсем недалеко от дома, на Трусовском кладбище города Астрахани.   
Возвратившись с похорон, Сергей лишь подтвердил необходимость их выезда в Астрахань: лишившись Антонины Петровны, Павлик и Валя совсем растерялись, и возможность семьям братьев побыть вместе после смерти матери хотя бы короткое время значительно бы сняло остроту потери.
Конечно же, отпустить Сергея сразу в отпуск никто не собирался, поэтому Лена выехала в Астрахань только с детьми. А в конце августа на десяток дней подъехал и Сергей.
В Москву ехали все вместе, «прихватив» с собой возвращающуюся из отпуска Мусеньку Заикину с дочкой Олей.
Вообще надо сказать, что их «закрепление» в Москве оказалось как нельзя кстати для земляков и друзей детства Сергея:- теперь каждый из них, кто оказывался в Москве, считал своим долгом, как минимум, позвонить. Обычно все заканчивалось застольем: чаще в гостинице, где остановились приехавшие, реже у них, в квартире, и тогда Лена с удивлением наблюдала, как в речи, интонациях и даже поведении Сергея вдруг проявлялись хорошо знакомые ей типично «чернорынковские» черточки.
Мусенька была из того явного меньшинства, которое внимания к себе требовало минимального. Ее отношения с Сергеем вообще стояли особняком и их корни, наверное, надо искать в близкой дружбе их родителей, да в старых фото, которые бережно хранились в семьях Киреевых и Заикиных: на этих карточках молодые мамы сфотографированы вместе с двумя смешными малышами,- полуторагодовалым Сережкой и годовалой Мусенькой.
Так они и шли по жизни,- то ли родственники, то ли друзья, а, правильнее, наверное, и то и другое вместе: сначала вместе учились, потом всю жизнь дружили, не теряя из виду друг друга даже на незначительный срок.
И поэтому, наверное, лишне будет даже говорить о том, что первым человеком, с которым в свое время познакомилась Лена, впервые приехавшая на родину Сергея, была, разумеется, студентка грозненского педагогического института Мусенька.
Вернее, даже не Мусенька, а ее мать,- тетя Настя, которая увидев сошедших с автобуса Лену и Сергея, кинулась к ним со словами:
-«Батюшки, Сереженька жену себе привез! Ну, прямо, как наша Мусенька!».
Разумеется, через пару десятков минут в родительском доме Сергея оказалась уже и сама Муся.
И вот теперь, заехав к ним, как почти всегда, на два- три дня, она возвращалась в город Скопин Рязанской области, куда ее привез после службы в группе советских войск в Германии ее муж, тоже их бывший одноклассник, Лева Путилов.
Через несколько лет они расстанутся. Путилов заведет себе новую семью и уедет в Ярославскую область, а Муся проживет в этом городке еще два десятка лет, прежде, чем ей удастся переехать в Астрахань, поближе к сестре Галине и брату Саше.
Все эти годы Сергей и Лена, естественно, будут для Мусеньки тем спасительным островком надежности и откровения, где и выговориться можно было всласть, и просто мысленно вернуться в свою юность.
Лето 1982 года было обычным,- Сергей после отдыха в Сочи не вылезал из командировок в зону БАМа. Наталья все еще проходила «притирку» к кропотливой, требующей терпения и усидчивости работе бухгалтера. Лена  тоже работала и занималась второклассником Романом.
Задача вылететь в составе рекогносцировочной группы в воюющий Афганистан возникла перед Сергеем внезапно, но от этого менее опасной не стала.
Сборы были недолгими (а если сказать по правде, то совсем срочными,- должны были лететь совсем другие люди, а кандидатура Сергея по причине перенесенного радиологического лечения и вовсе не рассматривалась. Но все кандидаты по разным причинам оказались вне списка, и Сергей был внесен в состав группы за неделю до вылета).
И хорошо, что Лену постоянно отвлекали, каждый со своими проблемами, такие разные по возрасту дети, а то ведь от мыслей о Сергее можно было и с ума сойти,- полная безвестность.
А потом был телефонный звонок,- группа уже в Союзе, в Ташкенте. К вечеру будут в Москве.
Не успела Лена износить джинсы, привезенные Сергеем из Афганистана, как он поделился мыслью о возможной смене места работы,- ему предложили должность начальника курса факультета внутренних войск в Военно- инженерной академии имени В.В. Куйбышева.
Надо ли говорить о том, как рад он был этому предложению: работать в «альма матер» на должности, к которой «примеривался» еще тогда, когда учился в академии.
Правда, выяснилось, что у Сергея и у его начальника на этот счет противоположные мнения: если один готов уйти, то второй не готов
отпустить. Хорошо, что ситуацию, как теперь говорят, «разрулил» генерал Федор Васильевич Бубенчиков, командовавший в Афганистане той самой рекогносцировочной группой, в составе которой и трудился Сергей: к сентябрю 1983 года Сергей все же надел форму офицера инженерных войск.
Началась совершенно другая жизнь: ТАК они еще никогда не служили!
Все выходные дни Сергей проводил дома, с семьей. Проводил он с семьей и вечера обычных, будних, дней недели. А если выезжал с подчиненными в учебный центр академии, то приезд членов семьи к нему на выходные дни не только не возбранялся, а даже поощрялся!
Итак, идет середина восьмидесятых, Сергей уверенно идет к званию «полковник», Наталья практически уже взрослый человек, Ромка тоже вполне самостоятельный мальчишка, спокойно управляется после школы дома один и Лена переходит работать в «сферу обслуживания населения»,- ателье индивидуального пошива. Место работы,- в десяти минутах ходьбы пешком, для работников в ателье существует система скидок, фигура у Лены все еще стандартная, и закройщики ателье с удовольствием шьют выставочные вещи, используя ее параметры. В общем, создались все предпосылки для очередной беды.
И она не заставила себя ждать. Сразу после наступления нового, 1985 года, когда Сергей находился в учебном центре академии, а Лена и Наталья были на работе, находящиеся на каникулах Ромка и его сосед и одноклассник  Юрка решили испытать на негорючесть установленную в квартире синтетическую елку. Елка испытание выдержала, а вот вата и серпантин, в которые она была убрана,- нет. Возник пожар: в гостиной оплавились и превратились в комки грязной пластмассы такие детали интерьера, как люстра и телевизор, сгорели оконные шторы и ковер, лежавший на полу, частично обгорели обои,- гордость Лены.
Как говорится, «до бетона», выгорел лежавший на полу линолеум. Но самое страшное было в другом: синтетическая елка при температуре свыше 60 градусов по Цельсию (а именно эту температуру создала горящая вата) начинает чадить, выделяя при этом вредные вещества, способные при определенной концентрации нанести вред здоровью человека. Как догадались мальчишки бросить тушить пожар и, убегая из квартиры, захлопнуть за собой дверь- одному богу известно, но это спасло и их, и, в какой- то мере, способствовало локализации пожара: горение ограничилось пределами гостиной, а прибывшие пожарные прикончили его полностью.
Тщательно «свитое» Леной и Сергеем семейное гнездышко представляло теперь собой жалкое зрелище: потолки и стены покрыты буро- рыжей синтетической «шерстью», которая при каждой попытке ее смыть оставляет жирный след. Ею же были пропитаны все покрытия из текстиля, а так же матрацы кроватей и дивана. Белье, сложенное плотной стопкой в шкафу, «разрисовано» той же несмываемой копотью, а торцы каждой из книг из довольно приличной их библиотеки обязательно «выкрашены» в тот же знакомый цвет.
Около месяца Лена с Сергеем каждый вечер не слезали со стремянок: сначала уничтожали следы пожара, потом заново красили потолки и клеили обои. Нанятый мастер положил в гостиной взамен сгоревшего линолеума паркет. Заодно решили выбросить из коридора оборудованные к новоселью и отслужившие свое шкафы- антресоли, частично поменяли вконец испорченную пожаром мебель. «Послепожарное» восстановление квартиры захватило настолько, что даже присвоение Сергею долгожданного звания «полковник» отпраздновали второпях,- ограничились тем, что .Сергей «накрыл стол» товарищам по работе. Этим и обошлись.
Уже близилось лето, ремонтные работы в квартире  были практически завершены, и Лена с Сергеем решили принять предложение ее старшей сестры Лиды,- провести отпуск у них, в городке Морозовске Ростовской области. Тем более, что повод был более, чем уважительный: менее года назад их семья отпраздновала новоселье в доме, построенном для них больницей, в которой Лида со своим мужем Лешей отработали почти 20 лет.
Но неимоверное напряжение последних месяцев все же проявило себя: поздним июньским вечером рядовое сердечное недомогание перешло у Лены в тяжелую форму, и глубокой ночью «скорая помощь» с диагнозом «Приступ стенокардии» увезла ее в хорошо знакомую им «семидесятую» больницу.
Обычный маршрут каждого «сердечника»,- реанимация, кардиология, терапия,- завершился в начале июля выпиской домой, а в первых числах августа Лена, Сергей и Ромка (Наталья только что поменяла работу, и отпуск ей не полагался) через Волгоград приехали в Морозовск.
Бывшая станица Морозовская, в советское время стала центром обширного сельскохозяйственного района с довольно хорошо развитой для провинциального городка инфраструктурой, но сохранила при этом главные составляющие отдыха на природе: недалекое здесь (всего 30 км) Цимлянское водохранилище с его рыбой, да многочисленные степные речушки, полные раков. Неприятно поразила наступавшая в полуденные часы жара, но ее удачно пережидали в  раскрытой настежь и расположенной на втором этаже гостиной. Зато к вечеру, когда температура воздуха становилась приемлемой, выезжали к ближайшей воде, и тут уж без ухи не обходилось. Что касается выловленных раков, то их просто высыпали в бетонную яму в прохладном гараже, откуда потом и брали на стол по мере необходимости.
Ранние утра, когда еще не встало солнце, очень подошли Сергею,- он использовал это благоприятное время для своих многокилометровых пробежек по окрестностям Морозовска. Очень интересно было наблюдать, как солидный мужчина и горожанин на глазах становился мальчишкой из южной степи, когда, вернувшись из пробежки, лез в помидорные кусты и, найдя самый увесистый и спелый помидор, с наслаждением съедал его тут же, на грядке, едва успев ополоснуть в ведре с водой!
К сентябрю они, заехав на несколько дней в Ростов, вернулись в Москву. Вылизанная их трудами квартира ждала их, все лежало и стояло на своих местах: обещавшая хранить «домашний очаг» как зеницу ока, Наталья, прожившая все лето на даче у подруги, особо своими посещениями не досаждала.
Жизнь вошла в свою привычную колею и, казалось, удивить их в ближайшее время ничем не собиралась. Особенно удачно все складывалось у Романа: он «ухитрялся», особенно в летнее время, жить вместе с отцом в учебном центре Военно- инженерной академии и по две и по три недели. И это немудрено, если учесть, что центр расположен вблизи культурно- исторического комплекса «Архангельское», в прекрасном сосновом бору, включающем в себя исторический памятник «Охотничий домик князя Юсупова», на территории которого была снята добрая половина отечественных фильмов о старой России, и когда с тобой в одном офицерском общежитии, как говорится, «за стенкой», живут такие легенды советского спорта, как волейболист Георгий Мондзолевский, или, например, баскетболисты Виктор Зубков и Владимир Андреев!
Кстати, через год, там же, и на тех же условиях будет жить с сыном- дошкольником Димкой только что назначенный преподавателем физической подготовки академии известный волейболист Олег Булыкин.
Разумеется, подружившиеся отцы давали мальчишкам по утрам спать «от пуза», к завтраку в армейскую столовую их не будили, поэтому вынуждены были организовать «Общество по кормлению отпрысков вне графика работы столовой».
Особенно нравилось набегавшимся за день ребятишкам подсесть поздним вечером с двух сторон к сковороде, полной только что поджаренной картошки (а часто с грибами и, нередко, с белыми!) и встать из- за стола только тогда, когда сковороду можно не мыть,- такая она была чистая. (Кстати, пройдет чуть больше десятка лет и на экранах телевизоров замелькает очень напоминающий собой молодого Олега, статный и рослый центрфорвард сначала московского «Локомотива», потом московского «Динамо, а затем и сборной России,- Дмитрий Булыкин).
Тут и подоспело время Роману сделать родителям сюрприз: всегда рассудительный и даже чуть флегматичный мальчик влюбился в железную дорогу. Оказывается, уже в течение года он проводил все свободное время на недалекой от дома станции городской электрички «Новогиреевская»: наблюдал за проходящими составами, приглядывался к работе систем обеспечения движения поездов и даже был знаком с некоторыми бригадами, водившими дальние поезда с Курского вокзала на отрезке Москва- Мичуринск.
Теперь в комнату Романа входить не рекомендовалось: вся площадь пола была занята электрифицированными детскими железными дорогами разной степени укомплектованности и исправности, а сам Роман стал завсегдатаем «пятачка» у «Детского Мира», где постоянно толклись на бесконечной менке деталей этих дорог такие же, как он, фанаты.
Пришло время удивить родителей и Наталье: внезапно прервав вялотекущий роман с австрийским бизнесменом, где все шло к свадьбе и предстоящему переезду в Вену, она объявила, что выходит замуж за отечественного музыканта Мишу Степанова, вместе с которым уезжает в Новосибирск, где их ждет перспективная работа.
Как всегда, у Натальи от решения до его реализации прошло всего несколько дней, и в феврале 1986 года она уже была жительницей  столицы Западной Сибири.
Это потом окажется, что ни она, ни Миша никому в Новосибирске нужны не были, что работать они будут, где придется, и через год с небольшим вернутся под родительский кров.
Тем временем Сергей съездил в свой очередной отпуск,- на сей раз на грузинский курорт Цхалтубо. По дороге, как всегда, завернул к своим (сначала в Кочубей, а потом в Астрахань) и, вернувшись, поделился своими наблюдениями о том, как живут сегодня южные окраины страны.
Надо сказать, что жизнь вообще становилась какой- то странной: провозглашаемые центральной властью лозунги откликов у населения не находили, а декларируемые ею решения на местах принимали какой- то уродливый характер.
Например, на юге страны выращивание винограда, а, следовательно, и производство вина, всегда были заметной отраслью экономики. Теперь же, под предлогом борьбы с алкоголизмом, на местах стали под корень изводить виноградники и, например, в Грузии, вместо всегдашнего изобилия неплохих вин,  все полки винных отделов магазинов «забили» обыкновенной водкой. (Кстати, пройдет всего несколько лет и семена сепаратизма в той же Грузии проклюнутся, в том числе, и на этой благодатной почве,- обиде населения на решение центральных властей уничтожить виноградники).
С каким- то диким перекосом функционировало отгонное животноводство в Прикаспии- родных краях Сергея.
Степь выдыхалась от непомерной нагрузки: почти все, кто так или иначе был связан с этой проблемой, знали, что каждая вторая овца в дагестанских колхозных стадах,- личная. Причем доля овец, принадлежащая чабану, мерзнущему рядом с овцами всю зиму, конечно же, была крайне незначительной: львиная доля их принадлежала различным начальникам,- от председателя колхоза до руководителей республиканского звена. Чем не поле для всеобъемлющей коррупции?!
Но самое главное: нагрузка на пастбища превышала расчетную практически в два раза,- степь медленно и  неуклонно шла по пути превращения в полупустыню. О размерах афер с заготовкой шерсти и мяса в прикаспийской степи свидетельствовали примеры, известные еще с середины семидесятых: человек приезжал в степь, как говорят в Кочубее, «без носков», то есть буквально нищим, а через год- два он же позволял себе на выходные дни заказывать такси до Минеральных Вод и обратно, авиабилет до Москвы и обратно, а также гостиницу в Москве. И все это ради того, чтобы в воскресенье посмотреть футбольный матч с участием любимой команды!
Постепенно изменилась ситуация с добычей рыбы в Кизлярском заливе,- ближайшей к Кочубею акватории Каспия. Расплодились, в обход государственных приемных пунктов, многочисленные группы оптовой скупки и реализации выловленной рыбы (особенно осетровых пород) и, на фоне уменьшения объемов вылова рыбы местным колхозом с многообещающим названием «Путь рыбака», резко увеличилось благосостояние нескольких кочубеевцев, так или иначе имевших отношение к органам рыбнадзора и рыбинспекции.
Но зато радостное событие случилось в семье Павлика: его назначили региональным корреспондентом «Строительной газеты» и, как следствие, его семья получила великолепную по астраханским меркам квартиру. Пришлось расстаться с домиком на окраине,- их первым прибежищем в Астрахани.
Еще некоторое время Павлик и Валечка, прожившие всю жизнь в индивидуальном жилище, где «на четыре стороны света четыре соседа», пытались и в многоквартирном доме сохранить свои старые привычки.
Например, известно, какие «надежные» замки ставят в двери квартир при возведении домов строители. Так вот семья Павлика прожила с этим замком несколько лет, пока Сергей, приехавший в очередной отпуск, не заменил его.
Как-то незаметно выросли дети Павлика и Вали.
Стала взрослой их «старшенькая»- Людмила: рассудительная и самостоятельная девушка, очень напоминавшая этими чертами характера бабушку. Да и Андрей тоже давно прошел тот возраст, когда давал согласие на поcещение городской бани только в том случае, если ему разрешат одеть соломенный кепи (это в январе- то!).
«Из дальних странствий возвратясь», вернулись из Новосибирска и поселились в родительской квартире Наталья с Мишей, и в их, некогда довольно просторном жилище, стало тесновато. Учитывая осторожные утверждения Натальи о возможной беременности, Лена и Сергей начали подумывать о размене. Но ситуация неожиданно «разрулилась»: Сергею в академии предложили вступить в военный жилищный кооператив и они, не мешкая, начали оформлять необходимые для этого документы.
Заговорил о скорой демобилизации из Вооруженных Сил Сергей.
И то правда,- скоро полвека, выслужена полная пенсия, а сил и знаний еще достаточно, чтобы найти себя в новых условиях.
Тем более, что его очень ждали на родине, где уже полным ходом шла так называемая дагестанизация притерских территорий, ранее сплошь русскоязычных.
Меж тем Роман заявил о своем нежелании заканчивать среднюю школу и выразил намерение поступать после восьмого класса в железнодорожное училище. Это очень огорчило Лену, но Сергей настоял: пусть будет так, как он хочет. Что бы потом не винил их.
Наступивший1988 год вообще был горазд на события: 25 января, на Татьянин День, Наталья все в той же семидесятой больнице родила девочку, в марте она стала членом военного жилищного кооператива, в мае месяце уволился в запас Вооруженных Сил Сергей, а в сентябре учащимся железнодорожного технического училища стал Роман.
Друзья посоветовали уже уволившемуся в запас Вооруженных сил Сергею попробовать себя в качестве руководителя комплекса служебных дач Мособлисполкома в Серебряном Бору.
И жить бы им круглый год на служебной даче почти в центре столицы, в 50 метрах от городской троллейбусной остановки, да проживавшая на этих дачах избалованная барынька из совпартслужащих при знакомстве назвала Сергея «новым комендантом». Конечно, стерпеть такое боевой полковник не смог и от предложенной работы отказался.
Потом Лена и Сергей неоднократно будут в своих разговорах возвращаться к этому, возможно, поворотному моменту в их жизни: наверняка, все эти совпартжучки уже знали, что через несколько лет все строения и вся земля Серебряного Бора будет роздана в частные руки, и на месте убогих досчатых служебных дач вырастут аляповатые особняки новых хозяев жизни.
А владелец одного из них (возможно, не худший) будет, к тому же не вылезать с экранов телевизоров, раз за разом, с притопами и прихлопами, рассказывая слушателям слезливую историю о тяжелой судьбе есаула, который не пристрелил своего коня.
Короче, как сказал классик (правда, совсем по другому поводу), «…и я бы мог…)
Первый год учебы на помощника машиниста электровоза прошел у Романа на ура, а в начале второго курса умер мастер- наставник, в котором Роман души не чаял, к тому же у него появились сомнения в правильности принятого решения по будущей профессии.
Сергей, поруководив один год кадрами научно- исследовательского института Госплана СССР, перешел работать в Управление развития материально- технической базы Московского областного союза потребительской кооперации и «сел на своего конька», получив под свое начало два десятка объектов строительства и реконструкции.
Наступил и как- то незаметно прошел 1989 год.
Между тем на окраине Лосиноостровского парка, в муниципальном образовании «Гольяново» уже вовсю строился кооперативный дом Натальи.
Сначала на время, а потом и насовсем, совершенно не готовый к роли отца, переселился жить к своим родителям муж Натальи,-Миша.
Все более разочаровывался своим пребыванием в железнодорожном училище Роман, и Лена с Сергеем постепенно начали готовить его к мысли о поступлении в военное училище.
В августе 1990 года Сергей съездил в отпуск,- в Кочубей  и вернулся с твердым намерением через год переехать туда на постоянное жительство,- строить объекты обеспечения отгонного животноводства.
Параллельно с окончанием железнодорожного училища они с Романом начали подготовку к приемным экзаменам в Харьковское высшее военное училище тыла внутренних войск.
В конце июля следующего года, едва получив документы об окончании железнодорожного училища и дождавшись вызова из Харькова, они выехали туда и через две недели Лена получила телеграмму от Сергея: -«Роман поступил возвращаюсь».
Вернулся он весьма кстати: подошло время окончательного переселения Натальи с Танюшкой в только что выстроенный дом.
К этому времени Сергей укрепил в новой квартире входную дверь, развесил кухонные шкафы. Теперь настало время перевезти и самих детей.
Через месяц Лена снова проводила мужа в Харьков,- на принятие Романом присяги, а оттуда он последний раз съездил в Кочубей гостем: уточнить детали вступления в должность руководителя всех строек Кочубеевской зоны отгонного животноводства. Вернувшись, Сергей начал готовиться к окончательному отъезду в Кочубей.
Но не успел он еще рассчитаться на работе в МОСПО, как грохнул ГКЧП: враз, по примеру незадачливого Бориса Николаевича, все, кому не лень, захотели стать президентами независимых государств, а по соседству с Кочубеем вдруг вскочил прыщ в виде независимой Ичкерии.
Было понятно, что обстановка в северо- кавказском регионе в ближайшем времени будет меняться, и, наверняка, не в лучшую сторону. И Лена говорила о своих сомнениях Сергею, но тот уже твердо настроился на переезд и считал ситуацию вполне приемлемой.
16 декабря  Лена закрыла за ним входную дверь: Сергей ехал поездом в Махачкала. Еще через пять дней он позвонил Лене уже из Кочубея: забрав все документы по передаче от местных организаций под его начало необходимых для осуществления строительства транспортно- технических средств и складских помещений, он переместился туда рейсовым междугородным автобусом.
Все эти дни Лена жила его телефонными звонками: по телевизору по несколько раз в день показывали детали штурма грузинской оппозицией президентского дворца в Тбилиси и ей казалось, что раскаты артиллерийской канонады должны быть ему слышны.
Беспокойства добавил звонок Павлика из Астрахани: -«Лена, уговори его вернуться обратно! Он там с этими пьяницами (имелись в виду друзья детства Сергея: в каждом доме собственное вино) сам сопьется!!».
Дверной звонок, прозвучавший под вечер 31 декабря, показался рядовым явлением. Подумалось: -«Кто- то из соседей, наверное».
За дверью стоял Сергей, и первые слова, сказанные им еще на лестничной площадке, сразу поставили все на свои места. -«Я вернулся, мать. Насовсем!» 
Вот так они встретили новый, 1992 год.
Как потом рассказал Сергей, изменения обстановки в Прикаспии превысили все его ожидания: степь уже наводнили диверсионно- разведывательные группы чеченцев, предвестники рейдов Басаева и Радуева на Буденновск и Кизляр, оказались под вопросом возможности дальнейшей аренды выпасные угодия  Западного Прикаспия Грузией и Северной Осетией.                Появились сложности с обеспечением безопасности прогона и выпаса скота не только у грузин и осетин, но и у самих дагестанцев. И, конечно же, враз были заморожены все планы строительства и реконструкции материально- технической базы отгонного животноводства, осуществлять которые Сергей и намеревался. 
Первые месяцы нового, 1992 года были отмечены сразу несколькими заметными событиями.
Тут тебе и первые курсантские каникулы Романа, и четырехлетие Танюшки, и смена работы у Сергея,- приснопамятное правительство под «умелым» руководством незабвенного Егора Гайдара отпустило цены на строительные материалы, и средств, отложенных на совершенствование материально- технической базы МОСПО (Сергей по приезду из Кочубея восстановился на прежней работе), хватило только на первый квартал.
Но совершенно ко времени откликнулся старый приятель еще со времен их службы в Ростове,- пригласил поработать вместе с ним в малом предприятии (они тогда как раз входили в моду).
Лена с удовольствием поехала вместе с Сергеем на эту встречу,- она уже давно не видела «хитрого Борю» (так между собой они его называли).
Узнать в сивом и толстущем мужчине худенького Бориса удалось не сразу. Посидели, повспоминали, обменялись впечатлениями о жизни.
Назавтра Сергей вышел на работу в «Инкор» (так называлось новое место работы).
Чем запомнились Лене годы пребывания Сергея в «Инкоре»?
Во- первых, безденежьем.
«Демократы», вставшие у руля России, совершенно освободили себя от забот по обеспечению более или менее сносных условий существования ее населения, в том числе и бывших военнослужащих: на фоне стремительно растущих цен на все и вся фиксированная пенсия Сергея постепенно превращалась в фикцию. Должность заместителя генерального директора «Инкора» по административно- хозяйственной части тоже оплачивалась довольно скромно.
Во- вторых, исключительно высоким духом коллективизма, добросердечием и тягой к общению, в том числе и участием в предельно скромных по размаху, но очень душевных вечерах, устраиваемых на предприятии почти на все «красные дни календаря».
В- третьих, знакомством с Леной Чепурной,- молодой (ровесницей Натальи), еще незамужней девушкой, от природы наделенной то ли интуицией, то ли даром предвидения событий, то ли и тем и другим вместе.
Во всяком случае, когда Сергей познакомил ее со своим бывшим сослуживцем, обнаружившим в свое время у себя сходные качества и успевшим к этому времени стать «гуру» одного из многочисленных «обществ для посвященных», тот высказался о ней однозначно: «посланник». Что касается обычного человека, то способность Лены несколькими движениями рук вокруг головы снять у человека приступ боли, равно как и угадывание, например, исхода предстоящих переговоров, приводили сотрудников «Инкора», как минимум, в трепет. А чего стоили ее предсказания матери о нецелесообразности, например, выезда в очередные выходные дни на дачу!?
(Пройдет несколько лет, Сергей уже не будет работать в «Инкоре», но звоня время от времени, а изредка и посещая своих бывших сослуживцев, он каждый раз с сожалением будет узнавать о том, что Лена в жизни коллектива будет принимать все меньшее участие, так как все больше и больше времени будет проводить на разного рода семинарах среди себе подобных. А потом и вообще переедет на постоянное жительство в Индию, в какое- то, то ли религиозное, то ли общественно- политическое общество).
К этому времени выяснилось, что отдельная квартира Натальи,- это не только благо, но и куча проблем.
 Инфраструктура микрорайона- новостройки, в состав которого вошел и их дом, конечно же, не обеспечивала в достаточном объеме насущных запросов проживавшего здесь населения: транспортное сообщение с ближайшей станцией метро явно недостаточное (всего один автобусный маршрут, да и тот раз в полчаса), продовольственный магазин,- один на всю округу, школа пока представлена только нулевым циклом, а детский сад, к которому их прикрепили, находится довольно далеко.
Посещение детского садика у Танюшки не заладилось,- она так часто болела простудными заболеваниями первую зиму, что стало ясно: следующий осенне- зимний сезон она  уже не выдюжит.
К тому же новая Россия как нельзя кстати разродилась законом о праве выхода на пенсию до наступления пенсионного возраста.
В конце концов так и поступили: Лена досрочно оформила себе пенсию, а Танюшка вернулась на улицу Молостовых.
Наступило совершенно чудное время,- Лена и Танечка проводили все погожее время на свежем воздухе. А если учесть наличие неподалеку уже упомянутой Терлецкой Дубравы с ее прудами и местами кормления белочек, то понятно, что первый весенний загар проявлялся на щеках Танюшки еще в апреле месяце.
По выходным дням к делу «гуляния на природе» подключался Сергей. Ну тут уже все было «по- взрослому»: они с Татьяной, набив карманы яблоками, с запасом питьевой воды и «с корочкой хлеба», уходили в Измайловский парк, где и проводили весь световой день. Там, в центре парка, ими был обнаружен клуб всепогодного волейбола, и они стали его завсегдатаями: Сергей играл в волейбол, а Татьяна прекрасно проводила время в играх с такими же, как она, малышами,- детьми и внуками этих самых волейболистов.   
А в это время «незалежная» Украина предъявила свои якобы права на комплекс зданий и сооружений Харьковского училища внутренних войск МВД РФ и к моменту окончания первого курса перед Романом встала диллема: либо присягнуть на верность Украине и остаться учиться в Харькове, либо передислоцироваться вместе с пророссийской частью училища в Пермь, на базу местного училища внутренних войск.
Для Романа вопрос о смене державы не стоял, и в конце июля 1992 года самолет Ил-76 (внутренние войска обзавелись к этом времени своей транспортной авиацией) забросил его вместе с другими курсантами в Пермь.
Несколько суток, проведенных перед отпуском в Перми, позволили ему сделать несколько выводов об особенностях местного климата, главный из которых звучал так: -«Отец, ты знаешь, какие там комары!? Вчетвером одеяло с курсанта стаскивают!!».
Незаметно подошел к концу 1992 год и в середине следующего, 1993 года, Сергей принял предложение одного из своих бывших сослуживцев по Главку внутренних войск поработать в службе безопасности торгово- производственных фирмы (частный бизнес потихоньку завоевывал позиции в экономике бывшей страны развитого социализма).
Да и материальная сторона вопроса была в данном случае не последним фактором: за три суточных дежурства на новом месте работы платили сумму, равную месячной зарплате заместителя гендиректора фирмы «Инкор»!
К этому времени выяснилось, что переезд в собственую квартиру здорово изменил жизнь Натальи: так получилось, что дом заселили, преимущественно, молодые семьи,- в основном, либо дети офицеров, готовящихся выйти на пенсию, либо вышедших недавно, как Сергей. Поэтому внутри подъезда образовались своего рода мини-коммуны, где все взрослые дружили по интересам.
Не без влияния друзей Наталья решила попробовать себя в посреднических торговых операциях по схеме «в эмиратах купил,- в Москве продал». Непродуманность затеи, помноженная на авантюрность характера основного генератора идей,- натальиной подруги и соседки (кстати, тоже Натальи), привела к задолженности перед банком, в котором был взят кредит. Пришлось искать варианты обмена квартиры с доплатой (речь шла не о каком- то пустяке, а о восьми тысячах долларов!). И хорошо, что нашлись люди, которые имели эти восемь тысяч и которым приглянулась (а могла ли не приглянуться!?) натальина квартира.
Так в жизни Натальи и Танюшки появилась двухкомнатная квартира на первом этаже кирпичной «хрущевки», недалеко от комплекса зданий Института физкультуры на Сиреневом Бульваре.
Занятые беготней, связанной с переездом на новую квартиру, они и глазом моргнуть не успели, как наступил 1994 год, а марте- месяце, устав от надоедливого мельтешения на телевизионном экране призыва о необходимости срочного приобретения акций ОЛБИ, Лена машинально запомнила номер телефона агенства, выпустившего эту рекламу.
Дальше все было очень просто: Сергей позвонил по запомнившемуся телефону и предложил их охранной структуре свои услуги. Еще через день его пригласили на собеседование, а на следующий день он уже вступил в должность начальника охраны объекта «ОЛБИ Автолэнд»- довольно большого автомобильного рынка в павильоне «Машиностроение» на ВВЦ.
Тем временем прямо во дворе, где размещалось новое жилище Натальи и Татьяны, нашлась средняя школа, в которую в первый класс с удовольствием взяли не по годам развитую шестилетнюю Таню.
Так Лена снова «пошла на работу»: утром уезжала к детям и проводила там весь день (со школы встретить, покормить, переодеть, погулять с внучкой, опять переодеть, снова покормить, за уроки посадить и т.д.).
Уезжала она только с приездом Натальи, уставала за день до изнеможения, но чувство нужности детям заставляло держать спину прямой.
За выходные дни Лена только- только успевала переделать все накопившиеся за неделю дела: постирать- перегладить, приготовить Сергею на неделю неизменный борщ, принять и отправить обратно Татьяну,- Сергей взял за правило, не взирая на погоду, забирать ее в субботу у Натальи, пересекать вместе с нею пешком Измайловский парк (с заходом на уже упомянутые площадки всепогодного волейбола)  с тем, чтобы, после ночевки на Молостовых, в воскресенье, опять таки с заходом на волейбольную поляну(!), вернуться на Сиреневый Бульвар.
Разумеется, у «всепогодников» считалось хорошим тоном после игры «перекусить», а если это происходило в холодный период, то непременным атрибутом такого перекусывания был обязательный костер, на котором из имевшихся продуктов для детей поджаривалось все, что имело смысл поджарить.
Запах дыма от такого костра выветривался из одежды Татьяны целую неделю, до следующего выходного, а потом все повторялось. 
Приехал в очередной отпуск Роман и привез неутешительные вести: выпуск будет досрочным,- в мае 1995 года и, по слухам, основная масса выпускников будет направлена на укрепление северокавказской группировки внутренних войск.
 Сергей и сам знал о резком ухудшении экономической и социально-политической ситуации как в Чечне, так и прилегающих к ней территориях Дагестана и Ставрополья. Знал он и тех, кто к тому времени пришел к руководству и в вооруженных силах России, и во внутренних войсках («Эти своих детей в бой не пошлют, а чужих жалеть не будут!»).
Поэтому и решение было принято однозначное: Роман пишет рапорт об отчислении из училища, возвращается домой и доучивается в гражданском высшем учебном заведении.
В начале декабря 1994 года Роман вернулся из Перми домой насовсем, в новогоднюю ночь вооруженные силы «демократической» России вошли в Грозный,- столицу субъекта Российской же Федерации, а утром нового,1995 года, грозненские собаки уже растаскивали по городским улицам внутренности первых россиян, погибших в этой безжалостной и бессмысленной ночной мясорубке.
Почти сразу удалось устроить Романа на работу: частным охранником в ту же структуру, где работал и Сергей. Наступившим летом, после непродолжительных раздумий, Роман отнес документы в Московский экономический университет и был зачислен на второй курс экономического факультета (форма обучения- заочная).
Жизнь на короткое время стабилизировалась.
 Более того, в семье выработался своеобразный поведенческий стереотип: едва наступало утро, они, позавтракав, разъезжались по своим местам: Сергей и Роман,- на работу, а Лена,- на Сиреневый Бульвар, к Наташе с Таней.
Наступил и прошел, запомнившись поступлением Татьяны в музыкальную школу, 1996 год.
А было так: узрев недалеко от дома музыкальную школу, бабушка отвела внучку туда на прослушивание.
Результат прослушивания ошеломил: -«Берем девочку сразу в первый класс, минуя подготовительное отделение!».
Произошли изменения на работе у Сергея: лопнул как мыльный пузырь, концерн ОЛБИ, ударился в бега его президент Олег Бойко, а огромное управление охраны концерна, в котором работал Сергей, преобразовалось в небольшое частное охранное предприятие. И хотя за время работы в этой структуре Сергей прошел путь от начальника охраны объекта до заместителя генерального директора, он начал подумывать о смене работы.
Долго искать не пришлось: в марте 1997 года позвонил бывший сослуживец по Военно- инженерной академии Володя Аронов и сказал, что он рекомендовал Сергея на своей теперешней работе.
Сергей поехал на переговоры, а вечером привез новость: ему предложили под конкретную задачу создать с нуля и возглавить частное охранное предприятие.
Дело казалось перспективным, планы,- грандиозными, да грохнул через год дефолт и задачи, а с ними и заработная плата, сократились как шагреневая кожа. Но Сергей успел уже прикипеть к новому делу всей душой, к тому же на охраняемом объекте велись масштабные строительные работы, а в этих делах он готов был участвовать и бесплатно. Короче, Сергей нашел «свое» место.
Тем временем, в доме появилась высокая и стройная блондинка Света.
-«Познакомьтесь, родители,- это моя девушка!»,- так сказал о ней Роман.
Света оказалась сибирячкой, приехавшей в столицу учиться на инженера- строителя. Очень многое в ее жизни показалось им значительным, если не знаковым: ее родители, как и Сергей с Леной, в свое время по зову Родины уехали работать в Восточную Сибирь, и городок Нижнеудинск, что в Иркутской области стал их судьбой.
А Света так хорошо ориентировалась в Иркутске, что даже знала дом на улице Ленина, где прожили часть своего «сибирского» прошлого Сергей с Леной и Наташей.
Позже, когда придет время знакомиться с родителями Светы (кстати, их ровесниками), Сергей с Леной поймут, что незримо объединяло их с самого начала их общения: восточносибирская тайга стала главной темой бесконечных разговоров Сергея и отца Светы,- Виктора.
Настал 1998 год.
Страна начала потихоньку вылезать из последствий дефолта, стало чуть- -чуть полегче с деньгами и Сергей заговорил о необходимости съездить в Астрахань и, возможно, в Кочубей.
Несмотря на определенные сложности по работе, он все же сумел вырваться на две недели в Астрахань и даже съездить вместе с Павликом на малую родину.
Новости, которые он привез из этой поездки, подтвердили правильность принятого им в декабре 1991 года решения: в Кочубее делать нечего.
Действительно, за прошедшие семь лет социально- экономическая обстановка в Дагестане заметно ухудшилась, прежде русскоязычная и православная терская казачья линия окончательно размылась за счет переселения на равнину так называемого «титульного» населения, а близость поголовно безработной и живущей, в значительном своем большинстве, по принципу «украл- наелся» Чечни, наложила свой отпечаток на все аспекты такого многопланового понятия, как повседневная жизнь.
Что особенно поразило Сергея, и о чем он потом неоднократно вспоминал: внешний вид их «родового гнезда». Дом всегда казался им большим, да и был таковым на самом деле,- как никак двенадцать метров вдоль главной улицы и семь метров в ширину. Но за последние полвека центральная часть села застроилась действительно крупными строениями общественного назначения, а по центру улиц и переулков пролегли в довольно высоких насыпях дороги с асфальтным покрытием, в то время как дом остался на своем уровне.
К тому же высаженные вдоль его фасада пять пирамидальных тополей за четверть века вымахали выше его метров на шесть- восемь, и от всего этого дом вдруг показался Сергею и Павлику совсем маленьким и каким- то жалким.
Второе, на что они обратили внимание,- в соседних домах не осталось ни одной русскоязычной семьи, вокруг одни только дагестанцы.
И третье, поразившее их уже при посещении могилы отца,- запущенность и бедность старого поселкового кладбища и, как полная противоположность ему,- бурно разрастающееся и заполненное помпезными памятниками мусульманское кладбище по соседству.
Между тем прошли новогодние праздники и подоспел очередной день рождения Татьяны.
Поскольку шарахающаяся из стороны в сторону реформа российского образования перевела девочку, минуя пятый класс, сразу в шестой, а учиться в школе она начала в шесть с половиной лет, то неожиданно для всех одиннадцатилетний ребенок вдруг стал старшеклассником.
Правда, сие обстоятельство никак не отразилось на ее успехах: она одинаково уверенно успевала и в общеобразовательной и в музыкальной школах.
Неожиданно для всех вдруг проявил себя почти уже забытый отец Татьяны,- Михаил. Сначала их общение носило довольно натужный характер, но потом Татьяна познакомилась со своим сводным братом (от предыдущего брака у Михаила остался сын Федор), оба ребенка успешно учились в музыкальной школе и даже внешне оказались похожими друг на друга. Не остались в стороне от дружбы сводных внуков и дедушка с бабушкой со стороны Феди,- у Татьяны сразу добавилось родни.
Ближе к лету заговорили о предстоящей свадьбе Роман со Светой.
В ответ на робкие предложения Сергея и Лены («вот мы когда женились») молодые заявили о своем видении организации этого торжества, так что родителям ( а к началу свадьбы подъехали и родители Светы) была оставлена только задача созерцать и радоваться.
Созерцали и радовались в нанятом для этой цели кафе в Сокольниках: целый вечер бухала в уши электронная музыка, ведущий веселил присутствующих местечковыми анекдотами, а по огромному экрану на дальней стене бесконечным рядом шли и шли обнаженные девушки,- вживую демонстрировался какой- то сверхмодный показ мод (когда в Астрахани стали смотреть видеозапись свадьбы, то по- провинциальному стеснительная жена Павлика Валентина слегка оторопела: оказывается  оператор, снимая родителей, выбрал такую позицию, что, как выразилась Валентина, «девки прямо на Сергея перли»).
К полуночи они так устали от грохота и шума, сопутствующего такому мероприятию, что попросили у детей разрешения поехать домой. Молодежь (в том числе и Татьяна) «бились» на свадьбе до утра.
Сразу после свадьбы Романа Сергей заговорил о целесообразности перехода Лены на медицинское наблюдение из поликлиники «по месту жительства» в ведомственную поликлинику, как члена семьи пенсионера МВД (к тому же врачу, у которого он сам уже несколько лет наблюдался, как ветеран афганских событий).
Первичное обследование было, в отличие от практикуемых в «районке», довольно обширным и выявило необходимость дополнительного обследования щитовидной железы.
По результатам обследования была предложена плановая операция,-резекция части щитовидки, имеющей признаки многоузлового зоба. И как утвердительно заявили специалисты хирургического отделения главного клинического госпиталя министерства событие абсолютно рядовое.
В назначенный день Сергей проводил Лену в госпиталь. Еще в один назначенный день ей была сделана операция, которая, по словам врачей, прошла вполне успешно. Когда Сергей посетил Лену в палате, она уже почти вышла из наркоза и даже успела поприветствовать его немного невнятной фразой, что-то типа «Уже пришел?». А когда, спустя примерно полчаса после его ухода, в палату вошла Света, то вокруг Лены уже хлопотала целая бригада медиков: у нее стремительно развивался инфаркт миокарда.
Потом была, как положено, реанимация, за ней 21 день кардиологического отделения, где ее ежедневно посещали дети (о Сергее и говорить нечего,- его работа находилась от госпиталя всего в трех остановках метро).
Кстати, там Лена впервые осознала, чем теперь больна: во время очередного посещения ее Сергеем к ним подошел ее сосед по отделению, в котором Сергей узнал своего старого знакомого,- военного врача, почти сослуживца. Они долго и горячо вспоминали прошлое, Лена наблюдала за ними со стороны, такими оживленными и даже помолодевшими, а ночью Стас (так звали знакомого Сергея) умер.
Перед самым Новым Годом Сергей привез Лену домой. Так начался для них двадцать первый век.
Первый месяц «выхаживания инфаркта на дому» складывался для Лены тяжело,- общая слабость и необходимость носить тяжелую одежду не позволяли много гулять на воздухе, а это было главное требование врачей.
Ближе к лету Лена немного окрепла. Подсохли и стали проходимыми аллеи Терлецкой Дубравы, да и в выборе «что одеть сегодня» появилась вариантность: прогулки стали более длительными и, что самое главное, Лена стала гулять самостоятельно.
В середине лета она уже не удовлетворялась дневной прогулкой: вечером они еще раз гуляли уже с Сергеем, и он был удивлен, когда узнал, какое расстояние она ежедневно проходит сама,- речь шла о не менее, чем десяти километрах в день.
Они потихоньку стали уверять себя в том, что самое страшное позади, заказали на начало следующего, 2001 года, путевки в подмосковный санаторий в Звенигороде и даже съездили туда.
Лене в Звенигороде очень понравилось, и они решили приехать сюда на следующий год, только уже осенью.
Меж тем зима кончилась, пришла весна.
В условиях «повсеместной мокрети» они уже выработали привычку ежевечерне проходить «свой» маршрут,-четыре километра по наиболее освещенным улицам микрорайона, как поздним вечером накануне Пасхи Лена вдруг почувствует сильные боли внизу живота. На рассвете следующего дня скорая помощь отвезла ее в хирургическое отделение хорошо знакомой им семидесятой больницы, где Лене был поставлен диагноз: обострение почечной болезни.
Почки будут мучить ее весь год. Только в урологии двадцать девятой городской больницы с почечными коликами она будет лежать дважды. И при всем при этом врачи будут высказываться за отсутствие какой- либо патологии, поэтому лечение будет носить консервативный характер: сняли болевой синдром и на выписку.
На фоне постоянного напряжения организма, вызванного приступами почечной колики и приемом значительного количества лекарств, начало напоминать о себе сердце, и за счет рекомендованного кардиологами курса сердечной терапии ежеутренняя кучка обязательных к приему лекарств значительно прибавила в объеме.
Во второй половине года о перенесенной в Иркутске болезни Боткина «вспомнила» печень: несколько госпитализаций подряд во второе хирургическое отделение все той же больницы №29 были вызваны как раз болями в области печени (кстати, именно специалисты этого отделения, лечащий врач Вадим Данич и, особенно, заведующий отделением Возген Варданян, придут на помощь Лене два года спустя, когда бороться с болезнями у нее уже не будет сил).                Так, в борьбе с недомоганиями и очередными поездками в больницы и обратно завершился две тысячи второй и наступил новый- 2003 год.                Очень ко времени сделала свой очередной шаг не по годам мудрая Танюшка: она ухитрилась поступить на бюджетный курс дирижерско-хорового отделения музыкального училища имени Гнесиных. Как следствие, четыре последующих года окажутся наполненными событиями, на фоне которых все недомогания Лены как бы отступят на второй план. И немудрено: девчушка к своим шестнадцати годам дважды стала лауреатом городских конкурсов хорового пения.
Где- то в начале лета почувствовавшая себя немного лучше обычного Лена убедила Сергея продолжить прерванный еще до свадьбы Романа ремонт квартиры и хотя бы заменить уже потерявшие товарный вид двери в гостиную и кухню. В доме появился знакомый Сергея по работе, пожилой грузин по имени Резо, и они вдвоем с еще одним таким же немолодым соотечественником за два дня не оставили от старых дверей даже воспоминания. Новые двери придали холлу и кухне более- менее нарядный вид и Лена решила, что теперь пришло время заменить на кухне обеденный стол со стульями.
Сергей эту идею поддержал и в мебельном магазине по соседству с домом были выбраны стол и четыре стула из березы прекрасного вишневого цвета.
Это по-своему как- то освежило уже порядком устаревшую кухню.
К этому времени Сергей, уже смирившийся с мыслью о том, что на малую родину вернуться не удастся, выдвинул идею выезда на постоянное жительство за город,- ему казалось, что там, на «земле», Лена будет чувствовать себя намного лучше.
Было предпринято несколько поездок по заранее выбранным адресам. В одной из них, под предлогом участия в ночной рыбалке, с Сергеем даже была Танюшка.
Городскому подростку, избалованному определенным уровнем комфорта, одной ночи под необъятным небом на берегу Москвы- реки хватило с лихвой: вернувшись из поездки с оранжевыми от многочасового пребывания на солнце щеками, она отсыпалась потом почти полтора суток.
Поездки помогли Сергею сделать выбор в пользу Рязанской области.
  Особенно загорелся он после посещения деревни Никитское: высокий берег Оки в месте слияния ее с рекой местного значения Проней, бескрайняя пойма на противоположном берегу (явное заячье место!) и крепкие хозяйственные мужички-соседи. Сравнительно недалеко федеральная трасса Москва- Самара и железнодорожная станция Шилово, соединенные с деревней асфальтированной дорогой хорошего качества.
И, что самое важное: рядом с деревней находится известный в центральной России многопрофильный санаторий, где несложно получить, при необходимости, квалифицированную медицинскую помощь.
Дом им предложили не новый, построенный еще в первой половине прошлого века, к тому же в нем уже несколько лет никто не жил. Но Сергея, как строителя, привлекла возможность сравнительно недорого газифицировать его и провести в дом воду (деревенский газопровод и водопровод практически  под окном), а почти метровой толщины кирпичные стены вкупе с сухим подвалом трехметровой глубины позволили бы запросто надстроить один, а то и два этажа. Как говорится, места хватило бы всем.
И, конечно, восхитил Сергея сад: одних только вишневых деревьев он насчитал более двадцати!
Правда, была у этого дома одна закавыка: продавал его по поручению хозяина родственник. Договорились, что как только он выправит доверенность на продажу, то они сразу заключат с Сергеем сделку.
Наталья встретила предложение купить дом с восторгом:-«Мы каждый отпуск только с Вами! И в течение года каждый месяц на выходные приезжать будем!!).
Первыми негативно отозвались о предложении Сергея Роман со Светой: -«Далеко! Не наездишься! А как в Москву выбираться, если мать заболеет? Да еще зимой?!».
Засомневалась в реальности жизни в деревне и сама Лена:-«Как же я теперь без госпиталя, Сергей? А если я буду, как теперь, двадцать дней дома- двадцать дней в больнице, то как ты там будешь и зачем? А если ты будешь здесь, то зачем он нам там?!»
Может быть, они бы и еще спорили о положительных и отрицательных сторонах идеи жить в провинции, да пришло известие из Никитского: дом, не дожидаясь оформления доверенности на продажу, купил рязанский «из крутых» и уже приступил к его реконструкции.
Именно на это время пришелся очередной «заезд» к ним Мусеньки Заикиной: у нее, кажется, сложилась возможность купить квартиру в Астрахани, продав принадлежащую ей в Скопине.
И то сказать: дочь Ольга давно замужем за офицером,- колесят по стране, в Скопин никогда не приедут. Путилов где- то в Ярославской области,- воспитывает маленького сына от юной жены. Что делать в чужом городе, где нет ни одной родной души? А в Астрахани,- могилы родителей, сестра Галина и брат Александр с семьями. А сколько земляков-«чернорынковцев» ?!
Ее присутствие в течение нескольких дней очень помогло Сергею,- две немолодых и уже не очень здоровых женщины всегда найдут о чем поговорить, как ободрить друг друга.
После отъезда Мусеньки (кажется, так Марину Дмитриевну Путилову- педагога с сорокалетним стажем уже давно  никто, кроме Сергея, не называл) неожиданно напомнил о себе желчный пузырь Лены.
Но если летом удалось обойтись консервативным лечением, то в сентябре- месяце зловредный пузырь все же пришлось удалить методом лапроскопии.
(Эта лапроскопия в исполнении хирургов пятнадцатой городской больницы будет долго сниться им потом в страшных снах: мало того, что Лену буквально вытолкали из больницы на четвертый день после операции, так ей, как впоследствии оказалось, еще и скрепку титановую внутрь брюшного пространства уронили,- ее обнаружат только спустя год, при томографическом обследовании).
Меж тем, в спешных выездах в больницы и возвращениях из них, подкралась осень, и во второй половине октября, поздним вечером, у находившейся дома Лены вдруг резко ухудшилось самочувствие, давление скакнуло до критической отметки, а вызванная Сергеем машина скорой помощи в считанные минуты домчала их все до той же пятнадцатой больницы.
Еще через полчаса дежурная бригада врачей кардиологического отделения вынесла свой вердикт: инфаркт миокарда. На четвертый или пятый день пребывания Лены в больнице (ее уже перевели из ренимационного блока в палату) Сергей вдруг встретил в коридоре кардиологического отделения Резо. Оказывается, заболел тот самый его товарищ, вместе с которым они меняли у них двери. Разумеется, Резо навестил Лену, Сергей, в свою очередь, навестил его больного товарища,- болезнь всех равняет, а сочувствие лечит.
Через пару недель Лена была уже дома. (Кстати, как впоследствии узнал Сергей, их знакомому так и не удалось полностью восстановиться, и он был вынужден уехать из хлебной Москвы на родину, чтобы пополнить собой армию безработных суверенной Грузии).
Ноябрь 2003 года выдастся нелегким: обострение болезни печени и, как следствие, уже знакомая по предыдущим госпитализациям пятая палата второго хирургического отделения 29- ой городской клинической больницы,  возвращение домой и новая госпитализация,- в ранее им неизвестную тридцать шестую больницу, краткое пребывание дома и очередная госпитализация,- теперь уже в свой родной главный клинический госпиталь МВД Российской Федерации.
Чуть раньше Сергей обеспокоился появившимися у него в паховой области симметричными уплотнениями- шишечками. Осмотревшая его в поликлинике МВД милая женщина- хирург определилась быстро:- «Грыжа двусторонняя. Зашьем!». Поэтому, как только Лену положили в госпиталь, Сергей тут же напросился на операцию. Так что Новый, 2004 год, они встретили в госпитале. И хотя лежали они в разных зданиях, но по переходу, их соединявшему, Сергей, несмотря на свежий шов, навещал Лену по нескольку раз на день.
Именно здесь им впервые сказали, что у них неважная поджелудочная железа и хронический гастрит. На фоне проблем с сердцем к нездоровым печени, желудку и почкам теперь прибавился панкреатит.
Вышли они из госпиталя на Рождество, и это показалось им добрым знаком (может, действительно наступит время хоть какого- то, хотя бы временного возрождения).
Действительно, прошло двадцать дней, потом тридцать, а потом и тридцать пять дней, и это уже был рекорд пребывания Лены вне больниц.
Они было начали строить планы возможного отдыха в санатории, как поздним февральским вечером им не удалось самим справиться с внезапно подскочившим до опасных цифр сердечным давлением, а скорая помощь доставила их в ранее незнакомое кардиологическое отделение тридцать шестой городской клинической больницы. В те дни вся Москва переживала по поводу трагедии в аквапарке, больницы работали в большом напряжении, поэтому Сергея в качестве сопровождающего кресло с больной не взяли, выдав дежурную фразу: -«Звоните утром в отделение!».
Ответ на утренний звонок Сергея привел его в замешательство:
-«Состояние средней тяжести, лежит в холле!». Через час он уже стоял в том самом холле, где на жестком диванчике для посетителей и даже безо всякой простыни лежала Лена. Еще через пятнадцать минут он переговорил с заведующей отделением- славной, по- русски крепко сложенной дамой средних лет (как выяснится позднее,- дочерью пограничника, уроженкой Кубани), а еще через полчаса Лена уже лежала в двухместной палате и с ней беседовала лечащий врач.
После выхода из кардиологического отделения тридцать шестой больницы Сергей с Леной уже заинтересованно считали дни пребывания дома и не ошиблись,- вместе встретили первомайские праздники.
Именно на эти праздники Лена пожаловалась на сковывающие боли в области лопаток. Через несколько дней (все это время они безуспешно лечились противовоспалительными и обезболивающими мазями, рекомендованными  знакомыми врачами), боли спустились в область поясницы, а потом и в ноги. В ночь с восьмого на девятое мая бригада скорой помощи,- две молоденьких, нещадно курящих девчушки,- посоветовали Сергею отвезти Лену в неврологическое отделение двадцать четвертой городской больницы, вблизи метро «Таганская».
Утром Сергей нашел Лену уже в другой палате (ее перевели поближе к посту дежурной медсестры), переговорил с лечащим врачом,- довольно молодой и, как показалось Сергею, крайне уверенной в себе женщиной. На вопрос Сергея «знаем ли мы, от чего и как лечить» был дан безаппеляционный ответ: -«Да, конечно!».
Правда, обстановка в палате, где лежала Лена показалась Сергею угнетающей,- тяжелые инсультные больные, какой- то угрюмый, неласковый персонал.
Одно обнадеживало,- надежда на квалификацию врачей, особенно на заведующую отделением, которую ждали из отпуска со дня на день.
И, действительно, два или три последующих дня были буквально заполнены обследованиями с использованием самой различной аппаратуры, большую часть которой Сергей до этого вообще никогда не видел (поскольку старая больница размещена, а, проще разбросана, по доброму десятку зданий в самом центре Москвы, а санитарок, чтобы возить больных из корпуса в корпус, как всегда, не хватает, то Сергей как раз обязанности такой санитарки и выполнял).
В начале недели на работе появилась заведующая отделением,- пожилая, никак не моложе их, дама. Сергей рассчитывал на квалифицированный разговор о методике лечения, возможно длительного, возможно с определенными затратами, как вдруг ему было заявлено, что Лена для них «непрофильная». Если отбросить все условности, то их попросту попросили выписаться.
Будучи в полном отчаянии, Сергей позвонил Людмиле Ивановне, той самой дочери пограничника: -«Что посоветуете?». Ответ был краток: -«Привозите, разберемся.»
Ее снова положили в кардиологию, даже в ту самую палату, и лечащий врач,- милая и ласковая Елена Лазаревна,- встретила ее как близкого человека, и врач- невропатолог оказалась на удивление внимательной женщиной.
Короче говоря, через недельку Лена потихоньку начала вставать, потом начала самостоятельно ходить в столовую, а потом пришел день, когда они с Сергеем впервые вышли посидеть в больничный двор.
После выписки из больницы им удалось установить очередной рекорд,- продержаться вне лечебного учреждения почти сорок дней. Потом был еще один бросок давления, и снова кардиология тридцать шестой больницы, и очередное возвращение домой.
Как всегда, предварительно позвонив, приехала Мусенька Заикина: ей удалось продать квартиру в Скопине, чудом избежав при этом бандитско- мошеннической ловушки (и до крошечного Скопина дотянулась эта зараза!).
И хоть  Мусенька спешила: квартира в Астрахани, купленная на «детские деньги» (так в своем разговоре они охарактеризовали сумму, занятую у дочери Мусеньки- Ольги) ждала ремонта, к тому же Мусенька спешила рассчитаться с детьми, все же несколько дней она побыла рядом с Леной (Сергей даже смог несколько раз, хоть и на короткое время, вырваться на работу).   
Через несколько дней после ее отъезда боли в области эпигастрии, сопровождавшие Лену в последнее время практически постоянно (уходить от них удавалось только за счет приема обезболивающих медикаментов)- все же поставили их перед необходимостью серьезных разговоров со специалистами по гастроэнтерологии. После ряда консультаций было решено попытаться пробиться в Институт гастроэнтерологии, благо и расположен он от них неподалеку,- на Шоссе Энтузиастов. Начали искать туда ходы. Вышли на главного врача и почти договорились о госпитализации. Дело было за малым,- добиться более иль менее стабильного общего состояния здоровья, чтобы Лена хотя бы смогла, как говорится, на своих ногах пройти первичное обследование.
Но болезнь ждать не желала: поздним августовским вечером резкое обострение болей в животе заставило их вызвать скорую помощь, а та моментально домчала их до пятнадцатой больницы.
Несчастливая для них пятнадцатая надежд не обманула- уже на третий день им заявили, что предварительный диагноз (обострение хронического панкреатита) не подтвердился, и их могут выписать на поликлиническое наблюдение по месту жительства.
В конце дня они уже оказались дома в ожидании очередной беспокойной ночи.
Так пришел сентябрь.
Еще теплилась надежда, что удастся «дотянуть» до госпитализации в Институт гастроэнтерологии: им и надо-то было всего двое- трое суток продержаться, пока освободится место в палате, да болезнь подторопила: как всегда, с подозрением на панкреатит, их госпитализировали в пятое хирургическое отделение некогда счастливой для них семидесятой больницы.
Два дня в палате на пять человек врачи старательно обходили койку со стонущей Леной, а на третий день лечащий врач,- совсем еще молодая женщина, заявила Сергею, что для хирургического вмешательства предпосылок нет. Вопрос о милосердии к больному при этом не ставился за ненадобностью.
В ситуацию вмешалась Наталья. После разговора с Сергеем, она дозвонилась до главврача больницы, и тот отдал распоряжение о переводе Лены в терапевтическое отделение.
Конечно, к этому времени от некогда великолепной больницы, в которой тридцать один год тому назад Лена родила Романа, остались одни воспоминания: палаты переполнены и давно не видели ремонта, места общего пользования в ужасающем состоянии, лекарств недостаточно. Но заведующая отделением,- бесконечно отважная Лариса Ивановна ( сколько их, беззаветных тружеников российского здравоохранения встретилось Сергею и Лене за эти годы!)- решительно взялась за излечение Лены от эрозивного гастрита желудка (такой диагноз дало проведенное в семидесятой больнице обследование).
Первые две недели в состоянии Лены наблюдалось некоторое улучшение,- они с Сергеем даже несколько раз выходили в больничный двор на коротенькие прогулки. Потом болезнь все же взяла свое: боли в области желудка и кишечника усилились, каждый прием пищи стал проблемой, а кратковременный сон стал возможен лишь после очередного обезболивающего укола. Заведующая отделением привлекла к проблеме Лены внимание кафедры внутренних болезней бывшего всесоюзного НИИ, пребывающего на территории больницы еще с незапамятных советских времен: соискатели научных степеней с удовольствием демонстрировали Лене результаты обследований, проведенных ими, а положение дел с излечением продолжало ухудшаться.
Никогда еще Сергей не забирал Лену после очередного излечения такой больной и слабой,- последнюю ночь перед выпиской ему даже разрешили провести рядом с ней, на соседней кровати.
Возможность поместить ее в Институт гастроэнтерологии снова откладывалась- теперь уже на неопределенное время.
Сказать, что они провели дома двое суток, было бы не совсем точно,- они промучились дома двое суток, а потом вынуждены были вызвать очередную скорую помощь.
Известие о том, что их везут в двадцать девятую больницу, немного обрадовало: как никак во второй хирургии они лежали неоднократно, там их уже знают, и не надо хотя бы заново объяснять, кто они и зачем приехали.
Они еще не знали, что на первом обходе заведующий отделением В.К.Варданян не узнает в страшно исхудавшей и почти самостоятельно не передвигающейся женщине ту самую миловидную даму, которой он неоднократно снимал боли в области эпигастрии. Как он потом скажет Сергею: -«Я только, когда тебя увидел, понял, что это она!».
Варданян привлечет к обследованию Лены всех, кого мог привлечь на тот момент как в самой 29-ой больнице, так и в находящемся по соседству Центральном госпитале МО РФ им. Бурденко, и суждения эти специалисты будут высказывать разные, вплоть до самых крайних.
А потом он скажет Сергею главные слова: -« Я по-прежнему считаю, что болезнь ее лежит в области поджелудочной железы и никакого опухолевого начала там нет. Я вас выписываю. Поезжайте домой, побудьте в семье, посоветуйтесь с детьми. Если решитесь на операцию,- возвращайтесь!».
Они вернулись через сутки,- острый болевой приступ гнал их обратно.
Потом была неделя подготовки к операции, потом было их с Натальей двухчасовое стояние перед дверью операционного блока.
Они дождались, когда из блока вышел внешне сдержанный Варданян, буркнувший им на ходу об успешном окончании операции. Потом вышел улыбчивый и, как всегда, ласковый Вадим Данич. «Все прошло прекрасно, все будет хорошо!»,- говорил он, пожимая им с Натальей руки.
А в это время широко раскрылись входные двери операционного блока и оттуда вывезли Елену. И перед тем, как закрыться дверям лифта, Сергей успел заметить широко открытый (зрячий!!) глаз на ее исхудавшем бледном лице.
–«Она что, под местным наркозом была?»,- удивленно спросил он у врача.
 –«Почему же под местным? Под  общим. Просто она уже проснулась и это очень хороший признак для человека, перенесшего два инфаркта!»- ответствовал Данич.
Неделю они навещали ее в реанимационном отделении, куда без конца бегали искренне переживавшие за Лену девчонки- медсестры второй хирургии.
Всю эту неделю Сергей тщательно готовил ее возвращение в палату,- натаскал питьевой воды и соков и уставил ими прикроватную тумбочку. Сестра- хозяйка заменила белье, принесла дополнительное одеяло. Был подзаряжен и тщательно упрятан в прикроватной тумбочке мобильный телефон Лены (что, тем не менее, не помешало какому- то лихому человеку благополучно спереть его?!).
Потом Сергей две недели исполнял обязанности дежурной няни при практически неподвижной Елене. Как всегда в таких случаях, народ в палате, несмотря на личную немощь, проявлял терпимость и взаимовыручку, так что Сергей еще успевал ежевечерне возвращаться домой, готовить Лене «прозрачные» бульоны, ночевать дома и рано утром (еще до прихода заведующего отделением) появляться в отделении.
Кстати, в этих ежедневных одноактных спектаклях под названием «Вот сейчас придет очень строгий начальник Варданян» весь личный состав второй хирургии участвовал с большим воодушевлением. Прекрасно осведомленный о том, что главная черта характера Возгена Констандовича,- доброта, за что весь коллектив отделения (особенно его женская составляющая) любит его до обожания, дежурный персонал готовил отделение к его приходу, стараясь навести образцовый порядок. И все знали, что он все равно будет шуметь и ругаться, а они будут носиться по отделению с капельницами, бельем, швабрами и т.п. и эта суета будет им в радость, потому что эти требования исходят от любимого начальника.
Подходило время выписки. Лена была очень слаба, почти ничего не ела. Еще ощущались довольно сильные боли в области послеоперационного шва и не было ясно, что именно болит и почему. А Варданян уже требовал подниматься, и Лена с ужасом думала о том, что уже никогда не сможет этого сделать.
Но пришел день и она впервые, поддерживаемая Сергеем, дошла до туалетной комнаты. А потом эти прогулки «туда и обратно» стали нормой. И попадавшийся навстречу Возген Констандович с воодушевлением восклицал:
- «А я что говорил! Смотрите, она уже ходит!!».
Они выписались незадолго до Нового Года и сосредоточили все свое внимание на соблюдении рекомендованного им в больнице режима: кушали только протертые супы на «втором» бульоне, да кашки на «нольпятом» молоке пополам с водой, на десерт пили клюквенные кисели (Сергей закупал их оптом в ближайшем супермаркете).
Лена начала понемногу подниматься и ходить в пределах квартиры («расхаживаться», как она это называла). Удалось чуточку отрегулировать работу кишечника (за время подготовки к операции и реанимационный период он совсем разучился работать).
Впереди у них еще будет попытка лечиться медикаментами, изготовленными из морских водорослей. И кто его знает, примени они эту программу годика на три- четыре раньше, может быть все было бы совсем по- другому, а так Лены хватило всего на семь дней: потом начались глубокие, повторяющиеся один за другим обмороки, артериальное давление падало до показателей, как говорится, несовместимых с жизнью, к тому же возобновились боли в области эпигастрии, и им пришлось госпитализироваться к «палочке- выручалочке» Варданяну.
Возген Констандович делал страшные глаза, кричал, что больше не возьмет ее в отделение, если над ней не прекратят эксперименты, но дело свое делал. Лена на удивление быстро восстановилась и почувствовала такой прилив сил, что посчитала для себя возможным самостоятельно принимать в отделении душ.
Они вернулись домой, и стали ждать устойчивого тепла, чтобы начать потихоньку выходить на воздух. Вначале Лена просто понемногу, тепло одетая, сидела на лоджии, потом,- у подъезда (для чего был специально куплен складной стульчик). Пришел день и, дождавшись прихода с работы Сергея, Лена прошлась с ним «вдоль заплеска» (так Сергей называет торговый ряд их квартала) и с этого дня их ежевечерние прогулки стали нормой. А потом наступило лето, высохли аллеи в Терлецкой Дубраве и однажды Сергей получил телефонный звонок: -«Ты меня не потерял? Я,- на Терлах!!». Это означало, что Лена самостоятельно (пешком!) преодолела километровое расстояние, отделяющее их дом от зоны отдыха, и чувствовала в себе силы благополучно вернуться обратно.
Впервые за пять последних лет они провели вместе полное лето (как потом сказал Сергей, «целых сто двадцать дней!»), почти незаметно пережили затеянный сыном Романом ремонт их квартиры и даже посетили в одно из воскресений место прежнего их обитания в Москве,- район станции метро «Кировская».
Попытка вернуться в прошлое оказалась неудачной: дом, вернее, ту его часть, в которой они жили, снесли, и только по пятну свежего асфальта Сергей определил, где эта часть находилась.
Уютный прежде Чистопрудный бульвар, где она, бывало, сиживала с маленьким Романом, вытоптали любители «Клинского»,- для них сразу за памятником Грибоедову прямо на дорожке и газонах поставили громадный шатер.
Сохранилась (и даже в том же подвале!) та самая диспетчерская аварийной службы, первым начальником которой Лена работала в начале семидесятых, но дежурный диспетчер, хоть и сказал, что «работает в этой диспетчерской более двадцати лет», некогда роскошной красавицы в болезненного вида немолодой женщине не признал.
Между тем дни шли. Приближалась осень,- время обострений болезни (а в их случае,- болезней). Да и каждый прожитый день не делал их моложе. И они это понимали. Сколько отпущено, столько и будет прожито.
 А отпущено им будет целых двенадцать лет, и вместят эти годы и окончание Танечкой гнесинской музыкальной академии, и рождение их младших внуков, Златы и Илюшки, причем Злата исхитрилась появиться на свет в день их с Сергеем бракосочетания, а Илья и вовсе родился в год пятидесятилетия их свадьбы.                Конечно, недомогания время от времени ее посещали, но, во-первых, им обоим уже исполнилось по семьдесят лет, а в этом возрасте, как говорится, «все может быть», а, во-вторых, как им казалось, эти недомогания стали управляемыми. Ну заболела, ну легла в госпиталь внутренних войск, ну прошла курс лечения, а там и домой пора: дома выздоровеем окончательно.               
Они почти поверили, что организм Лены к этим недомоганиям привык настолько, что ему удастся с ними справляться и впредь. Так было, когда в 2012 году Лена «обзавелась»  сердечным стимулятором и когда на следующий год после очередной госпитализации она в первый раз познакомилась с понятием «энцефалопатия».
2015-ый и 2016-ый годы вообще прошли без госпитализаций, а лето последнего, запомнившееся комфортной, солнечной погодой, и вовсе позволило Лене ежедневно гулять в белоснежных элегантных костюмах, так сочетавшихся с уютными зелеными местами отдыха вблизи дома, где можно было в ожидании Сергея и час и два посидеть с книгой!
Недомогание, посетившее Лену в сентябре шестнадцатого года, поначалу особо их не напугало. Казалось, стоит вмешаться в их проблему Центральному госпиталю внутренних войск и все наладится. Более того, вернувшись из госпиталя, они еще успеют насладиться очарованием удивительно продолжительного в тот год «бабьего лета».               
На самом деле их ждало полгода борьбы ослабленного многочисленными болезнями организма с набирающей день ото дня силы новой напастью под названием «Ишемия головного мозга».
Октябрь, ноябрь, январь, и половину февраля они проведут дома.                Сказать «проведут» значит ничего не сказать: они продолжали самым тщательным образом выполнять рекомендации врачей, надеясь на постепенное улучшение состояния Лены. Многое у них не получилось: например, Лена резко сбавила в объеме движения, но все же они были дома, и она, в принципе, нормально спала ночами, принимала, пусть и без особого, как говорят, удовольствия, пищу, и с нетерпением каждый день ждала, а потом с большим удовольствием смотрела многочисленные шоу про «украинские» дела.
Очередное обострение болезни проявило себя усилением головных болей в середине февраля.
Не такой эффективной, как ранее, оказалась и очередная госпитализация, а список обязательных к приему лекарств стал еще длиннее.
Пребывание дома облегчения не принесло. Вдруг заболело там, где уже давно не болело: желудочно-кишечный тракт.
…21 марта 2017 года Сергей в последний раз привез ее из госпиталя.
Сильно похудевшая, как бы вытаявшая, уже почти не передвигающаяся по квартире, часто уходящая в забытье, она еще два месяца будет бороться за жизнь хотя бы в самом скупом ее проявлении. А на рассвете 31 мая ее не станет. До своих восьмидесяти лет она не дожила всего три месяца.
P.S.Но все это будет потом, а сейчас на дворе еще только сентябрь 2004 года, и боль в области желудка донимает все больше и больше.                Исхудавшая от длительной болезни женщина, сжавшись в комочек, сидит в уголке больничной кровати и напряженно смотрит на входную дверь. Она ждет.

2017 год
(Последняя редакция-июнь 2018 года)