СОВЕЩАНИЕ У ЭЙЗЕНХАУЭРА
За две недели до конца марта сорок пятого года в штабе генерала Эйзенхаура состоялось непродолжительное совещание с представителями авиационных корпусов американской армии вторжения. Собравшиеся генералы выглядели озабоченными, что было понятно. Затоптавшись в Арденнах, союзники оправились и, наконец-то, нацелились на Рур. Отменно укреплённый Берлин с перспективой затяжных боёв в городе страшил их донельзя. Но и бездействовать тоже было нельзя. Русские армии могли занять всю Европу.
-Русские подошли к Братиславе, на очереди Вена. Ее они собираются взять с ходу. Есть ли у нас какие-то предложения по данному вопросу? Что думают представители стратегической разведки из ведомства всеми уважаемого мистера Донована? Сможем ли мы противостоять Советам, если Сталин решит идти дальше рубежа, оговорённого в Крыму?
Высокий сухощавый представитель стратегической разведки в сером штатском костюме встал.
-Если мы исключим попадание в их руки новейших немецких разработок, Сталин не решится на противостояние за пределами оговорённого рубежа. А в случае, если Советы будут превосходить нас технически, такое развитие событий не исключено.
Разрешите мне показать на карте район, который желательно зачистить до прихода русских войск именно по этой причине. Это прилегающий к Вене с севера район Дунайского полуострова. Этот небольшой полуостров площадью пятьсот на четыре тысячи метров тщательно охраняется подразделениями СС, потому что в настоящее время густо заселён курсантами академии люфтваффэ.
Академия имеет особый статус внутри германских академических заведений, поскольку пилоты в неё собираются наиболее опытные и в очень высоких званиях. Ниже майора в академии курсантов нет.
Согласно нашим данным триста курсантов осваивают новейшую авиатехнику, и особый упор сделан на обучение двадцати курсантов секретного отряда. Это действительно выдающиеся пилоты. Они осваивают реактивные истребители фирмы Мессершмит. Их потолок досягаемости доходит до двенадцати километров, а скорость в полтора раза выше и наших и союзных британских истребителей. Отсюда следует вывод, что появление сотни таких истребителей в ближайшее время сделает бомбардировки немецких городов с помощью дальних бомбардировщиков В-2 невозможными.
Генерал Эйзенхауэр постучал карандашом по столу, привлекая к себе внимание собравшихся.
-Уважаемый представитель нашей разведки преувеличивает опасность этих самолётов. Хотя она существует, это несомненно. Но главная опасность в другом…
И пилоты и образцы этой во всех отношениях великолепной техники могут попасть в руки русских моряков и поэтому их уничтожение не желательно, а обязательно. Как говорят русские-кровь из носу! По моим сведениям советское командование собирается уже двадцатого-тридцатого марта овладеть этим районом и высадить на острова моряков Дунайской флотилии. Что мы можем предпринять, чтобы этого не случилось?
Авиационный бригадный генерал поднялся и одёрнул китель на выпирающем животике.
-Господин генерал! Опасность захвата русскими этих выдающихся пилотов и образцов техники столь велика, что у нас не остаётся ничего другого, как произвести тотальный ковровый налёт на дунайские острова. Лучше всего это сделать в пять утра, когда курсанты ещё нежатся в постелях с жёнами и детьми. Правда, при этом погибнут и русские военнопленные. Около трёхсот человек красноармейцев обслуживают поля и теплицы, обеспечивая семьи курсантов овощами.
-Давайте не будем нарушать наши планы из-за нескольких сотен русских пленных. Нам следует считать, что их гибель это просто жертва необходимости. Тем более русских в этой войне погибло больше, чем всех остальных народов, причём даже китайцев. При миллионах жертв гибель нескольких сотен пленных, это просто небольшая погрешность. Готовьте авиадивизию на послезавтра. И договоритесь с русскими авиаторами о челночном вылете дивизии. Пусть подготовят несколько аэродромов для приема наших самолётов и их повторном оснащении. Проверьте штаты переброшенных американских авиамехаников. Заправку топливом и подвеску бомб можно доверить русским техникам, но внутрь самолётов их пропускать я запрещаю. Это под личную ответственность командиров экипажей, учтите-сурово проговорил Главнокомандующий американскими войсками и закончил совещание.
СУДЬБА ВОЕННОПЛЕННЫХ
Русские военнопленные в тёплых бараках авиаучилища люфтваффэ всё чаще не засыпали после отбоя, бродя с кружками кипятка к буржуйке в середине барака, вызывая лишь раздражённое ворчание присмиревшего старосты и его подручных. Советская канонада по ночам слышалась всё более явственно. И, хотя усталость давила на веки, заставляя кулаками выдавливать себе глазные яблоки, но бывший комбат гаубичного полка Иван Иншанин, чуть передохнув, приподнялся на локте и начал шептаться с соседями по нарам.
-Сержант Хусаинов! Ты шила и ножи приготовил, разведчик? Молодец, Рома! Раздавай всем членам группы. Завтра в поле постараемся убрать конвой, как только наши летуны бомбить прилетят. Инвалиды-австрийцы вряд ли окажут серьёзное сопротивление. Собакам мешки на голову и задушим. Или забьём лопатами. Лопаты, надеюсь, у всех наточены? Наши двинуться с юга. Поэтому захватим прогулочные лодки, на которых фрицы своих киндеров катают, и вдоль берега, пока туман, рванём на юг. По шесть человек в лодку, а там как раз сорок лодок. На всех желающих хватит.
-А вдруг фрицы на нас бросят свои новые самолёты?- раздался голос из темноты и лицо говорившего осветилось огоньком сигареты.
-Около часа во время авианалёта им будет не до нас, а через час мы уплывём по течению километров на пять-десять и притопим лодки-ответил ещё один голос и после этого, размышляя каждый о своём, пленные красноармейцы начали укладываться спать, беспокойно ворочаясь на хрустящих соломенных матрасах.
Вдруг раздался неожиданный стук дверного засова и свет нескольких электрических фонарей осветил длинный барак с рядами деревянных нар и тремя небольшими буржуйками, бросавшими тусклые пламенные отсветы на земляной пол.
-Номер семнадцать тысяч сто пятьдесят два. Иншанин. К начальнику лагеря-срочно! Шнель, шнель!
Иван осторожно сполз с нар и, захватив костыль, двинулся навстречу немецким конвоирам с автоматами в руках.
-я-номер семнадцать тысяч сто пятьдесят два, господин унтер-офицер!-произнес бывший комбат хриплым голосом и обернулся, уловив испуганные взгляды товарищей.
Когда ковыляющего Ивана привели в одноэтажную комендатуру лагеря и втолкнули в кабинет начальника, он с удивлением увидел в кресле начальника лагеря своего старого приятеля Януша Немера, военнопленного работника своей матери в первую германскую войну. После беседы под Старой Руссой в октябре сорок первого года, перешедший к немцам опытный венгерский разведчик ещё раз попытался завербовать Ивана уже после разгрома гитлеровских вояк под Курском. Видимо, наступил черёд третьей попытки.
-Здравствуй, Иван! Садись!В ногах правды нет, тем более в твоих, пробитых осколками и больных. Понимаю, что ты не ожидал увидеть меня здесь. Но я, по старой дружбе, решил тебя проведать. Твоя мать выходила и вылечила меня, пленного венгра, в четырнадцатом году. В знак благодарности я пытался помочь тебе в сорок первом и сорок третьем.
Не буду скрывать, что для нас настали тяжёлые времена. Мне нужен свой человек на авиазаводе в среде остарбайтеров-специалистов. Они сознательно нарушают технологии приготовления сплавов для реактивных авиадвигателей. Мы не можем доверить наше оружие возмездия кому попало. Нужен плотный контроль за подпольным движением. Пусть ограничиваются выпуском листовок, но вредительства не должно быть. Если ты согласишься, то тебя обеспечат по высшей категории. Должность инженера, свой домик и талоны в офицерский бордель тебе обеспечены. Хватит гнить в трудовом лагере столь талантливому человеку…
Иван презрительно и зло взглянул на не прошенного спасителя.
-А если я откажусь и в третий раз?-спросил он, нахально постукивая концом палочки по полу ритм песни «Вставай, страна огромная».
Капитан Немер кисло посмотрел на палку и откинулся в кресле.
-Полагаю, что ты помнишь Макса Рейнхенау, который побывал у вас на заводе Гужона, по вашему на Серпе и молоте? Это он потом в сентябре сорок первого убедил меня в возможности твоей вербовки, просто потому что ты очень похож на него, можно сказать почти двойник. После покушения на фюрера в сорок четвёртом, Макс проявил необычайное рвение по изобличению заговорщиков в абвере и вскоре перешёл в СД. Думаю, ты не захочешь с ним встретиться в его новом качестве? В общем, подумай Иван. Завтра вечером я жду от тебя ответа. Пакет с продуктами можешь взять с собой. Надеюсь, ты на хорошем счету у товарищей и они не заподозрят, что ты продал их за хлеб и консервы?
Ворочаясь на нарах в бараке, Иван совершенно измучился без сна, думая, как ему выбраться из этого страшного положения, если советского авианалёта вдруг не будет. Это была для него на редкость страшная ночь. Его без конца колотила дрожь, то ли от сквозняков, то ли от изматывающего нервного напряжения. И поэтому, уже под утро, он вспылил и подрался со старостой, попытавшимся отнять у него белый хлеб и кружку кипятка, подогретую на жарко пылающей буржуйке. Разъярённый староста объявил построение в четыре утра и, после получасовой воспитательной речи с матом и ором, выгнал всех пленников на полевые работы.
Колонна военнопленных едва вышла за ворота сонного офицерского городка и направилась к теплицам в четырёхстах метрах от ворот и пропускного пункта, как небо на западе потемнело от десятков самолетов. Только когда они оказались над головой, впечатление сплошного строя исчезло. В разрывах между самолётами стали вскипать облачка зенитных разрывов. Но немецкие зенитки били значительно ниже. Пленных охватил жуткий панический страх и они попадали на влажную пашню, разбегаясь в стороны от дороги. Охранники в панике тоже упали на землю вместе с красноармейцами.
От домов курортного городка к воротам в поле побежали кучки полураздетых офицеров с жёнами и детьми, но они опоздали. Не выходя на боевой курс, прямо по ходу своего движения самолеты открыли бомболюки и равнодушно высыпали тяжёлые бомбы, от взрывов которых содрогалась земля. Они сделали своё дело и продолжили движение на восток для заправки на советских аэродромах.
Аэродром, учебные здания и весь веселый южный, почти курортный, городок утонул в грохоте разрывов. А через полчаса наступила такая тишина, что у людей, спасшихся на поле, заложило уши. Иван с огорчением понял, что о бегстве придётся забыть. От городского берега к острову направились десятки катеров. Да и уцелевших охранников оказалось слишком много, чтобы на них нападать. И поэтому советские солдаты смирились со своей участью, пряча часть ножей и заточек в траве между теплицами.
-нас сейчас наверняка погонят на раскопки. У всех офицеров были дома пистолеты. Их надо припрятать в развалинах, а потом пронести в лагерь- шептал Иван подходившим товарищам.
Постепенно охранники пришли в себя после страшного, но короткого едва ли получасового авианалёта. Но теперь они бы согласились пережить намного более длительный, но не столь страшный, налёт советских бомбардировщиков вместо «коврового» налёта американцев. Было видно, что видавшим виды инвалидам войны не очень хочется преодолевать эти триста метров между парниками и почти целыми, чуть перекошенными воротами городка, странно и одиноко стоящими поперёк дороги посреди поваленного забора и дымящихся развалин города, откуда доносился лишь устрашающий треск пламени. Ни одного живого голоса слышно не было.
Тем не менее растерянность охраны как рукой сняло после появления со стороны реки катера с несколькими офицерами на борту. Иван с удивлением узнал среди них штурмбанфюрера Ганса Лемке, пытавшегося готовить массовые расстрелы артиллеристов в лагере под Старой Руссой в отместку за гибель командира дивизии «Полицай» генерала Мюльферштеда и своего московского знакомца, бывшего абверовца, Макса Рейнхенау, но теперь уже в гестаповском мундире.
То, что комбат Иншанин спрятался за спины пленных солдат, не скрылось от глаз его верного и наблюдательного приятеля сержанта Хусаинова.
-что-то не так, Иван?- осторожно спросил бывший артиллерийский разведчик, докуривая бычок, выброшенный одним из охранников в толпу неохотно строящихся пленных.
-Как то не хорошо мне-шёпотом признался Иван. Слишком много знакомых по сорок первому году в одном месте, это явно не к добру. Теперь мне без пистолета не обойтись, даже если расстреляют, может хоть одного изверга, но прихвачу с собой.
После построения колонны пленных «комиссаров», как выразился герр Лемке в переводе Макса Рейнхенау, оба карателя эсэсовец и гестаповец пролаяли речь и, мрачно и обречённо покурив у мотоциклов, сгруженных матросами с катера, поехали с двумя парами мотоциклистов сопровождения внутрь пылающего городка.
Разбор завалов занял три дня и красноармейцы отупели от вида искалеченных тел до того, что трое из них затеяли играть в футбол детской головой, пока охранники отошли пересчитать целые тела. Ивану пришлось врезать заводиле костылём по спине и солдат остервенился.
-Я в ополчении с июля под Лугой думаешь почему оказался? Пока я на заводе работал в Пушкине, бомба-пятисотка разворотила нашу деревянную трёхэтажку. У меня вся семья в нём сгорела. Две дочки и жена! А ты, тварь ещё стыдить меня будешь?
-Тёзка! Хренников! Ваня! Пойми-мы не немцы… мы-русские!-почти плача совестил солдата бывший комбат.
При этих словах Иван Хренников дико глянул на серьёзного комбата, на голову ребёнка и, сорвав пилотку с головы, закрыл ею лицо и горько разрыдался, сев на кучу кирпичей.
-вас ист дас? Зачем она плакать?-подскочил австрияк-охранник.
Иван сурово глянул на суетливого австрийца.
-Его дети тоже сгорели в городке под Ленинградом в начале войны, герр унтер-официр-пояснил он по-немецки и австрияк вдруг виновато зашарил по карманам.
-Битте! Гиб эс зайне камараден-и вручил Ивану две шоколадки и две пачки сигарет.
Иван тут же раздал сигареты и шоколад своим товарищам, но Хренников оттолкнул его руку с шоколадкой, а сигареты бросил в лицо австрийскому унтеру. Тот сначала сорвал с плеча карабин и передёрнул затвор, но потом ссутулил плечи.
-Скажите ему, что мои дочери тоже там! Ин ди Хивен!-сказал австрияк по-немецки и вдруг резко отвернувшись, чтобы скрыть слёзы, зашагал прочь.
Отчаянный рывок Дунайской флотилии и захват всех венских мостов привёл к блокированию в городе восьми немецких дивизий. Но последующий малый десант разведроты морской бригады на полуостров, который немцы называли Авиационный остров, к северу от австрийской столицы был бесполезен. Кроме развалин, могил с крестами и груд тщательно взорванной авиатехники десантники не нашли ничего.
Командующий Вторым Украинским фронтом маршал Родион Малиновский по просьбе своего начальника разведки позвонил лично Сталину.
-Товарищ верховный главнокомандующий! Вынужден признать, что обломков реактивных самолётов морякам-десантникам найти не удалось. После американского авианалёта немцы технику собрали в груды и подорвали повторно. Частично уцелели только бараки военнопленных. Там удалось найти списки наших солдат, которые, возможно, обслуживали также и аэродром.
-Это тоже неплохо! Передайте виктору Меркулову эти списки. Пусть Смерш ищет этих людей и добьётся от них подробных описаний самолётов и специфики их обслуживания. Важны любые мелочи!
-Слушаюсь, товарищ Сталин!-бодро ответил маршал, поняв, что нареканий по этому инцинденту не будет.
-Родион! Ты когда отвыкнешь от своего старорежимного слушаюсь, а? Вот уже конец второй германской, а ты всё унтером первой хочешь остаться? Когда научишься отвечать, есть , товарищ Сталин?-задышал в трубке хрипловатый грозный голос Верховного.
-Да вот, как Гитлера пленим, так сразу и научусь-бодро ответил Малиновский.
-Ну, смотри! Я тебя за язык не тянул! Пожалуй, Гитлера брать доверю тебе, хотя честно признаюсь, соперников у тебя пруд пруди. Посмотрю, как Вену и Будапешт брать будешь. А после войны, чтоб я от тебя больше …слушаюсь- не слышал!-и Верховный дал отбой, не дождавшись ответа собеседника.
Маршал Малиновский, улыбаясь, расправил плечи и подошёл к окну, и сдвинув тёмную штору, распахнул его. В кабинет командующего ворвался свет весеннего дня и грохот сходившей с ума зенитной пушки, расчёт которой защищал своего командующего от немецких бомбовозов, не жалея снарядов.
-После войны…-мечтательно протянул Малиновский. Ах, как это здорово звучит… После…войны!
ЖЕЛАННАЯ ВОЛЯ
В конце апреля химический завод на окраине Штеттина лихорадило. Немецкие корабли отплывали с войсками и беженцами в море, чтобы там сдаться британскому флоту. Охранники из пожилых немцев тоже разбегались, кто куда. Военнопленных русских солдат перестали кормить три дня назад и в лагере назревал голодный бунт.
Неизвестный майор-артиллерист, вышел на площадь между бараками и закричал.
-Командиры и артиллеристы-ко мне! Я-майор Пыльников предлагаю создать до прихода наших войск команды охраны лагеря и оперативного снабжения. Кто за, вставайте справа от меня и разберитесь по росту. И сразу разбивайтесь на команды. В снабженцы пишитесь те, кто может ходить.
-А танкистам можно записываться?-раздались из толпы обиженные голоса.
-Можно! Хоть обозникам! Но только тем, кто будет слушать и не бузить. Все создаваемые команды должны будут решить главные вопросы. То есть обеспечить охрану лагеря и порядок в нем, а главное добыть на всех продовольствие. Любое сопротивление немцев должно подавляться силой, а всё находящееся у них продовольствие изъято- заявил Пыльников устало. Если среди нас есть врачи, санитары, повара-всех прошу подойти ко мне через пять минут.
Примерно через час майор Пыльников создал команды по всем направлениям и вооружил их лопатами, ножами и кирками. Поскольку по городу все еще передвигались гитлеровские патрули, а внутри лагеря волновались бывшие полицаи и партизаны с тёмным, часто бандеровским прошлым, Пыльников поручил бывшему комбату Ивану Иншанину составить их списки и запереть в одном из бараков. Однако дело ограничилось только составлением списков. Отряду Иншанина не хватило сил и оружия запереть эту тёмную силу в отдельном бараке.
А ночью двадцать четвёртого апреля весь штрафной барак ушёл грабить городские предместья. Грохот выбиваемых дверей и крики женщин огласили прилегающие к лагерю районы, иногда прерываемые короткими перестрелками. Переведённых в Штеттин из Вены военнопленных прозвали авиаторами-брехунами за их рассказы о мгновенно исчезающих в воздухе немецких самолётах.
-Иван! Твой отряд «авиаторов» самый надёжный. Наша «тёмная рота» уже возвращается в лагерь с продуктами и оружием. Даже несколько девок привели и насилуют всем бараком. Твоя задача с лопатами и ножами разоружить каких-нибудь немцев и добыть автоматическое оружие. Какие есть возражения?- волновался майор Пыльников.
-Никаких! В комендатуре лагеря есть адреса вольнонаемных охранников. Они все ушли с оружием. По-немецки я понимаю отлично. Человек десять выберем, обыщем и вооружимся. А дальше дело само пойдёт. Главное, жратву бы найти. А то до наших не продержимся-спокойно ответил бывший комбат.
-А наши… думаешь простят?- вдруг тихо спросил верзила-майор, обреченно скривив покрытое шрамами лицо.
-Думаю, что простят. Кто раненый попал- наверняка. А кто без ран…разберутся- ответил Иван уверенно, но отвёл взгляд от пристального взгляда майора.
Пыльников вздохнул и похлопал бывшего комбата по плечу.
-Давайте, ребята! Действуйте. А то без жратвы пропадем совсем. На семьсот человек надо добыть еды и питья. И все лекарства, какие попадут, забирайте тоже. Обязательно забирайте!
НЕМЕЦКИЕ ЖЕНЩИНЫ ГОТОВЯТСЯ
-Фатер, ист ду кранк?-торопливо спросила вошедшего в дом среди дня отца высокая худая Эльза, ещё не умывшаяся после страшной американской бомбардировки, так что на её запылённом лице светились полосы слёз и необычно сияли лучистые серые глаза.
Дочка была красива той замечательной юной красотой, которой редкая женщина не имела в свои семнадцать лет. Лемке откашлялся от заводской пыли и, наскоро ополоснув запылённые глаза, боком уселся к столу, забыв про обязательную благодарственную молитву.
-Что случилось, отец?- настойчиво повторила вопрос четырнадцатилетняя Дора, погладив рукой запылённую щёку отца и тут же на пороге красивого когда-то немецкого дома под красной черепицей, возникла фигура их старшей сестры крупной светловолосой двадцатишестилетней Магды, с двумя большими двухлитровыми стеклянными банками с солёным салом в руках.
Но измученный Ганс Лемке не ответил. Он промычал что то невнятное и опустил голову ещё ниже, свесив руки бессильно между колен.
-Смерть! Смерть придёт к нам завтра! Готовьтесь девочки- нас всех убьют!- неожиданно завопил он в истерике, потрясая кулаками и ударяя ими себя по круглому лицу обезображенному несколькими шрамами.
-Отец, да что случилось? Не пугай нас! Мы так готовились к твоему завтрашнему сорокапятилетию. Мы хотели хоть немного скрасить нашу беспросветную жизнь-плача обняла отца его любимица Дора.
Лемке помолчал и потом через силу заговорил.
-Сегодня после бомбёжки на химзавод ворвались американские танки. Охрана разбежалась кто-куда. Американцы пофотографировались с освобождёнными военнопленными дали им виски и жвачки и укатили назад. Оказывается, по договору Штеттин снова вернут полякам и назовут Щецином, как в древности. Пленным сказали, чтобы они дожидались русских. Поляки и французы сразу пошли по домам, а русские начали вооружаться, чем попало. На развалинах химзавода ещё много горючего и боеприпасов. Они точат ножи, топоры и лопаты. Заливают бутылки горючим. Красная Армия ещё далеко. Ей надо дня два, чтобы войти сюда. Город и порт наши части как-нибудь прикроют, а пригород будет во власти военнопленных. Они отомстят нам за всё! Я ушёл с завода живым только потому, что давно хожу в штатском. Тех, в ком подозревали недавних военных кирками и лопатами, убили почти на моих глазах.
Магда поставила банки на стол и, присев обняла отца с другой стороны, гладя его голову.
-За что отомстят? Объясни нам, отец, что нам ждать? Ты никогда не расказывал, что вы творили в русских городах и сёлах. Может нам удасться вымолить прощение?-осторожно спросила бледная Эльза.
-На прощение не рассчитывайте, мы безжалостно бомбили их города, хотя щадили и польские и французские и любые другие. Мы гнали их женщин и детей впереди наступающих цепей, особенно после разгрома целого полка дивизии СС «Полицай», в которой я служил до ранения. Войдя в город и в деревню, мы у власти ставили уголовников и отщепенцев. Они грабили и насиловали, кого хотели. Мы не смогли навести порядок и, отступая, стали поступать так же, как и они. Мы сжигали зимой целые деревни вместе с людьми. И хотя у нас были полковые бордели, многие из нас насиловали и убивали даже девочек.
-Отец и ты? Ты тоже насиловал?- в страхе прошептала Дора, прислонясь к стене, чтобы не упасть.
-Да-а!-едва слышно простонал разжалованный штурмбанфюрер, не глядя на дочерей.
Магда вскочила и поспешно стала накрывать на стол, нервно кромсая сало картошку и хлеб и разливая шнапс по мелким рюмкам. Семья долго в молчании ела скромные припасы под равнодушный стук напольных часов и незаметно над Штеттином и Балтикой опустилась сырая промозглая апрельская ночь сорок пятого года.
Лемке встал и, пошарив в своей спальне, вышел оттуда с ружьём.
-Я своих девочек никому не отдам- заявил он, вытерев нечаянную слезу и раскладывая на столе патроны. Мне не на что рассчитывать. После разжалования в унтер-офицеры за плохую организацию службы охраны и оповещания секретного авиаучилища под Веной, я срывал злобу на русских военнопленных в здешнем лагере, и они обязательно придут мстить. Их месть будет страшной.
-Ты хочешь, чтобы русские пленные спалили нас вместе с домом, как вы палили их жён и детей?-Магда вцепилась в ружьё и, после недолгой борьбы, отняла его у отца.
-Я не для того, после гибели моего Курта, как вдова отправилась на фронт во вспомогательные войска и обслуживала в борделе офицеров, чтобы завтра напрасно погибнуть. У нас было много русских женщин, которые выправляли себе документы фольксдойче и обслуживали солдат и русских полицаев. Иногда они не справлялись, и отличившихся полицаев приходилось обслуживать нам- жёнам немецких офицеров.
Они такие же люди, эти русские, и многие очень жалели, что пошли служить к нам за еду и постель. Лучше б мы сдохли, чем служить таким зверям, как вы, говорили они и часто зверски насиловали немок, чтобы излить на нас свою ненависть. Я умею принимать в себя ненависть русских. Завтра нам надо проявить покорность и позволить им пролить свою ненависть в наше лоно. За это они оставят нам жизнь. Я права, сестрёнки?- обернулась Магда к младшим сёстрам.
-Ты опытная шлюха и можешь поступать, как хочешь, но девочек я на поругание пленной солдатне не отдам- твёрдо заявил Ганс, вырывая у неё из рук своё ружьё.
Магда встала на колени и, схватив за руки сестёр, поставила их рядом с собой.
-Отец, тогда надругайся над нами сам, как ты делал это с русскими девочками, и мы достанемся русским солдатам уже порченными. Порченными тобой. Нашим отцом. У тебя не будет повода мешать нам отдаваться русским солдатам.
Ганс схватился за голову руками и убежал в спальню. Очень долго он слышал из комнат дочерей плач и невнятный шёпот. Наконец шёпот затих и послышался плеск воды. Когда затих и плеск , Ганс внутренне сжался, понимая, что Магда не отступиться и снова попытается его уговорить. Он закрыл голову подушкой, чтобы не смотреть и не слышать её голос. Однако нежные руки настойчиво стали тащить у него подушку и он поднял голову.
Магда с еще не совсем просохшим от воды телом стояла над ним, нагнувшись, и её спелые молочные груди почти касались его лица. А высокая Эльза и худышка Дора распростёрлись на полу на коленях, склонив лица, и на спинах обоих девочек явственно проступили крупные цепочки позвонков и ряды рёбер. Лемке почти не сопротивлялся, когда Магда мягко, но всё так же настойчиво, потащила его с постели в другую комнату и, раздев, поставила в таз с водой.
Бывший эсэсовец закрыл глаза и позволил опытной женской руке вымыть его губкой и возбудить его проснувшееся достоинство. Она ввела его в спальню совсем без одежды и, посмотрев в лица обернувшихся сестёр, жёстко произнесла.
-Сначала, Дора. Марш на постель и раздвинь ноги.
Девочка подскочила как ужаленная и, упав на постель, деловито развернулась на спину, поёрзала задом и послушно раздвинула ноги, приподняв их к лицу.
-Сучка! Она уже готовая сучка-механически подумал Ганс, со злобой разводя дочери ноги ещё шире.
Он лёг на неё и, закрыв глаза, попытался ввести дочери свой член, но тот неожиданно обмяк и не хотел слушаться хозяина. Лемке открыл глаза и увидел укоризненное лицо Магды.
-Эльза, поласкай Дору, а я займусь папочкой- нервно усмехнулась она и, подняв отца с постели, встала напротив него на колени.
-Ну, не стой как истукан, а вложи его мне в рот-недовольно произнесла Магда и широко открыла рот, закрыв томные глаза.
Ганс Лемке осторожно погрузил свой набрякший член в рот старшей дочери и, тоже закрыв глаза, стал представлять себе, что он в России и его напор принимает не его Магда, а жилистая русская крестьянка, которую он с товарищами насиловал в псковской деревне вместе с дочерьми.
Он едва не кончил дочери в рот, но она поспешно отстранилась.
-Чего разошёлся? Я –Магда, а не Катька, про которую ты вспомнил-обвиняюще произнесла она и положила отца на постель, прямо к заласканной и зацелованной младшей сестрёнке.
Её щелка теперь сочилась блестящей слизью и Магда настойчиво затащила отца на сестру. Безумный вскрик сестры сменился протяжным стоном и, оголодавший после гибели жены, отец яростно вцепился в тонкие бёдра младшей дочери.
-А-а-русская сучка! Ты царапала немецкого солдата? Так на тебе! На ещё и ещё-он распластался на дочери, едва не придушив ее, но старшие сёстры внимательно следили за церемонией дефлорации младшей, и спихнули с неё отца, как только его напряжённое тело обмякло.
Эльза, торопливо отпихнув сестру, полезла под отца. Но Магда дёрнула её за руку.
-Пусть отдохнёт и поест. Принеси ему шнапса и свинины.
Девочки сидели кружком вокруг отца, а он вспомнил худую русскую крестьянку и двух её дочерей, которые к утру стали уже ручными и ждали только очередной команды, чтобы принять нужную позу.
Наевшись и выпив, Ганс отнял у Эльзы последний кусок сала, который она проводила голодным взглядом, и повалил её на постель. С неожиданной силой она забилась под ним, но он придушил девушку и медленно вошёл в её лоно, заставив зашипеть от боли. Позыв не подходил и он заканчивал уже в вопящую от боли девушку.
-А что на всё это скажет братец Отто?- фыркнула Эльза Магде, недовольно вылезая из-под отца.
ЗЕНИТЧИКИ ПРОТИВ ТАНКОВ
За два дня до отцовского дня рождения Отто Лемке вечером дежурил по шестой батарее учебного зенитного дивизиона, когда тревожно зазвонил телефон.
-Пост реки Иннер. Вижу американские танки в километре от себя на другом берегу. Движутся по направлению к мосту. Минут через двадцать будут на мосту. Охранение разбежалось.
Шестнадцатилетний Отто бросился в канцелярию роты и разбудил долговязого фенриха.
-Вернер, господин фенрих, вставайте! Наш пост видит американские танки.
-Да хоть русские! Дай поспать-проворчал фенрих и повернулся на другой бок.
Однако Отто продолжал трясти своего командира, а точнее вольноопределяющегося, который временно замещал командира батареи. Он уже отчаялся, когда фенрих неожиданно откинул шинель и, вскочив, стал подпоясываться и приводить себя в порядок. Этому двадцатилетнему студенту-историку по жизни везло. Он долго учился, пока шла война, и страдая плохим зрением, понимал, что не попадёт на неё никогда.
Воспитанный в тылу оголодавшими немецкими женщинами, он возомнил себя суперсамцом и менял подруг каждую неделю. Их восхищение его мужеством ударило ему в голову, и он добился отправки в армию год назад, но попал в зенитные части на западе. Это позволило ему выжить и успеть возненавидеть американцев лютой ненавистью. На его глазах под американскими бомбами рушились целые города. И поэтому в его злости и мужестве у курсантов-зенитчиков, мальчишек пятнадцати-шестнадцати лет никогда сомнений не возникало.
-Почему звонят к нам? Где дежурный по дивизиону и старшие офицеры?- недовольно спросил фенрих у вытянувшегося Ганса.
-Дежурный по штабу не отвечает ни по полевому, ни по внутреннему телефону- торопливо ответил Отто.
-Ладно, ефрейтор! дивизиону-тревога и посыльного в штаб, к офицерам и к командиру дивизиона. Шнель!- неожиданно заорал фенрих, пристраивая толстенные очки на носу.
Растерянные посыльные возвращались ни с чем.
-Господин фенрих! Офицеры исчезли в неизвестном направлении. А командир сказал, что имеет негласный приказ не воевать с американцами-доложили они через десять минут.
Через несколько минут дрожащий на ветру учебный зенитный дивизион из двухсот человек слушал своего нового командира, который, расхаживая как журавль, объявил, что их офицеры дезертировали.
-Я готов отомстить американцам за смерть немецких женщин и детей в разбомбленных ими городах, но с собой я могу пригласить только добровольцев старшего возраста. Кому нет шестнадцати лет, прошу покинуть строй и разойтись по домам.
Однако, к его удовольствию разошлась только половина учебного дивизиона. Большинство пятнадцатилетних мальчишек осталось.
-Ну, как тут дела? -спрашивал фенрих Краузе шёпотом у залёгших дозорных возле моста через десять минут сумасшедшего бега в составе дивизиона вслед за тягачами с орудиями.
-Их сапёры обследовали мост на мины, а потом проехал десяток мотоциклистов и танкетка. Но они ушли в городок. Нас пока не обнаружили. На том берегу слышен гул тяжёлых танков, но, похоже, до рассвета они переправляться не будут-трагическим шёпотом сообщили мальчишки в военной форме.
-Отлично, я вас сменю. А пока себя не обнаруживать. вести наблюдение и докладывать каждые четверть часа. Отто, пошли на батарею-скомандовал комдив-доброволец.
В сумраке апрельской промозглой ночи лица мальчишек-зенитчиков казались безжизненными и серыми.
-Кто из вас хорошо знает местность, мне нужно пристроить вторую зенитную батарею?-решительно спросил фенрих, подсвечивая карту синим фонариком.
-Командир зенитной батареи ефрейтор Герлиц. Я знаю местность. Это мои родные места, герр фенрих-вышел из строя один из курсантов.
-Тогда оставь за себя заместителя и пусть он разместит здесь роту прикрытия с пулемётами, а мы двинемся ещё на полкилометра левее от моста. Зенитные пулемёты тоже поставьте здесь, но поодаль.
Вязкая апрельская почва чавкала и поддавалась лопатам очень плохо, но фенрих работал сам вместе с дивизионом и воодушевлённые мальчишки закопали орудия так, что накрыть их могло только прямое попадание.
-всё! здесь порядок. Пошли на первую батарею. Надо проверить, как они разместили зенитные пулемёты. Отто, за мной!
Следуя за долговязым мрачным фейнрихом, Отто временами бежал вприпрыжку, но старался не отставать. Ревизия трёх орудий первой батареи показала, что она очень хорошо замаскирована и зарыта.
-Ефрейтор Герлиц. Мы начинаем первыми и, если вас не обнаружат, огня не открывать. Вы будете отбивать самолёты. И вторую атаку танков, если она состоится.
Но вторая атака американцев так и не состоялась.
Пропустив два «шермана» через грохочущий понтонный мост, зенитчики Вернера Краузе открыли такой ураганный огонь, что через полчаса боя подожгли восемь машин. Первые два «шермана» нашли свою смерть от рук фаустников, спрятавшихся под мостом. Американцы ещё с час обстреливали зенитчиков из танковых пушек, а затем двенадцать самолётов накинулись на разгромленную батарею. К их удивлению она ожила, а через некоторое время неожиданно ожила и вторая.
Мальчишки сражались с упоением. На их глазах гибли ненавистные американцы, уничтожавшие их матерей до сих пор совершенно безнаказанно. К полудню двадцатого шестого апреля американцы прекратили стрельбу и покинули противоположный берег. Команда воздух-на этот раз была подана заблаговременно. В посветлевшем небе были хорошо видны серебристые силуэты тридцати бомбардировщиков и Краузе дал приказ покинуть позиции. У них кончились боеприпасы и дальнейшая борьба означала бессмысленную гибель.
Один за другим поток отступающих молодых зенитчиков делился на группы и вскоре они дошли до своего училища не более чем полусотней человек. Обшарив склады, ребята подкрепились и закурили.
-куда теперь?-спросил Отто своего командира.
-Не знаю. Мне идти некуда. В моём городе уже русские-заявил долговязый фейнрих и зачем то стал старательно протирать очки.
-тогда пошли ко мне. Отец и сёстры будут рады-повеселел Отто.
-Если можно я тоже с вами-напросился Герцель и Отто Лемке довольно хлопнул его по плечу.
Отто был несказанно рад, что оставил своих друзей на задах за курятником, когда тихо прокрался в дом. Комнаты его сестёр были девственно пусты и он с недоумением открыл дверь отцовской спальни, из которой доносились невнятные стоны.
Оглушительный визг голых сестёр и остекленевшие глаза Магды, на которой раскачивался его отец, ошеломили его. Девушки выскочили за дверь, а отец тяжело сполз со старшей дочери.
-Зачем ты это сделал, отец?-поднял карабин Отто, дрожа от возмущения.
-Если ты выйдешь, я сейчас закончу. А потом Магда сама выйдет к тебе и всё объяснит-пробормотал пьяный отец, снова забираясь на старшую дочь.
Магда не выходила минут пять, а когда вышла, то быстро собрала Гансу на стол.
-Не осуждай отца-проговорила Магда. Это я так решила, когда узнала, что он собирается драться с русскими солдатами из-за нас. Всё предместье с утра ждёт погромов, которые уже вчера начали голодные русские военнопленные. Отец наконец-то честно рассказал, какие зверства вытворяли в России наши доблестные воины и мы готовимся к тому, чтобы как то противостоять этому натиску.
-Раздвинув ноги что ли будете противостоять?- гнусно ухмыльнулся Отто, торопливо, стоя возле стола, поглощая селедку с картошкой.
-да именно так! Если мы отдадимся …
Грохот раскрывшейся двери заставил девушек завизжать. Трое русских военнопленных ворвались в дом с автоматом и кирками. Отто побледнел от страха. Он решил, что военнопленные убили его друзей. Но метнуться к карабину ему не позволили. Тяжёлый кулак громилы Панасюка сшиб его на пол.
-прекрасно! Девки готовы. Пожрём и по койкам-засмеялись его товарищи.
Но едва девушки застонали под пьяными военнопленными, как дверь спальни распахнулась и голый Ганс Лемке двумя выстрелами из охотничьего ружья убил двоих насильников. Панасюк трусливо встал на колени и поднял руки, не успев натянуть штаны.
Новый визг девушек заставил Лемке и отца и сына обернуться. В дверь один за другим входили новые вооружённые военнопленные и отец с сыном благоразумно подняли руки.
-вот это везуха! Чтоб я так жил!-и тощий военнопленный, схватив бутылку со стола и раскрутив, сунул горлышко в рот.
-лейтенант Охрименко! Остап! Оставь для больных-отнял у своего заместителя по отряду снабжения сильно початую бутылку шнапса бывший комбат Иншанин.
-бляха-муха! Иван! А мы то как же?-возмутился азовский сталевар Охрименко, но верзила разведчик сержант Роман Хусаинов молча забрал бутылку у комбата и запечатав, сунул в мешок с наспех приделанными лямками.
-кто хочет начинайте-презрительно указал Иван на полуголых немецких девиц и его солдаты увели девушек в спальню, а Иван с Романом начали собирать еду со стола в мешки, сами перекусывая на ходу и с жалостью останавливая друг друга.
Через десять минут несколько пленных из отряда Иншанина притащили картошку в двух мешках и какие то банки из сарая. Следом за ними красноармеец с вальтером в руке втолкнул в дом длинного фенриха Вернера Краузе и ефрейтора Фрица Герцеля.
Но Ивану не удалось допросить пленных мужчин, хотя он приказал связать опасного преступника Ганса Лемке и не спускать с него глаз. Длинная пулемётная очередь по стёклам и абажуру заставила военнопленных отстреливаться, а затем выскочить из дома, бережливо прихватив мешки с продуктами. Взрыв гранаты вскоре охладил пыл преследователей и полувзвод из двадцати человек под командой лейтенанта Иншанина сторожко собрался вместе и ушёл в направлении лагеря.
Неожиданная встреча с вооружёнными поляками закончилась мирными переговорами и местные поляки с ворчанием отступили, отправившись грабить немцев в другие места.
-всюду эти русские успевают вперед нас-проворчал командир местного партизанского отряда и погрозил ушедшим русским тощим кулаком.
-Как мы их пугнули этих русских сволочей?-трясясь от возбуждения спросил у Лемке вооружённый пулемётом Макс Рейнхенау, заново знакомя его с Янушем Немером. Вы немного знакомы по венскому авиаучилищу, господа. Если помните эти события с бомбёжкой училища. Вроде всего месяц назад, а будто бы это было в прошлой жизни.
Успокоив девушек и вынеся трупы русских пленных, офицеры и курсанты с воодушевлением начали составлять план создания отряда «вервольф», довольствуясь кипятком и сухарями, оставшимися после тщательного обыска в доме.
-Пока Немер притаился возле вашего дома, я выпустил очередь-другую и увел русских за собой. Всё таки я местный и по оврагу вдоль реки сделал круг и вернулся сюда-рассказывал, покуривая сигарету прямо за столом, грязный гауптман Рейнхенау, давно уже из лощёного офицера абвера превратившегося в гестаповского палача, причём палача немцев по большей части.
Майор Пыльников был недоволен всего десятком пистолетов, карабинов и автоматов. Ещё меньше он был доволен всего сотней килограммов продуктов.
-Тогда решаем так –заявил Пыльников сглатывая обильную слюну. По сухарю всем раздать сразу. А сало, картошку и крупу на суп. Ещё наскребём овощей и щи по-уральски с крупой хоть жидкие а смастерим.
Оголодавшие пленные часа три простояли возле кухни, окружённой вооружённой охраной. Все попытки голодных людей прорваться туда настойчиво пресекались вымотанными полусонными «авиаторами». И наконец наступило время раздачи супа. Толкотне и дракам не было конца, но постепенно пленные насытились и закурили. Самые хитрые тут же побежали к врачам, чтобы получить столовую ложку виски или шнапса.
-Жизнь налаживается ! а Иван?-спросил чуть подвыпивший Охрименко у бывшего комбата и протянул ему пачку американских сигарет.
Иван угостил майора Пыльникова и сержанта Хусаинова.
-Налаживается, мужики!-сказал он довольно и достал из запазухи маленькую бутылку виски.
-Ну что? По глотку под затяжку?-объявил он заулыбавшимся товарищам.
-ну ты даёшь Ваня! Это ж ты ее второй день таскаешь и ни-ни-удивился Пыльников.