~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
огромная благодарность Эдди Реверс за чудесное соавторство
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Глава 3
POV Вэл
Который месяц просыпаюсь счастливым – независимо от того, где и в каком физически состоянии. Потому что просыпаюсь рядом с НИМ. Особенно мне нравится, когда он ещё спит – он в такие моменты очень мой, весь, целиком и полностью. Никаких забот, работ и прочего, ничто его в такие минуты не отделяет и не отнимает. И я могу смотреть на него, сколько влезет, запасаясь на целый день – ведь теперь мы видимся только вечерами и в редкие выходные. И мне всё время кажется, что я не всё успел сказать, что слишком много не сделал, что приходится прорываться к нему – а дорвавшись, всё невысказанное становится поперёк горла комом и кроме банального «соскучился» и «люблю» ничего вроде и не скажешь.
Глажу его лицо – взглядом, чтобы не разбудить. Но он всё равно чувствует, открывает глаза – и я чувствую, как расползаются губы в улыбке:
- Доброе утро, счастье моё! Как спалось? Приснилось что-нибудь?
- Плохо спал, - потянувшись, и сморщив смешно лицо, Фима начал медленно извиваться, поднимать и опускать ноги, будто под одеялом были ступеньки, от чего оно стало сползать медленно вниз. - Видно гномики на меня обиделись…
Он многозначительно замолчал, и было очевидно, что ждет вопроса, он всегда по утрам был удивительно загадочным. Расправив руки и снова закрыв глаза, он широко и сладко зевнул, после чего приоткрыл один глаз и посмотрел выжидательно на меня.
- Чем ты обидел местных гномиков? – как можно строже спросил я, подперев голову рукой и с невольной заинтересованностью следя за сползающим одеялом. - И как они тебе отомстили? Пятки щекотали ночью?
Фимка в отличие от меня никогда не грузился, и это было просто волшебным качеством. Поэтому я всегда с восторгом поддерживал, когда он начинал дурачиться.
- Не-е-е, - по-детски замотал головой Фимка и приоткрыл рот так, что стало видно кончик его розового язычка, - они мне сны не показали! Вот поэтому и спал плохо, - сложив руки на груди, сжав губы и приподняв подбородок, Фима изобразил недовольство, а я лишь улыбнулся его милому выражению лица. Ноги его в этот момент тоже прекратили трепыхаться и одеяло замерло на-а-амного ниже его пупка, так что я медленно сполз взглядом по его телу, и смотрел уже на… В голове начиналась медитация, а пальцы руки легонько вздрогнули, готовясь потянуться… - И кто меня теперь развеселит? - задал риторический вопрос Фима и вздохнул, чем тут же меня вернул в сознание.
- Кто же, как не самая старшая из присутствующих здесь… в смысле, кто же, как не я? – временами меня переклинивает на цитаты из любимых фильмов, особенно, когда мне так вот бесцеремонно сдвигают крышу с утра пораньше. На секунду задумавшись, как же веселить этого непосмотревшего сон ребёнка, я нахмурил брови и начал нарочитым басом, угрожающе наступая «рожками» из пальцев на беззащитный, тёплый и расслабленный от сна живот Фимуси: - Идёт коза рогатая! За малыми Фимятами! Кто грустный лежит? Кто сны не смотрел? Того – забодаю, забодаю-у-у-у!
Фимка тут же весь сгруппировался и начал хохотать, пытаясь защитить свой живот от щекотки. Он брыкался и отмахивался, кричал «Ацтань!» и обзывал меня «Пративный», потом он начал юлить попой и проворачиваться головой к краю кровати. В последний миг я еле успел его схватить за руку, чтобы он не свалился на пол. И только дернув его на себя и прижав всё ещё шумно дышащего и раскрасневшегося к своей груди, я услышал тихое: «С добрым утром, родной».
Каждый раз, когда я слышу это от него – я счастлив, по-настоящему, до самого донышка. И хочется благодарить его за это. Хотя бы поцелуем, таким, чтобы на всё дыхание, чтобы до глубины…
Я не сразу понял, что в дверь звонят: сначала почувствовал лёгкое сопротивление Фимки, а потом уже дошло, что этот звон не о любви говорит, а о том, что нас кто-то возжелал видеть с утра пораньше.
- Это что, соседи? - совершенно спокойно отреагировал Фима и лишь привстал на локтях. - Неужели у нас как в Америке: соседки напекли миндального печенья, и пришли нас с новосельем поздравить?
Он поднялся с постели и как был голым, без трусов, направился в прихожую. Я даже крикнуть не успел ничего, как он скрылся за дверью спальни. Но благо, ближайшие несколько секунд не зазвенели замки, а звонок продолжал раздаваться, значит, он всё же не рискнул открывать двери и приветствовать пришедших в костюме Адама. Через минуту он вернулся и снова с разбега бухнулся на кровать.
- Ай, какая-то тётка, я её не знаю, - Фима вертел рукой, рассказывая, - блондинка такая, вся из себя, стрижка как у Мерелин Монро, наверно и платье под шубой плиссированное.
- Шуба… лисья? – осипшим голосом поинтересовался я.
- Точно! Как ты угадал?
- Какое счастье, что мы сменили замки, и я ещё не отдал ей дубликаты, - я уже слетел с кровати и носился по комнате, соображая, куда вчера распихал шмотки. Натянув джинсы и футболку (трусы в суматохе так и не попались), я глянул на своего бесподобного возлюбленного, продолжавшего возлежать на кровати с королевской невозмутимостью и ждущего моих пояснений: - Фимушка, это, кажись, моя мама пришла. Я ей не говорил ещё ничего, собирался всё… Не подумал, что она сегодня нагрянуть может.
- Нате вам, - протянул Фима, - и что мне теперь делать? Говорю сразу - в шкаф не полезу!
Он не спеша поднялся и сел на край кровати, начав болтать ногами – видимо для оптимизации процесса размышления. Я ухмыльнулся, вспомнив, как меня он однажды в шкаф всё же загнал. Пригладив пальцами взъерошенные со сна волосы, я был готов стартовать к входной двери, однако меня смущало, что Фимушка приводить себя в более-менее пригодный для приёма визитов вид не торопится.
- Фимусь, ну давай, одевайся, пожалуйста, - я в нетерпении переминался с ноги на ногу, поглядывая на двери. - Давай, милый, поторопись, она не уйдет. Я пока дверки прикрою?
- Ладно, я тут сам, - величественно махнув мне рукой, он тут же вдогонку крикнул: - Только скажи одно - она у тебя грозная или добрая?
- Она… добрая, но нервная, - я шагнул к нему и чмокнул, почти извиняясь, - чёрт, не думал, что ТАК знакомить вас придётся… дотянул…
Выскочив в коридор, я подлетел к дверям и наконец-то открыл оба замка:
- Привет, мам, извини что долго – я спал ещё.
- Я уж испугалась, что тебя нет, - мама зашла, я обнял и поцеловал её в щёку, зная, что она этого всегда ждёт. Первым делом она окинула взглядом преобразившуюся прихожую, - Да-а-а, шика-а-а-арно! – вроде и восхищается, а вроде и иронизирует. Никогда, кажется, мне не удавалось заслужить её однозначное одобрение, всегда были какие-то сноски, кавычки, скобки… Ты, сыночек, молодец, но… и это не озвученное «но» ело мне мозг круче, чем ело бы озвученное.
Скинув свой ажурный шарф, мама повернулась к вешалке и остановилась, так и не повесив его:
- У тебя гости? Кто-то ночует?
На вешалке висела куртка Фимы. Ну что ж, так даже лучше. Сразу и без мучений. Только… на этот раз будем смотреть с моей точки зрения! Развеселившись от принятого решения, я улыбнулся:
- Мамочка, у меня для тебя хорошая новость!
- Да что ты?! – мама прижала руки с многострадальным шарфиком к груди. - Что случилось?
- Я люблю, и это взаимно. И мы решили жить вместе.
- Кого любишь? – мама уставилась на однозначно мужскую куртку с явным ужасом в глазах.
- Его, - как можно мягче подтвердил я и тут же добавил, - мамочка, я очень, невероятно счастлив… Он потрясающий, вот увидишь!
- Господи, что ты говоришь… - мама привалилась спиной к стене, едва не угодив в нишу так же, как вчера Фимка. На минуту мелькнула паническая мысль, что я идиот, и надо было молчать, но я тут же решил, что не позволю делать из этого трагедию. Принял же я в своё время их развод с отцом?! Как там берегли мою детскую психику? Поставили перед фактом и сказали – это вариант нормы. Хотя для меня это тоже был ни хрена не вариант.
- Ма, ты сядь, я сейчас… - благо кухня теперь в пределах прямого доступа – я за несколько секунд слетал за чашкой с водой. Взяв её трясущимися пальцами и сделав несколько глотков, мама посмотрела на меня уже более собранно.
- Это что, шутка? Ты меня разыгрываешь?
- Нет, мам. Это очень серьёзно и чистая правда. Я бы не посмел так шутить с тобой.
- И… давно?
- Ну… с лета.
- Это тот твой друг, у которого ты жил? – тут же сообразила мама. - Как его… Абраша…
- Ефим. Фима.
- Господи, кошмар какой, - на вдохе, сокрушённой скороговоркой, - Вовка, ты с ума сошёл!
- Да нет же, мам! Я влюбился, ты слышишь? Я люблю! И очень счастлив!
Думаю, мы бы ещё долго продолжали этот диалог в том же духе, но тут приоткрылась дверь спальни, и на пороге возник мой любимый.
- Доброе утро, - Фима сиял уверенностью, белоснежными зубами и своим прикидом. Я сам обалдел от его классического пуловера в ромбы, строгих серых костюмных брюк и… босых ног. Обалдел настолько, что на минуту даже о неоднозначности ситуации забыл, а Фимка без особого стеснения сделал пару шагов к нам и протянул раскрытую ладонь моей маме. - Очень рад познакомиться, Ефим.
Она машинально подняла руку, которую Фимка тут же словил кончиками пальцев, изящно склонился и коснулся её губами. Мама, словно очнувшись, отняла свои пальцы и посмотрела на меня растерянно и укоризненно, словно поймала на жульничестве.
Теперь её ладошку словил я и сжал в своих.
- А это моя мама, Нина Михайловна, - как можно мягче, не отводя глаз и улыбаясь с видом «это совсем не страшно».
Мама снова перевела взгляд на Фимку, на этот раз довольно пристальный, и видно было, что она уже взяла себя в руки.
- Прошу прощения, Ефим, я… не ожидала, - она поднялась, и мне очень не понравились её поджатые губы и сдержанно-скорбное выражение лица. Не скажу, что она у меня актриса, но своё недовольство она чаще демонстрирует, чем высказывает, и демонстрирует виртуозно.
Я едва сдержал свой порыв начать извиняться перед ней, вместо этого улыбнулся Фиме, ещё раз тиснул мамину ладошку и бодренько заверил:
- Всё хорошо, мамочка! Мы очень рады, что ты зашла. Пойдёмте чай пить? Фимусь, похвастаешь, какой мы ремонт в гостиной забабахали, а я пока чайник поставлю, ага? Дерево главное покажи, – я подмигнул своему любимому.
Зная Фимку, я был уверен, что он вполне себе справится с моей обожаемой родительницей. Возможно даже лучше, чем я. Но и упускать ситуацию из-под контроля я не собирался и был в любой момент готов вмешаться – стесать углы, если таковые возникнут. Сидящих на диванчике под деревом я буду их слышать, и в то же время они смогут пообщаться один на один.
Фима учтиво предложил свою помощь в снятии верхней одежды, и мама позволила принять её лисью шубу, потом он галантно пропустил её вперед, давая возможность пройти первой через арку и протянув руку в направлении гостиной. По-моему, он даже немножечко прогнулся в спине, вроде как отвешивая поклон, но утверждать не буду. Мне было немного смешно от всего этого, но в то же время со стороны всё было очень уважительно.
- Я действительно рад с вами познакомиться, Нина Михайловна. И знаете, - Фима немного сократил расстояние между ними, явно посягнув на личное пространство моей мамы. Удивительно, но она не отстранилась, а позволила ему чуть склонить голову к её уху и проговорить вроде как по секрету, но в то же время так, чтобы я услышал: - У вас замечательный сын.
Я на мгновение замер – мама вздохнула и глянула на моего Фимушку уже другими глазами, в прямом смысле: выражение от скорбного вернулось к слегка укоризненному, но явно заинтересованному.
- Спасибо, Ефим, - она села на диван, глубоко вздохнула и задала вопрос в лоб: - Скажите, а ваши родители в курсе ваших… отношений?
- Нередко видимость обманывает нас. Опасно доверять тому, что видит глаз, - процитировал Фима, чем вверг мою маму в некую прострацию. Он же, неспешно присев на поручень дивана и облокотившись на спинку, лучезарно улыбнулся моей родительнице.
- Это вы о… - попробовала предположить моя мама.
- О, нет, что вы! Это не я, это Мольер, - Фима витиевато провел рукой в воздухе и посмотрел в сторону барной стойки, за которой я, словно из окопа, наблюдал за их знакомством. - А родители мои знают, что я счастлив. Это для них главное. Посвящать в подробности я пока не пытался, да и по телефону это делать весьма проблематично.
Мама покивала головой, задумчиво и слегка тревожно глядя на Фиму, потом вздохнула:
- Конечно, для родителей главное – чтобы их ребёнок был счастлив. По-настоящему, а не так, чтоб потом локти кусал…
- А могу я у вас спросить, Нина Михайловна, - Фима плавно спустился с поручня на диван и сел недалеко от мамы. - Вам не очень нравится то, что сегодня здесь, в доме вашего сына вы увидели меня?
Пока мама удивленно молчала и смотрела довольно колким взглядом на Фимку, я покраснел, побелел и рассыпал сахар по стойке. Очень не хотелось скандала. Он бы, конечно же, был бы интеллигентный, но всё же я очень надеялся на благоприятный исход этого знакомства.
- Простите, я имел в виду не конкретно меня, в принципе - парня, - уточнил Фимка и спокойно закинул ногу на ногу в ожидании ответа.
- Знаете, Фима, лично вы мне очень даже симпатичны, - мама протянула руку и коснулась кончиками пальцев колена моего любимого, - я немного видела среди Вовкиных друзей таких разумных, воспитанных и дельных. Которые к тому же так хорошо к нему относились, - она улыбнулась ему, но тут же опять свела бровки домиком, - но вы правы, я не в восторге оттого, что мой сын игнорирует девушек. Думаю, вы меня поймёте. Вы осведомлены наверняка больше, чем я, в данном вопросе. И о сложностях такой жизни и таких отношений – в том числе…
Мне очень захотелось сообщить мамочке, что и я у неё вполне себе осведомлённый чувак, и на плечах у меня вроде как не кочан капусты, но лишь прикусил язык, сметая салфеткой со стойки мусор. Неожиданно пришло в голову, что чем-то всё это сватовство напоминает, и я чуть не заржал в голос. Злость тут же испарилась. Они оба кинули на меня взгляд, будто почувствовали моё внутреннее веселье, и я рефлекторно прикрыл рот рукой.
- О, как я вас понимаю, - вернулись они к разговору, и Фима ответным жестом аккуратно коснулся локтя моей мамы, - любая мать всегда хочет для своих детей самого лучшего. Девушки - прелестные существа, и я не сомневаюсь, что очень многие хотели бы осчастливить вашего сына. Но поверьте, не каждая смогла бы это сделать.
Фима улыбнулся так, будто они с мамой говорили на своем, секретном языке, и она тоже ему легонько кивнула, как будто понимала, что именно он хотел сказать. Я понемногу начинал успокаиваться, но всё же продолжал зорко следить за этим милым разговором.
- Но самое главное, - заговорщицки понизив голос, Фима снова чуть склонился к моей маме, - сам Вова вряд ли позволит кому-то делать себя счастливым насильно, - он расслабленно откинулся на спинку дивана и закончил, кинув улыбающийся взгляд на меня, - но мне даны эти права и поверьте, я это делаю с огромным удовольствием.
Мама покивала, глядя на него, и вдруг спросила:
- Знаете, что я сейчас вижу? Вы влюблены, оба. И это делает вас сейчас очень счастливыми и решительными. Но… влюблённость, к сожалению, проходит, и у мужчин она проходит быстрее. С одной стороны, я рада за вас. С другой… я очень боюсь, что это плохо кончится. Что это отразится на отношении к вам окружающих людей, на вашей карьере, что кто-то из вас всё же встретит девушку и сделает несчастным другого. Я понимаю, что все эти опасения вас не остановят, просто… Фимушка, ты понимаешь, что я чувствую? И, думаю, не обижаешься на мою первую реакцию? Вовка, а ты мог бы и раньше мне сказать, а не устраивать такие сюрпризы.
- Мог бы – сказал, - буркнул я, ещё не до конца веря своему счастью.
А мама продолжила, обращаясь уже к Фиме:
- Фимушка, ничего, что я на «ты» перешла? Раз уж мы теперь… - она развела руками, с довольно насмешливой улыбкой глянув на меня, - вроде как родственники.
- Конечно можно на «ты» и мне очень приятно, что вы меня называете так же, как и Вова, - Фима в ответ растянул губы в очаровательной улыбке, - и то, что принимаете меня, несмотря ни на что, я тоже очень ценю. А на счёт сомнений…
Фимка вдруг резко поднялся и, сделав несколько широких шагов, стуча босыми пятками по полу, внезапно остановился посреди просторной студии, и засунул обе руки в карманы. Он сначала повернулся ко мне, подмигнул и показал кончик языка так, что моя мама ничего не заметила, потом повернулся к ней и, расправив плечи, и взъерошив свои волосы, продолжил:
- Помните, как у Эдуарда Асадова? - Фимка расправил руки и начал декламировать с невероятным выражением: - Если ты любишь, то всем существом, что б ни случилось, ты думать будешь не о себе, а всегда о нём - да, именно: прежде всего о нём, о том, кого ты беспредельно любишь…
Я приоткрыл рот и мысленно зааплодировал Фимке. До сих пор не подозревал, что он любитель поэзии, а уж литературные чтения мы и вовсе никогда не устраивали. Мой невероятный парень продолжал вселять в мою маму и меня самого неистребимое желание любить его. Именно такого, какой он есть.
- А он в этих случаях всей душою и в буднях, и в радостях, и в борьбе, - продолжал Фима, чуть понизив голос и уже обернувшись в мою сторону, будто рассказывая это именно для меня, - согласный всегда и во всём с тобою, тоже думает о себе...
- Как, тоже – «о себе»? – в этот момент для меня самым важным было понять моего Фимку, и даже «сватовство» отошло на второй план. Это был редкий момент, когда любимый мной человек вдруг поворачивался ко мне совершенно новой стороной, и я просто не мог упустить, проигнорировать это.
- Ну да, о себе, - кивнул он.
- Может всё же «о тебе»? А то странное такое единодушие – «мы с моим мужем оба любим меня»!
- Мне тоже раньше хотелось поменять его на «тебе», - улыбнувшись, он пристроил бедро на табурет около стойки, напротив меня, - но потом я понял, почему именно так. Когда любишь и думаешь о нём, он, зная это, зная, что ты за него волнуешься, будет осторожен, и будет думать «о себе» – чтобы не расстроить тебя. Это как когда я говорю тебе «береги себя» и ты отвечаешь «буду» - ты ведь делаешь это как бы для меня.
- Ты думаешь о себе…, как о части того, кого ты любишь… - дошло до меня, и я покрутил головой, глядя на Фиму поражённо. - Ничего себе…
Наклонившись, я положил ладонь ему на щёку и коротко, но крепко и от души прижался к его губам своими, после чего выдохнул: «Спасибо!» и отвернулся за чашками и закипевшим чайником.
- Так, чай пить будем у стойки или за столом? – глянул через плечо на маму с некоторой опаской за то, как она воспримет такой мой порыв, но она ничего не демонстрировала. Лишь ответила мне чуть печальной, задумчивой улыбкой и, поднявшись, подошла к стойке.
- Здесь попьём. Красота тут у вас, куда ни глянь… Отцу-то говорить будешь, Вов? – размешивая сахар в полупрозрачной фарфоровой чашке.
- Там видно будет. Он звонит?
- По праздникам, как обычно. И что мне ему говорить на вопрос: «как там Вовка»?
- Скажи – ремонт сделал. Приедет смотреть – поговорим.
- Знаешь… я, пожалуй, ему заранее скажу. А то, как бы не порушил он тут ваш ремонт, - и, спохватившись, она добавила, - Константин Николаевич просто вспыльчивый очень, - это пояснение было специально для Фимушки, - но и отходчивый.
- Но и упрямый, - добавил я и засмеялся, - ничего, справимся.
Чаепитие затянулось часа на два – мама расспрашивала и расспрашивала: и жил ли Фима уже семьёй, и был ли у него до меня кто-то, и где он учился, и кто родители, и просто «за жизнь» - словом, информацию извлекала изо всех сил. В конце концов, Фиме позвонили по телефону с работы, и я даже обрадовался этому звонку, потому как столько разговоров, да ещё с утра – лично для меня тяжко. Фима извинился за то, что вынужден ответить, но мама заверила, что это не страшно, и вообще она засиделась, и «Вова меня проводит, а ты говори, Фим, работа есть работа».
На прощание она, конечно, всё равно мне сообщила, что я её «в могилу сведу». Всё, на что меня хватило, это развести руками в ответ и сказать: «Ну, извини! Так получилось».
Закрыв дверь за моей обожаемой родительницей, я добрёл до дивана под нашим деревом и аккуратно рухнул – аккуратно, чтобы не придавить Фиму, беседовавшего со своим несносным начальником.
- Да помню я, Аркашенька, помню, - Фима на автомате взял меня за руку и легонько сжал пальцы, - пусть в этот раз подписи ставит под каждой своей фантазией! Иначе мы так до скончания века будем переделки в её доме устраивать.
Замолчав, видно всё же давая высказаться Галахову, Фимка начал теребить мои пальцы, играясь с ними и время от времени поглаживая мизинцем моё запястье. Он был довольно сосредоточен и не замечал того, что делает, но руки продолжали ласкать меня, и от этого было невероятно тепло. Он то скручивал мои пальцы косичкой, то отпускал их и начинал гладить ладонь, потом снова сжимал, и, держа их в кулаке, начинал что-то пояснять партнеру.
- Нет, я же сказал, что это невозможно! Аркаша, умоляю, мне лучше знать, встанет в альков резной стеллаж или нет, я же лично делал эскиз, и мастерская изготавливала по моим размерам! - он от досады хлопнул по моей ладони, но я не посмел одернуть руку, и Фимка тут же, словно котёнка, стал опять поглаживать мою ладонь. - И умоляю, консоль не трогайте, там ещё фриз не закреплён! И к порталу каминному не прикасайтесь, там ещё мозаика не подсохла. И вообще, не приближайтесь к гостиной комнате, вы нарушите мой ассамбляж! - он на мгновение затих и тут же продолжил: - Да! Именно она и хотела! Это её идея нагромождения, я лишь это всё окультурил и расставил акценты, поэтому не советую в её присутствии так выражаться!
Фима сосредоточенно доказывал свою правоту и в какой-то момент, сжав с силой мои пальцы - поднялся. Я вскочил вместе с ним, и он меня, словно ребёнка за руку, начал водить за собой, вышагивая по квартире и продолжая разговаривать по телефону.
- Всё, я не намерен выслушивать её истерические возмущения через тебя и сейчас сам приеду. Пусть эта старая кошелка готовится, я буду беспощадным. Буду её эстетически удовлетворять, правда, без смазки и предварительных ласк, так что лучше напои её коньяком. Выезжаю!
Фимка нажал отбой и вдруг заметил меня, преданно стоящего возле него, с улыбкой и зажатыми пальцами в его ладони.
- Во-о-о-овка, - он улыбнулся и, наклонившись ко мне, уперся своим лбом о мой.
- Что – Во-о-овка?! – я деланно свёл брови к переносице. - Бросаешь меня, да? Сбегаешь к своему Аль-Гарунскому?
- Галахову, – поправил Фима автоматически.
- Да-да, к Галушкину, - продолжал вредничать я. Фимка засмеялся и ткнул меня пальцем в живот, но я остался непоколебим. - Передай ему, что если он будет столь бессовестно эксплуатировать тебя по выходным – я приеду разбираться с ним лично!
- Отлично, я приберегу этот довод на крайний случай, как ядерное оружие! – кивнул Фимуся, всё так же сияя и сжимая мою кисть.
- И скажи ему, что если ты однажды повредишь мне конечность во время напряжённых деловых переговоров с ним, он будет оплачивать мне лечение плюс моральная компенсация!
- Ты действительно что-то хочешь от него? Может тебе и номер телефона его дать? - Фимка изобразил непонимание и немаленькую милую злость. Мне ничего не оставалось, как засмеяться, и он тут же поддержал меня своим хохотом. - Вовик, ну разве тебе меня мало? Я могу и лечить, и морально удовлетворять!
- О, это становится уже интересно, - я склонил голову на бок и с интересом уставился Фимке в глаза, одновременно начиная тянуть свои руки к нему и жадно шевелить пальцами. - И как это будет выглядеть? И когда мы начнем? И могу ли я прямо сейчас начать получать обещанное?
- Так, стоп машина! - Фимка схватил мои руки за запястья и хлопнул ими по моим ногам. - Не смей меня дразнить! Мне уезжать пора! Или ты хочешь, чтобы Аркаша снова стал названивать и насиловать меня резным стеллажом? Учти, если я перестану отвечать, а клиентка начнет угрожать ему чайной ложечкой, чтобы сожрать его мозг, он с перепугу прилетит сюда! - очень авторитетно покивав своей головой, Фимка подставил мне свои губы. - Лучше поцелуй меня, и я пойду искать свои носки, а потом все же съезжу на работу. А ты точно найдешь, чем заняться в моё отсутствие. Хорошо, милый?
Я притянул его за плечи к себе и от души поцеловал, желая, чтобы этот поцелуй оставался на его губах пока он не вернётся обратно ко мне. После чего оторвал его в прямом смысле от сердца.
- Вперед, на поиск носков! Кстати, ты просто убийственно хорош босиком! Обожаю твои босые лапки, счастье моё, - не удержавшись, я присел и вжался на пару секунд лицом ему в живот, притянув его за бёдра, - всё, беги спасать мир, стеллаж и Аркашу! А я… попробую приготовить нам ужин! И слегка прибраться.
- Ты чудо, а не мужчина, - промурлыкал Фимка и взлохматил мои немного отросшие волосы. Потом он наклонился, поцеловал меня в темечко и побежал в спальню одеваться. - Ещё ты супер-повар и супер-хозяйка, - выглянув из-за дверей спальни, он поправился, - в смысле - хозяин! - и снова скрылся за дверью, откуда раздалось его пение, а я так и продолжал сидеть на корточках и улыбаться своим ладоням, которые до сих пор чувствовали тепло Фимки.
- Хозяин, - тихо проговорил я, - надеюсь, не только этой квартиры, но и твоего сердца.
- Воов! - раздалось из спальни после стука и хруста. Видимо, Фимка начал разбирать шкаф на запчасти в поисках своей одежды. - А ты приготовишь мне что-то романтичное? - я не успел даже подумать, не то чтобы ответить, а он тут же продолжил: - Только не говори мне, что это будет, хочу сюрприз!
- Не скажу, даже и не пытай! – заверил я, поднявшись на ноги и озадаченно почесав затылок. И что у нас считается романтичным? Котлеты в форме сердечка? Мороженое с горячим шоколадом и бенгальскими огнями в вазочке? Привязанные к воздушным шарикам летающие плюшки? Ладно, чего-нибудь придумаю, пока он там будет строить зарвавшееся начальство и в конец распустившуюся клиентку.
Озадачив меня, Фимуся быстренько привёл себя в надлежащий вид и улетел, чмокнув на прощание в полутёмном коридоре, освещаемом только светильниками из ниш. Прямо пещера Али-Бабы, реальность ускользает… впрочем, возможно коридор тут и не причём.