Интервью с народным депутатом, членом Совета общества ингерманландских финнов «Инкерин Лиитто» (Ингерманландский Союз) доцентом ЛГУ Александром Ивановичем Кирьяненом.
- История ингерманландского народа рассматривается Вами в контексте послереволюционной истории России или отдельно?
- Прежде немного о себе. Я ленинградец, родился в этом городе в 1947 году, по национальности финн. Но долгое время меня вообще не занимали вопросы национальности. Язык финский знал благодаря моей тёте, которая сказала мне в детстве: «Не будешь говорить по-фински, я не буду понимать тебя». И вот из уважения к ней я выучил финский язык.
Тётя моя - Ева Семёновна Кирьянен вообще достойна, чтобы о ней было рассказано подробнее. Она из тех немногих людей, которые обладают мужеством. Она жила в деревне Тихвинка Гатчинского района. Тётя сыграла колоссальную роль в моей судьбе и, я думаю, в судьбе своего брата – моего отца. Дело в том, что после 1947 года, а возможно и на десять лет раньше, в Советском Союзе исчез такой народ, как финны. Мы оказались вне закона. Ведь после заключения мира с Финляндией в 1944 году никому из финнов, живших на этих землях, не было разрешено жить в Ленинградской области.
- Даже тем, которые вернулись по соглашению с Финляндией?
- После соглашения с Финляндией они все ехали в свои дома, однако их в свои дома не пустили, и прямо в эшелонах они поехали дальше. В основном их расселили в Новгородской, Псковской, Калининской, Костромской, Великолукской областях.
- Мне помнится, что ещё финнов расселяли в Вологодской области?
- Правильно. Но это было раньше – в 1936-39 годах.
- Получается, что это расселение было частью подготовки к войне с Финляндией?
- Абсолютно правильно. Перед войной, которую сейчас называют «зимней», всё население, и не только финское, проживавшее на территории от Сестрорецка до Ладожского озера, было выселено.
- Значит, можно говорить, что подготовка к войне с Финляндией велась заранее, и выселение людей из предполагаемого района боевых действий прямо свидетельствует об этом. А насколько загодя началась эта подготовка?
- Бесспорно, мы имеем возможность сказать, что война с Финляндией началась много раньше первого санкционированного выстрела, а именно – за три года до этого. Уже в 1936 году были выселены все жители деревень: Сергеевка, располагавшейся на территории нынешнего Всеволожского района (сейчас на её месте полигон), Майнела, Матокса, Воулоярви, Никулясы – это все вдоль приграничной полосы с Финляндией. Это расстояние от двадцати до тридцати километров вглубь от старой русско-финской границы. Скажем, район Белоострова. Сейчас мы не найдём финнов ни в Песочном, даже в Озерках и Шувалово, но это по причине более поздней высылки.
- Высылки, связанной с окончанием финской кампании? Нам необходимо разграничить территории, опустевшие до войны и оставшиеся без коренного населения по завершении советско-финского военного противостояния.
- Территории, обезлюдевшие да 1939 года, примыкают к Сестрорецку, Белоострову, вероятно, к ним надо отнести и Курорт, к востоку – Майнела, деревушка, которая перестала существовать, к северу – Пери, Васкелово, Лемболово, к востоку – Волеярви, Микулайсет. И это только крупные населённые пункты в двадцати километровой полосе вдоль границы.
- Куда же выселились жители этого обширного района, и сколько было этого финского народа?
- Точно сейчас сказать весьма трудно, сколько было выселено. По данным, опубликованным в финской литературе – это порядка двадцати тысяч человек.
- Возможно, имеются и наши, пусть косвенные источники, которые позволяют судить о масштабах высылки?
- Источники такие есть. Если взять перепись населения за 1897 год, то финское население губернии составляло порядка 147 тысяч человек, а по переписи 1920 года – 122 или 123 тысячи. Совершенно непонятно, куда исчез народ, немалое его количество. По переписи 1926 года цифра колеблется уже в пределах 132 тысяч. Исходим из того, что никаких серьёзных военных действий, которые могли повлиять на исчезновение народа, в это время здесь не было. Не относить же на результат похода Юденича. Его в расчёт можно здесь не брать, десять тысяч человек по его вине исчезнуть не могли – это не реально. Или, скажем, движение из Гатчины армии Краснова, или ещё какие-либо локальные конфликты.
- Александр Иванович, а Вы не допускаете, что причиной этого могла быть достаточно высокая волна эмиграции в Финляндию?
- Не допускаю. Дело в том, что, наоборот, была волна реэмиграции из Финляндии – в 1918 году там вспыхнула Гражданская война, и порядка восьми тысяч финнов из коммунистов и сочувствующих перебрались в Советскую Россию.
- Да. Эта цифра на слуху у наших читателей, но эти люди осели, наверное, не на территории расселения ингерманландских финнов, а, в основном, в Петрограде, поэтому в нашу статистику их брать не расчёт.
- Вы правы. Действительно, приехавшие, где-то в 1918 -1919 годах из Финляндии, селились, в основном, в Петрограде. И в этот же период был ещё приток финнов из США и Канады: это эмигранты, ехавшие в Советскую Россию создавать здесь коммуны. Например, в Тосненском районе, образованном именно в то время, и носившем тогда название Куйвазевский финский национальный район. Он состоял из четырнадцати сельских Советов, из которых двенадцать были чисто финскими. Ликвидирован он был в 1939 году. Об этом есть упоминание в административном справочнике, вышедшем в прошлом году. Территории его вошли в состав Парголовского района.
Причина этого непонятна.
Одновременно с этим сказано о разукрупнении нескольких районов.
- Можно предположить, что населения в данной местности стало так мало, что уже нецелесообразно было иметь район, как административную единицу.
- Абсолютно правильный вывод: это результат высылки с 1936 по 1939 год.
- Не настораживает ли Вас, Александр Иванович, 1939 год? Почему здесь занялись высылкой так поздно, имея в виду общую картину репрессий того времени в Советском Союзе? Ведь этот район, кажется, не входил в зону действий «зимней» войны?
- Этот год был указан в справке, данной начальником Управления комитета государственной безопасности СССР по Ленинградской области Курковым в ответ на мой запрос, сделанный мной летом 1990 года. Была дана информация о численности ингерманландских финнов и сказано, что в 1939 году финское население в количестве, неизвестном Комитету государственной безопасности, было вывезено в глубинные районы СССР: в основном, в Вологодскую и Архангельскую области, на станцию Котлас.
- И всё-таки, я ещё раз вернусь к своему вопросу – территория Токсовского района с коммунами, организованными реэмигрантами-финнами, - входила ли она в зону боевых действий «зимней» войны?
- Нет, эта территория не входила в зону боевых действий. Это был плацдарм для развёртывания войск. И эти земли были загодя очищены от всего населения.
- Вы хотите сказать, что выселены были не только финны?
- Совершенно правильно. Недавно ко мне обратился житель Нижнего Новгорода по фамилии Николаев с просьбой способствовать переезду в родную деревню Сергеевка, которая нами уже упоминалась. Он не имеет возможности доказать, что там родился, хотя есть свидетельство о рождении, в котором эта деревня указана. Но когда он оттуда выехал, по какой причине – неизвестно. И даже обращение в областной архив не разъяснило ситуацию: там нет никаких документов о высылке населения из этого района. Более того, и ответ начальника архива Всеволожского района, в который вошёл бывший Парголовский район, не добавил ясности – они тоже не располагают документами. Здесь имеются в виду домовые хозяйственные книги.
В ответе начальника госбезопасности сказано, что и в их архиве подобные документы отсутствуют.
- Александр Иванович, возвращаясь к нашему первому вопросу, можно ли сказать, что историю ингерманландских финнов Вы рассматриваете как часть истории послереволюционной России?
- Да, это так, потому что территория севернее Ленинграда вдоль финской границы – это небольшая часть Ингерманландии или Инкери, которая была одной из восьми частей Государства Российского времён Петра Великого. А большая часть Инкери располагалась к югу от Ленинграда, начиная от эстонской границы на Западе, и до Ладоги в районе села Назия и Келава на Востоке.
В первую очередь здесь надо выделить Гатчинский район, Ломоносовский, которые очень плотно были заселены финноязычными народами.
Среди сельского населения Гатчинского района 48 процентов на 1926 год составляли инкери, хотя в самой Гатчине русское население преобладало.
В Ломоносовском районе картина была приблизительно такая же. По административному справочнику за 1936 год, по данным на первое февраля, в Волосовском, Кингиссепском, Ораниенбаумском, Гатчинском, Слуцком (ныне Павловском), Куйвозевском из 230 сельских Советов 105 были национальными – это вокруг Ленинграда – в непосредственной близости.
Как я уже говорил, существовал Куйвозевский национальный финский район. Кроме того 55 финских сельских Советов, 24 – вежских, 16 – эстонских, семь – ижорских, два – немецких, а в финском районе был даже отдельный русский сельский Совет.
- Можно предположить, что жители его пострадали в период переселения так же. как соседи-финны?
- Да, они разделили судьбу соседей. Вот почему в Песочном, Дибунах, Васкелово, Лемболово и других посёлках мы не встретим сейчас населения, проживавшего там в двадцатых годах.
Или взять другое. Вот передо мной газета «Литератор» за 28 декабря 1990 года. На второй странице статья «Терра инкогнита», автор которой народный депутат Виктор Гого рассказывает о судьбе деревни Борки Ломоносовского района. Он пишет: «Мы знаем о трагической судьбе вьетнамской деревни литовского Саласпилса, белорусской Хатыни, но никто не знает о трагедии русско-ижорской деревни Борки, находящейся в 60 километрах от Ленинграда. До войны в ней было 127 домов, после войны осталось 20. Бои здесь не проходили. Бомбы, правда, падали. Был повреждён один дом, в котором проживают престарелые больные мать и сестра автора. Остальные дома были разобраны для строительства ангаров под самолёты».
Он приводит виновников этой акции, бывшего председателя Ораниенбаумского райисполкома Ермолина, бывшего командира седьмого гвардейского полка, полковника Кроленко. И пишет. Что подавляющему большинству местных жителей, вернувшихся с фронта и из эвакуации, в прописке в Борках было отказано.
- Мы много говорили с Вами, Александр Иванович, о тех, кто был насильно выселен. Скажите, финны, которые остались на местах высылки, считают себя. Пишут себя в документах, финнами? Полнится ли список ижоры, води, инкери за счёт этих людей, которые живут не на традиционной для себя земле?
- Я начну издалека, с высылки, познакомив читателя с документом, который опубликован в «Известиях ЦК КПСС» за 1990 год. № 9. «Совершенно секретно». «Передано по ВЧ 29 августа в 10 часов. Москва. Тов. Сталину. Сообщаем, что нами принято решение о немедленном переселении из пригородов Ленинграда немецкого и финского населения в количестве 96 тысяч человек. Предполагаем произвести переселение в Казахстан – 15 тысяч. Красноярский край – 26 тысяч. Новосибирскую область – 24 тысячи, в Алтайский край – 12 и Омскую область – 21 тысячу человек. Организацию переселения возложить на НКВД. Просим утвердить это предложение. Молотов. Маленков. Косыгин. Жданов».
- Цифры впечатляют. Из этих тысяч кто-то и по сей день мог остаться инкери, ижорой и водью?
- И это действительно так. Несмотря ни бывшие преследования, люди не отказывались от своей национальности.
Я хочу подчеркнуть, что участником трагедии было не только финноязычное население. Если мы возьмем Петроград 20-х годов, то второе, третье и четвёртое место по численности после русских занимали немцы, финны и поляки. Это те национальности, которые в марте 1942 года пошли, можно сказать, в расход. Мы должны остановиться на этой высылке. К концу 1943 – началу 1944 года мы с трудом бы отыскали в области сотню финнов.
В настоящее время в Ленинградской области живёт по переписи 1989 года 17,3 тысячи финнов, 230 человек ижоры. Последние, как народ, почти исчезли за два поколения, если иметь в виду, что по переписи 1926 года их было 16 с лишним тысяч. А ведь их даже немцы не вывезли в Финляндию. Около ста человек ещё до сих пор называют себя водью, о чём есть у каждого запись в паспорте, но среди народов Советского Союза води уже не существует.
Газета «Зеленогорский вестник», № 3 (5), 1991 год
*Продолжение в интервью "В поисках народа".