Последняя жертва

Дарья Березнева
                * * *

Растрёпанная женщина с бледным лицом неподвижно стояла у колыбели и с ненавистью смотрела на старчески сморщенное личико однорукого младенца. Она слишком долго травила его, чтобы он мог родиться здоровым. В её руках была зажата подушка. Большая белая подушка с новой выглаженной наволочкой.

Нежеланный ребёнок, лишняя обуза, да ещё и калека. Кто знал, что так выйдет? Она-то думала, что лекарство поможет. Да, надо было делать аборт. Но ещё не поздно всё исправить. Если он сейчас проснётся и запищит, она за себя не ручается. В конце концов всё можно списать на послеродовой психоз...

                * * *

С самого детства он ощущал свою неполноценность. Нелюбовь, даже ненависть со стороны матери, насмешки и унижения от сверстников, жалостливые вздохи и ахи сочувствующих, которые он выносил ещё тяжелее, потому что презирал жалость. А мальчишки во дворе дали ему кличку Рука, что звучало очень обидно: такое прозвище напоминало ребёнку о том, чего у него не было.

Дома легче не становилось. Когда к его матери приходили гости, она виноватым тоном, словно оправдываясь, говорила, притворно-ласково глядя на сына: «А это сыночек мой! Вы уж не взыщите! – и, вздохнув, продолжала: – Вот ведь бедняга! И за что только мучается ребёнок!». А ближе к ночи, когда попойка заканчивалась и гости расходились по домам, неизменно отчитывала его: «Надо же, изверг какой! Нет, чтобы пожалеть мать и скорее Богу душу отдать, так он ещё позорит меня перед людьми!».

Каждый день она мучила сына своими укорами, убивая в нём всё человеческое и превращая его доброе, но гордое сердце в холодный камень.

Однажды к ним в комнату залетела бабочка, маленькая жёлтая бабочка.

«Мама, посмотри, какая красивая!» – восторженно сказал мальчик. В ответ – приказ, лаконично и жёстко: «Убей её!». Во всём послушный матери, ребёнок, с ненавистью в глазах, прихлопнул бабочку рукой – на жёлтой от пыльцы ладони раздавленное тельце красавицы.

С этого дня он стал убивать бабочек просто так, ради удовольствия. Он делал это в то время, как другие детсадовские дети, его ровесники, бросали мяч и забавлялись, играя в догонялки или прятки. Под окнами садика росла большая клумба со множеством цветов, а вокруг клумбы порхали бабочки. Мальчик ловил их, сажал в банку, а когда они засыпали, пришпиливал бедных насекомых к картонке, так что очень скоро у него получился целый гербарий из мёртвых бабочек. Всякий раз, когда он показывал матери свою коллекцию, она называла его извергом и пьяно смеялась – её это забавляло.

– Мама, они не дают мне играть с их игрушками! – жаловался он ей. – А я хочу такую же красную машинку, как у одного мальчика!

– Ты же знаешь, у нас нет денег, чтобы покупать тебе игрушки, – раздражённо говорила она. – Сколько раз можно повторять: если тебе чего-то очень хочется, добивайся этого любой ценой, только оставь меня в покое!

– Я понял тебя, мама, – ответил мальчик. – Завтра же у меня будет его машинка!

И на следующий день он действительно принёс домой ярко-красную лакированную машинку, неизвестно как ему доставшуюся. Причём играл он ею не только дома, но и брал с собой в садик, не боясь, что кто-то уличит его в краже. Потому что хозяина этой машинки уже не было в живых. За завтраком он как обычно съел манную кашу, запил стаканом компота и… умер. Родители напрасно отказались от вскрытия, они бы узнали много нового. В порцию их сына была добавлена колючая проволока...
 
                * * *

В школе, куда он пошёл сразу после детсада, все ребята смеялись над ним, а один мальчишка, самый бойкий из класса, буквально преследовал его своими злыми шутками. «Эй, ты, однорукий! – кричал он ему при встрече. – Ты где руку потерял, калека несчастный?» И это с каждым днём озлобляло его всё сильнее.

Как-то раз он пришёл домой в порванных курточке и брюках, с подбитым глазом и рассечённой губой. В этот день его обидчик вёл себя чересчур нагло – подкараулил мальчика в школьном дворе после уроков и избил до потери сознания.

Когда он явился домой в таком виде, мать кинулась на него с кулаками и, перемежая проклятия нецензурной бранью, сказала запальчиво: «Над тобой потешаются, как над идиотиком, потому что ты молча глотаешь все обиды. Пойди, скажи тому парню, что, если он не перестанет дразнить тебя, ты убьёшь его!».

На следующий день, вернувшись из школы, он сказал матери: «Я сделал, как ты советовала: пригрозил ему, что убью его, если он не перестанет надо мной издеваться, но этот мальчик не послушал меня. Тогда я пошёл в столовую и подложил ему в пирожок петарду. Я думал, что взрыв произойдёт у него в животе, как только он проглотит свой пирожок, но ему повезло: петарда разорвалась в его руке. Теперь он не будет дразнить меня одноруким, потому что сам стал таким же».

Поначалу мать не восприняла его рассказ всерьёз, только решившись позвонить в школу, она поняла, что всё это правда. Первым её желанием было скорее бежать в полицию, но страх за свою репутацию помешал ей сделать это. В конце концов она сама была виновата в том, что произошло.

Так шёл он по жизни и по трупам с гордо поднятой головой, чтя завет матери: «Если тебе
чего-то очень хочется, добивайся этого любой ценой». И он добивался. Если же кто-то вставал на его пути, он, не задумываясь, устранял любое препятствие: его изощрённый ум каждый раз придумывал всё новые способы и орудия убийств. При этом ему каким-то чудом удавалось вовремя исчезать с места преступления, так что в свои двадцать лет он и сам не знал, сколько человек убил. Но однажды легендарный убийца всё-таки был пойман на своей квартире. Его последней жертвой стала мать…

                * * *

На суде он вёл себя удивительно спокойно и рассказывал обо всём с таким хладнокровием, что многие из собравшихся в зале суда смотрели на него с нескрываемым ужасом, как на человека, лишённого сердца. Он ни в чём не запирался и согласился со всеми обвинениями, при этом его лицо не выражало и тени раскаяния. Он был первым в этом зале, кто говорил только правду.

– В ту ночь после ухода гостей она была пьяная, как всегда. Когда я входил в квартиру, она стала кричать мне, чтобы я убирался вон. Она кричала, что ненавидит меня и до сих пор не может понять, почему я родился одноруким уродом, ведь те таблетки должны были убить меня наверняка. Истерически хохоча, она призналась мне в том, что ровно двадцать лет назад я был в её власти – если бы я тогда проснулся и издал хоть один звук, она задушила бы меня подушкой.

Выслушав всё это, я схватил со стола нож и отрезал ей руку. Руку, которую она отняла у меня. Она едва стояла на ногах, так что сделать это не составило большого труда. После этого я задушил её подушкой, потому что хотел, чтобы во всём была справедливость.

– Кто ты такой, что берёшь на себя право судить других? – спросили его. – Разве ты Господь Бог?

– Я верю, что послан Им, – был ответ.

– Да ты не только злодей, ты ещё и богохульник! Скажи, что раскаиваешься в своих преступлениях, и мы позовём к тебе священника, чтобы ты перед смертью очистил свою заблудшую душу.

– Я отказываюсь от этой милости, – улыбнулся он, смотря на них глазами победителя. – И считаю, что всё правильно сделал.
 
                * * *

Его приговорили к расстрелу. И, хотя в камере смертников было темно, ему всё же удалось прочесть надписи на стенах, предсмертные послания тех, кто был здесь до него. Он поднял с земляного пола брошенный кем-то кусок угля и стал выводить на стене корявыми буквами: «Жаль, что я не смог уничтожить вас всех».

Мир вздрогнет, если в его руки попадёт ядерная кнопка…