Зарёванную, её привезла среди ночи «скорая» в Кишинёвский роддом на сохранение. Женщины, с оттопыривавшимися под застиранными роддомовскими халатами животами, с недоумением смотрели на бившуюся в истерике двадцатитрёхлетнюю девушку, пока без особых признаков беременности, с длинными спутанными чёрными волосами и огромными чёрными глазищами, которые смотрели на всех несчастно-растерянным, затравленным взглядом. Акушерки с трудом накормили её чем-то успокаивающим, и она уснула.
Когда она пришла в себя, женщины узнали, что зовут её Лариса, работает она медсестрой в больнице, а её родители живут, ещё четыре дня назад она могла бы это сказать, в маленьком селе возле Оргеева. Но сейчас это уже не совсем так.
Отвечая женщинам, Лариса-медсестра рассказала свою печальную «Лав-стори».
Может кто-то, выслушав её, сделает вывод, что не любая любовь человеку одинаково полезна. А кто-то увидит в ней и пример того, как высшие силы, стремясь помочь человеку, выбравшему себе судьбу, ведущую к несчастьям, а то и к гибели, подают ему знаки, пытаются остановить всевозможными препятствиями. Но, если человек глухой к голосу высших сил, он тупо карабкается по ней, страдая до слёз от регулярных ударов судьбы, и не понимая того, что стремится он к миражу, что его дорога к счастью, в действительности, иная.
Для сельского жителя, особенно обдумывающего «как?» и «где?» ему жить, город всё равно, что для советского человека заграница. Безусловно, там всё лучше, чем у них, и «уехать туда» всегда воспринимается как достижение. Вот и Лариса вырвалась из своего родного села, и уехала в Кишинёв. Выучилась на медсестру, работала в горбольнице. Красивая и, по местным меркам, успешная, она приезжала на праздники к родителям, и там случилось то, что рано или поздно должно было случиться. А случилась у Ларисы долгожданная любовь.
К ней стал приставать с ухаживаниями парень по имени Андрей. У него было очень нежное, ещё не созревшее для бритвы, одухотворённое мальчишеское лицо. На такое всегда приятно посмотреть. Можно сказать «мальчик-конфетка». И Лариса в него влюбилась. А о парне так нечего было и говорить. Правда, ему едва исполнилось восемнадцать лет. Но он решительно уехал к ней в Кишинёв, снял квартиру, устроился работать в охранную фирму. И они начали в этой квартире жить как муж и жена.
Со временем об их отношениях узнали родители обоих влюблённых. Особенно, когда они им заявили, что хотят зарегистрировать свои отношения в ЗАГСе. И я бы не сказал, что в обеих семьях тут же обрадовались их счастью в личной жизни. Скорее наоборот, обе они имели свои особые точки зрения, и обе эти точки объединяло желание поставить на отношениях Ларисы и Андрея большой жирный крест, потому как они не находили в них ничего хорошего. У Ларисы-медсестры спросили: «Зачем тебе муж-ребёнок, если ты сама ещё не совсем взрослая? Что это за жених, у которого за душой ничего нет, даже образования? Во дворе 94-тый год. Социализм уже кончился, а капитализму ещё никто не научился. Чем он тебя обеспечит? Что с ним можно делать, кроме как целоваться?» И родители Андрея высказали ему своё негодование: «Кто же женится в восемнадцать лет? Куда тебя несёт? Сначала надо учиться, а потом жениться! Получи образование, специальность, хорошую работу, сделай себе жильё, а потом уже и приводи туда жену! У тебя ж ещё детские мозги, потому тебя и окрутила взрослая женщина, которая старше тебя на целых пять лет! Какая тут может быть свадьба! Мы тебе запрещаем с ней встречаться!»
Периодические попытки уговорить родителей у них, конечно, были, но успеха они не имели. Тогда влюблённые подождали, пока Лариса забеременела, и поставили родителей перед фактом в виде справки от гинеколога. И что бы вы, на месте их родителей, сделали? Таки пришлось, скрепя своё родительское сердце, с этим смириться!
Свадьбу решили сыграть у них в селе. Всё организовали по человечески, денег не жалели, но дату свадьбы переносили три раза. Сначала нанашка (посажённая мать) сломала себе ногу, и не хотела танцевать на их свадьбе на костылях с загипсованной ногой. Потом дядя Ларисы-медсестры умер неудачно от какой-то болезни, и совмещать свадьбу с его похоронами было как-то неудобно. А потом уже в ЗАГСе не могли, потому, как тем приспичило в это время начать косметический ремонт внутри здания. Опять пришлось уговаривать и показывать справку от гинеколога, из которой следовало, что беременность неуклонно прогрессирует уже три с половиной месяца. И им сделали исключение.
Свадьба у Ларисы и Андрея была как свадьба. Практически, как у всех. С музыкой, весёлой пьянкой, и коллективными танцами. Началась она в пятницу, и все собирались веселиться, так веселиться – дня три, не меньше. Но погуляли лишь с обеда и до вечера. Потом первую брачную ночь молодым испортил папа Ларисы. Он, кушая на свадьбе, подавился куском рыбы, попавшей каким-то невероятным образом ему не в то горло. Позже, вспоминая этот случай, Лариса вспомнила и медицину, и то, как его надо было спасать. Она же училась на медсестру! Но когда всё это случилось, Лариса от неожиданности растерялась. Естественно, вызвали «скорую помощь», которая, пусть и не так быстро, как хотелось бы, но всё же приехала. Только папа Ларисы её всё равно не дождался, и умер, так и не догуляв эту свадьбу до конца. Так что, и вино и закуски, приготовленные на свадьбу, пошли уже на поминки её покойного папы. На третий день после свадьбы, на которой он умер, его, как и положено, культурно похоронили. Однако, пока у людей будут деньги, наверное, всегда будет и тот мерзавец, который захочет их украсть. Так такой мерзавец нашёлся и на поминках папы Ларисы-медсестры. Он украл все деньги, собранные молодожёнам на свадьбе, и их золотые обручальные кольца. Лариса от всех этих событий так испереживалась, что у неё случилась угроза выкидыша. И её на «скорой» прямо с поминок увезли в роддом на сохранение.
Когда муж Андрей приходил к ней в роддом, в отделение патологии, и садился в коридоре на скамеечке, Лариса тут же садилась ему на колени. Обменявшись парой фраз, они забывались в продолжительном поцелуе. Потом ещё обменивались парой фраз, и опять уходили в продолжительный поцелуй. А когда муж Андрей собирался уходить, они снова многократно целовались уже на прощание, и никак не могли проститься. Беременные женщины её палаты, то ли от любопытства, то ли от нечего делать, долго любовались их любовью, сладенькой внешностью молоденького Андрея, и искренним, восторженно-влюблённым взглядом его детских глаз, которыми он смотрел на Ларису.
Но не успели ещё женщины, лежащие в этой палате на сохранении, ко всему этому привыкнуть, как у Ларисы-медсестры появилась новая неприятность. Опять растерянная и зарёванная она вернулась от мужа.
– Муж сказал, что ему пришла повестка с военкомата! Его хотят забрать в армию-ю-ю! Что я буду делать одна, когда рожу-у-у!
Готовящийся стать отцом, юный муж тоже растерялся, и, поддавшись эмоциям, как ребёнок, убежал к дальним родственникам, прятаться от работников военкомата. И по этой причине перестали видеть его как Лариса, так и работники охранной фирмы, где Андрей должен был выполнять свои профессиональные обязанности. И его за прогулы оттуда уволили. А их квартирная хозяйка, не видя ни жильцов, ни денег за квартиру, тут же пустила в свою квартиру других жильцов. И потому Ларисе-медсестре, когда у неё надобность лежать на сохранении прошла, выписаться из роддома было некуда. И она опять тупо страдала от невесть откуда взявшейся очередной безысходности.
Но, на её счастье, в 94-ом году в Молдове рожать стало не модно, и, рассчитанные на социализм, роддома пустовали. И медики роддома, из цеховой солидарности, почти весь срок вынашивания держали Ларису на сохранении. И не потому, что её беременности что-то грозило, а потому, что ей негде было жить. Потом Андрей, поумнев с чьей-то помощью, сходил в военкомат. Там он долго препирался, но справка из роддома сделала своё дело, и ему дали отсрочку. И, когда Лариса-медсестра, наступая на головы своим несчастьям, дошла таки до родов, и родила дочь Анжелу, роддом простился с этой героической женщиной с уверенностью, что все её несчастья остались в прошлом.
Когда эту историю рассказывала мне жена, лежавшая в этом роддоме с ней на сохранении, в разговор вмешалась другая беременная со своим рассказом.
Год назад она возвращалась в Кишинёв из гостей в Кагуле на междугороднем автобусе. Её рейс был последним, но на посадке полусонных пассажиров взбудоражила какая-то женщина своим жалобным громким голосом. Она как одержимая доказывала водителю, что ей обязательно надо уехать в Кишинёв этим рейсом, что она стояла полчаса в очереди, но ей не хватило билетов. Водитель долго отказывался, но женщина надоедала и он согласился. Но пришла перронный контролёр, и выгнала из автобуса «всех безбилетных», а таковой была эта женщина. Но пока контролёр под светом фонаря что-то писала в документе водителя, эта женщина в наглую прошмыгнула в автобус и спряталась сзади за занавеской. Автобус выехал из Кагула, но рейс этот был несчастливым. На спуске, у ехавшего за автобусом самосвала, отказали тормоза, и он долбанулся автобусу в зад. После этого ДТП автобус был в состоянии двигаться, и он довёз пассажиров в Кишинёв. Практически все они отделались «лёгким испугом», погибла только та женщина, которая пряталась за занавеской.
Кстати, этим, пусть и таким дорогостоящим «хеппиэндом», история медсестры Ларисы тоже не закончилась.
Когда её дочери Анжеле было пять лет, Лариса-медсестра зашла с ней в роддом поблагодарить врачей за их помощь в невыносимо тяжёлое для неё время вынашивания этого ребёнка. Выглядела она непривычно уверенно, будто жила как за каменной стеной. С ней был интересный мужчина, значительно старше её.
– Это мой муж, – представила его Лариса, – он бизнесмен. Правда, пока мелкий.
– А где же твой муж Андрей? – не выдержав, поинтересовались мы.
– Сразу после рождения Анжелы, Андрей уехал в Россию на заработки. Работал на стройке с бетоном. Несколько раз присылал нам деньги. Но однажды подъёмный кран подымал корыто с бетоном, и один, всего один, трос оборвался. Тонна бетона ляпнулась с высоты на Андрея. Когда его немножко отковыряли из бетона, он уже не дышал. Там мы его и похоронили. Вместе с бетоном, который к нему прилип. А когда я возвращалась с похорон, в вагоне познакомилась с Эдуардом. Потом он стал моим мужем. Он хороший. И теперь у меня нет никаких проблем. И Анжела зовёт его «папой».