Сейлор-мент. Часть 1. Глава 10

Владимир Поярков
начало http://proza.ru/2015/04/01/216

Через какое-то время белесый туман перед глазами рассеялся и я очнулась. Я увидела желтую лампу и мужчину с голубой повязкой на лице. Ясно – врач, а я лежу на носилках в карете скорой помощи. Машина слегка покачивается, значит едем в больницу. Очень тяжело дышать, словно что-то застряло в горле. Я попыталась заговорить, но изо рта вырвалось шипение, и возникла адская боль, словно я проглотила стекло.
– Тише! Тише! – закричал врач. – Вам нельзя говорить! Лежите смирно.
 Я осмотрелась и увидела сидящую рядом плачущую Юлю. Странно – неужели она умеет это делать? Всегда такая веселая… Женщина в голубом костюме, по-видимому, фельдшер, накладывала ей пластырь на щеку. Что произошло? Где Игорь? Убежал? Врач наклонился надо мной, я тут же почувствовала легкий укол в предплечье и быстро отключилась.

Светящаяся галактика над моей головой то расплывалась яркими бликами, то исчезала. Я потеряла счет времени. Запомнились только лица с повязками, тревожные и заплаканные глаза матери, ее ладонь на моих губах и просьба:
– Молчи, ничего не говори, доченька. Нельзя.
Я уже потом узнала – мне сделали три операции. Что-то упорно не хотело вставать на место. Множественные переломы хрящей гортани и разрыв трахеи могли привести к смерти, если бы я попыталась заговорить. Только на пятый день я смогла более-менее прийти в себя от наркоза. Чтобы горло не сильно саднило, я сосала через трубочку по несколько капель анальгезирующего раствора. Он не утолял жажду, но успокаивал зуд, который словно котенок царапал своими острыми коготками свежие раны. Ясность ума вернулась, но ничего нельзя: ни пить, ни есть, ни вертеть шеей. Нервы из сломанных зубов не удалили и они страшно ныли. Стоматолог придет только завтра, а сегодня нужно терпеть.
В палате со мной на соседней койке расположилась Юля Самойлова. Она почти здорова, не считая небольшого пореза на щеке возле глаза и перемотанного бинтами запястья. Тогда почему она здесь?
– Представляешь, – рассказала Юлька, когда я ее об этом спросила, – начальник наш, полковник Корягин, влетел в палату узнать, как ты себя чувствуешь. ЧП ведь – нападение на полицейского, с тяжкими последствиями. А маманя твоя сидела рядом с тобой. Увидела его и как бросится наперерез с криком: «Где охрана для моей дочери? Если бы ваша дочь или сын попали в больницу, здесь бы спецназ сидел, вооруженный до зубов». Полковник отвечает: «Преступник задержан, зачем ей охрана? На нее же никто не собирается нападать». А мама твоя не унимается, орет: «У нас прокурор знакомый! Я вам устрою!». Фильмов, видать, насмотрелась… Короче, он сдался, и меня назначили тебя охранять. Я теперь как бы на посту. Этот придурок порезал мне руку, но несильно. Ловкий гад, спортсмен наверно… Я сюда  койку перетащила, будем вместе еще дней пять точно, больше не разрешат.
Я улыбнулась и показала глазами на блокнот. Юля поняла и подала его мне. Завтра мама привезет мой планшет. На нем удобнее писать просьбы.
«Мамуся – она такая. А ты молодец!» –  написала я на листочке и показала Юле.

Теперь мне известно, что произошло после того, как я потеряла сознание. Юля в тот день не только проспала, но и вдобавок накануне забыла выключить на ночь ближний свет в машине. Разумеется, аккумулятор разрядился полностью. Пока она бегала и искала у кого «прикурить», прошло почти полчаса. Она подъехала к подъезду, но никого не увидела, хотя, по ее подсчетам, я давно должна была выйти. Юля подождала немного и отправилась на поиски. Я не сообщила, в какой квартире буду находиться, поэтому она позвонила мне по мобильному телефону. Я не отвечала. Она быстро пробежалась по этажам третьего подъезда. Везде полная тишина. Юля уже подумывала, что я, не дождавшись ее, ушла в штаб пешком, но на всякий случай пошла во второй подъезд и набрала мой номер еще раз. Дойдя до двадцать девятой квартиры, она услышала шум. Прислонила ухо к двери, а за ней – хрип, звуки борьбы и звонящий сотовый. Она не растерялась и с размаху толкнула дверь, которая и долбанула меня по голове. Я моментально отключилась. А Юля, увидев пытающегося придушить меня Балакова, сразу кинулась на него. Он вскочил, побежал на кухню и схватил нож. Но Юля это не я…
–  … перед моим носом ножом махал, но я сумела его разоружить. Бороться со мной вздумал – смешно. Этого он совсем не умеет делать. В общем, я свалила его, замотала руки полотенцем, вызвала скорую и наших. Потом отыгралась на нем по полной программе. Он словно червяк извивался. Пинаю его, а сама реву, жалко мне подругу терять. Я думала, он тебя убил. Ты лежала на полу, лицо все в крови и не шевелилась, – рассказывала мне Юля.
В два часа дня во время «тихого часа» в палату неожиданно вошли сразу четыре человека: врач, полковник Корягин в форме и двое в штатском, по-видимому, следователи. Я пока не всех полицейских знала в лицо. Один светловолосый, а второй брюнет с усиками, похожий на армянина. У всех на плечах накинуты белые халаты.
– Мне до лампочки ваше звание и должность, полковник. Я требую, чтобы вы покинули помещение, – ругался врач, пытаясь остановить их и не дать возможности подойти ко мне. – У пациентки еще отек не сошел. Мы проделали на операционном столе ювелирную работу, и я не хочу, чтобы она пошла насмарку. Пришлось делать миопластику!
Они не знали, что означало последнее слово, перепугались и нерешительно затоптались на месте.
– Но мы не можем ждать, надо всего лишь прояснить некоторые детали, – жалобно, словно школьник учителя, упрашивал Корягин.
– Максимум пять минут, – кое-как согласился врач.
Юлю попросили выйти, но она заупрямилась и сказала, что посидит на соседней койке. Я ведь не могла говорить, а она по жестам понимала мои просьбы. Полковник не стал спорить, а тем временем врач продолжал нервничать:
– Не дай бог вы ее до слез доведете!
Троица из ГУВД уселась на стулья напротив моей кровати. Лица у мужчин строгие, будто они собрались принимать экзамен по философии. Юля подбежала, поправила подушку и помогла мне приподняться повыше. Корягин поблагодарил ее и кивнул усатому следователю, чтобы тот начинал допрос.
– Лилия Сергеевна, мы зададим вам несколько вопросов. Отвечайте глазами: да – зажмуривайтесь, нет – просто смотрите, – обратился ко мне чернявый.
 Я согласно прикрыла глаза. Проще, конечно, махнуть подбородком, но пластиковый корсет, спускающийся с затылка и опоясывающий шею и горло, держал голову жестко.
– Лилия Сергеевна, вы были знакомы с Балаковым?
Я зажмурилась, но как сказать, что это не совсем знакомство? Всего лишь знала в лицо. Надо было, наверно, один глаз закрыть.
– Вы состояли с ним в близких отношениях?
Что за бред? Я смотрела прямо, не прикрывая век. Они восприняли это как отказ отвечать на вопрос.
– А Балаков утверждает, что да. Вы угрожали ему, что подбросите наркотики, если он не разведется с женой и не женится на вас?
Почему они несут непонятный вздор? От бессилия у меня началась истерика. Я ничего не могла сказать в свою защиту и застучала кулаками по кровати. Горло сдавило с такой силой, что я стала задыхаться.
– Полковник, я вас предупреждал! – рассердился врач. Через минуту он принес шприц и попытался сделать мне укол успокаивающего. Я отбивалась изо всех сил и махала руками Юле.
– Дайте ей бумагу и ручку, она сама напишет, – перевела она мои знаки.
Светловолосый следователь достал несколько чистых листов и подал мне. Я положила их на папку и принялась писать крупным почерком. Получив первый лист, все трое ринулись пожирать его жадным взором. Я не останавливаясь строчила третий… пятый… Уже на третьем они удивленно переглядывались.
Прочитав шестой лист, полковник спросил:
– А где тот ключ, который вам отдала старушка?
Я пошлепала себя по бокам, показывая тем самым, что он был в кармане плаща. Юлю в приказном порядке отправили в камеру хранения одежды за ключом.
– Полагаю, отпечатки преступника вряд ли будут на нем, – предположил усатый.
Я несколько раз моргнула. Ключик, скорее всего, выпал из рук девочки, а преступник попросту не заметил его. Светловолосый следователь недовольно покачал головой и сказал:
–  Получается, у вас не было доказательств, и вы просто спровоцировали Балакова. Он ведь не знал, что вы блефуете. Если так, то любой суд присяжных оправдает его по этому делу. Вы бы хоть разговор с ним записали, сейчас столько диктофонов миниатюрных выпускают. Можно и на смартфоны записывать, это была бы прямая улика. По-дурацки все вышло. Понимаю – молодость, неопытность, необдуманный риск. Появись Самойлова на десять секунд позже, и следующей в списке пропавших значились бы вы. А то, что вы сейчас написали, к делу вряд ли подошьешь.
Увидев испуг в моих глазах, полковник произнес успокаивающе:
– За нападение на сотрудников полиции он, конечно, получит срок. Немалый.
Корягин принялся объяснять, по какой статье привлекут Балакова и на сколько лет он, возможно, отправится за решетку. Меня это не устраивало. А кто же за девочку будет отвечать?
Пришла Самойлова и отдала следователям ключ. Слава богу, что в суматохе он не выскочил из кармана. 
– Я одного не понимаю – почему вы все-таки засомневались в версии с Холодовым и стали подозревать Балакова? Она ведь настолько идеально подходила, что никто бы не вздумал ее опровергнуть, – задал свой вопрос полковник Корягин.
«Потому что Холодов трус. А настоящий преступник был чрезвычайно хладнокровен. Это раз. Во-вторых, Холодов всю жизнь проработал столяром, а потом у него сдало сердце и стали трястись руки. Трудно представить, что он смог раздобыть редкий медицинский препарат и так аккуратно ставил уколы в вену. Чтобы точно попасть иглой в руку трехлетнему ребенку нужно мастерство опытной процедурной медсестры, настолько там тоненькие ниточки сосудов. Теперь я уверена – Холодова действительно оговорили по первому делу, и три года он просидел в колонии просто так. Боялся, что его опять осудят несправедливо. Потому и предпочел пуститься в бега»,  – написала я на листе.
– Разумное предположение, – прочитав, согласились все.
– Жаль, правды не знала. Забила бы этого мерзавца Балакова до конца, – заявила с соседней койки Юля.
– Надо было… теперь поздно… – вздохнул полковник, повернулся к Самойловой и, заметив притихшего врача, сказал грозным тоном: – Уважаемый, мне бы хотелось, чтобы в интересах дела вы не распространялись, о чем мы здесь говорили!
– Никому ни слова! – испуганно пообещал врач, поняв, что из-за забывчивости полицейских оказался невольно посвященным в тайну следствия.
– А Данилова вашего я накажу! В нашей системе кто-нибудь из руководителей обязательно должен ответить за ЧП! Выдеру как следует, даже на пенсии еще долго вспоминать будет, – вдруг разошелся начальник.
Я с силой стукнула полковника по коленке кулаком и строго пригрозила пальцем.
– А-а, жалко стало? Понял, – засмеялся Корягин, и я заметила, что у бравого полковника совсем мальчишеская улыбка.
Он достал из кармана сотовый телефон и вышел в коридор. Врач, убедившись, что со мной все в порядке, ушел вслед за ним.
– Манукян, – обратилась Юля к следователю.
– Чего, Юль? – повернулся черноусый.
– Почему в больницу к сослуживцам без передачи пришли? Товарищи называется…
– Торопились…  я понял, исправлю ошибку, – сконфузился следователь.
– То-то…
Полковник Корягин вернулся в палату.
– Заканчиваем, – сказал он. – Лейтенант Касаткина помогла нам, насколько смогла. Теперь дело за криминалистами. Будем искать улики. Я вызвал экспертов из областного управления, через два часа приедут. Ты, Володя, дуй к прокурору за ордерами на обыск. А ты, Ашот, езжай встречать гостей из города. Пусть каждый миллиметр просмотрят. Уже пять дней потеряли…  А я тут минут десять побуду, потом в ГУВД.
Следователи собрали мои листочки, попрощались и ушли. Полковник присел рядом со мной.
– Вот так, девочки, и появляются маньяки. Пронесло – будет к следующему преступлению готовиться да еще более тщательно. А ведь Балаков примерный семьянин, на бывшей работе тоже характеризуют положительно.
Я и без него знаю: насильники вполне обычные на вид люди, а не гориллоподобные существа, вылетающие из кустов парка и нападающие на женщин в коротких юбках. Мог бы и не рассказывать. Тут я почувствовала, как по моим щекам покатились слезы. Он заметил и по-отечески произнес:
– Лилечка, ну что ты плачешь? Поправишься. Все же обошлось.
Я взяла блокнот и написала: «Она столько дней была рядом! Мы могли ее спасти! Мы могли догадаться! Мы все виноваты перед ней!»
– Могли…  а как? – развел руками Корягин.
Мне стало жаль не только Любочку, но и несчастного Холодова. Спазмы сдавили горло. Юля, почувствовав опасность, умчалась за врачом. Через полчаса я крепко заснула и не видела, как вечером приходили мама, Мария и Виталик.

Проснулась я только утром. Врачи разрешили понемногу есть и буфетчица принесла на завтрак процеженный куриный бульон. Напротив меня Юля самым бессовестным образом рвала зубами курицу, сваренную Марией, и заедала салом, принесенным Володей. Рядом лежал виноград от Манукяна и бананы – наверняка Виталькины. Он знает – я их обожаю. А я смотрела на нее завистью и с несчастным видом сосала через трубочку практически безвкусную жидкость, пытаясь унять бушующий в желудке голод.
– Вчера твои были здесь, пока ты спала. Мама так ворковала с Виталием Львовичем, сразу видно – он ей нравится. В форме, из прокурорских, это твой жених? – поинтересовалась Юля.
Я отрицательно помахала пальцем.
– Да?! А мне показалось так…
Мне не хотелось объяснять, в каких я отношениях с Виталиком. Он просто самый лучший и близкий друг. Если иногда у нас с ним что-то есть, то это ровным счетом ничего не значит. А раз маме он так нравится, то пусть за него замуж и выходит, я не запрещаю.
Позавтракав, Юля завалилась спать и громко захрапела. Я достала из тумбочки смартфон и отправила Виталику сообщение: «Я хочу жрать! Мне нельзя бананы. Привези десять банок концентрированных сливок без сахара. Заранее спасибо!». Сейчас он работе, но до вечера, думаю, успеет получить послание.
После обеда Самойлова притащила какую-то книгу, прислонила подушку к спинке кровати и погрузилась в чтение. Я постучала по тумбочке, чтобы она обратила внимание и попросила знаками показать обложку. Одного взгляда на брюнета, пылко обнимающего девушку с роскошными рыжими волосами, хватило, чтобы понять, что это любовный роман.
Я взяла блокнот и написала:
«Юленька, не порти мозги. Не читай такие книги. Отнеси назад. В них все одно и то же: сначала они встретились, потом полюбили друг друга, затем потрахались, в конце поженились. Правда, бывают исключения, не выходящие за рамки правил: они потрахались, потом полюбили друг друга, но в конце обязательно поженятся. И все это происходит на фоне нечеловеческих потуг героини понравиться мужчине своего сердца. Давай я маму попрошу, она принесет из дому отличный добротный детектив, обещаю, тебе очень понравится. Это же интересно – угадать преступника раньше, чем тебе расскажет автор».
 Я смяла вырванный листок шариком и отправила «почту» Юле. Комок бумаги попал ей в пластырь на щеке, она от неожиданности вздрогнула и, шутя, пригрозила мне пальцем.
– Мне скучно, по телевизору ничего нет путного. Она принесет завтра, а сегодня я эту почитаю, – ответила она, прочитав мое послание, и продолжила путешествие по сопливо-розовому миру.
«Противная и упрямая», – раздраженно подумала я.
Когда книга закончилась, Юля прослезилась и прочитала конец романа вслух: «Я люблю тебя и я хочу, чтобы ты стала моей женой! Услышав долгожданные слова, Маргарита охнула от счастья и обняла Гришина, скрыв его под лавиной огненных волос».
Я попыталась сплюнуть, но не получилось.
Через два дня после посещения Корягина ко мне забежал Данилов. Кивнул в знак приветствия  Юле, но так и не подошел. Злопамятный – не может простить до сих пор «вечер с голубцами».
Сев со мной рядом, он сочувствующим взглядом рассматривал корсет на шее и рассказывал, какой у него случился шок в тот день, когда я сначала позвонила ему во время совещания, а через полчаса заседание прервали срочным донесением по телефону. Начальник положил трубку и объявил: «Случилось ЧП! На нашего лейтенанта Касаткину совершено нападение. Скорая и полиция на место происшествия уже выехали».
– Я чуть со стула там не грохнулся. Меня заставили потом отчитываться, с какой целью я тебя туда послал. А я ничего объяснить не могу – ну не старушка же на тебя напала. Кстати, баба Лиза тогда услышала шум, выбежала и как увидела тебя на носилках с кровью на лице, так и упала в обморок. Пришлось и ей скорую вызывать, сейчас в кардиологии лежит. Надеюсь, обойдется. Только позавчера узнал от Корягина всю правду. До сих пор в голове не укладывается. Мне говорили, он с виду приличный мужик.
– Обвинение предъявили ему? – поинтересовалась Юля.
– Нет еще. Эксперты наши роют сразу в двух квартирах, то есть исследуют. Может что и найдется. У бабы Лизы даже ванну сняли и отправили в лабораторию. Под ванной ничего не нашли. Хорошо затер за собой следы этот гаденыш. Косвенных улик много: жена Балакова в то время была в отъезде, дети посещали пришкольный лагерь, в армии Игорь служил санитаром медсанбата,  не работал длительное время по непонятной причине. Только это все не то. Сам Балаков ушел в непробиваемое молчание. Если и говорит, то продолжает нести чушь про состояние аффекта из-за сексуальных домогательств. Он догадался, что улик нет и предъявить ему нечего, а прокололся только на том, что поверил Лиле. За два тяжких преступления ему грозит срок до пожизненного, вот и держит оборону.
 Данилов также поинтересовался, не  исчезло ли у меня желание продолжать службу участковым. Если да, то я могу уволиться, он поймет. Я ответила, что буду работать. А какой полицейский без ранений? Он пожал мой локоть и сообщил, что я молодец. Даже  подарил большие черные наручные часы.
– Спецназовские – на память, – сказал он просто.
Я была в восторге, тут же накрылась одеялом и принялась рассматривать светящиеся стрелки. Они слабо светились, но сбоку на корпусе я обнаружила дополнительную кнопку подсветки.
Я взяла блокнот и написала Данилову: «Спасибо большое и прости».
– За что?  – спросил он удивленно.
«За Холодова, ты поверил ему, а я нет», – ответила я.
– Все мы иногда ошибаемся, – вздохнул он, поднялся и ушел.

продолжение http://www.proza.ru/2015/04/08/1891