------15.03-----
***
Доброе утро, дневник. Если его можно таким назвать… Напоминаю, я – Сэмюэль Ёсикава, но в больнице меня всё чаще зовут Сэном. Почему я это пишу тебе? Я начал забываться сам, таблетки еще помогают, но боль никуда не уходит, эта ужасная боль в голове! Вчера я проснулся и не мог понять где я, совершенно не мог, а все эти сбежавшиеся медсестры и врачи показались мне очень страшными, и это в мои то почти 16 лет. Вот именно, что почти…
В нашей двухместной палате довольно тихо и спокойно, просто гробовая тишина, нет ни телевизора, ничего, только два средних по размеру комода, да сдвоенный стол у окна для занятий. От телевизора у многих здешних посетителей просто раскалывается голова, даже при выключенном состоянии, видимо психологическое внушение, но что поделать… Хотя, даже в этом жутком бело-желтом помещении, в котором я провел почти пол своей жизни, есть особое место – огромное окно от потолка и почти до самого пола.
На часах уже 6:30, сейчас, как и каждое утро, начнется утренний осмотр: измерение температуры, давления, у кого-то возьмут привычный анализ крови, сменят капельницу. Вчера этой участи я миновал, слава богу.
Дневник, знаешь, в этом тоже есть свои плюсы… Странно, да? Плюсы в опухоли мозга последней стадии, смешно, да и только. Конечно в перерывах между чарующим помутнением зрения и душераздирающей, полной экспрессии агонии боли от давления опухоли на кору головного мозга, есть и очень даже спокойные дни, которыми я просто научился наслаждаться…
Я записываю в тебя всё, абсолютно всё, что я вижу и слышу, чувствую и от чего отгораживаюсь, с детства привил себе такую привычку. Ведь я так боюсь… что от меня не останется ничего.. совершенно, даже такой простой кипы переработанной древесины, как дневник. Черт… теперь на всю страницу огромное мокрое пятно, да и чернила поплыли, прости, мой друг, прости…
На самом деле, я просто испуганный придурок, который по ночам просыпается от собственного крика, а днем терпит боль в самом сердце. Боль от того, что рядом с тобой постоянно только 2 человека – твой сосед, который может исчезнуть еще раньше, и медики, которые неустанно исподтишка говорят тебе о твоей довольно скорой кончине.
Я ненадолго оставлю тебя, пора осмотра и завтрака, да и соседка моя проснулась вновь тяжело дыша.
*** Приблизительно час спустя ***
Мои показатели, как и всегда, в норме, для такого диагноза, разумеется. Да, о моей соседке… Я писал тебе о ней, очень часто писал, да? Её зовут Ёсиока Атсуко –чистокровная японка, бойкая и даже слишком жизнерадостная для рака легких. А я законченный пессимист.
День привычно начался с «оконного» дежурства наедине с капельницей… и Атсуко. Последняя, как это часто бывает, старалась меня растормошить, но у меня очень болела голова, и я был слишком агрессивен. В итоге девушка притихла, а я был виноват, опять.
Познакомились мы с ней почти сразу после поступления в госпиталь Святой Розы, где мы и находимся по сей день. В этом госпитале не придерживаются привычных раздельных палат. «Нашим юным пациентам будет намного лучше и легче, если у них будут соседи примерно их возраста» - до сих пор помню слова главврача. Ей тогда было 7, мне 8, её просто принесли в палату после операции – удаляли очередную опухоль в легком. Да и я тогда был после химиотерапии, красавец еще тот с голой головой… Прошло еще немного времени, и она открыла глаза, совершенно ясные, не омраченные наркозом, но все же капельку сонные.
- Привет, - сказала она мне, улыбнувшись.
- П…привет…- только и произнес я. Потом мы молчали, но она то и дело поглядывала на меня и улыбалась.
Так всё и началось, так мне начала нравится девчонка по имени Атсуко, которая уже так давно живет со мной в одной палате.
*** Прошло примерно 10 часов***
Она опять начала, эта девчонка вновь начала разговор о побеге! Ох боже…Нервные клетки не восстанавливаются ведь… Я даже дословно всё запишу!
- Сэн, ну, Сэн!
- Что?
- Посмотри на меня!- пробубнила она обиженно.
- Чего?- я аж смутился немного.
- Ты что-нибудь надумал?
- По какому поводу?
- О нашем, - она уменьшила свою громкость, - побеге!
- Тише ты! Ты… как вот ты это представляешь?
- Я всё организую! Просто доверься мне и выбери день! – сияла от радости она. Но я так просто не сдаюсь.
- А как мы без лекарств, а? Ты без баллона и шагу сделать не сможешь, да и… - я осекся.. времени у нас обещанного всего ничего осталось.
- Ну и ладно… - она надулась и теперь не разговаривает со мной.
Врачи всегда «радуют» своего подопечного этакой игрой «угадай сколько осталось», надеюсь, не нужно объяснять цель игры. Дня 3 назад меня огорошили, как, впрочем и Атсуко, что жить нам осталось по 7 деньков каждому.
Видел бы ты меня тогда, я даже лекарства принимать отказался, но позже моя голова разрывалась настолько, что меня вновь отправили в интенсивную терапию, если можно так сказать. Моя соседка тоже была сама не своя, такая тихая, словно её и не было в палате весь день. Лишь ночью после отбоя мы просто лежали в своих постелях и всхлипывали, сломившись перед этой беспощадной правдой.
Сейчас я всё больше думаю об этом. Конечно мне страшно, но не смерть как факт пугает, а именно то, что идет перед ней. То самое мгновение, когда душа покидает скованное паническим страхом тело, а мышцы в твоем теле прекращают своё движение на веки, именно это для меня самое страшное. Плевать, что рядом никого не будет, плевать, что тебе не скажут ни одного правдивого доброго слова, плевать, что меня, скорее всего, будет адски ломать, как при самом сильном приступе боли. Я просто не хочу чувствовать боли… Просто… не надо.
***Прошел ровно час***
К черту всё! Нет, это не из-за приступа боли, мой друг. Совершенно нет! Мне надоели эти тетки-медсестры, который, стоит пройти мимо них с капельницей, начинают перешептываться «Ах, какой милый мальчик! Но он такой тощий…Конечно, тут же ужасное питание для них…» Ага, конечно, посмотрю я на вас, мэм, после курса химиотерапии! Черт! Я все таки агрессивный пессимист!
Прости, я сорвался, опять… уже третий раз за день, даже страничку порвал… а Атсуко со мной так и не заговорила, лишь перекинулась с кем-то смс-ми и читала книгу. Возобновляю своё «дежурство» у окна. Уже вечер и все спешат домой – конец рабочего дня. Больница Святой Розы место с 80%-ой смертностью, еще 10% умирают в своих домах, вот и всё. Здесь содержат лишь тех, у кого нет шанса на ремиссию, так что большое белое здание на окраине нашего городка давно носит славу «места, у которого тревожно даже остановиться».
А люди вновь исчезают,
Растворяясь в потоке сознанья.
Не могу я ответить вам точно
Что такое ко мне состраданье…
Мне осталось всего лишь отмерить
Те остатки цветов на палитре,
Что так трепетно жизнь подбирала
Для тех партий испорченной скрипки,
Тех несыгранных слез и отваги,
Состраданья, любви, пониманья,
В светлом омуте что похоронит
Этот всеми забытый цветок...
Опять на стихи потянуло, и опять неудачно да? Хаха... Ладно, гори оно синим пламенем. Я пол своей жизни прожил безвылазно в 4-х стенах, пора на волю! Умирающий воробей требует свободы.
- Я готов, - только и произнес я Атсуко, на что девушка вновь улыбнулась мне.
- Я знала, ты согласишься, - просияла она.
Дорогой дневник, я умру, но все же надеюсь, что я умру с улыбкой...