Глава 7. Жизнь мудра

Тамара Злобина
 Предыдущая глава: http://proza.ru/2014/04/26/1505

Я ехала домой. Заняв вторую полку купейного вагона и, отвернувшись к стене, думала, думала, думала. На душе было так неспокойно, так одиноко и так неприютно, как давно уже не было. Хорошо, что никому из купе не было до меня дела, а я тем времени предавалась своим мыслям, которые весёлыми  даже с натяжкой  назвать было нельзя.

Кляла себя за слабость и мягкотелость, призывая в сообщники остатки здравого смысла, который в последнее время явно изменял мне.
-«Почему мы всё время наступаем на одни и те же грабли? - спрашивала сама себя. -Что это: приобретённая беспечность, или природная глупость? Ну, казалось бы один раз набила на лбу огромную шишку: бежала от «счастливой семейной жизни», сломя голову, подхватив под мышки плод этой самой жизни. Всего-то и нужно было: сделать вывод, заречься от повторной ошибки — жить для себя, для сына. Ан, нет: встретила «красавца» - и вновь на знакомые грабли предательской ногой...»

-«Эх, ты, голова садовая! Снова — здорово? Стоило ему только назвать тебя царицей, и ты растаяла, как прошлогодний снег... Магия глаз, магия голоса, магия слова вновь сделали своё тёмное дело: ты потеряла голову. И результат опять банален: снова одна, снова с плодом «счастливой любви»...

Мысли человека огорчённого, расстроенного чем-то, не поддаются контролю: они текут, как река без берегов - не остановить, не успокоить... Мои мысли были подобны такой же реке: в них присутствовали и разочарование, и боль, и надежда, и мечта. В мечтах я могла всё: исправить ошибки, сделать правильный выбор, наказать обидчиков. Но только в мечтах. А на деле?

На деле же, как я не старалась, настроить себя против Александра, надеясь, что злость даст  силы и желание бороться с упадническим настроением, поможет выстоять в эти нелёгкие дни, но всё было бесполезно.
Колёса однообразно и ритмично отбивали в такт моим мыслям: ты не права... не права... не права... А затем, уже не в такт: он не виноват... не виноват он... виновата сама — сама - сама... Ты хотела этого не меньше...

Внутренний голос энергично протестовал:
-Чего — этого?! Ребёнка?!
Отвечала сама себе:
-Любви, глупая, любви!
Внутренний голос почти глумился:
-Ты что, не знаешь, что от неё дети бывают?! Или надеялась — минует?!  Что это, обычное заблуждение, или легкомысленность?...

Увы, мне нечего было ответить на это, нечем крыть. Зловредный внутренний голос казался правым, как никогда. Что же дальше?! Да, не знаю я, не знаю... Гадать бесполезно, потому что всё будет совсем не так, как я решу — это уж точно.
- Жизнь мудра. Она сама всё расставит по своим местам! Будет день - будет и пища! - решила я, и, наконец, успокоившись, заснула.

Мне снилась степь. Широкая, бескрайняя, безлюдная. На много километров  вокруг - лишь только ковыль, серебристыми волнами колыхаясь, ложился под ноги. Он что-то нашептывал, не то убаюкивая, не то желая предупредить. Но моя человеческая натура ничего не хотела слышать. Только небо, только ласковое солнце, только  белёсые волны ковыльной степи — вот всё, что мне было нужно в данный момент. И просыпаться не хотелось — даже во сне.

 
                *      *      *

После памятной ночи прошла неделя, и мы с Александром не виделись за это время ни разу. Почти неделю я пропадала у Надежды. Встретили меня с распростёртыми объятиями. Сестрички сразу повисли на моей шее с неизменными воплями:
-Наша умница пришла!... Наша красавица пришла... Курносенькая наша пришла!
И у меня уже не было  желания доказывать малышне, что ни красавица, ни умница, и уж тем более — не курносенькая. Я просто прижала девчонок к себе, вдыхая детский, чистый запах, и замерла в таком положении. А сестрички начали хохотать, видимо думая, что я собираюсь их щекотать.

Я вспоминала дом, своего упрямого сынишку, ворчливую, правильную порой до абсурда, маму. Вспоминала и улыбалась, потому что любила их, любила всех: и этих шумливых девчонок, и подругу, которою когда-то потеряла, но вновь обрела здесь. Любила и Александра — такого удивительного и такого непохожего на многих, известных мне мужчин.

Лишь в доме Надежды и Юрасика, как называет подруга мужа, я могла расслабится, могла быть самой собой - здесь было  всегда тепло и уютно.
Девчонки повисли у меня на руках и ногах, требуя довезти их до кухни, куда минуту назад скрылась их мама и откуда уже слышался её строгий голос:
-А ну-ка, подружки-хохотушки, немедленно к себе убирать  кроватки и наводить порядок!
Надежда — мама строгая, и в отличие от Юрасика, держит девчонок «в ежовых рукавицах».
И сестрички галопом унеслись в свою комнату.

А потом были новогодние праздники и мы всей  дружной компанией, оставив девчонок на попечение  старшей сестры Юрасика и её дотошного мужа Виталия, обожавшего сестричек из-за отсутствия своих детей, закатились на турбазу.  Удобств, можно сказать никаких, кроме  невзрачных коттеджей типа мотелей придорожных: всё с собой, за исключением спальных мест, камина в просторной гостинной и широкого стола с лавками вдоль оного.
Но зато природа — "высший пилотаж", как сказал один из друзей Юрасика - Анатолий.  Я так и не смогла понять кто он: не то лётчик, не то моряк, или оба два в одном флаконе.

Этот самый Анатолий оказался холостяком,  да к тому же очень компанейским парнем. Он умел практически всё: и картошка на углях, и шашлык, и костёр — до небес и песни под гитару.  Удивительно, как женщины до сих не расхватали его.  Возможно потому, что этот компанейский парень слегка злоупотребляет горячительными напитками. Впрочем, даже тогда он не теряет контроля над собой. Хотя пару раз делал попытки «охмурить», узнав, что и я - свободна «как морской ветер», но все его ухаживания разбились о мою холодность, как о «неприступный утёс».

Издержки цивилизации окупились весёлой дружной компанией, дымком костра, прогулками  вдоль побережья Японского моря. Занесло  же в такое место, где минимум цивилизации и максимум  простора и воздуха. Дышалось легко, вольготно — даже через чур легко.  А пробежки по берегу моря, где поневоле пришлось дышать всей грудью, дали о себе знать уже после  возвращения.

Уже вечером у меня подскочила температура. И Надежда ворчала, ставя мне компресс на горло,  и заставляя выпить лекарство от простуды:
-Ну, вот, видишь, подружка, я оказалась права!  А то: домой, домой! Хорошо мы тебя не отпустили... Как бы ты одна в продуваемой ветрами квартире? Последний этаж, угловая... Вот же угораздило снять такую! Каждый день на работу на автобусе...
Столько  месяцев здесь — давно бы уже перебрались во Владик... Я бы помогла подыскать квартиру поблизости.
-Надежда, не преувеличивай! Квартира — как квартира. Сама знаешь: на лучшую у нас с Мариной не хватило бы средств.
-Ну, ладно, давай спи — утро вечера мудренее. Глядишь, завтра повеселее будешь выглядеть.

Но утро не принесло облегчения: голова пылала, болело горло, начался кашель. Температура перевалила за 39. И Надежда, несмотря на мои протесты, вызвала скорую.
Строгий, уже немолодой доктор, долго осматривал меня,  выслушивал своим стетоскопом, который  долго грел в руках, мои лёгкие. Потом сказал тоном, не терпящим возражений:
-Собирайтесь девушка, вам нужно ложиться в больницу.
-Что так, доктор? - забеспокоилась Надежда, глядя на него, как на Бога. -Может всё-таки можно дома?... Я могу присмотреть за больной.

-Вы, что, врач? - поинтересовался старенький доктор.
-Нет, - ответила Надя, - Но у меня дети... Я привыкла уже к всяческим болячкам.
-Что и пневмонию умеете лечить? - спросил доктор, с интересом поглядывая на мою подругу.
-Нет, - честно призналась та, - не могу.
И добавила, не теряя надежды:
-Доктор, может всё-таки это обычная простуда?
-Лучше всё же подстраховаться, - не поддался на провокацию доктор. - Одевайтесь.
-Сейчас! - метнулась  в спальную Надежда.
Вернувшись  через пару минут с сумкой в руках, она зашептала мне на ухо:
-Здесь и халат, и тапочки, и зубная щётка, паста... В общем всё, что нужно на первое время...

У меня действительно оказалась пневмония, или по народному воспаление лёгких. Вот так аукнулся Новый год: никакого удовольствия, зато проблем выше крыши.
Валялась в центральной больнице больше месяца: кажется пошла на поправку — ан нет снова рецидив.
Во время моей болезни Марина переехала к своему парню: они подали заявление в ЗАГС, и решили, не дожидаясь регистрации, начать совместную жизнь. Квартира осталась без присмотра, и Надя перевезла все мои вещи к себе. А квартирной хозяйке объявила, что мы больше не будем снимать у неё квартиру.

За время болезни  Александр ни разу не навестил меня. Я очень переживала, даже плакала в подушку, чтобы никто не видел, и это негативно сказывалось на самочувствие. Тот же самый доктор, который привёз меня в больницу, оказался лечащим врачом, ко всему ещё и заведующим отделения. Вот таким он оказался интересным, дотошным человеком: старался наладить работу везде - и в своём отделении и на скорой, обслуживающей больницу.

Игорь Петрович удивлялся тому, как медленно идёт выздоровление.
-Признавайтесь, больная, - в очередной раз, интересовался он, - вы ничего от меня не скрываете?...
-Ну, что вы, Игорь Перович, как можно? Мы вам, как батюшке на исповеди, всё — как на духу... Никаких секретов, никаких тайн.... И таблетки, и микстуры, и уколы — всё исправно, всё в срок.

По прошествии трёх недель моего лежания в палате на четыре персоны, он явился к нам  такой торжественный, словно сделал какое-то открытие и получил за него по крайней мере Нобелевскую премию.
К моей кровати он подошёл в последнюю очередь, хотя обычно она была первой. Сел на стул, пригладил свою «шикарную шевелюру», приладил стетоскоп и долго, дотошно слушал  моё сердце, грудь, спину, как-то странно поглядывая на меня и хмыкая.
Потом сказал:
-А всё-таки я оказался прав: вы скрывали от меня...
-Что скрывала, доктор? - не поняла я.
-Что вы, дорогуша, в положении!
-Как в положении? - удивилась ему в ответ, глядя на доктора во все глаза.

-Как-как? - ответил доктор. - Как обычно бывает у женщин вашего возраста.
-Этого не может быть! - не поверила я ему. - Нет же никаких признаков: ни тошноты, ни рвоты, ни отвращения к пище...
-У вас первый ребёнок — мальчик?  - деловито поинтересовался  Игорь Петрович.
-Откуда знаете, доктор?! - отреагировала я.
-А сейчас вы носите девочку! -  торжественно изрёк он. - Потому нет ни тошноты, ни рвоты. У вас, дорогуша, будет девочка...
И сердито добавил:
-Если вы, конечно, прекратите реветь по ночам в подушку!

Оправдываться не стала, не стала клясться и божиться, что больше такого не повторится - я просто растерялась от этого известия: у меня будет ребёнок - девочка.
И снова все мысли об Александре:
-Не нужны мы ему, девочка моя — не нужны... Потому и носа не кажет... Такой же, как все мужчины! И он такой же...

Надежда, услышав новость, была удивлена не  менее моего.
Ожидала от неё провокационных вопросов наподобие того: - «Когда успели?», но она посмотрев на мою «несчастную» физиономию, неожиданно выдала:
-Так-так!  Мы тут валяемся в больнице, мучаемся вместе с ребёночком, а будущий папаша — ни сном, ни духом!

-О чём ты? - пресекла я  на корню попытку подруги. - Я думаю, что Александр и понятия не имеет, куда я исчезла... Даже, если он и приходил к нам... На квартире, наверное, уже живут другие.
-И то верно! - хлопнула Надя себя ладонью по лбу. - А я на него коршуном.... Торопыга... Ну, хочешь я его разыщу.
-Не надо! - твёрдо обрубила я даже мысль о том, что нужно разыскивать мужчину, который, возможно, и слышать не захочет такую новость. Возможно, даже не поверит: одна ночь — и   ребёнок. Что-то в этом неправильное, несерьёзное, надуманное.

После выписки я ещё неделю была  на бюллетене — ходила на процедуры в поликлинику, а когда бюллетень закрыли, взяла отпуск, собрала вещички  и поехала домой.
Специально взяла билет на поезд, чтобы хорошо всё обдумать, и домой явиться уже с готовым решением. Но даже это не помогло: дорога не мобилизовала - расхолаживала, делая нестойкой, чувствительной и плаксивой. И тогда я окончательно поверила в то, что у меня будет ребёнок. Ребёнок от Александра

               
             *     *     *

Я стояла возле высокого столика на одной ножке, неторопливо попивая кофе в прикуску со свежим  коржом, пахнущим по-восточному пряно.
Открытое кафе - просто площадка с несколькими, возвышающимися столиками, и ярко-полосатым, ещё не выгоревшим на солнце тентом, дающим подвижно-колеблющуюся тень, предоставляло широкий обзор восточной панорамы.
-Как на базаре! - улыбнулась я знакомой картине. -Снуют, торопятся, что-то ищут... Или кого-то...

Я не искала. Просто стояла и наблюдала. Поезд на котором я приехала, прибыл в Ташкент с опозданием на два часа. Самолёт на котором я должна была вылететь в Наманган, уже подлетает к месту назначения, и больше сегодня рейсов не предвидится. Да и рейсовые автобусы уже отправились по маршрутам. Я, что называется, застряла в Ташкенте почти на целые сутки.

Допивая остатки кофе,  недовольно думала:
-«Какое несовременное, старомодное имя — Тамара.  Кто придумал дать своей дочери такое неподходящее имя? При первых же звуках его сразу вспоминаются строки стихотворения Михаила Юрьевича Лермонтова из школьной программы:
В глубоком ущелье Дарьяла,
Где Терек играет во мге,
Старинная башня стояла,
Темнея на чёрной скале.

В той башне, угрюмой и тесной,
Царица Тамара жила:
Прекрасна, как ангел небесный,
Как демон коварна и зла...

За отрывком должен был последовать соответствующий вывод, но сделать его я не успеваю, потому что моим вниманием завладевает мужчина, только что занявший соседний столик. Как бы сказала о нём моя мама: бравый военный в самом расцвете сил. Он коренаст и крепок. Коротко стриженые тёмные волосы, карие глаза с лёгким прищуром. Неожиданно понимаю, что эти черты мне до боли знакомы: и этот добрый взгляд, и  овал лица и даже привычка морщить лоб.

Опускаю глаза вниз не в силах выдержать его взгляда. Возникает знакомое чувство волнения: это уже было со мной. Было в прошлой жизни. Но когда, где?
Вновь поднимаю глаза и облегчённо вздыхаю: военного я больше не интересую. Он смотрит куда-то вдаль, сквозь  пёстрый людской поток, собранный капризной судьбой здесь и сейчас. У него свои думы, свои заботы — ему не до женщины с печальными глазами за соседним столиком, и я вздыхаю с облегчением.

Покончив с завтраком, не видя иного выхода, направляюсь в зал ожидания  и устраиваюсь на освободившееся место, вытянув отяжелевшие ноги. Через несколько минут бессмысленного глазения на разнопёструю публику, мой взгляд сталкивается с внимательным, почти изучающим взглядом всё того же военного, которого я встретила в кафе. Создаётся такое впечатление, что мужчина лихорадочно старается припомнить что-то и никак не может сделать это.

Сама испытываю то же чувство, которое должно по идее вылиться в единственно верное действие - шаг навстречу и вопрос:
-«Мы не встречались с вами раньше?»
Но ноги словно налиты свинцом, а смелость — на нуле. И потому действия не последовало.

    Продолжение:http://proza.ru/2019/07/27/591