В этом году, 9 мая, в день празднования семидесятилетия Великой Победы, Юлии Друниной было бы 90 лет.
А на следующий день,10 мая - она могла бы встретить девяносто первый год со дня рождения...
Юля умерла в ноябре 1991 года за рулем советской малолитражки, задохнувшись выхлопными газами, которые не имели возможность покинуть замкнутый объем гаража с плотно закрытыми воротами.
Она не умерла на войне: осколок буквально чиркнул по сонной артерии, пройдя в доле миллиметра рядом.
И она снова ушла на фронт. Воевала в 218-ой стрелковой дивизии. И вновь тяжелое ранение.
Но она опять стремится на фронт и возвращается в самоходный артполк.
Уже после тяжелой контузии ей в ноябре 1944 оглашают приговор: "...негодна к несению военной службы".
Юля умерла в перестройку.
Она самоотверженно воевала с фашистами и так же самоотверженно за три месяца до своей кончины - бросилась защищать и три ночи самоотрешенно «защищала» «Белый дом».
Отрезвление наступило, когда Юлия Владимировна поняла, что и кого она защищала!
Известно, что она плакала, прочитав в газете рассуждение о том, что если бы не победили в 1945 году, «давно бы пили прекрасное баварское пиво и не знали никаких забот».
Фактически - это была психологическая контузия и в ноябре 1991 года она объявляет себе приговор: «к служению Отечеству - непригодна» и приводит его в исполнение…
И это не самоубийство - это поступок бойца, сравнимый с направлением самолета во вражескую колонну, движущуюся на мирные города и села.
Это был последний бой солдата 218-ой стрелковой дивизии с тенями из Великой Битвы сороковых. И она без колебаний отдала в последнем бою самое дорогое, что у нее на тот момент значимого оставалась - собственную жизнь.
Юлия Владимировна умерла за рулем малолитражки, задохнувшись выхлопными газами.
Но вражеская колонна только чуть приостановилась и, проигнорировав акт самоуничтожения поэтессы, двинулась дальше, тем самым, буквально «переехав» фронтовичку.
Спустя две недели были озвучены Беловежские соглашения.
В одном из стихотворений Юля писала: - Но даже злейшему я врагу не стану желать такое: и крест поставить я не могу, и жить не могу с тоскою.
Ее стихотворение «Судный час» - судьбоносно:
Покрывается сердце инеем -
Очень холодно в судный час...
А у вас глаза как у инока -
Я таких не встречала глаз.
Ухожу, нету сил.
Лишь издали
(Все ж крещеная!)
Помолюсь
За таких вот, как вы,-
За избранных
Удержать над обрывом Русь.
Но боюсь, что и вы бессильны.
Потому выбираю смерть.
Как летит под откос Россия,
Не могу, не хочу смотреть!
И еще:
Живых в душе не осталось мест -
Была, как и все, слепа я.
А все-таки надо на прошлом - Крест,
Иначе мы все пропали.
Иначе всех изведет тоска,
Как дуло черное у виска.
Но даже злейшему я врагу
Не стану желать такое:
И крест поставить я не могу,
И жить не могу с тоскою…
А вот строки о современной любви:
Теперь не умирают от любви -
насмешливая трезвая эпоха.
Лишь падает гемоглобин в крови,
лишь без причины человеку плохо.
Теперь не умирают от любви -
лишь сердце что-то барахлит ночами.
Но "неотложку", мама, не зови,
врачи пожмут беспомощно плечами:
"Теперь не умирают от любви..."
Юлия Друнина умерла, сохранив искреннюю любовь к России:
Я пришла из школы
в блиндажи сырые,
от Прекрасной Дамы
в «мать» и «перемать».
Потому что имя
ближе, чем Россия,
Не могла сыскать…
Новому перестроечному режиму была не ко двору ее поэзия, а ее смерть останется темным пятном на их репутации.