Мама привела меня в танцевальный кружок, когда мне было пять лет. Тогда мне казалось, что я просто принцесса и что впереди будет бал и много-много шикарных красных платьев. Почему красных? Не знаю. Просто мне уже тогда нравился красный цвет. Я представляла себе как буду кружится и юбочка платья будет кружится со мной как колокольчик…
На деле все оказалось не так волшебно. Танцы, как выяснилось в процессе, это был адский труд. Мама хотела, чтобы я не просто иногда занималась, а стала профессиональной спортсменкой, поэтому танцевала я не меньше трех часов каждый день. Без выходных. С пяти лет. Детство собственно и закончилось, когда я стала танцевать, начались рабочие будни почти как у взрослых.
Хотя не буду обманывать — я не воспринимала танцы как какую-то пытку. Это было прекрасно! Сложно, но прекрасно! когда раз за разом ты пробуешь сделать какое-то па и у тебя не получается, но после сотен повторений ты вдруг прорываешь полосу неудач и добиваешься совершенства в движение — о, какой это праздник! С этим ощущением власти над своим телом ничего не сравнится…
А еще, конечно, я полюбила танцы из-за Димы. Его мама привела его к нам в танцевальную студию, когда ему едва исполнилось шесть лет. Он был худеньким, каким-то очень тихим и неуверенным в себе. Все время смотрел в пол и по-моему очень стеснялся того, что оказался на таком девчачьем сборище. Нас с Димой поставили танцевать вместе. Он наступал мне на ноги, я толкала его локтями, он ронял меня, когда мы тренировали подъемы, я бегала за ним взбешенная по всей студии. Мы много ругались и много смеялись. Мы пылали алым цветом щек, когда объявляли о наших первых победах на соревнованиях. Мы объездили за 15 лет половину мира и мы…полюбили.
Наверное, естественно, что человек, с которым ты растешь и с которым ты проводишь столько времени, вдруг однажды раскрывается для тебя как цветок, маня тебя всеми лепестками, всей своей красотой — такой знакомой и такой новой одновременно! Мы влюбились, как наверное до нас влюблялись тысячи подростков, но в отличие от многих, мы были так перегружены тренировками, что могли выражать свои чувства только в танце. Зато какие бури бушевали у нас на площадке! Какие страсти сквозили во всех наших движениях! Это была настоящая любовь — друг к другу, к музыке, к танцу.
Однажды, когда нам было чуть больше двадцати лет, перед самыми соревнованиями, когда мы в последний раз репетировали танго, я вдруг как-то в одну секунду поняла, что он меня разлюбил. Не знаю, что мне подсказало — мое сердце или его глаза, но я поняла, что все кончено. Он не смотрел на других и даже не был особо задумчив, он не был груб со мной и не говорил мне гадостей, но наша любовь в момент превратилась в только мою любовь. В зале зазвучала музыка — это был наш выход. Танго. Наверное единственный танец, который я тогда смогла бы станцевать. Ни умиротворенный вальс, ни зажигательная румба не получились бы у меня — я просто не смогла бы пошевелиться. Но танго, танго могло бы выразить мою боль и мой страх, мои ощущения, мою потерянную любовь.
Мы вышли на сцену и танцевали как никогда до или после этого. Это был разговор наших тел, наших душ, наших сердец. Зрителям и судьям казалось, что это просто красивая импровизация, но они не понимали, что этот танец был нашим последним разговором… Когда музыка стихла, зал поднялся, нам хлопали минут 15 — я никогда не видела такого, никогда не слышала стольких восторженных слов…
Я вышла в коридор, зашла в гримерную, переоделась и поехала в аэропорт. Сейчас я сижу в самолете, смотрю в окно и мне кажется, будто вся моя жизнь сжалась до размера иллюминатора. Но это только кажется, ведь совсем скоро я увижу бескрайнее голубое небо и пойму, что жизнь только начинается. Пусть и без танцев, но любовь я уверена еще будет…